Жизнь Ленина. М.П. Прилежаева. 004. У ПОСТЕЛИ ВАНЕЕВА - 22 Апреля 2023

Главная » 2023 » Апрель » 22 » Жизнь Ленина. М.П. Прилежаева. 004. У ПОСТЕЛИ ВАНЕЕВА

10:01

Жизнь Ленина. М.П. Прилежаева. 004. У ПОСТЕЛИ ВАНЕЕВА

***

У ПОСТЕЛИ ВАНЕЕВА

Два раза в неделю почтарь приносил почту. Иногда чуть не полмешка
притащит писем и книг.
Шмякнет об пол:
- Читайте!
Писали родные, писали товарищи. На пятьдесят и сто верст в округе жили
ссыльные члены "Союза борьбы". Жили и дальше, совсем далеко, в самых гиблых
ледовых местах.
Один раз Владимир Ильич получил из дома пакет - от Анны Ильиничны.
Секретный, это он распознал по условной крохотной метке. Значит, в пакете
есть что-то важное. Так и было. Проявил тайнопись: перед ним сочинение.
Сестра писала в письме: вот, мол, познакомься, какие в Питере пошли
взгляды вместо марксизма.

Владимир Ильич стал читать. Сдвинул брови, нахмурился. Не понравилось
ему сочинение, какое прислала Анна Ильинична. Сестра назвала его нерусским
названием: "Кредо". На русский перевести - значит: верование, взгляды.
Анна Ильинична писала в письме, что собралась группа людей и стала
высказываться против марксизма. Небольшая группка, а бойкая. Что же она
проповедует? Вот что. Рабочим неинтересна политика. Рабочим не нужна
революция. Рабочие хотят одного: чтобы повыше был заработок. А для этого
надо мирно жить с хозяевами и фабрикантами.
Такие взгляды назывались "экономизмом". Владимир Ильич и его
товарищи-революционеры были марксистами. А то появились "экономисты".
- Что делать? - вслух раздумывал Владимир Ильич, шагая по комнате. -
Ведь они уводят рабочих от революционных задач!
Надежда Константиновна знала привычку Владимира Ильича иногда думать
вслух. Не надо мешать. Сейчас он найдет решение.
И верно. Пошагал-пошагал, подумал и нашел:
- Созовем товарищей. Обсудим "Кредо". Напишем "Протест". Подпишемся
под "Протестом" и разошлем тайно по заводам и фабрикам.
Тут же они с Надеждой Константиновной принялись писать письма всем
ссыльным друзьям, чтобы придумали причину, отпросились бы у властей и
приезжали на сбор. А где назначить сбор? Самое подходящее - в Шушенском. Но
Владимир Ильич выбрал село Ермаковское, шестьдесят верст за Шушенским. Там
жил в ссылке друг и помощник Владимира Ильича по "Союзу борьбы" Анатолий
Ванеев. В тюрьме он тяжело заболел. Вцепилась чахотка и грызла. Грызла все
злее. С постели подняться не мог.
Вот почему Владимир Ильич назначил сбор в селе Ермаковском.
Политические ссыльные собрались из разных мест.
Ванеев лежал на белых подушках. Сам белее подушки, исхудалый, с
лихорадочным блеском в огромных глазах. И счастливый. Как он был рад! Он
участвовал в общем деле. Хочется жить! Работать! Приносить людям пользу.
Обсудили "Кредо". Подписали "Протест". Полетит в рабочие кружки по
всем городам революционный призыв из далекой Сибири:
"Товарищи, не слушайте "экономистов". У нас один путь - революция!"
После обсуждения Владимир Ильич не ушел, сел у постели Ванеева. Ванеев
устал. Холодный пот крупными каплями выступил на лбу. Глаза провалились,
как в ямы.
- Не уходи, - слабо выговорили бледные губы.
Владимир Ильич не уходил. Бедный Ванеев, замученный царской тюрьмой и
неволей! Владимир Ильич поправил на нем одеяло, погладил плечо. И говорил,
делился планами. Скоро ссылке конец. Владимир Ильич рассказывал, что будет
после ссылки. Создадим рабочую марксистскую партию. Будем выпускать газету,
нашу, пролетарскую газету. Будем бороться с царизмом.
Ванеев слушал жадно, восторженно. Августовский вечер за окном
потемнел. Издалека долетали щемящие грустные звуки гармоники. А Ванеев
шептал пересохшими от жара губами:
- Спасибо, Владимир. Ты вдохнул в меня жизнь. Я верю...
Это был последний счастливый вечер Ванеева.
Не прошло и трех недель, Владимир Ильич и Надежда Константиновна снова
приехали в село Ермаковское хоронить Анатолия.
- Прощай, Анатолий, - говорил над гробом Владимир Ильич. - Клянемся
тебе, мы будем верны революционному делу.
Летели первые снежинки, падали и не таяли на мертвом лице Анатолия.
Владимир Ильич заказал чугунную плиту на могилу. "Анатолий
Александрович Ванеев. Политический ссыльный. Умер 8 сентября 1899 г. 27 лет
от роду. Мир праху твоему, товарищ".

