ПОЕЗДКА В ДЕМЯХИ. Повесть. Вячеслав Кондратьев. ... 01 - 27 Апреля 2019

Главная » 2019 » Апрель » 27 » ПОЕЗДКА В ДЕМЯХИ. Повесть. Вячеслав Кондратьев. ... 01

15:02

ПОЕЗДКА В ДЕМЯХИ. Повесть. Вячеслав Кондратьев. ... 01

***

ПОЕЗДКА В ДЕМЯХИ

Вячеслав Кондратьев. Когда поезд тронулся, Анохин ругнулся про себя - «Какого черта меня дернуло, блажь это! Самая настоящая блажь! Выйду на первой же остановке — и обратно» Но поезд отходил поздно вечером, первая остановка была около часу ночи, вылезать из вагона на какой-то станции, ждать поезда на Москву неизвестно сколько показалось слишком хлопотно, и он остался.

Последние годы избалован он был вагонами «СВ», а сейчас ехал в обычном купе с тремя соседями, двое из которых, видать, вечно командированные, сразу же вынули дорожную шахматную доску и молча, сосредоточенно начали передвигать фигурки. Говорить им, наверно, было не о чем, переговорили об всем за свои совместные пути-дорожки. Третьей была довольно миловидная женщина. Она раскрыла книжку и углубилась в чтение, прерывая его лишь выходом с сигареткой — покурить.

Командированные, мужички под сорок, внимания на нее не обращали, да и она была безразлична к окружающим. Общего разговора не завязывалось, и Анохину нечем было отвлечься от ощущения напрасности и ненужности затеянной поездки, которое появилось у него сразу же, как он зашел в вагон.

Когда женщина очередной раз вышла покурить, он пошел за ней. В конце вагона они поначалу дымили молча, пока наконец он не спросил:

— В командировку едете?

— Да.

— И часто приходится?

— Довольно часто. Надоело,— вздохнула она.— хорошо, что в этот раз соседи ничего, без бутылок и карт! А то бывает...— Она махнула рукой.

А я вот как-то неожиданно выбрался, а сейчас жалею.

Она посмотрела на него равнодушно и ничего не спросилаа, а ему хотелось какого-то разговора, в котором надеялся прояснить для себя, блажь ли эта поездка, действительно назрело что-то в душе и заставило ехатъ.

Поехал, а вот сейчас не знаю, нужно ли это возврашение к прошлому? — продолжил он.

Женщина кинула взгляд на орденские колодки и сказала, стараясь придать голосу сочувствие:

— К местам, где воевали, едете? .

— Да... Точнее, не где воевал, а просто проходил по дороге на фронт. Он помолчал немного, потом добавил: — Понимаете ли, как-то пролетела жизнь и оглянуться не успел. Несколько раз собирался, и все какие-то дела, оставлял на потом. И вдруг — скоро шестьдесят. Именно вдруг.

— Да, годы летят быстро. Пожалуй, дольше всего длиться детство и юность, а потом все быстрей и быстрей. А у нас, женщин, вообще век короткий. Вам вот скоро шестьдесят, а вы еще мужчина... Небось, еще за молоденькими приударяете?

— Увы, тоже все некогда... Всю жизнь было некогда — институт, аспирантура, диссертация, за ней другая, а сейчас кафедра... Вот если не переизберут, тогда, может, на отдых. Так и прошла жизнь.— Он вздохнул.

— Ну, зато добились многого. Это не всем удается. Я вот рядовой инженер до конца дней: командировки, отчёты, бумаги. Из-за этих командировок и мужа потеряла, ревновал очень...

— Может, не зря ревновал? — улыбнулся он.

— Наверно, не зря. Я компании любила, хотя серьезного-то ничего не было. Ухаживали, конечно, в рестораны водили. Я не отказывалась. Дома быт заел, а в командировках хоть какой праздник. Ревновал, а сам таким оказался... Она бросила сигарету и достала следующую. Он щелкнул зажигалкой.

— М-да... Вы, конечно, другие сейчас, чем женщины нашего поколения. Он сильно затянулся сигаретой и после паузы нерешительно продолжил: — Вот скажите, Способны ли вы подарить себя совершенно незнакомому человеку, зная, что не увидите его больше, подарить лишь потому, что человек этот идет на смерть?

