Дюна: орден сестер. Б. Герберт, К. Андерсон. Дюна 498 - 19 Декабря 2023

Главная » 2023 » Декабрь » 19 » Дюна: орден сестер. Б. Герберт, К. Андерсон. Дюна 498

08:07

Дюна: орден сестер. Б. Герберт, К. Андерсон. Дюна 498

***

===

Некоторые считают факты опасными и полагают, что их нужно скрыть и тщательно охранять. Но я считаю тайны гораздо большей опасностью. Когда возможно, нам следует искать ответы независимо от последствий.
Гилберт Альбанс. Тайные диалоги с Эразмом

Скоростная машина вернулась в сиетч сразу после рассвета. Все еще встревоженные вечерним нападением, стражники наиба Шарнака высыпали наружу и, выхватив оружие, окружили машину, готовые к схватке. Они были изранены, в синяках и порезах, глубоко потрясены и горевали о потерянных товарищах.
Из машины вышла Ишанти, удивленная их поведением.
– Я только что вернулась из Арракис-Сити, отчитывалась там перед «Комбайнд мерчантайлз». – Она посмотрела на стражников. – Вы меня знаете. А ведете себя, как испуганная пустынная мышь.
Навстречу ей вышел сам Шарнак.
– Вечером на нас напали, причинили большой ущерб и убили шестерых. Мы сумели их отогнать, но бандиты еще где-то здесь. – Он покачал головой. – Мы думали, это их подкрепление.
– Кто напал? Очередная операция по сбору пряности? – Глаза ее округлились. – Или это те двое, что преследовали Вориана и меня?
Шарнак как будто бы устыдился.
– Да, их было только двое.
Один из молодых бойцов выпалил:
– Это демоны пустыни, их невозможно убить! Мы резали и рубили их ножами, колотили кулаками, но они только отмахивались.
Шарнак с умным видом кивнул.
– Боюсь, они вернутся.
– Наиб не должен проявлять страх, – презрительно сказала Ишанти. – Однако я знаю, как они опасны.
Шарнак стал мрачен.
– Нападавшие искали Вориана Атрейдеса. Он принес нам несчастье. И его судьбу должен определить сиетч.
– Его жизнь принадлежит мне, – сказала Ишанти. – Я его спасла.
– Теперь он в долгу перед нашим племенем: шесть фрименов мертвы, пятеро ранены – и жертв может быть больше, если нападавшие вернутся.
Ишанти дала волю своему раздражению.
– Отведите меня в пещеру. Я принесла тревожные новости, которые должен знать Вориан Атрейдес.

