Она отказывалась, сопротивлялась, мотала головой. Она повторяла: «Нет, нет, нет!». Но король был могущественнее. У него было больше прав. И он был готов на всё, чтобы она подчинилась. В конце концов, покорная праву сильного, Анна сдалась. «Я выйду за вас замуж, - сдавленно произнесла молодая женщина, - но вы должны получить разрешение на брак у папы Римского». Шел 1498 год. Анна только что стала вдовой.
Её муж был измождён болезнью, её дети умирали один за другим. Королева Франции, Анна Бретонская, отчаянно боролась за своих малышей. Возле каждого из них с пеленок были десятки слуг, для детей отбирали лучших, самых здоровых и самых надежных кормилиц… И всё равно в королевской детской было пусто. Несчастная молодая женщина, красоту которой только что воспевали, превратилась в бледную тень.
А потом случилось еще одно несчастье, предусмотреть которое было просто невозможно: днем 7 апреля король Франции Карл VIII отправился осматривать пустующие помещения замка Амбуаз. Он любил игру в мяч, и хотел приспособить некоторые залы под эту популярную забаву. Спустившись по винтовой лестнице в полуподвальное помещение, Карл резко сделал шаг вперед и… закричав от боли, упал. Притолка была низкой, и государь, с размаху, врезался в нее головой.
Сначала он даже поднялся, сумел поговорить с придворными, успокоил их: "Все в полном порядке!". А потом потерял сознание. Тогда короля перенесли в его покои и срочно вызвали лекарей. Дальше ситуация стала выходить из-под контроля. У Карла VIII начался жар, потом он бредил, потом стал громко призывать Богородицу. Его двадцатилетняя жена, едва сдерживая крик ужаса, наблюдала за последними часами короля. В 11 часов вечера того же дня, не приходя в себя, Карл скончался. Ему было только двадцать семь лет.
замок Амбуаз
У Анны не было сына, и она не могла стать регентшей. Теперь она превращалась во вдовствующую королеву, а трон – по закону – переходил к ближайшему родственнику мужского пола. Им был герцог Людовик Орлеанский, некогда первый красавец королевства. Приехав выразить почтение вдове, новоявленный король сразу заявил, что он возьмет все расходы на погребение Карла VIII на себя. На это Анна ответила жестко и сурово: она сделает все самостоятельно. Облаченная в белое платье и накидку – таким были одеяния для королевского траура – она не обращала внимание, каким жадным взором ее пожирает Людовик.
Ведь Анна была красива, молода, изящна, несмотря на семь перенесенных беременностей. Даже бледность шла ей: черты лица казались тоньше, кожа была почти прозрачной... «Ее величество плачет дни напролет», - шептались при Дворе. Об этом же докладывали королю Людовику: все знали, что Анна обожала своего мужа! Да, она пошла под венец юной четырнадцатилетней девочкой, причем против воли. А потом… влюбилась в Карла. И пережила с ним столько счастливых мгновений!
Теперь она должна была возвращаться в Бретань, чтобы править там, как герцогиня. Бретань была ее родиной, ее наследством, ее приданым. И, едва оправившись от горя, Анна была намерена взять власть в свои руки. Она произвела несколько назначений: выбрала камергера своего Двора, назначила советников, распорядителей, даже новых пажей. Все было готово для отъезда в Нант, когда ее… остановили.
- По вашему брачному договору, - спокойно произнес новый король Людовик XII, - Бретань становится частью Франции. Вы не можете управлять ею, как самостоятельная государыня. Другой пункт вашего договора предусматривает сохранение Бретани в составе Франции, если вы выйдете замуж за следующего короля. То есть, за меня. Ваш муж скончался, не оставив наследников. Теперь вы должны исполнить его волю.
- Я не выйду за вас. – Одними губами ответила Анна. - Я не люблю вас.
- Вы не любили и короля Карла, когда вас обвенчали. Кроме того, вы нарушите договор, который сами и подписали. Я буду вынужден собрать войска.
- Тогда меня заставили!
- Вы дали клятву, что поступали по своей воле.
Анна запрокинула голову назад, всматриваясь в небо. Что еще она должна была потерять? Уже не было ее мужа, не было детей, теперь она теряет Бретань и свободу?
- Вы женаты. – Напомнила Анна. - Как я могу пойти за вас, если у вас имеется законная супруга?
И это было правдой. Король Франции был давно женат на некрасивой принцессе Жанне, с которой даже ни разу не разделил ложа.
- Я разведусь. – Спокойно отозвался Людовик. - Мой брак не был осуществлен. С точки зрения закона, я, фактически, свободен.
И тогда Анна поставила условие: она выйдет замуж лишь в том случае, если папа Римский даст свое согласие на развод и повторный брак короля. С учетом близкого родства с Людовиком, Анна почти не сомневалась – Рим откажет!