— Не знаю,— пожала плечами женщина.— Не задумывалась об этом. Но если человек нравится, почему и не «подарить», как вы выразились.

— Да, теперь все проще, разумеется. Если нельзя,но очень хочется, то можно... Женщина рассмеялась.

— Ну такое всегда, наверно, было. Просто теперишние люди откровенней.

— Нет, были какие-то рамки... А что касается, нравился ли женщине тот человек, то скажу — не видала она его.

— Вот как?! Совсем забавно!

— Для вас забавно, а для нас тогда все было гораздо серьезнее.

Она посмотрела на него, скептическая улыбка тронула губы.

— А не кажется ли вам, что вы несколько идеализируете свое поколение? Конечно, у вас была война, но ведь всякие были, не только такие хорошие, какими вы себя представляете.

— Возможно, вы правы. Действительно, нас сейчас несколько идеализируют: войну выиграли, Россию спасли. А мы были разные, и не все и не всегда хорошие. Хотя, наверно, в общем-то были лучше вас, молодых. Вы не выдержали испытания сытостью.

— Помилуйте,— рассмеялась опять женщина,—какая такая сытость? Я на свою месячную зарплату могу купить три дамских сапога! Вы на жизнь с колокольни своей кафедры смотрите, спуститься надо, профессор.

— Простите, но я не об этом говорил, в общем-то мы все сыты.

— Да, но копеечки-то считаем, да еще как! Женщина бросила сигарету и собралась уходить.

— Погодите,— остановил он ее.— Знаю, противница вы и карт и бутылок в поезде, но кофейку мы сможем выпить?

— Вижу, поговорить вам охота. На ночь глядя кофе вроде не пьют, да ладно, давайте. Спать еще рано, я вообще, как представлю городишко этот, гостиницу, каждодневную мороку по кабинетам заводоуправления, так тоска какая-то.

Они пошли в купе. Командированные уже улеглись на верхних полках, один похрапывал. Анохин раскрыл портфель, достал банку растворимого кофе, печенье, шоколад. Потом сходил за кипятком. Размешав кофе, он поднял стакан:

- Что ж, за знакомство. Меня зовут Сергеем Владимировичем.

- Дина,— представилась она, беря стакан. Сверху на них глянул не спавший командированный и криво усмехнулся. Анохин заметил его взгляд.

— Поговорим, когда выйдем, а то товарищи уже спят. Они молча выпили кофе.

— Что же вы хотели порассказать? — спросила Дина, когда они вышли. — Как я поняла, какая-то женщина по дороге на фронт «подарила», как вы выразились, себя кому-то — видимо, вам, и теперь вы едете в те места...

— Да, еду... Хотя вряд ли найду ту деревню, ведь названия даже не помню...

— И надеетесь разыскать эту женщину?

— Не надеюсь. Я сам не знаю, зачем еду. Наверное, все это страшная глупость, но потянуло и не дает покоя.

— Женщина-то ваша уже старуха, в деревне женщины быстро стареют.

— Понимаю и это. К тому же я и лица ее не видал...

— Занятно. А имя хоть знаете?

— Имя она сказала, но неопределенно. Когда я спросил, она ответила: «Ну, Катя... А может, Настя, какая разница, все равно больше не увидимся».

— И сколько же лет прошло с тех пор? — спросила она уже с интересом.

— Много. Около сорока... Смешно, правда?

— Да, надо бы пораньше, ну лет через десяток хотя бы,—усмехнулась Дина.

— Собирался я и пораньше, но все на потом оставлял, а жизнь пролетела... Да я говорил вам. Глупо и незачем ехать.

— Но едете? Наверно же, были женщины за эти годы?

— Да, были,—задумчиво произнес он.— Но не вспоминаются, бесследно прошли. А эта... Может, потому, что первая?

— Для мужчин вряд ли это имеет значение.

— Не скажите. К тому же война.

— Ну что ж, рассказывайте,— улыбнулась Дина.

— Да в общем-то и рассказывать особо нечего...— задумчиво начал он. — Шли мы маршевой ротой на город Белый. Вышли из Нелидова уже к концу дня. Не помню сколько деревень прошли, но к ночи подошли к какой-то деревушке и, благо свободная от постоя оказалась, положились на ночлег. Я с отделением попал к одной старушке. Ну, тогда она старушкой мне казалась, а было ей, наверно, под пятьдесят. Расположились кто где, она меня на печку положила. Видно, самый жалкий был на вид и замерзший. Залез, согрелся быстро и в сон... Среди ночи просыпаюсь и чувствую, около меня кто-то лежит. Протянул руку — женщина! Ну, сами понимаете что для мальчишки впервые в жизни оказаться рядом с женщиной. Ну и...

