За последним 063 - 8 Января 2024 - Персональный сайт

Главная » 2024 » Январь » 8 » За последним 063

19:28

За последним 063

***

---

***

===

Глава 19

Я сидел на тёплом капоте грузовика, слегка ёжась на холодном весеннем ветерке и щурясь на яркое, уже не зимнее солнце.
— Вы бы не сидели на виду, господин, — заметил сотник Сигурд Йенсен. — Кто-нибудь может и стрельнуть.
— Марта нас прикрывает, — ответил я. — Верно, Марта?
— Не бойся, Сигги, — со смешком сказала Марта, — я тебя прикрою.
Марта Кох, рыжая и изрядно конопатая девица, закончила Академиум в год моего поступления, сразу подписала с нами контракт, и сейчас уже числилась в ветеранах. Характер у неё был резкий, язык острый, и уживалась она только с Сигурдом, который реагировал на неё с флегматичностью истинного северянина.
— Марта, конечно, девка надёжная, — покачал головой Сигурд, — но Одина не зря называют предателем воинов.
— А я и не полагаюсь только на Марту, — улыбнулся я. — Меня сейчас разве что хорошей очередью бронехода можно достать. Зато если они действительно выстрелят, то у меня будет хороший повод просто прикончить Леона и решить вопрос радикально.
Мы снова замолчали, разглядывая побелённые стены замка, за которыми возвышался довольно внушительный донжон. В целом замок Нейгаузен был раза в полтора больше моего, и по меркам Ливонии, выглядел мощным сооружением. В отличие от Раппина, который находился, можно сказать, на задворках церковных земель, Нейгаузен граничил с орденскими владениями, и в прошлом видел немало осад.
— А подними-ка бронеход, Сигурд, — наконец сказал я. — Может, они там спят и не видят, что гости на пороге стоят? Надо к ним вежливо постучаться. Тяжёлый поднимай, и пусть он пулемётом пройдётся вдоль стены.
Подъём бронеходов с транспортных платформ в моей дружине был настолько отработан, что ратники, по-моему, могли это делать даже не просыпаясь. Не прошло и десяти минут, как басовито загрохотал крупнокалиберный пулемёт, и вдоль стены начали выплёскиваться облачка рыжей пыли.
— Он свою стену из обычных кирпичей сложил, что ли? — хмыкнул я. — Не удивлюсь, если третий калибр их сейчас насквозь прошил.
— Если стена тонкая, так и насквозь, — согласился Сигурд. — А вот мы ещё на позапрошлом контракте такое чудо видели — они там сложили две стенки параллельные в один кирпич, а между ними песка насыпали. Получилась мощная такая стена, выглядит точь-в-точь, как настоящая. Мы уже решили было, что её придётся долго артиллерией ломать, а потом взяли и попробовали из пушки бронехода по ней пройти. А она вся разом возьми и обвались.
— Вот как? — заинтересовался я. — А ну-ка, пусть он очередь из трёх снарядов в одно место положит.
Из стены полетели осколки кирпичей.
— Нет, толстая стена, нормально построили, — выдал экспертное заключение Сигурд, разглядывая глубокую выбоину, окружённую облаком рыжей пыли. — Катапультой, хе-хе, не взять.
Со стены замахали белой тряпкой.
— Проснулись, наволочкой машут, — захихикала Марта.
Ещё через несколько минут из калитки в воротах появился довольно упитанный человек с белым флагом в руке и спотыкаясь, торопливо двинулся к нам. Дойдя до нас, он остановился, переводя дух и утирая лоб. Мы, в свою очередь, с любопытством разглядывали его с высокого капота.
— Эээ… что это значит? — наконец, заговорил он. — Что вы делаете? Это противозаконно, мы будем жаловаться его преосвященству.
— Барон в замке? — вместо ответа спросил я. — Возвращайся и скажи ему, что фон Раппин хочет обсудить с ним кое-какие пограничные вопросы. И ещё скажи, что если он не выйдет, то я сам к нему приду. Мне уже надоело тут сидеть, так что ему лучше поторопиться.
