Дюна: орден сестер. Б. Герберт, К. Андерсон. Дюна 486 - 18 Декабря 2023

Главная » 2023 » Декабрь » 18 » Дюна: орден сестер. Б. Герберт, К. Андерсон. Дюна 486

09:14

Дюна: орден сестер. Б. Герберт, К. Андерсон. Дюна 486

---

***

======

Историю лучше оставлять в прошлом, чтобы легенды не вмешивались в нашу повседневную жизнь.
Родерик Коррино. Частный меморандум императору

Одетый в старый мундир уже не существующей армии, Вориан Атрейдес частным образом встретился с императором и Родериком. Роскошной обстановке императорского дворца он предпочел бы свой скромный дом на тихом Кеплере и общество Мариеллы.
Однако теперь, когда он под гром фанфар вновь предстал перед общественностью, Вориан опасался, что его не оставят в покое. Воодушевление толпы на параде тревожило его не меньше, чем императора.
Когда Вори вошел в личный кабинет императора, от его взгляда не ускользнули ни позолоченные стол и стулья, ни бесценные картины на стенах, ни нарядные портьеры, подвязанные золотыми лентами. Он вспомнил годы борьбы в старой Лиге благородных; тогда он был народным героем и после битвы при Коррине легко мог бы короноваться и стать первым императором. Тогда Файкан Батлер боялся популярности Вори, не понимая, что у того никогда не было стремления стать императором. Ему заплатили, и его отослали… но ничего иного он и не желал.
Теперь, приглашенный Родериком и Сальвадором, он догадывался, что они хотят того же. Что ж, он заставит их дорого заплатить – снова.
Трое уселись за стол из древесины элакки с витыми ножками; Вори повел разговор о мрачной практике рабства на приграничных мирах и о жестоких людях, которые недавно напали на Кеплер.
– Возможно, мне пора возглавить новый крестовый поход. – Вориан позволил проскользнуть в голос гневным ноткам: пусть знают, что он способен причинить много неприятностей. – Разве джихад не научил нас, что нельзя так обращаться с людьми?
– Рабство – по-прежнему важный экономический фактор для наших приграничных планет, – заметил Родерик.
– В таком случае приграничные планеты следует защитить от работорговцев.
Сальвадор во главе стола, казалось, расстроился.
– Планет так много, как нам уследить за всеми?
Вори прищурился.
– Можете начать с охраны Кеплера. Защитите мою планету. – Подавшись вперед, заставляя себя сохранять спокойствие, он описал день, когда многие его люди попали в плен; он представил полный их список и документ о сделке в доказательство того, что выкупил их на Поритрине. – В этот раз я их освободил, но проблема остается. Новые работорговцы слетятся к моей планете – и если не тронут мою долину, то обрушатся на соседние поселки. Вы не должны этого допустить, сир.
Лицо Родерика оставалось безучастным.
– Мы слышим ваши страстные слова, Вориан Атрейдес, но в империи, отягощенной кризисом, несколько распоясавшихся работорговцев на малонаселенных планетах – не главная забота.
– Если я решу поднять народ, это может стать вашей главной заботой, – заметил Вори.
Сальвадор гневно вспыхнул, но Родерик сохранял спокойствие.
– Возможно, вы сможете использовать для этого свою известность – и, возможно, мы сумеем прийти к разумному компромиссу. Чего конкретно вы хотели бы от нас в этой ситуации?
– Вы не можете требовать от нас объявления рабства полностью незаконным! – выпалил Сальвадор.
– Я могу потребовать этого, но это непрактично. – Он перевел взгляд на принца. – Вы спрашиваете, что можете сделать в обмен на мое молчание? – Вори выждал и ответил: – Это достаточно просто. Издайте императорский указ о том, что Кеплер под запретом для работорговцев, и дайте мне десяток боевых кораблей, чтобы убедить тех, кто не захочет слушать.
Сальвадор отпрянул как от удара.
– С императором так не разговаривают. Принято просить, а не требовать.
Вори нашел его слова смешными.
– Я знавал вашего прапрапрадеда. Я сражался рядом с ним и его сыновьями и внуками задолго до того, как вы назвались Коррино и возникла империя. – Он наклонился над столом. – Мою семью похитили и продали в рабство, поэтому, полагаю, вы простите мне несоблюдение приличий. Я пришел просить вашей помощи, но так же легко могу обратиться к народу. Вы видели, как они вели себя на параде. Люди легко сплотятся вокруг живой легенды. Они видели памятники мне и монеты с моим лицом – точно как у императора. Но я не уверен, что вас они будут приветствовать так, как меня.
Сальвадор побагровел, но Родерик знаком успокоил брата и сказал:
– Наша империя и без того достаточно хрупка: мятежи КЭП, батлерианцы, уйма разнонаправленных властных интересов. – Он говорил так, словно читал по писаному. – Мы не потерпим, если вы спровоцируете нежелательные волнения. Народ должен думать о будущем, а не вспоминать кровавое прошлое.
Сальвадор мрачно спросил:
– Вы пришлю сюда, чтобы провозгласить себя новым императором? Как кричала толпа?
Вориан холодно рассмеялся.
– Я давно оставил подобные притязания и не намерен их возобновлять. Я ушел в отставку и хочу, чтобы меня оставили в покое. Придя к вам, сир, я поклялся в верности и готов присягнуть, что не стремлюсь ни к какой роли в правительстве или к появлению перед ландсраадом. – Взгляд его серых глаз стал жестким. – Но я хочу защитить свою семью и планету. Обеспечьте безопасность моих людей, и вам не о чем будет беспокоиться. Вы больше никогда меня не увидите. – Вори отвел взгляд. – Откровенно говоря, я бы предпочел именно такой исход. Я хочу вернуться домой и жить в мире.
– К несчастью, – сказал Родерик, – теперь люди знают, что вы живы. Они явятся на Кеплер и будут умолять вас помочь империи, набросив на плечи плащ героя. Сколько вы сможете противиться их желанию вернуть вас к общественной жизни?
– Сколько будет необходимо.
Вориан понимал, что чувство опасности у Сальвадора не исчезнет: он никогда не будет в центре внимания, если рядом великий герой войны. Поскольку нынешний император не был даже законным сыном императора Жюля Коррино, династия и так уже слаба. Вори мог бы стать императором, если бы захотел. Но он не хотел.
– Даю слово, что останусь на Кеплере со своей семьей. Вы больше никогда не увидите меня на Салусе.
Сальвадор молчал, обдумывая предложение. Родерик сказал:
– Решение не такое простое, Верховный Башар. Вы снова оказались в свете прожекторов. Люди считали, что вы давно мертвы, а теперь знают, что живы. Вы не можете оставаться на Кеплере. Вам снова придется исчезнуть.
– Я все равно предпочитаю не показываться. Если понадобится, я сменю имя.
Родерик покачал головой.
– Вам не удастся тайно оставаться на Кеплере. Там вас слишком хорошо знают. – Лицо его стало суровым. – Это единственная гарантия, какой мы требуем у вас в качестве условия нашей помощи. Покиньте планету, и Кеплеру никогда больше не придется опасаться работорговцев. Мы издадим указ об имперской защите и будем держать на орбите военные корабли, чтобы не подпускать их, как вы и просите. Вначале кораблями будут командовать офицеры империи, но со временем контроль передадут местным властям. При таком устройстве ваши люди, ваша семья и друзья будут в безопасности – но вам придется исчезнуть, улететь на другую планету.
– Снова уйти в историю, где вам самое место! – вмешался Сальвадор.
Вори сглотнул, но почувствовал только вкус пыли. Покинуть Кеплер? Оставить Мариеллу, детей и внуков? Он десятки лет был там так счастлив, смотрел, как растут и становятся родителями дети, как стареет жена… а сам не старел ни на день.
Но он помнил и громыхающий корабль работорговцев, помнил, как они станнером усыпили всю деревню, забрали кого хотели, и еще с десяток убили. Он обещал найти способ обеспечить людям на Кеплере безопасность.
– Мое предложение отдает долг чести Коррино, защищает ваших людей, спасает целую планету, – сказал Родерик. – Просто исчезните до конца своих дней, сколько бы их ни было.
Прежде чем Вори смог ответить, вмешался император.
– Таково наше предложение. Примите его или уходите.
Не в состоянии забыть горящие поля и дома на Кеплере, тесные толпы рабов на зловонном рынке Поритрина, Вори смирился с реальностью. Пора перевернуть страницу и начать новую главу долгой жизни.
И согласившись, он увидел, как император облегченно вздохнул.

