За последним 085 - 10 Января 2024 - Персональный сайт

Главная » 2024 » Январь » 10 » За последним 085

09:01

За последним 085

***

---

===

***

===

Глава 20

— Кени, давай отойдём в сторонку, хочу тебе кое-что показать, — шепнула мне Ленка.
Я с любопытством посмотрел на её мордашку, которая прямо светилась хитростью.
— Ну давай отойдём, — согласился я.
— Вот здесь встань, — скомандовала Ленка, когда мы отошли на несколько шагов от костра, точнее, от шарика пламени, который заменял нам костёр.
— Встал, и что дальше? — спросил я.
И в ту же секунду получил ответ. Под колени мне сильно ударило что-то вроде упругой дубинки, и я, не удержавшись на ногах, с размаху уселся на мешок с пресловутым горским сыром.
— Уй! — сморщившись от боли, не сдержался я. — Лен, ты что делаешь?! Этот сыр, он же как камень!
— Ой, извини, — покаянно сказала Ленка, хотя глаза её смеялись. — Давай я тебе попу поглажу, и всё сразу же пройдёт.
Я не выдержал и, несмотря на боль в пятой точке, засмеялся сам:
— Хорошо, хоть не сказала «поцелую». Так что там интересного с этим конструктом? Или ты просто хотела меня на этот мешок усадить?
— Это был не конструкт. Ты что, ничего не заметил?
— Мне как-то не до того было, знаешь ли.
— Сейчас я ещё раз покажу, смотри, — пообещала Ленка. — Не бойся, я совсем легонько.
Я ощутил почти неуловимое колебание Силы, и в плечо мне несильно ударило что-то вроде мягкого кулака.
Удивительно. Обычно волевое построение начинает получаться после многократного повторения соответствующего конструкта. Построил конструкт, скажем, десять тысяч раз, и научился делать то же самое усилием воли. У нас с Ленкой это почему-то получается гораздо быстрее, но всё же и мы основываемся на изученных конструктах. А вот для этого воздушного удара мы никакого конструкта не знаем, даже похожего не знаем. Так работают с Силой Высшие — они просто строят волей необходимое воздействие, и вообще не задумываются, что там за конструкт. Но мы-то точно не Высшие!
— А ну-ка повтори, — потребовал я.
Кулак ударил меня снова.
— Действительно интересно, — заметил я. — И как ты этому научилась?
— Случайно, — ответила Ленка. — Нашла яму, которая хорошо подходит для уборной, и кинула туда камень, чтобы понять, глубокая она или, может, вообще без дна. Она оказалась неглубокой, а от камня поднялась целая туча пыли. Я начала чихать, и как-то само собой получилось, что я всю пыль таким вот образом сдула. Я даже не поняла — это воздушный удар или чисто силовой.
— Сейчас посмотрим, — сказал я, и под коленки ей ударила мягкая дубинка.
— Ай! — только и успела вскрикнуть Ленка, когда я подхватил её на руки.
— По-моему, силовой, — сделал вывод я, продолжая держать её на руках.
— Поставь меня на землю, — потребовала она. — Так ты это уже сам умел, что ли?
— Нет, не умел, — ответил я, аккуратно ставя её на ноги. — Ты показала, я и научился.
— Вот так вот прямо сразу и научился? — не поверила Ленка.
— Ну да, — кивнул я.
— А знаешь, я тебе верю, — задумчиво сказала она. — Я как-то раньше не обращала внимания, а в последнее время стала замечать, что как только ты какой-то приём осваиваешь, так и у меня он сразу же начинает получаться.
— Да я это ещё в детстве заметил, — пожал я плечами. — Я думаю, рисование я от тебя перенял. Да и музыку тоже.