Минут через пятнадцать из калитки показался сам барон с двумя сопровождающими.
— Ну ладно, пойдём и мы ему навстречу, — сказал я, слезая с капота. — Не стоит унижать его без нужды, и превращать неприязнь в ненависть.
Барон фон Нейгаузен смотрел на меня ещё более недружелюбно, чем во время церемонии гоминиума. Можно понять его огорчение — он ведь уже привык считать соседские земли своими, и вот такая неожиданность. И главное, ничего нельзя сделать — я ведь ему ясно продемонстрировал, что за полчаса могу превратить его замок в груду обломков. Чистой воды грабёж, в общем.
— Барон, счастлив видеть вас снова, — с радостной улыбкой приветствовал его я. — Прошу простить за визит без приглашения, но вы так и не ответили на моё письмо. Почта работает просто безобразно. Пришлось вот так, лично.
— Что вы хотите, Арди? — с кислой физиономией спросил Леон.
— Скажите, Кнеллер, у вас есть карта ваших владений? А именно карта, выданная вам при инвеституре? Вы её, случаем, не потеряли?
— И что? — барон даже не пытался казаться вежливым.
— Покажите мне на карте ваших владений Оравское озеро, пожалуйста. А также прочие поселения из списка, приложенного к моему письму.
— Эта карта устарела на десять лет, — хмуро сказал барон. — Ситуация изменилась.
— Отнюдь, — возразил я. — Никаких изменений не произошло. На моей карте эти деревни есть. На вашей их нет. Значит, они принадлежат мне — чего уж проще?
Леон мрачно на меня смотрел, ничего не отвечая.
— И знаете что, Кнеллер, — продолжал я, — я не собираюсь взывать к епископу с просьбой рассудить нас. Это дело совершенно очевидное для любого, и в третейском судье нет никакой необходимости. Вы вторглись в моё баронство и захватили мои земли. Или мы сейчас решаем этот вопрос миром и дальше живём дружно, или мы воюем.
— И что я получу за то, что решу вопрос миром? — усмехнувшись, спросил Кнеллер.
— Леон, вы наглеете, — ласково сказал я. — Знаете, почему вы до сих пор живы? Исключительно из-за вашего сына. Мне не нужен кровный враг в соседях, но убивать детей без крайней необходимости я не хочу. А так-то вы мне гораздо удобнее мёртвым.
— И если я не пожелаю решать вопрос миром?
— Тогда вы умрёте. Вместе со своей семьёй. Мне кровные враги не нужны — я человек миролюбивый, но не до идиотизма.
— А вы не допускаете, что я могу сейчас вам уступить, но стать кровным врагом?
Однако крепкие нервы у фон Нейгаузена — всё пытается что-то выторговать, хотя прекрасно понимает, что я не шучу насчёт его убийства вместе с семьёй.
— Ну, для того чтобы стать кровным врагом, нужно пролить кровь, а мы с вами как раз и обсуждаем, как обойтись без этого. А вообще, я надеюсь, что мы всё-таки поладим. Ясно, что вам не хочется расставаться с тем, что вы привыкли считать своим, но это чужое, и вы сами это прекрасно понимаете.
— Ну что же, я уступаю силе, — сказал Леон, пожав плечами.
— Очень разумное решение, — одобрил я. — Я даю вам срок до послезавтра, чтобы отозвать своих людей. Не советую пытаться прихватить что-то напоследок, я таких шуток не пойму. И начиная с послезавтрашнего дня — если я обнаружу ваших людей, гуляющих по моим землям, я их повешу, а потом приду к вам, и разговаривать уже не буду. Вам понятны мои условия, барон?
— Понятны, — сквозь зубы ответил Леон.
— Вот и хорошо. Надеюсь, мы с вами всё же подружимся, ну а пока я с вами прощаюсь.
В машине Сигурд поинтересовался:
— Теперь в Ольденторн?