макет гробницы Карла VII
Но она плохо знала человека, который жаждал стать ее мужем. Людовик применил все методы, чтобы склонить папу Римского на свою сторону. Он хитрил, льстил, сулил деньги и другие блага. Он пообещал найти принцессу в жены родному сыну папы Римского (и сдержал обещание!). В итоге заветное разрешение на развод, а потом и на брак с Анной было получено. Прежняя постылая супруга короля отправилась в монастырь (где она жила и до этого, но не принимала постриг), а королевой Франции во второй раз становилась Анна.
8 января 1499 года, в часовне Нантского замка, Анна Бретонская пошла к алтарю с королем Франции Людовиком XII. На ней было белое платье – чего раньше никто не видывал. Свадебные платья были алыми, зелеными, голубыми! Яркими, расшитыми разноцветными или золотыми нитями! Белый цвет смотрелся странно. Но дело было в том, что официально траур Анны еще не закончился - не прошло года со смерти Карла. Так что она просто соблюдала этикет. У молодой женщины и в мыслях не было установить новую моду! Однако многие девушки восприняли это как интересное веяние, и тоже захотели выходить замуж в белом…
В октябре того же года, в замке Блуа, Анна подарила Людовику первого ребенка – дочь, названную Клод. Затем была еще одна здоровая девочка, Рене. А вот двое сыновей умерли почти сразу после рождения. Анна была нежной матерью, она уделяла своим дочерям куда больше внимания, чем знатные женщины ее времени. Когда ей нужно было покинуть девочек, чтобы сопровождать где-либо своего мужа, она всегда оставляла длинный список наставлений: как кормить, что читать, как одеть, как поступить в случае простуды…
медаль по случаю свадьбы короля и Анны
Самоотверженно она выполняла и свою роль королевы-жены. Людовика она уже не любила, но подчинялась долгу. Когда он тяжело болел в 1504-м году, была возле его постели до самого выздоровления. Она старалась поддерживать его во всем и… молилась за упокой души Карла. В ее мыслях он по-прежнему присутствовал, ежедневно, ежечасно. Именно Карл был ее единственной большой любовью.
Многочисленные роды подрывали ее здоровье. Добавим к этому и некоторые другие сложности в ее состоянии. В 1512 году Анна Бретонская стала часто хворать, а 9 января 1513-го – угасла навсегда. По завещанию королевы, ее сердце отправилось в Нант, в родные места, а ее саму похоронили в королевской усыпальнице Сен-Дени.
Там, впоследствии, окажется и ее дочь Клод. Этой маленькой девочке выпадет судьба тоже стать королевой Франции. И даже оставить свой след в истории. Возможно, не такой заметный, как у ее матери. Но все же. Однако это уже совсем другой разговор!
«Там столько красивых женщин! – Стонала Анна. – Он не сможет устоять!». Вцепившись в рукав мужа, Анна долго не хотела его отпускать. Он ехал далеко, а она не могла даже дня прожить без него. Влюблённая, снова беременная (четвёртый раз за два с половиной года), она оказалась в ловушке собственного тела. Каждой клеточкой королева Франции жаждала, чтобы её супруг оставался рядом с нею. Но он рвался вперёд, к новым победам. Его манили прекрасные итальянские земли.
Шесть человек стояли возле ложа. Обычные горожане довольно кивали и даже позволяли себе смешки. «Его величество нынче справился!» - Громко провозгласил один из них. В 7 утра весть разнеслась по всему замку, а потом далеко за его пределами. Анна Бретонская стала королевой Франции в самом полном смысле этого слова. Такова уж королевская участь - все под надзором посторонних.
... Мы проследили в общих чертах историю малороссийского казачества в связи с судьбами Литовской Руси до начала XVII в., когда в его положении произошел важный перелом. Мы видели, как изменялся характер казачества: ватаги степных промышленников выделяли из своей среды боевые дружины, жившие набегами на соседние страны, а из этих дружин правительство вербовало пограничную стражу. Все эти разряды казаков одинаково смотрели в степь, искали там поживы и этими поисками в большей или меньшей степени способствовали обороне постоянно угрожаемой юго-восточной окраины государства. С Люблинской унии малороссийское казачество поворачивается лицом назад, на то государство, которое оно доселе обороняло. Международное положение Малороссии деморализовало эту сбродную и бродячую массу, мешало зародиться в ней гражданскому чувству. На соседние страны, на Крым, Турцию, Молдавию, даже Москву казаки привыкли смотреть, как на предмет добычи, как на "казацкий хлеб". Этот взгляд они стали переносить и на свое государство с тех пор, как на юго-восточной его окраине начало водворяться панское и шляхетское землевладение со своим крепостным правом. Тогда они увидели в своем государстве врага еще злее Крыма или Турции и с конца XVI в. начали опрокидываться на него с удвоенной яростью. Так малороссийское казачество осталось без отечества и, значит, без веры. Тогда весь нравственный мир восточноевропейского человека держался на этих двух неразрывно связанных одна с другой основах, на отечестве и на отечественном боге. Речь Посполитая не давала казаку ни того, ни другого. Мысль, что