В прошлой жизни мои способности к рисованию ограничивались стилем «ручки, ножки, огуречик[35]», а что касается музыки, то по ушам мне прошёлся если и не медведь, то увесистый такой медвежонок. В этом же мире у меня с раннего детства обнаружились очень неплохие способности что к рисованию, что к музыке, и не только способности, но и довольно сильная тяга к творчеству. Правда, эти способности до таланта всё-таки недотягивали, но тем не менее, контраст с предыдущей жизнью был разительным, и я почти сразу задумался, каким образом я всё это вдруг приобрёл.

[35 — «Точка, точка, запятая / Вышла рожица кривая / Ручки, ножки, огуречик / Получился человечек!» — это слова песни Юлия Кима, написанной им для детского фильма 1972 года «Точка, точка, запятая».]

— А может, это я у тебя переняла, — возразила Ленка.
— Нет, Лен, — отрицательно покачал головой я. — Я не художник, а просто рисовальщик. Рисую я неплохо, но вложить душу, чтобы картина стала живой, мне не дано. С тобой я даже близко сравниться не могу — вот у тебя настоящий талант.
— Глупости болтаешь, Кени, — смущённо сказала Ленка, ткнув меня кулачком в бок. — И что из этого следует?
— Как минимум, из этого следует то, что мы можем учить каждый своё, то есть вдвое меньше.
— Как-то это нечестно получается, — с сомнением сказала Ленка.
— Если тебе случится жить рядом со слепыми, должна ли ты выколоть себе глаза? — задал я риторический вопрос.
— Ну, если посмотреть на это с такой стороны…
— Мы такие, какие есть, Лен. — добавил я. — Мы не сами себя такими сделали, и изменить это мы никак не можем.
— Ну и ладно, — махнула рукой Ленка. Она не любила долго изводить себя моральными проблемами. — В общем, я хочу на нашем Генрихе это попробовать. Просто мечтаю посмотреть, как он на задницу сядет.
— Я бы не советовал, Лен, — заметил я. — Плохая идея, поверь.
— Это ещё почему? — удивилась Ленка.
— Если ты демонстрируешь преподавателю, что ты лучше него знаешь предмет, то он немедленно начнёт тебе доказывать, что на самом деле ты ничего не знаешь. Это безусловный рефлекс, и он работает всегда. А зная нашего Генриха, это доказательство будет очень болезненным и очень унизительным. В общем, не советую, правда. Продемонстрируй этот приём на ком-нибудь из студентов, да хоть на мне, и Генрих за тебя порадуется. А на нём не надо.
— Вот почему ты, Кени, всегда прав? — грустно спросила Ленка. — Временами это ужасно раздражает.
— Я не всегда прав, — отказался я.
— Всегда, всегда, — вздохнула Ленка. — Ладно, наши там уже укладываются, пойдём-ка и мы спать.
* * *
Утром — точнее, тем, что у нас здесь считалось утром, — я всё-таки не выдержал и за завтраком снова заговорил с Драганой:
— Знаешь, Гана, я много думал о нашем вчерашнем разговоре, и он по-прежнему не выходит у меня из головы.
— И что именно оказало на тебя такое впечатление? — подняла бровь Гана.
— Ты ещё спрашиваешь, — усмехнулся я. — Мне не нравятся наши перспективы.
— Вообще-то, Вселенной совершенно безразлично, что нам с тобой нравится или не нравится, — заметила она. — Но всё же, что именно тебя смущает?
— Слиться с каким-то чуждым разумом, потеряв свою индивидуальность — это не то, что я желал бы для себя или для своих близких, — сказал я.
— Так и не сливайся, кто тебя заставляет? — хмыкнула Гана.
— Не понял… — озадаченно отреагировал я.
Гана вздохнула и налила себе ещё тонизирующего отвара.
— Действительно, наш вчерашний разговор был не совсем закончен. Давай поговорим, пока есть время до выхода. Соборную душу можно грубо представить чем-то вроде комка очень упругой субстанции. Когда индивидуальная душа отщепляется от неё, она остаётся соединённой упругой нитью, которая тянет её назад. И как быстро эта нить сумеет втянуть душу обратно — зависит главным образом от человека, и от его желания жить. Например, часто бывает, что человек, который прожил очень насыщенную жизнь, умирает вскоре после того, как уходит на покой. Он не привык к спокойной жизни, он не знает, что ему теперь делать, и просто не видит, зачем ему жить дальше. Хочешь жить долго — всегда имей цель. Если ты не знаешь, для чего тебе жить, то душу ты надолго не удержишь.