Вори, обеспокоенный, сидел в своей каморке с каменными стенами, а двое молодых фрименов ждали за дверью, положив руки на рукояти кинжалов. Он считал охрану лишней. Куда ему идти? Ему хотелось побыть одному, чтобы обдумать слова Андроса и Хайлы.
Они утверждают, что они дети генерала Агамемнона? Эта мысль была столь неожиданной, что в первую минуту вызвала глубокое потрясение, и теперь Вори было стыдно. У него по-прежнему был личный щит; может, если бы он сражался решительнее, не подчинился приказам наиба и бросился на своих «родственников», ни в чем не повинные члены племени могли бы уцелеть.
У людей пустыни было полное право винить его. Долгая, полная событий жизнь Вори могла бы оборваться здесь, в пустынном селении, и никто в империи не знал бы, что с ним случилось.
Ему очень не хватало Мариеллы, семьи, друзей с Кеплера, хотя он смирился с тем, что, возможно, больше никогда их не увидит. Все люди из его прошлого теперь вошли во все растущий список утрат и сожалений, от Леоники и той ветви его прошлого до Ксавьера Харконнена и юного Абулурда. Особенно скверно история обошлась с Ксавьером, и Вори теперь единственный, кто знал правду – его друг погиб как герой.
Когда-то давно, когда они действовали заодно, Вори и Абулурд собирались исправить эту несправедливость – пусть только мыслящие машины потерпят поражение у Коррина. Но Абулурд предал его, отчего они едва не проиграли битву у Коррина, и, как следствие, в официальной истории Ксавьера по-прежнему изображали чудовищем. Вори считал, что виноват в этом. Абулурд заслужил наказание, но Ксавьер оказался просто козлом отпущения…
Да, Вори прожил долгую жизнь и понимал, что многое должен искупить, и не отказывался от этого. Он пытался поступать правильно и справедливо – и надеялся, что эти качества чаще сходятся, чем расходятся.
Близнецы охотились на него. Хотели спасти или убить? Вори убил их отца, но генерал-кимек заслужил казнь, и поэтому Вори не испытывал ни малейших угрызений совести, пусть даже необычные дети Агамемнона пытались ему отомстить.
Вори слышал, что кто-то приближается. Молодые стражники за дверью вытянулись, приветствуя Ишанти и наиба Шарнака. Они вошли, и Вори повернулся к ним.
Женщина скрестила руки на груди и не проявляла особой почтительности к вождю племени.
– Похоже, без меня ты был здесь очень занят, Вориан Атрейдес.
– Ненамеренно. Просто убийцы последовали за мной.
– Однажды они снова вернутся, – сказал наиб, – и мы успешнее подготовимся к встрече, если будем знать, кто они такие.
– Я уже рассказал вам все, что знаю. – Но фримены были так далеки от Лиги, что не понимали, в чем сила генерала Агамемнона, не знали, какой страх он внушал; они не знали, какой неизгладимый след он оставил в истории человечества. Вори понизил голос. – Повторю: я не собирался вредить вашим людям.
– Твои намерения не вернут убитых. – Наиб пристально посмотрел на Ишанти. – Это ты привела его сюда без приглашения. Некоторые говорят, что тебя следует выбросить в пустыню вместе с этим человеком.
Ишанти грубо фыркнула.
– Пусть попробуют. Пусть открыто обвинят меня, и я им отвечу. Если же они боятся так поступить, их шепот – не больше чем бормотание одинокого странника в песках. Я стою за Вориана Атрейдеса. И утверждаю, что он честен и не виновен.
Вори оценил ее поддержку. Ишанти давно огрубела – солнце выдубило ее кожу, пустыня отняла красоту. Незамужняя и независимая, она была диковиной среди фрименов, и он гадал, уж не заигрывает ли она с ним. Какая Вори разница, сколько ей лет? Он уже прожил две полные жизни с двумя женами и любил их, даже когда их тела старели и слабели. Но теперь, только что покинув Мариеллу, он не имел никакого желания снова влюбляться.
Наиб Шарнак продолжал:
– Мы, фримены, можем постоять за себя, но это не наша битва. И никогда не была нашей; я отказываюсь попусту проливать кровь соплеменников в борьбе с твоими врагами. Ради нашей безопасности, незнакомец, я решил выбросить тебя в пустыню.
Ишанти возмущенно сказала:
– Дай ему припасы и шанс.
Наибу было все равно.
– Если заплатишь, Ишанти. Я не настаиваю на его смерти – просто пусть уйдет.
– Вначале послушай, что я узнала в Арракис-Сити. – Ишанти посмотрела на Вори. – Я порылась в архивах «Комбайнд мерчантайлз» и узнала, что ни одна конкурирующая компания не взяла на себя ответственность за нападение на бригаду по сбору пряности.
– Я же говорил, – заметил Вори. – Если эти двое – дети Агамемнона, они охотятся на меня. Ни политика, ни сбор меланжа их не интересуют.
– Это верно… но в городе ко мне обратился еще один человек и начал задавать вопросы о Вориане Атрейдесе.
Наиб Шарнак издал звук, выражавший отвращение.
– Так сколько же человек тебя разыскивают?
Ишанти добавила:
– И почему? Что ты сделал?
– Много чего, но все равно не понимаю. – Неужели Агамемнон вырастил еще одного убийцу? – Расскажи о человеке, который обо мне расспрашивал.
– Молодой, полный воды, не старше двадцати пяти лет. Светлые волосы и бородка, какие носят знатные. Расспрашивая о тебе, он был откровенен, даже неуклюж. Если он шпион, то не очень хороший.
Вори не знал никого такого молодого; и непохоже было, что этот человек с Кеплера.
Ишанти повернулась к наибу.
– Если на Вориана Атрейдеса охотятся опасные люди, нужно узнать, кто они, прежде чем изгонять его в пустыню. Что если они придут сюда?
Наиб на несколько мгновений задумался, потом кивнул.
– Нужно подготовиться к защите.
Ишанти быстро добавила:
– Я позабочусь об этом.

