Ментаты Дюны. Б. Герберт, К. Андерсон. Дюна 528 - 21 Июня 2024

Главная » » Ментаты Дюны. Б. Герберт, К. Андерсон. Дюна 528

14:41

Ментаты Дюны. Б. Герберт, К. Андерсон. Дюна 528

***

===

Надеюсь, мне хватит времени и удачи, чтобы сделать необходимое.

Валя Харконнен своей сестре Тьюле

Орден сестер владел множеством тайн, и Валя Харконнен стала главной хранительницей самых важных из них. Преподобная Мать Валя Харконнен.

Заявление о смерти Доротеи потребовало точнейшей постановки, и Валя уделила огромное внимание даже самым мелким подробностям. Никаких ошибок. Сестрам, которые вбежали в комнату Преподобной Матери Ракеллы и увидели двух женщин мертвыми, было совершенно ясно, что произошло. Здесь были и узнающие правду Доротеи. Они подтвердили правдивость рассказа Вали.

На следующее утро Валя рядом с сестрами Фиеллой и Оливией стояла на лужайке перед школой и смотрела, как от вершины кирпичного крематория поднимается дым. Тускло-серые облака над головой были одного с ним цвета. Валя вздрогнула: под одежду проникал холод.

Перед смертью Преподобная Мать Ракелла оставила указания: она не хочет похорон и траура. На Россаке тело мертвой сестры оставляли в джунглях, чтобы о нем позаботилась природа. Здесь, на Уоллаче-IX, Ракелла попросила, чтобы ее без громких слов кремировали, а пепел развеяли на территории школьного комплекса.

Поскольку после смерти Преподобной Матери Доротея, не в силах справиться с горем, чувством вины и отчаяния, предположительно покончила с собой, Валя ухватилась за возможность и предложила, чтобы их кремировали вместе. Это правильно, сказала она, потому что в смерти они оказались рядом. Валя тщательно подбирала слова, чтобы не солгать, – особенно в присутствии шести правоверных сестер, прилетевших с Салусы Секундус.

– Это прекрасный символ того, о чем мы договорились, знаменующий искреннее и полное воссоединение Доротеи с Орденом.

Теперь, когда Валя стала Преподобной Матерью, сестры не возражали против ее предложения. Она смотрела, как поднимается дым из трубы. Оба тела сгорели – вместе с какими бы то ни было уликами убийства Доротеи.

Да и какие могли быть улики? Последние мгновения навсегда запечатлелись в памяти Вали.

– Доротея сама лишила себя жизни, – заявила Валя, твердо придерживаясь своего объяснения. – Перед самой смертью Преподобная Мать Ракелла что-то проделала с сознанием Доротеи, что-то в нем изменила. Доротея была в смятении. Она схватила нож и ударила себя в горло. Я видела это собственными глазами.

Такой поворот событий наполнил ужасом и гневом «правоверных» сестер, которые заподозрили, что Валя убила свою соперницу, а может, и Преподобную Мать. Но три спутницы Доротеи были опытными узнающими правду. Скрывая свои подозрения, они встали перед Валей и внимательно наблюдали за ней, пока она рассказывала свою историю. Валя в точных пропорциях смешала гнев и негодование с искренней печалью и добавила к своему властному Голосу особый личный оттенок:

– Доротея сама отняла у себя жизнь. Она ударила себя ножом. Я к ней не прикасалась.

Даже самые скептически настроенные узнающие правду не нашли в ее словах лжи, а Валя напомнила, что они обещали почитаемой Ракелле Берто-Анирул. Им пришлось признать Валю следующей Преподобной Матерью.

Теперь, когда из трубы поднялись и рассеялись последние клубы дыма, Валя сказала:

– Хотя Преподобная Мать Ракелла пренебрежительно относилась к проявлению чувств, я не могу скрыть глубокую печаль. Но она умерла, зная, что мы достигли согласия, что пропасть заросла и обе части Ордена снова едины и сильны, как никогда. Я намерена следовать этим ее пожеланиям и сделать все возможное, чтобы воплотить в жизнь будущее, каким его представляла Ракелла.

Фиелла и Олимпия кивнули, оставаясь рядом с ней. Прочие сестры, в том числе шесть гостий с Салусы, выстроились на лужайке, терпеливо перенося холодный ветер.

Фиелла сказала:

– Преподобная Мать верила, что вместе вы с Доротеей обеспечите процветание Ордена. Должно быть, у Доротеи было собственное видение, трагическое, которое привело ее к самоубийству. Что это было – крах или решительный поступок? Может, она знала, что вопреки благим намерениям наличие двух Преподобных Матерей со временем снова приведет к расколу.

Вале это понравилось.

– Хочется верить, что Доротея старалась предотвратить дальнейший хаос.

Сестра Оливия, глубоко встревоженная, качала головой. Обе руки она держала в больших боковых карманах платья, отчего ее фигура приобретала еще большее сходство с грушей. Валя поняла, что сестра-ментат ждет официального признания от Преподобной Матери.

– Да, Оливия?

