Гридень 027 - 16 Августа 2025 - Персональный сайт

Главная » » Гридень 027

10:14

Гридень 027

***

===

Глава 18

Интерлюдия

Василевс Мануил пребывал в отличном расположении духа. И это несмотря на то, что яхту, на которой отдыхал император, изрядно качало. Все же погода была не для того, чтобы совершать прогулки, пусть это даже плавание всего-то в заливе Золотой Рог, где волна куда меньше, чем даже на Босфоре.
Официальной причиной убытия василевса из дворца считалось то, что император самолично решил провести инспекцию всем укреплениям Константинополя, чтобы утвердить, или же переработать план реконструкции ряда оборонительных сооружений. И для такого пристального внимания к укреплениям Константинополя было оправдание. Сицилийский король, а в понимании Мануила, так и простой пират, Роджер II Сицилийский, во всеуслышание заявил, что готовит флот для того, чтобы взять Константинополь.
На самом же деле, Мануил хотел в более спокойной обстановке выпить, плотно поесть и послушать игру на лютне. Он не верил, что вообще кто-то, когда-то сможет взять столицу Византийской империи. Скорее Дунай потечет вспять и небо упадет на землю, чем сдастся Константинополь. Хотя, проблем в социальной сфере, да и в военной, в империи хватало и не стоило бы раскидываться такими громкими словами про нерушимость могущества Константинополя.
Василевс любил море, правда такой, своей, странной любовью. К примеру, император уже начинал переживать, когда его яхта входила в Мраморное море, еще больше он волновался, когда яхта проходила узкий пролив Дарданеллы. Ну а выход в Эгейское море, пусть и полное островов, вызывало у василевса панику, без того, чтобы видеть берега, он ходить в море не мог.
Скорее всего, не море любил Мануил, а то ощущение умеренной уединенности, которое дает нахождение на яхте. Здесь всего-то с десяток человек, ну если не считать гребцов, личных телохранителей и кормчих. Ну и не приходится постоянно отыгрывать роль величественного императора, можно, в конце концов, позволить себе отрыжку после вина.
Но и в такие моменты приходилось работать императору. Быть монархом — это круглосуточно служить. Даже постельные утехи — это державное дело, питие и еда, так же дело империи.
— Как они мне надоели! — вдруг воскликнул долго молчавший василевс.
— Прости порфирородный, но ты о ком? — спросил своего императора нобилиссим Никифор Тархенид.
Никифор был единственным, кого пожелал взять в компанию василевс. Уже как две недели назад прибыл посланник империи ромеев на Руси в Константинополе, а Мануил так и не смог принять Тархенида. Не мог император нормально решать вопросы своего государства во дворце, так как повсюду за ним ходили послы короля Германии Конрада. Сам василевс опрометчиво позволил этим варварам такое панибратское общение, о чем Мануил уже давно пожалел. Ну а Русь, как виделось императору, могла бы стать своего рода козырем в политических раскладах Византии. И не нужно об этом знать германцам.
Вот и решил император совместить отдых с рассказами о Руси. Ему это казалось интересным времяпрепровождением. Так уж вышло, что европейские дела, ближневосточные, император знал хорошо, а Русь так и упускал из раскладов.
— Ты спросил меня о ком я думаю? — сказал император.
— Прости, василевс, я не достоин знать твоих мыслей, — спохватился Никифор, когда император не спешил рассказывать своему вельможе, кто это так надоелмонарху.
— Да тут секрета великого нет. Я и в глаза говорю тем прохиндеям, которые настаивают на моем браке с Бертой Зульцбахской. Вот что за нее дают? Приданного, считай, что и нет. Ну свояченица она королю Германии Конраду, так что? — причитал император, то и дело прикладываясь к вину и вкушая сладкие финики. — Говори открыто! Я хочу не льстивых речей, а услышать мнение.
— Ты, васелевс, забыл, что нужно что-то решать в Сицилии? Без помощи Конрада, привести к покорности этот остров будет сложно. Тем более, что нам нужно сконцентрировать все свои войска у столицы и крупных городах. Скоро новый Крестовый поход пойдет через наши земли, а как ведут себя еретики католические, знают все. Просто некого посылать в Сицилию, — убеждал василевска Никифор, несмотря на то, что сам посланник считал иначе.
Но тут имела место хитрость. Мануил был из тех правителей, которые ревностно относятся к своей точке зрения. Пусть он и выслушивает иные, но неизменно противится мнению людей со стороны. Так что нужно все хитро подвести, чтобы в какой-то момент передумать и предложить, якобы спонтанный вариант. А лучше вывести на нужное решение самого василевса.
— Ни в этом году, ни в следующем, мне помощи от Конрада не приходится ожидать. Варвары-схизматики вновь собираются в поход на святую землю. Так что с Сицилией придется обождать, — василевс сделал большой глоток вина, чуть не поперхнулся, но прокашлявшись и всполошив свою охрану, продолжил разговор. — В таком ключе я не знаю, зачем мне Берта. Я уже и отказался бы от идеи жениться на ней, но ссоры с Германией не хочу.
— А что, мой император, если жениться на другой родственнице короля Конрада? — лукаво спросил Никифор.
— Это на ком еще? Все его дочери пристроены, ну не на сыновьях же короля? — император рассмеялся.