За несколько недель, проведенных в Арракис-Сити, Гриффин почти все истратил, но ничего не нашел. Денег у него осталось только на то, чтобы заплатить за ночлег на две ночи, и еще немного на еду и питье. Он пытался экономить, но слишком много средств ушло на бесполезные взятки.
Призрак Вориана Атрейдеса десятилетиями реял над семьей Харконненов, и Гриффин дивился тому, что здесь это имя не вызывало никакого отклика. Жители Арракиса были так озабочены повседневными проблемами, что их мало волновал герой войны, начавшейся двести лет назад.
Гриффин не желал трогать деньги, отложенные на отлет с планеты. Здесь он на уступки не пойдет. Он не намерен навсегда застрять на Арракисе, найдет ли он Вориана Атрейдеса или не найдет. Еще два дня… и он отправится домой.
Он скучал по Ланкивейлу. Он выполнил Валину просьбу, постарался, но ничего не получилось, и дела Дома Харконненов могут подождать; а может, стоит вовсе забыть о мести.
Не чувствуя потребности в общении, Гриффин ел в своей комнате. К тому же он устал каждый вечер выходить на улицы.
Его удивил легкий стук в дверь; он подумал: кому понадобилось говорить с ним, особенно вечером? Но он знал, что расспрашивал многих и платил небольшие суммы тем, кто обещал прийти с известиями, хотя денег оставалось очень мало. Он надеялся, что это кто-то откликнулся на его расспросы.
Он открыл дверь и увидел троих в одежде для пустыни. Лица людей скрывали темные шарфы и капюшоны.
– У нас есть к тебе вопросы, – сказал первый человек, женщина. Голос у нее был резкий и хриплый.
Он увидел ее глаза. Заметил еще кое-что… и узнал.
– Мы с тобой разговаривали у здания управления по сбору пряности.
Троица без приглашения вошла в комнату.
– Ты задаешь слишком много вопросов, и мы хотим знать почему.
Молодые люди, пришедшие с ней, ринулись вперед. Один схватил Гриффина за руки, другой набросил ему на голову темный капюшон. Гриффин сопротивлялся; его сила и проворство удивили незваных гостей: одного он ударил, другого повалил на пол, но тут кто-то вонзил в его шею шприц, и мысль о сопротивлении растворилась в темноте.

Жизнь полна испытаний, следующих одно за другим; если ты их не распознаешь, можешь не справиться с самым важным.
Наставления послушницам в школе Россак

На освещенной утренним солнцем самой высокой крыше школы ментатов стоял одинокий человек. Он смотрел на болотистое озеро. Его голову покрывала широкополая шляпа; он ее снял, чтобы вытереть пот со лба. Глядя на зеленоватые воды, он видел только лодки школьной службы безопасности, скользившие по сторожевым маршрутам. Вокруг царило обманчивое спокойствие, создававшее контраст с бурей, поднятой в аудиториях студентами-батлерианцами.
Гилберт все еще переживал последствия диспута, на котором выступил в поддержку мыслящих машин – только теоретически и в учебных целях. Он был глупцом, когда думал, что яростные борцы с технологиями могут быть логичными и объективными. И подверг себя опасности.
Теперь, когда на Лампадас вернулся Манфорд со всеми своими приверженцами и в сопровождении множества кораблей, обстановка резко ухудшится. Распространились слухи, были отправлены отчеты. И из столицы на главном материке Лампадаса Манфорд Торондо потребовал от Гилберта объяснений и отказа от сочувствия ненавистным мыслящим машинам.
Высоко над плавучими зданиями комплекса Гилберт прошел по краю крыши на противоположную сторону, откуда мог смотреть на соединенные здания. Ночью отдельные сооружения подверглись разгрому, окна были выбиты камнями, на двери офиса намалевано: «Поклонник машин!» Один поразительно примитивный рисунок изображал самого Гилберта, совокупляющегося с мыслящей машиной. Неужели его учеников отбирали из самых умных и талантливых?
По его приказу рабочие закрашивали рисунки и устраняли повреждения. Он понимал, что на дебатах следовало вести себя осторожнее и хитрее. Его вина, что вспыхнуло недовольство, и все же он не понимал, как его ученики могут так варварски поступать с уважаемой школой.
Многие из них сохраняли объективность, втайне были на его стороне, но боялись критиковать ярых батлерианцев. Один юноша, проходя мимо, шепотом сказал:
– Мы с вами, сэр. Мы знаем, что на дебатах вы говорили не всерьез.
Гилберт надел шляпу и глубоко вдохнул. Утро было холодное, но тем не менее он покрылся испариной. Он верил в факты, в данные, в науку – и основал на этом прочном фундаменте школу ментатов. За свою жизнь он делал много прогнозов. Он стал математическим предсказателем, используя статистику, а не паранормальные силы, чтобы давать верные прогнозы. Хотя ученики-батлерианцы составляли в школе меньшинство, он не учел, что они большие горлопаны, чем умеренные, и склонны к преувеличениям и запугиванию. Ему следовало рассчитать, как скоро батлерианцы заставят других учеников выступить против него или по крайней мере устраниться от защиты своего директора.
Спускаясь, Гилберт понял, что нужно найти способ отвести от себя эту глупую ярость.

