Главная » 2022 » Февраль » 16 » Двадцать лет спустя. Александр Дюма. 007. XV. ДВА АНГЕЛОЧКА. XVI. ЗАМОК БРАЖЕЛОН. XVII. ДИПЛОМАТИЯ АТОСА.

19:31

Двадцать лет спустя. Александр Дюма. 007. XV. ДВА АНГЕЛОЧКА. XVI. ЗАМОК БРАЖЕЛОН. XVII. ДИПЛОМАТИЯ АТОСА.

***

===

ДВА АНГЕЛОЧКА

Дорога предстояла долгая, но д'Артаньяна это ничуть не тревожило: он
знал, что его лошади хорошо отдохнули у полных яслей владельца замка
Брасье. Он спокойно пустился в четырехдневный или пятидневный путь, ко-
торый ему предстояло проделать в сопровождении верного Планше.
Как мы уже говорили, оба спутника, чтоб убить дорожную скуку, все
время ехали рядом, переговариваясь друг с другом. Д'Артаньян мало-помалу
перестал держать себя барином, а Планше понемногу сбросил личину лакея.
Этот тонкий плут, превратившись в торговца, не раз с сожалением вспоми-
нал былые пирушки в пути, а также беседы и блестящее общество дворян. И,
сознавая за собой известные достоинства, считал, что унижает себя посто-
янным общением с грубыми людьми.
Вскоре он снова стал поверенным того, кого продолжал еще называть
своим барином. Д'Артаньян много лет уже не открывал никому своего серд-
ца. Вышло так, что эти люди, встретившись снова, отлично поладили между
собой.
Да и вправду сказать, Планше был неплохим спутником в приключениях.
Он был человек сметливый; не ища особенно опасностей, он не отступал в
бою, в чем д'Артаньян не раз имел случай убедиться. Наконец, он был в
свое время солдатом, а оружие облагораживает. Но главное было в том, что
если Планше нуждался в д'Артаньяне, то и сам был ему весьма полезен. Так
что они прибыли в Блуа почти друзьями.
В пути, постоянно возвращаясь к занимавшей его мысли, д'Артаньян го-
ворил, качая головой:
- Я знаю, что мое обращение к Атосу бесполезно и нелепо, но я обязан
оказать это внимание моему другу, имевшему все задатки человека благо-
родного и великодушного.
- Что и говорить! Господин Атос был истинный дворянин! - сказал План-
ше.
- Не правда ли? - подхватил д'Артаньян.
- У него деньги сыпались, как град с неба, - продолжал Планше, - и
шпагу он обнажал, словно король. Помните, сударь, дуэль с англичанами
возле монастыря кармелиток? Ах, как хорош и великолепен был в тот день
господин Атос, заявивший своему противнику: "Вы потребовали, чтобы я
назвал вам свое имя, сударь? Тем хуже для вас, так как теперь мне при-
дется вас убить". Я стоял около него и слышал все слово в слово. А его
взгляд, сударь, когда он пронзил своего противника, как заранее предска-
зал, и тот упал, не успев и охнуть! Ах, сударь, еще раз скажу: это был
истинный дворянин!
- Да, - сказал д'Артаньян, - это чистейшая правда, но один недостаток
погубил все его достоинства.
- Да, помню, - сказал Планше, - он любил выпить, или, скажем прямо,
изрядно пил. Только и пил он не как другие. Его глаза ничего не выража-
ли, когда он подносил стакан к губам. Право, никогда молчание не бывало
так красноречиво. Мне так и казалось, что я слышу, как он бормочет:
"Лейся, влага, и прогони мою печаль!" А как он отбивал ножки у рюмок или
горлышки у бутылок! В этом с ним никто бы не мог потягаться.
- Какое грустное зрелище нас ждет сегодня! - продолжал д'Артаньян. -
Благородный дворянин с гордой осанкой, прекрасный боец, так блестяще
проявлявший себя на войне, что все дивились, почему он держит в руке
простую шпагу, а не маршальский жезл, явится нам согбенным стариком с
красным носом и слезящимися глазами. Мы найдем его где-нибудь на лужайке
в саду; он взглянет на нас мутными глазами и, может быть, даже не узнает
нас. Бог свидетель, Планше, я охотно избежал бы этого грустного зрелища,
- продолжал д'Артаньян, - если бы не хотел доказать свое уважение слав-
ной тени доблестного графа де Ла Фер, которого мы так любим.
Планше молча кивнул головой; видно было, что он разделяет все опасе-
ния своего господина.
- Вдобавок ко всему, - продолжал д'Артаньян, - дряхлость, ведь Атос
теперь уже стар. Может быть, и бедность, потому что он не берег того
немногого, что имел. И засаленный Гримо, еще более молчаливый, чем
раньше, и еще более горький пьяница, чем его хозяин... Ах, Планше, все
это разрывает мне сердце!
- Мне кажется, что я уже так и вижу, как он пошатывается, едва воро-
чая языком, - с состраданием сказал Планше.
- Признаюсь, я побаиваюсь, как бы Атос, охваченный под пьяную руку
воинственным пылом, не принял бы мое предложение. Это будет для нас с
Портосом большим несчастьем, а главное, просто помехой; но мы его бросим
после первой же попойки, вот и все. Он проспится и поймет.