На моей планете я устанавливаю правила. А планет у меня много.
Джозеф Венпорт. Внутренний меморандум корпорации «Венхолдз»

Располагая частным космическим флотом и преданными навигаторами, способными безопасно перемещать его сквозь свернутое пространство, Джозеф Венпорт мог лететь, куда хочет и когда хочет. Его жена Сиоба легко справлялась с управлением на Колхаре, пока он занимался другими важными делами. О некоторых его целях не знал никто в Лиге ландсраада, координаты этих планет хранились только в разросшемся мозгу навигаторов. Галактика огромна, в ней легко просмотреть даже солнечную систему.
Когда-то было создано (и забыто во время тысячелетнего правления машин) множество изолированных колоний и баз; императору Сальвадору – и особенно варварам-фанатикам – вовсе не обязательно следовало о них знать. Одной из них была священная планета Тьюпайл, место бегства тех, кого наиболее рьяно разыскивали в империи (конечно, они получали убежище, дорого заплатив «Венхолдз»). Джозефа не слишком заботили скрывавшиеся там люди: это был всего лишь бизнес.
Доктор Зома принесла ему биологические образцы; впрочем, он знал, что она их принесет. У школы Сукк не оставалось выбора, и это небольшое нарушение закона было не слишком высокой ценой.
В данный момент его самого больше интересовала неприятная планета Денали, небольшая, жаркая, с туманной ядовитой атмосферой, где люди могли выжить только в прочных модулях колонии. Джозеф специально создал свою личную базу в такой системе, которую не заметит ни один разведчик; на такой планете батлерианцам никогда не обнаружить исследовательский проект, финансируемый «Венпорт холдингз».
Личный навигатор Венпорта привел свертывающий пространство корабль в систему Денали, после чего Джозеф сам провел шаттл сквозь оранжево-серые облака, означавшие присутствие газообразных серы и хлора. Джозеф посадил шаттл на личную посадочную площадку близ ярко раскрашенных куполов, лабораторных модулей и жилых помещений для ученых.
Он смотрел в окно кабины на едкий сумрак, пока соединительный туннель не связал шаттл с причальным модулем. Снаружи виднелось несколько металлических скелетов разобранных ходячих кимеков; некогда в корпусах этих машин хранился мозг почти бессмертных мужчин и женщин. Когда-то давно эта суровая планета служила базой кимекам, и теперь повсюду были разбросаны остатки механических тел; их разбирали на запасные части. Материалы для исследований. Один из осуществляемых здесь, на Денали, проектов.
Хотя Джозеф редко навещал эту свою базу, он отдал строгий приказ: ученые не должны прерывать работу ради того, чтобы торжественно, с фанфарами, встречать его. Джозеф не хотел зря отрывать ученых: слишком многое зависело от их работы.
Войдя в комплекс, он вдохнул и сразу ощутил запах серы и хлора: никакие очистители воздуха не могли уничтожить эти следы наружной атмосферы.
Сложив перед собой маленькие руки, Джозефа встретил администратор Ноффе, безволосый ученый-тлейлакс; на его лице выделялись три поразительно белых пятна. Ноффе никогда не объяснял, откуда они, но Джозефу представлялся какой-нибудь лабораторный опыт, выброс ядовитых химикалий, повлекший неустранимые последствия. Корпорация «Венхолдз» наняла Ноффе не за красоту, а за гениальный ум.
Главный исследователь-тлейлакс всегда говорил так, словно задыхался.
– Даже если бы у нас было вдесятеро больше лабораторий и в сто раз больше исследователей, директор Венпорт, нам не хватило бы жизни, чтобы восстановить уровень прогресса, утраченный в результате джихада.
Отрезвляющая мысль.
Всегда оставаясь сторонником прогресса, Джозеф не закрывал глаза на опасности, связанные с определенными исследованиями; такова была другая причина изоляции планеты. Каждый лабораторный модуль имел отдельную строгую систему карантина, защитные стены и автономные предохранительные устройства, не позволявшие экспериментальным болезням вырваться наружу или подчиненным компьютерам достичь ступени агрессивного сознания; в таких случаях модуль изолировался и при необходимости мог быть уничтожен.
На Тлейлиме Ноффе был известным исследователем; он посвятил себя изучению клонирования и генетики, решив своей работой исправить дурную славу своей расы. Но толпам батлерианцев это не понравилось. Они нагрянули в систему Тлейлакс, захватили планету, уничтожили все генетические лаборатории и лаборатории клонирования (чего они не понимали) и наложили на ученых Тлейлакса строжайшие ограничения. По новым правилам был создан религиозный совет, где утверждались даже самые необходимые лабораторные испытания. Ноффе выступил против этой несправедливости; он жаловался, что фанатики не понимают, какой вред приносят человечеству. Его арестовали и осудили.
Но Венпорт видел потенциал этого ученого; он устроил ему побег, перевез на Денали и назначил администратором; уже несколько лет Ноффе вел здесь исследования. Особое удовольствие ему доставляли те опыты, что заставили бы варваров корчиться и скрежетать зубами.
Шагая вслед за маленьким человеком в соседний модуль, Джозеф нес запечатанную емкость с образцами.
– У меня есть для вас новый проект, администратор. Он мне очень по душе.
– Я всегда открыт для новых идей. Но вначале позвольте показать, чего мы достигли со времени моего последнего отчета. – Ноффе позволил Джозефу бегло взглянуть на результаты многочисленных проектов, которыми занимались исследователи. С особой гордостью он привел Джозефа в комнату, где стояли баки с человеческим мозгом; некоторые образцы разрослись и мутировали, другие съежились. – Особенно интересен и отзывчив мозг неудавшихся навигаторов, – сказал Ноффе. – Мы установили предварительный контакт с некоторыми из объектов в изолированных камерах.
Джозеф кивнул.
– Отличная работа. Я уверен, что, не сумев стать навигаторами, они гордятся возможностью помочь нам.
– Мы учимся не только на успехах, но и на поражениях, директор.
На Колхаре Норма Ценва перемешивала добровольцев, расширяя и увеличивая их мозг, чтобы превратить их в настоящих навигаторов, но многие кандидаты не выживают в ходе трансформации, их череп не в состоянии вместить растущую материю мозга. Поскольку они все равно умирают, Джозеф отправляет таких неудачных субъектов к исследователям Ноффе, для экспериментов. Это фундаментальный шаг к пониманию огромных перемен, происходящих с навигаторами; можно надеяться, когда-нибудь удастся менять мозг, не подвергая таким переменам тело.
Когда они вернулись в кабинет Ноффе, тлейлакс не мог больше сдерживать любопытство и многозначительно посмотрел на чемоданчик, который держал Джозеф.
– Что вы привезли, сэр?
Джозеф поставил чемоданчик на стол Ноффе и открыл замок.
– Это биологические образцы, взятые у Вориана Атрейдеса.
Он помолчал, ожидая реакции.
– Величайшего героя джихада? Неужели образцы хранились столько лет в защитном поле?
– Образцы свежие. Взяты у самого Вориана неделю назад. – Видя удивление тлейлакса, он продолжил: – Старому боевому коню больше двух столетий, но выглядит он не старше меня. Его отец, генерал Агамемнон, подверг его процедуре продления жизни, обычной для кимеков.
– Вероятно, сегодня никто не знает, как это делалось, – сказал Ноффе.
– Совершенно верно. Я хочу, чтобы вы исследовали историю клеток из этих образцов и восстановили процесс. Узнайте, что сделали кимеки, чтобы прекратить старение Вориана Атрейдеса… и как воспроизвести этот процесс для нас. – Администратор Денали почтительно взял чемоданчик, а Джозеф продолжил: – Предстоит огромная работа, поэтому нам необходима эта процедура. Мы должны дожить до спасения человечества.

