Жизнь Ленина. М.П. Прилежаева. 003. ЧЕТЫРЕ ЛИСТОВКИ - 22 Апреля 2023

Главная » 2023 » Апрель » 22 » Жизнь Ленина. М.П. Прилежаева. 003. ЧЕТЫРЕ ЛИСТОВКИ

09:53

Жизнь Ленина. М.П. Прилежаева. 003. ЧЕТЫРЕ ЛИСТОВКИ

***

ЧЕТЫРЕ ЛИСТОВКИ

Жандармы ходили по квартирам, хватали бунтовщиков-семянниковцев.
Выкручивали за спину руки, вели в полицейский участок.
- Лавку хозяйскую бил? Садись в тюрьму, за решетку.
- Крыльцо управляющему жег? В тюрьму, за решетку.
Бабушкин ждал: "Придут и за мной".
Поздно вечером в дверь постучали. Быстро, коротко. Сердце упало: "За
мной".
Бабушкин немного помедлил и пошел открывать дверь.
Стучался Владимир Ильич. Весь белый от инея, на бровях наморозило
сугробики снега. Сбросил пальто и, потирая озябшие руки, зашагал по
горнице:
- Ну, говорите! Выкладывайте. Как началось? Что пережили рабочие?
Бабушкину хотелось всю душу вылить Владимиру Ильичу. В памяти стоял
вчерашний бунт на заводе, разгром хозяйской лавки, костер на крыльце
управляющего. За лавку да за костер жандармы и хватали сегодня рабочих.
- Нет, сознательному рабочему не кулаками надо бороться, - сказал
Владимир Ильич. - Напишем об этом листовку.
Они сели рядом за стол. Шепотом, чтобы не услыхала хозяйка, обсуждали,
о чем будут писать в листовке. О том, что настало время борьбы. Никто не
освободит от рабства рабочего. Никто. Только он сам. Не кулаками надо
бороться, а организацией.
Товарищи рабочие, объединяйтесь, требуйте свои права у хозяев! -
призывала листовка.
Была поздняя ночь. Опершись щекой на кулак, Бабушкин следил за быстрым
пером Владимира Ильича. И вдруг клюнул носом:
- Я ничего, ничего, просто так.
- Просто так, сидя уснул! - засмеялся Владимир Ильич. - Ложитесь-ка,
ведь завтра чуть свет на работу.
Бабушкин послушался, лег, а Владимир Ильич стал переписывать листовку.
Надо переписывать крупными буквами, печатными буквами, чтобы рабочие могли
легко разобрать. Владимир Ильич усердно выписывал каждую букву. Одна
листовка, вторая, третья, четвертая.
Внезапно загудел фабричный гудок, заполнил небо, улицы и бился в
замороженное оконце Бабушкина. Это Семянниковский завод звал рабочих к
утренней смене. Загудели заводы и фабрики. Невская застава проснулась.
- Бабушкин, вставайте, - будил Владимир Ильич.
Бабушкин вскочил.
- Что? А? Где? Почему? - не понимал он со сна.
Тер глаза. Никак сообразить не мог: откуда в его комнатушке раным-рано
Владимир Ильич? Как он здесь очутился? Но увидел на столе переписанные
печатными буквами четыре листовки и все вспомнил.
- Надо распространить их среди рабочих, - сказал Владимир Ильич. -
Жалко, больше не успел переписать. А как надо бы, эх, жаль, не успели...
Они вышли из дому. В небе еще не погасли ночные звезды. Тихо мерцали
голубоватыми лучиками. Белые столбы дыма поднимались из труб. Улица была
залита темными толпами рабочего люда. Владимир Ильич и Бабушкин смешались с народом.
Бабушкин нащупал в кармане четыре листовки. Сейчас потихоньку раздаст
их знакомым рабочим. Те прочитают и передадут дальше. И много рабочих
узнают о том, как надо лучше устраивать стачки.
- Наш первый агитационный листок. В добрый час, Бабушкин! - сказал
Владимир Ильич.