– Я анализировала свой прогноз. Ракелла основала наш Орден, а Доротея увела сестер на Салусу. Теперь мы потеряли их обеих, а с ними лучший шанс на воссоединение. – Она волновалась. – Что теперь станет с нами? Я хочу исполнять волю Преподобной Матери Ракеллы.

– Теперь Преподобная Мать – я, – твердо, но без гнева сказала Валя. – А ты слишком волнуешься. Мне нужно, чтобы ты, сестра и ментат, лучше владела собой. Только так мы сможем выстоять перед всеми трудностями. Посмотрите, что отчаяние сделало с Доротеей.

Испуг. Потом:

– Да, Преподобная Мать! Прости, Преподобная Мать. Теперь, когда ты ведешь нас, мне не следует беспокоиться о судьбе Ордена. Может, мне сходить в аптеку и принять успокоительное?

– Решай сама, – мягко улыбнулась Валя.

Коротко кивнув, Оливия поспешила уйти.

– Твоя подруга часто нервничает, – сказала Валя Фиелле. – Нельзя допускать истерики или скоропалительных поступков. Выбирая преемницу, Ракелла беспокоилась о судьбе Ордена. Теперь это в прошлом, и у меня более грандиозные мечты. Став Преподобной Матерью, я изменю направление нашей подготовки, сосредоточусь на объединении физических и ментальных дисциплин. Сестры должны уметь сражаться и защищать себя – в одиночку и группами, но посторонние не должны знать, насколько мы сильны. Нам предстоит большая работа и решение серьезных задач.

Валя также понимала, что придется утаить знание о компьютерах с базами данных о рождениях от всех, кроме самого ближнего круга сестер. Но это делалось и раньше.

Фиелла вздернула подбородок.

– Я помогу тебе своими прогнозами. Что ты думаешь делать, Преподобная Мать?

– Наши сестры продолжат обучение здесь, на Уоллаче-IX, и службу на Салусе Секундус – все в духе верности Преподобной Матери. Я бы хотела также поместить их во все благородные дома Ландсраада. Наше влияние распространится, Орден станет сильнее. Те, кто останутся при дворе, обеспечат Ордену расположение императора.

Фиелла закашлялась в сухом холодном воздухе.

– Я бы хотела быть не просто сестрой-ментатом, Преподобная Мать. Если позволишь, я готова встретиться с Болью, стать Преподобной Матерью. Это укрепит Орден.

Несколько мгновений Валя пристально смотрела на нее.

– Подобное решение нельзя принимать вот так запросто… многие кандидатки, даже принимая очищенное россакское средство, все равно умирают. Сестра Фиелла, я вижу в тебе не просто Преподобную Мать, но будущего лидера. Думаю, Ракелла тоже так считала.

– Но как я могу вести Преподобных Матерей, если сама не буду Преподобной?

– Ты сестра-ментат, существенный элемент нашей организации. Я рассчитываю на твои советы. Мне нужны сестры, на которых я могу опираться. Ты была здесь, когда умерла Преподобная Мать Ракелла. Ты видела, что она верила мне, а я верю тебе. Орден сестер нуждается в тебе, Фиелла. Я нуждаюсь в тебе в самые решающие моменты нашей истории.

– Как угодно, Преподобная Мать. – Валя видела, что Фиелла разочарована, но та справилась с собой; Валя видела, как с лица Фиеллы ушло напряжение: она приняла приказ. – Слушаюсь.

Глядя, как быстро рассеивается серый дым, Валя думала о своем стремительном возвышении в Ордене. Древний опыт и знание Другой Памяти сделали ее не по годам мудрой.

Она также знала, что возможности Ордена сестер помогут ей возвысить дом Харконненов. Она сможет достичь обеих целей, так давно стоящих перед ней. Подчинив себе сестер на Салусе, Валя приобретет влияние при императорском дворе, будет находить и расширять возможности, искать способы усилить влияние дома Харконненов в Ландсрааде. Возможно, она отыщет место для Данвиса, использует Тьюлу как наложницу-производительницу…

Гриффин гордился бы Валей. Она знала, что любимый брат ободрил бы все, что она собиралась делать.

Утренний ветер развеял последние клубы дыма над крематорием. Теперь все было кончено. Доротея и Ракелла превратились в пепел. Валя глубоко вдохнула холодный воздух, но не позволила себе улыбнуться.

– После того как мы развеем пепел, – сказала она, – я начну готовиться к поездке к императорскому двору; я сообщу правоверным сестрам о смерти Ракеллы и Доротеи и хорошую новость: мы снова едины, и я новая Преподобная Мать. Шесть сестер с Салусы, прилетевшие с Доротеей, будут сопровождать меня и свидетельствовать обо всем, что видели здесь.

Фиелла добавила:

– Ты должна представить императору новую узнающую правду, ведь Доротея умерла.

Валя уже обдумывала варианты, ей не хотелось доверять такую важную роль одной из последовательниц Доротеи, хотя Сальвадор мог настоять на этом. Вале нужны были собственные верные узнающие правду.

– В эту поездку я возьму с собой сестру Оливию и еще трех или четырех сестер с Уоллача. Ты оставайся здесь и управляй школой в мое отсутствие.