он православный, была для казака смутным воспоминанием детства или отвлеченной идеей, ни к чему не обязывавшей и ни на что не пригодной в казачьей жизни. Во время войн они обращались с русскими и их храмами нисколько не лучше, чем с татарами, и хуже, чем татары. Православный русский пан Адам Кисель, правительственный комиссар у казаков, хорошо их знавший, в 1636 г. писал про них, что они очень любят религию греческую и ее духовенство, хотя в религиозном отношении более похожи на татар, чем на христиан. Казак оставался без всякого нравственного содержания. В Речи Посполитой едва ли был другой класс, стоявший на более низком уровне нравственного и гражданского развития: разве только высшая иерархия малороссийской церкви перед церковной унией могла потягаться с казачеством в одичании. В своей Украйне при крайне тугом мышлении оно еще не привыкло видеть отечество. Этому мешал и чрезвычайно сбродный состав казачества. В пятисотенный списочный, реестровый отряд казаков, навербованный при Стефане Батории, вошли люди из 74 городов и уездов Западной Руси и Литвы, даже таких отдаленных, как Вильна, Полоцк, потом -- из 7 польских городов, Познани, Кракова и др., кроме того, москали из Рязани и откуда-то с Волги, молдаване и вдобавок ко всему по одному сербу, немцу и татарину из Крыма с некрещеным именем. Что могло объединять этот сброд? На шее у него сидел пан, а на боку висела сабля: бить и грабить пана и торговать саблей -- в этих двух интересах замкнулось все политическое миросозерцание казака, вся социальная наука, какую преподавала Сечь, казацкая академия, высшая школа доблести для всякого доброго казака и притон бунтов, как его называли поляки. Свои боевые услуги казаки предлагали за надлежащее вознаграждение и императору германскому против турок, и своему польскому правительству против Москвы и Крыма, и Москве и Крыму против своего польского правительства. Ранние казацкие восстания против Речи Посполитой носили чисто социальный, демократический характер без всякого религиозно-национального оттенка. Они, конечно, зачинались на Запорожье. Но в первом из них даже вождь был чужой, из враждебной казакам среды, изменивший своему отечеству и сословию, замотавшийся шляхтич из Подляхии Крыштоф Косинский Он пристроился к Запорожью, с отрядом запорожцев нанялся на королевскую службу и в 1591 г. только из-за того, что наемникам вовремя не уплатили жалованья, набрал запорожцев и всякого казацкого сброда и принялся разорять и жечь Украйнские города, местечки, усадьбы шляхты и панов, особенно богатейших на Украйне землевладельцев, князей Острожских. Князь К. Острожский побил его, взял в плен, простил его с запорожскими товарищами и заставил их присягнуть на обязательстве смирно сидеть у себя за порогами. Но месяца через два Косинский поднял новое восстание, присягнул на подданство московскому царю, хвалился с турецкой и татарской помощью перевернуть вверх дном всю Украйну, перерезать всю тамошнюю шляхту, осадил город Черкасы, задумав вырезать всех обывателей со старостой города, тем самым кн. Вишневецким, который выпросил ему пощаду у кн. Острожского, и, наконец, сложил голову в бою с этим старостой. Его дело продолжали Лобода и Наливайко, которые до 1595 г. разоряли правобережную Украйну. И вот этой продажной сабле без бога и отечества обстоятельства навязали религиозно-национальное знамя, судили высокую роль стать оплотом западнорусского православия. ... Читать дальше »
Поставил Владимир в Киеве шесть деревянных кумиров на холме: Перуна, Хорса, Дажьбога, Стрибога, Симаргла и Мокошь. И в знак главенства над остальными богами приказал посеребрить Перуну голову и позолотить усы. Выделяя Перуна, Владимир пытается не только угодить варяжской дружине, но и провести некие параллели между главным позолоченным богом-громовержцем на небе и собой - князем с мечом и щитом тут на земле.
Но народ таких сложных аллюзий не понял и в избранность князя не поверил, тем более, что не очень популярный у мирных земледельцев воинственный Перун был куда менее важен для них, чем бог плодородия Даждьбог. Перуну же, как новому богу войны, еще и человеческие жертвы подавай, чего остальные боги от восточных славян не требовали, в отличие от варяжской традиции, где человеческие жертвоприношения были нормой - пленных-то у варяжской дружины всегда хватало. Неудивительно, что эта первая религиозная реформа князя Владимира была отвергнута большинством населения древней Руси на ментальном уровне.
Князь Владимир понял, что в качестве объединяющей скрепы для государства его вариант язычества не подходит. Язычество, надо сказать, вообще не очень удобная религия для власти, потому что там нет самой главной установки - что власти надо подчиняться. Ну, нет в язычестве никакого чинопочитания. Более того, древнерусское общество было вечевым, и князь не был царем или императором, ибо над ним стояло вече, которому он был подотчетен, и которое могло как утвердить передачу княжеской власти по наследству, так и переизбрать себе князя. Язычество на Руси не предполагало ни каст, ни классов