— Однако умирают и те, кому есть для чего жить, — заметил я. — Случается насильственная смерть, можно умереть от несчастного случая, от болезни, в конце концов.
— Верно, — согласилась Гана. — Умирают все — кто раньше, кто позже. Ну, почти все. А вот то, что будет дальше, зависит исключительно от воли человека.
— Я так часто слышу про волю, что у меня уже начинает развиваться аллергия на это слово, — поморщился я.
— Я тебя понимаю, — засмеялась Гана, — я сама примерно так же к этому относилась, когда была студенткой. Но что поделать — если разобраться, то в мире ничего не существует, кроме воли. Мы живём в материальном мире, и нам очень трудно осознать, насколько эфемерной является материя. Всё выглядит постоянным и неизменным наверху, но стоит нам спуститься хотя бы на уровень элементарных частиц, и мы видим лишь бесконечное кипение энергии. Там, внизу, нет ничего определённого. Ничего, кроме воли.
— Я с трудом себе это представляю, — пожаловался я.
— Никто не представляет, не только ты, — усмехнулась Гана. — Возможно, для нас это вообще непостижимо, по крайней мере, на данном этапе развития. Но мы немного отвлеклись. Так вот, если человек всю жизнь безвольно плыл по течению, подчиняясь чужим желаниям, то он вряд ли что-то сможет противопоставить воле соборной души. Она заберёт его ничтожный жизненный опыт — хотя найдётся ли там, что забирать? Она отбросит его индивидуальность — душе человечества неинтересна индивидуальность отдельных душ. И такая душа просто растворится, вернётся обратно в общую массу соборной души. Но если у человека есть воля, то душа его сможет сохранить часть своей индивидуальности и не раствориться в общей массе. А потом она сможет пойти на перерождение, уже не совсем пустая. А бывает ещё, что человек чувствует, что он ещё не выполнил всего, что должен, и если его воля при этом достаточно сильна, то тогда и произойдёт реинкарнация с полным сохранением личности.
Очень похоже на правду. Мне трудно поверить в это до конца — всё же рассуждения о таких незримых вещах всегда оставляли у меня лёгкое впечатление шарлатанства, ну или религии, если угодно. Но в целом всё то, что произошло со мной, неплохо укладывается в такое объяснение.
— Но есть и ещё один путь, — продолжала Гана, — наш путь. Ты знаешь, чем на самом деле отличаются Высшие от обычных людей?
— Тем, что Сила к ним прислушивается? — повторил я то, что мне не раз уже говорили.
— Это необходимое условие, но недостаточное, — отрицательно покачала головой Гана. — По большому счёту, Сила прислушивается ко всем одарённым, ведь любое волевое построение — это, по сути, и есть прямой разговор с Силой. Нет, наше главное отличие состоит в том, что мы больше не связаны с соборной душой. В некотором роде мы уже не люди, потому что мы больше не часть человечества. Мы принадлежим Силе, и Сила поддерживает наши души. А когда наша воля становится достаточно сильной, чтобы душа могла существовать без внешней поддержки, мы можем начать независимое существование, самостоятельно идя по пути Возвышения. Сила в этом плане гораздо более мягкая хозяйка, чем Сияние, и легко отпускает свои души на волю.
— То есть ты можешь сама стать сверхразумом? — поразился я.
— Мне пока рано думать об этом, — засмеялась Драгана. — Я ещё слишком слаба, чтобы даже просто жить без поддержки Силы. Но мы верим, что Кеннер Ренский покинул нас, потому что путь повёл его дальше.
Ага, то-то вы с Алиной были такие ошалевшие, когда я бездумно ляпнул, что имя Кеннер подсказал моей матери сам Ренский.