Фиелла понизила голос.

– Мы не можем делиться знаниями о компьютерах с сестрами с Салусы. Это снова расколет Орден.

– Мы сохранили тайну на Россаке, сохраним и здесь. – Валя перевела дух, думая о будущем Ордена, которое раскрывалось перед ней. – Мы долго приходили в себя после того, что сделал император на Россаке, и нужно постараться больше не навлекать на себя его гнев. Мы не станем фанатичными батлерианцами, но будем спокойно демонстрировать, что возможности человека очень велики. И после многих десятилетий тщательного моделирования, изучения и манипулирования рождениями продвинем человечество вперед.

При дворе императора Валя сможет оценить правоверных сестер и заберет кое-кого с собой на Уоллач-IX, где за ними можно будет внимательно наблюдать; остальных, более податливых, можно оставить на Салусе. Она также отведет некоторым верным ей сестрам с Уоллача не последнее место на Салусе. Это дело долгое, оно займет годы, а то и десятилетия. Но Преподобная Мать Ракелла научила ее мыслить очень масштабно.

– Наша задача будет легче и гораздо безопасней, когда спадет батлерианская истерия, – сказала Валя.

– Без Манфорда Торондо движение ослабнет и рассеется, – сказала Фиелла. – Меня удивляет, что его до сих пор не убили – Джозеф Венпорт или еще кто-нибудь.

Валя совершенно спокойно спросила:

– Хочешь получить это задание?

– Нет, Преподобная Мать! Я не предлагаю, чтобы Орден сестер занимался такими делами.

Валя выгнула брови.

– Ты должна сделать прогноз ментата о возможностях и вероятностях такого развития событий. Лучше, чтобы вождь батлерианцев не стоял у нас на пути.

– Или хуже – вдруг его место займет кто-нибудь еще, более опасный?

Из крематория вышли две сестры в черном, каждая несла урну. Пепел был еще теплый, и это напомнило Вале о том, как тело сохраняет тепло после остановки сердца. Со временем воспоминания о предательнице Доротее станут такими же холодными, как ее пепел, который рассеется по земле. Валя постарается сделать так, чтобы Доротею не почитали, ей не подражали. Возможно, даже само имя ее будет забыто.

А вот Ракелла – совсем другое дело. В ее честь будут воздвигать статуи, и память о ней сохранится, пока существует Орден сестер. И Валю Харконнен тоже будут помнить всегда, как ее избранную преемницу, несущую негасимый факел.

Валя знала, что так будет…

Осязаемое выражение нашей души – в записи наших мыслей и действий, в том, как мы влияем на будущие поколения.

Гилберт Альбанс. Последнее письмо Эразму, найденное и расшифрованное ментатом Зендуром (Не было доставлено)

Ночью густой мангровый лес казался странным и грозным, но Анна шла, инстинктивно выбирая дорогу. Она не боялась, ведь с ней был Эразм – и успокаивающий голос в ухе, и физическая сфера памяти, которую она привязала к телу под одеждой.

Гель-сфера светилась под тканью, меняя яркость и слабо освещая дорогу. Когда шпионские глазки робота определяли поблизости присутствие батлерианцев, сфера темнела. Однажды Эразм шепотом приказал Анне остановиться, и она замерла в полной темноте, слушая, как кто-то идет поблизости. Когда опасность миновала, Анна снова пошла прочь от осажденной школы ментатов.

Драться Анна не училась. Избалованную сестру императора всегда защищали, а когда отправили учиться у сестер на Россаке и в школе ментатов, все ее упражнения были направлены на развитие ума.

Теперь, пробираясь по темному лесу, удерживая равновесие на выступающих корнях и стараясь не упасть в воду, Анна слышала, как из памяти к ней обращаются слабые голоса… – но это была не ее память. Опасность, грозящая школе и директору, добавила к ее собственному смятению эти голоса призрачной памяти. Эти воспоминания были эхом прошлых жизней – прародительниц, чей дух был заключен в двойной спирали ее ДНК. Но как это возможно? Хотя она и выжила после приема яда на Россаке, Анна не стала Преподобной Матерью… и тем не менее слышала голоса.

Но самый важный, самый явственный и мудрый голос принадлежал Эразму.

– Пока мы возле школы, я могу вести тебя при помощи шпионских глазков. Ты запомнила новые тропы, проложенные ментатами?

– Я знаю дорогу и знаю свои недостатки.

– Ты умная девушка, – сказал Эразм. – Я тобой горжусь. – После этих слов Анна приободрилась, а он добавил: – Нам нужно идти быстро, чтобы до рассвета оказаться как можно дальше от лагеря батлерианцев.

Она была в отчаянии и хотела, чтобы он понял ее чувства.

– Они собираются казнить директора Альбанса. Разве не следует попытаться спасти его?

При мысли о казни Анна пошатнулась: на нее обрушились детские воспоминания. Отец заставил ее сидеть рядом с ним, пока казнили членов КЭП. Он говорил, что этот опыт укрепит ее, что она должна радоваться торжеству правосудия. Но этого не произошло. Напротив, жестокая казнь открыла ей ужас строгих наказаний.