Вторя своему монарху, умеренно смеялся и Никифор.
— Евдокия, дочь Изяслава Киевского, — словно сомневаясь, как будто эта мысль только что пришла в голову посланника, сказал Никифор.
— Вот как? Интересно, но зачем мне родство с одним из князей, когда Киев переходит из рук в руки чуть ли не через год? — резонно и ожидаемо спрашивал василевс.
Не спеша, делая вид, что прямо сейчас выискивает аргументы, Никифор начал обосновывать свое предложение. Порой он наводил на мысль императора, делая вид, что это Мануил сам додумался о том, или ином.
— Получается, что эта Евдокия — внучка Конрада и король Германии ее любит, да и вообще помнит о ней. Это хорошо. Вторая причина — это то, что Изяслав, мой вероятный тесть, становится, ну или может стать, единым правителем Руси. Но мы же делали ставку на Ростовского князя, — говорил император.
— Юрий погиб, был убит при загадочных обстоятельствах, может даже людьми Изяслава, или еще кого. Не верю я в одиноких воинов-мстителей. Андрей Юрьевич не самый старший сын, но хочет утвердиться на престоле в Ростове и начал строить новый город Владимир. Потому он охотно пошел под руку Изяславу уже потому, что киевский князь оставляет много свободы Андрею, — разъяснял ситуацию Никифор.
— Нам нужно подождать, чем закончится междоусобица и поход половцев на Русь, уже после решать и о женитьбе. Ты же сам говорил, что есть сильные князья, которые хотят скинуть Изяслава и взять власть. А пока необходимо договориться с германским королем, узнать его реакцию на то, что откажу Берте, но захочу Евдокию. Киевская принцесса, как минимум выигрывает тем, что православная. А считать королясвоим врагом я не могу. Мало ли, внучку все же не любит. Хотя… Эти браки — всего лишь повод, — размышлял вслух император.
— Чем бы не закончилась свара внутри Руси, ты выигрываешь, василевс. Галицкий князь Владимирко, твой вассал, сговорился с бунтовщиками и половцами и пойдет против киевского князя. Мало того, так и Игорь Ольгович, главный смутьян, прислал тебе покорное письмо. Ну а победит Изяслав, так с Ростовом у нас союз, да и зберешь себе Евдокию. Так все вопросы решаются, — Никифор улыбнулся, а внутренне возрадовался.
Удалось донести до императора свою точку зрения на происходящее. Многое увидел на Руси Никифор, который умел смотреть, привечать, а еще был отличным актером. Он так сыграл обиженного византийца, что сам себе позавидовал. На самом деле, вопрос о митрополите не так уж остро и стоял. Хотят своего поставить во главе русских епархий, пусть ставят. Согласование же все равно берут у Константинопольского патриарха.
Под такие вот выверты русского священства патриарх уже назначил выход для русской церкви. Пусть платят за разрешение. Был риск взрастить еще одного Папу Римского, дать возможность Руси самой определять путь своей религии, но Никифор не верил в то, что без системы образования, вообще возможно серьезного говорить про русскую церковь. Такие умники, как образованный русичКлимент — исключение из правил, но не более.
— Климент должен прибыть в Константинополь и поклониться патриарху, ну и выход с Руси тогда положить нужно, пусть признают за собой первенство империи, тем самым я посчитаю вопрос о вере решенным. Но не спешить деньги с них брать, или чем там расплачиваться за временную автокефалию станут. Может еще найдется чем русичам расплатиться, — принял решение Мануил. — Что же до междоусобицы на Руси, то мы остаемся в стороне, но я ратовал бы все же за того, кто согласитсямне оказать помощь в делах моих. По окончанию русской смуты, если Братство будет живо, то пошлю помощь им. Все… исполняй!
Никифор поклонился, но не поспешил покидать яхту, несмотря на то, что лодка уже как час ждала его.
— Василевс, я принес тебе еще кое-что показать, — сказал Никифор и подошел к телохранителю императора.
У этого могучего варанга, свея, в руках были листы бумаги, которые охрана проверяла на наличие ядов.
— Это бумага, — сказал посланник, передавая листы василевсу.
— Я знаю, что это такое. В библиотете есть документы, написанные на таком материале. Он приходил из далекого Китая, пока не появились турки-сельджуки и не перекрыли торговые пути, — говорил император, щупая бумагу. — Она неплохого качества.
— Это русская бумага. Ее мне получилось взять у великого князя. А изготовляется такое в Братстве, — разъяснил Никифор.
— Показывал венецианцам? — спросил император.
— Как я мог, василевс, перво-наперво тебе принес, — развел руками Никифор.
— Венеция уцепится за такой товар, если бумага будет дешевле пергамента. А нам было бы неплохо самимее производить, — император задумался. — Пока скупи все, что сможешь, венецианцам нужно показать объемы, заинтересовать. Тогда они станут чуть сговорчивее и дадут свой флот, чтобы покарать Роджера Сицилийского и выгнать его из Корфу. Эти торгаши, будто ведомые дьяволом, чуют где могут заработать денег. Если отреагируют на бумагу, то пойдут нам на встречу.
— Будет сделано, василевс, — пообещал Никифор, прикидывая уже в уме, кого именно он мог бы в ближайшее время послать на Русь, чтобы подробнее разузнать о производстве бумаги.