***

===

НА ВОЛЮ!

Непонятное происходило в доме. Непривычное. Чемоданы, узлы, связки
книг во всех комнатах. Обычный порядок был странно нарушен. - Женьку с
каждым часом все больше разбирало беспокойство. Она ходила по дому,
открывая носом двери. Всюду сваленные на пол книги, клочки бумаг, обрывки
веревок. Женька тыкалась в плечо Владимира Ильича, присевшего на корточки
перед кипами книг. Владимир Ильич связывал книги, а Женька, жалобно
ласкаясь, поскуливала: да объясните же, что тут у вас?
- Время пришло расставаться, - сказал Владимир Ильич. Потрепал Женьку.
С каким восторгом сопровождала она его на охоту! - Настала, Женька, пора
расставания. Передадим тебя в надежные руки.
Помощница Елизаветы Васильевны по хозяйству, синеглазая Паша,
проливала горючие слезы, утираясь фартуком. Уезжают из Сибири Ульяновы,
кончилась ссылка, отжили срок. - Скучно будет Паше, однако, без них! А
Минька, шестилетний соседский мальчонка, азартно подбирал брошенные в
суматохе тетрадку, карандаш, коробку из-под монпансье и тому подобные
ценности:
- Тетенька Надежда Константиновна, можно?
Пришел Оскар Энгберг. Надежда Константиновна с ним занималась - читали
"Капитал" Карла Маркса. Оскар на прощание принес подарок. Из крышки часов
сделал брошку в виде книжечки, старательно вырезал надпись: "Капитал"
Маркса, том I - на память о наших занятиях".
- До свидания, дорогой товарищ Энгберг! - простились Надежда
Константиновна и Владимир Ильич. - Придется ли встретиться?
- Вот революцию сделаем... - ответил Оскар.
Двадцать девятого января до рассвета, когда в Шушенском еще сонно
глядели темные окна, дымы еще не поднимались над трубами и за околицей
склонилось к земле предутреннее мглистое небо, у крыльца остановились двое
саней. Утирая фартуком слезы, забегала туда-сюда Паша. Владимир Ильич
принялся грузить книги и вещи. Все помогали, суетились.
- Сядьте, да сядьте же, посидеть перед дорогой надо, - уговаривала
Елизавета Васильевна.
Посидели молча.
- Едем! В путь! - вскочил Владимир Ильич.
Мороз стоял основательный. Владимир Ильич помог женщинам надеть в
дорогу дохи. Укутал, подоткнул с боков сено, чтобы не дуло.
- Владимир Ильич, а вы-то без дохи, обморозитесь! - забеспокоилась
Елизавета Васильевна.
- Меня радость греет, что едем на волю, никакой мороз не прошибет, -
ответил Владимир Ильич.
- Ну хоть муфту мою возьмите, руки-то спрятать!
Он засмеялся, взял муфту, залез в сани. И кони рванулись.
Вот и Шушенское позади, навсегда. Вот и небо заяснелось. Вспыхнуло
облачко. Полился на востоке из-за края земли розовый свет. И торжественно
поднялось дневное светило.
И на душе у Владимира Ильича было торжественно. Первое утро свободы!
За последние месяцы он похудел в ожидании конца ссылки, опасался все, не
придрались бы власти, не прибавили бы срок.
Владимир Ильич думал, думал. Все об одном. О возобновлении партии.
Когда Владимир Ильич был в ссылке, в Минске созвали I съезд, в 1898 году.
Но тут же власти арестовали почти всех организаторов партии. Надо
восстанавливать партию. Газета - первый для этого шаг. Нелегальная,
марксистская газета. Она соберет и объединит все передовые силы России. Вот
о чем думал Владимир Ильич.
А дорога бежала. Останавливались на почтовых станциях только затем,
чтобы поменять лошадей да поесть. Эх, позабыли пельмени! Вкусны мороженые,
стукающие в мешке, как орехи, пельмени, с луком и перцем, особенно в
дальней дороге, когда надышишься досыта чистейшим воздухом, нажжет щеки
колючий мороз! Досадно, забыли!
Далеко ехать до города Минусинска. Да от Минусинска больше трехсот
верст до станции Ачинск. День и ночь ехали. Дни стояли яркие, солнечные, с
синевой небес, разрисованными жемчужным инеем ветками, блистанием снега.
Ночи лунные. Огромная луна в просторном небе плыла как корабль между
редкими звездами. В ночи звонче перекликались бубенчики.
Прискакали на станцию Ачинск на пятый день, на рассвете. Станционный
колокол пробил: близится поезд.
Громко дыша, черный, в саже и масле, паровоз подтащил пассажирский
состав. Минута остановки. Колокол пробил отправление. Долгожданное
сбывалось. Впереди новая жизнь.