- Во всяком случае, сударь, - сказал Планше, - скоро все выяснится.
Мне кажется, вон те высокие стены, красные от лучей заходящего солнца,
это уже Блуа.
- Возможно, - ответил д'Артаньян, - а эти островерхие, резные колоко-
ленки, что виднеются там в лесу налево, напоминают, по рассказам, Шам-
бор.
- Мы въедем в город?
- Разумеется, чтоб навести справки.
- Советую вам, сударь, если мы будем в городе, отведать там сливок в
маленьких горшочках: их очень хвалят; к сожалению, в Париж их возить
нельзя, и приходится пить только на месте.
- Ну так мы их отведаем, будь спокоен, - отвечал д'Артаньян.
В эту минуту тяжелый, запряженный волами воз, на каких обычно возят к
пристаням на Луаре срубленные в тамошних великолепных лесах деревья, вы-
ехал с изрезанного колеями проселка на большую дорогу, по которой скака-
ли наши всадники. Воз сопровождал человек, державший в руках длинную
жердь с гвоздем на конце, этой жердью он подбадривал своих медлительных
животных.
- Эй, приятель! - окликнул Планше погонщика.
- Что угодно вашей милости? - спросил крестьянин на чистом и пра-
вильном языке, свойственном жителям этой местности и способном присты-
дить парижских блюстителей грамматики с Сорбоннской площади и Универси-
тетской улицы.
- Мы разыскиваем дом графа де Ла Фер, - сказал д'Артаньян. - Приходи-
лось вам слышать это имя среди имен окрестных владельцев?
Услыша эту фамилию, крестьянин снял шляпу.
- Бревна, что я везу, ваша милость, - ответил он, - принадлежат ему.
Я вырубил их в его роще и везу в его замок.
Д'Артаньян не желал расспрашивать этого человека. Ему было бы непри-
ятно услышать от постороннего то, о чем он говорил Планше.
"Замок! - повторил про себя Д'Артаньян. - Замок! А, понимаю. Атос шу-
тить не любит; наверно, он, как Портос, заставил крестьян величать себя
монсеньером, а свой домишко - замком. У милейшего Атоса рука всегда была
тяжелая, в особенности когда он выпьет".
Волы шли медленно. Д'Артаньян и Планше ехали позади воза. Наконец та-
кой аллюр им наскучил.
- Так, значит, эта дорога ведет в замок, - спросил Д'Артаньян погон-
щика, - и мы можем ехать по ней без риска заблудиться?
- Конечно, сударь, конечно, - отвечал тот, - можете ехать прямо,
вместо того чтоб скучать, плетясь за такими медлительными животными. Не
проедете и полумили, как увидите справа от себя замок; отсюда не видно:
тополя его скрывают. Этот замок еще не Бражелон, а Лавальер. Поезжайте
дальше. В трех мушкетных выстрелах оттуда будет большой белый дом с че-
репичной крышей, построенный на холме под огромными кленами, - это и
есть замок графа де Ла Фер.
- А как длинна эта полумиля? - спросил Д'Артаньян. - В нашей прекрас-
ной Франции бывают разные мили.
- Десять минут хода для проворных ног вашей лошади, сударь.
Д'Артаньян поблагодарил погонщика и дал шпоры коню. Потом, невольно
взволнованный при мысли, что снова увидит этого странного человека, ко-
торый его так любил, который так помог своим словом и примером воспита-
нию в нем дворянина, он мало-помалу стал сдерживать лошадь и продолжал
путь шагом, опустив в раздумье голову.
Встреча с крестьянином и его поведение дали и Планше повод к серьез-
ным размышлениям. Никогда еще, ни в Нормандии, ни во Фрапш-Копте, ни в
Артуа, ни в Пикардии, - областях, где он больше всего живал, - не встре-
чал он у крестьян такой простоты в обращении, такой степенности, такой
чистоты языка. Он готов был думать, что встретил какого-нибудь дворяни-
на, фрондера, как и он, который по политическим причинам был вынужден,
тоже как он, переменить обличие.
Возчик сказал правду: вскоре за поворотом дороги глазам путников
предстал замок Лавальер; а вдали, на расстоянии примерно с четверть ми-
ли, в зеленой рамке громадных кленов, на фоне густых деревьев, которые
весна запушила снегом цветов, выделялся белый дом. Увидев все это, Д'Ар-
таньян, которого нелегко было растрогать, ощутил в сердце своем странный
трепет: такую власть имеют над нами в течение всей пашей жизни впечатле-
ния молодости.
Планше, не имевший поводов так волноваться и удивленный возбуждением
своего барина, поглядывал то на д'Артаньяна, то на дом.
Мушкетер проехал еще несколько шагов и очутился перед решеткой, сде-
ланной с большим вкусом, который отличает металлические изделия того
времени.
За решеткой виднелись отличные огороди и довольно просторный двор,
где лакеи в разнообразных ливреях держали под уздцы горячих верховых ло-
шадей и стояла карета, запряженная парой лошадей местной породы.
- Мы сбились с дороги, или тот человек обманул нас, - сказал Д'Артаньян. - Не может быть, чтобы здесь жил Атос. Боже мой, неужели он умер
и это имение перешло к какому-нибудь из его родственников! Сойди с лоша-
ди, Планше, и пойди разузнай. Признаюсь, у меня не хватает храбрости.
