За последним 119 - 13 Января 2024 - Персональный сайт

Главная » 2024 » Январь » 13 » За последним 119

21:17

За последним 119

***

===

***

===

Глава 9

Перед отлётом с виллы Скорцезе я распорядился собрать весь экипаж в кают-компании. Или в рубке — это зависело исключительно от того, с какой стороны от входа встанешь.
— Все собрались? — оглядел я присутствующих, которые в свою очередь с любопытством смотрели на меня. — У меня есть небольшое объявление по поводу предыдущих событий. Не все присутствующие видели, что происходило, но нужно, чтобы все правильно отвечали на вопросы. Капитан, скажите — может ваш компас сломаться и показывать куда-нибудь не туда?
— У нас гирокомпас, — с лёгким удивлением пояснил Наум.
— Так и что из этого следует? Гирокомпас не может сломаться? Или всё-таки может?
— Всё может сломаться, — подтвердил капитан. — У нас гирокомпас уже раз ломался. Очень сложный прибор, и не особо надёжный.
— В таком случае объясняю для всех: наш гирокомпас сломался над Польшей. Мы не сразу это заметили и поэтому сильно отклонились с маршрута. Когда мы обнаружили, что гирокомпас неисправен, и попытались найти коридор, на нас напали поляки. Мы сумели отбиться, но они повредили дирижабль. Мы переждали ночь в лесу где-то в Богемии, а затем сумели найти ориентиры и полетели в Дрезден, куда и летели с самого начала. Все всё поняли?
Экипаж закивал, но лица у всех без исключения были непонимающими.
— Вот эту историю вы и будете всем рассказывать. Детали придумаете сами. Можете врать как угодно, но основные вехи рассказа должны быть именно такими.
— А зачем нам вообще что-то рассказывать? — с недоумением задал за всех вопрос капитан.
— Мы слишком необычно отметились, — вздохнув, объяснил я. — Вы же не думаете в самом деле, что контрабандисты летают как хотят, сами по себе? У контрабандистов, как и у любых организованных преступников, всегда есть хозяева и покровители, скорее всего, из тех же польских магнатов. К этому моменту поляки уже наверняка с ними связались и выяснили, что мы не контрабандисты. Сегодня — завтра они получат информацию из ближайших портов и будут точно знать, кто мы. Лучше заранее распространить правильную версию событий, а то ещё додумаются до чего-нибудь не того.
— Так может, лучше согласовать все детали? — осторожно предложил капитан.
— Ни в коем случае, — решительно отказался я. — Всем известно, что воздушники всегда врут. Если вы будете рассказывать одинаково, все сразу же поймут, что это заготовленный рассказ. Врите побольше, просто придерживайтесь основных моментов.
— Мы не врём! — с обидой заявил Наум, и экипаж согласно закивал.
— Ну и не врите, — покладисто согласился я. — Просто добавьте немного мелких деталей. Ну, что-нибудь там про абордаж, кровавую битву, звон сабель, свистящие у виска пули, координаты клада, которые на последнем дыхании сообщил вам умирающий главарь бандитов. В общем, всё, как вы любите.
Экипаж начал переглядываться, и я понял, что заронил им в головы новые интересные идеи.
— Капитан, где-нибудь в Богемии нужно будет обязательно снять фальшивое название, — добавил я. — Прагу облетаем стороной. А в Дрездене сразу же купите новый гирокомпас.
— Они же дорогие очень, — возразил Наум.
— А что поделать? Гирокомпас на коленке не починить. Если мы заявляем, что он сломался, то должны либо отдать его в починку, либо купить новый. А мастер сразу определит, что наш гирокомпас исправен. Поэтому мы заявляем, что нам некогда ждать, когда его починят, и покупаем новый. Будет у вас запасным.
— Понятно, — тяжко вздохнул капитан. Он явно представил, как будет обосновывать для Зайки расходы на новый гирокомпас, оттого и загрустил. Ссылка на меня ему не сильно поможет — деньги она, конечно, в конце концов даст, но душу из Наума вынет.
— Ну а раз понятно, то за работу, — подвёл итог собранию я.
* * *
В этом мире судьба Дрездена сложилась совсем иначе. За него долго вели тяжбу маркграфы Мейсен с бургграфами Дона. Городок Дрезден особым богатством не отличался, и в целом представлял собой ценность невеликую, так что тяжба была многолетней и вялотекущей. В результате бесчисленных судебных разбирательств Дрезден много раз переходил от Мейсенов к Дона и обратно, что, в общем-то, расцвету не способствовало. Каждый раз новые хозяева, здраво оценивая свои перспективы удержать город, выжимали из него всё, что возможно, так что совсем неудивительно, что горожане встретили ликованием императорский эдикт, объявивший Дрезден имперским городом и закончивший таким образом надоевшую всем тяжбу. Надоевшую всем, кроме сутяг, разумеется — они-то как раз и не считали, что шестьсот лет слишком много для судебного процесса.
Когда город, наконец, прекратили грабить временные хозяева, Дрезден начал понемногу оживать. Налаживались торговые связи, население увеличивалось, строились новые красивые здания. Конечно, прижимистым бюргерам и в голову не пришла мысль о картинных галереях и прочих бесполезных глупостях, но в купеческих строениях начало прослеживаться что-то похожее на архитектуру. Вскоре магистрату удалось подмазать правильных имперских чиновников, и город получил разрешение на проведение ярмарок. К тому времени лейпцигская ярмарка была в самом расцвете, и мало кто верил, что Дрездену удастся потеснить Лейпциг, но дрезденские купцы совершили невозможное и всего лет за двадцать сумели замкнуть на себя значительную часть торговли с Польшей. Маркграф Мейсенский скрипел зубами, но сделать ничего не мог — к тому времени пфальцграф[21] Саксонский, по слухам, крепко поссорившийся с курфюрстом, сделал Дрезден своей резиденцией и столицей пфальцграфства.

