Главная » 2022 » Февраль » 16 » Двадцать лет спустя. Александр Дюма. 003. V    ГАСКОНЕЦ И ИТАЛЬЯНЕЦ. VI    Д'АРТАНЬЯН В СОРОК ЛЕТ. VII    Д'АРТАНЬЯН В ЗАТРУДНИТЕЛЬНОМ
18:32
Двадцать лет спустя. Александр Дюма. 003. V    ГАСКОНЕЦ И ИТАЛЬЯНЕЦ. VI    Д'АРТАНЬЯН В СОРОК ЛЕТ. VII    Д'АРТАНЬЯН В ЗАТРУДНИТЕЛЬНОМ

---

   Королева удивленно посмотрела на кардинала.
   - Но, кардинал, кажется, вы подвергаете меня допросу?
   - Во всяком случае, - сказал Мазарини со своей  вечной  улыбкой,  все
тем же сладким топом, - в вашей воле ответить мне или нет.
   - Изложите свои пожелания ясно, и я отвечу на них так  же,  -  начала
терять терпение королева.
   - Ваше величество, - сказал Мазарини, кланяясь, - я желаю,  чтобы  вы
поделились со мной вашими друзьями, как я поделился с вами теми немногими знаниями и способностями, которыми небо наградило меня. Положение ос-
ложняется, и надо действовать решительно.
   - Опять! - сказала королева. - Я думала, что мы с этим покончили, от-
делавшись от Бофора.
   - Да, вы смотрели только на поток, который грозил смыть все на  пути,
и не оглянулись на стоячую воду. А между тем есть французская  поговорка
о тихом омуте.
   - Дальше, - сказала королева.
   - Я каждый день терплю оскорбления от ваших  принцев  и  титулованных
лакеев, от всяких марионеток, которые не видят, что в моей руке все нити
к ним, и не догадываются, что за  моим  терпеливым  спокойствием  таится
гнев человека, который поклялся в один прекрасный день одолеть их. Прав-
да, мы арестовали Бофора, но из них всех он был  наименее  опасен.  Ведь
остается еще принц Конде...
   - Победитель при Рокруа! Арестовать его?
   - Да, ваше величество, я частенько об этом думаю, но, как говорим мы,
итальянцы, pazienza [4]. А кроме Конде, придется взять герцога  Орлеанс-
кого.
   - Что вы такое говорите? Первого принца крови, дядю короля!
   - Нет, не первого принца крови и не дядю короля, но подлого  заговор-
щика, который в прошлое царствование, подстрекаемый  своим  капризным  и
вздорным характером, снедаемый скукой, разжигаемый  низким  честолюбием,
завидуя тем, кто превосходит его благородством, храбростью, и  злясь  на
собственное ничтожество, именно по причине своего  ничтожества  сделался
отголоском веек злонамеренных толков, душой всяких заговоров, подстрека-
телем  смельчаков,  которые  имели  глупость  поверить  слову   человека
царственной крови и от которых он отрекся, когда они оказались на эшафо-
те. Нет, я говорю не о принце крови и не о дяде короля, а об убийце  Ша-
ле, Монморанси и Сеп-Марса, который в настоящую минуту пытается  сыграть
опять ту же штуку и воображает, что он одержит верх, потому что  у  него
переменился противник, потому что теперь перед ним человек, предпочитаю-
щий не угрожать, а улыбаться. Но он ошибается.  Он  только  проиграл  со
смертью Ришелье, и не в моих интересах оставлять подле королевы этот ис-
точник всех раздоров, человека, с помощью которого старый кардинал двад-
цать лет успешно растравлял желчь покойного короля.
   Анна покраснела и закрыла лицо руками.
   - Я нисколько не желаю унижать ваше величество, - продолжал  Мазарини
более спокойным, но зато удивительно твердым голосом. -  Я  хочу,  чтобы
уважали королеву и уважали ее министра, потому что в глазах всех людей я
не более как министр. Вашему  величеству  известно,  что  я  не  пройдо-
ха-итальянец, как многие меня называют. Необходимо, чтобы это знал  весь
мир так же, как знает ваше величество.
   - Хорошо. Что же я должна сделать? - сказала Анна Австрийская, подчи-
няясь этому властному голосу.
   - Вы должны припомнить имена тех верных, преданных людей, которые пе-
реплыли море вопреки воле Рищелье и, оставляя на пути следы  собственной
крови, привезли вашему величеству одно украшение, которое вам угодно бы-
ло дать Бекингэму.
   Анна величаво и гневно поднялась, словно под действием стальной  пру-
жины, и, глядя на кардинала с гордым достоинством, делавшим ее такой мо-
гущественной в дни молодости, сказала:
   - Вы меня оскорбляете!
   - Я хочу, - продолжал Мазарини,  доканчивая  свою  мысль,  прерванную
движением королевы, - чтобы вы сейчас сделали для вашего мужа то, что вы
сделали когда-то для вашего любовника.
   - Опять эта клевета! - воскликнула королева.  -  Я  думала,  что  она
умерла или заглохла, так как вы до сих пор избавляли меня от нее. Но вот
вы тоже ее повторяете. Тем лучше. Объяснимся сегодня и кончим  раз  нав-
сегда, слышите?
   - Но, ваше величество, - произнес Мазарини, удивленный этим неожидан-
ным проблеском силы, - я вовсе не требую, чтобы вы мне рассказали все.
   - А я хочу вам все рассказать, - ответила Анна Австрийская. - Слушай-
те же. Были в то время действительно  четыре  преданных  сердца,  четыре
благородные души, четыре верные шпаги, которые  спасли  мне  больше  чем
жизнь: они спасли мою честь.
   - А! Вы сознаетесь в этом? - сказал Мазарини.
   - Неужели, по-вашему, только виновный может трепетать за свою  честь?