Да и вообще, что-то происходит в русских землях. Этот ранее непрогнозируемый союз между Изяславом и Андреем Ростовским, смута Ольговичей, которые уже проиграли, так как ведут Степь. Не стоит ли внимательнее посмотреть на Русь? Стоит, но после того, как русичиразрешат усобицу.
* * *
Я стоял на холме и пристально, не без волнений, наблюдал, как конная лавина устремляется в сторону шестирядного строя пекинеров. Стоят богатыри, пока стоят. Неподготовленного морально-психологически человека топот копыт уже мог бы ввергнуть в панику, пробуждая животный инстинкт самосохранения.
Громко, грозно, неотвратимо шла «обкатка танками» пехоты. Это одна из целей, почему такое опасное мероприятие сейчас происходило. Я не видел непреодолимой сложности в том, чтобы выучить воинов держать строй, колоть и разить своими пиками противника, отступать и атаковать, перегруппировываться и взаимодействовать с иными родами войск. Этому можно научить. Сложнее, по моему мнению, воспитать психологически устойчивого воина, особенно из вчерашнего охотника, а то и крестьянина. Вот где настоящая работа — ковать из дрянного металла стальное копье.
Особенностью пехотных построений является то, что тут нельзя создавать бреши, в которое могут легко проникнуть всадники. Сплоченный строй из шести рядов пикенеров может и должен останавливать атаку конницы, но при одном важнейшем условии — каждый пехотинец должен оставаться в строю. Побежит один, побегут пятеро, а после этого остановить рост числа дезертиров будет очень сложно, а враг не даст времени для того, чтобы разобраться с дисциплиной.
— Стоять! — выкрикнул я, когда увидел в строю пехотинцев шевеление.
Конница была уже близко, ратники воеводы, его личные две сотни, как считается лучших воинов, выставили древки от копий, на конце которых был примотан мешочек с песком. Эти тряпицы с песком, пожалуй, единственное, что и отличало учебную конную атаку от боевой. Хотя, несколько вяло и расхлябано наступали гридни.
Будут жертвы. Сегодня среди моих воинов окажутся те, кто погибнет еще до боев. Но сантименты в сторону. Как говорил Суворов, ну или еще скажет, что можно загубить десяток солдат на учениях, чтобы сохранить жизни тысячи в бою. Арифметика, где считаются человеческие жизни — страшная вещь, но от этого никуда не уйти.
— Гнида, сам прибью! — прошипел я, когда увидел, как один из моих пешцев бросил пику и побежал прочь.
Между тем массового бегства не случилось. Еще во Владово, мои сотники, из которых был только один витязь, Геркул, и это не порядок, но не о том пока речь. Так вот, сотники объяснили пехоте, что бегство — наиболее верный способ умереть. Пока пехота стоит в строю, у нее есть шансы. Как минимум союзные войска могут ударить по неприятелю. Но бегство? Конница быстрее, а рубить бегущего такая забава, которую уважающий воин не пропустит.
Ну и еще один фактор, почему мою пехоту не оставят в покое, а будут продолжать преследовать — вооружение и броня. Будь пехотинец голый, так и не нужен он никому, чтобы его убивали. А так… Кольчуга, боевой топор, шлем, наколенники — это все дорого и нужно каждому, кто имеет отношение к войне.
Так что без шанса у пехоты. Только один вариант — стоять насмерть, побеждать, или умирая надеяться на помощь союзников. Вот только все равно не у всех стальные нервы, или же понимание того, что бегство — смерть, выше бессознательного страха.
Треск ломающихся копий и пик, ржание коней и крики людей еще больше оглушал, чем топот копыт ранее. И вот первую линию пехоты сминают конные, частью встречая в грудь древко, имитирующее пику, вторую линию построения проходят уже немногие, а на третьей линии вязнут и остальные.
— Вот сейчас, воевода, если еще будут бить самострелы, то все конные полягут, или убегут, — веселея, но не отрывая взгляда от происходящего, комментировал я.
— Мои гридни пощадили твоих пешцев, — сказал воевода-брат Иван Ростиславович. — А еще перед приступом, гридни обстреляли бы из луков эту… пехоту.
Эти слова могли бы показаться бахвальством, уничижением такого рода войск, как пехота, но, нет, воевода был прав, почти что. Его гридни не столько пощадили моих пикенеров, сколько проявили халатность на учениях. Тут такие вот учебные атаки не практиковались, отношение к подобной забаве было безразлично-холодным. Гридни не выровнялись в нормальный двурядный строй для атаки, они пожалели коней и не пусти животных в карьер, самый быстрый аллюр. А я знаю, что кони гридней столь умелые и сильные, что могут продавливать противника карьером.
Но сделай гридни настоящую атаку, так возможно и проломили оборону пехоты. Но тут есть нюансы. Первое, это таких воинов, как гридни воеводы, и на Руси немного и у потенциальных противников их крайне мало. Те же половцы слабее, но они бы больше луки использовали. Между тем от стрел пехота по большей частью прикрытакольчугами и шлемами, предполагается использовать сбитые большие щиты, которые можно по необходимости подымать веревками и ставить на подпорки, да и не беззуба пехоты, учитывая арбалетчиков.