Месть трудно определить, но отказаться от нее так же трудно.
Гриффин Харконнен. Письмо Вале

Потеряв дядю Уэллера и весь груз китового меха, Гриффин Харконнен больше не ждал прибытия регулярных торговых кораблей «Селестиал транспорт». Грузовые корабли связывали его с остальной империей, привозили новости и сообщения с Салусы Секундус, документы, которые делали Ланкивейл и его самого частью большего политического расклада.
Но сейчас он чувствовал себя так, словно перед его носом захлопнули дверь. Его сестра хорошо понимала важность дядиной поездки, и Гриффин не знал, как ей об этом рассказать.
– Это неудача, но не полная катастрофа, – говорил Гриффин отцу, хотя сам себе не верил.
Стоя рядом с ним в гостиной, отец ответил:
– Конечно, ты прав. Мы справимся. Брату не стоило покидать планету… оставался бы здесь, дома…
В последней почте среди писем и пакетов Гриффин отыскал незначительную выплату от «Селестиал транспорт» – компенсацию за потерю «вашего близкого» (в письме даже не указывалось имя погибшего), а также за утрату груза, крайне низко оцененного. Не располагая всеми нужными документами, Гриффин сейчас не мог доказать, насколько ценнее был груз с Ланкивейла. Если бы коммерческое предприятие окончилось успешно и поступил бы новый заказ, Гриффин мог бы назвать истинную стоимость груза. Но сейчас он ничего не мог доказать.
«Пожалуйста, примите наши искренние соболезнования и попытку достойно восполнить вашу потерю, – говорилось дальше в письме. – Приняв эту сумму, вы признаете: компания ни в чем не виновата, и вы отказываетесь от всех претензий к ней или к ее дочерним предприятиям. Данное соглашение законно и распространяется на вас и на ваших потомков без ограничения срока».
Гриффина расстроила черствость письма, а ничтожные крохи он счел личным оскорблением.
– Это лишь малая часть стоимости груза! Как это компенсирует наш ущерб? Я изучал законные процедуры в салусском кодексе. У нас есть два года на подачу иска и начало судебного процесса.
Но у Верджила Харконнена не было ни решимости, ни желания бороться.
– Погоня за богатством стоила Уэллеру жизни. – Держа чек, отец сел за стол и покачал головой. – Зачем допускать, чтобы алчность и мстительность растравляли наши раны? Нужно принять эту плату и постараться жить дальше.
Гриффин горько и покорно вздохнул. Он знал, что «Селестиал транспорт» обманывает их, но начинать юридическую битву с таким мощным противником было все равно что брести по грудь в болотах ланкивейлских высокогорий. Чтобы доказать вину компании, придется истратить еще больше средств – а их и так не хватает – и уделять полное внимание этому делу, упуская все прочие коммерческие возможности. Дело будет тянуться годы и годы… и даже если Дом Харконненов выиграет процесс, все равно окажется в убытке.
Если Гриффин получит подтверждение, что прошел политический экзамен, то сможет отправиться на Салусу Секундус как официальный представитель Ланкивейла и обратиться к собранию Лиги ландсраада. Он сможет потребовать более строгих правил, более тщательного контроля за полетами со свертыванием пространства. Если он получит назначение в один из важных комитетов, то намерен добиться расследования деловой практики «Селестиал транспорт».
Но он не может бросить дела семьи здесь, на Ланкивейле. Их состояние сильно пострадало, а родители не могут оценить глубину кризиса, в который они погрузились.
– Неприятность, – про себя произнес он. – Не полная катастрофа.
Он знал, что сестра держалась бы своего праведного гнева, хотела бы от «Селестиал транспорт» скорее не мира, а удовлетворения. Гриффин и Валя всегда были близки, в то время как большая разница в возрасте мешала им сблизиться с младшими, Денвисом и Тьюлой.
Но Валя уже несколько лет на Россаке. Он надеялся, что время, проведенное в ордене в учении и тренировках, направит ее энергию в более продуктивное русло. Она рассчитывает на него здесь, но он опасался, что уже подвел ее…
Десять лет назад, когда им с сестрой было соответственно тринадцать и двенадцать, отец и дядя взяли их с собой в ледяные северные воды выслеживать стадо меховых китов. Оказавшись в бурном море, Гриффин и Валя наслаждались приключением. Они не думали об опасности, а отец вопреки советам экипажа не дал им спасательных жилетов.
Стоя на носу и хохоча под фонтанами брызг, подросток Гриффин не заметил волну, ударившую в лодку с правого борта; волна выбросила его за борт с небрежностью человека, смахивающего надоедливое насекомое. Гриффин был ошеломлен – он окунулся в жидкий лед и застыл в неимоверных тисках холода. Он не мог двигаться и едва удерживал голову над поверхностью.
Он помнил, что видел отца, который в ужасе смотрел на него с палубы, и дядю Уэллера, бросавшего ему трос и спасательный круг. Потом Гриффин ушел под воду.
