Курс русской истории 045 - 20 Ноября 2023

Главная » » Курс русской истории 045

23:51

Курс русской истории 045

===

У келаря А. Палицына, хорошего монастырского хозяина и хорошо осведомленного о хозяйственном положении отечества, находим любопытное подтверждение такого запустения. Он пишет, что во время трехлетнего неурожая при царе Борисе у многих в житницах сберегались огромные запасы давно засыпанного хлеба, гумна были переполнены одоньями и копнами и этими старыми запасами кормились свои и чужие в продолжение 14 смутных лет, когда "орание и сеятва и жатва мятяшеся, мечу бо на выи у всех всегда належащу". Это известие свидетельствует и о развитии хлебопашества до Смуты, и о недостатке хлебного сбыта, и о падении земледелия в Смуту. Расстройство сельского хозяйства, сопровождавшееся такой переменой в хозяйственном составе сельского населения, должно было тяжело отозваться на частном землевладении, преимущественно на хозяйственном положении провинциального дворянства. Приведу не для памяти, а для справки несколько данных по разным наудачу взятым уездам из десятен 1622 г., когда следы разорения уже заметались. Боевая годность служилого класса зависела от доходности его имений, от количества и состоятельности крестьян, населявших его вотчины и поместья. У немногих уездных дворян были вотчины; огромное большинство жило доходами с поместий. Так, в Белевском уезде вотчины составляли 1/4 всего уездного дворянского землевладения, в Тульском -- немного более 1/5, в Мценском -- 1/17, в Елецком -- 1/157, в Тверском даже у выбора, наиболее состоятельного слоя провинциального дворянства, -- 1/4. Поместья уездных дворян были вообще очень мелки и населены крайне скудно: среднее поместье в Тульском уезде заключало в себе 135 десятин пахотной земли, в Елецком -- 124 дес., в Белевском -- 150 дес., в Мценском -- 68 дес. Тяглых хлебопашцев, крестьян и бобылей, в этих четырех уездах приходилось по 2 человека на 120 десятин поместной земли, т.е. по 60 десятин на каждого работника. Но не думайте, что вся эта пахотная земля действительно обрабатывалась и именно крестьянами и бобылями: вспахивалась незначительная ее доля, да и то не вся ими. В Тверском уезде у зажиточного выборного дворянина из 900 десятин вотчинной и поместной земли обрабатывалось всего 95 дес.; из них 20 дес. землевладелец пахал на себя своими дворовыми людьми; остальными 75 десятинами пользовались 28 крестьян и бобылей, домохозяев, живших в 19 дворах, так что на каждый двор круглым числом приходилось по 4,6 дес. Крестьянская запашка больших размеров была довольно редким явлением. Притом в Елецком и других названных южных уездах было много дворян совсем безземельных, однодворцев, имевших только усадьбы, без крестьян и бобылей, и "пустопоместных", у которых не было и усадеб. Так, в Елецком уезде из 878 дворян и детей боярских значилось 133 безземельных и 296 однодворцев и пустопоместных. Некоторые дворяне бросали свои вотчины и поместья, поступали в казаки или шли в боярские дворы кабальными холопами и в монастыри служками или же, по замечанию десятни, валялись по кабакам. Чем ниже падало служилое землевладение, тем более усиливалась необходимость возвышать служилым людям оклады денежного жалованья, чтобы поднимать их на ноги для службы. Возвышение денежных окладов вело к увеличению поземельных налогов, падавших на крестьян, а так как эти налоги разверстывались по пространству пашни, то крестьянин, не будучи в состоянии выносить все возраставшей налоговой тяжести, сокращал свою запашку, чтобы платить меньше. Так казна попадала в безысходный круг.

Настроение общества

Наконец, внутренние затруднения правительства усиливались еще глубокой переменой в настроении народа. Новой династии приходилось иметь дело с иным обществом, далеко не похожим на то, каким правили прежние цари. Тревоги Смутного времени разрушительно подействовали на политическую выправку этого общества: с воцарения новой династии в продолжение всего XVII в. все общественные состояния немолчно жалуются на свои бедствия, на свое обеднение, разорение, на злоупотребления властей, жалуются на то, отчего страдали и прежде, но о чем прежде терпеливо молчали. Недовольство становится и до конца века остается господствующей нотой в настроении народных масс. Из бурь Смутного времени народ вышел гораздо впечатлительнее и раздражительнее, чем был прежде, утратил ту политическую выносливость, какой удивлялись в нем иноземные наблюдатели XVI в., был уже далеко не прежним безропотным и послушным орудием в руках правительства. Эта перемена выразилась в явлении, какого мы не замечали прежде в жизни Московского государства: XVII век был в нашей истории временем народных мятежей. Это явление тем неожиданнее, что обнаруживается при царях, которые своими личными качествами и образом действий, повидимому, всего менее его оправдывали.

***

===

ЛЕКЦИЯ XLV

Внешнее положение Московского государства после Смуты. Задачи внешней политики при новой династии. Западная Русь со времени соединения Литвы с Польшей. Перемены в управлении и в сословных отношениях. Города и магдебургское право. Люблинская уния. Ее следствия. Заселение степной Украины. Происхождение казачества. Малороссийское казачество. Запорожье.


Я изложил следствия Смуты, обнаружившиеся во внутренней жизни государства и общества. Обратимся к другому ряду явлений, шедших из того же источника, -- к внешним отношениям государства, установившимся после Смуты.