ИЗ ИСКРЫ - ПЛАМЯ!

Во глубине сибирских руд
Храните гордое терпенье,
Не пропадет ваш скорбный труд
И дум высокое стремленье.

Так писал Пушкин декабристам в Нерчинские рудники. Поэт-декабрист
Одоевский ответил Пушкину:

Наш скорбный труд не пропадет!
Из искры возгорится пламя!

Владимир Ильич решил дать газете название "Искра".
В Шушенском он обдумал газету от первой до последней строки. Теперь
надо было ее создавать. Вернувшись из Сибири, Владимир Ильич поселился в
Пскове. Один. Без Надежды Константиновны. У Надежды Константиновны не
кончилась ссылка - ведь она позднее попала в тюрьму и Сибирь, - поэтому
теперь ей назначено было доживать срок в Уфе. А Владимиру Ильичу разрешили
жить в Пскове. Трудно расставаться с Надюшей. Но даже в мыслях ни ему, ни
ей не пришло, что можно бы подождать, помедлить, пока кончится срок ее
ссылки. А тогда уж... Нет, Владимир Ильич не мог медлить и ждать.
Революционная работа неотложна. Самое главное дело, смысл жизни. "До
свиданья, Надюша. До встречи".
В Пскове Владимир Ильич развернул подготовку "Искры" вовсю. Выезжал в
разные города. Всюду искал товарищей для работы в "Искре". Надо было
подготовить авторов, которые писали бы в газету статьи. Надо найти
агентов-распространителей. Ведь "Искру" нельзя обыкновенным способом
продавать в газетных киосках. Живо засадят в тюрьму. Значит, распространять
надо будет тайно. Надо раздобыть денег на выпуск газеты. И денег Владимир
Ильич раздобыл.