Разве нельзя обесчестить кого-нибудь, особенно женщину, на основании од-
ной лишь видимости? Да, все было против меня, и я неизбежно должна  была
лишиться чести, а между тем, клянусь вам, я не была виновна. Клянусь...
   Королева стала искать вокруг себя какой-нибудь священный предмет,  на
котором она могла бы поклясться; она вынула из потайного стенного  шкафа
ларчик розового дерева с серебряными инкрустациями и,  поставив  его  на
алтарь, сказала:
   - Клянусь священными реликвиями, хранящимися здесь, - я любила Бекин-
гэма, по Бекингэм не был моим любовником.
   - А что это за священные предметы, на которых  вы  приносите  клятву,
ваше величество? - спросил, улыбаясь, Мазарини. - Как  вам  известно,  я
римлянин, а потому не легковерен. Бывают всякого рода реликвии.
   Королева сняла с шеи маленький золотой ключик и подала его кардиналу.
   - Откройте и посмотрите.
   Удивленный Мазарини взял ключ, открыл ларчик и нашел в нем заржавлен-
ный нож и два письма, из которых одно было запятнано кровью.
   - Что это? - спросил Мазарини.
   - Что это? - повторила Анна Австрийская, царственным жестом простирая
над раскрытым ларчиком руку, которую годы не лишили чудесной красоты.  -
Я вам сейчас скажу. Эти два письма - единственные, которые я писала ему.
А это нож, которым Фелтон убил его. Прочтите письма, и вы  увидите,  лгу
ли я.
   Несмотря на полученное  разрешение,  Мазарини,  безотчетно  повинуясь
чувству, вместо того чтобы прочесть письма, взял нож: его умирающий  Бе-
кингэм вынул из своей раны и через Ла Порта  переслал  королеве;  лезвие
было все источено ржавчиной, в которую обратилась кровь. Кардинал  смот-
рел на него с минуту, и за это время  королева  стала  бледней  полотна,
покрывающего алтарь, на который она опиралась. Наконец  кардинал  с  не-
вольной дрожью положил нож обратно в ларчик.
   - Хорошо, ваше величество, я верю вашей клятве.
   - Нет, нет, прочтите, - сказала королева, нахмурив брови, - прочтите.
Я хочу, я требую; я решила покончить с этим  сейчас  же  и  уже  никогда
больше к этому не возвращаться. Или вы думаете, - прибавила она с  ужас-
ной улыбкой, - что я стану открывать этот ларчик всякий  раз,  когда  вы
возобновите ваши обвинения?
   Мазарини, подчиняясь внезапному проявлению ее воли, почти  машинально
прочел оба письма. В одном королева просила Бекингэма возвратить  алмаз-
ные подвески; это было письмо, которое  отвез  д'Артаньян,  оно  поспело
вовремя. Второе было послано с Ла Портом; в нем  королева  предупреждала
Бекингэма, что его хотят убить, и это письмо опоздало.
   - Хорошо, ваше величество, - сказал Мазарини, - на это  нечего  отве-
тить.
   - Нет, - заперев ларчик, сказала королева и положила на него руку,  -
нет, есть что ответить на это: надо сказать, что я была  неблагодарна  к
людям, которые спасли меня и сделали все, что только могли, чтобы спасти
его; и храброму д'Артаньяну я не пожаловала ничего, а  только  позволила
ему поцеловать мою руку и подарила вот этот алмаз.
   Королева протянула кардиналу свою прелестную руку и показала ему чуд-
ный камень, блиставший на ее пальце.
   - Он продал его в тяжелую минуту, - заговорила  она  опять  с  легким
смущением, - продал для того, чтобы спасти меня во второй раз; за  выру-
ченные деньги он послал гонца к Бекингэму с предупреждением  о  грозящем
ему убийстве.
   - Значит, д'Артаньян знал об этом?
   - Он знал все. Каким образом, не понимаю. Д'Артаньян продал  перстень
Дезэссару; я увидала кольцо у него на руке и  выкупила.  Но  этот  алмаз
принадлежит д'Артаньяну; возвратите ему перстень от меня, и так как,  на
ваше счастье, подле вас находится такой человек, то постарайтесь им вос-
пользоваться.
   - Благодарю вас, ваше величество, - сказал Мазарини, -  я  не  забуду
вашего совета.
   - А теперь, - сказала королева, изнемогая от пережитого  волнения,  -
что еще хотели бы вы узнать у меня?
   - Ничего, ваше величество, - ответил кардинал самым ласковым голосом.
- Умоляю только простить меня за несправедливое подозрение. Но я вас так
люблю, что ревность моя, даже к прошлому, не удивительна.
   Слабая улыбка промелькнула на губах королевы.
   - Если вам не о чем больше спрашивать меня, - сказала она, -  то  ос-
тавьте меня. Вы понимаете, что после такого разговора  мне  надо  побыть
наедине с собой.
   Мазарини поклонился.
   - Я удаляюсь, ваше величество. Но позвольте мне прийти опять.
   - Да, только завтра. И этого времени вряд ли будет достаточно,  чтобы
мне успокоиться.
   Кардинал взял руку королевы, галантно поцеловал ее и вышел.
   Как только он ушел, королева прошла в комнату сына и спросила Ла Пор-
та, лег ли король.
   Ла Порт указал ей на спящего ребенка.
   Анна Австрийская взошла на ступеньки кровати, приложила губы к нахму-
ренному лбу сына и поцеловала его. Потом так же тихо  удалилась,  сказав
только камердинеру:
   - Постарайтесь, пожалуйста, милый Ла Порт, чтобы  король  приветливей
смотрел на кардинала. И король и я, мы оба многим обязаны кардиналу.   