Второе, это жестокая, но понятная и для этого времени и для последующих периодов, арифметика. Чтобы экипировать и обучить таких вот гридней воеводы, нужно потратить огромное количество денег, времени, сил, других ресурсов, таких как обильное питание для ратников и корм для коней, добротное жилье и ряд сопутствующих трат. Да и найти мужчин, которые могли бы стать ратниками-профессионалами не так легко. С другой же стороны, сейчас им противостояли вчерашние охотники и даже крестьяне, получившие трехмесячное, пусть даже интенсивное, обучение. Следовательно, гибель даже трех таких пехотинцев против одного гридня — это поражение именно что для конных. В долгую, но поражение.
— Трое погибли, одиннадцать ранены, — докладывал Геркул, который прискакал сразу после завершения учебного боя и подсчета ущерба.
Были раненными, как и один убитый, среди гридней.
— Я опечален случившемся, — сказал Иван Ростиславович, смотря мне в глаза.
Претензия? Несомненно. Однако, теперь, если все правильно осмыслить, то должно появиться понимание где и как использовать пехоту. Такие вот сшибки не могут не заканчиваться без травм и даже смертей.
— Впереди построения нужно еще выставить редкие рогатки, выкопать ямы, тогда приступ и вдвое большего количества конных ратников пешцы сдержат, — не обращая внимание на недовольство воеводы, приводил я дополнительные доводы.
— А как успеть выкопать ямы и вкопать колья, когда бой может быть на следующий день после прихода? — спросил Никифор, который, пусть и менее эмоционально, но не без ревности смотрел на происходящее на поле.
— А у тысяцкого Владислава Богояровича даже лопаты железные есть, — встрял в разговор Боромир.
Все удивились. Ладно еще надевать на деревянную лопату насадку из железа, но цельнометаллические?.. Да и было-то в моем войске таких лопат двенадцать штук, хотя и это большое подспорье. А вообще тут как-то мало используют хитрости военные. Знают о них, но не то, чтобы рассчитывают в планировании.
К примеру, если полностью перекрыть противникуодно направление для атак, так можно же сконцентрировать большее количество лучников на другом участке, или же выманить врага на заведомо худшие для него условия для боя. Как это сделать? И не сложно вовсе — чеснок разбросать, да ямок побольше сделать. Можно еще больше заморочиться и на отдельном участке налить много воды, чтобы получилась топкая грязь. Все, конница врага из хищника превращается в дичь.
Вот я, через два часа, на пиру, и развлекал так братьев, припоминая, как действовали те, или иные полководцы. Тут же даже не знают об опыте прошедших боев. Ни о битве при Каннах карфагенян с римлянами, ни Гавгамел, где Александр Македонский разбил Ахеменидов, не имеют понятий. Так что я, закрываясь якобы прочитанными греческими книгами, многое рассказал.
Часто привирал. Например, события, которые еще могут произойти, противостояние Чингисхана и харезмийца Джелал-ад-Дина, описывал, как случившееся.Тогда монголы использовали чучела, усаженные на коней, чтобы их войско казалось большим и пугало противника.Рассказывал я и о Столетней войне, в который раз оперируя тем, как решили англичане проблему своей военной слабости относительно многочисленных латных рыцарей Франции. Эта война у меня приобрела несколько иной период: англичан я заменил на франков, ну а французами у меня стали арабы, которые в восьмом веке рвались из Испании покорять остальную Европу.
— У меня есть сотня селян, которых тренирую стрельбе из можжевеловых луков. Так… Для самообороны, — признался Никифор.
Тысяцкий-брат чуть увел в смущении взгляд, из-за чего я подумал, что он, используя мои рассказы о Столетней войне, как бывшие крестьяне смогли сыграть определяющую роль в ряде сражениях и расстреливать рыцарей, решил поэкспериментировать.
— Отчего не привел? — спросил Иван Ростиславович.
— Так селяне же, — пожал плечами Никифор.
— Готовь их, да приводи в поход. Если такие однодревные луки смогут убить хоть сколько врага, то оно того стоит, — сказал Боромир. — Дешево, ну а что до селян… Так найдем тебе зелепашцев еще.
Две недели длился смотр войск. И это было очень полезным. Хотя бы посчитались, поняли примерно свои силы и возможности — это уже большое дело.
Тысяча триста пятнадцать воинов, это с моими пехотинцами. Да собери Иван Ростиславович еще и ополчения тысячи две, что вполне возможно, если агитировать крестьян с других земель, так можно хоть под Владимир отправляться воевать. С современными понятиями, что нужно обязательно выходить «в чисто поле», а не прятаться князю за стенами города, не факт, что Андрей Юрьевич устоял бы перед нами. А воевода — Рюрикович и вполне мог бы… Нет, такой сценарий не жизнеспособный.
Ну а после я отправился и, скинув «работу над ошибками» на сотников, углубился с неизменно задумчивым видом, в дела хозяйственные. Родила Рахиль… Родила царица в ночь, не то сына, не то дочь… Сына, но такого крепыша с явно, даже с тем, что у малых детей у всех узкие глазки, раскосыми глазами. Но, блондина. Не мой сын, это определил разочарованный Арон, приняла такое, как данность и рыдающая Рахиль.
Но ребенок этот у меня не вызвал ни отвращения, ни неприязни. Я, вдруг, понял, что разочаровался. Подспудно, но я, оказывается, хотел себе сына. И я… Да, точно, непременно, обязательно, приму участие в жизни этого малыша, которого назвали Иваном, не без моей подачи. С отчеством вот загвоздка, ну да пусть станет важным человеком, чтобы к нему по имени-отчеству обращались.