На первое время деньги для "Искры" дала учительница вечерней рабочей
школы Александра Михайловна Калмыкова. Она хоть и была владелицей
петербургского книжного склада, а дружила с марксистами, особенно с
Владимиром Ильичом.
Все подготовлено. За четыре месяца Владимир Ильич, как говорится, гору
своротил.
Но где же выпускать "Искру"? Разве можно было в России печатать такую
газету? Против царя. Против помещиков и фабрикантов. Против полицейских
чиновников. Конечно, нельзя выпускать в России такую газету! Где же?
Владимир Ильич посоветовался с товарищами. Обсудили со всех сторон и
решили выпускать газету за границей. Конечно, и там выпускать такую газету
можно было только в глубокой тайне. Но там все же не так много было русских
полицейских ищеек, не сразу угодишь за решетку.
Решено. Владимир Ильич съездил попрощаться с Надеждой
Константиновной - у нее только через девять месяцев кончится ссылка, - и
поезд помчал его в далекие чужие края. Надолго ли? Оказалось, надолго.
В немецком городе Лейпциге, с узкими улицами, островерхими домами и
кирками, было много фабрик и еще больше типографий и всевозможных книжных
лавочек. Жил в Лейпциге один немец, лет тридцати пяти, по имени Герман Рау,
веселый, усатый, подстриженный бобриком. Он был хозяином маленькой
типографии в деревушке Пробстхейд, неподалеку от Лейпцига. В типографии
Германа Рау всего-то и стоял один-единственный станок. Правда, большущий.
На этом большущем допотопном станке печаталась спортивная рабочая газета,
разные объявления и брошюрки.
Герман Рау был социал-демократом и состоял членом немецкой
социал-демократической партии. Однажды лейпцигские социал-демократы сказали
Герману Рау, что приехал из России марксист. Приехал в Женеву. Затем
поселился в Мюнхене. Задача у русских марксистов: выпускать революционную
газету. С этим делом обратился приезжий к русским эмигрантам и немецким
социал-демократам. Решили: первый номер "Искры" выпустить в немецком городе
Лейпциге.
- Надо помочь русским товарищам, - сказали Герману Рау лейпцигские
социал-демократы, когда получили из Мюнхена весть о приезжем.
Герман Рау рад помочь, да вот беда: в типографии и в помине не было
русского шрифта. Был немецкий шрифт, а русского не было.
Думали день, думали два, на третий надумали, вернее, договорились с
надежным товарищем. В одной лейпцигской типографии печатались для России на
русском языке церковные книги. К этой-то типографии и подкатил однажды
наборщик, помощник Германа Рау, ручную тележку. Подкатил, стал в сторонке,
закурил сигарету. Стоит. Люди мимо идут, ничего не видят особенного. Через
некоторое время кто-то махнул рукой из окна. А еще погодя вышел товарищ,
рабочий с подвязанным фартуком. Видно, в фартуке тяжесть. Да, там был
русский шрифт, свинцовые русские буковки. Товарищ ссыпал шрифт в тележку.
Наборщик прикрыл старой курткой и повез. Теперь скоро будет печататься
"Искра"!
Приехал из Мюнхена Владимир Ильич. Привез статьи для газеты, свои и
товарищей. Владимир Ильич снял комнатенку на окраине Лейпцига. Каждое утро
вставал до рассвета. И нынче рано проснулся. За окном темнота. Тихо. Даже
фабричных гудков еще не слыхать. В комнате зябко. На улице стоял сырой
холодный декабрь.
Владимир Ильич вскипятил на спиртовке чай. Выпил, обжигаясь, из
жестяной кружки и, как обычно, вышел из дома. Идти далеко - до деревни
Пробстхейд, до типографии Германа Рау. Наверное, километров пять-шесть надо
идти. Конки туда не было, шагай на своих на двоих. Навстречу шли пешие или
ехали на велосипедах рабочие. Тарахтели повозки: крестьяне везли продукты
на рынок. Вот город кончился. Началось снежное поле. Вдалеке чернел лес.
Засветились огоньки окрестных селений. И в типографии Германа Рау, в
деревне Пробстхейд, светились окошки. Горела керосиновая лампа.

Вся типография состояла всего из одной большой комнаты. Половину
комнаты занимал громоздкий старый станок. Были еще две наборные кассы. В
чугунной печке жарко трещали дрова, качалось пламя, качались тени на
стенах. В типографии был хозяин Герман Рау, да наборщик, да один ученик. И
никого больше.
- Сегодня важный день, - сказал Владимиру Ильичу по-немецки Герман
Рау.
Владимир Ильич кивнул. Да, сегодня был важный день. Владимир Ильич
волновался. До сих пор все велась подготовка, а сегодня...
Наборщик тяжело поднял раму с набором. Перенес к станку. Герман Рау
встал за станок. Взялся за ручку. Станок зашумел. Валик завертелся. И
газетный лист сполз с машины, еще влажный лист! Первый номер "Искры" был
напечатан.
Владимир Ильич взял газету. Как долго и страстно мечтал он об этой
минуте!
"У нас есть газета, наша, рабочая, революционная газета! Лети же, наша
газета, на родину. Буди мысли и сердца, зови к революции".
Владимир Ильич вслух прочитал заголовок:
- "Искра".
В правом верхнем углу было напечатано крупно:
"Из искры возгорится пламя!"