V

   ГАСКОНЕЦ И ИТАЛЬЯНЕЦ

   Тем временем кардинал вернулся к себе в кабинет,  у  дверей  которого
дежурил Бернуин. Мазарини спросил, нет ли каких новостей и  не  было  ли
известий из города, затем, получив отрицательный ответ, знаком  приказал
слуге удалиться.
   Оставшись один, он встал и отворил дверь в коридор, потом в переднюю;
утомленный д'Артаньян спал на скамье.
   - Господин д'Артаньян! - позвал Мазарини вкрадчивым голосом.
   Д'Артаньян не шелохнулся.
   - Господин д'Артаньян! - позвал Мазарини громче.
   Д'Артаньян продолжал спать.
   Кардинал подошел к нему и пальцем коснулся его плеча.
   На этот раз д'Артаньян вздрогнул, проснулся и, придя  в  себя,  сразу
вскочил на ноги, как солдат, готовый к бою.
   - Я здесь. Кто меня зовет?
   - Я, - сказал Мазарини с самой приветливой улыбкой.
   - Прошу извинения, ваше преосвященство, - сказал д'Артаньян, -  но  я
так устал...
   - Излишне просить извинения, - сказал Мазарини, - вы устали  на  моей
службе...
   Милостивый тон министра привел д'Артаньяна в восхищение.
   - Гм... - процедил он сквозь зубы, - неужели  справедлива  пословица,
что счастье приходит во сне?
   - Следуйте за мной, сударь, - сказал Мазарини.
   - Так, так! - пробормотал д'Артаньян. - Рошфор держал  слово;  только
куда же он, черт возьми, делся?
   Он всматривался во все закоулки кабинета, но Рошфора не было нигде.
   - Господин д'Артаньян, - сказал Мазарини, удобно располагаясь в крес-
ле, - вы всегда казались мне храбрым я славным человеком.
   "Возможно, - подумал д'Артаньян, - но долго же он  собирался  сказать
мне об этом".
   Это, однако, не помешало ему низко поклониться Мазарини  в  ответ  на
комплимент.
   - Так вот, - продолжал Мазарини, -  пришло  время  использовать  ваши
способности и достоинства.
   В глазах офицера, как молния, сверкнула радость, но тотчас же  погас-
ла, так как он еще не знал, куда гнет Мазарини.
   - Приказывайте, монсеньер, - сказал он, - я рад  повиноваться  вашему
преосвященству.
   - Господин д'Артаньян, - продолжал Мазарини, - в Прошлое царствование
вы совершали такие подвиги...
   - Вы слишком добры, монсеньер, вспоминая об этом. Правда, я  сражался
не без успеха...
   - Я говорю не о ваших военных подвигах, - сказал Мазарини,  -  потому
что, хотя они и доставили вам славу, они превзойдены другими.
   Д'Артаньян прикинулся изумленным.
   - Что же вы не отвечаете?.. - сказал Мазарини.
   - Я ожидаю, монсеньер, когда вы соблаговолите объяснить мне, о  каких
подвигах вам угодно говорить.
   - Я говорю об одном приключении... Да вы отлично знаете, что  я  хочу
сказать.
   - Увы, нет, монсеньер! - ответил в совершенном изумлении д'Артаньян.
   - Вы скромны, тем лучше! Я говорю об истории с королевой, об алмазных
подвесках, о путешествии, которое вы совершили с тремя вашими друзьями.
   "Вот оно что! - подумал гасконец. - Уж не ловушка ли это?  Надо  дер-
жать ухо востро".
   И он изобразил на своем лице такое недоумение, что  ему  позавидовали
бы Мопдори и Бельроз, два лучших актера того времени.
   - Отлично! - сказал, смеясь, Мазарини. - Браво! Недаром мне  сказали,
что вы именно такой человек, какой мне нужен. Ну, что бы вы сделали  для
меня?
   - Все, монсеньер, что вы мне прикажете, - ответил д'Артаньян.
   - Сделали бы вы для меня то, что когда-то сделали для некоей  короле-
вы?
   "Положительно, - мелькнуло в голове д'Артаньяна, - он хочет заставить
меня проговориться. Но мы поборемся, Не хитрее же он Ришелье, черт побе-
ри!"
   - Для королевы, монсеньер? Я не понимаю.
   - Вы не понимаете, что мне нужны вы и ваши три друга?
   - Какие три друга, монсеньер?
   - Те, что были у вас в прежнее время.
   - В прежнее время, монсеньер, - ответил д'Артаньян, - у меня было  не
трое, а полсотни друзей. В двадцать лет всех считаешь друзьями.
   - Хорошо, хорошо, господин офицер, - сказал Мазарини. - Скрытность  -
прекрасная вещь. Но как бы вам сегодня не пожалеть об излишней скрытнос-
ти.
   - Пифагор заставлял своих учеников пять лет хранить  безмолвие,  мон-
сеньер, чтобы научить их молчать, когда это нужно.
   - А вы хранили его двадцать лет. На пятнадцать лет больше, чем требо-
валось от философа-пифагорейца, и это кажется  мне  вполне  достаточным.
Сегодня вы можете говорить - сама  королева  освобождает  вас  от  вашей
клятвы.
   - Королева? - спросил д'Артаньян с удивлением, которое  на  этот  раз
было непритворным.
   - Да, королева! И доказательством того, что я  говорю  от  ее  имени,
служит ее повеление показать вам этот алмаз, который,  как  ей  кажется,
вам известен и который она выкупила у господина Дезэссара.
   И Мазарини  протянул  руку  к  лейтенанту,  который  вздохнул,  узнав
кольцо, подаренное ему королевой на балу в городской ратуше.
   - Правда! - сказал д'Артаньян. - Я узнаю этот  алмаз,  принадлежавший
королеве.
   - Вы видите, что я говорю с вами от ее имени. Отвечайте  же  мне,  не
разыгрывайте комедии. Я вам уже сказал и снова повторяю: дело идет о ва-
шей судьбе.
   - Действительно, монсеньер, мне совершенно необходимо позаботиться  о
своей судьбе. Вы, ваше преосвященство, так давно не вспоминали обо мне!
   - Довольно недели, чтобы наверстать потерянное. Итак, вы сами  здесь,
ну а где ваши друзья?
   - Не знаю, монсеньер.
   - Как, не знаете?
   - Не знаю; мы давно расстались, так как они все трое покинули военную
службу.
   - Но где вы их найдете?