— То есть ты хочешь сказать, что когда Высшие умирают, они просто становятся свободными душами?
— Не всегда, — пожала плечами Гана. — Высшего можно ведь и убить, пусть это и не так легко. Если его душа не готова существовать без тела, то она просто растворится в Силе. Но в целом именно так — когда приходит время, нам нужно покидать это тело.
— Почему?
— По той же причине, почему мы не можем постоянно сидеть на одном месте. Мы должны регулярно путешествовать, узнавать мир, ставить цели и достигать их. И эти цели должны быть всё больше и больше. И вот в какой-то момент оказывается, что наша маленькая планета уже не в состоянии дать нам достойную цель. Путь развития Высшего сложен, но и награда грандиозна — свобода без хозяина и сохранение личности.
— И насколько реально достичь Возвышения?
— Не знаю, — ответила Гана. — Знаю только, что очень сложно. Для того чтобы соборная душа осознала себя, нужен опыт многих триллионов существ. Конечно, сидеть на месте и тысячелетиями сосать ничтожные крохи опыта — это простой, но очень неэффективный способ. Активный индивидуальный разум развивается гораздо быстрее. Но всё же это даёт какое-то представление о сложности пути.
Я задумался, забыв про кружку с отваром в своей руке. Действительно, такая модель вполне может объяснить, что со мной произошло. Представим, что моя душа заблудилась, и заинтересовала Силу связью с ещё одной Вселенной. Чтобы оставить меня в своём мире, она срастила мою душу с Ленкиной, которая оказалась рядом — иначе связь с соборной душой обязательно утянула бы мою душу обратно в тот мир. Однако связь осталась, и те, кто способен видеть души, сразу понимают, что я чужак. Ну а Ленка удерживает меня здесь. И лучше бы нам пока не умирать, потому что наши соединённые души будут чужими и для того мира, и для этого.
* * *
Заглянув в очередной зал, я тут же шарахнулся назад, шёпотом объявив «Жуки!».
— Что случилось, Вкусный Чужак? — поинтересовался крыс. — Я не чувствую опасности.
— Там Уборщики, — объяснил я.
Крыс зашевелил носом принюхиваясь, а затем осторожно заглянул в зал.
— Опасности нет, — объявил он, — это всего лишь Уборщики.
Я неожиданно осознал, что в этот раз он использовал для понятия «Уборщики» чуть-чуть отличающийся образ. Сколько же таких тонкостей надо знать, чтобы разговаривать уверенно и без ошибок? Впрочем, не стоит жаловаться — общаться рисунками было бы гораздо сложнее.
— Входим, — сказал я женщинам. — Крыс говорит, что эти Уборщики неопасны.
В зале большая группа красноватых жуков суетилась вокруг какой-то неприятно выглядящей кучи.
— Надо бы отловить парочку и взять с собой, — предложила Драгана.
— Ну и будет у тебя просто пара дохлых жуков, — сказал я. — Самое главное в них — это структурированная аура, а она вряд ли сохранится. Помнишь ящерицу? Она сдохла, и все структуры сразу же развеялись.
— Помню, — вздохнула Гана. — Но всё равно хочется.
— Скажи, серый друг, — обратился я к крысу, — мы хотим поймать несколько жуков — это безопасно?
— Если несколько, то безопасно, — отозвался тот. — Сейчас это просто жуки.
— Можешь их ловить, Гана — крыс говорит, что опасности нет, — передал я.
Ловить особо и не понадобилось — Гана просто аккуратно взяла пару ближайших и посадила их в стеклянную баночку. Она уже было собралась засунуть баночку в рюкзак, как вдруг остановилась и с удивлением на неё уставилась.
— Что ты там увидела? — полюбопытствовала Алина.
— Они сдохли, представляешь? — с изумлением ответила Драгана. — Разом откинули лапы.