Она не желала директору Альбансу такой жестокой участи, но чувствовала свою беспомощность и не могла его спасти. Ей хотелось, чтобы он каким-то образом бежал и скрылся, как это удалось Туру Бомоко, когда вместо него казнили остальных членов комиссии. Она думала, не получится ли так же и здесь. Гилберт очень умный человек.

– Если бы директору Альбансу удалось бежать, – спросила она, – Манфорд захотел бы казнить кого-нибудь вместо него?

– Думаю, всех учеников, – ответил Эразм.

– Я не хочу, чтобы они умерли, но не хочу и смерти директора Альбанса.

– Все люди умирают. Разница только в сроках. Идем, нужно спешить.

– А куда мы отправимся потом? – спросила Анна.

– Этого я еще не рассчитал.

Анна пробралась мимо изогнутого корня, стараясь не упасть в воду, где блеск серебра говорил о блуждающих по ночам бритвозубах, похожих на отражения осколков зеркала. Продвигалась она очень медленно, с трудом.

– Тут неглубоко, – заметил Эразм. – Быстрее было бы идти вброд.

– Меня съедят рыбы, – ответила Анна.

Сфера сказала:

– Это можно исправить.

В воде мелькнул голубой огонь, электрический разряд наполнил болотный проток холодным пламенем. На поверхность, как пузыри в котле, брюхом вверх поднялись сотни мертвых серебристых рыб.

– Гилберт разместил вокруг школы много защитных средств, но я счел их неэффективными и кое-что добавил. Теперь проток безопасен. Я скажу, когда тебе снова нужно будет подняться на корни.

Полностью доверяя ему, Анна спустилась в холодную воду и пошла вброд. Сейчас, не опасаясь бритвозубов, она шла по манграм быстрее, но знала, что есть и другая опасность – вокруг лагеря бродили разведчики-батлерианцы.

Она шла с плеском и услышала поблизости жужжание ночных насекомых. Анна с головой ушла под воду, надеясь, что бритвозубы еще не могут до нее добраться. В поисках крови насекомые летели низко, касаясь воды, но потом исчезли. Наконец Анна вынырнула – с головы стекала вода – и пошла дальше.

Через несколько минут Эразм сказал:

– Предлагаю тебе снова забраться на корни. Я разрядил в воде свои пульс-батареи, но могут появиться новые бритвозубы.

Анна ухватилась за корни и осторожно забралась на них, старательно выбирая опору. Небо над головой начало светлеть – близился рассвет. Поглядывая в сторону лагеря батлерианцев, Анна заметила движущуюся в манграх неясную фигуру – и в тот же миг человек увидел ее. У него были широкие плечи, голова обернута какой-то тканью. Глаза ярко блестели в болотной тени.

– Ты девушка, которая нужна Манфорду, сестра императора. – Перепрыгивая с корня на корень, человек направился к ней. – Идем со мной, и мы успеем увидеть казнь директора.

Держась за ветку, Анна отшатнулась и перешла на другой корень. Острые ветви царапали ее, но она не ощущала боли. Сейчас Эразм не мог ей помочь.

Батлерианец погнался за ней – быстро и проворно. Это, должно быть, был опытный охотник, привыкший жить под открытым небом, и он намеревался ее поймать. Он схватил Анну за руку и подтащил к себе. Она хотела закричать, но передумала: шум только привлек бы внимание тех, что в лагере, а она не знала, как сопротивляться этому мускулистому мужчине.

Она уже хотела просить Эразма о помощи, но услышала в сознании множество голосов – голосов поколений давно умерших женщин. Они устремились в ее мысли, показывая то, чего не мог показать Эразм. И мышцы ее начали действовать по собственной воле, как сжатые пружины.

Она вырвала у преследователя свою руку. Двигаясь так, словно кто-то другой управлял ее движениями, Анна прижала обе руки к его груди и сильно толкнула, сбив батлерианца с ног. Удивленный, он опрокинулся в воду. Забился в панике… но ни одна рыба его не тронула. Он рассмеялся.

– Я промок, но невредим.

И осклабился.

Эразм в ее ухе сказал:

– Позволь мне.

В воде взорвалась голубая электрическая зарница, словно в болоте растворилось северное сияние. Батлерианец судорожно задергался и упал в воду животом вверх, как дохлая рыба.

– Надо идти, – произнес голос Эразма в ее ухе. – Позволь теперь мне направлять тебя. Мои периферийные шпионские глазки заметили нежданного гостя, который может помочь нашему бегству.

Анна ни о чем не спрашивала.

– Говори, что делать.

В предрассветной мгле Анари Айдахо вошла в палатку. Тела трех мертвых стражников унесли, разрез в задней стенке палатки зашили. Теперь убитых Драйго стражников заменили восемь батлерианцев, хотя Гилберт не пытался бежать.

– Когда взойдет солнце, директор, вы примете смерть от моего меча, – сказала Анари. – С вашей стороны разумно и благородно, что вы не воспользовались возможностью и не убежали.

– Я дал слово, – ответил Гилберт. – И объяснил это ученику, который с самыми лучшими намерениями пытался меня спасти.