ЛЕНИН

Пассажирский поезд шел по Германии к Кенигсбергу. В вагоне третьего
класса в уголке у окна сидел молодой человек. Он ехал из Мюнхена и всю
дорогу дремал. Во всяком случае, ни с кем не промолвил ни слова. Довольно
большой чемодан стоял у его ног.
Приехали в Кенигсберг, старинный город, с каменной крепостью, кирками,
красными черепичными крышами. Там шумливое Балтийское море и порт. В порту
стояли пароходы. Среди них один под названием "Святая Маргарита". Немец из
Мюнхена довольно свистнул и не стал толкаться в порту, а отправился в
ближний пивной погребок. В погребке было людно, воздух был сизый и горький
от табачного дыма. Немец из Мюнхена занял свободное место, а чемодан
запихнул под столик. Спросил сосисок с капустой и стал медленно есть,
запивая пивком. Очень медленно. Можно подумать, времени свободного у него
было пропасть. А может быть, он кого-нибудь ждал? Да, именно так. Он ждал
матроса с парохода "Святая Маргарита". Для встречи с ним немец и приехал из
Мюнхена, хотя ни разу до сих пор его не видал. Когда новый посетитель
входил в погребок, мюнхенец в упор глядел на него, энергично приглаживая
волосы к правому уху правой рукой. Конечно, никто не обращал на это
внимания. В самом деле, что такого особенного, что человек приглаживает
волосы? Между тем это был условный знак.
Вот вошел матрос, крепкий, невысокий, коричневый от морского загара. С
порога оглядел людей, заметил человека, приглаживающего волосы, направился
прямо к нему. Сел за столик, нащупал ногой чемодан:
- Дьявольский ветер.
- Не беда, если попутный, - ответил немец из Мюнхена.
- Угадал, братишка, попутный.
Это был пароль. После пароля они сразу почувствовали друг друга
товарищами. У них было общее опасное дело, для которого они сошлись в
пивном погребке.
Скоро они кончили разговор, поднялись и вышли из пивной. Теперь не
приезжий нес чемодан, а матрос. Никто не заметил перемены. Кому какое дело?
Идут два приятеля, о чем-то толкуют. На перекрестке попрощались. И немец из
Мюнхена, засунув руки в карманы, довольный, что сделано дело, посвистывая,
направился к поезду, обратно домой. А чемодан поехал через Балтийское море
на пароходе "Святая Маргарита" в шведскую столицу Стокгольм.
К ночи разревелся ветер, забушевали волны, налетел страшный шторм.
Буря трепала "Святую Маргариту", обшивка бортов трещала, гнулась мачта,
волны окатывали палубу, темь была на море, хоть выколи глаз.
В Стокгольм опоздали на шесть часов. Наверное, финское судно "Суоми"
давно на пути в Гельсингфорс. По расписанию часа уже четыре в пути. А
матросу как раз "Суоми" и надо.
"Не поспел! - с досадой думал матрос. - Как теперь быть? Подвел шторм
проклятый!"
Вдруг он увидел "Суоми". Финское судно стояло в стокгольмском порту и
разводило пары. Должно быть, шторм его задержал, и только теперь оно
собиралось отчаливать. А "Святая Маргарита" почти рядом причаливала. К
счастью, наш матрос сменился с вахты. Тут же схватил чемодан - и опрометью
на берег. "Суоми" близко, но "Суоми" отходит.
- Тихий вперед! - скомандовал капитан.
Закипела вода под винтом. Тронулся пароход. Поздно.
- Господин помощник капитана! - кричал матрос, таща чемодан. - Вам
посылка из Кенигсберга от тетушки.
Матрос запыхался от бега. Чемодан был тяжелый. А "Суоми" уходит.
Напрасны усилия.
Но нет, не напрасны. Случилось чудо. Капитан услыхал и...
- Тихий задний, - раздалась на "Суоми" команда. - Стоп. Спускай трап.
- Господин помощник капитана! - во все горло кричал матрос. - Вам
теплые фуфайки тетушка посылает. Да новый костюм.
В кучке людей, стоявших у причала, послышался смех. Все почему-то были
довольны, что "Суоми" вернулась за посылкой для помощника капитана. А он,
молодой, с розовыми щеками, подхватил чемодан, благодарно махнул матросу и
потащил посылку в каюту. Запер каюту на ключ. Ключ спрятал в карман.
- Показывайте подарки, тетушкин баловень, - пошутил капитан, когда
вышли в море. - Поглядим, какие ему наряды прислали.
- Боюсь, они старомодны, как сама моя тетушка, - отшутился помощник.
И чемодан продолжал долгий путь.
В финском городе Гельсингфорсе шел дождь. Проливной. Из водосточных