— А что тут удивительного? — хмыкнул я. — Они обнаружили, что не могут выполнять свои функции. Сообщество не может позволить себе содержать нефункционирующих членов, это бесполезная трата ресурсов. Для коллективного разума отдельные составляющие никакой ценности не представляют.
— Похоже, что ты прав, Кен, — согласилась Гана. — Ладно, привезу хотя бы дохлых.
Дальше вновь потянулись пыльные коридоры и пустые залы. Я аккуратно помечал все развилки, и без сомнения, остальные поступали точно так же. Ничего живого нам не встречалось, за исключением редких жуков, которые занимались своим важным делом, и совершенно не обращали внимания на проходящих мимо пришельцев.
А ещё нас всех порядком удивила редкость сатуратов на этих уровнях. Мы почему-то с самого начала были уверены, что внизу они лежат чуть ли не кучами, но оказалось, что наверху их гораздо больше. Мы прошли по нижним коридорам уже, наверное, вёрст десять, а нашли лишь жалкую пару штук. По всей видимости, местные жители находят им какое-то применение — да ведь те же крысы собирают их для своих самок. А может быть, жуки вместе с обитателями заодно сожрали и сатураты.
— А кстати, девушки, — заметил я. — Мы ведь очень удачно сюда зашли. Крыс говорит, что если бы жуки не прибрали всё перед нами, пройти здесь было бы гораздо сложнее.
— В чём-то удачно, в чём-то неудачно, — проворчала Гана.
— Не расстраивайся, — утешил её я. — Жуки съели не всех, и наверняка мы ещё кого-нибудь встретим. Зато нам не встретится сотня слизней разом. Кстати, как у вас в плане взаимодействия с Силой?
— Нормально, — ответила она. — Да ты и сам можешь проверить. Если Сила тебя слушается, значит, у нас тем более проблем нет.
— А когда Сила перестанет нас слушаться — мы повернём обратно? Я как-то не очень надеюсь на наши чудо-мечи.
— Посмотрим, — коротко ответила Гана, никак не развеяв моих опасений.
* * *
Я словно накаркал. Мы расположились на дневной привал в небольшом тупиковом зале, и едва успели сбросить с плеч вещи и начать раскладываться, как крыс насторожился.
— Идёт Сын Камня, — передал он мне. — Сейчас будет здесь.
Я уже и сам почувствовал дрожание пола. Я с отчаянием посмотрел на разложенные вещи. Мы, возможно, успели бы сбежать, бросив всё имущество, но вот получится ли выбраться обратно без него? И ещё не надо забывать, что нам предстоит расплачиваться с крысами, и если мы не сможем заплатить им оговорённое, то неизвестно, как они отнесутся к нарушению договора.
— Девушки, сейчас здесь появится тварь, которую крыс называет Сыном Камня, — объявил я. — Сбежать мы не успеваем, так что будем драться, готовьтесь.
У нас были буквально секунды, чтобы приготовиться, а затем стена в нескольких саженях от нас затряслась, посыпались камни, и из образовавшейся дыры стремительно полез чудовищный червяк диаметром чуть ли не в два человеческих роста. Морды у него не было — торец туловища был целиком занят огромной пастью, в которой в противоположные стороны кружились концентрические кольца острейших зубов. В целом это напоминало скорее что-то вроде горнопроходческого комбайна, чем нормальную пасть животного. Туловище червяка было почти прозрачным, и в нём виднелись какие-то сложные структуры Силы.
Мы с Ленкой немедленно начали стрелять, но толку от пуль не было совершенно. Да собственно, будь этот червяк даже обычным зверем, наши пульки вряд ли бы его особо впечатлили. Я отбросил карабин в сторону и вытащил меч.
У старших подруг дело шло немного получше, но именно что немного. В зале происходило просто буйство Силы, и я почувствовал тянущую боль в животе, которая сразу напомнила мне о маминых шедеврах. Реальность в зале колебалась, но странным образом червяк оставался невредимым. Его, правда, удалось остановить и держать на одном месте, но похоже, это было единственным достижением.