[21 — Пфальцграф — имперский чиновник, управляющий имуществом императора в какой-либо области. В данном случае — в курфюршестве Саксонском и маркграфстве Мейсен.]

Одним словом, здешний Дрезден был совсем непохож на Дрезден Августа Саксонского из того мира, и вместо причудливого барокко щеголял тяжеловесным купеческим стилем, а скорее даже отсутствием какого-либо определённого стиля. С другой стороны, этот Дрезден был изрядно побогаче того, и его не превращали в груду камней англичане. Лично я на месте дрезденцев тоже предпочёл бы обойтись без оперы.
Расстояния в Европе смешные, и мы прибыли в Дрезден ещё до обеда. Капитан авторитетно заявил, что хлопоты с гироскопом и дырой в обшивке затянутся как минимум до позднего вечера, так что ночевать нам придётся здесь. Ленка немедленно оживилась — ванные комнаты никогда не были сильной стороной курьерских дирижаблей, обычно дело там ограничивалось примитивным душем с жёстким нормированием воды. Я и сам был рад возможности немного отдохнуть от спартанских условий, так что после завершения таможенных формальностей мы немедленно отбыли в лучшую гостиницу, без особой фантазии названную «Саксонией».
— Какая безвкусица, — поморщилась Ленка, разглядывая из окна наёмного лимузина особняки на главной улице.
— Купеческий город, что ты хочешь, — пожал я плечами. — Им главное, чтобы выглядело дороже, чем у соседа.
— Не люблю я торгашей, — пожаловалась она.
— Тогда тебе вряд ли кто-то здесь понравится, — хмыкнул я. — Они здесь все торгаши, даже дворяне. Саксонцы давно уже не саксы, все те свирепые германцы остались далеко в прошлом. Даже бельги уж на что были дикарями, и те сейчас воюют исключительно кошельками.
— Почему это вдруг дворяне здесь торгаши? — недоверчиво спросила Ленка. — У нас вот дворяне не торгуют.
— У нас запрещено, вот и не торгуют, а так тоже бы в торговлю ударились. Князь наш сознательно отделяет тех, кто правит, от тех, кто торгует. Драгана как-то мельком сказала мне, почему — князь считает, что чем больше торгаши пролезают во власть, тем больше государственные интересы подменяются личной выгодой. И ты знаешь, я с ним согласен.
— Ты считаешь, что владение заводом чем-то лучше владения лавкой?
— Я считаю, что создание материальных ценностей в целом является более достойным занятием, чем распределение ценностей, созданных другими. Психология очень сильно отличается. Торговец настроен на быструю прибыль, а если быстрой прибыли нет, он тут же переориентируется на что-то другое, где она есть. А промышленнику приходится думать на годы, а то и на десятилетия вперёд. Психология торговца совсем не сочетается с управлением государством, а вот психология промышленника гораздо ближе.
Если задуматься, то так оно и есть, примеров хватает. Взять хотя бы Венецию — на пике своего могущества она решала судьбы народов, но сменилась конъюнктура, сместились торговые пути, и падение её было таким же стремительным, как и взлёт. На спекуляции нельзя построить фундамент государства, а из спекулянта не выйдет великого государственника.
— И всё же промышленник точно так же работает ради прибыли, — упрямо сказала Ленка.
— Даже не стану спорить, — согласился я. — Это вариант неидеальный, но что поделать? Далеко не все дворяне могут быть воинами или владетелями, но им тоже надо дать возможность зарабатывать на жизнь. Производство — это приемлемый компромисс.
Ленка недоверчиво хмыкнула, но спорить не стала, и так в молчании мы и доехали до гостиницы.
— Безвкусно, но богато, — вздохнула Ленка, обозревая золочёные барельефы на фасаде.
Номер тоже не уступал. Как когда-то очень верно заметил Аверченко о немцах: «Что нельзя позолотить, расписывается розами[22]».