— Хотелось бы, Сигурд, но нельзя, — с грустью сказал я. — Мы в христианской стране, ты помнишь об этом? Стоит нам хотя бы раз выстрелить по монастырю, и аббатиса немедленно поднимет крик о том, что язычники убивают христиан. Она ведь на это и пытается нас спровоцировать, ей нужно из этого дела устроить поход за веру. Нет, нам в баронстве религиозные войны ни к чему.
— И что делать?
— Будем работать не торопясь, используя имеющиеся возможности. Рассылать мобильные группы по деревням, задерживать посторонних, вести работу со старостами.
* * *
Три комнаты баронских апартаментов у нас превратились в спальню, гостиную и небольшой кабинет. Наверняка старый барон использовал их точно так же — сложно для трёх комнат придумать другое применение. Слегка кривоватый, но довольно приличный стол в кабинете сейчас был завален бумагами баронства, которые я и разбирал с двумя командированными сотрудниками Зайки, пытаясь составить какое-то представление о финансовом положении баронства. Финансовое положение, выражаясь изящным языком, было скромным. Но слава Христу, не катастрофическим — сейчас удачно подошло время сбора весенней подушной подати с отхожих промыслов, которая в первый раз за много лет ожидалась в полном, ну или почти полном размере. Все финансовые дыры закрывались, и денег ещё должно было хватить, чтобы начать капитальное строительство, прежде всего, казарм и опорных пунктов гарнизона. До осени серьёзных финансовых проблем мы не ожидали, ну а осенью настанет время сбора основной, осенней подати.
— Ваша милость, — в дверь заглянул управляющий Леннарт, — там вернулась её милость баронесса с ратниками. Привезли пленных.
Ленка по живости характера долго в Раппине усидеть не смогла, и немедленно начала мотаться по всему баронству с мобильными группами, проводя работу со старостами и организуя опорные пункты.
— Ну-ка, ну-ка, пойдём посмотрим на улов, — Я с удовольствием воспользовался подходящим поводом оторваться от бумаг. — Поработайте пока без меня, парни.
Во дворе замка было тесно и людно. Большую часть двора занимали три здоровенных военных грузовика, из которых ратники разгружали какие-то мешки. Сбоку у стены прямо на земле сидели монашка и пятеро мужиков, которых охраняли двое ратников с винтовками наперевес. Слегка осунувшаяся от усталости Ленка стояла в стороне, наблюдая за разгрузкой. Я подошёл сзади и поцеловал её в висок.
— Что за мешки?
— Часть подати взяла продуктами, — посмотрела она на меня, — нам же всё равно надо людей кормить. Какой смысл заставлять крестьян их продавать, если мы у них эти же продукты и купим?
— Всё верно сделала, — кивнул я. — А кто это у стенки сидит?
— Две группы сборщиков подати из Ольденторна, они по деревням ездят по трое — монашка и двое охранников. И ещё староста Тамме — он сам заплатил подать в Ольденторн. Мы поспрашивали в деревне — он там объявил, что лучше заплатит слугам божьим, чем проклятому язычнику, и передал всё монастырским.
— Надо же, какой принципиальный, — восхитился я. — А почему их шесть? Три группы и староста — должно же быть семеро?
— Монашку из второй группы мы тяжело ранили, они там отстреливались. Ну и пристрелили её, она бы всё равно не доехала.
— Отстреливались?
— Одна группа резкая попалась. Вон те двое, что справа сидят.
— Так, — я повертел головой и окликнул стоящего рядом десятника. — Завид, давай-ка сюда двоих справа.
— А, шустриков, — ухмыльнулся Завид. — Парни, вон тех тащите сюда.
Шустрики были избиты, но не сильно. Смотрели нагло, глаз не отводили, и вообще чувствовали себя как бы не хозяевами положения.