...

===

Глава 19

Как же время летит быстро, если ты занят делом! Сельское хозяйство вымотало. Но это, как после секса, приятная усталость. Сам восемнадцать! Кому рассказать, так и не поверят. Была бы возможность похвалиться в будущем таким урожаем, так рассмешил бы людей. А здесь начни говорить о сам восемнадцать, так сочтут вруном. Так что, кому надо не сказал, а показал, например, Жировиту, а остальным нечего в уши лить сказочную правду. Жаль, конечно, что с яровыми так не выйдет, все же погода под озимые была идеальной, как и много влаги. Но на сам двенадцать я рассчитываю.
И вот уже в дорогу. Июнь подкрался незаметно и огромная масса воинственно настроенных мужиков выдвинулась в сторону Киева. Семь тысяч человек. Это такая силища! Выглядит наш поезд, как Великое переселение народов. Вот даже не хватает у меняфантазии представить, какая это масса людей и насколько растянется поезд, если армия, к примеру, в сорок тысяч воинов будет. А, ведь, и нынче такие армии хаживают!
Теперь для меня еще более отчётливо становится понятным, какое это стихийное бедствие, когда крестоносцы вновь прутся на Ближний Восток. Это для своих земель проблема, когда не получается в достаточной мере управлять массой вооруженных людей. А что касается чужой территории!.. Ну, как тут не пограбить?
Вот тех же византийцев сам папа римский велел пощипать. По крайней мере, не осудит за это. Чего это они так неплохо живут? Каменные здания, ипподромы и театры? Женщины такие чистые, даже и противно, что ни одной вши на ней, да и пахнет чистым телом… Это я так, со своей дилетантской точки зрения на нормы морали, мировоззрение, привычки средневекового европейца, рассуждаю. Может, я и не совсем прав, но это дело погрешности, а не сути.
Так что масса воинов страшна для любой земли, даже если они так же крестятся, как и местные жители, через чьи деревни и города проходит войско. Но это я говорю про массу воинов, а не армию. Армия, в моем понимании, — структура дисциплинированная, обеспеченная всем необходимым, чтобы не грабить, по крайней мере, своих соплеменников.
Добиться такого я мог бы в той части грозного воинства, что составляли мои воины. Здесь можно и меры какие-то предпринять, и хвосты командирам накрутить, чтобы следили за рядовыми воинами. Но, как заставить половцев не грабить?
Да, именно половцев из нашего войска! Я достаточно гибкий человек в вопросе выбора союзников. Если нужно добиться цели, то хоть с гномами дружи против эльфов, хоть с орками против троллей — все едино. Нет постоянных союзников, есть постоянные национальные интересы. Но… Мы идем бить половцев, вместе с половцами! И, ладно бы только это, в конце-концов, мы, русичи, идем бить русичей. Но союзные кипчаки воруют и грабят, ступая по русской земле, так, будто воюют с нами.
Были стычки, которые чуть не переросли в полноценное сражение, но воевода Иван Ростиславович, назначенный головой над этим разношерстным войском, договорился с Аепой, горячим сыном хана Ясеня. Орда Ясеня привела четыре тысячи воинов и присоединилась к нашему войску уже гораздо южнее Москвы, восточнее Брянска, на границе земель Черниговского княжества.
Заместителем князя-воеводы был Муромский князь Глеб Ростиславович, который взял, может быть, и всю свою дружину — четыре сотни вполне себе хорошо вооруженных воинов. Был воевода от Андрея Юрьевича, который привел пять сотен воинов конных и еще три сотни пешцев-копейщиков. Может, подсмотрел, что в Братстве таких готовят, вот и решил Ян Щепак, тот самый воевода, так же набрать охотников, да из крестьян крепких парней. А, может, Ян захотел массовости придать своему воинству, дабы статус чуть более весомый иметь и принимать участие в принятии решений?
Но все равно, основная сила была у Братства, пусть и количественно союзных кипчаков больше. Поэтому и главенство у Ивана Ростиславовича.
После всех пертурбаций я веду восемьсот тринадцать воинов. Жировит даже прислал три десятка, скорее, не для того, чтобы деятельно участвовать в походе, а, чтобы числиться в нем. Всяко уже имеет право сказать, что внес свой посильный вклад в общее дело. Хотя, если бы все бояре Ростова, Суздаля и Владимира решили дать по два десятка воинов в поход, так вышло бы немало, бояр во Владимирском княжестве явно больше двадцати.
Для меня сперва было не совсем понятно, почему мы не идем на Чернигов, практически обходим Брянск. Но после смог для себя найти объяснения. По сути, здесь не развита тактика взятия крепостей. К примеру, Киев меняет хозяев, когда претенденты на великое княжения выходят под стены города, меряются своими… дружинами, у кого длиннее и толще, в смысле более опытная и сильна дружина того и девка… Киев. Что-то у меня такие образы не совсем правильные лезут. Это все от недостатка женского внимания.
Так что Изяслав хочет выбить половцев, а уже после, может, и в течение ни одного года, брать крепость за крепостью. Или такой расчет, что князья погибнут в сражении, попадут в плен, тогда можно города брать и без войны. Не может же в городе не быть князя! Даже в Новгороде, и там князь есть.
В Киев мы также не заходили. А вот в Переславль да, заглянули. Сбор войска был у этого многострадального города. Страдал Переславль Южный от набегов врагов, теперь страдает от присутствия друзей.
Стали приходить сведения о противнике. Если мы собирались у Переславля, то Ольговичи со своими союзниками стекались в район севернее Шарукани. Что-то странное было в этих сведениях. Такие точные, постоянные, как будто кто-то сливает информацию, ну или подсовывает ее. И было по этим данным противников никак не меньше, если не больше, чем нас.
Я уже, было дело, размышлял о том, смогла бы Русь выстоять против монголов в период их подъема при Чингисхане и первом-втором поколении наследников? Теперь понимаю, что смогла бы, причем, и отбиться и после перейти в контрнаступление. Но только в едином порыве, с единоначалием.
В нашем войске собралось до двадцати тысяч воинов, у противников и того больше. Только кыпчакский хан Баршкорд, чья орда самая большая из всех известных Руси половецких орд, приведет в стан врагов двенадцать тысяч воинов. А еще шесть орд пошли на авантюру вновь попытать свои силы и все-таки пограбить русские земли основательно.
Меня не страшили цифры. Не раз уже было такое, что малым количеством более хитрые и опытные воины, но главное, стоящие на более высокой технологической основе, били многотысячных противников. Вспомнить конкистадора Кортеса, который смог не только выйти живым из многотысячного города ацтеков Теночитлана, но и собрать золота столько, что все его воины чуть унесли.