Планше соскочил с лошади.
- Ты скажешь, - продолжал д'Артаньян, - что один дворянин, находящий-
ся здесь проездом, желает засвидетельствовать свое почтение графу де Ла
Фер, и если ответ будет благоприятный, тогда можешь назвать мою фамилию.
Планше, ведя лошадь под уздцы, подошел к воротам и позвонил. На зво-
нок тотчас же вышел седой лакей, несмотря на свой возраст державшийся
вполне прямо.
- Здесь живет граф де Ла Фер? - спросил Планше.
- Да, здесь, сударь, - ответил слуга, так как Планше не бы и одет в
ливрею.
- Отставной военный, не так ли?
- Совершенно верно.
- У которого был лакей по имени Гримо? - расспрашивал Планше, с обыч-
ной своей осторожностью считавший, что лишняя справка не помешает.
- Господин Гримо сейчас в отъезде, - ответил лакей, не привыкший к
подобным допросам и начинавший уже оглядывать Планше с головы до ног.
- В таком случае, - сказал радостно Планше, - я вижу, что это тот са-
мый граф де Ла Фер, которого мы ищем. Откройте мне, пожалуйста, я хотел
бы доложить графу, что мой господин, его друг, приехал сюда и желает его
видеть.
- Что же вы раньше этого не сказали? - ответил лакей, отворяя ворота.
- Но где же ваш господин?
- Он едет за мной.
Лакей отворил ворота и пропустил Планше. Тот сделал знак д'Артаньяну,
который въехал во двор, испытывая небывалое волнение.
Взойдя на крыльцо, Планше услыхал, как кто-то говорил в нижней зале:
- Где же этот дворянин? Отчего вы не проведете его сюда?
Этот голос, донесшийся до д'Артаньяна, пробудил в его сердце тысячу
ощущений, тысячу забытых воспоминаний. Он поспешно соскочил с лошади,
между тем как Планше, с улыбкой на губах, уже подходил к хозяину дома.
- Да ведь я знаю этого молодца! - сказал Атос, появляясь на пороге.
- О да, господин граф, вы меня знаете, и я также вас хорошо знаю. Я
Планше, господин граф. Планше, помните ли...
Но тут честный слуга запнулся, пораженный наружностью Атоса.
- Что? Планше? - вскричал Атос. - Неужели д'Артаньян здесь?
- Я здесь, мой друг! Я здесь, дорогой Атос! - пробормотал, чуть не
шатаясь, д'Артаньян.
Теперь и прекрасное, спокойное лицо Атоса изобразило сильное волне-
ние. Не спуская глаз с д'Артаньяна, он сделал два быстрых шага к нему
навстречу и нежно обнял его. Д'Артаньян, оправившись от смущения, в свою
очередь, сердечно, со слезами на глазах, обнял друга.
Тогда Атос, взяв его за руку и крепко сжимая ее в своей, ввел д'Ар-
таньяна в гостиную, где находилось несколько гостей. Все встали.
- Позвольте вам представить, господа, - сказал Атос, - шевалье д'Ар-
таньяна, лейтенанта мушкетеров его величества, моего искреннего друга и
одного из храбрейших и благороднейших дворян, каких я знаю.
Д'Артаньян, как водится, выслушал приветствия присутствующих, ответил
на них, как умел, и присоединился к обществу, а когда прерванный на ми-
нуту разговор возобновился, принялся рассматривать Атоса.
Странное дело! Атос почти не постарел. Его прекрасные глаза, без тем-
ных кругов от бессонницы и пьянства, казалось, стали еще больше и еще
яснее, чем прежде. Ею овальное лицо, утратив нервную подвижность, стало
величавее. Прекрасные и по-прежнему мускулистые, хотя и тонкие руки, в
пышных кружевных манжетах, сверкали белизной, как руки на картинах Тици-
ана и Ван-Дейка. Он стал стройней, чем прежде; его широкие, хорошо раз-
витые плечи говорили о необыкновенной силе. Длинные черные волосы с чуть
пробивающейся сединой, волнистые от природы, красиво падали на плечи.
Голос был по-прежнему свеж, словно Атосу было все еще двадцать пять лет.
Безупречно сохранившиеся прекрасные белые зубы придавали невыразимую
прелесть улыбке.
Между тем гости, почувствовав по чуть приметной холодности разговора,
что друзья сгорают желанием остаться наедине, стали с изысканной вежли-
востью того времени один за другим подниматься - прощанье с хозяином
всегда было важным делом у людей высшего общества. Но тут со двора пос-
лышался громкий лай собак, и несколько человек в один голос воскликнули:
- Вот и Рауль вернулся!
При имени Рауля Атос взглянул на д'Артаньяна, как бы желая подметить
любопытство, которое должно было возбудить в том это повое имя. Но Д'Ар-
таньян был так поражен всем виденным, что ничего еще толком не понимал;
поэтому он довольно безразлично обернулся, когда в гостиную вошел краси-
вый юноша лет пятнадцати, просто, но со вкусом одетый, и изящно покло-
нился, сняв шляпу с длинными красными перьями.
Тем не менее приход этого нового, совершенно неожиданного лица пора-
зил д'Артаньяна. Множество мыслей зародилось у него в уме, подсказывая
ему объяснение перемены в Атосе, казавшейся ему до сих пор необъяснимой.