А Валя… Валя бросилась вслед за Гриффином. Не думая о себе, она погрузилась в воду. Борясь с парализующим холодом, подплыла к нему, схватила за плечи и подняла его голову над поверхностью. Но тут приток адреналина кончился, и она тоже поддалась ледяной воде.
Вокруг них плескались спасательные круги и тросы, а Гриффин едва держался. Задыхаясь, дрожа и бранясь, Валя держала его над поверхностью достаточно долго, чтобы лодка повернула… но сама уже сдавалась. Она удостоверилась, что Гриффин держится за спасательный круг, потом посерела и потеряла сознание.
И хотя дядя Уэллер кричал матросам, чтобы они тащили трос, Гриффин вцепился в сестру, отказываясь отпустить ее. Застывшими неподвижными пальцами он держал ее за мокрую блузку. И лишившись чувств, пальцы не разжал.
Потом, когда оба лежали в каюте среди нагревателей, сухие, закутанные в одеяла, – китобойная лодка возвращалась в родной фьорд, – Гриффин недоверчиво посмотрел на сестру.
– Это было глупо. Не надо было прыгать за мной.
– Ты бы для меня сделал то же самое.
И Гриффин понял, что она права.
– Мы оба могли погибнуть.
– Но не погибли – потому что можем рассчитывать друг на друга…
Это было совершенно справедливо. Через год после того как сестра спасла его, он ответил ей тем же, когда три пьяных рыбака набросились на нее у пристани. Она всегда была привлекательна, а для этих подонков имя Харконнен ничего не значило. Валя, с ее проворством и поразительной силой, могла бы отбиться от одного хулигана, но трое – это слишком. Тем не менее она сопротивлялась и выиграла драгоценное время, позволив Гриффину почувствовать опасность и броситься ей на помощь. Они быстро справились с тремя пьяницами, а отец потом выдвинул против них обвинение.
Вспоминая, Гриффин закрыл глаза. Их с сестрой связь просто сверхъестественна. Когда у одного из них депрессия или какие-нибудь неприятности, второй это чувствует, даже если они далеко друг от друга.
Теперь ему ужасно не хватало сестры.
Не интересуясь прочими вновь прибывшими письмами и посылками, Верджил и Соня Харконнен взяли младших детей, Денвиса и Тьюлу, и пошли на берег собирать моллюсков. Заниматься административными делами на Ланкивейле они предоставляли Гриффину – так повелось с тех пор, как ему исполнилось двадцать.
Отправившись в свой городской кабинет, Гриффин весь день занимался распределением грузов, доставленных на муниципальные склады. Потом провел встречу с рыбаками, спорившими из-за прав на подводные пещеры.
Еще один обычный день на Ланкивейле… хотя Гриффин не был уверен, что после недавней потери дни снова станут обычными.
Когда он на исходе дня вернулся, в доме пахло травами, перечным маслом, морской солью и вечной рыбой. Кухарка варила его любимую уху в большом котле и пекла булочки. Аромат ухи обострил аппетит, но Гриффин решил ждать возвращения семьи.
Дома в кабинете он принялся разбирать корреспонденцию, доставленную кораблем «СТ», и, к своей радости, обнаружил небольшой пакет от Вали. Он полагал, что в ордене сестер запрещены ностальгия, тоска по Родине и семье, и потому письма Вали домой были редки, но тем более ценны.
Вскрыв пакет, Гриффин обнаружил небольшой старомодный кристалл памяти того типа, что использовались только в старинных голографических приемниках; Валя знала, что у брата есть такой приемник. Еще Абулурд Харконнен когда-то привез это устройство с собой в изгнание на Ланкивейл. Гриффину не терпелось услышать, что скажет Валя; он порылся на полках, нашел прибор, вставил кристалл и включил.
Появилось маленькое мерцающее изображение сестры – темноволосой, с пристальным взглядом, полными губами и такой привлекательной, что чуть позже, когда годы смягчат ее черты, она обещала превратиться в редкостную красавицу. А когда он услышал голос Вали, почудилось, что она вовсе не покидала Ланкивейл.
– Я видела Вориана Атрейдеса, – сказала она без предисловий. – Негодяй вернулся! Наконец-то у нас появился шанс осуществить правосудие.
Валя расправила плечи; она словно видела, как ее брат изумленно отшатывается.
– Он не умер, как мы думали. Все это время он скрывался, а теперь вернулся. Будь он проклят, он выглядит таким же молодым и здоровым, как раньше! Император Сальвадор заискивает перед ним, празднует его появление – Вориана Атрейдеса! – Каждое ее слово было проникнуто отвращением. – Видел бы ты его лицо, как он вел себя… словно вся империя принадлежит ему… Он, наверное, думает, что Харконнены уже забыли, чем он провинился.
Гриффин чувствовал, как растет его собственный гнев. Слушая, он стиснул подлокотники кресла.