— Наглые, — заметил я Ленке.
— Ещё какие наглые, — подтвердила она. — Запугивать нас пытались. Парням их поучить пришлось, только тогда заткнулись.
— Отпустите нас немедленно, — потребовал один из них.
— А то что? — поинтересовался я.
— Мы служим Ольденторнскому аббатству. Это христианские земли, и язычникам здесь не место.
— Не просто наглый, а наглый дурак, — констатировал я. — Я бы приказал вбить в вас немного ума, но вам ум уже не пригодится. Вы имели глупость стрелять в баронессу, хозяйку этих земель, так что вам теперь не позавидуешь.
— Откуда мы знали, что там была баронесса? — хмуро возразил второй.
— Ты что, всерьёз считаешь это оправданием? — удивился я. — Ладно, что с вами обсуждать. Завид, этих поместить отдельно и стеречь как следует. И монашку тоже отдельно держи, а то устроят ещё оргию, некрасиво выйдет.
Я помахал рукой, подзывая стоящего поодаль управляющего.
— Почтенный, у меня к вам есть не совсем обычный вопрос, — начал я, обдумывая, как бы выразиться поделикатней, но потом всё же решил не мудрить и спросить прямо. — А найдётся ли у нас в баронстве палач? Не хочется ратников таким делом нагружать, знаете ли… не воинское это дело.
— Найдётся, ваша милость, — степенно ответил управляющий. — Старый Кай Песонен ещё у старого барона служил. Он сейчас не у дел, правда, но думаю, согласится снова поработать.
— А что старый барон — много казнил? — полюбопытствовал я.
— Да нет, казнил-то редко, можно сказать, что и никогда. Больше телесные, тюрьмы-то у нас в баронстве нет. Так что если не заработал на виселицу, то получи горячих. А когда и сам порол — ну, в основном, если девка молодая.
Ах, простая сельская жизнь, милые баронские забавы. Может быть, я и сам, когда состарюсь… впрочем, у нас, женатых, с поркой девок обычно не складывается. В наш век упадка нравов понимающая жена — большая редкость.
— А девок-то за что порол? — спросил я.
— Так за разврат, за что же ещё? — пожал плечами управляющий.
И в самом деле, глупый вопрос. За что же ещё, не за подгоревшие же котлеты.
— Ладно, зовите этого Кая, поговорим с ним. А насчёт девок пусть вот баронесса решает, кого пороть, кого награждать, не собираюсь я в дела сердечные влезать.
* * *
Кай Песонен оказался крепким дедком. Да и не дедком, пожалуй — борода у него была крепко с проседью, но руки старыми не выглядели и бугрились мышцами. Он, наверное, и без всякой виселицы мог бы приговорённым головы откручивать, силы хватит.
— Здравствуйте, уважаемый Кай, — приветствовал его я. — Баронство в вас нуждается. Готовы потрудиться для процветания родного края?
— Здравствуйте, ваша милость, — почтительно ответил палач. — Готов-то я готов, только вы уж не гневайтесь, ваша милость, условие у меня есть.
— Вот как? И какое же это условие? — заинтересовался я. И вправду ведь интересно — какое может быть у палача условие? Установить нормы по рубке голов?
— Тюрьма нам нужна, ваша милость, чтобы не хуже, чем у людей, — горячо заговорил Кай. — А то ведь безобразие получается — если виселицу ещё не заслужил, так всего-то получи по жопе и гуляй себе спокойно дальше. Как будто ребёнка отшлёпали, ей-богу. Обидно просто за баронство. И старый-то барон больше интересовался девкам розги прописывать, а нынче у нас вообще любой швали приволье — вы уж извините, почтенный Леннарт, меня, старого, за прямоту. Эх! — расстроенно махнул он рукой.
Сразу видно, что человек скучает по любимой работе. Привыкли руки к топорам, только сердце непослушно докторам[58].