***

===

"МИНОГА"

Узкая длинная рыба. Непонятно, почему Надежде Константиновне Крупской,
такой привлекательной девушке, дали кличку "Минога". Впрочем, членам "Союза
борьбы" сплошь и рядом давали самые странные клички. Например, кличка Глеба
Кржижановского - "Суслик". Чем он на суслика похож? Да ничем. Невысокий,
живой, глаза яркие, черные. Он был близким другом Владимира Ильича. Учился
на инженера и был хорошим марксистом. Великолепно вел кружки на рабочих
окраинах. Очень его Владимир Ильич за это ценил!
А вот нижегородцев Анатолия Ванеева и Михаила Сильвина звали "Мининым"
и "Пожарским". Вроде подходит. Что касается Владимира Ильича, прозвище у
него было "Старик". За ум и образованность его так прозвали.
В один ноябрьский день, когда деревья Александринского сквера стояли
уже по-зимнему белые, как в сказке о деде-морозе, "Минога", то есть Надежда
Константиновна Крупская, не спеша прогуливалась по скверу против Публичной
библиотеки. На ней была короткая шубка. Меховая шапочка не закрывала косы.
В маленькой муфте пальцы крепко сжимали тетрадку. Тетрадка содержала
сведения об ужасающей жизни рабочих.
Надежда Константиновна служила в Управлении железных дорог, а еще была
учительницей вечерне-воскресной школы рабочих за Невской заставой. Эту
тетрадку Надежде Константиновне принес рабочий фабрики, ее ученик. Сведения
были нужны для листовки.
Год прошел, как Владимир Ильич сочинял вместе с Бабушкиным первую
листовку и четыре раза переписывал ночью. Теперь петербургский "Союз
борьбы" выпускал сотни экземпляров листовок, тайно перепечатывал их на
мимеографах и распространял по всему Петербургу.
...Вот наконец он, Владимир Ильич! Он появился в подъезде Публичной
библиотеки. Надежда Константиновна, увидев его, заспешила на Невский. Они
встретились на Невском и пошли вниз к Неве. Владимир. Ильич взял ее под
руку.
- Успешно работалось в библиотеке? - спросила Надежда Константиновна,
а сама всунула в рукав ему из муфты тетрадку.
- Отлично! - ответил Владимир Ильич, глубже засовывая тетрадку в
рукав. - Точные сведения?
- Да.
- Спасибо! - сказал Владимир Ильич.
Она обернула к нему розовое от мороза лицо. У нее сияли глаза. Как
хорошо было Владимиру Ильичу с этой простой и серьезной девушкой! Они
познакомились вскоре после приезда Владимира Ильича в Петербург. Неужели
только тогда? Владимиру Ильичу казалось, он всю жизнь ее знал. Он любил
делиться с ней мыслями. Она охотно и радостно помогала ему. У них были
общие взгляды, общая цель.
Вдруг Надежда Константиновна почувствовала, Владимир Ильич
предостерегающе сжал ее локоть. Сзади следовал за ними человек.
Неприятнейший тип, с поднятым воротником. Плечи сгорблены, руки в карманах.
Владимир Ильич мгновенно перевел разговор. Громко стал толковать о
самых житейских вопросах. О том, что на Лиговке, слышал, есть магазинчик,
где дешевы зимние шапки. Надо бы съездить купить...
А сам все быстрее вел Надежду Константиновну по Невскому проспекту.
Пересекли, свернули на какую-то улицу. Шпик, не отступая, шел по
пятам.
- Разойдемся, - шепнул Владимир Ильич.
Они простились. Надежда Константиновна вернулась назад, на Невский,
ждать конку. Владимир Ильич пошагал дальше случайной улицей. Шпик увязался
за ним. Несколько минут Владимир Ильич быстро шел вперед. Вдруг круто
повернул в переулок. Шпик не рассчитал, проскочил дальше по улице.
А Владимир Ильич увидел в переулке роскошный подъезд богатого дома. С
коврами и пальмами. И пустое кресло швейцара в подъезде. Мигом вошел, сел в
кресло, схватил газету со столика, загородился.
Шпик прибежал в переулок. "Где человек, за которым шпионил? Сквозь
землю, что ли, провалился?" Шпик рот от удивления разинул. Побегал по
переулку и побрел восвояси ни с чем.
Такой у него жалкий был вид, что невольно Владимир Ильич не удержался
от смеха. Но скорей домой, нельзя тянуть время - как бы не явился швейцар!
Владимир Ильич пощупал в рукаве тетрадку. Здесь. Опасность позади. Скорей
домой, за работу.