труб, с крыш хлестала вода. Бурные потоки неслись вдоль тротуаров. Крупными
пузырями надувались лужи, предвещая ненастье. Люди попрятались по домам.
Улицы были пустынны.
Помощник капитана с парохода "Суоми", в черном плаще, торопливо шагал
по направлению к конке. Он был озабочен. Что за ливень! Не промок бы
чемодан под таким ливнем. Настоящий потоп. Даже для дождливой Финляндии
слишком. Помощник капитана поглядывал по сторонам, ища того рабочего,
который должен был встречать его у остановки. Но "Суоми" опоздала на
несколько часов. И этот потоп! Улицы пусты. Неужели рабочий из Питера не
дождался? Ах какая досада! Вон и конка... А питерца нет. Но в эту минуту
из-под арки дома напротив вынырнул человек лет сорока, ничем не приметный.
Огляделся, подошел. Это был петербуржец.
- Чертовски не повезло, - проворчал он. - Пять часов болтаюсь здесь
под дождем. Весь иззяб...
- Шторм задержал. Когда едете? - спросил помощник капитана.
- Сегодня.
- Зер гут, немедля извещу телеграммой.
Рабочий кивнул, взял чемодан и взобрался на подошедшую конку.
Через несколько часов чемодан ехал поездом по Финляндской железной
дороге в Петербург.
Поезд шел мимо голых весенних полей. Мимо мокрых деревенек и нарядных,
но еще необжитых, заколоченных дач. Питерец хорошо знал эти места и в окно
не глядел. Читал газету, ждал Белоостров.
От станции Белоостров начиналась Россия. Там всегда бывал таможенный
осмотр.
В вагоне появился чиновник:
- Пра-ашу открыть чемоданы.
Питерец не спеша открыл.
Пара белья, старенький клетчатый плед, коробка дешевых конфет. А
фуфайки, о которых кричал кенигсбергский матрос? Фуфаек не было. Впрочем,
чиновник о фуфайках не слышал. Постукал по стенкам чемодана, ничего не
нашел подозрительного.
В тот же день рабочий был в Петербурге и поднимался по лестнице на
второй этаж каменного, украшенного скульптурами дома на Васильевском
острове. Над дверью медная дощечка: "Зубной врач".
Приезжий позвонил: два долгих звонка, третий короткий. Это значило:
пришел свой человек.
Зубной врач открыл:
- Проходите, вас ждут.
Дело в том, что тут была явка. Так называлась квартира для тайных
встреч революционеров.
В зубном кабинете рабочего дожидалась девушка.
- Давайте, - сказала она.
И взялась за чемодан. Чего только он, бедняга, не натерпелся в дороге!
Были и шторм, и ливень, и обыск.
Девушка живо выкинула из чемодана клетчатый плед, другие вещички. И
что это? Приезжий хитрым движением нажал на дно. Дно открылось, как крышка.
Чемодан был с двойным дном. Плотно-плотно там были набиты газеты. Девушка
взяла одну. "Искра"!
Так вот что с таким трудом, в такой тайне везли из Мюнхена разные
люди! Через Кенигсберг, Стокгольм, Гельсингфорс в Петербург...
Девушка принялась перекладывать газеты "Искра" из чемодана в
деревянную коробку для шляп - тогда дамы носили большие широченные шляпы. И
коробка для шляп была пребольшущей! Девушка полным-полно напихала в нее
газет, перевязала ремнями. Подняла - тяжело:
- Ничего, донесу.
И понесла рабочим, в рабочие кружки, на окраины Питера. Она была
агентом "Искры". Во всех больших городах России тайно работали агенты
"Искры".
"Искру" везли по морям. Везли на поездах. Тайно переправляли в разных
местах через границу.
"Искра" раскрывала рабочим и крестьянам глаза на их жизнь.
"Искра" учила: "Боритесь с царизмом! Боритесь с хозяевами!"
"Искра" звала к созданию партии. Звала к революции. К борьбе против
царя.
Поднималось в России могучее рабочее движение, разбуженное "Искрой".
Во главе всего этого большого движения, руководителем его и основным
редактором "Искры" был Владимир Ильич.
Много писем получал Владимир Ильич из России от рабочих и агентов
"Искры". Сотни шифрованных писем шли из России. Шли из России с заводов и
фабрик статьи и заметки. Владимир Ильич печатал их в "Искре". Писал рабочим
в Россию ответы. Писал статьи для "Искры". Писал книги о политике и
революционной борьбе.
Свои статьи и книги с декабря 1901 года Владимир Ильич стал
подписывать: Ленин. Почему Владимир Ильич взял такую фамилию? Может быть,
назвался именем суровой и мощной сибирской реки? Может быть.
Появилось новое имя: Ленин. О нем узнает весь мир.