В отличие от крыши, в кабинете было темно и мрачно. Гилберт опустил все жалюзи, чтобы иметь возможность поговорить с маленьким золотистым шаром, хранившим Эразма.
Независимый робот был непреклонен.
– Все погибнет, если толпы Манфорда найдут мою сферу памяти. Это было просто упражнение… или ты хотел силой логики переманить их на нашу сторону?
– Я хотел научить их думать!
– Если Манфорд Торондо натравит на тебя своих людей, нам придется покинуть школу. Ты должен убедить их. Извинись – солги, если нужно. Делай то, чего они требуют. Если тебя придут линчевать, я не смогу тебя защитить – и себя тоже.
– Понимаю, отец. Я этого не допущу, обещаю.
– Но что, если ты умрешь? Я беспомощный окажусь приговоренным к заключению здесь, в тайнике. Как я выживу? Ради тебя я пожертвовал всем. Я вывел из строя оборону машин у Коррина и сверг власть Омниуса – только ради того, чтобы спасти тебе жизнь!
Гилберт склонил голову.
– Знаю. И обещаю помочь тебе – но сначала я должен убедить Манфорда Торондо, что не опасен.
И вот, чтобы умиротворить недовольных, директор школы произнес перед публикой речь. Он говорил самым убедительным тоном.
– Нужно прекратить обсуждение вопроса о том, в какой мере приемлемы технологии. Нужно не измерять их, а встать против.
Он почти час красноречиво говорил, пытаясь убедить буйное меньшинство в своей искренности.
Его отступление с прежних позиций и извинения до определенной степени успокоили Алису Кэрролл и других разгневанных учеников, но Гилберт понимал, что проблема остается.
Ему сообщили, что Манфорд Торондо лично явится расследовать происходящее.

Когда вождь батлерианцев решил лично оценить положение в школе ментатов, Гилберт понял, что это и есть самые опасные дебаты.
Манфорд подплыл на моторной лодке к центральной плавучей платформе. Он явился на плечах женщины-мастера меча, и уже это было дурным знаком. Гилберт знал, что безногий позволяет носить себя в паланкине, отправляясь на обычный митинг, но на плечах Анари Айдахо он отправлялся в бой.
Встречая Манфорда, Гилберт всем своим поведением показывал, что раскаивается и готов сотрудничать.
– Вождь Торондо, прошу прощения за то, что это недоразумение привело вас сюда, оторвав от более важных обязанностей.
– Это одна из моих самых важных обязанностей, – заявил Манфорд и осмотрел здание. – Ваша школа ментатов всегда должна непоколебимо стоять на стороне праведности, без всяких уклонений и двусмысленностей. Показывая людям, что можно думать с эффективностью компьютеров, вы демонстрируете наше превосходство над мыслящими машинами. Но судя по тому, что рассказала мне Алиса Кэрролл, вы позволили себе поддаться искушению.
Гилберт не поднимал глаз.
– Заверяю вас, это было всего лишь упражнение в ораторском мастерстве, направленное на то, чтобы бросить вызов убеждениям студентов, ничего больше.
– Вы слишком хорошо защищали свою точку зрения, директор, и должен подчеркнуть, что вы избрали тему, не подходящую ни для каких дебатов, потому что положение о мыслящих машинах неоспоримо. – Правой рукой Манфорд подтолкнул Анари, и она внесла Манфорда в помещение школы. Манфорд продолжал: – И еще одно. Я всегда сдержанно относился к вашей практике изучения боевых роботов и компьютеров как учебных пособий. Это слишком опасно.
Гилберт покорно ответил:
– Понимаю. После долгих раздумий я сам понял, что мой недавний урок мог быть неверно истолкован, и хочу исправить свою ошибку.
Во взгляде Манфорда мелькнуло одобрение.
– Очень хорошо. В качестве первого шага я хочу посмотреть склад, где вы храните запрещенные машины. Алиса Кэрролл сообщила, что ваши образцы дезактивированы не полностью вопреки вашим утверждениям.
Гилберт постарался пренебрежительно рассмеяться.
– Это всего лишь музейные образцы, отдельные компоненты.
– Манфорд сказал, что хочет посмотреть на них, – прорычала мастер меча.
Гилберт провел их по зданиям школы, по коридорам и через мостики; за ними шли пятеро молчаливых настороженных батлерианцев, готовых исполнить любое приказание вождя.
Гилберт достал из кармана ключ, отпер замок и распахнул дверь в просторный склад, освещенный шарами-лампами. Анари и Манфорд остались в коридоре и подозрительно глядели внутрь; сопровождающие батлерианцы переминались за ними.
Манфорд мрачно смотрел на боевых меков, на оружейные конечности, на отделенные головы роботов.
– Я хотел бы принять вашу клятву верности, директор, но вот это вызывает у меня большие сомнения. Этим порочным порождениям технологий не место в вашем учебном заведении.
Гилберт подавил эмоции, как учил его Эразм.
– Мозг человека свят, – сказал он, решаясь. – В школе ментатов не должно быть и тени нарушений. Позвольте мне самому позаботиться об этом.
В кладовой он отыскал металлический прут, который мог служить дубинкой, и взвесил его в руке.
– Спасибо за шанс – и за веру в меня.
Набрав в легкие побольше воздуха, он подошел к полке с головами роботов, поднял дубинку и с силой опустил.
Как сказал Эразм, это должно убедить Манфорда. Гилберт разбил первую голову, пробил лицевую пластину и разорвал оптические волокна, сверкавшие как алмазы. Разбив еще две головы, он повернулся и занялся боевым роботом.
Полные энтузиазма батлерианцы схватили импровизированные дубины и присоединились к погрому.