НЕ УБЬПШЬ НАШЕ ДЕЛО

Восьмого декабря 1895 года в квартире Надежды Константиновны Крупской
было собрание членов "Союза борьбы". "Союз борьбы" решил выпускать
нелегальную газету "Рабочее Дело". И вот собрались обсудить статьи для
первого номера. Четыре статьи написал Владимир Ильич. Боевые и смелые, они
всем очень понравились!
Печатать газету "Рабочее Дело" решили в подпольной типографии. Была
такая типография на берегу Финского залива в питерском пригороде.
- Там и будем печатать, - договорились члены "Союза борьбы".
Передали статьи Анатолию Ванееву. Анатолий Ванеев, двадцатитрехлетний
студент, был стойким человеком. Всей душой предан был революционной работе.
Владимир Ильич ему поручал самые ответственные и опасные дела. Завтра
Анатолий Ванеев отвезет статьи в типографию, и скоро рабочие будут читать
свою первую газету.
Расходились члены "Союза борьбы" с собрания поздно, довольные
сделанным делом.
Владимир Ильич задержался. Они говорили с Надеждой Константиновной и
не могли наговориться. О товарищах. Владимир Ильич откопает в человеке
интересную черточку и пойдет хвалить - не нахвалится. Любил он людей!
Надежде Константиновне очень было дорого это. Говорили о рабочих. Как
рвутся рабочие к знаниям! Возьмите Бабушкина, яркий, талантливый...
- До свидания, Надя, - сказал Владимир Ильич. - Завтра прибегу к вам
сломя голову...
Улицы были пусты. Горели редкие фонари. Тусклый свет фонарей не
заглушал света звезд. Владимир Ильич дошел до Публичной библиотеки. Здесь
тоже было пусто. Он был один. Липы Александринского сада наклонили сучья
под тяжестью снега. Треснул сучок. С ветки хлынул снежный дождь. Хорошо
было у Владимира Ильича на душе!
Он пришел домой на Гороховую улицу, где недавно снял комнату. Слишком
уж за ним охотились шпики: из осторожности приходилось часто менять адреса.
Вошел на цыпочках, чтобы не разбудить хозяйку. Спать не хотелось.
Решил почитать. Владимир Ильич подбирал материал для своей новой будущей
книги. И сейчас, только сел, зачитался, увлекся. Взглянул на часы: скоро
два.
- Надо ложиться, - сказал он себе и еще зачитался.
В два часа позвонили.
Владимир Ильич не сразу понял, удивленно прислушиваясь. Звонок
повторился, резко, грубо. Зашлепали в коридоре ночные туфли хозяйки.
- Кто там? Кто там? - слышен был голос хозяйки у двери.
Вошел дворник, в дубленом полушубке и фартуке. За ним бесшумно
прошмыгнули в комнату Владимира Ильича двое штатских. Позади жандармский
офицер.
- Предписание на арест.
Двое штатских бросились делать обыск. Рылись в книгах, ощупывали
постель, осматривали печь и печную отдушину.
Владимир Ильич без слов стоял у стены.
Он думал о товарищах. Что с ними? Один он взят или товарищи тоже? А
Надя? Что с Надей? Неужели наше дело пропало? "Нет. Нас уже не погубишь, -
думал Владимир Ильич. - Не убьешь наше дело. Встанут новые сотни тысяч
рабочих. Поднимется на Руси весь рабочий народ".

КАМЕРА Э 193

Узенькое решетчатое окошко под потолком. Сквозь грязное стекло слабо
льется серый свет. Железный откидной стол у стены. Железный стул. В углу
прямо на пол свалены книги. Читать разрешается. Сестра Аня и Надя натаскали
Владимиру Ильичу уйму нужных книг. Надю не арестовали в ту ночь. А сестра
Аня с мамой приехали из Москвы, как только Владимира Ильича посадили в
тюрьму.
Сегодня четверг - день свиданий. Владимир Ильич отложил в сторону
книги. Надо заняться другими делами. Пошагал для разминки и стал у стола
спиной к двери. В двери круглый глазок, надзиратель поминутно глядит. Стоя
спиной к глазку, Владимир Ильич скатал из хлебного мякиша катышек, продавил
пальцем углубление.
Зачем? Вот зачем. Такая у Владимира Ильича из хлеба чернильница.
Вместо чернил молоко. Он взял книгу и принялся выводить между строк
молочными чернилами слова. Напишет слово, молоко просохнет - слова не
видно. Сегодня передаст книгу домой. Надя или Аня нагреют страницу над
лампой, и вот чудеса-то: медленно, постепенно слова начнут оживать,
проявляться, как негатив на пластинке. Пожалуйста, читайте письмо. Владимир
Ильич писал на волю не письмо, а листовку.
В ту ночь с 8 на 9 декабря вместе с ним арестовали сто шестьдесят
членов "Союза борьбы". Но "Союз" не распался. Там, на воле, поднятые
"Союзом", продолжались забастовки и стачки. Владимир Ильич посылал листовки
для стачечников.