Задачи внешней политики

Внешнее международное положение государства существенно изменилось под действием Смуты, стало несравненно тяжелее прежнего. Старая династия в продолжение полутора века неуклонно вела внешнюю политику в одном направлении, действовала наступательно, медленно, но постоянно расширяла территорию своего государства, собирая рассыпанные части Русской земли. Как только стало завершаться политическое объединение Великороссии, тотчас выяснились дальнейшие задачи внешней политики. Великий князь Иван III, подбирая последние самостоятельные русские миры, в то же время заявил в борьбе с Польшей, что объединенная Великороссия не положит оружия, пока не воротит всех остальных частей Русской земли, оторванных соседями, пока не соберет всей народности. Внук его, царь Иван, стремился распространить территорию Русского государства до естественных географических границ русской равнины, занятых враждебными иноплеменниками. Так были поставлены на очередь две задачи внешней политики: завершение политического объединения русской народности и расширение государственной территории до пределов русской равнины. Старая династия не разрешила ни той, ни другой задачи, ни национальной, ни территориальной; однако были достигнуты значительные успехи на этом пути. Дед и отец Грозного воротили земли Смоленскую и Северскую, пробившись, таким образом, до Днепра. Сам Грозный сперва обратился в другую сторону, овладел средним и нижним Поволжьем, расширив восточные границы государства до Урала и Каспия. Менее удачно было его дальнейшее движение на запад. С этой стороны он хотел приобрести Ливонию, продвинуть границы государства до Балтийского моря, т.е. до восточного его берега, как естественного рубежа равнины. Но ему не удалось овладеть всем течением Западной Двины, и в борьбе с Баторием он даже потерял старинные русские города по Финскому заливу и Ладожскому озеру: Яму (Ямбург), Копорье, Корелу (Кексгольм) и Иван-город. Его сын, царь Федор, после новой войны со шведами (1590--1595 гг.) воротил потери отца и удержался на побережье Финского залива, старинной Вотьской пятины В. Новгорода, к которой принадлежали эти города. Смутное время снова отбросило Московское государство с западных позиций, занятых им в XVI в. Поляки, оторвав у него области Смоленскую и Северскую, отрезали Москву от Днепра, а шведы сбили ее с берегов Балтийского моря. Первый царь новой династии вынужден был уступить Швеции по договору в Столбове (1617 г.) названные города и еще Орешек (Шлиссельбург), а Польше по договору в Деулине (1618 г.) земли Смоленскую и Северскую. Москва опять принуждена была отступить далеко от заветных западных рубежей. Новая династия дурно начинала: она не только отказалась от национального дела старой династии, но и растеряла многое из того, что от нее унаследовала. Внешнее положение государства ухудшалось еще пренебрежением, с каким стали относиться к нему соседи со времени Смуты. Московские бояре в 1612 г. писали в окружной грамоте по городам: "Со всех сторон Московское государство неприятели рвут; у всех окрестных государей мы в позор и укоризну стали". Новая династия должна была еще более прежней напрягать народные силы, чтобы возвратить потерянное: это был ее национальный долг и условие ее прочности на престоле. С первого царствования она и ведет ряд войн, имевших целью отстоять то, чем она владела, или воротить то, что было потеряно. Народное напряжение усиливалось еще тем, что эти войны, по происхождению своему оборонительные, сами собою, незаметно, помимо воли московских политиков, превратились в наступательные, в прямое продолжение объединительной политики прежней династии, в борьбу за такие части Русской земли, которыми Московское государство еще не владело дотоле. Международные отношения в Восточной Европе тогда складывались так, что не давали Москве перевести дух после первых неудачных усилий и приготовиться к дальнейшим. В 1654 г. восставшая против Польши Малороссия отдалась под защиту московского государя. Это вовлекло государство в новую борьбу с Польшей. Так возник новый вопрос -- малороссийский, еще более усложнивший старые запутанные смоленские и северские счеты Москвы с Речью Посполитой. Малороссийский вопрос был исходным моментом внешней московской политики с половины XVII в. Он обращает нас к истории Западной Руси. Но я коснусь ее лишь настолько, чтобы выяснить условия происхождения этого вопроса. Эти условия вскрылись в самом начале события, его возбудившего. В 1648 г. сотник малороссийского реестрового войска Богдан Хмельницкий поднял Запорожье против Речи Посполитой. Его дружно поддержало малороссийское крестьянство, восставшее против своих господ, польских и ополячившихся русских панов. Реестровые казаки также перешли на сторону Богдана, и образовалась грозная сила, с которой Хмельницкий через какие-нибудь пять-шесть месяцев имел в своих руках чуть не всю Малороссию. Что такое была Речь Посполитая, какое место занимала в ней Малороссия, как очутились в Малороссии польские паны, как возникло малороссийское казачество и почему в восстании примкнуло к нему Украйнское крестьянство -- вот что нужно выяснить, чтобы видеть корни малороссийского движения 1648 г.

Западная Русь

Вопрос о воссоединении Западной Руси был самым тяжелым делом внешней московской политики в XVII в. Он сплелся из разнообразных затруднений, какие постепенно развились в той Руси из политической сделки польских панов с великим князем литовским Ягайлом в конце XIV в. В силу этой сделки 1386 г. великий князь литовский вместе с рукой польской королевы Ядвиги получил и польское королевство. Сделка основана была на обоюдных расчетах сторон: Ягайло надеялся, став королем и приняв католицизм со всем своим народом, найти в Польше и папе поддержку против опасного Тевтонского ордена, а полякам хотелось через Ягайла взять в свое распоряжение силы и средства Литвы и особенно Западной Руси, Волыни, Подолии, Украйны. Так соседние государства Литва и Польша соединились династической связью. Это было механическое соединение двух несродных и даже враждебных государств, скорее, дипломатическая интрига, рассчитанная на обоюдные недоразумения, чем политический акт, основанный на единстве взаимных интересов Тем не менее это событие произвело важные перемены в положении Западной Руси. Покорение этой Руси литовскими князьями сопровождалось подчинением Литвы русскому влиянию. В начале XV в. русские области, вошедшие в состав Литовского княжества, земли Подольская, Волынская, Киевская, Северская, Смоленская и другие, как по пространству, так и по количеству населения значительно превосходили покорившее их Литовское государство. По племенному и культурному своему составу это Литовско-Русское княжество являлось больше русским, чем литовским государством. Русский язык и русское право, русские нравы вместе с православием уже около ста лет распространялись среди полудикой языческой Литвы. Культурное сближение соединенных народностей под преобладающим воздействием более развитой из них русской шло так успешно, что еще два-три поколения, и к началу XVI в. можно было ожидать полного слияния Литвы с Западной Русью. Со времени соединения Литвы с Польшей русское влияние в Литовском княжестве начало вытесняться польским, которое проникало туда различными путями. Одним из них служили сеймы, на которых решались общие дела обоих союзных государств: литовско-русские вельможи, встречаясь здесь с польскими панами, знакомились с их политическими понятиями и с порядками, господствовавшими в Польше. С другой стороны, польское влияние проводилось в Литву -- Русь жалованными грамотами великих князей литовских, которые назывались привилеями и устанавливали в Литве такой же порядок управления, такие же права и отношения сословий, какие господствовали в Польше. Проникая этими путями, польское влияние глубоко изменило как устройство управления, так и склад общества в русских областях, вошедших в состав Литовского княжества.