Приверженцы Манфорда Торондо рассыпались по школе ментатов. Они заглядывали в комнаты учеников, обыскивали их имущество, требовали, чтобы ученики открыли свои чемоданы (или ломали замки, если те отказывались это сделать). В ответ на негодующие крики они говорили:
– Апологет машин не имеет права на скрытность; если вы ни в чем не виноваты, вам нечего опасаться.
Гилберт понимал, что скоро они доберутся и до него. Сердце его учащенно билось: батлерианцы продолжали свой марш по коридорам.
Сидевшему на плечах мастера меча Манфорду пришлось пригнуться, когда они входили в кабинет директора. Двое батлерианцев прошли за ними.
– Я лично обыщу ваш кабинет, директор Альбанс, – сказал Манфорд. – Исключительно для проформы.
– Конечно, – сказал Гилберт – ничего другого не оставалось. Он разглядывал спокойное лицо вождя батлерианцев, пытаясь отыскать тень имевшихся сомнений. Есть ли у Манфорда особая причина прийти в его кабинет, или это просто дотошность?
Айдахо просмотрела книги на столе, с подозрением читая названия.
– Почему у вас так много книг о демоне-роботе Эразме?
– Потому что врага нужно знать.
Ни в одной из этих книг об Эразме не было ничего положительного; некоторые изобиловали нелепыми преувеличениями, другие отличались пугающей точностью. Гилберт сам был на Коррине, он наблюдал кровавые эксперименты для наблюдения за «проявлениями паники», вскрытие живых близнецов, даже предполагаемые «произведения искусства» робота, созданные из внутренних органов.
– Ни один человек, у которого есть душа, не в состоянии понять Эразма, – сказал Манфорд. – Я точно знаю, я изучал его лабораторные дневники.
Гилберт почувствовал, что сердце забилось еще чаще.
– У вас есть эти дневники? Нельзя ли на них взглянуть?
– Нет, директор. Эта информация слишком опасна для других глаз. Изучив эти дневники, я намерен их сжечь.
Батлерианцы открывали ящики стола Гилберта, раскрывали шкафы, поднимали углы ковров в поисках тайников под полом. Они отодвигали все занавесы, открывали все сосуды и заглядывали в них.
Несмотря на разраставшийся страх, Гилберт внешне оставался спокоен. Если обнаружат микроскопические потайные глазки Эразма, если увидят кабели, идущие к его укрытию, сферу памяти робота уничтожат, Гилберта казнят, а всю школу ментатов сровняют с землей.
Незваные гости снимали с полок книги и сувениры, стучали по доскам в поисках схронов. Гилберт старался не смотреть на них. Он напряженно обдумывал последствия какой бы то ни было слабости. Ему и в голову не приходило, что обыск будет таким тщательным.
Они перешли к следующей секции полок, скрывавшей тайник со сферой памяти робота, и начали снимать книги с верхней полки, двигаясь сверху вниз.
– Осторожней! – выпалил он. – Тут есть очень ценные вещи.
Манфорд кивнул своим приверженцам.
– Не нужно неучтивости. Директор оказывает нам полное содействие. Как я уже сказал, я не сомневаюсь в его лояльности.
Гилберт ухватился за новую мысль, за способ отвлечь их от поисков. Сам Эразм предложил, чтобы он использовал драгоценные знания как козырь. Теперь Гилберт решил разыграть эту карту.
– Мне нужно сообщить вам нечто очень важное, сэр. Сложный прогноз ментата. – Манфорд знаком велел своим приверженцам остановиться. Гилберт подался вперед и понизил голос. – Но это нужно обсудить с глазу на глаз. Если хоть слово просочится раньше, чем мы будем готовы… – Он многозначительно посмотрел на приверженцев Манфорда. – Я не знаю этих людей.
Манфорд ненадолго задумался, потом отпустил батлерианцев.
– Со мной останется Анари.
– Это приемлемо.
После того как другие батлерианцы вышли из кабинета, Манфорд сказал:
– Ну, хорошо, надеюсь, это действительно важно. Говорите.
Гилберт торопливо заговорил:
– Я считаю, что определил местоположение большой покинутой базы роботов, большой верфи или станции снабжения… возможно, самой большой. Согласно моему прогнозу она сохранилась в целости… и ждет вас.
– Отлично. – Манфорд, казалось, был очень доволен. – Мы сделаем из нее пример. Отличная работа, директор.
– Могу сообщить вам все подробности своего прогноза. И, если окажусь прав, надеюсь, вы сочтете это предложением мира и доказательством моей искренней верности.
Манфорд усмехнулся.
– В вашей школе мы подняли достаточный переполох, директор, но ни это, ни даже возможная ересь не есть моя цель. Мне нужны тактически подготовленные ментаты для дальнейшего выявления тайных технологий и незаконной деятельности, так что ваши ментаты должны продолжать обучение. – Манфорд удобнее устроился в подвеске на плечах Анари. – Я объявлю, что не сомневаюсь в чистоте школы ментатов. Я положу конец этим разговорам, и все вернется к норме.
– А мы уничтожим базу, – добавила Анари Айдахо.