Я едва смог уловить стремительное движение, когда в бок червяку врезался большой камень. Он пробил бок, и остановился только в середине прозрачного туловища. Червяк ответил на это низким гуденьем и мотнул головой. Но в следующий момент камень внутри будто взорвался, превратившись в пыль, и моментально растворился. Червяк снова оказался невредимым.
— Ничего не действует, — хрипло сказала Драгана. — Мы можем его только удерживать.
Похоже, что настало время для нашего выхода. Я подбежал к червяку и рубанул его по боку. Меч действительно работал — в боку появился длинный разрез, и структуры в районе разреза погасли. Сын Камня опять возмущённо загудел и задрал голову вверх.
В этот момент стало видно яркое пятно внизу прямо под пастью, в котором было сконцентрировано такое огромное количество мелких структур, что от взгляда на них рябило в глазах. Я ничего не успел сделать, как под голову червяку одним прыжком подскочила Ленка и с размаху вогнала в это пятно меч по самую рукоятку.
— Беги, — крикнул я, с ужасом ожидая, что тварь сейчас раздавит её головой. Ленка, однако, не стала корчить из себя героиню, и немедленно прыгнула в сторону, оставив меч в червяке.
Сын Камня замер, низко гудя. Затем Ленкин меч вывалился из него, и звякнув, упал на землю. Гудение быстро стихло, а затем по гигантскому туловищу покатилась тёмная волна гаснущих структур. Мы стояли молча и разинув рот смотрели, как вслед за тёмной волной огромное туловище твари просто растворяется в воздухе. Наконец, от червяка не осталось и следа, как будто его никогда и не было. Об эпической битве напоминали лишь валяющийся на полу меч, да выпавшая из гиганта небольшая кучка каких-то камешков.
— Что у вас за проблема-то с ним была? — спросил я Алину, просто для того, чтобы что-то сказать. Руки у меня заметно тряслись.
— На него никакие воздействия Силой, как бы это сказать, не воздействуют, — механически ответила Алина, не сводя глаз с места, где только что бушевало огромное чудовище.
— Это тварь Силы, — добавила Драгана. — На него Сила просто не действует, потому что он сам концентрат Силы. Всё же нам здорово повезло, Кеннер, что ты тогда подумал про мечи. Грустно признавать, что студент оказался умней нас, но это факт, увы.
— Страшно было, — незатейливо пожаловалась Ленка и шагнула было к лежащему на полу мечу.
В этот момент реальность вздрогнула вновь, и прямо в воздухе начали загораться цепочки структур. Поле Силы начало сгущаться вокруг них, как вокруг скелета, и буквально через десяток секунд Сын Камня снова был совершенно невредим. Мы стояли в шоке, не пытаясь как-то отреагировать, и лишь наблюдали в полном оцепенении возрождение чудовища.
Сын Камня победно загудел и стремительно метнулся прямо к стоявшему немного в стороне крысу. Я слегка прикрыл глаза, ожидая фонтана крови, но ничего подобного не произошло. Прямо перед крысом червяк немыслимым образом изогнулся, обошёл его и ударил пастью в стену. Посыпались камни, пол задрожал, и червяк, судорожно сокращаясь, начал быстро втягиваться в камень. Через полминуты о нём напоминали лишь лежащие рядом на полу меч и кучка камешков, два новых прохода, да доносившееся издалека гуденье.
Мы стояли в полном ошеломлении, не зная, что сказать или сделать. Я так и держал в руке меч, совершенно о нём забыв.
— Ты очень умный, Вкусный Чужак, — крыс послал мне мысль, окрашенную восхищением. — Ты сразу понял, как добыть из Сына Камня красивые камешки. И ты очень сильный — ни у кого другого это не получилось бы.
Я бы почувствовал себя польщённым, но меня никак не оставляло ощущение, что здесь что-то не так.
— Твоя самка очень храбрая, — продолжал восхищаться крыс. — Если бы она была нашего вида, за неё дали бы не меньше трёх штук круглой еды.