– Он убил троих верных. Он тоже умрет. – Лицо Анари потемнело. – Мы найдем его и убьем.

– Не думаю.

Гилберт верил, что Драйго выполнит его просьбу; он все поставил на это.

Анари долго ждала в напряженной тяжелой тишине, но спорить не стала.

– Вождь Торондо знает, кто вы. Он никогда не отменит ваш приговор.

– Я этого и не жду. Он человек твердых убеждений. И, себе на горе, выбрал путь, который не допускает обучения и роста.

– Он выбрал священный путь. Я пришла к вам, чтобы вы приготовились.

Гилберт был спокоен. Он часами размышлял и навещал свой «сейф памяти», в котором хранились все самые яркие события его жизни.

– Это ведь вы собираетесь убить человека. Разве вам не нужно приготовиться?

– Я только осуществляю правосудие. У меня острый меч. Что еще мне готовить?

Гилберта это позабавило.

– А у меня острый ум. Что еще мне готовить?

Анари взволнованно покачала головой.

– Вы выросли среди машин-демонов. Они сделали вас необычным.

Она вышла из палатки, а Гилберт вернулся к своим размышлениям. Любопытно – теперь он мог сосредоточиться, как никогда в жизни, и понимал почему. Ему требовалось втиснуть все самые важные мысли в очень короткое время.

После попытки освободить директора Драйго почти все время провел в темноте, избегая охотников-батлерианцев. Они гонялись за звуками в болоте, но он был нем как рыба. Охотничьи группы перекликались, поэтому он точно знал, где они. Они стремились к мести, блуждали в темноте, и ментат легко уклонялся от них.

Тем не менее он ощущал пустоту в груди. Это не шутки. Жизнь директора в опасности… а он отказывается от спасения! Если Гилберт сказал правду – если сфера памяти робота Эразма еще существует и ее нужно спасти вместе с Анной Коррино, – оба очень заинтересуют директора Венпорта. Драйго явился на Лампадас в надежде найти сильного союзника против варваров. Но, что еще важнее, он обещал своему другу и учителю директору Альбансу обеспечить безопасность Анны Коррино и сферы Эразма.

Уже почти на рассвете он повернул назад, к осажденной школе. Шел по манграм, безопасной тропой, минуя все препятствия.

И очень удивился, когда из зарослей показалась Анна Коррино и направилась к нему, словно ожидала увидеть его здесь.

– Ты Драйго Роджет. – Она словно читала какой-то документ. – Ты пять лет учился в школе ментатов и закончил ее успешнее, чем все остальные. Ты выпустился из школы. Ты работаешь на «Венпорт холдингз». Никто в школе не знал, кто направил тебя сюда, пока вас не увидели на верфях Тонариса.

Прослушав, как молодая женщина изложила его краткую биографию, Драйго сказал:

– Я прибыл спасти директора, но он отказался уйти со мной. Однако заставил пообещать, что я найду тебя и… мыслящую машину.

Анна рассмеялась.

– Некоторое время назад Эразм с директором обсуждали, стоит ли доверить тебе тайну. – Она помолчала, словно слушая голос, доступный только ей, потом кивнула.

– Эразм говорит, он жалеет, что они не сделали этого раньше. Ты бы нам очень помог.

– Мой корабль увезет вас с Лампадаса в безопасность.

– Эразма тоже? – Она смущенно коснулась выпуклости под своей блузкой. – Только не отвози нас на Салусу Секундус. Сальвадор прикажет уничтожить Эразма, он делает все, что велят батлерианцы.

– Я не собираюсь допустить, чтобы сфере памяти робота нанесли ущерб, и не позволю тебе стать заложницей батлерианцев, – сказал Драйго. – Довольно быть марионеткой, Анна Коррино. Сначала ты была в Ордене сестер, потом в школе ментатов, теперь понадобилась батлерианцам. Но директор Венпорт поместит тебя туда, где ты будешь в полной безопасности.

– И никто не будет знать, – сказала Анна. – Ни обо мне, ни об Эразме.

– Никто. Я обещал директору Альбансу.

Когда забрезжил рассвет, Драйго повел Анну с ее драгоценным грузом по болотам от школы ментатов к своему спрятанному кораблю.

Лучи рассветного солнца, теплые и яркие, упали Гилберту на лицо, когда стражники вывели его из палатки. Солнце на Лампадасе было бело-желтым, и, хотя Гилберт прожил здесь не один десяток лет, солнечный свет все равно казался ему неправильным. Он родился под разбухшим алым солнцем Коррина, красного гиганта, такого яркого, что Эразм заставлял Гилберта носить защитные очки. Другие рабы, работавшие под открытым небом, слепли задолго до старости… но рабы Эразма никогда не доживали до старости.

Манфорд Торондо проявил любезность: Гилберту не связали руки, и Анари не тащила его, когда он появился на центральной площади лагеря. Гилберт не выказывал страха. Он знал, что ученики смотрят на него со смотровой платформы, и только надеялся, что казнь достаточно отвлечет общее внимание и Драйго сможет благополучно увести Анну Коррино и Эразма.