Поразительное сходство Атоса с молодым человеком проливало свет на тайну
его перерождения. Д'Артаньян стал выжидать, присматриваясь и прислушиваясь.
- Вы уже вернулись, Рауль? - сказал граф.
- Да, сударь, - почтительно ответил молодой человек, - я исполнил ва-
ше поручение.
- Но что с вами, Рауль? - заботливо спросил Атос. - Вы бледны и как
будто взволнованы.
- Это потому, что с нашей маленькой соседкой случилось несчастье.
- С мадемуазель Лавальер? - живо спросил Атос.
- Что такое? - раздалось несколько голосов.
- Она гуляла со своей Марселиной в лесу, где дровосеки обтесывают
бревна; я увидел ее, проезжая мимо, и остановился. Она тоже меня увиде-
ла, хотела спрыгнуть ко мне с кучи бревен, на которую взобралась, но ос-
тупилась, бедняжка, упала и не могла подняться. Мне кажется, она вывих-
нула себе ногу.
- О, боже мой! - воскликнул Атос. - А госпожа дэ Сен-Реми, ее мать,
знает об этом?
- Нет, госпожа де Сен-Реми в Блуа, у герцогини Орлеанской. Я побоял-
ся, что девочке недостаточно хорошо оказали первую помощь, и прискакал
спросить вашего совета.
- Пошлите кого-нибудь в Блуа, Рауль! Или лучше садитесь на коня и
скачите туда сами.
Рауль поклонился.
- А где Луиза? - продолжал граф.
- Я доставил ее сюда, граф, и положил у жены Шарло, которая покамест
заставляет ее держать ногу в воде со льдом.
Это известие послужило гостям предлогом для ухода. Они поднялись и
стали прощаться с Атосом. Один только старый герцог до Барбье, двадцать
лет бывший в дружбе с семьей Лавальер, пошел навестить маленькую Луизу,
которая заливалась слезами; по, увидев Рауля, она отерла свои прелестные
глазки и сейчас же улыбнулась.
Герцог предложил отвезти ее в Блуа в своей карете.
- Вы правы, сударь, - согласился Атос, - ей лучше поскорее ехать к
матери; но я уверен, Рауль, что во всем повинно ваше безрассудство.
- Нет, сударь, клянусь вам! - воскликнула девочка, между тем как юно-
ша побледнел от мысли, что, быть может, он виновник такой беды.
- Уверяю вас, сударь... - пролепетал Рауль.
- Тем не менее вы отправитесь в Блуа, - добродушно продолжал граф, -
и попросите у госпожи де Сен-Реми прощения и себе и мне, а потом верне-
тесь обратно.
Румянец снова выступил на щеках юноши. Он спросил взглядом разрешения
у Атоса, приподнял уже юношески сильными руками заплаканную и улыбающую-
ся девочку, которая прижалась к его плечу своей головкой, и осторожно
посадил ее в карету; затем он вскочил на лошадь с ловкостью и про-
ворством опытного наездника и, поклонившись Атосу и д'Артаньяну, поска-
кал рядом с каретой, не отрывая глаз от ее окна.

XVI

ЗАМОК БРАЖЕЛОН

Д'Артаньян глядел на эту сцену, вытаращив глаза и чуть не разинув
рот: все это было так не похоже на то, чего он ожидал, что он не мог
прийти в себя от изумления.
Атос взял его под руку и увел в сад.
- Пока нам готовят ужин, вы мне позволите, не правда ли, друг мой, -
сказал он, улыбаясь, - несколько разъяснить загадку, над которой вы ло-
маете себе голову?
- Разумеется, господин граф, - сказал Д'Артаньян, вновь почувствовав
то огромное превосходство, которое Атос всегда имел над ним.
Атос поглядел на него с добродушной улыбкой.
- Прежде всего, мой милый Д'Артаньян, - сказал Атос, - здесь нет гра-
фа. Если я назвал вас шевалье, то для того лишь, чтобы представить вас
моим гостям и чтобы они знали, кто вы такой; но для вас, Д'Артаньян, на-
деюсь, я по-прежнему Атос, ваш товарищ и друг. Может быть, вы предпочи-
таете церемонность, потому что любите меня меньше, чем прежде?
- Упаси боже! - воскликнул гасконец с честным молодым порывом, кото-
рые так редки у людей зрелых.
- Ну, так вернемся к нашим старым обычаям и для начала будем откро-
венны. Вас все здесь удивляет, не правда ли?
- Чрезвычайно.
- И больше всего я сам? - с улыбкой прибавил Атос. - Признайтесь.
- Признаюсь.
- Я еще молод, не правда ли; несмотря на мои сорок девять лет, меня
все еще можно узнать?
- Напротив, - ответил д'Артаньян, готовый до конца воспользоваться
предложенной Атосом откровенностью, - вы совсем неузнаваемы.
- Понимаю! - сказал Атос, слегка покраснев. - Всему бывает конец,
д'Артаньян, и этому сумасбродству, как всему другому.
- К тому же и ваши денежные дела изменились, как мне кажется. Вы жи-
вете в довольстве, - ведь этот дом ваш, я полагаю?
- Да. Это то самое именьице, которое, как я говорил вам, досталось
мне в наследство, когда я вышел в отставку.
- У вас есть парк, лошади, охота...