– Мы с тобой годами говорили об этом, брат, – мечтали об этом, и вот теперь нам представилась возможность. Атрейдес заплатит за то, что сделал с нашей семьей, за то, что превратил нас в деревенщину, что мы не стали правителями империи.
Слушая, Гриффин вспоминал их разговоры о несправедливости, которую сотворил Вориан Атрейдес с Домом Харконненов. Они вместе изучали документы о позоре их семьи, даже официальную историю из Анналов джихада и личные воспоминания, в которых Адулурд выразил свою боль. В старину, до начала и в начале джихада Серены Батлер, Дом Харконненов был очень силен и влиятелен. С тоской и печалью они с Валей разглядывали виды старого семейного поместья на Салусе Секундус: огромный дом, виноградники, оливковые рощи и охотничьи угодья.
Во время одной такой беседы – они были еще подростками – Валя заговорила, словно обращалась к большой аудитории:
– Мы должны были унаследовать величие, но пропагандой и ложью его отобрали у нас, и сделал это Вориан Атрейдес. Эта вопиющая несправедливость запятнала имя многих поколений Харконненов.
Валя всегда мгновенно взрывалась, вспоминая об этом, и Гриффин чувствовал то же самое. Они видели, как друзья и родственники умирают на холодной и опасной планете, куда сослали их семью. Валя постоянно рисовала в воображении, какой могла бы быть история их семьи, и часто обдумывала месть человеку, исчезнувшему восемь десятилетий назад.
– Я знаю, где он сейчас, Гриффин, – произнесло ее голографическое изображение. – Он встретился с императором и скоро снова улетит. Он с семьей живет на планете Кеплер; к этой записи я прикрепила ее координаты. У него там семья, счастливый дом. – Она помолчала. – Я хочу, чтобы ты отобрал у него все это.
У Гриффина внутри все похолодело. Он всегда надеялся, что обойдется без мести, что Вориан Атрейдес давно умер на какой-нибудь далекой планете, тихо, без шума. Но тот был жив, его местонахождение известно, и это в корне все меняло.
– Честь и справедливость не одно и то же, – говорила между тем Валя. – Вначале восстановим справедливость, а потом начнем восстанавливать наше честное имя. Нарыв будет вскрыт, гной вытечет, и только тогда мы сможем выздороветь. Уэллера нет, а у нашего отца, ты знаешь, не хватит характера для мести. Я сделала бы это сама, но мешают обязанности перед орденом. Поэтому… тебе придется одному защищать нашу семейную честь.
Слушая, Гриффин наморщил лоб. Ему хотелось протянуть руку и коснуться сестры, поговорить с ней, но ее изображение продолжало с растущей яростью разжигать его чувства:
– Это очень просто. Вориан Атрейдес вернется на свою планету и станет прекрасной мишенью. Он ни о чем не подозревает. Я тебя никогда ни о чем не просила, не было необходимости, но ты знаешь, как это важно для нашей семьи, для нас… для меня. Нужно расквитаться. Вытри доску начисто, мой брат, и тогда ничто не сможет нас остановить. Мы настоящие Харконнены – мы всего добьемся.
Справедливость… честь… месть… Гриффин знал, что его жизнь никогда уже не будет прежней.
Лицо Вали озарила искренняя улыбка.
– Отомсти за честь нашей семьи, Гриффин. Я знаю, что могу рассчитывать на тебя.
Голограмма исчезла.
Гриффин сидел, чувствуя себя так, словно его снова выбросило за борт в ледяную воду. Но ведь она прыгнула за ним.
«Ты бы сделал для меня то же самое», – сказала сестра.
Он долго сидел в одиночестве, думая о своих коммерческих обязательствах, о том, что не может передать семейное дело отцу, об административных деталях, о том, что придется снова брать деньги из почти иссякших запасов. Он должен помочь восполнить капиталы Дома Харконненов после потери большого груза; нужно вместе с жителями города восстанавливаться после редкостно суровой зимы.
Но в бурных ледяных водах Валя продержала его несколько необходимых ему драгоценных мгновений. А когда сама потеряла сознание в замерзающем море, когда за тросы их вытаскивали из воды, он не отпускал Валю.
«Ты бы сделал для меня то же самое».
Когда родители и младшие дети вернулись домой, промокнув под нежданным дождем, Гриффин поразился тому, сколько часов прошло. Но, логично это было или нелогично, он с самого начала понимал, что обязан сделать, и собирался вскоре покинуть дом.
– Ты еще не ужинал, Гриффин? – спросила мать. – Мы разливаем уху.
– Сейчас приду. – Гриффин спрятал кристалл в карман и с принужденной улыбкой вышел из кабинета. Пока Денвис и Тьюла болтали о своих дневных приключениях, Гриффин едва притронулся к вкусной ухе. Выпив полчашки чая, он выпалил: – Мне придется по важному делу покинуть Ланкивейл. Какое-то время меня не будет.
Младшие брат и сестра засыпали его вопросами, а отец, хоть и удивился, особого любопытства не проявил.
– Что же тебя призывает?
– Валя попросила кое о чем.
Верджил Харконнен кивнул.
– Вот оно что! Ты никогда ни в чем не мог ей отказать.