   - Там, где они окажутся. Это уж мое дело.
   - Хорошо. Ваши условия?
   - Денег, монсеньер, денег столько, сколько потребуется на наши предп-
риятия. Я слишком хорошо помню, какие препятствия возникали иной раз пе-
ред нами из-за отсутствия денег, и не будь этого алмаза, который  я  был
вынужден продать, мы застряли бы в пути.
   - Черт возьми! Денег! Да к тому же еще много! -  сказал  Мазарини.  -
Вот чего вы захотели, господин офицер. Знаете ли вы, что  в  королевской
казне пет денег?
   - Тогда сделайте, как я, монсеньер: продайте королевские алмазы;  по,
верьте мне, не стоит торговаться: большие дела плохо делаются  с  малыми
средствами.
   - Хорошо, - сказал Мазарини, - мы постараемся удовлетворить вас.
   "Ришелье, - подумал д'Артаньян, - уже дал бы мне пятьсот пистолей за-
датку".
   - Итак, вы будете мне служить?
   - Да, если мои друзья на то согласятся.
   - Но в случае их отказа я могу рассчитывать на вас?
   - В одиночку я еще никогда ничего не делал путного,  -  сказал  д'Ар-
таньян, тряхнув головой.
   - Так разыщите их.
   - Что мне сказать им, чтоб  склонить  их  к  службе  вашему  преосвя-
щенству?
   - Вы их знаете лучше, чем я. Обещайте каждому в  зависимости  от  его
характера.
   - Что мне пообещать?
   - Если они послужат мне так, как служили королеве, то  моя  благодар-
ность будет ослепительна.
   - Что мы будем делать?
   - Все, потому что вы, по-видимому, способны на все.
   - Монсеньер, доверяя людям и желая, чтобы они доверяли нам, надо  ос-
ведомлять их лучше, чем это делает ваше преосвященство...
   - Когда наступит время действовать, - прервал его Мазарини, -  будьте
покойны, вы все узнаете.
   - А до тех пор?
   - Ждите и ищите ваших друзей.
   - Монсеньер, их, может быть, нет в Париже, это даже весьма  вероятно.
Мне придется путешествовать. Я ведь только бедный лейтенант, мушкетер, а
путешествия стоят дорого.
   - В мои намерения не входит, - сказал Мазарини, - чтобы вы появлялись
с большой пышностью, мои планы нуждаются в тайне и пострадают от слишком
большого числа окружающих вас людей.
   - И все же, монсеньер, я не могу путешествовать  на  свое  жалованье,
так как мне задолжали за целых три месяца; а на свои сбережения я  путе-
шествовать не могу, потому что за  двадцать  два  года  службы  я  копил
только долги.
   Мазарини задумался  на  минуту,  словно  в  нем  происходила  сильная
борьба; потом, подойдя к шкафу с тройным замком, он вынул оттуда мешок и
взвесил его на руке два-три раза, прежде чем передать д'Артаньяну.
   - Возьмите, - сказал он со вздохом, - это на путешествие.
   "Если тут испанские дублоны или хотя бы золотые экю, - подумал  д'Ар-
таньян - то с тобой еще можно иметь дело"".
   Он поклонился кардиналу и опустил мешок в свой просторный карман.
   - Итак, решено, - продолжал кардинал, - вы едете...
   - Да, монсеньер.
   - Пишите мне каждый день, чтобы я знал, как идут ваши переговоры.
   - Непременно, монсеньер.
   - Отлично. Кстати, как зовут ваших друзей?
   - Как зовут моих друзей? - повторил д'Артаньян, не решаясь довериться
кардиналу вполне.
   - Да. Пока вы ищете, я наведу справки, со  своей  стороны,  и,  может
быть, кое-что узнаю.
   - Граф де Ла Фер, иначе Атос; господин дю Валлон, или Портос,  и  ше-
валье д'Эрбле, теперь аббат д'Эрбле, иначе Арамис.
   Кардинал улыбнулся.
   - Младшие сыновья древних родов, - сказал он, - поступившие в  мушке-
теры под вьмышленными именами, чтобы не  компрометировать  своих  семей!
Длинная шпага и пустой кошелек, - нам это знакомо.
   - Если, бог даст, эти шпаги послужат вам, монсеньер, - отвечал  д'Ар-
таньян, - то осмелюсь пожелать, чтобы Кошелок вашего преосвященства стал
полегче, а их бы потяжелел, потому что с этими тремя людьми и со мной  в
придачу вы, ваше преосвященство, перевернете вверх дном  всю  Францию  и
даже всю Европу, если вам будет угодно.
   - В хвастовстве гасконцы могут потягаться с  итальянцами,  -  сказал,
смеясь, Мазарини.
   - Во всяком случае, - сказал д'Артаньян, улыбаясь так же, как  карди-
нал, - они превзойдут их в бою на шпагах.
   И он вышел, получив отпуск, который тут же был ему выписан и подписан
самим Мазарини.
   Едва очутившись во дворе, он подошел к фонарю и поспешно  заглянул  в
мешок.
   - Серебро! - презрительно проговорил он. - Так я и думал! Ах, Мазари-
ни, Мазарини, ты мне не доверяешь, - тем хуже для тебя, это принесет те-
бе несчастье.
   Между тем кардинал потирал себе руки от удовольствия.
   - Сто пистолей, - пробормотал он, - сто пистолей! Сто пистолей - и  я
владею тайной, за которую Ришелье заплатил бы  двадцать  тысяч  экю!  Но
считая этою алмаза, - прибавил он, бросая любовные взгляды на  перстень,
который оставил у себя, вместо тою чтобы отдать даАртаньяну, - не считая
этого алмаза, который стоит самое меньшее десять тысяч ливров.
   И кардинал прошел в свою комнату, чрезвычайно довольный вечером,  ко-
торый принес ему такой отличный барыш; уложил перстень в  ларец,  напол-
ненный брильянтами всех сортов, потому что кардинал имел слабость к дра-
гоценным камням, и позвал Бернуина,  чтобы  тот  раздел  его,  не  думая
больше ни о криках на улице, ни о ружейных выстрелах, все еще  гремевших
в Париже, хотя было уже около полуночи.
   Д'Артаньян в это время шел на Тиктонскую улицу, где он жил в гостини-
це "Козочка".
   Скажем в нескольких словах, почему д'Артаньян остановил свой выбор на
этом жилище.


