Дюна: орден сестер. Б. Герберт, К. Андерсон. Дюна 487 - 18 Декабря 2023

Главная » 2023 » Декабрь » 18 » Дюна: орден сестер. Б. Герберт, К. Андерсон. Дюна 487

10:34

Дюна: орден сестер. Б. Герберт, К. Андерсон. Дюна 487

***

===

Любовь ждет, а плоть нет. Нужно испытать все счастье, какое возможно за короткую жизнь.
Вориан Атрейдес. Личный дневник

Вориан вернулся на Кеплер в сопровождении девяти военных кораблей, предоставленных императором Сальвадором, чувствуя себя триумфатором, отягощенным заботами. Мариелле не понравятся связавшие его обязательства, но ему пришлось принять их. К тому же прожившему столько лет на одной планете Вориану, может быть, действительно пора сняться с места.
Вспоминая воодушевление толпы и приветственные крики, которыми его встретили на Салусе Секундус, он понимал, что у императора есть основания для беспокойства. Вори использовал весь свой авторитет, чтобы достичь разумного решения: обе стороны чем-то недовольны, но вынуждены согласиться.
По крайней мере Кеплер будет в безопасности. Близким Вори ничто не будет угрожать.
Корабли, остатки Армии Человечества, будут постоянно находиться на орбите, отпугивая работорговцев. Через двенадцать месяцев имперские воины, из которых состоят экипажи, будут отозваны на Салусу Секундус, но корабли останутся. К тому времени на Кеплере подготовят боеспособную замену. Жителей больше никогда не застигнут врасплох, и никто не посмеет думать, что это отсталый мир, который легко захватить.
Но Вори не желал покидать Кеплер; ему хотелось бы, чтобы Мариелла улетела с ним, но на это он не слишком надеялся. Она состарилась, к тому же здесь ее дети и внуки; здесь все воспоминания, здесь ее место, и будет очень нелегко от всего этого оторваться.
Вори посадил свой корабль на покрытом стерней поле в долине, и к нему бросились с приветствиями люди. Они приготовили приветственные транспаранты и плакаты, и у Вори при звуках аплодисментов в груди словно что-то оттаяло. Местные жители как будто считали освобождение от рабства не меньшим подвигом, чем победа над мыслящими машинами.
Он смотрел на знакомые улыбающиеся лица, которые в последний раз видел на рабском рынке на Поритрине. Видел свою дочь Блонду – с собачкой, купленной в Новой Страде для пущей маскировки.
Он видел рабочих, строительные механизмы, груды леса. Дома и пристройки, поврежденные во время набега, уже были восстановлены или восстанавливались: жители работали сообща, укрепляя поселение. И все приветствовали его. А для него это значило больше, чем развлечения и парады в Зимии.
На глаза Вори навернулись слезы. Вориан любил эту планету и этих людей, и ему ненавистна была сама мысль о расставании с ними. Но он согласился на это условие ради безопасности Кеплера. Справедливый обмен. Ни Родерик, ни Сальвадор не упомянули о проблеме, которую представляли свирепствующие пираты-работорговцы, но Вори больше беспокоил его дом… дом, который вскоре придется оставить.
В толпе он увидел лицо, которое больше всего хотел увидеть: поблекшее с годами, морщинистое, в обрамлении седых волос, но с яркими глазами – перед ним стояла Мариелла. И взирая на нее не глазами, но сердцем, Вори по-прежнему видел красавицу, в которую влюбился много десятилетий назад.
На протяжении столетий судьба трижды благословляла Вориана глубокой и верной любовью. В далекой молодости он искренне, хотя и целомудренно любил легендарную Селену Батлер… а следующей стала Лероника Тергейт с Каладана. Двое его сыновей от Лероники давно создали свои семьи и покинули Каладан. А потом на полвека с лишним центром его вселенной стала Мариелла.
Он помнил их всех и по-прежнему любил, помнил их лица, но время и множество человеческих жизней плыли за ним, точно воды бурного потока, а он стоял посреди этого потока, как скала. Иногда любимые – Лероника, Мариелла – плескались в волнах рядом с ним, но со временем и их уносило течение. Он видел, до чего постарела Мариелла.
В молодости Вориан жил замкнуто и в безопасности, вместе со своим ближайшим другом независимым роботом Сератом связываясь с усовершенствованными копиями Омниуса по всем Синхронизованным мирам. Чтение воспоминаний Агамемнона убедило его в том, что он понимает свирепых хищных людей и их убогую жизнь. Ему очень хотелось, чтобы отец был им доволен.
Остальные двенадцать сыновей Агамемнона выросли, прошли подготовку и все были убиты генералом кимеков. С самых юных лет Вориан мечтал тоже стать кимеком, пусть бы его мозг извлекли из биологического тела, и, став кимеком, он мог бы вечно жить рядом с титанами – Агамемноном, Юноной, Ксерксом и Аяксом. Но этого не произошло.
Напротив, когда Вори одержал большую победу над людьми, генерал Агамемнон привел его в лабораторию кимеков; Вори привязали к столу и мучили зондами, жгучими химикалиями и острыми инструментами. Пережив эту нестерпимую боль, Вори прошел и процедуру продления жизни. Агамемнон пожелал, чтобы его тринадцатый – и последний – сын стал в буквальном смысле бессмертным.