Он не знал, каков план Драйго. Теперь это было не в его власти. Эразм тоже оценит грозящую им опасность. А вот Анна Коррино… это темная лошадка. Тем не менее Гилберт верил в эту троицу.

На краю расчищенного пространства в виду стен школы стояли священник Хариан и сестра Вудра. Гилберт посмотрел наверх, хотя солнце слепило глаза. Он увидел силуэты на стенах школы и на смотровой площадке.

Из штабной палатки батлерианцы принесли особое кресло; в кресле сидел Манфорд Торондо, похожий на короля на маленьком троне.

Гилберт остановился перед вождем батлерианцев, который сидел так, что их глаза оказались на одном уровне. Манфорд сказал:

– Хотя меня огорчают ваши поступки и я чувствую, что вы меня предали, Гилберт Альбанс, я все еще вижу перед собой директора этой школы и ментата, который помог мне во многих добрых делах во имя батлерианских идеалов.

Гилберт поднял голову.

– А я глубоко сожалею об этом. Я ошибался, пытаясь защититься, вместо того чтобы отстаивать свои принципы. Я давно должен был бросить вам вызов. Вы заблуждаетесь.

Услышав это, батлерианцы пришли в ярость, которую едва сдерживали. Гилберт пообещал себе, что сделает заявление, но следовало быть осторожным, эта толпа могла причинить непоправимый вред не только ему, но и школе.

– Я пришел на ваш спектакль, но напомню о вашем обещании. Вы спасете мою школу.

– Спасу, – подтвердил Манфорд. – Спасу ментатов от них самих. Они продолжат обучение, но их будут переучивать. Ментаты должны понять, что их главная цель – заменить компьютеры, а не подражать им.

Гилберт не шелохнулся, понимая, что лучшего обещания ему не получить. Он знал, что Манфорд по своему желанию может изменить условия и найти этому любые удобные оправдания.

Батлерианской идеологической обработки он не боялся: он учил своих учеников думать самостоятельно, а не следовать слепо какой бы то ни было доктрине. Гилберт дал своим любимым ученикам метод, а их мозг стал орудием, которое батлерианцы не могли отобрать, не убив. В дальнейшем ментатам придется быть осторожней и найти возможность сохранить великую школу; возможно, Драйго сумеет в безопасном месте основать новую академию ментатов.

Гилберт был уверен: что бы с ним ни случилось, ментаты будут продолжать свою работу в той или иной форме. А если ментаты выживут, сделка стоящая.

Анари стояла рядом с ним, ее меч блестел в утреннем свете. Священник Хариан с ненавистью смотрел на Гилберта; он винил его в том, что в битве у моста Хретгир машины использовали людей как щит – и в десятилетиях страданий до того. Обвинения были нелепы, и Гилберт даже не смотрел на священника.

Манфорд сказал:

– Вы повинны в ужасных преступлениях против собственной расы, Гилберт Альбанс. Если вы раскаетесь и от всего сердца попросите прощения, бог может простить вас. Но я ничего не обещаю, и сегодня вы умрете.

– Я бы и не хотел, чтобы вы давали обещания от лица бога. Он не обязательно их выполнит.

Хариан выглядел оскорбленным еще сильнее, но Манфорд только кивнул.

– Это ваш выбор, директор. Бог вам судья.

Гилберт улыбнулся.

– С нетерпением жду беседы с ним.

Он без приглашения повернулся лицом к Анари Айдахо и опустился на колени. Он отчетливо услышал крики отчаяния со смотровой платформы и гневный ропот батлерианцев, но все это в его сознании превратилось в глухой гул.

– Я знаю, ты хороший мастер меча, и у тебя острый клинок, – сказал он.

Голос Анари резко прозвучал в воздухе.

– Это моя работа.

Гилберт наклонил голову, закрыл глаза и углубился в свой «сейф памяти», где мог вернуться в прошедшие десятилетия своей жизни. Он знал, что времени у него мало и воспоминания должны двигаться со своей скоростью.

Первую часть жизни Гилберт провел на Коррине, там о нем заботился и учил его Эразм, но сейчас, в памяти, он вернулся в счастливые времена на Лектейре, в те семь лет, когда был обычным человеком и вел обычную жизнь. Здесь у него появились первые друзья-люди и Джевелия, первая женщина, которую он полюбил; этот опыт он хранил в памяти как сокровище, хотя закончилось все не так, как он надеялся. Гилберт заново пережил и боль, когда Джевелия вместо него выбрала другого, разбив его сердце.

Он вспомнил милое заботливое лицо Джевелии, ее беззаботный смех, счастливое время, которое они провели вместе. Сейчас она уже наверняка состарилась и скорее всего умерла, но в «сейфе памяти» оставалась такой же молодой и полной жизни, какой была, когда он видел ее в последний раз.

Сейчас он провел с ней яркие мгновения и не почувствовал боли, когда острый меч описал в воздухе свою смертоносную дугу.

Песок течет в моих жилах, пыль заполняет легкие, вкус пряности у меня во рту. Пустыня во мне, и от нее невозможно избавиться.