За дверью громыхнули ключи, взвизгнул замок. Дверь отворилась. Вошел
надзиратель. Владимир Ильич вмиг схватил хлебную чернильницу с молоком. И в
рот. Проглотил.
Надзиратель приблизился. Ничего не увидал подозрительного: заключенный
читает. Бренча ключами на железном кольце, надзиратель удалился из камеры.
А Владимир Ильич слепил новую чернильницу и продолжал писать дальше.
Потом и эту чернильницу съел. Так надзиратель и остался с носом, не узнал
ничего.
Через час снова загремели ключи - Ульянова повели на свидание с
невестой. Надежда Константиновна дожидалась по ту сторону двойной решетки.
Руки нельзя пожать. Можно только кивнуть. Улыбнуться. Надежда
Константиновна улыбнулась, хотя горько ей было видеть Владимира Ильича за
решеткой. Молодец он! Нисколько не падает духом. Даже в тюрьме бодрый,
веселый.
Надежда Константиновна передала приветы от мамы и сестры. Здоровы.
Помнят. Любят.
- Любят очень! - повторила она, и Владимир Ильич увидел: лицо ее
вспыхнуло, милое, такое родное...
Потом перешли к делам. Как говорить о делах, когда жандарм разгуливает
между двойной решеткой и прислушивается к каждому слову?
- Сегодня отослал Анюте прочитанные библиотечные книги, - сказал
Владимир Ильич. - Да еще Маняшину книгу, - добавил он после коротенькой
паузы. И очень внимательно поглядел на Надежду Константиновну.
"Маняшину, - отметила про себя Надежда Константиновна. - Он выделил:
Маняшину. Что он хочет сказать? Никак не догадаюсь... А! Догадалась! Письмо
или листовку надо искать в Маняшиной книге. Ему прислали какую-то Маняшину
книгу, там и надо искать".
Надежда Константиновна закивала, раскраснелась от радости, что поняла.
А Владимир Ильич продолжал дальше загадывать ребусы.
- Номер моей камеры знаете?
- Еще бы не знать! Конечно. Сто девяносто три!
"Зачем он спрашивает? Не зря же он спрашивает. Ах вот что! -
сообразила она. - Листовка на странице сто девяносто три. Ну, разумеется,
он намекает на это!"
- Вы в театрах, Надюша, бываете? - вдруг спросил Владимир Ильич.
Она подумала и ответила:
- Да.
- И со знакомыми видитесь?
- Частенько, - лукаво улыбнулась она. - Со всеми знакомыми вижусь.
Ловко же они обводили вокруг пальца жандарма! Владимир Ильич получал
важнейшие сведения. Надя посещает театры. Это значит, держит связь с
рабочими. Со всеми знакомыми видится. Значит, "Союз борьбы" действует.
Новых арестов нет.
Жандарм поглядел на стенные часы.
- Свидание окончено.
Как быстро пролетел час! Не хочется расставаться.
- Скорее расскажите что-нибудь о себе!.. - торопил Владимир Ильич.
- Свидание окончено, - перебил жандарм.
- До встречи, Володя! Не скучайте. Будьте здоровы.
Владимира Ильича уводили. Он шел и оглядывался. Она стояла, пока его
не увели.
Повернулся в замочной скважине ключ. Снова он в камере. Все в нем было
полно впечатлением встречи. Он представил, вот Надя выходит из тюрьмы. Вот,
может быть, сейчас направляется к Летнему саду.
Владимир Ильич долго шагал в полумраке и с нежностью думал о ней.