– Я даровал тебе многие столетия, – сказал он потом Вори. – Потому и цена высока.
Впоследствии Вори признал, что нестерпимая боль – поистине небольшая плата за столь долгую жизнь, хотя и в исходном, человеческом теле. Однако в последовавшие трудные времена у него возникли сомнения. На Кеплере он не менялся, а все вокруг старели.
Не обращая внимания на толпу, он обнял Мариеллу и привлек к себе: хотелось крепко прижать ее к груди и не отпускать. Она прильнула к нему.
– Я рада, что ты дома. Спасибо за то, что сделал.
Люди вокруг требовали внимания Вори, и, хотя торжества и чествование его не интересовали, семья и соседи настояли. Подошли радостные Бонда и Тир; Бонда подняла собачку, чтобы та могла лизнуть Вори в щеку.
Тот с улыбкой вскинул руки, прося тишины, и сказал:
– Отныне вы все в безопасности. Я договорился с императором Коррино. Все в империи знают об указе, по которому эта планета становится недоступной для работорговцев. Над нами на орбите находится эскадра боевых кораблей, и уже организована доставка дополнительного оружия, чтобы вы могли защищать свои дома и семьи. Никто больше не посягнет на эту планету.
Судя по крикам и свисту, никто не ждал меньшего от великого Вориана Атрейдеса. Теперь все решат, что обязаны благодарить его за спасение: станут помогать на фирме, готовить ему еду, шить одежду, даже если в этом не будет нужды. Он никогда не видел своих соседей такими счастливыми.
И у него щемило сердце из-за необходимости покинуть их, никому ничего не сказав… кроме Мариеллы.

Когда поздно вечером они вернулись домой, устав от танцев, разговоров, пиров и гремевшей повсюду музыки, Вори заметил, что крышу, пострадавшую от пожара, устроенного работорговцами, починили, покрыли свежей дранкой. А дом заново покрасили.
Мариелла устало зашла в гостиную, опустилась в кресло и набросила на колени плед.
– Наш дом казался таким одиноким, Вори. Только твое возвращение наполнило его жизнью.
Он вскипятил воды на чай и сел рядом с женой, глядя ей в лицо, будто стараясь запечатлеть в памяти каждое мгновение с ней.
– Нашей семье теперь можно не беспокоиться. Я об этом позаботился. – Он помолчал, прихлебывая крепкий травяной чай с легким привкусом меланжа. Жена держала чашку и просто смотрела на пар, поднимающийся от жидкости. Глаза блестели от непрошеных слез. Она уже заподозрила что-то? Он хрипло продолжил: – Но пришлось пойти на уступки. Я согласился… снова исчезнуть.
– Я боялась этого, – с тяжким вздохом сказала Мариелла. – Я хорошо тебя знаю, муж, и сегодня, казалось, увидела надвигающуюся тьму; ты должен был сказать мне что-то плохое.
Вори с трудом сглотнул. Ему нравилась жизнь на Кеплере, он хотел бы остаться здесь навсегда, но это стало невозможно.
– Я ископаемое, осколок былых времен. Джихад окончен, империи нужно двигаться вперед, а я напоминаю о прошлом. Императора тревожит, что рядом с ним в Лиге ландсраада появится такой вновь популярный человек. Сколько бы я ни уверял, что не стремлюсь к власти, у него всегда будут сомнения. И всегда найдутся люди, которые захотят воспользоваться моим именем. – Он покачал головой и тихо сказал: – Прежде чем гарантировать безопасность Кеплера, император Сальвадор выдвинул обязательное условие: я должен уйти. Вориан Атрейдес должен снова исчезнуть – навсегда.
Мариелла слабо улыбнулась мужу, но в ее глазах стояли слезы; захваченная переживаниями, она как будто не знала, что сказать.
Он распрямился.
– Я хочу, чтобы ты улетела со мной, Мариелла. Мы можем переселиться на другую планету. Если захочешь, давай рассмотрим все возможные варианты. Можно взять с собой и детей. Всех, кто захочет уйти с нами. – Продолжая говорить, он почувствовал пробуждение надежды. – Для всех нас это будет замечательное приключение…
– О, Вори! Как бы я тебя ни любила, я не могу оставить Кеплер. Это мой дом. И нельзя срывать с места наших детей, внуков, их семьи, друзей, их жен и мужей!
У Вори пересохло в горле.
– Я не хочу улетать без тебя. Мы можем улететь вместе, только вдвоем.
– Не глупи. Я старуха, я слишком стара, чтобы начинать новую жизнь. Мы оба знали, что рано или поздно тебе придется жить уже без меня. – Она застенчиво вытерла щеки, провела рукой по седым волосам. – Тебе и так пора уходить; незачем видеть, как я дряхлею. Мне неловко ложиться в постель с таким молодым мужем.
– Ты не стала менее прекрасной, – сказал Вори, едва ворочая языком. – Честно. Это я должен быть тебе благодарен.