VI

   Д'АРТАНЬЯН В СОРОК ЛЕТ

   Увы, с тех пор, как мы в нашем романе "Три  мушкетера"  расстались  с
д'Артаньяном на улице Могильщиков, "N 12,  произошло  много  событий,  а
главное - прошло много лет.
   Не то чтобы д'Артаньян не умел пользоваться обстоятельствами, но сами
обстоятельства сложились не в пользу д'Артаньяна. В пору, когда  он  жил
одной жизнью со своими друзьями, он был молод и мечтателен. Это была од-
на из тех тонких, впечатлительных натур, которые  легко  усваивают  себе
качества других людей. Атос заражал его своим гордым достоинством,  Пор-
тос - пылкостью, Арамис - изяществом. Если бы д'Артаньян продолжал  жить
с этими тремя людьми, он сделался бы выдающимся человеком. Но Атос  пер-
вый его покинул, удалившись в свое маленькое поместье близ Блуа, достав-
шееся ему в наследство; вторым ушел Портос, женившийся на  своей  проку-
рорше; последним ушел Арамис, чтобы принять  рукоположение  и  сделаться
аббатом. И д'Артаньян, всегда представлявший себе  свое  будущее  нераз-
дельным с будущностью своих трех приятелей, оказался одинок и  слаб;  он
но имел решимости следовать дальше путем, на  котором,  по  собственному
ощущению, он мог достичь чего-либо только при условии, чтобы  каждый  из
его друзей уступал ему, если можно так выразиться, немного электрическо-
го тока, которым одарило их небо.
   После производства в лейтенанты одиночество д'Артаньяна только  углу-
билось. Он не был таким аристократом, как Атос,  чтобы  пред  ним  могли
открыться двери знатных домов; он не был так тщеславен, как Портос, чтоб
уверять других, будто посещает высшее общество; не  был  столь  утончен,
как Арамис, чтобы пребывать в своем природном изяществе и черпать его  в
себе самом. Одно время пленительное воспоминание о г-же Бонасье  вносило
в душу молодого человека некоторую поэзию, по, как и все на  свете,  это
тленное воспоминание мало-помалу изгладилось: гарнизонная жизнь  роковым
образом влияет даже на избранные натуры. Из двух противоположных элемен-
тов, образующих личность д'Артаньяна,  материальное  начало  мало-помалу
возобладало, и потихоньку, незаметно для себя, д'Артаньян,  не  видевший
ничего, кроме казарм и лагерей, не сходивший с копя, стал (не знаю,  как
это называлось в ту пору) тем, что в наше  время  называется  "настоящим
служакой".
   Он не потерял природной остроты ума. Напротив, эта острота ума, может
быть, даже увеличилась; по крайней мере, грубоватая оболочка сделала  ее
еще заметнее. Но он направил свой ум не на великое, а на самое  малое  в
жизни, на материальное благосостояние, благосостояние на солдатский  ма-
нер, иначе говоря, он хотел иметь лишь хорошее жилье, хороший стол и хо-
рошую хозяйку.
   И все это д'Артаньян нашел уже шесть лет  тому  назад  на  Тиктонской
улице, в гостинице под вывеской "Козочка".
   С первых же дней его пребывания в этой гостинице хозяйка  ее,  краси-
вая, свежая фламандка, лет двадцати пяти или шести, влюбилась в него  не
на шутку. Легкому роману сильно мешал непокладистый муж, которого  д'Ар-
таньян раз десять грозился проткнуть насквозь шпагой. В одно  прекрасное
утро этот муж исчез, продав потихоньку несколько бочек вина и захватив с
собой деньги и драгоценности. Все думали, что  он  умер;  в  особенности
настаивала на том, что он ушел из этого мира, его  жена,  которой  очень
улыбалась мысль считаться вдовой. Наконец, после трех лет связи, которую
д'Артаньян не собирался порывать, находя с каждым годом все больше  при-
ятности в своем жилье и хозяйке, тем более что  последняя  предоставляла
ему первое в долг, хозяйка эта возымела вдруг чудовищную претензию  сде-
латься его женою и предложила д'Артаньяну на ней жениться.
   - Ну уж нег! - ответил д'Артаньян. - Двоемужие, милая? Нет! Нет!  Это
невозможно.
   - Но он умер, я уверена.
   - Он был очень неподатливый малый и вернется, чтобы отправить нас  на
виселицу.
   - Ну что ж, если он вернется, вы его убьете; вы такой храбрый и  лов-
кий.
   - Ого, голубушка! Это просто другой способ попасть на виселицу!
   - Значит, вы отвергаете мою просьбу?
   - Еще бы!
   Прекрасная трактирщица была в отчаянии. Она хотела бы признать  д'Ар-
таньяна не только мужем, по и богом: он был такой красивый мужчина и та-
кой лихой вояка!
   На четвертом году этого союза случился поход  во  Франш-Конте.  Д'Ар-
таньян был назначен тоже и стал готовиться в путь. Тут начались  великие
страдания, неутешные слезы, торжественные клятвы в  верности;  все  это,
разумеется, со стороны хозяйки. Д'Артаньян был слишком великодушен, что-
бы не пообещать ничего, и потому он обещал сделать все возможное для ум-
ножения славы своего имени.
   Что до храбрости д'Артаньяна, то она нам уже известна. Он  за  нее  и
поплатился: наступая во главе своей роты, он был ранен в  грудь  навылет
пулей и остался лежать на поле сражения. Видели, как он падал с  лошади,
но не видели, чтобы он поднялся, и сочли его убитым; а те, кто  надеялся
занять его место, на всякий случай уверяли, что он убит  в  самом  деле.
Легко верится тому, во что хочешь верить, ведь в армии, начиная с  диви-
зионных генералов, желающих смерти главнокомандующему, и кончая солдата-
ми, ждущими смерти капрала, всякий желает чьей-нибудь смерти.
   Но д'Артаньян был не такой человек, чтобы дать себя убить так просто.
Пролежав жаркое время дня без памяти на поле сражения, он пришел в  себя
от ночной прохлады, добрался кое-как до деревни, постучался в двери луч-
шего дома и был принят, как всегда и всюду принимают французов, даже ра-
неных: его окружили  нежной  заботливостью  и  вылечили.  Здоровее,  чем
раньше, он отправился в одно прекрасное утро в путь, во Францию, а потом
В Париж, а как только попал в Париж, - на Тиктонскую улицу.
   Но в своей комнате д'Артаньян нашел дорожный мешок с мужскими  вещами
и шпагу, прислоненную к стене.
   "Он возвратился! - подумал д'Артаньян. - Тем хуже Я тем лучше".
   Само собой разумеется, что д'Артаньян имел в виду мужа.
   Он навел справки: лакей новый, новая служанка; хозяйка ушла гулять.
   - Одна? - спросил д'Артаньян.
   - С барином.
   - Так барин вернулся?
   - Конечно, - простодушно ответила служанка.