ЗЕЛПНАЯ ЛАМПА

Ровно год Владимир Ильич жил в далекой ссылке, в неведомом никому селе
Шушенском. Да в тюрьме отсидел перед ссылкой четырнадцать месяцев. Да
осталось еще ссылки почти два года.
Далеко затерялось сибирское глухое село! Шестьсот верст от железной
дороги. Железную дорогу недавно провели по Сибири, ехать поездом из Москвы
в Красноярск десять суток. Потом пароходом суток пять вверх по реке Енисею.
Потом лошадьми. Тогда уж и Шушенское.
В этот день 7 мая 1898 года Владимир Ильич нарушил обыкновение, не сел
писать книгу "Развитие капитализма в России". Книгу о том, что в русских
деревнях и городах все больше силы набирают капиталисты и кулаки и все
беднее и тяжелее жить под властью капитала народу.
После обеда постучал в окошко крестьянин, бедняк Сосипатыч, щуплый,
проворный, в треухе и худеньком зипунишке, с ружьем через плечо:
- Слышь, Владимир Ильич, идем, однако, уток стрелять.
Сосипатыч опасался, не стал бы Владимир Ильич отказываться, а он
тотчас согласился. Владимир Ильич был неспокоен. Пора Надежде
Константиновне приехать из Питера, а она все не едет. Надежда
Константиновна за революционную работу позднее товарищей тоже отсидела в
петербургской тюрьме. После тюрьмы присудили ссылку. Выхлопотала, чтобы в
Шушенское, к Владимиру Ильичу. Теперь вот добиралась, да что-то долго уж
очень. Может, в Красноярске ждет парохода?..
Чтобы заглушить неспокойные мысли, Владимир Ильич снял с гвоздя
берданку - и вон из избы.
- Сапоги подходящи, однако, - одобрил Сосипатыч.
Сапоги у Владимира Ильича и верно подходили для лазанья по топям за
утками. Болотные сапоги, выше колен. Старенькая берданка заряжена утиной
дробью. Они отправлялись верст за десять, на Перово озеро. Уток там
водилась такая масса, что берега были усыпаны утиным пером. Оттого и
называлось озеро Перовым.
А денек удался чудесный. Солнце грело нежарко, и каждый листик и
травка насквозь светились под веселым лучом. Как умытые, свежо зеленели
луга. Синие и лиловые ирисы пышно раскрылись в траве. И вдали, по всему
горизонту, на голубом небе, высилось громадное, слепящее, яркое. Это были
одетые снегом Саяны.
Версты три отшагали, и Владимир Ильич почувствовал бодрость и свежесть
во всем теле. Хоть двадцать, хоть сорок верст готов так идти. Да слушать
истории Сосипатыча. Сосипатыч знал, чего Владимиру Ильичу надо. Рассказывай
ему о деревне, о своей жизни бедняцкой. Описывай ему всю деревню подряд.
В том дворе такой-то хозяин. В этом такой-то. Сколько едоков? Скотины?
Земли?
В том дворе, в третьем и в пятом, по всему селу Шушенскому. Да не
приври ни полслова...
- Стой. Вон и озеро. Гляди не промажь, Владимир Ильич. Первый-то
выстрел не промажь, постарайся, примета такая, - захлопотал Сосипатыч,
когда подошли к месту охоты. - Ты уж первым-то выстрелом не подпорти,
Владимир Ильич!
Владимир Ильич стал с ружьем. Удивительная радость стоять с ружьем и
внимать жизни леса! Птичьему свисту и трелям. Озорному кукованию кукушки.
Шелесту ветра в ветвях.
В густых камышах Перова озера что-то зашевелилось, шумнуло: большая
сизо-темная кряква поднялась и тяжело пролетела в десяти шагах от Владимира
Ильича. Он выстрелил. Мимо!
Засмотрелся, опоздал спустить курок.
- Эхма, Владимир Ильич, воронишь, однако! - рассердился Сосипатыч.
Впрочем, несмотря на примету, дальше охота пошла удачно. Настреляли
уток. Развели костерик. Вскипятили в закопченном чайнике чай.
Сосипатыч в счастливом расположении духа принялся подзадоривать
Владимира Ильича остаться на ночь. К ночи утки поднимутся из камышей на
жировку, что тут будет! Тучи неоглядные!
Сильно задорил, но Владимира Ильича какое-то предчувствие звало домой.
Стемнело. Пригнали стадо в село. Во дворах доили коров, слышалось
дзеньканье молока о подойник. Да журавли колодцев скрипели, поднимая воду.
Где-то блеяла заблудившаяся овца.
- Гляди, Владимир Ильич, свет у тебя, - заметил Сосипатыч.
Владимир Ильич и сам видел. В его двух оконцах в избе, крайней по
проулку, горел свет. Зеленый. Горячее, радостное поднялось в груди
Владимира Ильича.
На крыльце, в темном платье, тоненькая и легкая, держась за перила,
стояла Надежда Константиновна. Владимир Ильич взбежал на крыльцо.
- Здравствуй, Надя!
- Володя, - отозвалась она.
- Идите-ка, идите показывайтесь, какой вы здесь стали? - весело звала
из комнаты Надина мать, Елизавета Васильевна. - Невеста приехала, а он,
гуляка, на охоту закатился до ночи!
В комнате горела лампа под зеленым абажуром.
- Тебе для работы. От зеленого света спокойней глазам, - сказала
Надежда Константиновна.
Она везла эту лампу из Москвы десять суток в поезде. Потом на
пароходе. Потом на тряской телеге. Крепко держала в руках. Боялась, не
довезет зеленую лампу до Шушенского! Вот, довезла.