В нем боролись эмоции и чувство долга. Но ведь можно изменить внешность и имя, остаться на Кеплере тайком, в каком-нибудь далеком поселке. Какая разница? Знали бы об этом только немногие, а он заставил бы их поклясться соблюдать тайну, и император Сальвадор никогда об этом не узнал бы.
Вори безнадежно вздохнул. Такие вещи всегда выходят наружу; нарушив свое слово, он тем самым подвергнет опасности семью и соседей.
Мариелла задумчиво сказала:
– Ты уже подарил мне счастье и такой долгий брак, о каком женщины и не мечтают, но я знаю, ты не рожден для оседлой жизни. Когда мы поженились, ты признался, что не стареешь. Мы оба знали это и оба решили, что настанет время, когда тебе нужно будет идти дальше.
– Но не при твоей жизни.
– Может, так даже лучше, – ответила она.
Вори подошел к ней, наклонился и поцеловал сначала в обе щеки, потом в губы; этот поцелуй напомнил ему их первый поцелуй, случившийся так давно.
– Ты напомнила мне о моем возрасте, Мариелла. Не выразить словами, как тяжко на меня давят минувшие годы.
– Ты знаешь, куда отправишься? Или это тайна?
– Я только обещал императору, что покину Кеплер и больше никогда не вернусь – но не давал слова не говорить тебе, где я буду. Я… думал о месте, где хотел бы побывать, – сказал Вори. – Об Арракисе. Мне нужно оторваться от всех, а я слышал, что там, в пустыне, обитают удивительные племена долгожителей, может, причина в меланже. Сомневаюсь, что они живут так же долго, как я, но вдруг узнаю от них что-нибудь полезное.
– Я каждый день буду думать о тебе, – сказала Мариелла. – Детям скажу, что ты куда-то уехал и что ты в безопасности. И знаешь, где мы. Мы тебя не забудем.
– А я никогда не забуду вас, – сказал он. – Моя любовь к тебе в каждом моем вдохе. Устроюсь – пришлю сообщение. Найду способ связываться с тобой.

Я подлинный император Известной Вселенной, а Сальвадор Коррино – всего-навсего моя марионетка.
Манфорд Торондо. Слова, адресованные Анари Айдахо

Родерику Коррино всегда внушали тревогу представления с поединками боевых роботов, которые устраивал его брат. Элегантно одетые вельможи и их дамы наслаждались зрелищем, отгороженные защитными барьерами, приветствовали своих фаворитов и освистывали их противников. Вечеру на небольшой частной арене в просторном дворце предшествовал роскошный пир. Лица многих гостей скрывали вуали или маски-домино, чтобы утаить истинный облик и обеспечить защиту: на Салусе Секундус по-прежнему очень сильно было влияние батлерианцев.
Согласно строгим законам, принятым в конце джихада, эти дезактивированные роботы не имели искусственного разума и были запрограммированы на разнообразные военные маневры с вариациями – недостатками, вызывающими внезапную слабость, или напротив, случайными усилениями. Делая ставки, зрители не знали, какой робот будет представлять их интересы, и исход схватки никогда не бывал известен заранее.
Глядя на дуэль этих демонов на арене и зная, что они в конечном счете уничтожат друг друга, Родерик вынужден был признать – это делало развлечение более интересным и захватывающим. Турнир был почти на грани запрещенных технологий и приятно возбуждал старательно отобранных вельмож. Конечно, подобные события держали в тайне от наблюдателей-батлерианцев.
Когда брат впервые предложил это, Родерик поежился. Если Манфорд Торондо когда-нибудь узнает, чем занимаются император и его ближний круг за высокими стенами дворца… Но Сальвадор отмел его опасения.
– Вельможам нужно на что-то отвлекаться. Это безобидное развлечение заканчивается уничтожением роботов, так что тут страшного?
Родерик мог привести много примеров, поэтому без ведома брата удвоил оцепление, типичное для каждого такого представления, и постарался, чтобы приглашения получали только самые доверенные вельможи и каждый давал бы клятву хранить все в тайне; влиятельная семья Коррино могла заставить молчать.
Родерик наблюдал, как два робота – один с корпусом из медного сплава, другой сверкающий хромом – кружат друг против друга, прощупывая противника встроенным (хотя и не самым мощным) оружием; они дрались, швыряя бронированные тела друг друга на землю. Арену окружала небольшая армия дворцовых стражников с тяжелым оружием, готовых уничтожить робота, вышедшего из-под контроля.
Сидя в закрытой защищенной ложе рядом с Родериком, император беседовал с Альфонсо Ниттой, угодливым вельможей, который пытался с помощью императора избавиться от своего делового конкурента. Нитта производил дорогую женскую одежду, но выскочка из простонародья стал теснить его, открыв большую конкурентоспособную компанию на Нагале за взятку руководителю планеты.
– Это грязный бизнес, – говорил Нитта. – Правители Нагала выступают против Дома Нитты, потому что мой дед во время джихада сообщил об их незаконных военных операциях.
Сальвадор не отрывал взгляда от сражающихся роботов.
– Посмотрю, что можно будет сделать…
Он не слишком заинтересовался, да и Нитта совершенно неправильно излагал свою просьбу.