Я, пожалуй, не стану сообщать Ленке, что она стоит в три раза дороже крысиной самки. Если слишком часто баловать женщину неумеренными комплиментами, она может и возгордиться.
— А скажи мне, Зоркий Нос, — прервал я поток восхвалений, — так значит, это и был Сын Камня? Что он вообще делает?
— Он открывает новые проходы и иногда закрывает старые, — ответил крыс. — Ещё он роняет красивые камешки, которые любят самки, только очень редко. Ты первый придумал, как заставить его выронить сразу много.
— Ты его совсем не боялся, — заметил я.
— Он неопасен, — ответил крыс. — Если встать у него на пути, он всегда уклоняется.
— Дамы, я поздравляю всех с великой победой, — объявил я. — Представьте себе банду тупых дикарей, которая героически напала на паровоз и победила его в упорной битве. Продырявила ему бак, или оторвала колесо, или ещё как-нибудь. Так вот, это мы и есть.
Дамы смотрели на меня с недоумением, и я пересказал им полученную информацию.
— И теперь наш проводник считает нас тупыми дикарями? — уточнила Алина.
— Нет, он восхищается нашим умом. Он считает, что мы придумали способ, как заставить Сына Камня выронить сатураты. Это простая и понятная версия, и пусть она такой и останется. Он верит, что мы умные и хитрые, и я не собираюсь ему объяснять, что мы всего лишь ловко такими прикидываемся.
— Ну значит, всё в порядке, — пожала плечами Алина. — Мы то, чем нас считает общество, пусть даже это крысиное общество. Давай лучше посмотрим, что же такое мы так умно и хитро добыли. Точнее, вы с Леной добыли.
— Мы с Леной за славой не гонимся, мы тут все показали себя умными, — улыбнулся ей я.
Небольшая кучка камней, выпавших из червяка-переростка, выглядела довольно необычно. Камни были идеально круглой формы и примерно одинакового размера. Они не были прозрачными, как те редкие сатураты — цвет их был скорее молочно-белый с небольшим оттенком. Оттенок трудно было уловить — он казался всё время разным, а может, он и в самом деле постоянно менялся. Внутри камней крутились какие-то причудливые вихри, которые непрерывно меняли форму и цвет. Но самым удивительным было то, что эти вихри были прекрасно видны несмотря на то, что камни были совершенно непрозрачными.
— Симпатичные камешки, — сказала Ленка, пристально разглядывая один из них. — Из них можно сделать потрясающие бусики. Интересно, их можно просверлить?
Драгана с Алиной уставились на неё, как на клиническую идиотку, полностью потеряв дар речи.
— Да шутит она, шутит, — устало сказал я. — Что вы в самом деле — шуток не понимаете? Но вообще-то и в самом деле интересно, куда их можно приспособить. Я, кстати, спросил про них крыса — он ожидаемо ничего толкового сказать не сумел. Сообщил только, что они очень редкие, и если бы у крыс были в наличии такие камни, то менялись бы они только на ножи, и никак иначе.
— Мы таких никогда не видели, — сказала Гана. — Кеннер, я требую, чтобы ты ничего не пытался делать со своей долей, пока наши специалисты не разберутся с их свойствами. Это может быть очень опасным, понимаешь? И никому их не показывай, по крайней мере, пока не получишь разрешение от Круга. Ты понял? Имей в виду, я сейчас говорю очень серьёзно.
— Понял, — кивнул я. — Обещаю не показывать их без разрешения никому, кроме членов семьи, и не использовать их, пока не узнаю достаточно про их свойства.
— Не совсем та формулировка, которую я хотела бы услышать, — недовольно сказала Драгана, поморщившись, — но удовлетворюсь пока ей. Знаешь, Кеннер, ты мне больше нравишься, когда ведёшь себя как обычный молодой человек, а не как крючкотвор-законник.
— Не пытайся подловить меня на хитрых формулировках, и я с удовольствием буду вести себя, как пустоголовый студент, — пожал плечами я.