Стоим ли мы, я, прежде всего, имею в виду Братство, на новой технологической основе? Вот здесь затрудняюсь ответить. Учения-учениями, но нужно получить боевой опыт, чтобы понять, что работает из придумок, а что не очень. Ну, и оружие массового поражения имеется. Хотя, нет, я сильно преувеличиваю
Найти нефть не составило большого труда. Когда все вокруг купцы еще по осени узнали, что это черное масло мне нужно и я готов за него нормально платить, то и масло быстро нашлось. Гляди-ка, для торговли, если ее хорошенько мотивировать, так и преграды не такие уж непреодолимые, и враги не так уж и враждебны! Из Булгарии быстро доставили черное масло.
Разбавляя и замешивая смолу с нефтью и несколько разжижая получившееся сверхдорогим оливковым маслом, которое получилось привезти только из Киева, я и не знаю, что именно, но нечто я создал. Явно эта смесь — не коктейль Молотова, но горит знатно, а, значит, свои функции будет выполнять. Не в коем случае я не рассчитываю на то, что кувшины с узким, забитым воском горлышком, решат любую проблему. Но вот локально панику навести, пусть и на время, на врага можно.
Две недели мы простояли под Переславлем. Ждали торков, которые все-таки выбрали сторону и, как того и требуют заключенные договоренности между киевским князем и черными клобуками, а это и есть торки, берендеи, часть мадьяр, печенегов. Прибыли и дополнительные отряды от полочан, даже псковичи прислали отряд из сотни своих воинов, видимо, посчитав, что таким жестом получат в дальнейшем помощь в освобождении от власти Новгорода.
После всех этих пополнений, получается, что уже в середине лета, выдвинулись. Жара стояла невыносимая, если приходилось облачаться в брони, то уже через пять минут прикосновение к железу могло оставить ощутимый ожог. Но нельзя было и бездоспешными ходить по враждебной земле. Благо, что всегда старались идти, придерживаясь в пути водоемов, охлаждаясь и пополняя все емкости с водой. Это было необходимым, но одновременно и очень опасным решением. На водоемах зарослей хватает, там засады делать самое то.
— Что за звуки? — спросил я у Ефрема, которого в этот раз не стал оставлять на хозяйстве.
Это я Лиса не взял с собой. И думаю, правильно ли, так как могу окончательно лишиться еще одной потенциальной своей женщины. Он так сохнет по Рахиль, несмотря ни на ребенка, ни на то, что она его игнорирует, что дам парню шанс. Если не выйдет у них пока я в отъезде, так и не выйдет никогда. А в имении все равно нужно было кого-то оставлять из своих людей и обязательно военных.
— Не знаю, что там происходи! — пожал плечами громила, впрочем, почти такой же, как и я, даже чуть меньший в своих габаритах.
— Так узнай! — жестко потребовал я. — Ты слишком много времени уделял хозяйству и отучился служить.
На самом деле, я несколько не прав по отношению к Ефрему. Он старается соответствовать и быть мне хорошим помощником, своего рода адьютантом. Через Ефрема теперь я осуществляю оперативное командование. У него в подчинении двенадцать человек, все являются одновременно и моими телохранителями, и вестовыми. Также они знают, какие сигналы вывешивать и делают это оперативно.
Связь и управляемость войском — это так же, а, может, еще и более важное, чем тайное оружие. И тут мне нужно будет решать в каждой ситуации индивидуально, как поступать: руководить боем или же быть в гуще боя. Первый вариант нужнее по одним причинам, второй — важнее по другим причинам. Жаль, но в этом времени не поймут такого командира, который будет стоять на холме и руками махать. Между тем, управляемость войском заканчивается сразу же, как только начинается битва, в которой участвует полководец, отсюда и поражения.
Уже через двадцать минут прибыл вестовой, отправленный Ефремом.
— Кипчаки устроили засаду на подходе к воде. Волынская дружина вступила с ними в бой. Не менее трех десятков погибших, больше от половецких стрел, — докладывал вестовой.
Звуки боя разносились на несколько верст, отчего я и заинтересовался обстановкой, но рог не гремел, не призывал к сражению. Этот-то и сбивало с толку.
А потом началось…
— Ночью вновь нападения были? — спрашивал я каждое утро.
И постоянно мне рассказывали, что кипчаки вновь напакостили. То подожгут пролесок, то траву. Порой, они нападают и на лагерь, который находится… везде и нигде. Четкой симметрии не было, ее не стало и после того, как половцы, а, иногда, и северцы, начали щипать наше войско. У каждого воинского подразделения свой лагерь Вот и выходило, что Братство держалось в сторонке, ну, а внутри еще и моя часть войска отдельно устраивала дозоры и караулы.
— К тебе прибыли, брат-тысяцкий, — сообщил Ефрем и, как только я захотел отчитать его за то, то не говорит, кто именно прибыл, десятник добавил. — Это Лют.
— Как ты пробрался ко мне? — спросил я Люта, когда он предстал передо мной.
— Надежные заставы расставлены только у великого князя и Братства. На входе в ваш лагерь меня остановили, отобрали оружие и отправили за твоими людьми, — сказал Лют.
Я даже позволил себе улыбку. Приятно, когда именно твоя организация проявляет профессионализм и не позволяет шляться рядом с лагерем абы кому. А то, как выглядел Лют, так точно — абы кто. Весь в засохшей грязи, в порванной одежде, которая была выкроена из добротной ткани, но поизносилась.
— Ты много бродил, — сказал я, указывая на одежду Люта.
— На то я и бродник, — усмехнулся воин. — Слово, данное тебе, я выполнил. Я говорил с тремя вождями бродников. Но все отвечают лишь одно: победите половцев, прогоните их, как и сорок пять лет назад за Днепр и Дон, и бродники присягнут Братству, если Братство будет сильнее бродников.
— Ты понимаешь, Лют, насколько это трусливо? Не сделать ничего, а после присоединиться к сильнейшему? — со злобой сказал я.
Люта после его поединка с Алексеем я забрал к себе. Лечил бродника, кормил, был момент, когда думал, что он умрет от сепсиса, но обошлось. После я немного с ним тренировался, перенимал манеру боя, думал, как это мастерство соединить с тем, чему я учился ранее.
А после я, взяв клятву с Люта, отправил его к бродникам. Я надеялся на то, что этот народ, либо жепросто беглая разноплеменная масса воинствующих людей, присоединится к Братству. Не обязательно принимать их в наш Орден. Однако, всегда же можно придумать форму подчинения, например, бродники станут вассалами Братства.