   "Будь у меня деньги, - сказал себе д'Артаньян, - я ушел; но у меня их
нет, нужно остаться и, последовав совету моей хозяйки, разрушить брачные
планы этого неугомонного загробного жителя".
   Едва он кончил свой монолог (который доказывает, о в  важных  случаях
жизни монолог - вещь самая тественная), как поджидавшая у дверей служан-
ка закричала:
   - А вот и барыня возвращается с барином!
   Д'Артаньян выглянул тоже и увидал вдали, на углу  онмартрской  улицы,
хозяйку, которая шла, опираясь на руку  огромного  швейцарца,  шагавшего
развалистой походкой и приятно напомнившего Портоса его старому другу.
   "Это и есть барин? - сказал про  себя  д'Артаньян,  -  он,  по-моему,
очень вырос".
   И д'Артаньян уселся в зале на самом  видном  месте.  Хозяйка,  войдя,
сразу заметила его и вскрикнула.
   По ее голосу д'Артаньян заключил, что ему рады, Поднялся, бросился  к
ней и нежно поцеловал.
   Швейцарец с недоумением смотрел на бледную как полотно хозяйку.
   - Ах! Это вы, сударь! Что вам угодно? -  спросила  она  в  величайшем
волнении.
   - Этот господин ваш родной брат?  Или  двоюродный?  -  спросил  д'Ар-
таньян, разыгрывая свою роль без малейшего смущения.
   Не дожидаясь ответа, он кинулся обнимать швейцарца, который отнесся к
его объятиям очень холодно.
   - Кто этот человек? - спросил он.
   Хозяйка в ответ только всхлипывала.
   - Кто этот швейцарец? - спросил д'Артаньян.
   - Этот господин хочет на мне жениться, - едва  выговорила  хозяйка  в
промежутке между двумя вздохами.
   - Так ваш муж наконец умер?
   - А фам какое тело? - вмешался швейцарец.
   - Мне до этого большое тело, - ответил д'Артаньян, передразнивая его,
- потому что вы не можете жениться без моего согласия, а я...
   - А фы? - спросил швейцарец.
   - А я этого согласия не дам, - сказал мушкетер.
   Швейцарец покраснел, как пион; на нем был красивый мундир  с  золотым
шитьем, а д'Артаньян был закутан в какой-то серый  плащ;  швейцарец  был
шести футов роста, а д'Артаньян не больше пяти. Швейцарец чувствовал се-
бя дома, и д'Артаньян казался ему незваным гостем.
   - Убередесь ли фы одсюда? - крикнул швейцарец, сильно  топнув  ногой,
как человек, который начинает сердиться всерьез.
   - Я? Как бы не так! - ответил д'Артаньян.
   - Не позвать ли кого-нибудь? - сказал слуга, который не  мог  понять,
как это такой маленький человек оспаривает место у такого большого.
   - Эй, ты! - крикнул д'Артаньян, приходя в ярость и  хватая  парня  за
ухо. - Стой на месте и не шевелись, не то я тебе уши оборву.  А  что  до
вас, блистательный потомок Вильгельма Телля, то вы сейчас же  увяжете  в
узелок ваши вещи, которые мешают мне в моей комнате, и живо  отправитесь
искать себе квартиру в другой гостинице.
   Швейцарец громко расхохотался.
   - Мне уходидь? - сказал он. - Это бочему?
   - А, отлично! - сказал д'Артаньян. - Я вижу,  вы  понимаете  по-фран-
цузски. Тогда пойдемте погулять со мной. Я вам растолкую остальное.
   Хозяйка, знавшая, что д'Артаньян мастер своего дела, начала плакать и
рвать на себе волосы.
   Д'Артаньян обернулся к заплаканной красотке.
   - Тогда прогоните его сами, сударыня, - сказал он.
   - Па! - ответил швейцарец, который не сразу уразумел предложение, ко-
торое ему сделал д'Артаньян. - Па! А фы кто такой, чтоб  бредлагадь  мне
идти гулять с фами?
   - Я лейтенант мушкетеров его величества, - сказал  д'Артаньян,  -  и,
значит, я - ваше начальство. Но так как дело тут не в чинах, а  в  праве
на постой, то обычай вам известен: едем за приказом; кто первый  вернет-
ся, за тем и будет квартира.
   Д'Артаньян увел швейцарца, не слушая воплей хозяйки, сердце  которой,
в сущности, склонялось к прежнему любовнику; но она  была  бы  не  прочь
проучить этого гордеца-мушкетера, оскорбившего ее отказом жениться.
   Противники направились прямо к Монмартрскому рву. Когда  они  пришли,
уже стемнело. Д'Артаньян вежливо попросил швейцарца уступить ему жилье и
больше не возвращаться; тот отрицательно мотнул головой и обнажил шпагу.
   - В таком случае вы будете ночевать здесь, - сказал д'Артаньян. - Это
скверный ночлег, но я не виноват, вы его сами выбрали.
   При этих словах он тоже обнажил шпагу и скрестил ее со шпагой против-
ника.
   Ему пришлось иметь дело с крепкой рукой, но  его  ловкость  одолевала
любую силу. Шпага швейцарца не сумела отразить шпаги мушкетера.  Швейца-
рец был дважды ранен. Из-за холода он не сразу заметил раны,  но  потеря
крови и вызванная ею слабость внезапно принудили его сесть на землю.
   - Так! - сказал д'Артаньян. - Что я вам говорил? Вот вам и досталось,
упрямая голова. Радуйтесь еще, если отделаетесь двумя неделями. Оставай-
тесь тут, я сейчас пришлю с лакеем ваши вещи. До свидания. Кстати, сове-
тую поселиться на улице Монторгейль, в "Кошке с  клубком":  там  отлично
кормят, если только там еще прежняя хозяйка. Прощайте.
   Очень довольный, он вернулся домой и в самом деле послал слугу отнес-
ти пожитки швейцарцу, который все сидел на том же месте, где оставил его
д'Артаньян, и не мог прийти в себя от нахальства противника.
   Слуга, хозяйка и весь дом преисполнились к д'Артаньяну таким благого-
вением, с каким отнеслись бы разве только к Геркулесу, если бы он  снова
явился на землю для свершения своих двенадцати подвигов.
   Но, оставшись наедине с хозяйкой, д'Артаньян сказал ей:
   - Теперь, прекрасная Мадлен, вам известно, чем  отличается  швейцарец
от дворянина. Вы-то сами воли себя как трактирщица. Тем  хуже  для  вас,
так как из-за вашего поведения вы теряете мое уважение и  своего  посто-
яльца. Я выгнал швейцарца, чтобы проучить вас, но жить я здесь не стану,
я не квартирую у тех, кого презираю. Эй,  малый,  отнеси  мой  сундук  в
"Бочку Амура" на улицу Бурдоне. До свидания, сударыня.
   Произнося эти слова, д'Артаньян был, вероятно, и величествен и трога-
телен. Хозяйка бросилась к его ногам, просила прощения и своей нежностью
принудила его задержаться. Что сказать еще? Вертел крутился, огонь  тре-
щал, прекрасная Мадлен рыдала; д'Артаньян сразу почувствовал соединенное
действие голода, холода и любви; он простил, а простив - остался.
   Вот почему д'Артаньян жил на Тиктонской улице в гостинице "Козочка".     