Родерик помог дельцу, подтолкнув его: тот, по-видимому, не понимал, как делаются дела на таком уровне.
– На расследование вашего заявления нужны время и ресурсы, лорд Нитта. У императора большие трудности с бюджетом.
Нитта наконец сообразил.
– Ах, возможно мне стоит показать качество моего продукта. Я пришлю большую партию образцов лучших нарядов императрице Табрине – платья прекрасные, очень дорогие, они еще лучше подчеркнут ее красоту, сир. Возможно что-нибудь откровенно интимное?
Родерик вздохнул. Учитывая отношения брата с женой, более неудачного предложения сделать было невозможно.
Сальвадор холодно ответил:
– Я же сказал – посмотрю, что можно сделать.
Вельможа поклонился и принялся следить за событиями на арене.
Немного погодя император наклонился к Родерику, улыбаясь: один из роботов оторвал другому цилиндрическую руку.
– Как это правильно. Вначале мы подвергли роботов лоботомии, а теперь заставляем их уничтожать друг друга. Готов целый день любоваться.
Родерик кивнул.
– Лучше, чтобы люди приказывали машинам, что делать.
На сиденьях один тучный новоприглашенный вскрикнул в страхе перед яростными металлическими чудовищами, потом рассмеялся, поняв, что опасности нет.
– Не помню, – сказал Сальвадор, – что сегодня на кону?
Родерик знал: император прекрасно помнит, что поставил он сам и что – брат.
– Наши летние виллы на Кайтане, конечно. Победитель получит обе.
– О да. Мне всегда больше нравилась твоя вилла.
Робот с медным корпусом нанес удар копьем из-под руки, сбив вторую машину наземь; поверженный робот лежал на земле, дергаясь и искря. Первый мек приготовился прикончить его.
– Похоже, мой робот побеждает, – сказал Родерик, – но ты всегда можешь пользоваться моей виллой, если захочешь.
Лоб старшего брата собрался складками, как смятый лист бумаги.
– Как это? Медный робот мой. Ты веришь, что эта поверженная туша может ответить?
– Ты выбрал хромового, милый брат. Вспомни, ты выбирал первым.
Голубые глаза Сальвадора блеснули. Он любил изображать рассеянность, когда ему это было выгодно, но Родерик знал, что память у брата почти идеальная. Император Коррино был гораздо умнее, чем подозревало большинство. Он прекрасно знал, что выбрал хромового робота.
– Ладно, однако тебе должно быть стыдно: ты всегда побеждаешь.
– На этот раз чистая удача. Нельзя знать, какой робот выиграет.
Император провел пальцем по губам.
– Ну, наверное, мы можем мошенничать.
– Друг с другом? Я бы так с тобой не поступил.
– Неужели надо постоянно напоминать, что ты лучше меня?
Родерик не согласился, чего от него и ждали, но оба знали, что это правда.
Хромовый робот бросил притворяться побежденным; он вскочил и под радостные крики зрителей снова начал схватку. Еще один «замаскированный» вельможа вошел в ложу и стал шептать свою просьбу на ухо императору. Тонкая маска-домино плохо скрывала черты престарелого Тиббара Уорика, известного торговца недвижимостью, нуждавшегося в помощи императора. Во время таких состязаний приглашенным вельможам дозволялось высказывать просьбы, и Родерик в соответствии с пожеланиями брата отвечал на них.
Когда робот с медным корпусом наконец одолел противника, разбив его на дергающиеся обломки, вперед вышла дворцовая стража и уничтожила победителя.
Тиббар Уорик жаловался на просроченные и вовсе не внесенные платежи школы медиков Сукк, большой комплекс которой сооружали на Парментьере. Родерик считал, что элитные врачи претендуют на грандиозность и величие. Однако Сальвадор, испробовавший много дорогих (и сомнительных, по мнению Родерика) способов лечения, прописанных прежним главой школы, закрывал глаза на крайности. Финансовые потери очень расстраивали Уорика, и император отпустил его, пообещав помочь.
Когда вельможа ушел, а с арены утащили останки роботов, Сальвадор повернулся к Родерику.
– Уорик говорит, что назревает скандал, связанный с врачом Сукк, обманувшим пациента. Ты слышал, что недавно умер Ларс Ибсон с Каладана? – Родерик помнил этого богатого выходца из простонародья, который создал рыболовную империю и жил не хуже императора. – Если верить Уорику, Ибсон понадеялся на врача Сукк и наградил его по-королевски за избавление от рака костей – а лечение оказалось пустышкой. Абсолютным плацебо. Ибсон дольше не прожил, а умер несомненно более бедным.
Родерик умолчал о том, что многие из прописанных Эло Бандо средств попадали в ту же категорию: после в высшей степени подозрительного «самоубийства» Бандо на Парментьере расследование было прекращено, но Родерик предполагал наличие крупных проблем в школе.
– Как ты считаешь, медицинская школа согласится на тщательную проверку ее деятельности? Мы слышали, что многие вкладывают в эту школу средства, знаем и то, что врачи школы дорого просят за свою работу, но все это как-то не стыкуется.
Большая часть платы за чрезвычайное расширение школы состояла из непомерных сумм, выплаченных за свое лечение императором.