[22 — Эту цитату приводил писатель Андрей Круз, но вот шутил ли так Аверченко на самом деле — непонятно. Во всяком случая, автор так и не смог найти это высказывание в сочинениях Аверченко.]

— Иди в ванную первой, Лен, а мне надо написать письмо пфальцграфу, — сказал я, с сожалением посмотрев на дверь ванной. — Только постарайся побыстрее, пожалуйста, а то мы до вечера не пообедаем.
Дела к пфальцграфу у меня никакого не было, разумеется, да и не по чину было мне обращаться к нему с делом. Будь я обычным ливонским бароном, ничего и писать бы не потребовалось, но я всё же был не совсем обычным ливонским бароном, так что стоило отметиться хотя бы формальным приветствием. Я достал из бювара лист веленевой бумаги и задумчиво покрутил в руке перо. А что я, собственно, ломаю голову? Мне от него ничего не нужно, а он вряд ли вообще обо мне слышал, так что будем проще:
«Его светлости пфальцграфу Саксонскому Иоахиму Лауку.
Ваша светлость,
Будучи проездом в столице Вашего пфальцграфства Дрездене, не могу не воспользоваться случаем выразить Вам своё глубочайшее уважение.
Искренне Ваш, Кеннер Арди барон фон Раппин»
Вот и всё, этого вполне достаточно. Я вызвал слугу, позвонив в колокольчик, и распорядился: «Доставить его светлости немедленно». Слуга поклонился и исчез.
Как я и подозревал, Ленка оккупировала ванную надолго, и когда мы, наконец, покончили со всеми делами, есть уже хотелось просто неимоверно. Однако в ресторан мы так и не попали — едва мы собрались выходить, как раздался громкий стук в дверь. На пороге возник невероятно важный слуга в ливрее и торжественно объявил: «Его светлость пфальцграф Саксонский имеет честь пригласить на обед барона фон Раппин с супругой».
Мы с Ленкой изумлённо посмотрели друг на друга. Поспешность приглашения ещё можно было объяснить — ему наверняка доложили, что мы рано утром улетаем. Но вот само приглашение объяснить было уже сложнее. С чего бы ему приглашать какого-то барона с захудалой окраины империи? Баронов в империи как мышей осенью в амбаре, а вот пфальцграфов всего пятеро, и то если считать Бургундского, от чьего пфальцграфства остался только жалкий огрызок после того, как Бургундию подгребло себе королевство франков. Наше положение в табеле о рангах настолько сильно различается, что нас, по идее, и на приём-то к нему вряд ли бы пустили.
— Мама? — полушёпотом спросила меня Ленка.
— Скорее всего, — негромко ответил я по-русски. — Хотя всё равно странно, я-то всё-таки не она. Что-то он наверняка хочет… Ведите, любезный, — уже громко сказал я слуге по-немецки.
* * *
Пфальцграф Саксонский Иоахим Лаук оказался низеньким толстячком и изрядным живчиком. Его жена Брунгильда, жизнерадостная толстушка, тоже была ему под стать, и эта живописная парочка не очень гармонировала со старым и мрачноватым замком пфальцграфов Саксонских. На обеде присутствовала ещё и дочь — бледная анемичная девица, имени которой я не разобрал. Впрочем, весь обед она просидела с отсутствующим видом, совершенно не участвуя в общей беседе, так что я прекрасно обошёлся и без её имени.
— Мне доложили, что вы путешествуете по семейным делам, барон? — несколько бесцеремонно поинтересовался Лаук после того, как мы перешли к десертам, и светская болтовня ни о чём наконец закончилась.
— Хотим посетить родственников, ваша светлость, — откликнулся я. — Пора бы нам и познакомиться, всё-таки родственники — это родственники.
— Да-да, — сочувственно покивал головой Лаук. — Прекрасно вас понимаю, барон. У меня самого есть дальние родственники в Баварии. Я о них, признаться, и думать забыл, но моя милая Брунгильда потребовала съездить и познакомиться, вот прямо вашими словами: «родственники — это родственники». И знаете что? У нас сейчас прекрасные отношения, даже думаем с ними ещё породниться. У них найдётся пара неплохих женихов для нашей дорогой Хеммы.
Теперь уже я понимающе покивал, а дочка заметно поморщилась.
— Впрочем, об этом пока рано думать, — свернул тему Лаук. — И как протекает ваше путешествие, барон? Надеюсь, без проблем?
— Отвратительно протекает, ваша светлость! Что-то у нас не заладилось, и в один прекрасный момент мы оказались где-то над Польшей вне воздушного коридора. Думаю, вам нет необходимости объяснять, что из себя представляют поляки…
— Ха! — сказал его светлость, понимающе усмехнувшись.
— Не успели мы толком понять, что делать, как сбоку возникает дирижабль, битком набитый вооружёнными до зубов негодяями, и в борт нам втыкается здоровенный гарпун! Он вылез из стены рубки почти на целый элль[23] и чуть было не ранил баронессу.