Это, мало того, что усилило бы организацию, так как при всем скепсисе и на грани трусости поведения бродников, они хорошие воины и готовы биться, если только есть перспектива. Бродники — это экспансия и новые возможности. Братство с опорой на этих людей может брать под контроль не только сами реки Днепр и Дон, но и междуречье. Стоит ли говорить, что это отличные земли, великолепные рыбные угодия, ну и торговые отношения? Сделать засечную черту и жить себе относительно спокойно, накапливая силы для будущих свершений.
Но… тут не получилось. Все так складно вырисовывалось, вот только, видимо, больше в моей голове.
— Вы попрятались в речных заводях и на островах, носа своего не показываете, страдаете от недостатка еды и оружия, между тем, рядом много отличной земли, — чуть ли не кричал я.
Понимаю, что на Люте не стоит срываться. Он-то как раз из тех, кто пытается искать для бродников какие-нибудь пути не к существованию, а к развитию.
— Тысяцкий, а ты всерьез думал, что бродники решат участвовать в такой смуте? Ты можешь потерять своих воинов, но тебе есть, куда возвращаться. А выступят мои соратники на стороне великого князя, а он проиграет, так все наши селения выжгут. Мы никому не были нужны, чтобы помочь, нас били, мы прятались. Да, среди нас христиан больше, чем тех, кто чтит старую веру, но мы в кого хотим, в того и верим. Свои порядки, так заведено… — распинался Лют, которого явно задел и мой тон, и то, что я с пренебрежением говорил о таких, как он.
— Все! — сказал я и поднял правую руку. — Может, старшие твои и правы. Мы победим и без них, но после вопрос станет не о договоре равных, а о подчинении. А еще, Лют, ты можешь собрать тех воинов, которые готовы служить Братству. Порядок и правила наши ты знаешь. Спаси Христос, что принес мне ответ.
— Еще… — замялся Лют.
— Говори! — сказал я.
— То, что я могу сказать, стоит уже больше, чем ты за меня заплатил, — Лют встрепенулся. — Нет, тебе, Владислав Богоярович, я бы рассказал, но это для всего вашего воинства. Так что…
— Сколько тебе заплатить? — с раздражением спросил я, когда понял, к чему клонит Лют.
Не люблю товарно-денежные отношения среди тех, с кем сидел за одним столом и кому, может, не полностью, но доверился. Но, раз просит.
— Деньги не нужны… Нет, я и от серебра не отказался бы, но хочу просить у тебя… — все не решался сказать Лют.
— Да когда ты стал таким нерешительным? — спросил я.
— Когда задумал дело для себя великое. Скажу тебе, знаю, что если в силах ты будешь помочь мне, так сделаешь это. Задумал я Протолчу под себя взять, — сказал, как в воду плюхнулся, Лют [Протолча — древнерусское название поселения бродников на острове Хортица].
— Э-ка замахнулся ты! — я покачал головой. — На порогах стать, да так, что будут купцы ходить, никто мимо не прошмыгнет, всем нужны будут волоки, чтобы пороги обойти.
— То-то и оно. Есть у меня свая ватага таких хлопцев, что и в огонь, и в воду за мной. Знаю, что гневаться будешь, что не привел соратников своих. Но дай взять Протолчу и прикрыться именем Братства. Я рискую. Если вы не одержите победу, так и меня убьют.
— Но без риска нет золотого прииска, — задумчиво сказал я. — Продолжай!
— Многие ушли дальше от свары, что вы затеяли. Много бродников нынче на Дону и за Доном. У меня хватит сил взять Протолчу, а когда все закончится, да придут туда и бродники иные, и княжеские люди, то нужно мне прикрыться чем-то, — объяснялся Лют.
— Братством? — проявил я недюжинную смекалку.
На самом деле, Лют плохо понял мой характер и цели. Может, потому, что мало был рядом со мной, или что я не так, чтобы и откровенным был с ним. Экспансия… Да я только к ней и стремлюсь и думаю о том, как быстро брать ряд территорий под свой, Братства, контроль.
Можно было бы такие мысли отложить и на потом, мол, победить вначале нужно. Вот только без победы и думать больше не о чем. Если случится поражение в этой смуте, мне останется только просить неведомые силы, чтобы вернули меня назад, в будущее, так как стыдно и больно будет расписываться в своем бессилье, что не изменил Русь, не сделал сильной. Вот поэтому и планирую дальнейшие шаги уже в «послесмутное» время.
— Не все решаю я, но для себя не вижу ничего того, что помешало бы поддержать твои начинания. Войдешь сам в Братство, станешь небольшой, но выход платить. И живи себе на острове запорожном. Давай говори то, за что такую плату хотел стребовать! — сказал я, а Лют рассказал такое…
Нельзя недооценивать местных людей. Может, они и заскорузлые в военных тактиках, но, как видно из рассказанного Лютом, стратегически мыслить умеют. Все наше воинство оказывается в ловушке. Может быть, мы меряем половцев по своим моделям поведения, все никак не прочувствуем, что такое кочевой народ. Вот и не осознали, как это воевать с ними правильно, ориентируемся на какое-то место, а Степь — она большая, она сплошное место, иди сыщи.
Шарукань полностью свободен. Там нет ничего, может, только камни остались, из которых часть жилищ была сложена. Мало того, на два дня пути вокруг города выжженная земля. Нет ни травы, ни деревца, даже колодцы отправлены, а в Днепр поскидывали на грузилах тухлое мясо. Хитро так сделали, тухлятину поместили в корзины, чтобы рыбы быстро не съели отраву, а течение не снесло грязную воду дальше, в море. Так что с водой будут проблемы, с кормом коней, также. Овес нужно разбавлять с травой, нет столько с собой фуража.
— Скифская тактика, — констатировал я, пытаясь осознать степень катастрофы.
Но не только это было важным.
— Они обошли вас, нынче уже на севере от вашего войска. Враги твои пойдут на Великую стену и на Переславль. А здесь осталась малая Орда, что загонять вас станет на Шарукань. Так вы начнете испытывать голод, жажду, кони станут слабыми, — объяснял Лют, но мне эти объяснения не нужны были, все и так понятно.
Нас обыграли и сделали это изящно. За кем гоняться по степи? Кочевья ушли, а здесь оставили достаточные силы, которые могут имитировать присутствие большого войска. Мы за ними будем гоняться, они спускаться южнее, отводить нас все дальше, а в это время, оставленные почти без воинов крепости будут штурмоваться. Половцы брать приступами укрепления не умеют, но вот войска Ольговичей-Давидовичей, могут.
— Откуда все это знаешь? — спросил я, уже намереваясь лично отправиться к Ивану Ростиславовичу с информацией.
— Часть бродников, тех, кто ряд заключил с Ордами Елтука и Башкорда сейчас в их войсках, но не хотят воевать за поганцев. И я был в стане твоих врагов, — отвечал Лют. — Там все от бездоспешного юнца до ханов и князей смеются, что удалось так обмануть великого князя Изяслава.
— Со мной пойдешь к воеводе. Там я просить за тебя стану. Думаю, что у бродников может свой атаман появиться, — сказал я, направляясь в свой шатер, чтобы одеть панцирную броню.