Гимн жителей пустыни

Перед возвращением в пустыню он отказался от всего инопланетного. Он чувствовал себя блудным сыном, которому некуда вернуться. Тарефу некуда было идти – ни на Арракисе, ни вне его.

Благодаря щедрости директора Венпорта он мог купить себе в Арракис-Сити лучший дом и целый танкер воды, чтобы заполнить цистерны дома. Он мог отправиться на Каладан, как когда-то мечтал… но эта мечта обратилась в прах, и теперь он удивлялся, как это могло казаться ему важным.

В галактических путешествиях Тареф чувствовал на коже дождь и снег, но, хотя это был удивительный опыт, он не мог сравнить его с желтым восходом над дюнами или с запахом свежей пряности, таким острым, что хотелось достать прокладки из носа и глубоко вдохнуть изобилие пустыни.

Но в свой сиетч Тареф возвращаться не хотел – не хотел возвращаться побежденным. У него были соображения, но он не знал, что с ними делать. Пустыня поможет ему найти себя.

Он подумал о своем костюме для пустыни, том самом, «модифицированном», который ему дали в «Венхолдз». Он удобнее и функционирует лучше, но пахнет неправильно, и чувствуешь себя в нем неправильно. Тареф снял костюм, хотел от него избавиться, но понял, что у него только инопланетная одежда, в которой в пустыне не выжить. Костюм Тареф продал перекупщику с голубыми глазами, который сразу понял его ценность, и согласился на первую же предложенную цену: денег ему нужно было ровно столько, чтобы купить старый, но пригодный к работе конденскостюм. Следовало бы подумать об этом раньше, чем он выкинул деньги, полученные от Венпорта: Тареф разбрасывал деньги на улице и смотрел, как за ними гоняются мусорщики.

Предложенный костюм он тщательно осмотрел, прежде чем взять его. Ни один истинный фримен не расстанется со своим костюмом; следовательно, этот сняли с мертвеца. Тареф осмотрел фурнитуру и швы и нашел место, где нож прорезал ткань в районе почек; разрез был вычищен и зашит. Такое происходило постоянно. Ни один обитатель пустыни не позволит костюму пропасть зря, его починят и снова будут использовать. Тареф надел костюм, приладил к своему телу и заявил, что костюм приемлемый. Выйдя из лавки, он выбросил свое инопланетное платье. Ему оно больше не было нужно.

Хотя директор Венпорт прикрыл убийство императора Сальвадора, оно тяжким грузом лежало на совести Тарефа. Императорскому баркасу удалось уйти – но, скорее всего, он пропал, поскольку он вывел из строя навигационную систему. Однако он помнил, что не закончил работу, расстроенный призраком Манфорда. Тем не менее того, что он сделал, было вполне достаточно, чтобы баркас больше никогда не увидели.

Он узнал, что директор Венпорт подчистил записи космопорта Арракис-Сити и орбитальных следящих систем. Всех на Салусе Секундус поразит внезапное исчезновение роскошного императорского баркаса – еще одна трагическая потеря в ряду других потерь, которых в последнее время стало очень много ввиду опасности космических путешествий…

Тарефу тоже хотелось исчезнуть. Пустыня поглотит и приласкает его вопреки опасностям (которые ему хотя бы знакомы). Может, он умрет, а может, его спасут, но он должен найти выход – так или иначе.

Он оставил город с его жизнью, почти такой же чуждой ему, как порядки «Венпорт холдингз». У Тарефа был костюм, литрак воды, еда и пряность. Человеку в пустыне больше ничего не нужно.

Мечтатель, он вел в сиетче трудную жизнь, чужой отцу, братьям и многим другим фрименам. Те хотели жить так, как жили столетиями, не смея распространить свой опыт за границы местной знакомой зоны.

Да, Тареф повидал совершенно иные картины и получил другой опыт. Он мечтал, но со временем понял, что мечтал не о том. Теперь пришло время перемен. Опять.

Он ушел в горячую, как печь, мерцающую пустыню. Один.

Глядя в ночное небо, я вижу столько же возможностей, сколько звезд.

Директор Джозеф Венпорт. Из речи на встрече с бизнесменами

Шагая по небольшому каладанскому космодрому, Вориан Атрейдес не замечал окружающих, не слышал разговоров и шума двигателей, когда садился или взлетал очередной шаттл. В этот ранний вечер он наконец остался один после долгого дня последних приготовлений.

Казалось, трагедии следуют за ним тенью. Он снова вынужден был покинуть прекрасный Каладан.

Вори казалось, что внутри его всего переломали и неправильно сложили. В сердце поселился темный страх – не за себя, но за всех членов его обширной семьи. Всем его потомкам грозила опасность, потому что Харконнены винили его в падении Абулурда, произошедшем несколько поколений тому назад, и в смерти Гриффина на Арракисе в прошлом году. И собирались мстить любому Атрейдесу, какого сумеют найти.

Тьюла Харконнен исчезла, но записи свидетельствовали, что в космопорте угнали маленький корабль – сразу после убийства Орри и ночного нападения на Вори в гостинице. Он не знал, куда может отправиться девушка-убийца, но Тьюла ускользнула, оставив кровавый след, по которому ему когда-нибудь придется пойти.