Управление

Русские князья, владевшие этими областями на древнем родовом праве, подобно своим предкам XI и XII вв., подчиняясь власти вел. князя литовского, обязывались служить ему верно и платить дань со своих владений, а он им жаловал их княжения в вотчину на наследственном праве или иногда во временное владение, до "своей господарской воли". Этим разрушено было старинное родовое владение князей. К началу XVI в. они стали служилыми вотчинниками, полными собственниками своих княжеств и вместе со знатнейшими русскими боярами и литовскими вельможами образовали землевладельческую аристократию, подобную польской и даже более влиятельную. Члены этой аристократии, паны, составили правительственный совет, или раду вел. князя литовского, которая сильно ограничивала его власть. По привилею вел. кн. Александра 1492 г. литовский государь не мог без согласия панов рады вести сношения с иноземными государствами, издавать и изменять законы, распоряжаться государственными доходами и расходами, назначать на должности; мнения рады король признавал для себя обязательными и даже в случае своего несогласия с ними принимал их к исполнению "ради своей и общей пользы". Вместе с тем в Литве введены были по примеру Польши высшие правительственные должности -- уряды, становившиеся со временем пожизненными владениями гетмана, главного предводителя войск, канцлера , хранителя государственной печати, двух подскарбиев, министров финансов, земского, ведавшего общегосударственные доходы и расходы, и надворного по дворцовому хозяйству; начальниками отдельных областей, которыми прежде управляли русские князья по соглашению с вечевыми городами, назначались воеводы, от которых зависели каштеляны, коменданты городов, помощники воевод, и старосты поветов , округов, на которые делились воеводства. Так центральное и областное управление Литвы -- Руси приблизилось к польскому и получило аристократический строй.

Русско-литовское и польское дворянство

Привилеями, как общими или земскими, данными всему княжеству, так и местными или областными, в Литовской Руси устанавливались сословные права и отношения, подобные тем, какие существовали в Польше. На Городельском сейме 1413 г., подтвердившем соединение Литвы с Польшей, издан был привилей, по которому литовские бояре, принявшие католицизм, получили права и привилегии польской шляхты; привилей Казимира 1447 г. распространил эти права и на православную знать. По этим привилеям литовско-русские землевладельцы уравнивались с польскими в правах владения вотчинами и жалованными имениями и освобождались от налогов и повинностей, за исключением некоторых маловажных, имевших не столько финансовое, сколько символическое значение, как знак подданства; крестьяне господские изъяты были от суда великокняжеских урядников и подчинены юрисдикции своих господ; сверх того, привилей Казимира воспретил переход крестьян с земель частных владельцев на великокняжеские и обратно; эти постановления положили начало закрепощению крестьян в Литовском княжестве по примеру Польши, где крепостное право установлено было еще в XIV в. Общие и местные привилей постепенно сравняли литовско-русское дворянство в правах и вольностях с польской шляхтой и сообщили ему значение господствующего сословия в княжестве с обширной властью над крестьянским населением, жившим на его землях, и с влиятельным участием в законодательстве, суде и управлении. Такое положение литовско-русской шляхты закреплено было в XVI в. законодательным сводом Литовского княжества, Литовским статутом. Начало этому своду положено было при Сигизмунде I изданием Статута 1529 г. После этот первый свод неоднократно пересматривали и дополняли, соглашая его с польским законодательством, вследствие чего на этом уложении отразилось сильное влияние польского права, смешавшегося в Статуте с древнерусскими юридическими обычаями, какие сохранились в Литовской Руси от времен "Русской правды". В окончательной редакции Литовский статут был издан на русском языке при Сигизмунде III в 1588 г. По второму Статуту, утвержденному на Виленском сейме в 1566 г., в Литовском княжестве вводились подобные польским поветовые шляхетские сеймики, которые собирались в каждом повете (уезде) для выбора местных земских судей в сословный шляхетский суд, а также для избрания земских послов, т.е. представителей шляхты, на общем, или вольном, сейме, по два от каждого повета. Литовский сейм, установленный Городельским договором, первоначально состоял только из литовских князей и бояр. Привилегированное положение, в какое этот договор ставил литовскую знать, большею частью окатоличившуюся, перед русской православной, побудило присоединенные к Литве русские области подняться против литовского правительства, когда по смерти Витовта (1430 г.) произошла новая усобица между Гедиминовичами. В этой борьбе русские князья и бояре завоевали себе права литовских вельмож и около половины XV в. получили доступ на сейм, который стал общим, или вальным, как его теперь называли. Но сейм и после того сохранял аристократический характер: от русских областей на нем являлась только знать, князья и паны, которые призывались все лично и имели решающий голос. В первой половине XVI в., при Сигизмунде I, русско-литовская шляхта ведет шумную борьбу со своей знатью и добивается призыва на вальные сеймы. Статут 1566 г. устроил сеймовое представительство русско-литовской шляхты по образцу польского шляхетского сейма; в вопросе о продолжении литовско-польской унии она была за вечное соединение с Польшей: слияние русско-литовского сейма с польским по люблинским постановлениям 1569 г. вполне уравнивало ее в политических правах с польской шляхтой.