Собранные вместе последние потомки исконных колдуний Россака по-прежнему владеют ментальной силой, хотя ее недостаточно, чтобы вызвать волны телекинетической энергии, с помощью которых они когда-то побеждали кимеков. Сегодня колдуньи часто практикуют защитные маневры, главным образом ради безопасности Преподобной Матери и сохранения генеалогических записей ордена.
Предисловие к «Тайнам Россака», учебнику ордена сестер

Преподобная Мать стояла у перил платформы на утесе и смотрела, как внизу сотни облаченных в длинные одеяния сестер по узкой тропе идут ко входу в одну из больших пещер. Уже почти наступил час вечерней трапезы, солнце садилось за пурпурно-серебристые джунгли на горизонте. Над большой вырубкой, превращенной в посадочное поле, Ракелла видела огни воздушного корабля: это прилетели сборщики местных уникальных лечебных трав.
У Ракеллы весь день сводило желудок и аппетита не было. Напряжение она ощущала, как физическую тяжесть. Жизни-памяти в ее сознании тревожились, и она ничего не разбирала в этой тревожной какофонии голосов. Однако, несмотря на полную власть над своим телом и сознанием, Ракелла не могла определить источник этих волнений. Она не знала ни о какой бы то ни было конкретной угрозе, ни о предстоящем принятии какого-либо важного решения.
Мыслями она все возвращалась к удивительному появлению Вориана Атрейдеса и гадала, чем закончится эта история. Он приходился Ракелле дедом с материнской стороны – отец ее родной матери Хельмины Берто-Анирул, прабабушки сестры Доротеи. По сравнению с Ракеллой он выглядел молодым, хотя был старше почти на девяносто лет – таково преимущество процедуры продления жизни.
Но сейчас ее беспокоило не это. Исчезнув после битвы при Коррине, Вориан ни разу не связывался с ней, и она всегда считала, что это к лучшему. Семейные отношения обладают свойством вызывать отнимающие силы переживания и убивать много времени. А у нее оно не лишнее. И все же с той самой аудиенции она радовалась, видя его. Ракелла никогда не подавляла своих чувств, ей просто требовалось держать их под контролем, чтобы не мешали выполнять важную работу на благо ордена сестер.
Возможно, ее заставляло быть настороже недавнее появление Анны Коррино. Сестра императора – не обычная послушница. И Ракелла, хоть не могла узнать Анну в веренице сестер, была уверена, что Валя присматривает за ней.
Прием в орден необычной ученицы был политической необходимостью, и Ракелла ничего не знала о способностях и интересах Анны. На обратном пути на Россак она сказала Вале наедине:
– Она начнет послушницей, как все остальные новички, и очень возможно, не преуспеет в обучении. Независимо от этого, сестру императора надо оберегать любой ценой. Ты знаешь, что некоторые наши упражнения связаны с риском.
– Я присмотрю за ней, – заверила Валя Преподобную Мать.
После появления на Салусе Секундус Вориана Атрейдеса молодая женщина казалась чем-то очень встревоженной и озабоченной, и Преподобная Мать без труда разобралась в причинах этого, вспомнив, какую роль сыграл Вориан в унижении Абулурда Харконнена. Валя ничего не говорила Ракелле о своих чувствах, а та не выспрашивала, но это было еще одним указанием на то, что Валя слишком много думает о Доме Харконненов, а должна полностью посвятить себя ордену.
И все равно на Ракеллу производили большое впечатление ум Вали, сила ее характера и решительность. Ракелла верила, что со временем Валя дорастет до великих дел, но молодой женщиной нужно было управлять, контролируя ее склонность к безрассудству и неосторожности.
Ракелла надеялась, что контакт с Анной Коррино направит ее энергию в нужное русло.
Этим утром на первом уроке Преподобная Мать разговаривала с сестрой императора; Анна сердилась, что ее вырвали из ее роскошного дома, была постоянно мрачна и не интересовалась ни учебным планом, ни сестрами. Ракелла надеялась, что Валя справится с трудной задачей и сумеет подружиться с Анной.
Пора было собираться на ранний ужин. Сестры ели в две смены в глубокой пещере, которая когда-то была частью большого города со значительным населением, но сейчас почти постоянно пустовала.
«Здесь столько утрачено», – думала Ракелла. Она не нуждалась в напоминаниях жизней-памятей: она сама видела Россак в дни его славы.