– Скандал может отразиться на их прекрасной работе, – сказал Сальвадор. – Батлерианцы возражают против продвинутых медицинских технологий, а я не хотел бы лить воду на их мельницу. – Он потер виски. – К тому же мне нужен другой личный врач, а школа еще не прислала подходящего человека. Мне не хватает бедного доктора Бандо. Без него школа уже не та.
Несмотря на продажность некоторых врачей, Родерик знал, что специалисты школы Сукк по-прежнему лучше, чем выпускники всех остальных академий империи. Но в отличие от Сальвадора он считал, что уход Бандо не ослабил, а укрепил школу.
– Позвольте мне заняться этим, сир. Если они не платят налоги или отказываются возвращать долги, им придется отвечать.
– Школа становится источником проблем. Она слишком важна. – Сальвадор был встревожен. – Я не хочу, чтобы она закрылась. По крайней мере… пока у меня не будет своего врача.
– Во всяком случае за ними нужно наблюдать внимательнее.
Император кивнул и повернулся к арене: на нее с грохотом выходил очередной мек.
– Ты, как всегда, прав, младший брат. Внимательнее проверим их финансовые операции и посмотрим, что обнаружится.

Где коренится наша личность, наше достоинство – в наших семьях или в нас самих?
Преподобная Мать Ракелла Берто-Анирул. Учебник для тренировки сестер ордена

Наставница и защитница принцессы Анны Валя пыталась понять, как расшевелить молодую женщину и сделать более сильной личностью… но у той не было никаких стремлений. Выросшая под постоянной охраной в императорском дворце, Анна была склонна к импульсивным, порой чрезвычайно неразумным, детским решениям. Обучение в школе постепенно должно было помочь ей с этим справиться, Анна вернется на Салусу Секундус изменившейся… и близкой подругой Вали.
Может быть, Анна попросит Валю сопровождать ее в Зимию и даст влиятельную должность при дворе. А Валя оттуда откроет брату двери в политику. Его успех в Лиге ландсраада немало способствовал бы восстановлению благосостояния Харконненов.
Но она хотела не только этого – во всяком случае, в долговременной перспективе. Убийство Вориана Атрейдеса Валя считала более важным, чем пребывание Гриффина в Зимии, поэтому и потребовала, чтобы брат отправился на поиски предателя, низвергнувшего семью Харконнен. Если Гриффин прижжет загноившуюся рану, которая портила жизнь уже не одному поколению Харконненов, их семья наконец избавится от бесчестья, которое терпела восемьдесят лет, от позора, который сковывал их, как ледяной покров Ланкивейла. Для нее месть была важнее богатства, намного важнее.
На своей холодной и голой планете Валя не встречала достойных женихов среди рыбаков или охотников за китовым мехом. Ее прадед Абулурд не оставил потомкам наследства, а отец не был честолюбив и легко смирился с новым убогим положением семьи. Ее мать Соня, простая женщина, никогда не покидала планету, и ее не интересовало, что происходит в империи. Благородной крови в ней не было, и она довольствовалась малым, не ропща против того, что сделали враги с Домом Харконненов.
Валя не могла жить как мать. Покинув Ланкивейл, освободившись от этого жернова, она намеревалась многое сделать для своего рода. Молодой женщине в ее положении школа на Россаке, казалось, предлагала неограниченные возможности – и подтверждением тому стал шанс установить тесные связи с Коррино.
И все же Валю угнетала необходимость подружиться с Анной Коррино. Девушка была милая, правда совершенно не представляла, как живут другие, и иногда Валя начинала терять терпение.
Сейчас она торопливо шла по коридорам, выкликая Анну, но безрезультатно. Эта девушка так непредсказуема! Несколько минут назад, когда в большой столовой пещере закончился завтрак и сестры устремились к выходу, Анна в зеленом платье послушницы ускользнула, смешавшись с толпой женщин. Она считает это игрой? Пробормотав это себе под нос, Валя ощутила тревогу. Если что-нибудь случится с принцессой Коррино, это плохо отразится и на ордене, и на личных планах Вали.
Проходя мимо ниши, Валя увидела, что Анна выглядывает из-за статуи героя джихада и посмеивается в кулак, как ребенок. Обе были одних лет, но рядом с ней Валя казалась зрелой взрослой женщиной.
– Никогда так больше не делай.
Валя взяла ее за руку и дернула сильнее, чем собиралась.
– Я могу о себе позаботиться! – возмутилась Анна.
Валя сдержалась, напоминая себе о статусе этой молодой женщины.
– На Россаке бывает опасно, а у ордена свои правила. Я просто стараюсь тебя защитить.
Сопровождая Анну на урок имперской экономики, Валя не отходила от нее ни на шаг.
В классе она отпустила Анну, принцесса нахмурилась.
– Ты не сядешь рядом со мной?
В комнате было естественное освещение; свет вместе с теплым ветерком и ароматом джунглей проникал сквозь трещины в стенах.
– Это урок для послушниц, а у меня другие дела, – ответила Валя. – После занятий я приду за тобой.
– Ты теперь моя подруга? – спросила Анна. – У меня давно не было подруг.
Услышав это, Валя смягчилась.