[58 — Кеннер вспомнил здесь песню Эдуарда Хиля «Лесорубы» 1967 г.
https://www.youtube.com/watch?v=3NOrObdhx9c
]

— Приятно видеть неравнодушного человека и настоящего профессионала, — одобрительно сказал я. — Такие как вы, уважаемый, и есть соль земли ливонской, на вас всё и держится. — Кай польщённо заулыбался. — А тюрьму, уважаемый Кай, мы обязательно построим! В первую очередь её будем строить, а то что это за баронство, где ни доброй темницы, ни приличной пыточной? Вот вы там и будете хозяйничать.
— Можете на меня полностью рассчитывать, ваша милость, — растроганно сказал Кай. — Понимающему господину и служить в радость.
* * *
Денёк был хорош — ясный, солнечный, почти безветренный, — один из тех дней ранней весны, которые безошибочно свидетельствуют, что зима осталась позади. Двор замка был залит солнечным светом, и узники, вытащенные тёмного из подвала и жмурящиеся от яркого солнца, не сразу смогли заметить виселицу, нарядно белеющую свежим деревом. Возле виселицы стоял палач в красном колпаке с прорезями для глаз — старый Кай Песонен был приверженцем традиций. Кое-кто из арестантов в панике попытался ломануться обратно в подвал, но ратники тычками и пинками восстановили порядок и поставили заключённых на колени прямо напротив виселицы.
Сбоку стояла хмурая толпа деревенских старост, которых я приказал свезти со всего баронства. С другой стороны стояли мы с Ленкой, управляющий, глава сельской стражи, капеллан замка, офицеры полка, словом, элита баронства.
Я подошёл к виселице, встав с другой стороны от палача. По моему знаку ратники подтащили двоих арестованных к виселице.
— Эти люди, — торжественно начал я в гробовом молчании, — пришли на нашу землю с оружием в руках, чтобы грабить и убивать. Они пытались обложить данью крестьян деревни Койдо. Пытались обокрасть баронство и крестьян Койдо, которым пришлось бы платить баронскую подать дважды!
При этих словах в толпе старост наметилось какое-то нездоровое шевеление. Похоже, кто-то из них уже успел заплатить подать соседям.
— А когда силы правопорядка во главе с её милостью баронессой попытались задержать их, бандиты начали стрелять! Стрелять в представителей законной власти, и что ещё хуже, стрелять в саму баронессу, которую благословил на правление лично папа римский, храни его господь! Учитывая тяжесть содеянного, я, барон фон Раппин, приговариваю этих убийц за их преступления к казни. Да свершится правосудие! Отец Бронислав, прошу вас дать приговорённым последнее напутствие.
Преподобный Бронислав Залевский был прислан епископом по моей просьбе. Когда я заявил, что замку необходим капеллан и попросил прислать священника, фон Херварт порядком удивился и немедленно заподозрил какой-то подвох с моей стороны. Не знаю, поверил ли он моему объяснению, что я клялся защищать веру Христову в своём баронстве, и собираюсь свою клятву неукоснительно исполнять. Подозреваю, что по неистребимой привычке попов к интригам он воспринял это как некий хитрый ход, но капеллана всё же прислал.
Духовное напутствие было недолгим. Приговорённые были настолько потрясены, что, по-моему, плохо осознавали происходящее. Палач надел петли, пинком выбил подставки, и всё было кончено.
Публика была в шоке. Для тихого баронства, где самые тяжкие преступления были примерно масштаба сведённой у соседа коровы, зрелище было совершенно из ряда вон выходящим. Старосты, разинув рты, смотрели на виселицу, постепенно начиная осознавать, что в баронстве появилась власть, и эта власть шутить совсем не расположена.
Арестанты же и вовсе выглядели плохо — побелев, они таращились на повешенных круглыми глазами, а один, кажется, вообще потерял сознание.
— А теперь что касается вас, воры, бандиты, шпионы, — обратился я к арестованным. — По моему мнению, вы тоже заслужили виселицу, но её милость баронесса, по врождённой кротости характера, — (у Ленки от удивления округлились глаза), — умолила меня пощадить вас в надежде на ваше исправление, — с этими словами я патетически указал рукой на Ленку, которая в растерянности оглянулась, по всей видимости, ожидая обнаружить сзади ещё какую-нибудь баронессу. — Уступая её просьбе, я решил оставить вам жизнь, но это не значит, что ваши преступления останутся безнаказанными. Вы отработаете месяц на тяжёлых работах в качестве наказания, а затем покинете баронства, и под страхом смерти больше сюда не вернётесь.
Ратники утащили приговорённых обратно в подвал, а перед виселицей поставили на колени провинившегося старосту Тамме.
— Мартти Леппянен, — торжественно начал я, указывая на него, — староста деревни Тамме, заявил прилюдно, что не хочет платить своему барону, и передал баронскую подать в аббатство Ольденторн. Я, барон фон Раппин, приговариваю следующее: этот человек отныне не староста, а простой крестьянин податного сословия с запретом на занятие выборных должностей пожизненно. Деревня Тамме обязана в три дня выбрать нового старосту, который в течение недели должен организовать выплату баронской подати. Подать, отданную в аббатство Ольденторн, считать украденной бывшим старостой, а пострадавшие крестьяне Тамме вправе её с бывшего старосты взыскать. — Я махнул рукой ратникам. — Увести. Доставить его в Тамме и объявить на сходе баронский приговор, пусть односельчане там сами с ним разбираются.