Атос улыбнулся.
- В парке двадцать акров; но из них часть взята под огороды и службы.
Лошадей у меня всего две; я, понятно, не считаю кургузого конька, при-
надлежащего моему лакею. Охота ограничивается четырьмя ищейками, двумя
борзыми и одной легавой. Да и вся эта охотничья роскошь заведена не для
меня, - прибавил Атос, улыбаясь.
- Понятно, - сказал д'Артаньян, - это для молодого человека, для Рау-
ля.
И д'Артаньян с невольною улыбкой посмотрел на Атоса.
- Вы угадали, мой друг, - ответил последний.
- А этот молодой человек - ваш питомец, ваш крестник, ваш родствен-
ник, быть может? Ах, как вы переменились, мой дорогой Атос!
- Этот молодой человек, - спокойно ответил Атос, - сирота, которого
мать подкинула одному бедному сельскому священнику; я вырастил и воспи-
тал его.
- И он, вероятно, очень к вам привязан?
- Я думаю, что он любит меня как отца.
- И, конечно, исполнен признательности?
- О, что касается признательности, то она должна быть взаимной: я
обязан ему столько же, сколько он мне. Я не говорю ему этого, но вам,
д'Артаньян, скажу правду: в сущности, я в долгу у него.
- Как так? - удивился мушкетер.
- Конечно, боже мой, как же иначе! Ведь он причина перемены, которую
вы видите во мне. Я засыхал, как жалкое срубленное дерево, лишенное вся-
кой связи с землей; и только сильная привязанность могла заставить меня
пустить новые корни в жизнь. Любовница? Я был для этого стар. Друзья?
Вас уже не было со мной. И вот в этом ребенке я вновь обрел все, что по-
терял. Не имея более мужества жить для себя, я стал жить для него. Нас-
тавления полезны для ребенка, но добрый пример еще лучше. Я подавал ему
пример, д'Артаньян. Я избавился от своих пороков и открыл в себе добро-
детели, которые раньше не имел. И полагаю, что не преувеличиваю, д'Ар-
таньян. Рауль должен стать совершеннейшим дворянином, какого только наше
обнищавшее время способно породить.
Д'Артаньян смотрел на Атоса с возрастающим восхищением. Они прогули-
вались в прохладной тенистой аллее, сквозь листву которой пробивались
косые лучи заходящего солнца. Один из этих золотых лучей осветил лицо
Атоса, глаза которого, казалось, излучали такой же теплый спокойный вечерний свет.
Неожиданно д'Артаньян вспомнил о миледи.
- И вы счастливы? - спросил он своего друга.
Острый взгляд Атоса проник в самую глубину сердца д'Артаньяна и слов-
но прочел его мысли.
- Так счастлив, как только может быть участлив на земле человек. Но
договаривайте вашу мысль, д'Артаньян, ведь вы не все мне сказали.
- Вы проницательны, Атос, от вас ничего невозможно скрыть, - сказал
д'Артаньян. - Да, я хотел вас спросить, не испытываете ли вы порой вне-
запных приступов ужаса, похожих на...
- Угрызения совести? - подхватил Атос. - Я договариваю вашу фразу,
мой друг. И да и нет. Я не испытываю угрызений совести, потому что эта
женщина, как я полагаю, заслужила понесенную ею кару. Потому что, если
бы ее оставили в живых, она, без сомнения, продолжала бы свое пагубное
дело. Однако, мой друг, это не значит, чтобы я был убежден в нашем праве
сделать то, что мы сделали. Быть может, всякая пролитая кровь требует
искупления. Миледи уже поплатилась; может быть, в свою очередь, это
предстоит и нам.
- Я иногда думаю то же самое, Атос, - сказал д'Артаньян.
- У этой женщины был, кажется, сын?
- Да.
- Вы слыхали о нем что-нибудь?
- Ничего.
- Ему, должно быть, теперь двадцать три года, - прошептал Атос. - Я
часто думаю об этом молодом человеке, д'Артаньян.
- Вот странно. А я совсем забыл о нем.
Атос грустно улыбнулся.
- А о лорде Винтере вы имеете известия?
- Я знаю, что он был в большой милости у короля Карла Первого.
- И, вероятно, разделяет его судьбу, а она в настоящий момент пе-
чальна. Смотрите, д'Артаньян, - продолжал Атос, - это совершенно совпа-
дает с тем, что я сейчас сказал. Он пролил кровь Страффорда. Кровь тре-
бует крови. А королева?
- Какая королева?
- Генриетта Английская, дочь Генриха Четвертого.
- Она в Лувре, как вам известно.
- Да, и она очень нуждается, не правда ли? Вовремя сильных холодов
нынешней зимой ее больная дочь, как мне говорили, вынуждена была оста-
ваться в постели, потому что не было дров. Понимаете ли вы это? - сказал
Атос, пожимая плечами. - Дочь Генриха Четвертого дрожит от холода, не
имея вязанки дров! Зачем не обратилась она к любому из нас, вместо того
чтобы просить гостеприимства у Мазарини? Она бы ни в чем не нуждалась.
- Так вы ее знаете, Атос?
- Нет, но моя мать знавала ее ребенком. Я вам говорил, что моя мать
была статс-дамой Марии Медичи?
- Никогда. Вы ведь не любите говорить о таких вещах, Атос.