– Да, отныне я твоя ближайшая подруга. Поверь мне: когда привыкнешь здесь, не захочешь домой.
Она мягко положила руку на плечо девушке.
– Хирондо заботился обо мне. – Анна, казалось, была удручена. – И моя мачеха Оренна меня любит.
– А теперь у тебя есть я, и мы верим друг другу.
Анна посмотрела на нее.
– Мои братья мне никогда не верили.
– Тогда тебе лучше быть здесь, среди нас.
Несмотря на собственные эмоции и цели, Валя сочувствовала этой неудачнице, пострадавшей из-за своей влюбленности в молодого повара; но Валя понимала, что эта привязанность может в будущем помешать ей.
Она видела, что Анна отчаянно нуждается в друге – и, вне всякого сомнения, уже давно. Валя намеревалась сыграть эту роль, отчасти из жалости, но главным образом по собственным причинам. Она надеялась, что Гриффин тоже выполнит свои обязательства. Он уже должен был отправиться в путь, чтобы покончить с Ворианом Атрейдесом.

Логика и разум обманчивы. Они могут привести человека к утрате души.
Манфорд Торондо. Речь на Салусе Секундус

Хотя батлерианское движение распространилось по всей империи, его центр на Лампадасе выглядел скромно. Манфорд полагал, что господство мыслящих машин должно было научить человечество по крайней мере скромности. Именно ведомые своим высокомерием и честолюбием титаны когда-то и создали сверхмозг.
Сидя в кресле за столом, скрывавшим от посетителей его увечье, он изучал список планет, куда его приверженцы совершили успешные показательные вылазки. Кое-кто из местных руководителей батлерианцев присылал цветные голографические записи, но Манфорд предпочитал информацию из рукописных текстов.
В поисках коротких путей, скорости и упрощений человечество столкнулось с огромными трудностями. Приспособления так удобны и обманчиво полезны! Манфорда постоянно преследовали мрачные слова, которые записал в своем дневнике робот Эразм: «Когда пройдет достаточно времени, они забудут… и снова создадут нас».
Когда доступен механический транспорт, люди жиреют, оттого что ленятся ходить пешком. Машины умеют быстро складывать большие числа, но что произойдет, когда мозг человека атрофируется и не сможет производить расчеты? Доказывая превосходство человека и его потенциал, ментаты из школы Гилберта Альбанса выполняют все функции компьютеров, и они гораздо более достойны доверия, чем читающие машины.
Хотя Манфорду очень хотелось спокойно провести время с Анари, наблюдая за сбором урожая и сменой времен года на Лампадасе, он знал, что ни он, ни его любимая наставница Серена Батлер не созданы для нормальной жизни. Она пережила страшную эпидемию Омниуса, от которой умерла вся ее семья. С тех пор у нее остался незаживающий шрам, и всей своей жизнью Серена доказывала, что человечество должно покончить со своей зависимостью от машин. Следуя ее героическому примеру, Манфорд прошел через такое же испытание. Он тоже искалечен, хотя и иначе, и тоже одержим. Скоро он снова отправится в путь. Всегда найдутся планеты, где он нужен.
В кабинет вошла Анари Айдахо в своем безупречном черно-сером мундире. Коротко подстриженная, с чистым красивым лицом грубоватой лепки, всем своим видом она выражала преданность, неизменную, как татуировка.
– Двое представителей другой планеты просят о встрече. – Чуть опущенные губы свидетельствовали о неодобрении. – Они принесли… оборудование.
Манфорд отложил документы.
– Кто такие? И что за оборудование?
– Они прилетели с планеты Зенит, какие-то ученые. Один из них держится как важная особа.
Манфорду стало любопытно. Услышанные имена ни о чем ему не говорили, и он поинтересовался:
– А что здесь нужно ученым?
– Допросить? – с надеждой спросила Анари.
Манфорд знал, что, если попросит, она не моргнув сломает им шеи. Он не знал, как мог бы без нее обойтись.
– Впусти их. Я сам поговорю с учеными. И сообщу, если чего-то захочу.
В кабинет вошли два невысоких человека, буксируя ящик размером с небольшой гроб. Он плыл на портативных генераторах силового поля, а на крышке его диагностической панели мигали разноцветные огоньки.
Меньший из прибывших, с короткими волосами и длинным узким лицом, принадлежал к скомпрометировавшей себя расе тлейлаксов; он явно был подчиненным. После страшного скандала во время джихада Серены Батлер, когда были уничтожены фермы органов тлейлаксов, большинство людей враждебно относились к представителям этой расы, но тлейлаксы вели себя покорно и как будто привели в порядок свою экономику. В последующие десятилетия батлерианцы ревностно следили за главными планетами тлейлаксов и контролировали все проводимые там исследования. Многие проекты, к ужасу мастеров тлейлаксов, были закрыты. Но они оставались послушными, не возражали, и Манфорд не ожидал от них неприятностей.
Второй человек, очевидно, главный, принадлежал к другой расе. У него были каштановые волосы, скошенный подбородок, а в манере держаться – дотошность, делавшая его похожим скорее на бухгалтера, чем на исследователя. Он вдруг выступил вперед, демонстрируя ученые манеры и как бы примирительное отношение.