Города

Усиление дворянства в Литовском княжестве сопровождалось упадком старинных городов Западной Руси. В старой Киевской Руси области со своими волостными городами составляли цельные земли, которые подчинялись решениям веча старших городов. Теперь с введением господарских урядов областной город оторвался от своей области; место веча заступил назначаемый великим князем воевода с подручными ему старостами, кастелянами и другими державцами; земско-городовое управление заменено было коронным. В то же время подгородные земли, находившиеся в общинном пользовании городов, розданы были великими князьями в частное владение с обязательством ратной службы. Служилые землевладельцы, бояре и земяне, прежде входившие в состав городских обществ, теперь шляхетскими своими привилегиями обособились от мещан (место по-польски город, посад), торгово-промышленного городского населения, и начали покидать города, селясь в своих вотчинах ивыслугах , жалованных имениях. Старинные области вечевых русских городов постепенно разлагались на княжеские и панские вотчины, и обессиленный вечевой город оставался одиноким среди этих чуждых и часто враждебных ему владельцев, расхитивших его исконную волость; голос его веча замыкался в его стенах, не доходя до его пригородов. Великокняжеские урядники, воеводы, кастеляны и старосты притесняли горожан. Чтобы вывести города Западной Руси из упадка, польско-литовские государи давали им немецкое городовое самоуправление, магдебургское право, которое в XIII и XIV вв. проникло в Польшу вместе с немецкими колонистами, наводнявшими тогда польские города. Еще в XIV в. это самоуправление введено было в городах Галицкой земли, которая присоединена была к Польше королем Казимиром Великим в 1340 г.; с половины XV в. магдебургское право распространилось и в других городах Западной Руси. По этому праву мещане получали некоторые торговые привилегии и льготы по отправлению казенных повинностей и освобождались от подсудности воеводам и другим правительственным урядникам. По магдебургскому праву город управлялся двумя советами, или коллегиями, лавой, члены которой (лавники -- присяжные) под председательством назначаемого королем войта (немецкое Vogt) производили суд над горожанами, и радой с выбранными из горожан радцами (ратманами) и бурмистрами во главе их, которые заведовали делами по хозяйству, торговле, благоустройству и благочинию города.

Люблинская уния

Политическое влияние Польши на Литву, сближая литовско-русский государственный строй с польским, в XV и первой половине XVI в. кое-как поддерживало многократно обновлявшийся новыми договорами династический союз обоих государств, то имевших отдельных государей, то соединявшихся под властью одного. В XVI в. сложилось новое сочетание обстоятельств, закрепившее польско-литовскую унию и сообщившее более единства соединенным государствам; это сочетание сопровождалось чрезвычайно важными следствиями для всей Восточной Европы и особенно для Юго-Западной Руси. Я разумею великий церковный раскол в Западной Европе XVI в., т.е. церковную реформацию. Казалось бы, какое было дело Восточной Европе до какого-то немецкого доктора Мартина Лютера, который в 1517 г. затеял какой-то спор об истинном источнике вероучения, о спасении верою и о других богословских предметах! Тем не менее этот церковный переворот на Западе не прошел бесследно и для Восточной Европы; он не коснулся ее своими прямыми нравственно-религиозными следствиями, но задел ее по отражению или как отдаленный отзвук. Известные вольнодумные движения в русском церковном обществе XVI в. имели довольно тесную связь с реформацией и поддерживались идеями, шедшими с протестантского Запада. Но я не решаюсь сказать, где реформация сильнее подействовала на международные отношения, на Западе или у нас, на Востоке. С этой стороны она является немаловажным фактом и в истории русского государства. Вообще я с большой оговоркой принимаю мысль, будто древняя Русь жила полным особняком от Западной Европы, игнорируя ее и игнорируемая ею, не оказывала на нее и не воспринимала от нее никакого влияния. Западная Европа знала древнюю Россию не лучше, чем новую. Но как и теперь, три-четыре века назад Россия, если и не понимала хода дел на Западе, как должно, то его следствия испытывала на себе иногда сильнее, чем было нужно. Так случилось и в XVI в. Чтобы упрочить династическую связь Литвы и Польши, польское правительство с духовенством во главе предприняло усиленную пропаганду католицизма среди православной Литовской Руси. Эта пропаганда особенно была напряжена при третьем Ягеллоне -- Казимире около половины XV в. и тотчас вызвала сильный отпор со стороны православного населения Литвы. Благодаря тому уже в конце XV в. началось распадение Литовского княжества: православные русские и даже литовские князья начали отходить от Литвы на службу к московскому великому князю. Реформация круто изменила отношения. Протестантские учения нашли в Польше восприимчивую почву, подготовленную тесными культурными связями с Германией. Много польской молодежи училось в Виттенбергском и других немецких университетах. Три года спустя после спора в Виттенберге, в 1520 г., съехалось в Петрокове польское духовенство и запретило полякам читать немецкие протестантские сочинения: так быстро и успешно они здесь распространялись. Поддерживая духовенство, и польское правительство на Торунском съезде того же года издало постановление, грозившее конфискацией имущества и вечным изгнанием всякому, кто будет ввозить, продавать и распространять в Польше сочинения Лютера и других протестантов. Эти строгие запрещения все усиливались: через несколько лет угроза конфискацией была заменена угрозой смертной казнью. Но все это не помогало. Протестантизм овладевал польским обществом; даже киевский бискуп Пац открыто проповедовал лютеранский образ мыслей. Из Польши и других соседних стран протестантизм проникал и в Литву. Около половины XVI в. здесь в 700 католических приходах уцелела едва тысячная доля католиков; остальные прихожане перешли в протестантство. Прусский Тевтонский орден в 1525 г. отпал от римской церкви вместе со своим магистром Альбертом, который принял титул герцога. В этом ордене стали появляться переводы протестантских сочинений на литовский язык. Главным распространителем протестантизма в Литве был учившийся в северной Германии и получивший там степень доктора литвин Авраам Кульва, который потом нашел себе преемника в немецком священнике Винклере. Оба этих проповедника распространяли лютеранство. Еще успешнее прививался там кальвинизм, поддерживаемый влиятельным литовским магнатом Николаем Радзивилом Черным, двоюродным братом королевы Варвары, сначала тайной, а потом явной жены короля Сигизмунда-Августа. В начале второй половины XVI в. огромное большинство католического дворянства уже перешло в протестантизм, увлекши за собою и некоторую часть литовско-русской православной знати -- Вишневецких, Ходкевичей и др. Эти успехи протестантизма и подготовили Люблинскую унию 1569 г. Протестантское влияние ослабило энергию католической пропаганды среди Литовской Руси. Последние Ягеллоны на польском престоле Сигизмунд I и Сигизмунд II Август (1506--1572) -- были равнодушны к религиозной борьбе, завязавшейся в их соединенном государстве. Сигизмунд-Август, мягкий и праздный гуляка, воспитанный среди новых веяний, насколько ему позволяло государственное его положение, даже покровительствовал новым учениям, сам выдавал для чтения протестантские книги из своей библиотеки, в придворной церкви допускал проповеди в протестантском духе; ему было все равно при выезде из дворца в праздник, куда ехать, в костел или в кирку. Покровительствуя протестантам, он благоволил и к православным; постановление Городельского сейма, запрещавшее православным занимать государственные и общественные должности, он в 1563 г. разъяснил так, что разъяснение было равнозначительно отмене. С ослаблением католической пропаганды, которую поддерживали прежние короли, православное население Литвы перестало относиться боязливо или враждебно к польскому правительству. Этот поворот в народном настроении и сделал возможным продолжение политической унии Литвы с Польшей. Сигизмунд-Август приближался к смерти бездетным; с ним гасла династия Ягеллонов, и, следовательно, сам собою прекращался династический союз обоих государств. Пока католическая пропаганда, покровительствуемая польским правительством, действовала в Литве очень напряженно, православное литовско-русское население не хотело и думать о продлении союза. Поднимался тревожный вопрос о дальнейших отношениях Литвы к Польше. Но благодаря веротерпимости или благожелательному индифферентизму Сигизмунда-Августа православные перестали пугаться этой мысли. Противодействия продлению унии можно было ожидать только от литовских вельмож, которые боялись, что их задавит польская шляхта, рядовое дворянство, а литовско-русское дворянство именно потому и желало вечного союза с Польшей. В январе 1569 г. собрался в Люблине сейм для решения вопроса о продлении унии. Когда обнаружилось противодействие этому со стороны литовской знати, король привлек на свою сторону двух влиятельнейших магнатов Юго-Западной Руси: то были Рюрикович кн. Константин Острожский, воевода киевский, и Гедиминович кн. Александр Чарторыйский, воевода волынский. Оба этих вельможи были вождями православного русско-литовского дворянства и могли наделать королю много хлопот. Князь Острожский был могущественный удельный владелец, хотя и признавал себя подданным короля; во всяком случае он был богаче и влиятельнее последнего, располагал обширными владениями, захватывавшими чуть не всю нынешнюю Волынскую губернию и значительные части губерний Подольской и Киевской. Здесь у него было 35 городов и более 700 сел, с которых он получал дохода до 10 миллионов злотых (более 10 млн руб. на наши деньги). Эти два магната и увлекли за собой юго-западное русское дворянство, и без того тяготевшее к шляхетской Польше, а за ним последовало и литовское, что и решило вопрос об унии. На Люблинском сейме политический союз обоих государств был признан навсегда неразрывным и по пресечении династии Ягеллонов. Вместе с тем соединенное государство получило окончательное устройство. Польша и Литва соединялись как две равноправные половины единого государства, называвшиеся первая Короной, вторая Княжеством, а обе вместе получили название Речи Посполитой (respublica). Это была республикански устроенная избирательная монархия. Во главе управления становился король, избираемый общим сеймом Короны и Княжества. Законодательная власть принадлежала сейму, составлявшемуся из земских послов, т.е. депутатов шляхты, только шляхты, и сенату, состоявшему из высших светских и духовных сановников обеих частей государства. Но при общем верховном правительстве, органами которого были сейм, сенат и король, обе союзные части Речи Посполитой сохраняли отдельную администрацию, имели особых министров, особое войско и особые законы. Для истории Юго-Западной Руси всего важнее были те постановления Люблинского сейма, по которым некоторые области этой Руси, входившие в состав Литовского княжества, отходили к Короне: это были Подляхия (западная часть Гродненской губ.). Волынь и Украйна (губерния Киевская и Полтавская с частью Подольской, именно с Браславским воеводством, и с частью Черниговской). При таких обстоятельствах состоялась Люблинская уния 1569 г. Она сопровождалась чрезвычайно важными следствиями, политическими и национально-религиозными, для Юго-Западной Руси и всей Восточной Европы.

Следствия унии

Постановления Люблинского сейма были для Западной Руси завершением владычества Гедиминовичей и польского влияния, которое они там проводили. Поляки достигли, чего добивались почти 200 лет, вечного соединения своего государства с Литвой и прямого присоединения к Польше заманчивых по природным богатствам областей Юго-Западной Руси. Гедиминовичи под польским влиянием разрушили много старины в подвластной им Руси и внесли в ее строй и жизнь немало нового. Областями старой Киевской Руси правил княжеский род Рюриковичей со своими дружинами по соглашению со старшими вечевыми городами областей, имея при слабом развитии частного землевладения непрочные социальные и экономические связи с областными мирами. При Гедиминовичах этот зыбкий правительственный класс сменила оседлая аристократия крупных землевладельцев, в состав которой вошли русские и литовские князья с их боярами, а над этой аристократией с упрочением сеймовых порядков стал брать верх военный класс мелких землевладельцев, рядовое дворянство, шляхта. Старинные области, или земли Киевской Руси, тянувшие к своим старшим городам, как к политическим центрам, в Литовской Руси разбились на административные округа великокняжеских урядников, объединившиеся не местными средоточиями, а общим государственным центром. Наконец, сами старшие города областей, через свои веча представлявшие свои областные миры перед князьями, оторваны были от этих миров великокняжеской администрацией и частным землевладением, а замена вечевого строя магдебургским правом превратила их в узкосословные мещанские общества, заключенные в тесную черту городской оседлости, и лишила земского значения, участия в политической жизни страны. Господство шляхты, пожизненные, а по местам и наследственные уряды и магдебургское право -- таковы три новости, принесенные в Литовскую Русь польским влиянием. Люблинская уния своими следствиями сообщила усиленное действие и четвертой новости, раньше подготовлявшейся польским влиянием, -- крепостному праву.

Заселение степной Украины

С половины XVI в. заметно заселяется долго пустевшее среднее Поднепровье. Тамошние привольные степи сами собою манили к себе поселенцев; успехи крепостного права в Литве поддерживали и усиливали этот переселенский поток. К началу XVI в. здесь образовалось несколько разрядов сельского земледельческого населения, различавшихся степенью зависимости от владельцев, начиная перехожими крестьянами, засядлыми и незасядлыми, селившимися с ссудой от владельца или без ссуды и сохранившими право перехода, и кончая челядью невольной, крепостными дворовыми хлебопашцами. В эпоху первого и второго Статута (1529--1566) по мере политического роста шляхты эти разряды все более уравнивались в направлении к наименьшей свободе. Уния 1569 г. ускорила движение в эту сторону. При избирательных королях Речи Посполитой законодательство, как и направление всей политической жизни страны, стало под непосредственное влияние польско-литовской шляхты, господствующего класса в государстве. Она не преминула воспользоваться своим политическим преобладанием насчет подвластного ей сельского населения. С присоединением русских областей по обеим сторонам среднего Днепра к Короне здесь стала водворяться польская администрация, вытесняя туземную русскую, а под ее покровом сюда двинулась польская шляхта, приобретая здесь земли и принося с собою польское крепостное право, получившее уже резкие очертания. Туземное литовско-русское дворянство охотно перенимало землевладельческие понятия и привычки своих новых соседей из Привислинья и Западного Побужья. Если в интересах казны закон и правительство еще кое-как присматривали за поземельными тягловыми отношениями крестьян к землевладельцам, то личность крестьянина вполне предоставлялась усмотрению его пана-рыцаря. Шляхта присвояла себе право жизни и смерти над своими крестьянами: убить холопа для шляхтича было все равно, что убить собаку -- так говорят современные польские писатели. Убегая от неволи, которая крепкой петлей затягивалась на крестьянине, сельское население усиленно отливало из внутренних областей Короны и Княжества к безбрежным степям Украйны, спускаясь все ниже по Днепру и Восточному Бугу, куда еще не успел пробраться шляхтич. Вскоре этим движением стала пользоваться землевладельческая спекуляция, сообщая ему новую силу. Паны и шляхта выпрашивали в пожизненное владение староства в пограничных Украйнских городах, в Браславе, Каневе, Черкасах, Переяславе, с обширными подгородными пустырями, выхлопатывали и просто захватывали никем не меренные степные шири и спешили заселять их, приманивая щедрыми льготами беглых мещан и крестьян. Украйнскими степями тогда распоряжались, как в недавнее время башкирскими землями или угодьями по восточному побережью Черного моря. Самые знатные и высокопоставленные люди, князья Острожские и Вишневецкие, паны Потоцкие, Замойские и т.д., без конца не стыдились ревностно участвовать в расхищении казенных пустынь по Днепру и его степным притокам справа и слева. Но тогдашние земельные спекулянты действовали все же добросовестнее своих поздних уральских и кавказских подражателей. Благодаря им степная Украйна быстро оживала. В короткое время здесь возникали десятками новые местечки, сотнями и тысячами хутора и селения. Одновременно с заселением шло укрепление степей, без которого оно было невозможно. Впереди цепи старых городов, Браслава, Корсуня, Канева, Переяслава, выстраивались ряды новых замков, под прикрытием которых возникали местечки и села. Эти поселения среди постоянной борьбы с татарами складывались в военные общества, напоминавшие те "заставы богатырские", какими еще в Х--XI вв. огораживались степные границы Киевской Руси. Из этих обществ и образовалось малороссийское казачество.

Происхождение казачества

Казачество составляло слой русского общества, некогда распространенный по всей Руси. Еще в XVI в. казаками звали наемных рабочих, батрачивших по крестьянским дворам людей, без определенных занятий и постоянного местожительства. Таково было первоначальное общее значение казака. Позднее этому бродячему, бездомному классу в Московской Руси усвоено было звание вольных гулящих людей, или вольницы. Особенно благоприятную почву для развития нашел этот люд в южных краях Руси, смежных со степью, условия которой сообщили ему особый характер. Когда стала забываться гроза татарского погрома, завязалась хроническая мелкая борьба русского степного пограничья с бродившими по степям татарами. Исходными и опорными пунктами этой борьбы служили укрепленные пограничные города. Здесь сложился класс людей, с оружием в руках уходивших в степь для рыбного и звериного промысла. Люди отважные и бедные, эти вооруженные рыболовы и зверогоны, надобно думать, получали средства для своих опасных промыслов от местных торговцев, которым и сбывали свою добычу. В таком случае они и здесь не теряли характера батраков, работавших за счет своих хозяев. Как привычных к степной борьбе ратников их могли поддерживать и местные княжеские правительства. Этим людям при постоянных столкновениях с такими же татарскими степными добычниками и усвоено было татарское название казаков, потом распространившееся на вольных бездомных батраков и в северной Руси. В восточной полосе степного юга такие столкновения начались раньше, чем где-либо. Вот почему, думаю я, древнейшее известие о казачестве говорит о казаках рязанских, оказавших своему городу услугу в столкновении с татарами в 1444 г. В Московской Руси еще в XVI--XVII вв. повторялись явления, которые могли возникнуть только при зарождении казачества. В десятнях степных уездов XVI в. встречаем заметки о том или другом захудалом уездном сыне боярском: "Сбрел в степь, сшел в казаки". Это не значит, что он зачислился в какое-либо постоянное казацкое общество, например на Дону; он просто нашел случайных товарищей и с ними, бросив службы и поместье, ушел в степь погулять на воле, заняться временно вольными степными промыслами, особенно над татарами, а потом вернуться на родину и там где-нибудь пристроиться. Елецкая десятая 1622 г. отмечает целую партию елецких помещиков, бросивших свои вотчины и ушедших в казаки, а потом порядившихся в боярские дворы холопами и в монастыри служками. Первоначальной родиной казачества можно признать линию пограничных со степью русских городов, шедшую от средней Волги на Рязань и Тулу, потом переламывавшуюся круто на юг и упиравшуюся в Днепр по черте Путивля и Переяслава. Вскоре казачество сделало еще шаг в своем наступлении на степь. То было время ослабления татар, разделения Орды. Городовые казаки, и прежде всего, вероятно, рязанские, стали оседать военно-промысловыми артелями в открытой степи, в области верхнего Дона. Донских казаков едва ли не следует считать первообразом степного казачества По крайней мере во второй половине XVI в., когда казачество запорожское только еще начинало устрояться в военное общество, донское является уже устроенным. В состав его входили и крещеные татары. Сохранилась челобитная такого новокрещена из крымских татар. В 1589 г. он выехал из Крыма на Дон и служил там государю московскому 15 лет, "крымских людей грамливал и на крымских людей и на улусы на крымские воевать с казаками донскими хаживал, а с Дону в Путивль пришел". Он просит государя освободить его двор в Путивле от налогов и повинностей, "обелить" и велеть ему служить царскую службу вместе с белодворцами.

Малороссийское казачество

Известия о казаках днепровских идут позднее рязанских, с конца XV в. Их происхождение и первоначальное общественное обличье было так же просто, как и в других местах. Из городов Киевского, Волынского и Подольского края, даже с верховьев Днепра выходили партии добычников в дикую степь "казаковать", промышлять пчелой, рыбой, зверем и татарином. Весной и летом эти прихожие казаки работали на "уходах", промысловых угодьях по Днепру и его степным притокам, а на зиму стягивались со своей добычей в приднепровские города и здесь осаживались, особенно в Каневе и Черкасах, ставших ранними и главными притонами казачества. Иные из этих казаков, как и в северной Руси, нанимались в батраки к мещанам и землевладельцам. Но местные географические и политические условия осложнили судьбы Украйнского казачества. Оно попало в самый водоворот международных столкновений Руси, Литвы, Польши, Турции и Крыма. Роль, какую пришлось играть днепровскому казачеству в этих столкновениях, и сообщила ему историческое значение. Я только что сказал об усилении колонизации Поднепровья, пополнявшей здешнее казаковавшее население. Это был люд, нужный для края и всего государства, но беспокойный, создававший много затруднений польскому правительству. Привычные к борьбе степные промышленники доставляли лучшую оборону стране от татарских набегов. Но это было обоюдоострое оружие. Одним из степных отхожих промыслов, даже главным промыслом казаков, были их ответные набеги на татарские и турецкие земли. Нападали и с суши и с моря: в начале XVII в. легкие казацкие челны громили татарские и турецкие города по северным, западным и даже южным берегам Черного моря, проникали и в Босфор, к Константинополю. В отместку турки грозили Польше войной, которой поляки пуще всего боялись. Еще в начале XVI в. составился в Варшаве план, как сделать казачество безвредным, не мешая ему быть полезным. План состоял в том, чтобы из беспорядочной и все разраставшейся массы казакующих выделить наиболее благонадежную часть и взять ее на государственную службу с жалованьем и с обязанностью оборонять Украйну, а остальных поворотить в прежний род жизни. Впрочем, есть известие о казацких ротах, навербованных для пограничной сторожевой службы уже в самом начале XVI в. Вероятно, это был один из временных опытов образования пограничной стражи из степных вооруженных добычников. Только в 1570 г. составили постоянный отряд в 300 человек штатных, или списочных, реестровых казаков, как они после назывались. При Стефане Батории штат был увеличен до 500, потом постепенно поднимался и, наконец, в 1625 г. доведен до 6 тысяч. Но рост казацкого штата нисколько не убавлял заштатного казачества. Этих нелегальных казаков, в большинстве из крестьян, местные правители и паны старались воротить в "поспольство", крестьянство, к покинутым их повинностям; но люди, уже отведавшие казацкой воли, упирались и считали себя вправе не слушаться, ибо то же правительство, которое загоняло их, как мужиков, под панское ярмо, во время войн обращалось к ним же за помощью и призывало их под знамена не в списочном числе, а десятками тысяч. Такой двуличный образ действий правительства поселял в заштатных озлобление и приготовлял из них взрывчатую массу, легко разгоравшуюся в пожар, как скоро у нее являлся расторопный вожак. Между тем на нижнем Днепре свивалось казацкое гнездо, в котором Украйнское казацкое недовольство находило себе убежище и питомник, перерабатывавший его в открытые восстания. То было Запорожье.