УВАЖЬ, ВЛАДИМИР ИЛЬИЧ

Надежда Константиновна приехала в Шушенское невестой Владимира Ильича.
Назначили венчание, а для венчания нужны были кольца. Где их добыть? В
Шушенском кроме Владимира Ильича жили ссыльные: поляк Ян Проминский с
семьей и финн Оскар Энгберг. До ссылки Оскар работал на Путиловском заводе
в Петербурге. Да еще знал ювелирное дело.
Когда Надежда Константиновна собралась в ссылку, Владимир Ильич
написал в письме: привези, пожалуйста, Оскару инструменты, а то заскучал
без работы парень. И на жизнь зарабатывать надо.
Надежда Константиновна привезла Оскару целую корзину инструментов.
Оскар Энгберг и выковал Владимиру Ильичу с Надеждой Константиновной из
медных пятаков кольца. Надежда Константиновна всю жизнь их берегла.
Зажили по-семейному. Переехали на квартиру в новый дом на самом берегу
реки Шуши. Дом отличался ото всех. С высокими окнами. И особенно выделялся
двумя деревянными колоннами на парадном крыльце. Откуда он такой,
необычный, взялся? Вот откуда. Власти издавна ссылали в Шушенское, дальнее
сибирское село, политических. В сороковых годах здесь в ссылке жили два
декабриста. Один декабрист знал архитектурное дело. Он и сочинил проект
дома с колоннами, в котором теперь поселились Ульяновы и Елизавета
Васильевна.
Соорудили Владимиру Ильичу рабочий уголок в новой квартире. Поставили
полку с книгами. И конторку. Конторка была высокая, с покатой, как у парты,
крышкой и перильцами. Лампа на конторке с зеленым абажуром. Зимними
вечерами рано гаснут в Шушенском окна, а зеленый огонек Владимира Ильича
все горит...
Он любил писать стоя. Книгу "Развитие капитализма в России", очень
большую книгу, почти всю написал, стоя у конторки. Много работал Владимир
Ильич! И книга, и статьи, и переводы с английского! Переводы с английского
они делали вместе с Надеждой Константиновной для заработка и отсылали в
Петербург в редакцию. Надежда Константиновна была усердной помощницей
Владимира Ильича. Было у нее и свое дело - писала брошюру о
женщине-работнице. Ведь она хорошо знала рабочую жизнь.
Им нравилось вместе трудиться: он за конторкой, она за столом. И
отдыхали неразлучно. В лесу и на Шуше или далеко уйдут к Енисею. Хоть и
трудно в ссылке, а хорошо было им, молодым и влюбленным.
Полдень. Елизавета Васильевна стукнула в дверь: пришел посетитель.
Очень занят Владимир Ильич, не хочется отрываться от рукописи, так уж не
хочется! Но если пришел за советом бедный крестьянин - все дела в сторону!
Елизавета Васильевна впустила крестьянина. Он был весь выцветший, со
впалыми щеками, в морщинах, хотя и не очень глубокий старик. Поискал икону
в углу, не нашел, покрестился на окно.
- Садитесь, пожалуйста, - пригласил Владимир Ильич.
Крестьянин сел, поставил у ног кринку, завязанную в кумачовый платок.
- С бедой я, уважь, Владимир Ильич, дай совет.
- Говорите, говорите, пожалуйста, - живо отозвался Владимир Ильич и
приготовился слушать, заложив пальцы за проймы жилета.
Крестьянин был дальний, долго рассказывал, кто таков да откуда, пока,
наконец, добрался до беды. Вот какая случилась у него беда. От нужды послал
старшую дочь в работницы к богатому мужику на год за двадцать целковых.
Отработала девка одиннадцать месяцев, а тут заболела мать, да шибко, с
печки от хворобы не слазит. А изба малых детишек полна. Пришлось старшей
дочери домой ворочаться, за хворой матерью и ребятишками ходить. А хозяин
за работу платить отказался, говорит, договор нарушен, месяц до года не
дожила, не стану платить!
- Неужто задаром почти полный год девка работала? - сокрушался
мужик. - Так и оставить?
- Нет, так оставить нельзя! - решительно воскликнул Владимир Ильич.
Зашагал по комнате, быстро, гневно.
Мужик следил за ним слезящимися глазами. Вздыхал. И Надежда
Константиновна, кутая плечи в платок, ждала, что решит Владимир Ильич.
- Вот что, напишем в волостное правление, потребуем закона, а кулака
судом припугнем, - сказал Владимир Ильич.
Остановился у конторки, минуту подумал, а через полчаса бумага готова.
Убедительная получилась бумага. Подробно объяснил Владимир Ильич мужику,
куда отнести бумагу, что говорить, с кем говорить.
- Правда за вами, - втолковывал Владимир Ильич. - Не сдавайтесь.
Откажут по первому прошению, еще приходите. Дальше будем писать. Правда за
вами.
Мужик теребил и мял шапку в руках, качал головой, благодарил. Поднял с
пола кринку в кумачовом платке и Надежде Константиновне:
- Прими маслица в благодарность, хозяюшка.
- Что вы! Что вы! - воскликнула Надежда Константиновна. - Да разве
можно! Да что вы надумали-то?
- Нет уж, масла не надо, - решительно отказался Владимир Ильич.
Никак было мужику невдомек, почему они отказываются от благодарности,
чудные люди! Ведь бумагу-то писал Владимир Ильич? За спасибо, выходит?
Ушел. Унес в сердце добрую память о политическом ссыльном Ульянове. Во
многих крестьянских сердцах за свою жизнь в Шушенском оставил Владимир
Ильич по себе добрую память.