VII

   Д'АРТАНЬЯН В ЗАТРУДНИТЕЛЬНОМ ПОЛОЖЕНИИ, НО ОДИН ИЗ НАШИХ СТАРЫХ  ЗНАКОМЫХ ПРИХОДИТ ЕМУ НА ПОМОЩЬ

   Итак, д'Артаньян в раздумье шел к себе домой, с  удовольствием  унося
кошелек кардинала Мазарини и мечтая о прекрасном алмазе, который некогда
принадлежал ему и теперь на мгновенье сверкнул перед ним на пальце  пер-
вого министра.
   "Если бы этот алмаз когда-нибудь снова попал мне в руки, - думал  он,
- я бы не сходя с места превратил его в деньги  и  купил  маленькое  по-
местье возле отцовского замка; замок этот довольно  приятное  обиталище,
но не имеет при себе никаких угодий, кроме сада величиной с кладбище Из-
биенных Младенцев; затем я величественно дожидался бы, пока какая-нибудь
богатая наследница, соблазненная моей внешностью, предложит мне вступить
с ней в брак; потом у меня появилось бы три  мальчугана:  из  первого  я
сделал бы важного барина вроде Атоса, из второго - храброго солдата вро-
де Портоса, а из третьего - изящного аббата вроде  Арамиса.  Право,  это
было бы куда лучше той жизни, какую я веду; но, на беду мою, господин де
Мазарини жалкий скряга и не поступится этим алмазом в мою пользу".
   Что сказал бы д'Артаньян, если бы знал, что королева вручила Мазарини
алмаз для передачи ему!
   Выйдя на Тиктонскую улицу, он застал там большое волнение;  множество
народу столпилось возле его дома.
   - Ого, - сказал он, - уж не горит ли гостиница "Козочка" или не  вер-
нулся ли и впрямь муж прекрасной Мадлен?
   Оказалось, ни то, ни другие; подойдя ближе,  д'Артаньян  увидел,  что
толпа собралась не перед его домом, а перед соседним. Раздавались крики,
люди бегали с факелами, и при свете этих  факелов  д'Артаньян  разглядел
мундиры.
   Он спросил, что случилось.
   Ему ответили, что какой-то горожанин с дюжиной друзей напал на  каре-
ту, ехавшую под конвоем кардинальской гвардии, но явилось  подкрепление,
и горожане обратились в бегство. Их предводитель скрылся в соседнем  до-
ме, и теперь этот дом обыскивают.
   В молодости д'Артаньян непременно бросился бы туда, где были солдаты,
и стал бы помогать им против горожан, но такой пыл  давно  уже  остыл  в
нем; к тому же у него в кармане было сто пистолей, полученных от  карди-
нала, и он не хотел подвергать их разным случайностям, вмешавшись в тол-
пу.
   Он пошел в гостиницу без дальнейших  расспросов.  Бывало,  д'Артаньян
всегда желал все знать; теперь он всякий раз считал, что знает уже  дос-
таточно.
   Его встретила красотка Мадлен. Она его не ожидала, так как д'Артаньян
сказал ей, что проведет ночь в Лувре, и обласкала его за  это  непредви-
денное появление, которое пришлось тем более кстати, что она очень  боя-
лась смятения на улице и теперь не располагала швейцарцем для охраны.
   Она хотела завязать с д'Артаньяном разговор, рассказать обо всем слу-
чившемся; но он велел подать ужин к себе в комнату и принести  туда  бу-
тылку старого бургундского.
   Прекрасная Мадлен была у него вышколена по-военному, - иначе  говоря,
исполняла все по первому знаку; а так как д'Артаньян на этот раз  собла-
говолил говорить, то его приказание было выполнено вдвое скорее  обычно-
го.
   Д'Артаньян взял ключ и свечу и поднялся в свою комнату; чтобы не сок-
ращать доходов хозяйки, он удовлетворился  комнаткой  в  верхнем  этаже.
Уважение, которое мы питаем к истине, вынуждает нас  даже  сказать,  что
эта комната помещалась под самой крышей и рядом с водосточным желобом.
   Д'Артаньян удалялся в эту комнату, как Ахиллес в  свой  шатер,  когда
хотел наказать прекрасную Мадлен своим презрением.
   Прежде всего он спрятал в старый шкафчик с новым замком  свой  мешок,
содержимое которого он не собирался пересчитывать, чтобы  узнать,  какую
оно составляет сумму; через минуту ему подали ужин и  бутылку  вина,  он
отпустил слугу, запер дверь и сел за стол.
   Все это было сделано д'Артаньяном вовсе не для того, чтобы  предаться
размышлениям, как мог бы предположить читатель, - просто он считал,  что
только делая все по очереди - можно делать все хорошо. Он был голоден  -
он поужинал; потом лег спать.
   Д'Артаньян не принадлежал к тем людям, которые полагают, что  ночь  -
добрая советчица: ночью Д'Артаньян спал. Наоборот, именно  по  утрам  он
бывал бодр, сообразителен, и ему приходили в голову самые  лучшие  реше-
ния. Размышлять по утрам он уже давно не  имел  повода,  но  спал  ночью
всегда.
   На рассвете он проснулся, живо, по-военному, вскочил с постели и  за-
шагал по комнате, соображая:
   "В сорок третьем году, за полгода примерно до смерти кардинала, я по-
лучил письмо от Атоса. Где это было?.. Где же?.. Ах, это было при  осаде
Безансона. Помню, я сидел в траншее. Что он мне писал? Будто поселился в
маленьком поместье, - да, именно так, в маленьком поместье.  Но  где?  Я
как раз дочитал до этих слов, когда порыв ветра унес  письмо.  Следовало
мне тогда броситься за ним, хотя ветер пес его прямо в  поле.  Но  моло-
дость - большой недостаток... для того, кто уже не молод.  Я  дал  моему
письму улететь к испанцам, которым адрес Атоса был ни к чему, так что им
следовало прислать мне письмо обратно. Итак, бросим думать об Атосе. Пе-
рейдем к Портосу...
   Я получил от него письмо; он приглашал меня на большую охоту в  своих
поместьях в сентябре тысяча шестьсот сорок шестого года. К несчастью,  я
был тогда в Беарне по случаю смерти отца; письмо последовало за мной, но
я уже уехал из Беарна, когда оно пришло. Тогда оно отправилось  по  моим
следам и чуть не нагнало меня в  Монмеди,  опоздав  всего  на  несколько
дней. В апреле оно попало наконец в мои руки, но так как шел уже  апрель
тысяча шестьсот сорок седьмого года, а приглашение было на сентябрь  ты-
сяча шестьсот сорок шестого года, то я не мог им  воспользоваться.  Надо
отыскать это письмо: оно должно лежать вместе с моими актами на именье".
   Д'Артаньян открыл старый сундучок, стоявший в углу комнаты, наполнен-
ный пергаментами, относившимися к землям д'Артаньяна, которые уже с лиш-
ком двести лет как вышли из владения его предков, и вскрикнул от  радос-
ти. Он узнал размашистый почерк Портоса, а под ним несколько строчек ка-
ракуль, начертанных сухой рукой его достойной супруги.
   Д'Артаньян не стал терять времени попусту  на  перечитыванье  письма,
содержание которого он знал, а прямо обратился к адресу.
   Адрес был: "Замок дю Валлон".
   Портос и не подумал дать более точные указания. В  своей  надменности
он думал, что весь свет должен знать замок, которому он дал свое имя.
   - Проклятый хвастун! - воскликнул Д'Артаньян. - Он нисколько не пере-
менился! А мне именно с него-то и следовало бы начать  ввиду  того,  что
он, унаследовав от  Кокнара  восемьсот  тысяч  ливров,  не  нуждается  в
деньгах. Эх, самого-то лучшего у меня и не будет! Атос так пил, что, на-
верное, совсем отупел. Что касается Арамиса, то он, конечно, погружен  в
свое благочестие.
   Д'Артаньян еще раз взглянул на письмо. В нем была приписка, в которой
значилось следующее:
   "С этой же почтой пишу нашему достойному другу Арамису в  его  монас-
тырь".
   - В его монастырь? Отлично. Но какой монастырь? Их двести в одном Па-
риже. И три тысячи во Франции. К тому же он, может быть, поступая в  мо-
настырь, в третий раз изменил свое имя? Ах, если бы я был силен в богос-
ловии, если б я мог только вспомнить предмет его тезисов, которые он так
рьяно обсуждал в Кревкере с кюре из Мондидье и  настоятелем  иезуитского
монастыря, я бы уже смекнул, какой доктрине он  отдает  предпочтение,  и
вывел бы отсюда, какому святому он мог себя посвятить. А не пойти ли мне
к кардиналу и не спросить ли у него пропуск во  всевозможные  монастыри,
даже женские? Это действительно мысль, и, может быть, тудато он  и  уда-
лился, как Ахиллес. Да, по это значит с самого начала признаться в своем
бессилии и с первого шага уронить себя во  мнении  кардинала.  Сановники
бывают довольны только тогда, когда ради них делают  невозможное.  "Будь
это вещь возможная, - говорят они нам, - я бы и сам это сделал".  И  са-
новники правы. Но не будем торопиться и разберемся толком. От него я то-
же получил письмо, от милого друга, и он даже просил  меня  оказать  ему
какую-то услугу, что я и выполнил. Да. Но куда же я девал это письмо?