Запорожье

Оно возникло незаметно из промыслового казакованья, "козацства на поле", в степи. Казаковавшие обыватели пограничных городов Украйны спускались по Днепру далеко на низ, за пороги. Проф. Любавский высказал предположение, что зародышем Запорожской Сечи была крупная казацкая артель, промышлявшая за порогами вблизи татарских кочевий, и следы ее он находит уже в конце XV в. Когда городовые казаки стали подвергаться стеснениям от польского правительства, они убегали в знакомые запорожские места, куда не могли Пробраться ни польские комиссары, ни экзекуционные отряды. Там на островах, которые образует Днепр, вырвавшись из порогов в открытую степь и разливаясь широким руслом, беглецы устраивали себе укрепленные сечи. В XVI в. главное поселение запорожцев возникло на ближайшем к порогам острове Хортице. Это и была знаменитая в свое время Запорожская Сечь. Позднее она переносилась с Хортицы на другие запорожские острова. Сечь представляла вид укрепленного лагеря, обнесенного древесными завалами, засекой. Она снабжена была кое-какой артиллерией, маленькими пушками, забранными в татарских и турецких укреплениях. Здесь образовалось из бессемейных и разноплеменных пришельцев военно-промышленное товарищество, величавшее себя "рыцарством войска Запорожского". Сечевики жили в шалашах из хвороста, покрытых лошадиными кожами. Они различались занятиями: одни были преимущественно добычники, жили военной добычей, другие больше промышляли рыбой и зверем, снабжая первых продовольствием. Женщины не допускались в Сечь; женатые казаки, сидни, гнездюки, жили отдельно по зимовникам и сеяли хлеб, снабжая им сечевиков. До конца XVI в. Запорожье оставалось подвижным, изменчивым по составу обществом: на зиму оно расходилось по Украйнским городам, оставив в Сечи несколько сот человек для охраны артиллерии и прочего сечевого имущества. В спокойное время летом в Сечи бывало налицо до 3 тысяч человек, но она переполнялась, когда Украйнскому поспольству становилось невтерпеж от татар или ляхов и на Украйне что-либо затевалось. Тогда всякий недовольный, гонимый или в чем-либо попавшийся, бежал за пороги. В Сечи не спрашивали пришельца, кто он и откуда, какой веры, какого рода-племени: принимали всякого, кто казался пригодным товарищем. В конце XVI в. в Запорожье заметны признаки военной организации, хотя еще неустойчивой, установившейся несколько позднее. Военным братством Запорожья, кошем, правил избираемый сечевою радой кошевой атаман, который с выборными есаулом, судьей и писарем составлял сечевую старшину, правительство. Кош размещался отрядами, куренями, которых было потом 38, под командой выборных куренных атаманов, также причислявшихся к старшине. Запорожцы всего более дорожили товарищеским равенством; все решал сечевой круг, рада, казацкое коло. Со старшиной своей это коло поступало запросто, выбирало и сменяло ее, а неугодивших казнило, сажало в воду, насыпав за пазуху достаточное количество песку. В 1581 г. в Сечь явился знатный пан из Галиции, бесшабашный авантюрист Зборовский, подбивать казаков к набегу на Москву. Скучавшее от безделья и безденежья рыцарство с радостью приняло затею пана и тотчас выбрало его в гетманы. На походе казаки сами приставали к нему, допытываясь, когда, бог даст, воротятся они из Москвы в добром здоровии, не найдется ли у него еще какого дела, на котором они могли бы хорошо заработать, но когда, отказавшись от Москвы, он предложил им поход в Персию, они едва его не убили, переругавшись между собой. Эта погоня за походным заработком, проще за грабежом и добычей, усиливалась по мере накопления казаковавшего люда к концу XVI в. Этот люд не мог уже продовольствоваться степным рыбным и звериным промыслом и тысячами шатался по правобережной Украйне, обирая обывателей. Местные власти не могли никуда сбыть этих безработных казаков, да и сами они не знали, куда деваться, и охотно шли за первым вожаком, звавшим их в Крым или Молдавию. Из таких казаков и составлялись шайки, набросившиеся на Московское государство, когда там началась Смута. Набеги на соседние страны назывались тогда на Украйне "казацким хлебом". Ни до чего другого, кроме добычи, казакам не было дела, и на речи Зборовского о преданности королю и отчизне они отвечали простонародной поговоркой: поки жыта, поты быта -- до той поры живется, пока есть, чем кормиться. Но казаки не все пробавлялись чужбиной, крымской, молдавской или москальской: уже в XVI в. очередь дошла и до отчизны. Неистощимо комплектуясь из накоплявшейся массы, Запорожье сделалось очагом, на котором заваривались казацкие восстания против самой Речи Посполитой.
Итак, Люблинская уния принесла в Юго-Западную Русь три тесно связанных между собою следствия: крепостное право, усиление крестьянской колонизации Украйны и превращение Запорожья в инсуррекционное убежище для порабощенного русского населения.

***

Источник : http://az.lib.ru/k/kljuchewskij_w_o/text_0030.shtml ===

***

Курс русской истории (слушать аудиокнигу )...

***

Василий Осипович Ключевский

...

Ключевский вошёл в историю не только как выдающийся учёный-историк, но и как блестящий лектор

***

---

***

---

Фотоистория в папках № 1

002 ВРЕМЕНА ГОДА

003 Шахматы

004 ФОТОГРАФИИ МОИХ ДРУЗЕЙ

005 ПРИРОДА

006 ЖИВОПИСЬ

007 ТЕКСТЫ. КНИГИ

008 Фото из ИНТЕРНЕТА

009 На Я.Ру с... 10 августа 2009 года

Страницы на Яндекс Фотках от Сергея 001

---

***

Из истории нашей Древней Руси

Поставил Владимир в Киеве шесть деревянных кумиров на холме: Перуна, Хорса, Дажьбога, Стрибога, Симаргла и Мокошь. И в знак главенства над остальными богами приказал посеребрить Перуну голову и позолотить усы. Выделяя Перуна, Владимир пытается не только угодить варяжской дружине, но и провести некие параллели между главным позолоченным богом-громовержцем на небе и собой - князем с мечом и щитом тут на земле.

Но народ таких сложных аллюзий не понял и в избранность князя не поверил, тем более, что не очень популярный у мирных земледельцев воинственный Перун был куда менее важен для них, чем бог плодородия Даждьбог. Перуну же, как новому богу войны, еще и человеческие жертвы подавай, чего остальные боги от восточных славян не требовали, в отличие от варяжской традиции, где человеческие жертвоприношения были нормой - пленных-то у варяжской дружины всегда хватало. Неудивительно, что эта первая религиозная реформа князя Владимира была отвергнута большинством населения древней Руси на ментальном уровне.

Князь Владимир понял, что в качестве объединяющей скрепы для государства его вариант язычества не подходит. Язычество, надо сказать, вообще не очень удобная религия для власти, потому что там нет самой главной установки - что власти надо подчиняться. Ну, нет в язычестве никакого чинопочитания. Более того, древнерусское общество было вечевым, и князь не был царем или императором, ибо над ним стояло вече, которому он был подотчетен, и которое могло как утвердить передачу княжеской власти по наследству, так и переизбрать себе князя. Язычество на Руси не предполагало ни каст, ни классов

... Читать дальше » --- + - История, взгляд на мир, точка зрения, Древняя Русь, Из истории, отражения

***