БОЛЬШЕВИКИ

В горной Швейцарии, у берегов синего-синего Женевского озера,
раскинулся красивый город Женева. В предместье Женевы, неподалеку от озера,
в рабочем поселке Сешерон был один дом. Двухэтажный, но совсем небольшой.
Как у всех домов, черепичная крыша. На окнах голубые ставни.
В домике жили "Ильичи". Так ласково называли товарищи Владимира Ильича
с Надеждой Константиновной.
Сначала Ильичи жили в Мюнхене. Мюнхенская полиция пронюхала про
"Искру", пришлось уезжать. Перебрались в столицу Англии - Лондон, на много
верст протянувшийся город, дождливый, туманный. Целый год выпускали в
Лондоне "Искру". И там стало опасно. Надо новое пристанище искать для
"Искры". Так Ильичи очутились в Женеве, в рабочем поселке Сешерон.
- Отлично! - сказал Владимир Ильич, в минуту обежав двухэтажный домик:
внизу довольно просторная кухня, наверху небольшие светлые комнатки. -
Отлично. Тихо. Спокойно будет работать.
Работы у Владимира Ильича уйма, но тишина скоро кончилась. Жители
поселка заметили: к русским и вообще-то приходило много людей, а в июле
1903 года посетителям вовсе не стало счета. Приезжали по одному, по двое,
по трое. Нездешние люди - это не трудно было понять: от местных отличались
и одеждой и речью. Речь была русская. Приезжали русские люди. Видно, в
Женеву они попадали впервые, все было им внове. Солнечное небо им
нравилось, и веселенькие ставни у окон, и цветы в палисадниках.
Может быть, жители поселка Сешерон удивлялись, что летом 1903 года так
много понаехало русских в Женеву. Никто, конечно, не знал, что это из
разных местностей России съезжались делегаты на II съезд партии. Все
непременно заходили к Ильичам, а некоторые так прямо с поезда к ним, в
Сешерон. На кухне с утра до ночи кипел и фырчал эмалированный чайник. Со
стола не убиралась посуда. Каждого встречали приветом и горячим чаем с
мягкой булкой. Ведь были некоторые делегаты, что в России жили в ссылке.
Смельчаки! Выбрали делегатами, так они из ссылки бежали на съезд. У иных на
еду даже не было денег. Но все полны были жизни и веры. Все были веселы.
Иногда вечерами соседи Ильичей примолкали, слушая пение из домика
русских, где в эти дни так много толпилось приезжих. Удивительное пение,
такого еще не слыхивали в рабочем поселке Сешерон. Широкие, вольные, то
заунывные, трогающие душу печалью, то залихватские и удалые мотивы лились
из окон.
- Видно, хорошие люди эти русские. Только хорошие люди могут петь так
задушевно! - говорили соседи.
Делегаты приезжали к Ленину поговорить о вопросах съезда, поделиться
мыслями. Делегаты знали, он больше всех подготавливал съезд. Владимира
Ильича очень ценили и уважали все делегаты. Ведь зто он писал в "Искру" так
много статей. Это он написал замечательную книгу "Что делать?" о том, как
строить партию. Подготавливал для партии Устав и боевую Программу.
"Мы хотим добиться нового, лучшего устройства общества: в этом новом,
лучшем обществе не должно быть ни богатых, ни бедных, - объяснял Ленин, -
все должны принимать участие в работе".
Владимир Ильич еще в ссылке обдумывал Программу.
И хотел договориться на съезде, как правильнее бороться за новое
общество. Как к нему скорее прийти.
Из Женевы делегаты поехали в столицу Бельгии - Брюссель. В Брюсселе
открылся II съезд. Не в просторном, светлом зале проходил съезд, как теперь
бывает у нас. Нет, никакого не было зала, а был огромный мучной склад,
неуютный и темный. Пахло сыростью. Ночью, наверное, в темноте бегали крысы.
Склад проветрили, подмели. Сколотили деревянную трибуну. Большое окно
завесили красной материей. Поставили лавки. И делегаты заняли места. На
трибуну поднялся Плеханов. Плеханов был первым русским марксистом. Он был
ученым. Еще до Ленина написал много книг, объясняющих революционное учение
Маркса. Плеханов торжественно открыл II съезд партии, сказал хорошую речь.
Все слушали с замиранием сердца. Как волновался Владимир Ильич! Даже
побледнел. Только ярко горели глаза. Давно мечтал он о партийном съезде, о
восстановлении партии. Наконец-то сбылось!
Началась работа съезда. И почти с первых же дней началась на съезде
борьба.
Что же это была за борьба? Кто против кого боролся?
Дело в том, что нашлись делегаты, которые не соглашались с боевой
Программой Ленина.
Слишком она казалась им новой и смелой. Новизна их пугала. И эти
делегаты стали спорить с Лениным. Но Ленин был прав и так страстно и горячо
защищал свою правоту, что большинство делегатов стало на его сторону. На
съезде обсуждали Программу и Устав партии. Были выборы в Центральный
Комитет и редакцию газеты "Искра". И по всем вопросам разгоралась борьба.
Ленин сделал на съезде доклад, очень ясный и убедительный, все слушали с
необыкновенным вниманием. На съезде было тридцать семь заседаний. Ленин
выступил сто двадцать раз с речами и репликами. Захватывающе он говорил!
Большинство делегатов было за Ленина. Их стали называть большевиками. Кто
за рабочую революцию, за счастье народа, за ленинскую Программу, за
Ленина - тот большевик. А тех, кто на II съезде откололся от Ленина,
назвали меньшевиками, их было меньше. Меньшевики отошли от революционной
борьбы. Большевики, напротив, теснее собрались вокруг Ленина.
Съезд работал, заседания шли одно за другим, а возле мучного склада
стали появляться подозрительные личности. Шныряли, подсматривали.
Оказывается, бельгийская полиция распознала, что съехались русские
революционеры, целую толпу шпиков подослала следить. Надвигалась опасность.
Пришлось всему съезду перекочевать в новое место. Переехали в Лондон. Там
продолжалась работа. Тоже тайно. Каждый день приходилось менять адрес,
искать для заседаний пристанище. Вот в каких трудных и опасных условиях шел
второй съезд.
Ленин победил. Большевики были с ним, неустрашимые и пламенные
соратники Ленина!