— Можете без подробностей,— прервала она его.

— Да, конечно... Утром просыпаюсь — никого. Спрашиваю хозяйку, кого она рядом со мной положила, она мне в ответ, что племянница нежданно пришла на ночь глядя, а в избе народ, ну она ее ко мне на печку, как к самому молоденькому да тихому, который не тронет, и положила... Вот и все, —закончил он, вздохнув.— Название деревни ие спросил, помню только, что утром, идя дальше, какую-то речушку проходили.

— Речушку? Погодите, погодите... И мостик был?

— Да, небольшой.

— Не Демяхи ли эта деревня? Верст двадцать от Нелидова, говорили?

— Да, не меньше.

— Тогда, наверно, Демяхи. А речушка эта —Лосьмянка.

— А вы... вы... откуда это знаете?— даже зазаикался он.

— Знаю,— усмехнулась она, сунув сигарету в пепельницу.

— От-ку-да? — еле произнес он.

— А если не скажу, спать не будете? Ну, ничего, не поспите ночку, ничего с вами не сделается.

— Дина, милая, вы же меня, как в сердце... Что вы еще знаете?

— Больше ничего... Побледнели вы здорово.

Сергей Владимирович не только побледнел, он был ошеломлен тем, что далекое, вроде бы и не бывшее прошлое вдруг обрело реальность — да, существует живая и настоящая деревня Демяхи, и никуда от этого теперь не уйдешь, ну и еще — откуда эта женщина знает об этой деревне? Он не мог говорить, пока Дина не направилась по коридору, — Вы больше ничего не скажете? — бросил вдогон.

Она обернулась, пожала плечами и ничего не ответила. Он еще долго стоял и курил, а когда вернулся в купе, Дина уже лежала, укрывшись одеялом, и как будто бы спала.

Он знал, что вряд ли заснет, но все же разделся и прилёг. Мысли смешались. Откуда Дина знает название этой деревни? Откуда? А вдруг?.. Да нет, не может быть, успокаивал он себя. А почему не может быть? Все может. В купе был погашен свет, а ему хотелось разглядеть как следует ее лицо повнимательней, похожа ли, есть ли что-то общее? Но он слышал только ее дыхание...

Все было так и не совсем так, как он рассказывал об этом Дине. Да, топали они по занесенному снегом, неразъезженному большаку, бил в лицо ветер и сек снежном крупой, пронизывая насквозь тертые-перетертые шинельки "бэу". Мерзли ноги в ботинках и стыли руки во фланелевых, подбитых рыбьим мехом рукавицах. Хорошо еще, что не обвешаны были оружием, шли налегке с одними лишь тощими вещмешками, в которых болтались две пачки концентратов и несколько сухарей... И мечта у всех одна, как на всех маршах: забраться хоть на несколько минут в теплую избу и искурить там хотя бы одну цигарку, не на ходу, а сидя, а еще лучше лежа, растянувшись на полу. Вот и все.

И когда старший лейтенант, одетый, кстати, в полушубок и валенки, остановил роту около той деревни и сказал, что будут тут искать ночлега, никто не поверил. Вернее, побоялись верить, потому как если бы не вышло с этим, то каково будет переть дальше, когда силенки уже на исходе, хоть вались прямо в снег.

Но на ночлег в деревне приняли, разместили в каждой избе по отделению. Как вошли, так и повалились на пол, не став ждать, когда хозяйка подстелит какие-нибудь половички, или старые одеяла, или тулупы. Уже потом подкладывала она под спящих солдат разное тряпье, чтоб не на голом полу спали, а на него поглядела, покачала головой на его прежалкий вид и сказала:

— Тебя, миленький, на печку положу, больно уж ты измерзший. Да и командир вроде,— добавила, глянув на одну лычку на погоне.

Так и попал он на теплую печь, где не сразу кончил бить его колотун. Ботинки он снял, ватные брюки тоже, но остальное не снимал, накрылся чем-то, что было на печке, уткнул голову не то в подушку, не то в узелок какой-то и, когда малость согрелся, искурил цигарку, которую еле-еле завернул промерзшими пальцами, и заснул мертвым, без сновидений сном, словно в черную яму провалился.

Как он проснулся и почему, сам не знал, но проснулся и почувствовал слева от себя, что кто-то лежит с ним рядом, около стенки. Вначале подумал, что хозяйка еще кого-то из ребят к нему положила, и хотел было опять уйти в сон, но пахло от лежащего рядом человека не солдатом — не махрой, не мужским потом, не портянками вонючими, а пахло будто бы парным молоком... Он протянул руку, и коснулась она щеки — мягкой, нежной, и понял он, что лежит с ним не мужчина. Он повернулся на бок, прижался и ощутил теплое женское тело в мягком платьице и уже как в полусне, как в наваждении каком-то прикоснулся губами к щеке и замер... Потом от щеки стали его губы приближаться ко рту девушки, и он робко поцеловал ее. Она не проснулась или сделала вид, что не проснулась. Тогда он осмелел и прижался к ее губам сильнее. По щекотнувшим ресницам ее он понял, что открыла она глаза — значит проснулась, и он уже ждал, что она сейчас отвернет свое лицо. Так и случилось: жестковатой рукой деревенской девушки она отодвинула его лицо от себя и отвернулась, прошептав: «Не надо, глупенький. Не надо».

Но то, что сказала она мягко, добавив ласковое «глупенький», толкнуло его на дальнейшее: он уже неробко повернул ее к себе... И случившееся показалось ему совершенно естественным, словно по-другому и не могло быть, только смущен он был своей неловкостью.

— Молоденький ты какой, не умеешь еще ничего,— прошептала она.— Первая я у тебя, что ли?

— Первая...—признался он.

— Кабы по-настоящему у нас все вышло, может, ребеночка от тебя заимела бы... Вот, не дай бог, убьют тебя, все-таки не совсем умрешь, останется от тебя дите...— Она помолчала, а затем спросила: — Боишься смерти-то?

— А кто ее не боится? Я уже второй раз иду, из госпиталя, знаю, что ждет.

— Господи, побьют всех вас, что нам, девкам, после войны делать?

— Всех-то не побьют.

— Сколько годков-то тебе?

— Восемнадцать.

— Постарше я тебя буду,— призналась она.— Может, полегче тебе теперь будет на войну-то идти?

— Наверное...

— Ты вспоминай меня... И я вспоминать буду, молить, чтоб миновали тебя пули, чтоб живым остался...— шептала она, прижимаясь к нему.

И от этих слов, от тепла ее тела было ему так хорошо, что ушли из головы на время тяжелые мысли и предчувствия, всегда томящие солдат, идущих к фронту, в страшную неизвестность.

И когда получилось все вроде бы по-настоящему, он спросил, как ее звать.

— Ну, Катя, а может, Настя? Какая разница — не увидимся же больше... Если и живой останешься, вряд ли в нашу деревню возвернешься. Городской же ты, вижу...

— Да, москвич я...

Они заснули, а когда под утро проснулся он и сразу же бросил руку влево, где лежала девушка, там никого не оказалось. Но то, что был это не сон, а все наяву, он не сомневался. Только почему ушла она не попрощавшись, не показав при свете своего лица? Застеснялась либо спешила куда, но оставила в памяти лишь нежность своей кожи да запах парного молока, уйдя из его жизни навсегда... Да, навсегда...

Он опять взглянул на лежащую напротив Дину. Она ровно дышала, и сон ее был, видимо, спокойный, и он подумал, что раз так, вряд ли есть какая-то связь между деревней Демяхи и ею. Но откуда она знает про эти Демяхи, почему не сказала ничего больше, заставив его мучиться в бессоннице, этого он понять не мог.

Еще на рассвете он оделся и вышел курить, все равно уже не уснуть. Присел и, глядя в окно, стал опять корить себя за эту глупую поездку, которая разорвала размеренный ход его жизни. Ну к чему она? У него есть взрослая дочь, недавно удачно вышедшая замуж, у него есть жена, намного моложе его, и прекрасно выглядит; у него есть кафедра, прекрасная квартира; и вот каким-то дурацким эхом войны ворвались в его душу фронтовые воспоминания и заставили его ехать черт те знает куда,в какую-то деревню, название которой он только что случайно узнал.

Выкурив натощак, чего никогда не делал, две сигареты, он почувствовал легкое головокружение и тошноту и хотел было вернуться в купе, чтоб съесть припасенный на дорогу бутерброд, но увидел Дину в сиреневом халатике, с полотенцем в руках. Чтоб не стеснять ее, он вышел в тамбур, где сквозило и гремели колеса на стыках. Пришлось взяться за третью сигарету, хотя курить и не хотелось. Проторчав какое-то время в тамбуре, он вошел в вагон. Дина сидела на ящике для мусора н курила.

— Доброе утро,— сказал он. — Тоже натощак курите?

— Я перекусила малость.,, Ну что, помучились ночью? — с усмешечкой спросила она.

— Помучился,— глухо ответил он.— Откуда же вы?.. Но Дина перебила его:

— Надо искупать грехи молодости... А то — «испытания сытостью вы не выдержали». Вы, небось, хорошо зарабатываете?

— Не жалуюсь.

— И жена еще, наверное, работает? Ведь помоложе она вас, угадала?

— Угадали.

— Лет на пятнадцать, верно?

— Тоже угадали.

— И дом полная чаша?

— В общем-то да, жаловаться грех.

— Так какого же, извините, хрена понадобилось вам в эти Демяхи переться? Кого вы там найти надеетесь? Женщину, с которой ночку провели сорок лет тому назад? Зачем она вам? Или думаете, ребеночка она вам родила? Так ребеночку-то этому тоже сорок. Мужик уже или баба — немолодые. Ну, зачем вам туда?

Дина говорила почему-то раздраженно, даже зло, и это удивило его. Он спросил:

— Почему, Дина, вы так неприязненно говорите?

— А что же мне, умиляться вами: какой, дескать, хороший — через сорок лет вспомнил, поехал, видите ли. Покой свой нарушив на старости лет. какое благородство сохранил, совесть не потерял...

— Ну зачем вы так? — мягко попросил он ее.

— Зачем?! Да потому, что мать моя тоже в войну вот так «подарила» себя, как вы выразились, одному, вроде вас... Но у них-то хоть какая-то любовь была, писал он годик, а потом замолк... И вообще не люблю я вас, мужиков. Кабы я вас этими Демяхами не огрела, так наверняка что-нибудь надумали, благо я сразу вам призналась, что одинокая, безмужняя, на сто шестьдесят рэ с сыном живу.

— Про сто шестьдесят не говорили.

— Так догадаться нетрудно — красная цена инженерши с пятнадцатилетним стажем. Помоложе я вашей жены?

— Помоложе.

— Вот что вам теперь и надо! С молоденькими боитесь, да и понимаете, ради чего они на вас клюнуть могут, ну, а с такими, как я, можно, хлопот никаких. Противно!

— Дина, разве я вам дал какие-либо основания для такого? Помилуйте, путаете меня с кем-то, но я-то при чем?

— Простите, сорвалась. Недавно с главным инженером нашим ездила, так вот... «СВ», купе отдельное, угощеньице...— Она помолчала немного. — Может, вы и другой, хотя и сомневаюсь, одним миром мазаны — добились всего к шестидесяти, денежки лишние завелись, всего навалом, почему бы и не порезвиться, впереди-то годков мало осталось.

— Наверно, есть в ваших словах правда, печальная правда,—задумчиво сказал Анохин,— Не было у нас юности, тяжелая была молодость... Конечно, недобрали мы многого... Но стоит ли судить так строго, Дина?

— Я не сужу... Просто противно, когда тебя купить хотят, да к тому же по дешевке. — Она резко выбросила докуренную сигарету в окно и собралась уходить.

— Дина, так скажите, пожалуйста, откуда вы эти Демяхи знаете? — остановил он ее.

— Ладно, скажу... Мой бывший муж родом из-под Белого, так мы очень часто на машине к его родным ездили, как раз по этой дороге, что из Нелидова идет, ну и поневоле почти все названия деревень запомнила, а у этой речушки Лосьмянки останавливались всегда... Ну, полегчало? А то, наверно, невесть что подумали.

— Подумал... Спасибо, Дина. Но сказать, что полегчало, не могу.

— Возвращаться вам надо, профессор, да и выкинуть все мысли об этой затее. Подумайте, сколько лет прошло,— уже мягче сказала Дина и пошла в купе.

— Да, выкинуть,— как-то отрешенно повторил он к достал четвертую сигарету.