[23 — Элль (Elle) — старая немецкая мера длины. В южных немецких княжествах она равнялась примерно восьмидесяти сантиметрам.]

— Ах! — воскликнула пфальцграфиня, в ужасе прикрыв рот ладошкой, и даже анемичная дочка проявила какой-то интерес, подняв глаза от тарелки и взглянув на меня.
— Но мы отбились и улетели, — кратко подвёл я итог рассказу. — Переночевали в каком-то лесу, а утром кое-как сумели определиться по ориентирам, и добрались до Дрездена.
— Представляю, сколько страха вы натерпелись, дорогая, — сочувственно обратилась Брунгильда к Ленке.
— Немного волновалась, ваша светлость, — скромно ответила Ленка. — Но рядом с мужем я ничего не боюсь.
— О, все мы наслышаны о храбрости барона, — игриво улыбнулась мне пфальцграфиня.
Ну надо же! Оказывается, имперская верхушка наслышана о моей храбрости. Уже чувствую себя героем авантюрного романа XIX века, где благородная публика, затаив дыхание, следит за похождениями отважного барона, который самым невероятным образом выпутывается из разнообразных приключений. Всё это безумно мне льстит, но поверить в такое чудо я решительно не в состоянии. Если пфальцграф обо мне знает, значит, он с какой-то целью мною интересовался.
— Да вы просто образец скромности, барон, — шутливо погрозил мне пальцем Лаук. — Мне уже доложили, что рассказывают ваши люди. Говорят, там был абордаж, и вы в кровопролитной схватке в одиночку перебили чуть ли не всех противников.
Пфальцграфиня в ужасе закатила глаза, а дочка уставилась на меня с живым интересом.
— Это же воздушники, ваша светлость! — искренне засмеялся я. — Они ещё и не то расскажут. Если бы там на самом деле случился абордаж, то мы бы с вами сейчас не разговаривали. Весь экипаж курьера — это три человека, да мы с женой. У нас не было никаких шансов отбить серьёзную атаку, нас просто завалили бы телами. Так что нет, до прямой атаки дело не дошло. Мы с женой одарённые, студенты новгородского Академиума, и мы сумели отбить нападение, не доводя до сражения.
— Ах, вот как! — понимающе воскликнул пфальцграф. — Стало быть, вы, так сказать, пошли по стопам вашей матери?
— Ну, до нашей матери нам пока что очень далеко, — развёл я руками. — Впрочем, в одном мы с ней сходимся: и я, и она предпочитаем решать все вопросы мирно. Я всегда верил в то, что насилие — это наихудший вариант решения проблем, и постоянно вновь и вновь в этом убеждаюсь. Но к моему глубокому сожалению, с поляками не всегда удаётся найти мирный вариант решения.
— Верно замечено, — согласился Лаук. — Они любят при каждом удобном случае хвататься за саблю, а вот найти среди них кого-нибудь, кто умеет думать, совсем непросто.
— Имеете с ними дело, ваша светлость?
— Постоянно, — улыбнулся тот. — У нас большая торговля с Польшей. А также, кстати, с Ливонией и с Новгородом.
— По воздуху? — удивился я.
— Нет, конечно же, нет, — рассмеялся Лаук. — В основном железная дорога. В сложности воздушных путешествий через Польшу вы и сами имели возможность убедиться. Хотя справедливости ради замечу, что перевозки железной дорогой тоже не обходятся без проблем.
— В проблемах с железной дорогой мы тоже убедились лично, — заметил я.
— Убедились? — он удивлённо поднял бровь, а потом до него дошло, и он захохотал. — О да, барон, как же я мог это запамятовать!
Я скромно улыбнулся и пожал плечами.
— Кое-что мы возим и по воздуху, конечно, — сказал Лаук отсмеявшись. — В основном, разные мелочи курьерами.
— Если из Ливонии, то очевидно, янтарь, — заметил я. — Больше в Ливонии ничего маленького и ценного нет.
— Янтарь, — согласно кивнул он улыбнувшись. — Мы его здесь обрабатываем. Возможно, вы этого не знаете, но Дрезден — это центр торговли изделиями из янтаря.