...В Лондоне часты дожди. И тут долго сеял меленький дождичек,
лондонцы ходили под большими зонтами. Прямо-таки запружены были улицы
зонтиками. На час прилетит ветер с Ла-Манша, разметет в небе плотные тучи,
блеснет голубизна, засветит солнце. И снова дождь.
В один такой сырой день после съезда, когда сверкнул ненадолго луч
солнца и скрылся за тучами, Ленин сказал:
- Товарищи! Двадцать лет назад здесь, в Лондоне, умер Карл Маркс.
Поедем поклониться могиле великого Маркса.
- Поедем, - согласились большевики.
И они отправились все вместе на кладбище. Кладбище было в парке,
расположенном в северной части Лондона на высоком холме. С холма далеко
виден был Лондон. Темные от копоти здания, темные крыши, дымные трубы
заводов.
На могиле Маркса лежала плита из белого мрамора, словно в раме из
ярко-зеленой травы.
Куст роз в изголовье. Лепестки печально поникли. Сеял дождь. Черные
зонтики медленно двигались улицами.
- Товарищи, - негромко сказал Ленин, сняв шляпу. - Великий Маркс - наш
учитель. Поклянемся над могилой Маркса, что будем верны его учению. - И
добавил: - Никогда не оставим борьбы. Вперед, товарищи. Только вперед.

***

Источник: http://lib.ru/MEMUARY/ZHZL/lenin.txt

***

---

Фотоистория в папках № 1

002 ВРЕМЕНА ГОДА

003 Шахматы

004 ФОТОГРАФИИ МОИХ ДРУЗЕЙ

005 ПРИРОДА

006 ЖИВОПИСЬ

007 ТЕКСТЫ. КНИГИ

008 Фото из ИНТЕРНЕТА

009 На Я.Ру с... 10 августа 2009 года

Страницы на Яндекс Фотках от Сергея 001

---

***

В день рождения Ленина.

Одним из основных направлений построения социально однородного общества, преодоления социального неравенства, различий в богатстве, сословных и классовых разрывов — для В. И. Ленина и руководимой им партии было сдерживание имущественной дифференциации населения: декретом Совета Народных комиссаров по проекту В. И. Ленина было принято постановление, ограничивающее зарплату высших советских чиновников зарплатой среднего квалифицированного рабочего (Ленин, ПСС, 5-е издание, Т.35, стр.105), декретом Советской власти от 18 июня 1918 года устанавливался максимальный размер оплаты труда — для специалистов 1200 рублей, народных комиссаров 800 рублей, неквалифицированных рабочих 350 рублей и квалифицированных рабочих — 700 рублей, что примерно уравнивало высший эшелон власти и квалифицированных рабочих в оплате труда. В 1920 году было принято постановление ВЦИК, устанавливающее единую тарифную сетку для всех руководителей, максимальный размер оплаты их труда не должен был превышать размер зарплаты квалифицированного рабочего, были установлены верхний и нижний допустимый уровень оплаты труда: госминимум и партмаксимум, на третьем съезде профсоюзов (апрель 1920) была утверждена новая система оплаты труда, согласно которой оклад специалиста не мог превышать оклад неквалифицированного рабочего более, чем в 3,5 раза, при этом отменялась дискриминация женщин и уравнивалась оплата женского и мужского труда.

Советское государство выработало свои методы морального и материального стимулирования труда: различные социальные выплаты, строительство бесплатного жилья, организация бесплатного здравоохранения, в том числе развитие широкой сети бесплатных санаториев для трудящихся, бесплатное образование, транспорт, производственная одежда, натуральные выплаты, создание нормальных условий труда (В Советской России впервые в мире был законодательно утвержден восьмичасовой рабочий день)

Прикрепления: Картинка 1

***

---