Первый, кто прошел опасной тропой, либо самый храбрый, либо самый удачливый.
Пословица ордена сестер

Сначала вслед за Доротеей появились три Преподобные Матери. В следующие недели в безумной гонке успешно прошли трансформацию еще одиннадцать… и умерли в мучениях десять менее везучих сестер. Под руководством Преподобной Матери Ракеллы новое средство приняли еще четыре добровольца. Она лично провела их через этот процесс, как раньше. Три из этих четырех сестер умерли.
Всего шестнадцать женщин преодолели барьер в сознании и стали сверхлюдьми, реализовав свой природный потенциал.
Вали среди них не было.
Она сохранила капсулу, которую ей дала Доротея, но никак не могла решиться. Несмотря на большое искушение, она не нашла в себе смелости рискнуть. Хотя Валя искренне верила в то, что узнала в ордене, и знала, что подготовлена лучше большинства добровольцев, решившихся на риск, она все равно считала, что вероятность успеха меньше вероятности поражения. Почти половина принявших средство погибла.
А Вале было ради чего жить, чего добиваться.
Она давно не получала известий от Гриффина, и очень хотелось быть рядом с ним, когда он победит Вориана Атрейдеса, но она оставалась в ордене, перед лицом еще более грозного противника.
Валя чувствовала себя человеком, стоящим на краю глубокой и узкой расселины: она знала, что может перепрыгнуть, как это удавалось другим, но что в случае неудачи падение ее убьет. Она еще не была готова к прыжку и говорила себе: сохранить жизнь – не трусость, а необходимость. Она погрузилась в ледяные воды сомнений… а рядом не было брата, который бы спас ее.
Вместо этого Валя избрала для себя другую тропу. Улыбаясь, пытаясь искупить то, что уделяла Доротее больше внимания, чем Анне, она проводила сестру императора в ее спальню в секции послушниц.
– Почему бы нам вместе не почитать Книгу Азар? – предложила Валя. – Я помогу тебе с заданиями. Или можем просто поговорить. Может, тебе хочется рассказать, как ты управляла туманным деревом на Зимии и насекомыми в туннелях?
Анна повеселела.
– У меня есть мысль получше. – Валя видела, что молодая женщина взбудоражена. Вокруг в туннелях было пусто и тихо. Анна огляделась, словно желая убедиться, что их не подслушают. Наклонилась ближе и торопливо, взволнованно заговорила: – Мне пора пройти трансформацию и стать Преподобной Матерью. Если у меня получится, только подумай, сколько пользы я принесу при императорском дворе – и братья больше не смогут указывать мне, что делать.
Валя знала, что девушка не готова к такому испытанию, слишком капризна и легкомысленна, чтобы стать кандидаткой.
– Анна, даже я не готова. Возможно, через несколько лет обучения…
– Я выживу, Валя… я знаю. – Анна сжала ее руку. – Останься со мной и помоги пройти.
Валя встревожилась. Если Анна Коррино умрет от яда, у императора не будет выбора. Он отомстит. И обвинят Валю!
– Нет, Анна, не говори так! Столько женщин умерли, пытаясь преобразиться. Император Сальвадор запретил бы это.
– Я сама себе хозяйка, я больше чем сестра императора, больше чем… больше чем просто Коррино. – На глазах Анны выступили слезы. – Ты не знаешь, каково это.
«О, я это слишком хорошо знаю!» Валя постаралась улыбнуться.
– Я твой друг, Анна. Не могу допустить, чтобы тебе грозила опасность, поэтому не разрешаю… пока. Но если ты будешь упорно заниматься и разовьешь свои способности…
Валя знала, что такого никогда не будет; принцессе попросту не хватало умения сосредоточиться и решимости; она способна лишь временами проявлять упрямство.
Анна раздраженно отвернулась.
– Я сама принимаю решения. Ты не можешь меня контролировать: ты сама сказала, что я сестра императора. – Она сунула руку в карман платья и достала маленькую темно-синюю капсулу. – Если ты боишься стать Преподобной Матерью, я сделаю это – без тебя!
Удивленная Валя поняла, что капсула выглядит точно как та, что ей дала сестра Доротея.
– Где ты это взяла?
– В твоей комнате. Я нашла ее там, как и ключ к лаборатории сестры Кери. Ты слишком много времени проводила с Доротеей и этого даже не заметила.
Валя бросилась вперед, стараясь выхватить капсулу, но Анна отдернула руку.
– Перестань! – сказала Валя. – Ты не понимаешь, что делаешь.
– Я устала от тех, кто постоянно твердит мне об этом! – Отвернувшись, она положила капсулу в рот и проглотила. Валя в ужасе смотрела на нее. Анна отступила на шаг и самодовольно скрестила руки. – Теперь ты ничего не сможешь сделать.
Валя похолодела; она знала, как быстро действует россакское средство. Сестра императора улыбнулась – и в судорогах упала на каменный пол, лицо ее перекосилось; она хотела крикнуть, но слишком сильно стиснула зубы.
Валя опустилась на колени и схватила Анну за плечи, пытаясь привести в чувство, но молодая женщина уже погрузилась в глубины того, что переживала. Реакция ее была исключительно сильной, и Вале пришла в голову другая мысль. Что если Доротея намеренно дала Вале смертельную капсулу, предназначенную для того, чтобы убить, а не для трансформации?
Сердце Вали сильно билось; она понимала, что нужно позвать сестер и переправить Анну в больницу. Она огляделась в поисках помощи, но боялась, что ее увидят. Ведь она отвечает за Анну Коррино!
Доротея поймет, откуда взялось средство и что Валя его не принимала. Она, наверное, даже догадывается, что Валя боится сама пройти трансформацию. А что, если это она убедила Анну принять пилюлю вместо Вали?
Анна продолжала корчиться и стонать, взмахивая руками от невообразимой боли.
Все надежды Вали сблизиться с Коррино, вернуть своей семье статус лежали на полу спальни. Как Анна могла так с ней поступить?
Но тут ей пришла в голову другая мысль: Анна уже однажды проникла в лабораторию Кери. Может, удастся убедить остальных, что девушка вновь это проделала, украла капсулу с россакским средством и сдуру проглотила. Нужно заменить капсулу, взять другую и носить в кармане, чтобы показать Доротее: капсула еще у нее. Тогда она будет чиста.
Она посмотрела на Анну Коррино, которая продолжала корчиться в спазмах на каменном полу. Валя ничего не могла для нее сделать – жребий уже брошен. Скоро Анну найдет одна из послушниц.
Поспешно, следя за движением в коридорах, она выскользнула из помещений послушниц и торопливо пошла в лабораторию в джунглях, чтобы запастись необходимым доказательством.