...

===

Глава 20

Военный Совет проходил в крайне нервозной обстановке. Шатер великого князя Изяслава Мстиславовича, казалось, может воспламениться от накала страстей, которые бушевали, правда, в основном внутри каждого из собравшихся. Во многом сдержанные командиры, не могли совладать со своими эмоциями, и то и дело, но у них вырывалось то красное словцо, то жест, неприличествующий знатному человеку. Как же! Если все то, что я рассказал, правда — это еще до сражений войско великого князя Изяслава Киевского уже испытывает урон чести.
— Тысяцкий ты уверен в том человеке, который принес тебе такие вести? — уже в пятый раз спрашивал одно и тоже Изяслав Мстиславович.
— Я могу быть уверенным только в себе, — сказал я и, поняв, что такое заявление несколько эгоистичное, да и опасное, добавил. — В тебе, великий князь так же уверен, как и в братьях своих по Братству.
Есть вероятность того, что Лют, принесший информацию о ловушке для большого войска союза князей? Что он играет за другую команду? Безусловно, пусть подобное и выглядит менее логично, чем-то, что бродник сказал правду. Я отправил его после того, как состоялся разговор с Иваном Ростиславовичем. Воевода так же, как и я, склонялся к тому, что Лют говорил правду.
Уже появлялись и косвенные признаки к этому. Воины не встречали следов нахождения большого, истинного большого, количества войск. Как бы не топтали землю две тысячи воинов, тридцать тысяч сделают это более качественно. Но не было тех самых тридцати, а вот две тысячи неподалеку располагались, именно они и трепали мелкими нападениями наше воинство.
— Что у нас по крепостям и сколько осталось воинов в Переславле и Киеве? — спрашивал великий князь, вновь не удовлетворившись моим ответом.
А что мне отвечать? Что враги нас переиграли и поклясться на крестев том что это правда? Этого от меня ждут? Мое дело доставить информацию, если будет такая возможность, так высказать свое мнение, но решения принимать за все воинство — это прерогатива Изяслава Мстиславовича. Я бы искал генерального сражения, а только после ходил бы и топтал степь, выискивая кочующие орды.
— Великий князь, все в этом деле плохо, мало у нас воинов осталось, злой приступ не сдержат даже в Киеве, если только городской люд не станет на стены. Мы даже киевское ополчение частью с собой взяли. В Вышгороде более тысячи ратников есть, там они собираются, чтобы идти на помощь к нам. Это те, кто опоздал ко времени сбора, — докладывал великокняжеский воевода.
— Мы не можем знать точно, так ли оно на самом деле, обманули ли нас. Нужно провести разведку, — высказался воевода владимирского князя Ян Щепник.
— Дозволь мне сделать это, князь киевский! — это подал свой голос союзный кипчак Аепа.
Те половцы, что пришли с нами, несколько пополнились и другими степняками, из соплеменников. Не все ладно в половецком сообществе. Есть недовольные степняки, которые готовы воевать и против своих же. Кто-то зашел на чужие кочевья, у кого-то украли дочь или сестру, иные украли лошадей у соседей. Мало ли обид может возникнуть когда нет единоначалия, и каждый хан сам себе господин и повелитель.
В этом они очень похожи на русичей. А встречаются и иные факторы, которые могут объединить русских, православных людей, со степняками. Львиная доля присоединившихся, уже после выхода нашего воинства в степь, половцев — христиане. Сам Аепа православный, пусть и такой странный, что скорее язычник. Впрочем, немало есть людей и среди русских, кто не забывает веру предков, крестясь при этом и посещая церковь.
Но православие могло бы стать той скрепой, которая позволила бы подчинить себе некоторую часть половцев. Были же прецеденты в иной реальности! Те же башкиры, калмыки, они, с рядом условностей, но были подданными русского государя, даже исповедуя свои религии, буддизм и ислам. А кассимовские татары? Их элита приняла православие и вполне себе со временем влилась в русское общество. Мягкая сила, религия, в условиях наличия безусловной грубой силы, способно на многое.
— Ты быстр, славный воин Аепа, твои воины сильны и храбры. Но кто будет так умело отбивать приступы иных кипчаков, которые терзают наше войско? Нам удалось уменьшить потери от набегов врага только лишь благодаря тебе и твоим воинам, — сказал Изяслав Мстиславович.
Ай да плут, великий князь! Так отшить предложение половца, что и я на какой-то момент подумал, что Аепаглавный защитник русских воинов. Нет, без сомнения, летучие отряды союзных кипчаков сильно затруднили для противника организацию засад, быстрых укусов и отскоков. Но не начни Изяслав все же наводить хоть какой порядок в войске, так и союзные степняки мало чем помогли. Теперь русичи устраивают сами засады, больше дозоров высылают. Пусть пока это не так и профессионально исполняют, недаром Лют смог пройти такие преграды, но это единичный воин, который «включил дурочка» и, словно свой в доску, без тени сомнения, шел себе через все заслоны, будто лишь по нужде в Степь бегал.

Между тем, не доверяет великий князь степнякам, которые уже и кровь пролили за общее дело. Не доверяет? И правильно делает. Я бы на его месте не доверял бы даже и Братству. Жаль, что я не на его месте, иначе сделал бы намного больше, имея в ресурсе Киев. И сейчас я отправил бы большой отряд на север, чтобы не только все разузнать, но и показать противнику, что его хитроумный план раскрыт.
— Кто принес новости? Тысяцкий Владислав? — спросил великий князь Изяслав, глядя на воеводу Братства, зная при этом ответ, так как я и докладывал на Военном Совете. — Шустер, воевода, твой тысяцкий. Так вышло, что с иным тысяцким Братства, так шапочно и знаком, а этот пострел везде преуспел.
Такая незамысловатая юмореска несколько разрядила обстановку и многие искренне засмеялись, выплескивая напряжение.
— Вот кто новости принес, тому и следует доказать нам, что все это не выдумка, и наши враги уже у Переславля. Почему тогда нет никаких сведений оттуда? — говорил Изяслав Мстиславович.
— Большим степным войском можно отлавливать всех вестовых, — сказал я, понимая, к чему клонит князь.
— Возьми свой отряд, иди на север, к Великой Стене. Я дам тебе еще своих людей, кабы и они все узрели и поняли, попали ли мы в ловушку, али нет, — поступил приказ от великого князя.

А имеет ли он право мне приказывать? Имеет. Тут же речь даже не о том, какой статус у Братства, подчиняется ли наша организация великому князю. В данном случае общее командование у великого князя Киевского, так что нужно исполнять приказы, но есть некоторое «но»…
— Я исполню твой приказ, князь. Но дозволь это сделать всеми воинами, кои есть в моем подчинении? — сказал я.
— Мне нужен быстрый ответ о планах врага, потому пешцы твои только замедлять станут, — показал свою осведомленность Изяслав.
Знает, кого я привел, наверняка, нашел у кого уточнить, зачем это какие-то пехотинцы, тем более, что немало воинов конных.

...

***