Между тем с поселенцами конкурируют японцы, производящие ловлю контрабандным образом или за пошлины, и чиновники, забирающие лучшие места для тюремных ловель, и уже близко время, когда с проведением сибирской дороги и развитием судоходства слухи о невероятных богатствах рыбы и пушного зверя привлекут на остров свободный элемент; начнется иммиграция, организуются настоящие рыбные ловли, в которых ссыльный будет принимать участие не как хозяин-промышленник, а лишь как батрак, затем, судя по аналогии, начнутся жалобы на то, что труд ссыльных во многих отношениях уступает труду свободных, даже манз и корейцев; с точки зрения экономической, ссыльное население будет признано бременем для острова, и с увеличением иммиграции и развитием оседлой и промышленной жизни на острове само государство найдет более справедливым и выгодным стать на сторону свободного элемента и прекратить ссылку. Итак, рыба составит богатство Сахалина, но не ссыльной колонии {12}.
О добыче морской капусты я говорил уже при описании селения Мауки. На
этом промысле в период времени с 1 марта по 1 августа поселенец зарабатывает
от 150 до 200 рублей; треть заработка идет на харчи, а две трети ссыльный
приносит домой. Это хороший заработок, но, к сожалению, он пока возможен
только для поселенцев Корсаковского округа. Плату за труды рабочие получают
задельную, и потому размер самого заработка находится в прямой зависимости
от навыка, усердия и добросовестности, - качества, которыми обладает далеко
не всякий ссыльный, потому и не всякий ходит в Мауку {13}.
Среди ссыльных много плотников, столяров, портных и проч., но
большинство их сидит без дела или занимается хлебопашеством. Один каторжный
слесарь делает берданки и уже четыре продал на материк, другой - делает
оригинальные цепочки из стали, третий - лепит из гипса; но все эти берданки,
цепочки и очень дорогие шкатулки так же мало рисуют экономическое положение
колонии, как и то, что один поселенец на юге собирает по берегу китовую
кость, а другой - добывает трепангу. Все это случайно. Те изящные и дорогие
поделки из дерева, которые были на тюремной выставке, показывают только, что
на каторгу попадают иногда очень хорошие столяры; но они не имеют никакого
отношения к тюрьме, так как не тюрьма находит им сбыт и не тюрьма обучает
каторжных мастерствам; до последнего времени она пользовалась трудом уже
готовых мастеров. Предложение труда мастеров значительно превышает спрос.
"Тут даже фальшивых бумажек сбывать негде", - сказал мне один каторжный.
Плотники работают по 20 коп. в день на своих харчах, а портные шьют за водку
{14}.
Если теперь подвести итог доходам, какие получает в среднем ссыльный от
продажи зерна в казну, охоты, рыболовства и проч., то получится довольно
жалкая цифра: 29 руб. 21 коп. {15} Между тем каждое хозяйство должно в казну
в среднем 51 к. Так как в сумму дохода вошли также кормовые и пособия
от казны и деньги, полученные по почте, и так как доход ссыльного
составляется главным образом из заработков, которые дает ему казна, платя
ему подчас умышленно высокую цену, то добрая половина дохода оказывается
фикцией и долг в казну на самом деле выше, чем он показан. 1 неизвестную землю (лат.)
2 В своей резолюции на отчете инспектора сельского хозяйства за 1890
год начальник острова говорит: "Наконец есть документ, может быть, далеко
еще не совершенный, но основанный по крайней мере на данных наблюдения,
сгруппированных специалистом и освещенных без желания кому-нибудь
нравиться". Этот отчет он называет "первым шагом в этом направлении";
значит, все отчеты до 1890 г. писались с желанием кому-нибудь понравиться.
Далее в своей резолюции ген. Кононович говорит, что единственным источником
сведений о сельском хозяйстве на Сахалине служили до 1890 г. "праздные
измышления".
Чиновник-агроном на Сахалине называется инспектором сельского
хозяйства. Должность VI класса с хорошим окладом. После двухлетнего
пребывания на острове теперешний инспектор представил отчет; это небольшая
кабинетная работа, в которой личные наблюдения автора отсутствуют и выводы
его не отличаются определенностью, но зато в отчете излагаются вкратце
сведения по метеорологии и флоре, дающие довольно ясное представление об
естественных условиях населенной части острова. Отчет этот напечатан и,
вероятно, будет включен в литературу, относящуюся к Сахалину. Что же
касается тех агрономов, которые служили раньше, то всем им страшно не везло.
Я уже не раз упоминал о М.С. Мицуле, который был агрономом, потом стал
заведующим и в конце концов умер от грудной жабы, не дожив и до 45 лет.
Другой агроном, как рассказывают, силился доказать, что на Сахалине сельское
хозяйство невозможно, все посылал куда-то бумаги и телеграммы и тоже кончил,
по-видимому, глубоким нервным расстройством; по крайней мере о нем
вспоминают теперь как о честном и знающем, но сумасшедшем человеке. [Речь
идет о Ф.И. Ружичко, профессиональном агрономе, окончившем в 1878 г.
Петровскую земледельческую академию (нынешнюю Тимирязевскую). В1884 г.
Ружичко был назначен инспектором сельского хозяйства на Сахалине;
ознакомившись детально с местными условиями, пришел к выводу, что создание
на Сахалине сельскохозяйственной колонии невозможно. Такое заключение
Ружичко обеспокоило местное начальство, привыкшее присваивать деньги,
выделяемые правительством для сельскохозяйственного освоения Сахалина; к
тому же новый инспектор обнаружил растраты казенных средств и аферы с
"колонизационным фондом". Генерал-губернатор Восточной Сибири Анучин
запретил Ружичко критиковать сахалинские порядки и говорить о невозможности
колонизации, чтобы не вызвать "деморализации населения". Тогда агроном
обратился к Александру III, но в ответ на его телеграммы император запретил
Ружичко "отправлять телеграммы, касающиеся его личных взглядов на о.
Сахалин". Министерство государственных имуществ уволило Ружичко; для
окончательного сокрытия слухов о беззакониях новый Приамурский
генерал-губернатор Д.Н. Корф распорядился объявить его сумасшедшим и
отправить во Владивосток. (П. Еремин)] Третий "заведующий по агрономической
части", поляк, был уволен начальником острова с редким в чиновнических
летописях скандалом: приказано было выдать ему прогонные деньги в том только
случае, когда он "предъявит заключенное им условие с каюром на отвоз его до
г. Николаевска"; начальство, очевидно, боялось, что агроном, взявши
прогонные деньги, останется на острове навсегда (приказ э 349, 1888 г.). Про
четвертого агронома, немца, ничего не делавшего и едва ли понимавшего
что-нибудь в агрономии, о. Ираклий рассказывал мне, будто после одного
августовского мороза, побившего хлеб, он поехал в Рыковское, собрал там сход
и спросил важно: "Почему у вас был мороз?" Из толпы вышел самый умный и
ответил: "Не могим знать, ваше превосходительство, должно, милость божия
изволила так распорядиться". Агроном вполне удовлетворился этим ответом, сел
в тарантас и уехал домой с чувством исполненного долга.
3 "Приехавший на Сахалин новый агроном (прусский подданный), - пишет
корреспондент во "Владивостоке", 1886 г., э 43, - ознаменовал себя
устройством и открытием 1 октября сахалинской сельскохозяйственной выставки,
экспонентами которой были поселенцы Александровского и Тымовского округов, а
также казенные огороды... Выставленные поселенцами хлебные семена ничем
особенным не отличались, если не считать, что в числе семян, якобы
уродившихся на Сахалине, попадались и семена, выписанные от известного
Грачева для посева. Выставивший пшеницу поселенец Тымовского округа Сычов
при удостоверении тымовского начальства, что он имеет от нынешнего урожая
такой пшеницы 70 пудов, был уличен в обмане, то есть, что выставил пшеницу
выбранную". Об этой выставке есть и в э 50 той же газеты. "В особенности
удивило всех присутствие необыкновенных образцов овощей, например, кочан
капусты, весом в 22? ф., редька по 13 ф., картофелины в 3 фунта и т.
д. Могу смело сказать, что лучшими образцами овощей не могла бы похвалиться
центральная Европа".
4 С увеличением населения становится все труднее отыскивать удобную
землю. Приречные долины, покрытые лиственным лесом - ильмом, бояркой,
бузиной и проч., где почва глубока и плодородна, представляют редкие оазисы
среди тундр, заболочин, гор, покрытых горелым лесом, и низменностей с
хвойными лесами и с дурно пропускающею воду подпочвой. Даже на южной части
острова эти долины, или елани, чередуются с горами и трясинами, на которых
скудная растительность мало отличается от полярной. Так, вся громадная
площадь между Такойскою долиной и Маукой - местами культурными - занята
трясиной совершенно безнадежной; быть может, удастся провести по этой
трясине дороги, но изменить ее суровый климат не во власти человеческой. Как
ни велика, по-видимому, площадь Южного Сахалина, но до сих пор земли, годной
под пахотные поля, огороды и усадьбы, удалось найти только 405 дес. (приказ
э 318, 1889 г.). Между тем комиссия, с Власовым и Мицулем во главе, решавшая
вопрос о пригодности Сахалина для штрафной сельскохозяйственной колонии,
нашла, что в средней части острова земли, которую можно привести в
культурное состояние, "должно быть гораздо больше, чем 200 тысяч десятин", а
в южной части количество такой земли "простирается до 220 тысяч".
5 Подробности в "Отчете о состоянии сельского хозяйства на острове
Сахалине в 1889 г." фон Фрикена.
6 До сих пор слабо поддавался культуре почему-то только один лук.
Недостаток этого овоща в экономии ссыльного пополняется черемшой (allium
victoriale), растущею здесь на воле. Это луковичное растение с сильным
чесночным запахом когда-то у постовых солдат и ссыльных считалось верным
средством от цинги, и по тем сотням пудов, которые ежегодно заготовлялись на
зиму военной и тюремной командами, можно судить, как распространена была
здесь эта болезнь. Черемша, говорят, вкусна и питательна, но не всякому
приятен ее запах; когда не только в комнате, но даже на дворе ко мне близко
подходил человек, употребляющий в пищу черемшу, то мне становилось душно.
Как велика площадь, занимаемая на Сахалине сенокосами, еще неизвестно,
хотя в отчете инспектора сельского хозяйства и приведены цифры. Каковы бы ни
были цифры, но пока несомненно только, что далеко не всякий хозяин знает
весною, где он будет косить летом, и что сена не хватает и к концу зимы скот
тощает от недостатка корма. Лучшие покосы забирают себе те, кто сильнее, то
есть тюрьма и военные команды, поселенцам же остаются или самые дальние
покосы, или такие, где сено можно жать, а не косить. Вследствие дурно
пропускающей подпочвы здешние луга большею частью болотисты, всегда мокры, и
оттого растут на них лишь кислые злаки и осока, дающие грубое,
малопитательное сено. Инспектор сельского хозяйства говорит, что здешнее
сено по своей питательности едва ли может быть приравнено половинному
количеству обыкновенного сена; ссыльные тоже находят сено плохим, и
зажиточные не дают его чистым, а в примеси с мукой или картофелем.
Сахалинское сено совсем не имеет того приятного запаха, что наше русское.
Могут ли считаться хорошим кормовым средством те гигантские травы, которые
растут в лесных долинах и по рекам и о которых так много говорят, судить не
берусь. Кстати замечу, что семена одной из этих трав, а именно сахалинской
гречи, уже появились у нас в продаже. О том, нужно ли на Сахалине
травосеяние и возможно ли оно, в отчете инспектора сельского хозяйства не
говорится ни одного слова.
Теперь о скотоводстве. В 1889 г. одна дойная корова в Александровском и
Корсаковском округах приходилась на 272 хозяйства, а в Тымовском на З 1/3.
Почти такие же цифры показаны и для рабочего скота, то есть для лошадей и
волов, причем и на этот раз беднее всех оказывается лучший, то есть
Корсаковский округ. Впрочем, эти цифры не рисуют настоящего положения дела,
так как весь сахалинский скот распределен между хозяевами крайне
неравномерно. Все наличное количество скота сосредоточено в руках только
богатых хозяев, имеющих большие земельные участки или занимающихся
торговлей.
7 Подробности у А.М. Никольского: "Остров Сахалин и его фауна
позвоночных животных".
8 Волки держатся далеко от жилищ, так как боятся домашних животных.
Чтобы такое объяснение не показалось невероятным, я укажу на другой подобный
же пример: Буссе пишет, что айно, увидев в первый раз в жизни свиней,
испугались; да и Миддендорф говорит, что когда на Амуре в первый раз были
разведены овцы, то волки не трогали их. Дикие олени распространены особенно
на западном берегу северной части острова; здесь зимою они собираются на
тундре, весною же, по словам Глена, когда они ходят к морю, чтобы лизать
соль, их можно видеть в бесчисленном множестве стадами на широких равнинах
этой части острова. Из птиц водятся гусь, утки разных пород, белая
куропатка, глухарь, рябчик, кроншнеп, вальдшнеп; тяга продолжается до июня.
Я приехал на Сахалин в июле, когда в тайге была уже гробовая тишина; остров
казался безжизненным, и приходилось верить наблюдателям на слово, что тут
водятся камчатский соловей, синица, дрозд и чиж. Черных ворон много, сорок и
скворцов нет. Поляков видел на Сахалине только одну деревенскую ласточку, да
и та, по его мнению, попала на остров случайно, потому что заблудилась. Мне
однажды показалось, что я вижу в траве перепелку; вглядевшись попристальнее,
я увидел маленького красивого зверька, которого зовут бурундуком. В северных
округах это самое маленькое млекопитающее. По А.М. Никольскому, тут нет
домашней мыши, между тем в бумагах, относящихся еще к началу колонии, уже
упоминаются "упыл, утрус и мышеядие".
9 Один из авторов видел японскую сеть, которая "занимала в море
окружность в три версты и, прикрепленная к берегу, образовывала род мешка,
откуда постепенно вычерпывали сельдей". Буссе в своих записках говорит:
"Японские невода часты и чрезвычайно велики. Один невод окружает
пространство сажен на 70 от берега. Но каково было мое удивление, когда, не
дотащив невод сажен на 10 от берега, японцы оставили его в воде, потому что
эти 10 сажен невод до того был наполнен сельдями, что, несмотря на все
усилия 60 работников, они не могли более притянуть невод к берегу... Гребцы,
закладывая весла для гребки. выбрасывали ими по несколько сельдей и
жаловались, что они мешают грести". Ход сельди и ловля ее японцами подробно
описаны у Буссе и Мицуля.
10 "Морская газета", 1880 г., э 3.
11 Кстати сказать, на Амуре, очень богатом рыбою, рыбные промыслы
организованы довольно слабо, и, как кажется, потому, что промышленники
скупятся пригласить из России специалистов. Здесь, например, ловят во
множестве осетров, но никак не могут приготовить икру так, чтобы она
походила на русскую хотя бы по внешнему виду. Искусство здешних
промышленников остановилось на кетовых балыках и не пошло дальше. Г.Л.
Дейтер писал в "Морской газете" (1880 г., э 6), что будто бы некогда на
Амуре составилась компания рыбного промысла (из капиталистов), затеяли дело
на широких основаниях и сами себя угощали икрою, фунт которой им самим
обходился, как говорят, от 200 до 300 рублей серебром.
12 Для тех ссыльных, которые живут теперь у устьев небольших речек и у
моря, рыболовство может служить подспорьем в хозяйстве и давать некоторый
заработок, но для этого надо снабжать их хорошими сетями, селить у моря
только тех, кто и на родине жил у моря и т.д.
В настоящее время японские суда, которые являются на юг Сахалина для
ловли рыбы, платят пошлину по 7 к. с пуда золотом. Обложены пошлиной также
все продукты, приготовленные из рыбы, например, удобрительный тук,
селедочный и тресковый жир, но доход со всех этих пошлин не достигает и 20
тысяч, и это почти единственный доход, получаемый нами от эксплуатации
сахалинских богатств.
Кроме кеты, в сахалинские реки периодически заходят также родственные
ей горбуша, кунджа или гой и чевица; постоянно живут в пресных водах
Сахалина форель, щука, чебак, карась, пескарь и корюшка, которая называется
огуречником, так как сильно пахнет свежим огурцом. Из морских рыб, кроме
сельди, ловятся треска, камбала, осетр, бычок, который здесь так велик, что
глотает корюшку целиком. В Александровске один каторжный промышляет
длиннохвостыми раками, очень вкусными, которые называются здесь чиримсами
или шримсами.
Из морских млекопитающих у берегов Сахалина водятся в громадном
количестве киты, сивучи, или морские львы, тюлени и котики. Подходя на
"Байкале" к Александровску, я видел много китов, которые гуляли парочками по
проливу и резвились. Близ западного берега Сахалина возвышается над морем
одинокая скала, называемая Камнем Опасности. Очевидец, находившийся на шкуне
"Ермак" и хотевший исследовать этот камень, писал: "Еще за 1? мили от
камня нам стало очевидным, что скала занята сплошь громадными сивучами. Рев
этого громадного дикого стада поразил нас; звери достигали баснословной
величины, так что издали казались целыми скалами... Сивучи были величиною
около 2 саженей и более... Кроме сивучей, как скала, так и море вокруг камня
кишели морскими котиками" ("Владивосток", 1886 г., э 29). О том, каких
размеров могут в наших северных морях достигать китоловный и тюлений
промыслы, видно из страшной цифры, приводимой одним из авторов: по
вычислениям американских китоловных арматоров, в продолжение 14 лет (до 1861
г.) вывезено из Охотского моря жиру и уса на двести миллионов рублей (В.
Збышевский. Замечания о китоловном промысле в Охотском море. - "Морской
сборник", 1863 г. э 4). Но, несмотря на их, по-видимому, блестящее будущее,
эти промыслы не обогатят ссыльной колонии, потому именно, что она ссыльная.
По свидетельству Брэма, "охота за тюленями есть повальная, беспощадная
бойня, где грубость соединяется с совершенною бесчувственностью. Поэтому и
не говорят - охотиться за тюленями, а бить тюленей". И "самые дикие племена
поступают при этой охоте гораздо человечнее цивилизованного европейца". А
когда убивают палками котиков, то мозг брызжет во все стороны и глаза у
бедных животных выскакивают из орбит. Ссыльных, особенно тех, которые
присланы за убийство, должно беречь от подобных зрелищ.
13 Благодаря морской капусте и сравнительно мягкому климату
юго-западное побережье я считаю единственным пока местом на Сахалине, где
ссыльная колония возможна. В 1885 г. в одном из заседаний Общества изучения
Амурского края было прочитано интересное сообщение о морской капусте
теперешнего владельца промысла Я.Л. Семенова. Сообщение это напечатано во
"Владивостоке", 1885 г., ээ 47 и 48.
14 До сих пор мастера находили себе заработок только в постах у
чиновников и богатых ссыльных. К чести местной интеллигенции сказать, за
услуги мастеров она платит всегда щедро. О таких случаях, как доктор,
кладущий в околодок сапожника под видом больного, чтобы тот шил для его сына
сапоги, или чиновник, записывающий к себе в прислуги модистку, которая шьет
даром на его жену и детей, - о таких случаях говорят здесь как о печальных
исключениях.
15 По данным инспектора сельского хозяйства.
***
=== XIX
Пища ссыльных. - Что и как едят арестанты. - Одежда. - Церковь. -
Школа. - Грамотность.
Сахалинский ссыльный, пока состоит на казенном Довольствии, получает
ежедневно: 3 ф. печеного хлеба, 40 зол. мяса, около 15 зол. крупы и разных
приварочных продуктов на 1 копейку; в постный же день мясо заменяется 1
фунтом рыбы. Для определения, насколько эта дача согласуется с истинными
потребностями ссыльного, далеко не достаточно общепринятого кабинетного
приема, заключающегося в сравнительной и притом чисто внешней оценке
цифровых данных, относящихся к пищевому довольствию разных групп населения
за границей и в России. Если в саксонских и прусских тюрьмах заключенные
получают мясо только три раза в неделю, каждый раз в количестве, не
достигающем и 1/5 фунта, и если тамбовский крестьянин съедает 4 ф. хлеба в
день, то это не значит, что сахалинский ссыльный получает много мяса и мало
хлеба, а значит только, что германские тюрьмоведы боятся быть заподозренными
в ложной филантропии и что пища тамбовского мужика отличается большим
содержанием хлеба. Очень важно в практическом отношении, чтобы оценка
пищевых порционов какой-либо группы населения начиналась не с
количественного, а качественного их анализа, и при этом изучались бы
естественные и бытовые условия, при которых эта группа живет; без строгой же
индивидуализации решение вопроса будет односторонне и убедительно, пожалуй,
для одних только формалистов.
Однажды я и инспектор сельского хозяйства г. фон Фрикен возвращались из
Красного Яра в Александровск: я в тарантасе, он верхом. Было жарко, а в
тайге душно. Арестанты, работавшие на дороге между постом и Красным Яром без
шапок и в мокрых от поту рубахах, когда я поравнялся с ними, неожиданно,
приняв меня, вероятно, за чиновника, остановили моих лошадей и обратились ко
мне с жалобой на то, что им выдают хлеб, которого нет возможности есть.
Когда я сказал, что лучше бы им обратиться к начальству, то мне ответили:
- Мы говорили старшему надзирателю Давыдову, а он нам: вы - бунтовщики.
Хлеб был в самом деле ужасный. При взломе он отсвечивал на солнце
мельчайшими капельками воды, прилипал к пальцам и имел вид грязной,
осклизлой массы, которую неприятно было держать в руках. Мне было поднесено
несколько порций, и весь хлеб был одинаково недопечен, из дурно смолотой
муки и, очевидно, с невероятным припеком. Пекли его в Ново-Михайловке под
наблюдением старшего надзирателя Давыдова.
3 фунта хлеба, входящие в пищевой пай, очень часто, вследствие
злоупотреблений припеком, содержат муки гораздо меньше, чем следует по
табели {1}. Хлебопеки-каторжные в только что упомянутой Ново-Михайловке свою
порцию хлеба продавали, а сами питались избытком, который получался от
припека. В Александровской тюрьме те, которые довольствуются из котла,
получают порядочный хлеб, живущим же по квартирам выдается хлеб похуже, а
работающим вне поста - еще хуже; другими словами, хорош только тот хлеб,
который может попасться на глаза начальнику округа или смотрителю. Чтобы
увеличить припек, хлебопеки и надзиратели, прикосновенные к пищевому
довольствию, пускаются на разные ухищрения, выработанные еще сибирскою
практикой, из которых, например, обваривание муки кипятком - одно из самых
невинных; чтобы увеличить вес хлеба, когда-то в Тымовском округе муку мешали
с просеянной глиной. Злоупотребления подобного рода совершаются тем легче,
что чиновники не могут целый день сидеть в пекарне и сторожить или
осматривать каждую порцию, а жалоб со стороны арестантов почти никогда не
бывает {2}.
Независимо от того, хорош хлеб или плох, съедается обыкновенно не весь
паек. Арестант ест его с расчетом, так как, по обычаю, давно уже
установившемуся в наших тюрьмах и в ссылке, казенный хлеб служит чем-то
вроде ходячей разменной монеты. Хлебом арестант платит тому, кто убирает
камеру, кто работает вместо него, кто мирволит его слабостям; хлебом он
платит за иголки, нитки и мыло; чтобы разнообразить свою скудную, крайне
однообразную, всегда соленую пищу, он копит хлеб и потом меняет в майдане на
молоко, белую булку, сахар, водку... Кавказские уроженцы в большинстве
болеют от черного хлеба и стараются поэтому спускать его. И таким образом,
если следуемые по табели три фунта кажутся вполне достаточными в
количественном отношении, то, при знакомстве с качеством хлеба и с бытовыми
условиями тюрьмы, это достоинство пайка становится призрачным, и цифры уже
теряют свою силу. Мясо употребляется в пищу только соленое, рыба также {3};
дают их в вареном виде, в супе. Тюремный суп, или похлебка, представляет
полужидкую кашицу от разварившейся крупы и картофеля, в которой плавают
красные кусочки мяса или рыбы и которую хвалят некоторые чиновники, но сами
не решаются есть. Суп, даже тот, который варят для больных, имеет очень
соленый вкус. Ожидают ли в тюрьме посетителей, виден ли на горизонте
пароходный дымок, поругались ли в кухне надзиратели или кашевары - все это
обстоятельства, которые имеют влияние на вкус супа, его цвет и запах;
последний часто бывает противен, и даже перец и лавровый лист не помогают.
Особенно дурною славой в этом отношении пользуется суп из соленой рыбы - и
понятно почему: во-первых, этот продукт легко портится, и потому обыкновенно
спешат пускать в дело ту рыбу, которая уже начала портиться; во-вторых, в
котел поступает и та больная рыба, которую в верховьях ловят каторжные
поселенцы. В Корсаковекой тюрьме одно время кормили арестантов супом из
соленой селедки; по словам заведующего медицинскою частью, суп этот
отличался безвкусием, селедка очень скоро разваривалась на мелкие кусочки,
присутствие мелких костей затрудняло проглатывание и производило катары
желудочно-кишечного канала. Как часто арестанты выплескивают из мисок суп за
невозможностью есть его, неизвестно, но это бывает {4}.
Как едят арестанты? Столовых нет. В полдень к бараку или пристройке, в
которой помещается кухня, тянутся арестанты гусем, как к железнодорожной
кассе. У каждого в руках какая-нибудь посуда. К этому времени суп
обыкновенно бывает уже готов и, разваренный, "преет" в закрытых котлах. У
кашевара к длинной палке приделан "бочок", которым он черпает из котла и
каждому подходящему наливает порцию, причем он может зачерпнуть бочком сразу
две порции мяса или ни одного кусочка, смотря по желанию. Когда наконец
подходят самые задние, то суп уже не суп, а густая тепловатая масса на дне
котла, которую приходится разбавлять водой {5}. Получив свои порции,
арестанты идут прочь; одни едят на ходу, другие сидя на земле, третьи у себя
на нарах. Надзора за тем, чтобы все непременно ели, не продавали и не меняли
своих порций, нет. Никто не спрашивает о том, все ли обедали, не заснул ли
кто; и если тем, которые распоряжаются в кухне, сказать, что на каторге, в
среде угнетенных и нравственно исковерканных людей, немало таких, за
которыми надо следить, чтобы они ели, и даже кормить их насильно, то это
замечание вызовет только недоуменое выражение на лицах и ответ: "Не могу
знать, ваше высокоблагородие!"
Из тех, которые получают казенный пай, довольствуются из тюремного
котла только 25-40% {6}, остальным же провизия выдается на руки. Это
большинство делится на две категории: одни съедают пай у себя на квартирах
со своими семьями или половинщиками, другие, командированные на работы
далеко за пределы тюрьмы, съедают его там, где работают. Каждый рабочий из
второй категории, по окончании рабочего урока, варит для себя обед отдельно
в жестяном котелке, если не мешает дождь и если после тяжелой работы не
клонит ко сну; он устал, голоден и часто, чтобы не хлопотать долго, съедает
соленое мясо и рыбу в сыром виде. Если он уснул во время обеда, продал или
проиграл в карты свой пай, или испортилась у него провизия, размок на дожде
хлеб, то все это не касается надзора. Случается, некоторые съедают трех- и
четырехдневную дачу в один день, а затем едят только хлеб или голодают,
причем, по словам заведующего медицинскою частью, работая на берегу моря и
рек, не брезгают выброшенными ракушками и рыбой, а тайга дает различные
корни, подчас ядовитые. Работавшие в рудниках, по свидетельству горного
инженера Кеппена, ели сальные свечи {7}.
Поселенцы в первые два и редко три года по увольнении от работ получают
довольствие от казны и затем кормятся на свой счет и свой страх. Цифр или
каких-нибудь документальных данных, относящихся к питанию поселенцев, нет ни
в литературе, ни в канцеляриях; но если судить по личным впечатлениям и тем
отрывочным сведениям, какие можно собрать на месте, то главную пищу в
колонии составляет картофель. Он и еще корнеплоды, как репа и брюква, часто
бывают единственною пищей семьи в течение очень долгого времени. Свежую рыбу
едят только во время хода ее, соленая же доступна по цене только более
зажиточным {8}. О мясе и говорить нечего. Те, которые имеют коров,
предпочитают продавать молоко, чем есть его; держат они его не в глиняной
посуде, а в бутылках - признак, что оно продается. Вообще, продукты своего
хозяйства поселенец продает очень охотно, даже в ущерб своему здоровью, так
как, по его соображениям, деньги ему нужнее здоровья: не скопивши денег, не
уедешь на материк, а наесться досыта и поправить здоровье можно будет со
временем, на воле. Из некультурных растений употребляются в пищу черемша и
разные ягоды, как морошка, голубика, клюква, моховка и проч. Можно сказать,
что ссыльные, живущие в колонии, едят исключительно растительную пищу, и это
справедливо по крайней мере для громадного большинства. Во всяком случае,
пища их отличается скудным содержанием жиров, и в этом отношении они едва ли
счастливее тех, которые довольствуются из тюремного котла {9}.
Одежды и обуви арестанты, по-видимому, получают достаточно. Каторжным,
как мужчинам, так и женщинам, выдается по армяку и полушубку ежегодно, между
тем солдат, который работает на Сахалине не меньше каторжного, получает
мундир на три, а шинель на два года; из обуви арестант изнашивает в год
четыре пары чирков и две пары бродней, солдат же - одну пару голенищ и
2? подошв. Но солдат поставлен в лучшие санитарные условия, у него
есть постель и место, где можно в дурную погоду обсушиться, каторжный же
поневоле должен гноить свое платье и обувь, так как, за неимением постели,
спит на армяке и на всяких обносках, гниющих и своими испарениями портящих
воздух, а обсушиться ему негде; зачастую он и спит в мокрой одежде, так что,
пока каторжного не поставят в более человеческие условия, вопрос, насколько
одежда и обувь удовлетворяют в количественном отношений, будет открытым. Что
касается качества, то тут повторяется та же история, что с хлебом: кто живет
перед глазами у начальства, тот получает лучшее платье, кто же в
командировке, тот - худшее {10}.
Теперь о духовной жизни, об удовлетворении потребностей высшего
порядка. Колония называется исправительной, но таких учреждений или лиц,
которые специально занимались бы исправлением преступников, на Сахалине нет;
нет также на этот счет каких-либо инструкций и статей в "Уставе о ссыльных",
кроме немногих указаний на случаи, когда конвойный офицер или унтер-офицер
может употребить против ссыльного оружие или когда священник должен
"назидать в обязанностях веры и нравственности", объяснять ссыльным
"важность даруемого облегчения" и т.п.; нет на этот счет и каких-либо
определенных воззрений; но принято думать, что первенство в деле исправления
принадлежит церкви и школе, а затем свободной части населения, которая своим
авторитетом, тактом и личным примером значительно может способствовать
смягчению нравов.
В церковном отношении Сахалин составляет часть епархии епископа
камчатского, курильского и благовещенского {11}. Епископы неоднократно
посещали Сахалин, путешествуя с такою же простотой и претерпевая на пути
такие же неудобства и лишения, как обыкновенные священники. В свои приезды,
при закладке церквей, освящении различных зданий {12} и обходе тюрем, они
обращались к ссыльным со словами утешения и надежды. О характере их
направляющей деятельности можно судить по следующей выдержке из резолюции
преосвященного Гурия на одном из актов, хранящихся в корсаковской церкви:
"Если не во всех у них (то есть ссыльных) имеются вера и раскаяние, то во
всяком случае у многих, что мною лично было усмотрено; не что иное, а именно
чувство раскаяния и вера заставляли их горько плакать, когда я поучал их в
1887 и 1888 гг. Назначение тюрьмы, кроме кары за преступления, состоит и в
возбуждении нравственно добрых чувств в заключенных, особенно, чтобы они, в
такой своей участи, не дошли до совершенного отчаяния". Этот взгляд был
присущ и младшим представителям церкви; сахалинские священники всегда
держались в стороне от наказания и относились к ссыльным не как к
преступникам, а как к людям, и в этом отношении проявляли больше такта и
понимания своего долга, чем врачи или агрономы, которые часто вмешивались не
в свое дело.
В истории сахалинской церкви до сих пор самое видное место занимает о.
Симеон Казанский, или, как его называло население, поп Семен, бывший в
семидесятых годах священником анивской или корсаковской церкви. Он работал в
те еще "доисторические" времена, когда в Южном Сахалине не было дорог и
русское население, особенно военное, было разбросано небольшими группами по
всему югу. Почти все время поп Семен проводил в пустыне, передвигаясь от
одной группы к другой на собаках и оленях, 4 летом по морю на парусной лодке
или пешком, через тайгу; он замерзал, заносило его снегом, захватывали по
дороге болезни, донимали комары и медведи, опрокидывались на быстрых реках
лодки и приходилось купаться в холодной воде; но все это переносил он с
необыкновенною легкостью, пустыню называл любезной и не жаловался, что ему
тяжело живется. В личных сношениях с чиновниками и офицерами он держал себя
как отличный товарищ, никогда не отказывался от компании и среди веселой
беседы умел кстати вставить какой-нибудь церковный текст. О каторжных он
судил так: "Для создателя мира мы все равны", и это - в официальной бумаге
{13}. В его время сахалинские церкви были бедно обставлены. Как-то, освящая
иконостас в анивской церкви, он так выразился по поводу этой бедности: "У
нас нет ни одного колокола, нет богослужебных книг, но для нас важно то, что
есть господь на месте сем". Я уже упоминал о нем при описании Поповских Юрт.
Слух о нем через солдат и ссыльных прошел по всей Сибири, и поп Семен теперь
на Сахалине и далеко кругом - легендарная личность.
В настоящее время на Сахалине четыре приходских церкви: в
Александровске, Дуэ, Рыковском и Корсаковске {14}. Церкви вообще не бедны,
священникам полагается жалованья по тысяче рублей в год, в каждом приходе
есть хор певчих, поющих по нотам и одетых в парадные кафтаны. Служба бывает
только по воскресеньям и большим праздникам; накануне служат всенощную и
затем в 9 часов утра обедню; вечерни не бывает. Каких-либо особых
обязанностей, обусловленных исключительным составом населения, местные
батюшки не несут, и их деятельность так же обычна, как наших сельских
священников, то есть заключается только в церковных службах по праздникам,
требах и школьных занятиях. О каких-либо собеседованиях, увещеваниях и т.п.
мне не приходилось слышать {15}. Читать дальше ...
В ВАГОНЕ Разговорная перестрелка
-- Сосед, сигарочку не угодно ли?
-- Merci... Великолепная сигара! Почем такие за десяток?
-- Право, не знаю, но думаю, что из дорогих... га-ванна ведь! После
бутылочки Эль-де-Пердри, которую я только что выпил на вокзале, и после
анчоусов недурно выкурить такую сигару. Пфф!
-- Какая у вас массивная брелока!
... Читать дальше »
Несколько очень напряженных недель. Мы работаем день и ночь и очень торопимся. Поэтому я молчал все это время, Лори, просто не успевал делать записи. Теперь постараюсь ввести тебя в курс дела. Приготовься к длинному
и скучному монологу.
Самое главное - теперь мы со всеми ключицами, коленными чашечками, душами, потрохами и прочими пустяками полностью посвятили себя осуществлению моего бредового проекта.
К жизни такой мы пришли шаг за ...Читать дальше »