ЧТО БЫЛО В МАЕ

В прошлом году Владимир Ильич встретил Первое мая без семьи. Настал
новый май, теперь Надежда Константиновна с ним. Надумали шушенские ссыльные
по-революционному отпраздновать Первое мая.
Утром позавтракали, принарядились - в дверь Проминский. Тоже нарядный,
в галстуке.
- С Первым маем вас!
Владимир Ильич завел охотничью собаку, совсем еще молоденькую и
резвую, назвал Женькой. Женька с веселым лаем кинулась навстречу
Проминскому, думает, пришел звать на охоту. Все собрались. И отправились к
Энгбергу. И Женьку с собой взяли.
Весна в этом году была поздняя. По реке Шуше шел лед. Льдины
толкались, спешили и уходили в Енисей.
Над рекой слышалось шуршание льда. Хоть и прохладный был день, а
праздничный, яркий. И настроение у всех было праздничное.
Пришли к Энгбергу, уселись на лавке, запели:

День настал веселый мая,
Прочь с дороги, горя тень!
Песнь раздайся удалая!
Забастуем в этот день!
Полицейские до пота
Правят подлую работу,
Нас хотят изловить,
За решетку посадить.
Мы плюем на это дело,
Май отпразднуем мы смело,
Вместе разом,
Гоп-га! Гоп-га!

Спели одну песню, принялись за другую. Весь этот день полон был пения.
Попраздновали у Энгберга, пошли на луг. Там, вдали от села, под синим
шатром неба, загремела "Варшавянка":

Вихри враждебные веют над нами,
Темные силы нас грозно гнетут,
В бой роковой мы вступили с врагами,
Нас еще судьбы безвестные ждут.

Революционную гордую песню "Варшавянка" привез из Польши Проминский.
Когда его гнали в сибирскую ссылку, попал в московской пересыльной тюрьме в
одну камеру с русскими марксистами, членами "Союза борьбы". Там был Глеб
Кржижановский. А Глеб Кржижановский был не только инженер и марксист. Он
еще и стихи сочинял. Проминский в тюрьме тихонько пел "Варшавянку"
по-польски. Глеб Кржижановский переводил на русский.

На бой кровавый,
Святой и правый,
Марш, марш вперед,
Рабочий народ!