Но сейчас пришла пора восстанавливать Россак, двигаться вперед, не забывая уроков прошлого. Школе Россака необходимы были способности уцелевших колдуний, пока не сделалось слишком поздно. Женщин с телепатическими способностями оставалось мало; Ракелла видела, как внизу, среди светло-зеленых платьев послушниц и черных платьев сестер, все меньше становится женщин в белом.
На тропе она увидела Кери Маркес, старейшую из колдуний; в молодости, во время борьбы с эпидемиями Омниуса, та была ученицей самой Ракеллы. Почувствовав присутствие Преподобной Матери, Кери не пошла в столовую пещеру, а поднялась по металлической лестнице на следующий уровень, к Ракелле. Вместо традиционного одеяния на Кери был белый рабочий костюм, который она часто надевала, собирая в джунглях образцы; сумки с листьями, цветами и грибами все еще висели у нее на поясе.
Кери официально, даже резко, поздоровалась, и ее голос сказал Ракелле, что колдунья чем-то расстроена. Старая колдунья устремила на нее пристальный взгляд зеленых глаз и без предисловий спросила:
– Вы ведь тоже это чувствуете?
Ракелла сдержанно кивнула.
– Напряжение витает всепроникающее.
– Я собирала в джунглях образцы, раздумывая о важных проблемах ордена, и вдруг мои мысли одержали верх над телом. Я стала как вкопанная, застыла на тропе – сразу перешла в состояние ментата. Позволила мыслям пройти по каскаду последствий, как научилась в школе ментатов на Лампадасе, но не смогла сделать прогноз! Я так встревожилась, что бросилась к остальным сестрам-ментатам, чтобы попытаться заглянуть в будущее, как мы часто делаем, и мы все ощутили напряжение в воздухе.
Преподобная Мать кивнула.
– Ощущение неминуемой беды. Оно постоянно с тех пор, как мы вернулись с Салусы Секундус.
Сознание Ракеллы не могло определить источник этого ощущения.
– Я колдунья, и благодаря своим психическим способностям чувствительнее прочих. Однако опасное напряжение действует на всех сестер-ментатов, а среди них колдуний нет. – Кери посмотрела на пробивающийся сквозь дымку закат, окрасивший разными оттенками полимеризованные верхушки деревьев. – Уже некоторое время сестры-ментаты собирают данные и готовят прогнозы. Мы пришли к заключению, что ордену предстоит глубокий раскол: сестры выступят против сестер.
– Раскол из-за чего?
– Из-за того, что делит на две части все человечество: как использовать технологии. Боюсь, что некоторые сестры могут заподозрить, какова истинная суть нашей базы данных; в ордене возникли слухи о компьютерах.
Ракелла с трудом сглотнула. Голоса в голове были очень озабочены, они нашептывали противоречивые советы, но за столько лет она научилась в определенной степени контролировать их, отодвигая на задний план, когда требовалось сосредоточиться.
– Моя задача – усовершенствовать генетическую природу человечества, отфильтровать нежелательные черты, сделать нашу расу сильной. Например, следует, устранив стремление вредить другим людям, создать более гармоничное общество.
– Социальная инженерия в своем лучшем проявлении. Я перешла черту, мой старый друг, – как колдунья и как ментат, знающий о компьютерах с данными о рождениях. Вы говорите о корректировке черт человека, но кто определит, что желательно, а что нет? Примерно так делают машины. Вмешиваться в природу человека опасно.
Однако Ракелла уже затратила слишком много сил на свои далекие видения, да и другие обитатели ее памяти настаивали.
– Нет, если делать это правильно. Вы правы вот в чем: ментат не может давать точные прогнозы без достаточной информации. Придется поделиться тайной с другими сестрами-ментатами.
– Осторожнее, – сказала Кери. – Если хоть одна из них сочувствует батлерианцам…
– Да, осторожность необходима, но если мы не можем верить своим сестрам, занимающим такое высокое положение, каково вообще будущее нашего проекта?
Кери поджала сморщенные губы.
– Ситуация сложная. Существует много вариантов будущего – и среди них немало таких, что ведут к катастрофе. Программа рождений – основа ордена сестер, благородная причина, дающая нам всем цель. Нельзя провалить ее.
В сумерках напряжение ощущалось еще острее, оно вгрызалось в сознание Ракеллы. Ее сморщенные руки сильнее сжали перила, и она мысленно поклялась сберечь то, что с таким трудом создавала.