Леппянена утащили, а у старост физиономии стали совсем кислыми.
— А если кто-то ещё вздумает пошутить с баронской податью, — обратился я к старостам, — то пусть сразу вспомнит эту виселицу, потому что именно на ней шутка и закончится. Я не собираюсь больше играть в добряка.
По степени отчаяния на физиономиях легко можно было определить тех, кто заплатил подать соседям. Те, кто ещё не успел, выглядели, можно сказать, заново родившимися.
— Но есть и хорошая новость для вас, — ободрил я их. — Если к вам придут чужие сборщики подати или кто-то в этом роде, и вы поможете страже баронства задержать их, то ваше вознаграждение составит десять имперских пфеннигов за каждого задержанного. А если вы задержите таких лжесборщиков сами и передадите их страже, то получите сто имперских пфеннигов. За каждого!
Старосты оживились, и даже те, кто совсем было скис, задумались и начали что-то прикидывать. Сто пфеннигов для крестьянина деньги огромные. Если самим задержать всю группу из трёх сборщиков, то трёхсот пфеннигов, пожалуй, деревне и на всю подать целиком хватит. Правда, совсем крохотной деревне, но всё же. Похоже, в баронстве прямо с сегодняшнего дня открывается охота на чужих.
* * *
— Не нравятся мне эти казни, — хмуро заметила Ленка.
— Если ты думаешь, что мне нравятся, то ты сильно ошибаешься, — ответил я. — Но иногда приходится делать не то, что нравится, а то, что необходимо делать.
— И что, это настолько необходимо?
— Странный вопрос, — посмотрел я на неё с удивлением. — На наши земли приходит вооружённая группа и начинает стрелять по стражникам — это, по-твоему, нормально? Да если это спустить, то скоро наших людей будут отстреливать, как зайцев. И нас, кстати, тоже — ты не забыла, что они в тебя стреляли?
— Они же не знали, что там я была. Да мне с защитой на самом деле ничего и не грозило.
— А какая разница? Важен факт. Если бы я их помиловал, то люди запомнили бы только то, что в баронессу можно выстрелить, и это сойдёт с рук. И потом в нас стали бы стрелять без колебаний, и нам бы пришлось убить кучу народа, чтобы убедить всех, что так делать всё же не стоит. Надо сразу же и без всяких колебаний устанавливать правила. Самое важное — это первое впечатление, понимаешь?
— Всё равно, я не хочу видеть тебя таким, — упрямо сказала она.
— Что я могу тебе ответить? — вздохнул я. — Я стараюсь этого избегать, но порой это неизбежно.
Мы немного помолчали, думая каждый о своём. Казнь и в самом деле оставила тяжёлое впечатление, но я не представлял, каким образом я мог бы решить эту проблему иначе.
— Слушай, — вдруг вспомнила Ленка, — а что это ты там рассказывал про мою врождённую кротость?
— Мне твой характер нравится, — дипломатично отозвался я. — Даже очень.
— Не уходи от ответа, — потребовала Ленка.
— Вот смотри, — вздохнув, я взялся объяснять ей идею плохого и хорошего полицейского, — если я буду то злым, то добрым, это будет сбивать людей с толку, и ничего хорошего из этого не выйдет. Люди будут плохо меня понимать. Поэтому я безжалостный владетель, который откручивает головы между делом, и с которым шутки плохи. Лишь твой ангельский характер и сдерживает мой лютый нрав, и лишь у тебя можно найти заступничество. Такая вот концепция.
— Ну и зачем нужны такие сложности?
— Ты обратила внимание на старост? — вместо ответа спросил я. — Заметила, что примерно четверть из них уже успела отправить подать не нам? Там у них всё на физиономиях было написано.
— И какая связь? — не поняла Ленка.
— Леппянен был наказан не за то, что подать не туда отправил, а за то, что сделал это демонстративно, и ещё об этом объявил во всеуслышание, чтобы всё баронство знало. Остальных так наказывать нельзя, потому что они просто сделали то, что до этого делали годами. Значит, их надо как-то прощать, но как это сделать? Я им неуплаченную подать простить не могу, потому что тогда все поймут, что сердце у меня доброе, и можно подать не платить, и вообще. В результате дело обязательно кончится виселицей, когда народ окончательно обнаглеет. Люди же всегда злоупотребляют хорошим отношением.
— И как это решить? — заинтересовалась Ленка.
— Они придут к тебе и будут умолять, и ты своей кротостью смягчишь моё жестокое сердце. Я их не прощу, разумеется, но разрешу отработать на постройке опорных пунктов, а остаток заплатить с хорошей рассрочкой. В результате я по-прежнему останусь суровым бароном, с которым шутки плохи, а ты будешь заступницей народной.
— Думаешь, это сработает? — с заметным скепсисом спросила Ленка.
— Конечно, сработает, — засмеялся я. — Это всегда работает.