– Спасибо, что приняли нас сразу, вождь Торондо. Я Птолемей, независимый ученый и представитель Зенита в ландсрааде. А это мой добрый друг и помощник в исследованиях доктор Эльчан.
Манфорд сохранял холодное выражение.
– Что же привело вас на Лампадас? Мало кто из так называемых ученых присоединяется к нашему движению за сохранение души человечества. – Он принужденно улыбнулся. – Но я оптимист.
Птолемей помигал совиными глазами и некоторое время собирался с духом.
– Это одна из причин, по которым мы пришли. Вы, возможно, слышали о моей планете Зенит, где ведется много исследовательских проектов во благо человечества – медицинские исследования, развитие сельского хозяйства, автоматическое строительство домов для бедных на примитивных планетах. Как официальный представитель Зенита, я слышал вашу речь в Зале ландсраада и решил лично встретиться с вами.
– Да, теперь я вас вспомнил. Вы говорили для протокола.
Тогда выступление этого человека показалось неубедительным, не произвело впечатления – как будто судьбу человечества можно решить в одном ученом споре!
Птолемей улыбнулся.
– Должен признаться, что, хотя я не согласен с вашими доводами, но уважаю ваши убеждения и страсть. Когда у человека твердые убеждения, он должен их выразить – именно это делает людей великими. Можем мы с этим согласиться? Принять нечто общее?
– Только для начала.
Манфорд гадал, что нужно этому человеку.
– Я хочу верить, что мы можем говорить, как разумные люди. Ваша впечатляющая речь дала немало пищи для размышлений.
– Хорошо. – Манфорд сложил руки перед собой. – Люди думают. Машины нет. Мозг человека свят.
– Мозг человека свят, – повторила Анари.
– Наши взгляды разошлись настолько, что мы перестали слышать друг друга, вождь Торондо. Что если мы с вами начнем откровенное обсуждение разногласий? Человечество станет гораздо сильнее и счастливей, если мы с вами сумеем найти компромисс. Мы не должны враждовать.
Улыбка Птолемея была полна наивной надежды. Манфорд хранил невозмутимость.
– Когда необходимо определиться, на компромисс не идут. Это моя вера и мои принципы.
Ученый нервно рассмеялся.
– О, я ни о чем подобном не прошу! Пожалуйста, выслушайте меня. Мы все знаем, что техникой можно злоупотреблять, но по своей природе она не может быть злом. Некоторые наши ранние эксперименты касались создания тканей, в основе которых – полимеры, способные срастаться с плотью обожженных, – это работа доктора Эльчана. Врачи Сукк уже широко используют такую ткань. Но мы пошли гораздо дальше. Мы с моим сотрудником принесли вам дар, созданный в нашей лаборатории на Зените. – Птолемей указал на ящик, который покачивался в силовом поле, как гребная шлюпка на озере. – Вы найдете его весьма полезным.
Молчаливый напарник-тлейлакс не казался таким оптимистом; на самом деле Манфорд ощущал исходящий от него сильный страх, словно тот шел по канату над пропастью. Птолемей, однако, вел себя как ласковый щенок и одобрительно улыбался своему другу. Открыв ящик, тлейлакс достал из него нечто телесного цвета – ампутированную ногу!
Анари схватилась за меч. Эльчан выпалил:
– Нет, это не фокус! Пожалуйста, посмотрите.
Птолемей бросил на него удивленный взгляд.
Нет, решил Манфорд, присмотревшись внимательнее, это протез, обтянутый очень похожим на настоящую кожу полимером.
Птолемей с нескрываемой гордостью продолжал:
– На Зените есть отдельная независимая лаборатория, создающая искусственные жизнеспособные протезы, которые соединяются непосредственно с нервными окончаниями. Раньше многие жертвы джихада вынуждены были жить без ампутированных конечностей. Раньше, до неприятностей с фабриками органов… – он взглянул на доктора Эльчана и опять посмотрел на Манфорда, – лаборатории тлейлаксов поставляли выращенные в баках глаза или внутренние органы, но эту работу забросили почти сто лет назад. Теперь мы создали новую бионическую систему, которая при правильном присоединении и настройке способна подчиняться импульсам вашего мозга. Аналог мышц состоит из полимерной ткани, а нервами служат тонкие проволочки.
Он взял у партнера искусственную конечность и держал ее как опору, кончиками пальцев касаясь ткани.
– Вот наш дар, вождь Торондо, оливковая ветвь, которая покажет вам, какие преимущества дает правильно примененная технология. Благодаря ей вы снова сможете ходить! Мы с доктором Эльчаном можем вернуть вам ноги, чтобы показать, что наука способна приносить благо человечеству и облегчать страдания великого множества людей.
Манфорд не соблазнился этим предложением.
– Кимеки использовали этот же принцип, чтобы их мозг руководил механическими телами. Тело человека не машина.
Птолемей взглянул на него озадаченно.
– Конечно, машина – биологическая машина. Скелет – структурная основа, мышцы подобны кабелям и шкивам, кровеносные сосуды – переносящие жидкость проводники, нервные окончания подобны сенсорам, сердце – двигатель, а мозг – центр памяти…
– То, что вы говорите, глубоко оскорбительно.