  

  Читать  дальше ...   

***

***

 Источник :  http://lib.ru/INOOLD/DUMA/dwadcat_let.txt  === 

***

ПРИМЕЧАНИЯ 

***

 Читать с начала - Двадцать лет спустя. Александр Дюма. 001. * ЧАСТЬ ПЕРВАЯ *  I    ТЕНЬ РИШЕЛЬЕ.  II    НОЧНОЙ ДОЗОР.

***

*** Двадцать лет спустя. Александр Дюма. 022.* ЧАСТЬ ВТОРАЯ * I НИЩИЙ ИЗ ЦЕРКВИ СВ. ЕВСТАФИЯ. II БАШНЯ СВ. ИАКОВА. III БУНТ.

 Три мушкетёра

---

Читать - Виконт де Бражелон. Александр Дюма. 001 - с начала...

---

***


---

---

***

***

ПОДЕЛИТЬСЯ

Яндекс.Метрика 

---

Фотоистория в папках № 1

 002 ВРЕМЕНА ГОДА

 003 Шахматы

 004 ФОТОГРАФИИ МОИХ ДРУЗЕЙ

 005 ПРИРОДА

006 ЖИВОПИСЬ

007 ТЕКСТЫ. КНИГИ

008 Фото из ИНТЕРНЕТА

009 На Я.Ру с... 10 августа 2009 года 

010 ТУРИЗМ

011 ПОХОДЫ

012 Точки на карте

018 ГОРНЫЕ походы

Страницы на Яндекс Фотках от Сергея 001

---

---

Жил-был Король,
На шахматной доске.

Жил-был Король

---

О книге -

На празднике песнь 

Планета Земля...

Новости

Аудиокниги

Новость 2

Семашхо

***

***

Просмотров: 254 | Добавил: iwanserencky | Теги: текст, классика, Двадцать лет спустя, литература, Роман, Александр Дюма, слово, франция, 17 век, история, Александр Дюма. Двадцать лет спустя, проза | Рейтинг: 5.0/1
Всего комментариев: 0
Имя *:
Email *:
Код *: