Писатель Николай Дашкиев

          — Какой у него титул?.. — переспросил профессор Лобачев с улыбкой. — ...Видите, он нигде не учился... и даже неграмотный. — Неграмотный?.. В наше время? — мне показалось, что профессор просто дурачит меня. — Значит, это просто знахарь? — Гм... в определенной степени, да. — И молодой? — Не старый. — Ничего не понимаю! Я допустил ошибку самого плохого корреспондента: вместо терпеливо слушать, царапая что-то в блокноте, пока человек увлечется и начнет рассказывать по-настоящему интересное, я встрял в монолог своим глупым вопросом и теперь не знал, как спасти положение. — И именно он создал эти чудесные лекарства? — Гм... Не совсем так. Он сделал начало. А наш институт, потратил немало усилий, довел дело до конца. Видимо, у меня был очень растерянный вид, потому что профессор улыбнулся и встал из-за стола: — Ладно, я вас познакомлю с ним. Пока мы шли по длинному коридору Института экспериментальной медицины, я суетливо обдумывал, как построить интервью и какими вопросами интересоваться. С этими учеными вообще забота: им все кажется само собой разумеющимся, а добыть от них более-менее интересные детали истории открытия не легче, чем выдавить хоть каплю воды из гранитной глыбы. Правда, на этот раз материал был интересен сам по себе. Можно заинтриговать читателя с первой же строки: молодого красивого юношу благодарные пациенты считают выдающимся ученым, а он даже... Я не успел домыслить, почему же именно тот юноша остался неграмотным, потому что профессор Лобачев открыл дверь какой-то комнаты и сказал: — Прошу! Вот он, тот знаменитый исследователь. Я захлопал глазами. В большом помещении не было никого. Только из клетки, нашорошивши уши и высунув красный язык, на нас пристально смотрел пёс, — даже не какой-то там дог или сенбернар, а обычный Сирко или Рябко. — Вот это? Он? — хочешь-не хочешь, а пришлось засмеяться, чтобы скрыть смущение. — Простите, профессор, однако очерк об успехах вашего института мне поручил написать не “Перец”, а... — Я не шучу, товарищ, — серьезно ответил Лобачев. — Эти чудесные лекарства, о которых вы собираетесь писать, нашел именно этот пес. Зовут его Пират. — Постойте, постойте! — вскочил я. — Это в его честь новый антибиотик назван пирацылином? — Да, — кивнул головой профессор. — А параскозин — в честь бабы Параски, которая вскормила Пирата... — И неграмотный?.. — схватился я за шутливый тон разговора. — Неграмотный, — сокрушенно согласился Лобачев. — Но воспитанный и вежливый. Корреспондентов не кусает. Хоть и ругается, когда они искажают факты. Пес внимательно прислушивался к нашему разговору. Право, мне показалось, что он понимает все и смотрит на меня с таким же лукавством, как и профессор. Ну, объясните же! Вы долго морочили мне голову, а теперь я перехвачу инициативу! “Исследователь” не только неграмотный, но и немой. На все вопросы придется отвечать Лобачову. — Приветствую вас, уважаемый исследователь! — шутливо поклонился я собаке. — Не позволите взять у вас небольшое интервью? Пес почесал задней лапой ухо, но ничего не ответил. — Соглашайся, Пират! — сказал Лобачев. — Правда, товарищ корреспондент сегодня колбасы не прихватил, но за ним не пропадет. — Конечно! — сказал я солидно. — Меня интересует история вашего открытия. Не можете ли вы рассказать, как... — Нет, не может, — вмешался профессор. — Он лучше покажет. Не успел Лобачев открыть клетку, как Пират опрометью выскочил из нее и помчался в противоположный угол лаборатории, к большому белому шифоньеру. Профессор последовал за ним, снял с полки нечто похожее на акваланг и пристроил эго собаке на спину и грудь. — Можете сфотографировать нас, товарищ корреспондент. Мы в полном боевом снаряжении. Честное Слово, я и до сих пор ничего не понимал! Вполне машинально щелкая блицем, я присматривался к амуниции пса, пытаясь понять ее назначение. Я видел: на спине у Пирата, наверное, ультракоротковолновая радиостанция, на груди — нечто похожее на миниатюрную телевизионную камеру. Пакостное животное, видимо, уже привыкло фотографироваться и, конечно, уже не раз помогало профессору подшучивать над слишком доверчивыми представителями прессы. Видели бы вы, с каким серьезным видом стоял Пират на задних лапах и как горделиво поворачивал голову то направо, то налево. — Вот так мы и блуждаем лугами и полями, пока наткнемся на чудесное целебное зелье. А телевизионная камера на нашей груди фиксирует, Где мы его нашли и какое оно... Целебное зелье!.. Давно прошло то время, когда твердолобые консерваторы гордо перечеркивали все достижения народной медицины, забывая, что больше половины испытаннейших лекарств получают именно из этих трав и корешков. Нынешние фармакологи рыщут по всей планете, ища новые целебные растения... Но каким образом находит их эта собака? — Думаю, вы простите мне некоторую необычность начала нашего интервью, — сказал Лобачев. — Это я нарочно, чтобы ваш будущий очерк был интереснее. Но ничего. Сейчас вы узнаете про все... Пират, попрощайся с товарищем корреспондентом... и напомни ему о двести граммах колбасы. Уже без малейшей иронии, а даже с каким-то подсознательным почтением я пожал шершавую собачью лапу, и мы с Лобачовым направились к небольшой кинопроекторской во втором корпусе института. Дорогой профессор рассказал мне историю Пирата. Это было осенью позапрошлого года. Однажды в субботу Лобачев, чтобы развлечься, поехал на охоту в давно известный ему хуторок Сухую Балку на Черниговщине. Как там ему охотилось — не стоит рассказывать, но как-то утром к нему примчался мальчишка и завопил, что у деда Максима, пасечника, взбесился Пират, и щенка надо немедленно застрелить. Пока Лобачев собрал свою охотничью амуницию и пока добежал до пасеки, Пират перекусал соседских собак и бросился прочь из хутора. Покусанных животных уничтожили; всем, кому могла угрожать опасность заболеть бешенством, сделали прививки. И только дед Максим и баба Параска, которым принадлежал Пират, наотрез отказались от уколов. Зря пугал их профессор, что бешенство в последних стадиях — неизлечимо. — А-а, ерунда! — отмахивался дед. — Пират нас не покусал, а дохтурам я не верю. Вы говорите — “неизлечим”! Вот увидите: не пройдет и двух недель, как Пират прибежит домой целый и здоровесенький. Вот так и знайте: если больная собака убежала куда-то из дома — он себе целебное зелье ищет. И найдет, анахтемська личина!.. А врачи никак не могут найти... То давайте поспорим на вашу винтовку, Пират вылечится, его мать, старуха его сучка то есть, которую волки разорвали в позапрошлом году, тоже так взбесилась — и выздоровела. — Ладно, ладно, — рассеянно согласился Лобачев. — Я приеду сюда через две недели. Конечно же, он не предал дедовым словам никакого значения, но очень обеспокоен судьбой двух стариков, которые через свое упрямство могут заболеть и погибнуть в мучениях. Как же был удивлен Лобачев, когда, приехав в Сухую Балку через полмесяца узнал, что Пират не так давно приплелся домой — тщедушный и хилый, но живой и здоровый. То, что собака действительно болела, доказано точно: одно из покусанных животных, которое оставили для контроля, погибло именно от бешенства. То, что Пират выздоровел полностью, — доказали наиточнейшие исследования. И профессора Лобачева осенило. Это было робкое предположение, профессор не решился рассказать о своей идее даже ближайшим друзьям. И все же он решил рискнуть. Не жалея ничуть, Лобачев отдал деду свою винтовку, на которую заглядывался не один охотник, а взамен получил в подарок простецкого и товарищеского Пирата. Профессор Лобачев помолчал, а потом сказал задумчиво: — Как не удивительно, но многим из нас присущ упрямый и вредный консерватизм мышления... Ведь слышал я раньше о самолечении животных?.. Слышал, и небрежно отмахивался: “А, инстинкт!” Знал, что птичка, даже родившись на чужбине, за тысячи и тысячи километров, находит свой дом? Знал. “Инстинкт, да и только...” А то, что животные в пустыне безошибочно находят источники воды на расстоянии сотен киллометров, то, что всякая глупая мелочь за несколько дней предчувствует стихийные бедствия? Опять же — инстинкт! Под это слово мы загнали все, что неспособна объяснить наука, — да и успокоились. Вместо того, чтобы исследовать и использовать на благо человечества то мощное, отточенное за сотни миллионов лет эволюции средство борьбы за существование, инстинкты с чьей-то легкой руки были признаны чем-то слишком примитивным, архаичным, а ученого, который в своих исследованиях базировался бы на инстинктах животных, подняли бы на смех... — И поднимали? — спросил я, когда пауза затянулась. — Еще как! — покачал головой Лобачев. — Для экспериментов нужна была специальная сверхпортативная телевизионная камера и вертолёт, чтобы сопровождать подопытное животное. Это все стоило больших денег. И если бы не мои ученики-студенты и не самоотверженность сотрудников нашей лаборатории, работали по две смены и не надеялись вознаграждений, вряд ли были бы созданы пирацылин и параскозин, которые спасли уже так много людей... Но то время уже позади... А теперь — смотрите... Вспыхнул экран. По нему быстренько перебежали кадры из Пиратовой предыстории, а затем я увидел, как его провожали в первый рейс. Видно было, что пес уже привык к своей амуниции. Но вел себя он странно: скулил, трепетно оглядывался по сторонам. Наконец вырвался из рук Лобачева и стремглав куда-то помчался. Сразу же в воздух поднялся вертолет и неспешно поплыл вслед за ним. — Его только что покусала бешеная собака, — негромко комментировал профессор. — Пирату это не грозило, потому что у него уже выработался против бешенства иммунитет. Однако он вполне инстинктивно несется туда, где нашел спасение первый раз, — как видите, мы специально привезли его в Сухую Балку... Так что же он будет искать? Траву? Минералы? Или, может, наши ожидания были бессмысленной фантасмагорией, и колоссальные усилия всего нашего коллектива пойдут прахом? Перед нами на экране мелькали тропинки и кусты, болота и лужи. Когда-ни-когда с верхней точки, с вертолета, показывали движущуюся темную овчинку — Пирата, который упрямо мчался все дальше и дальше от Сухой Балки. Вот он исчез — повалил в какой-то овраг... Немало видел я фильмов на своем веку, но ни один из них не волновал меня так, как эта несовершенная с технической стороны документальная лента. Найдет или не найдет? Я знал, что найдет, найдет с первого раза. Я верил в это, не желая даже предполагать ничего второго... И когда на весь экран вырисовались звёздчатые листочки какого-то невзрачного, неизвестного мне растения, и Пират принялся жадно сглатывать эти листочки, — мне перехватило дыхание. Я не буду пересказывать дальнейшее содержание этого документального кинофильма. Следует надеяться, что его немного подчистят, украсят и вскоре выпустят на экраны страны. Вы  собственными глазами увидите, как бедного Пирата умышленно заражали разными болезнями и как он, чтобы спастись от смерти, куда-то мчался, подгоняемый могучим инстинктом самосохранения, ища то, чего и сам не знал. Вы узнаете, каких громадных усилий стоило создание этих чудесных лекарств, спустя целебное зелье — еще не препарат, а сырье, и не все то, что полезно собаке, помогает человеку. Про все это напишет кто-то другой. А меня интересовал человеческий гений, этот неутомимый Ум, который вечно борется и ищет, ломает устаревшие представления и идет все дальше и дальше вперед. И я очень рад, что познакомился с профессором Лобачовим. В заключение хочу сказать: Пират, как оказывается, уже “на пенсии”. Его дело продолжают несколько десятков собак разных пород. А он — “дает интервью” и очень охотно позирует перед фотокорреспондентами. Кстати, свой долг — двести граммов колбасы — я ему вернул.

 Николай Дашкиев «Подснежник»                                                                                                              Николай Дашкиев «Амулет Енкамая»                                                                                                                       Николай Дашкиев «Бацилла карбоната»                                                                          «Украденный голос» Николай Дашкиев