Скрытые в лабиринте ходов в утесе, две сестры делили простую пищу: хлеб, вино, сыр и фрукты из джунглей. Сестра Доротея больше года не виделась с одетой в зеленое платье послушницей Ингрид, и обеим хотелось возобновить дружбу. Вернувшись на Россак, Доротея снова начала работать с сестрой Кери в исследовательских лабораториях в джунглях, а тем временем Валя знакомила Анну с повседневной жизнью послушницы.
За первым стаканом густого красного вина Доротея рассказала Ингрид об императорском дворе на Салусе Секундус и о том, как давала советы Родерику и Сальвадору Коррино. Несмотря на великолепие и будоражащую роскошь столицы, она была рада уехать домой, подальше от склонной к мелочности имперской политики и придворных интриг.
Сестра Ингрид слушала, захваченная рассказом, и почти ничего не говорила в ответ. Она проглотила кусок сыра и запила вином; и то и другое привезли с Лампадаса.
– Здесь новости не слишком хорошие. Хотя сами сестры этого не замечают, начинают возникать фракции. Начинается с умной беседы за обедом, а заканчивается горячим спором по поводу запрещенных технологий. Многие сестры подобны нам: ненавидят все, что напоминает о мыслящих машинах. Другие настаивают, что следует сохранить некоторые направления компьютерной технологии и тем облегчить себе жизнь.
– Я разочарована. – Лицо Доротеи застыло. – В Зимии идут ожесточенные споры, но я ожидала, что все сестры придут к верному заключению: такая технология опасна и не нужна. – Доротея смотрела на свой почти пустой стакан. – Все, что делают машины, могут сделать и люди.
– Я говорила об опасностях технологий, но некоторые сестры не слушают. Сестра Хиетта и сестра Парга, например, приводят древнее изречение: нельзя выплескивать ребенка вместе с водой. Они говорят, что нужно использовать некоторые мыслящие машины, чтобы помочь людям, дать им больше времени для более важных занятий. Конечно, это ерунда.
– За время после возвращения я ничего такого не слышала. – Доротея отставила стакан. – Как широко распространены такие мнения?
– Хиетту и Паргу поддерживают примерно двадцать пять сестер, не очень много – и сторонниц жестких мер примерно столько же. Большинство сестер предпочитают держаться в стороне, но никто не сможет вечно избегать этой темы.
– Кое у кого память коротка, а косное мышление ведет к ошибкам, – заметила Доротея. – Но орден сестер не использует мыслящие машины, так что спор беспредметный.
Ингрид сморщилась, осмотрелась и понизила голос.
– Ходят слухи о компьютерах на Россаке!
Доротея едва не подавилась ягодой.
– Что?
– Информация о рождениях, которой располагают сестры, огромна. Ни один человеческий мозг – даже несколько ментатов – не в силах охватить и сохранить ее всю. И некоторые из сестер пришли к выводу, что для этого используются компьютеры.
– Если это правда, у нас проблема, и очень серьезная.
– На Лампадасе я слышала разговоры о батлерианских группах, разыскивающих и уничтожающих машины, – продолжила Ингрид. – Было бы позором, если бы подобное произошло здесь.
Аппетит у Доротеи пропал.
– Значит, нужно постараться, чтобы этого не случилось. Если на Россаке есть компьютеры, мы должны сами найти их и уничтожить.