Ученого, казалось, разочаровало равнодушие Манфорда, но он с упрямой решимостью продолжал:
– Пожалуйста, выслушайте. Взгляните на моего друга и коллегу. – Он повернулся к напарнику-тлейлаксу, хотя тот вовсе не хотел такого внимания. – Доктор Эльчан в серьезном несчастном случае потерял левую руку, и мы заменили ее протезом. Сомневаюсь, что вы это заметили.
Второй посетитель поднял руку, пошевелил пальцами и настоящей рукой задрал серый рукав, показав искусственную кожу левой руки. Манфорда передернуло от омерзения. У Анари Айдахо, стоявшей в дверях, протез тоже вызвал отвращение.
Продолжая говорить, словно проводил презентацию, Птолемей извлек из ящика-гроба второй протез.
– Мы подсоединим их к вашему телу, и вы снова станете здоровым человеком.
Он не сознавал, что затронул запретную тему.
Борясь с эмоциями, Манфорд поднял подбородок и посмотрел на Анари.
– Ты знаешь, что нужно делать, мастер меча.
Стремительно, как распрямившаяся пружина, она пришла в движение: выхватила меч и отбросила ученых в сторону. Птолемей уронил искусственную ногу на стол Манфорда, и Анари опустила на нее меч, как дровосек опускает топор. Брызнули смазка и внутренние жидкости, залив бумаги, но Манфорд и глазом не моргнул. Птолемей и Эльчан в отчаянии закричали. Анари ударила трижды, прежде чем первая конечность была безвозвратно испорчена, потом столь же быстро расправилась со второй.
– Мозг человека свят, – сказала она.
Доктор Эльчан в слезах прижал к груди левую руку, опасаясь, что мастер меча отрубит ее.
Безжизненно, словно его только что предали, Птолемей в ужасе спросил:
– Зачем вы это сделали? Эти ноги были нашим подарком.
Манфорд почти пожалел его. Ведь тот искренне заблуждался.
– Машинные технологии – соблазн. Это скользкая дорожка, – сказал Манфорд. – Если я позволю одно, где я проведу границу? Я не хочу отпирать эту дверь.
– Но вы все равно регулярно пользуетесь машинами, сэр. Ваша логика прихотлива.
Невероятно – это человек все еще пытался его переубедить! Манфорда по-своему восхищала преданность Птолемея его убеждениям, пусть и ошибочным.
– Моя вера абсолютно понятна.
Доктор Эльчан в ужасе дрожал, но Птолемей отстаивал свои принципы.
– Пожалуйста, должно же быть что-то! Если не хотите, чтобы мы дали вам искусственные ноги, позвольте соорудить простую платформу с генераторами силового поля для передвижения.
– Нет. Платформа на силовом поле – все равно техника, первый шаг на пути к разрушениям, и я этого не допущу. Ваши соблазны на меня не действуют.
Птолемей показал на обнаженный меч, который держала Анари.
– Техника создала этот меч. Техника движет корабли, на которых вы летаете с планеты на планету. Вы используете ее, только когда она служит вашим потребностям?
Манфорд пожал плечами, не желая признавать этот довод.
– Я не совершенен и приношу некоторые жертвы во имя общего блага. В империи тысячи планет, и все они должны услышать меня. Я не могу просто кричать в пространство. Это необходимый компромисс. Мне приходится использовать некоторые формы технологий ради высшего блага.
– Это лукавство, – сказал Птолемей.
– Вера способна проникать сквозь лукавство, а наука нет. – Манфред посмотрел на разрубленные протезы. – Но, когда речь заходит о моем теле, я провожу черту. Священное тело человека создано по божьему подобию, и единственная помощь, которую я принимаю, это помощь другого человека. Бесчисленные добровольцы готовы носить меня в паланкине, когда нужно. Анари, – он показал на мастера меча, – носит меня на плечах, когда это необходимо.
Птолемей поморщился, словно Манфорд говорил с ним на непонятном языке.
– Значит, вы готовы угнетать человека, только бы не применять простые механизмы? Разве вы не понимаете, как унизительно использовать человека в качестве вьючного животного?
Лицо Анари гневно вспыхнуло.
– Я почитаю это за честь!
Она подняла меч и шагнула к ученым, но Манфорд запретил их трогать.
– Необходимости в насилии нет, моя верная спутница. Эти заблудшие души пришли со своей точкой зрения, и я согласился их выслушать.
Анари будто про себя сказала:
– Я не раба. Я служу тебе добровольно.
Манфорд обратился к ученым:
– Вы меня не убедили. Я уважаю вашу преданность вашим взглядам, доктор Птолемей, но если бы вы могли увидеть свет! Ваш приезд – напрасная трата времени. Наша встреча окончена. Можете оставить этот хлам, ваши протезы, здесь. Мы позаботимся, чтобы это было полностью уничтожено.
Выходя, Птолемей оглянулся с нескрываемым разочарованием: его ужасал вид изуродованных протезов. Выглядел он смущенным и растерянным, не в состоянии понять человека с иными убеждениями.
Манфорду было жаль и его, и того, что случится позже.