Неслись зажигающие слова над шушенским лугом в этот день Первого мая.
Счастливый был день! Вечером Владимир Ильич и Надежда Константиновна
долго не могли заснуть. Говорили, мечтали о будущем. Придет ли время, когда
в свободной России рабочие и весь народ свободно будут праздновать Первое
мая с красными флагами?
А назавтра... Пыль по дороге столбом. Топот копыт. В Шушенское
прискакали жандармы. Тарантас подкатил под окошко Владимира Ильича.
Тпрру-у! Лошади стали. Спрыгнули с тарантаса двое жандармов при шашках. С
заднего сиденья сошел жандармский офицер, коротенький, плотный,
перехваченный поясом, с револьверной кобурой.
- Обыск! - бросил офицер. И прямо в рабочую комнату Владимира Ильича,
к книжному шкафу.
А там на нижней полке запрещенная литература, нелегальная переписка,
химические средства для шифрованных писем. Найдут жандармы - годы ссылки
набавятся. Много, может быть, лет.
- Пожалуйста! - сказал Владимир Ильич, подставляя стул к книжному
шкафу.
Поразилась Надежда Константиновна его выдержке.
- Пожалуйста. Отсюда начнете?
Владимир Ильич, спрашивая, кивнул на верхнюю полку. Коротенький
офицер, поддержанный жандармами под локти, пыхтя забрался на стул. Начал
обыск сверху. А книг масса. Сотни книг! И научные тут были книги. И Пушкин
был. И Тургенев.
Офицер полистал полчаса, час. Уморился. Велел жандармам продолжать
обыск. Сам сел. Глаза скучные. Попробуй перелистай сотни страниц.
Жандармскому офицеру и смотреть-то на эту уймищу книг было скучно. Медленно
ползло время.
Владимир Ильич изредка давал объяснения, какие, где расположены книги.
Спокойно, уверенным тоном.
И вот добрались до нижней полки. И вот судьба ссыльных Ульяновых висит
на волоске.
Надежда Константиновна выступила вперед и улыбнулась:
- А здесь моя педагогическая литература о школах. Я ведь учительница.
- Довольно! - махнул рукой жандарм.
Он хотел есть. Рюмочку водки выпить хотел. Умаялся он. "Ну их, этих
ссыльных! Учены уж больно".
И обыск закончился. Как раз перед нижней полкой закончился. А там
нелегальная литература, химические средства...
Жандармы уехали.
Елизавета Васильевна вошла. Все время обыска она просидела в соседней
комнате, нервно куря папироски, одну за другой.
- Пронесло? - спросила Елизавета Васильевна.
- Пронесло! - засмеялся Владимир Ильич и добавил сибирское словечко: -
Однако...

***

Источник: http://lib.ru/MEMUARY/ZHZL/lenin.txt

***

---

Фотоистория в папках № 1

002 ВРЕМЕНА ГОДА

003 Шахматы

004 ФОТОГРАФИИ МОИХ ДРУЗЕЙ

005 ПРИРОДА

006 ЖИВОПИСЬ

007 ТЕКСТЫ. КНИГИ

008 Фото из ИНТЕРНЕТА

009 На Я.Ру с... 10 августа 2009 года

Страницы на Яндекс Фотках от Сергея 001

---

***

В день рождения Ленина.

Одним из основных направлений построения социально однородного общества, преодоления социального неравенства, различий в богатстве, сословных и классовых разрывов — для В. И. Ленина и руководимой им партии было сдерживание имущественной дифференциации населения: декретом Совета Народных комиссаров по проекту В. И. Ленина было принято постановление, ограничивающее зарплату высших советских чиновников зарплатой среднего квалифицированного рабочего (Ленин, ПСС, 5-е издание, Т.35, стр.105), декретом Советской власти от 18 июня 1918 года устанавливался максимальный размер оплаты труда — для специалистов 1200 рублей, народных комиссаров 800 рублей, неквалифицированных рабочих 350 рублей и квалифицированных рабочих — 700 рублей, что примерно уравнивало высший эшелон власти и квалифицированных рабочих в оплате труда. В 1920 году было принято постановление ВЦИК, устанавливающее единую тарифную сетку для всех руководителей, максимальный размер оплаты их труда не должен был превышать размер зарплаты квалифицированного рабочего, были установлены верхний и нижний допустимый уровень оплаты труда: госминимум и партмаксимум, на третьем съезде профсоюзов (апрель 1920) была утверждена новая система оплаты труда, согласно которой оклад специалиста не мог превышать оклад неквалифицированного рабочего более, чем в 3,5 раза, при этом отменялась дискриминация женщин и уравнивалась оплата женского и мужского труда.

Советское государство выработало свои методы морального и материального стимулирования труда: различные социальные выплаты, строительство бесплатного жилья, организация бесплатного здравоохранения, в том числе развитие широкой сети бесплатных санаториев для трудящихся, бесплатное образование, транспорт, производственная одежда, натуральные выплаты, создание нормальных условий труда (В Советской России впервые в мире был законодательно утвержден восьмичасовой рабочий день)

Прикрепления: Картинка 1

***

---