Те, кто кормит себя ненавистью, редко сознают, что умирают от голода.
Предупреждение Зенсунни

Хотя у него всю дорогу были завязаны глаза, да и соображал он не очень хорошо, Гриффин понял, что его не упрятали в какие-нибудь трущобы в Арракис-Сити. Он очнулся на борту большой воздушной машины с громко работающим двигателем и почувствовал, как она подскакивает на термальных потоках. Он узнал голоса, особенно хриплый женский, но неизвестные переговаривались на языке, которого он не понимал.
После того как его некоторое время побросало в машине, он крикнул сквозь свой непрозрачный капюшон:
– Куда вы меня везете? Кто вы такие?
Руки его были связаны, и сопротивляться он не мог.
– Никаких вопросов, – сказала женщина. Он опять почувствовал укол в шею и потерял сознание.
Снова очнувшись, Гриффин обнаружил, что сидит на стуле; руки его по-прежнему были связаны за спиной. Кто-то сорвал с его головы капюшон, и в лицо словно плеснули света и свежего воздуха, как ведро ледяной воды.
Никто на Арракисе не станет зря тратить влагу, подумал он и понял, что все еще находится под действием наркотика. Может быть, бредит.
Гриффин глубоко вдохнул, и запах, проникший в ноздри, сразу привел его в чувство, как старинная нюхательная соль. Воздух был насыщен парами меланжа и человеческими запахами: пота, немытого тела и волос. Он увидел вокруг каменные стены.
Звуки стали глуше, и незнакомый мужской голос произнес:
– Никогда в жизни не видел этого человека. Понятия не имею, кто он такой.
Гриффин повернулся на стуле, сосредоточился на лице – и попытался броситься на человека.
– Вориан Атрейдес!
Тот удивленно отскочил. Двое похитителей Гриффина заставили его снова сесть на стул. Перед Гриффином, скрестив руки на груди, стоял неприветливый мужчина с черными с проседью волосами, заплетенными в толстую косу.
– Зачем ты искал этого человека? – спросил он, кивнув в сторону Атрейдеса.
– Он уничтожил мою семью.
Гриффину захотелось плюнуть. Его удивила собственная реакция.
Вориан только вздохнул и покачал головой.
– Выражайся точнее – я прожил долгую жизнь и не знаю, сколько еще врагов у меня осталось. Тебя я точно не знаю. Как тебя зовут?
– Харконнен. – Он собрал все свое мужество и гнев, представляя, что бы сделала Валя, окажись она здесь. – Гриффин Харконнен.
Удивление на лице Вориана почти стоило того времени, которое Гриффин потратил, чтобы его увидеть. В его глазах вспыхнуло понимание: этот человек явно не забыл, что совершил.
– Ты внук Абулурда?
– Правнук. Из-за тебя Харконненов лишили наследства и, как прокаженных, выслали на четыре поколения на Ланкивейл.
Вориан кивнул, его лицо стало отчужденным.
– Ланкивейл… да, я забыл, что Абулурда отправили туда. Неужели действительно прошло восемьдесят лет? Мне следовало поискать его.
Но Гриффин не закончил.
– А до него Ксавьер Харконнен, герой джихада и один из величайших борцов с мыслящими машинами! Он умер в бесчестии, потому что ты уничтожил его карьеру!
Взгляд серых глаз Вориана стал тяжелым.
– Я любил и уважал Ксавьера Харконнена и хотел это исправить. Абулурда я тоже любил – он был для меня больше сыном, чем мои родные сыновья… до битвы под Коррином.
– Ты его бросил!
– Я ничего не мог для него сделать.
– Ты мог его простить!
Вориан выпрямился.
– Нет. Не мог. Я едва предотвратил его казнь. И отослал туда, где он мог жить дальше… Я сделал все возможное.
– Все возможное? Ты мог рассказать правду! Просить о помиловании! Ты, великий Вориан Атрейдес, Верховный Башар джихада, мог спасти его.
– Хотел бы я, чтобы это было так, но мне никогда не позволили бы. Даже его родной брат Фейкан так и не простил его. Меня печалит то, как это отразилось на твоей семье… особенно на Ксавьере, он был хорошим человеком. Но меня прогнали со сцены, и император Коррино очень ясно дал понять, что для общества меня больше не существует. Для этого я и явился на Арракис – чтобы меня забыли. – Плечи его поникли. – Один ты пришел за мной.
Валя приписывала этому человеку великое множество преступлений, и теперь Гриффин почувствовал, как все это громоздится в его сознании, точно дохлые рыбы, выброшенные на берег. Отомстить за честь нашей семьи!
– Харконнены помнят все, что ты сделал с нашей семьей, Атрейдес. Тебе не спрятаться от своего прошлого.
Женщина из пустыни хрипло сказала:
– Твое прошлое не просто преследует тебя, Вориан Атрейдес; оно объявило тебе войну.
– Но мое столкновение с Абулурдом произошло столько лет назад, – обратился Вориан к Гриффину. – Как это может касаться тебя? У вас было четырежды по двадцать лет, чтобы устроить жизнь на Ланкивейле – зачем отправляться за мной? – Вориан в явном отчаянии нахмурился. – Как может старая вражда столько длиться?
– А как она может угаснуть? – Гриффин почувствовал, как ему передается гнев сестры. Чтобы рана зажила, яд нужно удалить. – Мои братья и сестры знают о нашем позоре. Мои дети будут знать о нем.
– Сомневаюсь, что тебе известна вся история.
– Я знаю достаточно.
– Мне жаль слышать о страданиях вашей семьи, и я знаю, что вы вините в этом меня, но глупо так долго цепляться за ненависть, потому что это ослепляет и не позволяет смотреть в будущее. Если бы меня не было в живых, ты стал бы мстить моим детям и внукам? Через столетия любому, кто носит фамилию Атрейдес? И как долго?
– Пока Дом Харконненов не будет отмщен, – ответил Гриффин.
– Но я не могу исправить прошлое. Ты напрасно искал меня. Наиб и так уже собирается выбросить меня в пустыню. – Он невесело рассмеялся. – Если бы ты подождал еще немного, твоя месть произошла бы сама по себе.
– Месть никогда не происходит сама по себе.
Гриффин мысленно цеплялся за образ сестры, пытаясь понять, как бы она поступила в такой ситуации. Он не хотел ее разочаровывать.
Наиб был сердит и на Гриффина, и на Вори.
– Фримены не имеют отношения к вашей кровной вражде, Вориан Атрейдес, а ты принес ее на наш порог.
Он знаком велел одному из жителей пустыни разрезать веревку на руках Гриффина; молодой человек вытянул руки, растирая кисти, и шевелил пальцами.
Вориан покачал головой.
– Как бы я ни пытался оставить вселенную в покое, враги снова меня находят. А теперь я рассердил и твое племя. Ясно, что мне здесь не рады.
Наиб приказал своим людям:
– Разъедините их и разведите по разным пустым комнатам. Завтра их обоих получит пустыня, и пусть их вода уходит с ними.
Когда фримены уводили их, Гриффин не сводил глаз с Вориана Атрейдеса.