Но тут вагонная жизнь пошла своим чередом, около туалета выстроилась очередь, и он, не докурив, вернулся в купе. Командированных не было, видно, умывались. Дина сидела и читала. Он присел напротив, достал кофе и свои припасы.

— Кофе у вас прекрасный,— заметила Дина, разглядывая этикетку.— Ветеранский паек?— и усмехнулась.

— Да... Я схожу за кипятком,— поднялся он.

— Знаете ли что, возвращайтесь-ка вы в Москву.

— Нет уж... Надо пройти это до конца.

— Да, пришло, конечно, времечко и о душе подумать,— и опять скривились ее губы в насмешливой улыбке.

— Хоть бы пожалели малость, женщина же вы,—сказал он и вышел.

Когда он вернулся со стаканами и присел, Дина продолжила:

— Мне, честно говоря, и жалко вас, и злость берет. Поздно опомнились. Что бы приехать в эти Демяхи после войны сразу или лет через пяток хотя бы! И Катя ваша, или Настя, как ее там, молодая еще была, и ребеночек, ежели оказался, то махонький... Так не до того было.

— Не до того, конечно... Кем был-то? Нищим студентом. И захотел бы что дать, так не из чего.

— Струсили, значит?

— Наверно.

— Да и ни к чему все это было. Подумаешь, в какой-то деревне... Лица даже не видел... Ведь верно?

— Верно,— покорно произнес он.

— А сколько так вот было? Во скольких деревнях живут дети таких вот прохожих солдатиков? А вы? Через сорок лет очнулись? Поздно. А сколько тех, которые вообще все забыли! А дети-то их живут где-то, не зная отцов. Вот и я такая. Тоже, небось, после войны о другой жизни мой миленький папаша думал, о городе, об учебе. Зачем ему к сельской учительше возвращаться, хотя и знал он, что дочь у него... А вы — благородное поколение, Россию спасли, совесть у вас необыкновенная... Ладно,—перебила она сама себя.— Опять завелась.

Она помолчала, а потом сказала:

— Я бы своего папочку, если бы он появился, на порог не пустила. Вот так.

— Ваша мать жива?

— Да, вместе сейчас живем... Трудная у нее жизнь была,— задумчиво сказала Дина.— Кстати, сходить вам скоро.

— Да, да...

Вернулись командированные, привычно вынули из портфелей еду и стали дожидаться чаю. Вскоре принесли и чай. Анохин же стал собираться, убрал свою снедь в портфель, накинул плащ.

— Прощайте, Дина. Хорошо, что вас встретил, что вы сказали мне про эти Демяхи, а то бы вряд ли нашел, вряд ли вспомнил эту деревушку. Какой-то счастливый случай.

— Счастливый ли?—усмехнулась она.— Подумайте все же, профессор, не возвратиться ли вам сразу из Нелидова в Москву?

— Я подумал... До свидания, товарищи,— кивнул он командированным. Те ответили тоже кивками. Они уже вынули шахматную диску и расставляли фигуры.

Анохин вышел в тамбур. Поезд замедлял ход, приближаясь к станции. Вряд ли узнает он это Нелидово, изменилось все, наверно, за сорок лет, да и шли они тогда не от станции, а чуть западней. Но что-то дрогнуло у него в душе, когда поезд остановился и он вышел на перрон. Он почему-то редко вспоминал войну, его никогда не томила фронтовая ностальгия, ему ни разу не захотелось побыть в местах, где воевал. Видно, слишком крутила жизнь, слишком занят был все время своей работой, наукой и, чего греха таить, карьерой, но в хорошем смысле этого слова, как ему самому казалось. Он знал себе цену и хотел быть на той ступени служебной лестницы, которой соответствовал. Десятилетнее заведование кафедрой его вполне устраивало, дальше он не стремился, да было уже и поздно. Наверно, его переизберут и на третий срок, а там видно будет...

Нелидово оказалось совсем незнакомым местечком. Читать дальше ... ***

***

*** ПОЕЗДКА В ДЕМЯХИ. Повесть. Вячеслав Кондратьев. ... 01

*** ПОЕЗДКА В ДЕМЯХИ. Повесть. Вячеслав Кондратьев. ... 02

***

*** Поездка в Демяхи. Повесть. Вячеслав Кондратьев. Книга "Сашка".