- Ах, боже мой, совсем напротив, как вы сами видите, - ответил Атос.
- Просто случая не было.
- Портос не ждал бы его так терпеливо, - сказал, улыбаясь, д'Ар-
таньян.
- У всякого свой нрав, милый д'Артаньян. Портос, если забыть о его
тщеславии, обладает большими достоинствами. Вы с ним виделись с тех пор?
- Я расстался с ним пять дней тому назад, - сказал д'Артаньян.
И тотчас же со свойственным гасконцам живым юмором он рассказал о ве-
ликолепной жизни Портоса в его замке Пьерфон. А разбирая по косточкам
Портоса, он задел два-три раза и достойного господина Мустона.
- Замечательно, - ответил Атос, улыбаясь шуткам своего друга, напом-
нившим ему их славные дни, - замечательно, что мы тогда сошлись случайно
и до сих пор соединены самой тесной дружбой, невзирая на двадцать лет
разлуки. В благородных сердцах, д'Артаньян, дружба пускает глубокие кор-
пи. Поверьте, только злой человек может отрицать дружбу, и лишь потому,
что он ее не понимает. А Арамис?
- Я его тоже видел, по он, мне показалось, был со мной холоден.
- Так вы виделись с Арамисом? - сказал Атос, пристально глядя на
д'Артаньяна. - Право же, вы предприняли паломничество по храмам дружбы,
говоря языком поэтов.
- Ну, конечно, - ответил смущенно д'Артаньян.
- Арамис, вы сами знаете, - продолжал Атос, - по природе холоден; к
тому же он постоянно запутан в интригах с женщинами.
- У него и сейчас очень сложная интрига, - заметил д'Артаньян.
Атос ничего не ответил.
"Он не любопытен", - подумал д'Артаньян.
Атос не только не ответил, но даже переценил разговор.
- Вот видите, - сказал он, обращая внимание д'Артаньяна на то, что
они уже подошли к замку. - Погуляв часок, мы обошли почти все мои владе-
ния.
- Все в них очаровательно, а в особенности то, что во всем чувствует-
ся их владелец, - ответил д'Артаньян.
В эту минуту послышался конский топот.
- Это Рауль возвращается, он нам расскажет о бедной крошке.
Действительно, молодой человек весь в пыли показался за решеткой и
скоро въехал во двор; он соскочил с лошади и, передав ее конюху, покло-
нился графу и д'Артаньяну.
- Этот господин, - сказал Атос, положив руку на плечо д'Артаньяна, -
шевалье д'Артаньян, о котором я вам часто говорил, Рауль.
- Господин д'Артаньян, - сказал юноша, кланяясь еще ниже, - граф
всегда называл мне ваше имя, когда хотел привести в пример отважного и
великодушного дворянина.
Этот маленький комплимент тронул сердце д'Артаньяна. Протягивая руку
Раулю, он отвечал:
- Мой юный друг, все такие похвалы надо обращать к графу, потому что
это он воспитал меня, и не его вина, если ученик так плохо использовал
ею уроки. Но вы его вознаградите лучше, в этом я уверен. Вы нравитесь
мне, Рауль, и ваша любезность тронула меня.
Атосу были чрезвычайно приятны эти слова; он благодарно взглянул на
д'Артаньяна, потом улыбнулся Раулю той странной улыбкой, которая застав-
ляет детей, когда они ее замечают, гордиться собой.
"Теперь, - подумал Д'Артаньян, от которого не ускользнула немая игра
их лиц, - я в этом уверен".
- Надеюсь, - сказал Атос, - несчастный случай не имел последствий?
- Еще ничего не известно, сударь. Из-за опухоли доктор ничего не мог
сказать определенного. Он опасается все-таки, не повреждено ли сухожилие.
- И вы не остались дольше у госпожи де Сен-Реми?
- Я боялся опоздать к ужину, сударь, и заставить вас ждать себя.
В эту минуту крестьянский парень, заменявший лакея, доложил, что ужин
подан.
Атос проводил гостя в столовую. Она была обставлена очень просто, но
ее окна с одной стороны выходили в сад, а с другой - в оранжерею с чу-
десными цветами.
Д'Артаньян взглянул на сервировку, - она была великолепна; с первого
взгляда было видно, что это все старинное фамильное серебро. На поставце
стоял превосходный серебряный кувшин. Д'Артаньян подошел, чтобы посмот-
реть на него.
- Какая дивная работа! - сказал он.
- Да, - ответил Атос, - это образцовое произведение одного великого
флорентийского мастера, Бенвенуто Челлини.
- А что за битву оно изображает?
- Битву при Мариньяно, и как раз то самое мгновение, когда один из
моих предков подает свою шпагу Франциску Первому, сломавшему свою. За
это мой прадед Ангерран де Ла Фор получил орден святого Михаила Кроме
того, пятнадцать лет спустя король, не забывший, что он в течение трех
часов бился шпагой своего друга Ангеррана, не сломав ее, подарил ему
этот кувшин и шпагу, которую вы, вероятно, видели у меня прежде; тоже
недурная чеканная работа. То было время гигантов. Мы все карлики в срав-
нении с теми людьми. Садитесь, д'Артаньян, давайте поужинаем. Кстати, -
обратился Атос к молодому лакею, подававшему суп, - позовите Шарло.
Паренек вышел, и спустя минуту вошел тот слуга, и которому наши путе-
шественника обратились по приезде.
- Любезный Шарло, - сказал ему Атос, - поручаю вашему особенному вни-
манию Планше, лакея господина д'Артаньяна, на все время, пока они здесь
пробудут. Он любит хорошее вино: ключи от погребов у вас. Ему часто при-
ходилось спать на голой земле, а, вероятно, он по откажется от мягкой
постели, позаботьтесь и об этом, пожалуйста.
Шарло поклонился и вышел.
- Шарло тоже милый человек, - сказал Атос. - Вот уже восемнадцать
лег, как он мне служит.
- Вы очень заботливы, - сказал д'Артаньян. - Благодарю вас за Планше,
мой дорогой Атос.
При этом имени молодой человек широко раскрыл глаза и посмотрел на
графа, не понимая, к нему ли обращается д'Артаньян.
- Это имя кажется вам странным, Рауль? - сказал, улыбаясь, Атос. -
Так звали меня товарищи по оружию. Я носил его в те времена, когда д'Ар-
таньян, еще два храбрых друга и я проявляли свою храбрость у стен Ла-Ро-
шели под начальством покойного кардинала и де Бассомпьера, ныне также
умершего. Д'Артаньяну нравится постарому звать меня этим дружеским име-
нем, и всякий раз, когда я его слышу, мое сердце трепещет от радости.
- Это имя было знаменито, - сказал д'Артаньян, - и раз удостоилось
триумфа.
- Как так, сударь? - спросил Рауль с юношеским любопытством.
- Право, я ничего не знаю об этом, - сказал Атос.
- Вы забыли о бастионе Сен-Жерве, Атос, и о той салфетке, которую три
пули превратили в знамя? У меня память получше, я все помню, и сейчас вы
узнаете об этом, молодой человек.
И он рассказал Раулю случай на бастионе, как раньше Атос рассказывал
историю своего предка.
Молодой человек слушал д'Артаньяна так, словно перед ним воочию про-
ходили подвиги из лучших времен рыцарства, о которых повествуют Тассо и
Ариосто.
- Но д'Артаньян не сказал вам, Рауль, - заметил, в свою очередь,
Атос, - что он был одним из лучших бойцов того времени: ноги крепкие,
как железо, кисть руки гибкая, как сталь, безошибочный глазомер и пла-
менный взгляд, - вот какие качества обнаруживали в нем противники! Ему
было восемнадцать лет, только на три года больше, чем вам теперь, Рауль,
когда я в первый раз увидал его в деле, и против людей бывалых.
- И господин д'Артаньян остался победителем? - спросил гоноша.
Глаза его горели и словно молили о подробностях.
- Кажется, я одного убил, - сказал д'Артаньян, спрашивая глазами Ато-
са, - а другого обезоружил или ранил, не помню точно.
- Да, вы его ранили. О, вы были страшный силач!
- Ну, мне кажется, я с тех пор не так уж ослабел, - ответил д'Ар-
таньян, усмехнувшись с гасконским самодовольством. - Недавно еще...
Взгляд Атоса заставил его умолкнуть.
- Вот вы полагаете, Рауль, что ловко владеете шпагой, - сказал Атос,
- но, чтобы вам не пришлось в том жестоко разочароваться, я хотел бы по-
казать вам, как опасен человек, который с ловкостью соединяет хладнокро-
вие. Я не могу привести более разительного примера: попросите завтра
господина д'Артаньяна, если он не очень устал, дать вам урок.
- Но, черт побери, вы, милый Атос, ведь и сами хороший учитель и луч-
ше всех можете обучить тому, за что хвалите меня. Не далее как сегодня
Планше напоминал мне о знаменитом поединке возле монастыря кармелиток с
лордом Винтером и его приятелями. Ах, молодой человек, там не обошлось
без участия бойца, которого я часто называл первой шпагой королевства.
- О, я испортил себе руку с этим мальчиком, - сказал Атос.
- Есть руки, которые никогда не портятся, мой дорогой Атос, но зато
часто портят руки другим.
Молодой человек готов был продолжать разговор хоть всю ночь, по Атос
заметил ему, что их гость, вероятно, утомлен и нуждается в отдыхе. Д'Ар-
таньян из вежливое и протестовал, однако Атос настоял, чтобы он вступил
во владение своей комнатой. Рауль проводил его туда. Но так как Атос
предвидел, что он постарается там задержаться, чтоб заставить д'Ар-
таньяна рассказывать о лихих делах их молодости, то через минуту он за-
шел за ним сам и закончил этот славный вечер дружеским рукопожатием и
пожеланием спокойной ночи мушкетеру.

XVII

ДИПЛОМАТИЯ АТОСА

Д'Артаньян лег в постель, желая не столько уснуть, сколько остаться в
одиночестве и обдумать все слышанное и виденное за этот вечер.
Будучи добрым по природе и ощутив к Атосу с первого взгляда инстинктивную привязанность, перешедшую впоследствии в искреннюю дружбу, он теперь был в восхищении, что нашел не опустившегося пьяницу, потягивающего
вино, в грязи и бедности, а человека блестящего ума и в расцвете сил. Он
с готовностью признал обычное превосходство над собою Атоса и, вместо
зависти и разочарования, которые почувствовал бы на его месте менее великодушный человек, ощутил только искреннюю, благородную радость, подкреплявшую самые радужные надежды на исход его предприятия.