Ну вот и выяснилось, куда возят янтарь ливонские контрабандисты. А заодно стало понятно, что нас вычислили сразу, как только мы приземлились в Дрездене. Надеюсь только, что никто из нападавших не выжил, а если и выжил, то не запомнил название нашего дирижабля. Будет непросто объяснить, почему принадлежащая Арди «Бодрая чайка» путешествовала над Польшей в виде какой-то непонятной «Каллиграфии».
— Но мы, кажется, уже утомили наших дам этими разговорами, — продолжил пфальцграф. — Интересуетесь оружием, барон? У меня есть неплохая коллекция старинного оружия.
— Какой мужчина не интересуется оружием? — ответил я вопросом на вопрос. Вообще-то, ответ я знаю — это я. А вот Ленка как раз оружие любит, но я предпочёл не вдаваться в занудные уточнения.
Коллекция у пфальцграфа и в самом деле была неплоха. Впрочем, судить о её качестве мне было трудно, но в любом случае она была большой. Главной трудностью для меня было не зевнуть, рассматривая все эти пищали и мушкеты, так что я усердно изображал восхищение и цокал языком, рассматривая карамультуки чудовищных калибров.
— Что вы думаете о выборах императора, барон? — как бы между делом спросил Лаук, демонстрируя мне какой-то особо хитрый курковый механизм.
— Где император, а где простой ливонский барон? — хмыкнул я. — Мне вообще-то не по чину задумываться о таких вещах, ваша светлость.
— Простому ливонскому барону и в самом деле ни к чему об этом задумываться, — с усмешкой согласился Лаук. — Но вы не простой барон, и некоторое влияние у вас имеется.
По-моему, он сильно переоценивает моё влияние. Возможно, со стороны я и кажусь чем-то бoльшим, чем я есть, но сам я насчёт своего влияния, особенно в империи, иллюзий не питаю.
— И всё же, ваша светлость, я слишком далёк от того, чтобы иметь какое-то определённое мнение. Я вполне доверяю мнению тех, кто лучше разбирается в этом вопросе.
— Счастлив это слышать, барон, — расцвёл радостной улыбкой пфальцграф. — Кардинал Скорцезе был прав, рекомендуя вас, как достойного дворянина.
Так, кажется, я только что пообещал поддерживать чьи-то начинания. Однако ловко тут у них в империи заводят молодых жеребчиков в правильное стойло.
— А позвольте поинтересоваться, барон — каких именно родственников вы собрались навестить? Арди из Меца или Арди из Трира?
— Моя прабабушка принадлежала к трирской ветви, ваша светлость, — уклончиво ответил я.
— Да-да, ужасная история, — грустно покивал он. — В своё время наделала много шума. Так уж получилось, что я знаю об этом чуть больше того, что известно публике, и позволю себе дать вам маленький совет: не пытайтесь эту историю раскопать. Правда не сделает вас счастливым.
Я в некотором замешательстве вопросительно поднял бровь, уставившись на него, а он, глядя мне в глаза, торжественно кивнул.
— Впрочем, это был глупый вопрос, — он отвёл глаза и продолжил. — Разумеется, вы вряд ли захотите поехать в Мец.
Интересные намёки. История с прабабушкой содержит какую-то тайну, а в Мец мне ехать не стоит. Надо будет вести себя там поосторожнее, чтобы не вляпаться по незнанию в какую-нибудь интригу.
— Вряд ли, — согласился я.
— Хочу вас попросить, барон, — внимательно посмотрел на меня Лаук, внезапно став серьёзным. — Поговорите со своими родственниками. Поддержка Арди была бы для нас очень ценна.
— Боюсь что-либо обещать, ваша светлость, — осторожно ответил я. — Неясно, захотят ли они выслушивать от меня какие-то советы. И кроме того, насколько я знаю, трирская ветвь переживает не лучшие времена.
— Это так, увы, — мы двинулись дальше вдоль стоек с мушкетами. — Они многое потеряли, но уважение у них осталось, и к их мнению многие прислушаются. Но вернёмся же к дамам — полагаю, они без нас уже заскучали.