Однако ему казалось, что Атос был не вполне прям и откровенен. Кто
такой этот молодой человек? По словам Атоса, его приемыш, а между тем он
так поразительно похож на своего приемного отца. Что означало возвраще-
ние к светской жизни и чрезмерная воздержанность, которую он заметил за
столом? Даже незначительное, повидимому, обстоятельство - отсутствие
Гримо, с которым: Атос был прежде неразлучен и о котором даже ни разу не
вспомнил, несмотря на то что поводов к тому было довольно, - все это
беспокоило д'Артаньяна. Очевидно, он не пользовался больше доверием сво-
его друга; быть может, Атос был чем-нибудь связан или даже был заранее
предупрежден о его посещении.
Д'Артаньяну невольно вспомнился Рошфор и слова его в соборе Богомате-
ри. Неужели Рошфор опередил его у Атоса?
Разбираться в этом не было времени. Д'Артаньян решил завтра же прис-
тупить к выяснению. Недостаток средств, так ловко скрываемый Атосом,
свидетельствовал о желании его казаться богаче и выдавал в нем остатки
былого честолюбия, разбудить которое не будет стоить большого труда. Си-
ла ума и ясность мысли Атоса делали его человеком более восприимчивым,
чем другие. Он согласится на предложение министра с тем большей готов-
ностью, что стремление к награде удвоит его природную подвижность.
Эти мысли не давали д'Артаньяну уснуть, несмотря на усталость. Он об-
думывал план атаки, и хотя знал, что Атос сильный противник, тем не ме-
нее решил открыть наступательные действия на следующий же день, после
завтрака.
Однако же он думал и о том, что при столь неясных обстоятельствах
следует продвигаться вперед с осторожностью, изучать в течение нес-
кольких дней знакомых Атоса, следить за его новыми привычками, хоро-
шенько понять их и при этом постараться извлечь из простодушного юноши,
с которым он будет фехтовать или охотиться, добавочные сведения, недос-
тающие ему для того, чтобы найти связь между прежним и теперешним Ато-
сом. Это будет нетрудно, потому что личность наставника, наверное, оста-
вила след в сердце и уме воспитанника. Но в то же время д'Артаньян, сам
будучи человеком проницательным, понимал, в каком невыгодном положении
он может оказаться, если какая-нибудь неосторожность или неловкость с
его стороны позволит опытному глазу Атоса заметить его уловки.
Кроме того, надо сказать, что д'Артаньян, охотно хитривший с лукавым
Арамисом и тщеславным Портосом, стыдился кривить душой перед Атосом, че-
ловеком прямым и честным. Ему казалось, что если бы он перехитрил Арами-
са и Портоса, это заставило бы их только с большим уважением относиться
к нему, тогда как Атос, напротив того, стал бы его меньше уважать.
- Ах, зачем здесь пет Гримо, молчаливого Гримо! - говорил д'Артаньян.
- Я бы многое понял из его молчания. Гримо молчал так красноречиво!
Между тем в доме понемногу все затихало. Д'Артаньян слышал хлопанье
запираемых дверей о ставен. Потом замолкли собаки, отвечавшие лаем на
лай деревенских собак; соловей, притаившийся в густой листве деревьев в
рассыпавший среди ночи свои мелодичные трели, тоже наконец уснул. В доме
слышались только однообразные звуки размеренных шагов над комнатой д'Ар-
таньяна: должно быть, там помещалась спальня Атоса.
"Он ходит и размышляет, - подумал д'Артаньян. - Но о чем? Узнать это
невозможно. Можно угадать все, что угодно, но только не это".
Наконец Атос, по-видимому, лег в постель, потому что и эти последние
звуки затихли.
Тишина и усталость одолели наконец д'Артаньяна; он тоже закрыл глаза
и тотчас же погрузился в сон.
Д'Артаньян не любил долго спать. Едва заря позолотила занавески, как
он соскочил с кровати и открыл окна. Сквозь жалюзи он увидел, что кто-то
бродит по двору, стараясь двигаться бесшумно. По своей привычке не ос-
тавлять ничего без внимания, д'Артаньян стал осторожно и внимательно
всматриваться и узнал гранатовый колет и темные волосы Рауля.
Молодой человек - так как это был действительно он - отворил дверь
конюшни, вывел гнедую лошадь, на которой ездил накануне, взнуздал и
оседлал ее с проворством и ловкостью самого опытного конюха, затем про-
вел лошадь по правой аллее плодового сада, отворил боковую калитку, вы-
ходившую на тропинку, вывел лошадь, запер калитку за собой, и д'Артаньян
увидал, поверх стены, как он полетел стрелой, пригибаясь под низкими
цветущими ветвями акаций и кленов.
Д'Артаньян еще вчера заметил, что эта тропинка вела в Блуа.
"Эге, - подумал гасконец, - этот ветреник уже пошаливает! Видно, он
не разделяет ненависти Атоса к прекрасному полу. Он не мог поехать на
охоту без ружья и без собак; едва ли он едет по делу, он бы тогда не
скрывался. От кого он прячется?.. От меня или от отца?.. Я уверен, что
граф - отец ему... Черт возьми! Уж это-то я узнаю, поговорю начистоту с
самим Атосом".