Она оставила кровавое напоминание о вендетте, и Вори предупредил всех своих возможных потомков на Каладане. Но он не мог здесь оставаться и подвергать их новому риску, поэтому сообщил, что улетает. Он мог бы уйти от технически развитых миров, вернуться, несмотря на запрет императора (такое обещание Вори был вынужден дать), на Кеплер. Но Вори рисковал навлечь на себя гнев императора ради того, чтобы защитить свою разбросанную семью. Вдруг эта семья тоже в опасности?

Он не знал, сколько своих потомков сумеет найти. В первые годы джихада, когда он молодым офицером летал от одной звездной системы к другой, у него были возлюбленные на многих планетах. Вори отправил срочное сообщение представителю банка на Колхаре, который уже много лет помогал ему тайно перемещать средства, включая последнюю финансовую транзакцию на Ланкивейл. У банка были связи по всей империи, и Вори приказал провести тщательное исследование и выявить всех возможных потомков Атрейдеса.

«Мы никогда не забудем», – написала Тьюла Харконнен. И исчезла с Каладана.

Весь ли род Харконненов жаждет вендетты? Как глубоко проник этот яд? Гриффин тоже прилетел за Вори. Работая с Верджилом Харконненом на Ланкивейле, Вори получил приглашение в его дом, ел с ним за одним столом. Но хоть он тайно спас их от финансовой катастрофы, они бы не обнимали его, если бы знали, кто он такой. Считая, что Вориан Атрейдес причинил вред ни в чем не повинной семье, они будут мстить невинным членам его обширной семьи.

До начала джихада Серены Батлер Ксавьер Харконнен был заклятым врагом Вори, но, после того как Вори перешел на сторону джихада, стал его ближайшим другом. Несколько десятилетий спустя внук Ксавьера Абулурд заменил Вориану сына, стал его протеже – до трусливого предательства молодого человека. И хотя Вори спас Абулурда от казни, отправив в изгнание, Харконнены не считали это милостью.

Несколько поколений спустя Гриффин Харконнен выследил Вори, намереваясь убить его. Теперь его сестра Тьюла расширила пределы мести, убивая потомков Вори, которые до самого последнего времени с ним даже не встречались. После гибели Шандера и Орри следующей жертвой должен был стать Виллем, и теперь Виллем поклялся отомстить убийцам-Харконненам. Вориан видел, как раскручивается спираль кровопролития и мести. Кончится ли это когда-нибудь?

Из здания космопорта он через большое смотровое окно наблюдал за тем, как на залитое светом поле садится шаттл и готовится выпустить пассажиров. Вориан много часов провел с растерянным, расстроенным Виллемом, объясняя ему цепь событий, приведших к убийствам. То, что казалось далекой, полузабытой семейной историей, неожиданно обрело болезненную важность.

Когда Вори предложил остаться на Каладане и охранять Виллема и другую родню Атрейдесов, молодой человек отказался.

– Если Харконнены явятся на Каладан, я сам их убью… но если ты улетишь отсюда, может быть, они станут охотиться за тобой. Улетай. Я сам позабочусь о своей безопасности.

Огромная тяжесть легла на плечи Вори. Виллем тоже винил его.

И вот Вори купил билет на следующий же свертывающий пространство корабль, куда бы тот ни направлялся. При первой же возможности он пересядет и полетит на Кеплер, предупредит свою семью там. А после… он не знал, куда денется – но не туда, где мог бы подвергнуть семью новой опасности.

В отражении в плазовом окне он видел приближающуюся к нему сзади высокую худую фигуру. Вори не нужно было поворачиваться, чтобы узнать этого человека; пульс его участился: Вори гадал, что здесь делает Виллем.

– Тебе не следовало сюда приходить. – Вори искоса посмотрел на Виллема. – Я же сказал: опасно, если тебя увидят со мной.

Казалось, Виллем готов был возражать.

– Я решил отправиться с тобой. Я силен, я могу вести корабль и сражаться. Я помогу тебе найти Харконненов.

И он показал Вори свой билет.

– Я не собираюсь охотиться на Харконненов. Я хотел только предупредить остальных членов семьи, твоих дальних родственников. Мне не нужно… – Стресс мешал Вори думать, но он все же закончил свои расчеты, – не нужно, чтобы мой прапрапраправнук летел со мной мстить. Есть вещи, которые я должен сделать сам – быстро и эффективно.

Скрестив руки на груди, Виллем сказал:

– Я несколько лет прослужил в Воздушном патруле и знаю, как вести себя в критических ситуациях. Я могу быть хладнокровным, и я не жажду крови. Но после смерти Орри и дяди Шандера… и моих родителей… на Каладане у меня никого не осталось. Я могу остаться в одиночестве, и каждый день будет напоминать мне о потерях – или я могу лететь с тобой.

Вори встретился с решительным взглядом юноши и через поколения уловил в нем сходство с взглядом Лероники. А отчасти и своим. Что-то в поведении Виллема напомнило ему собственную дерзкую решимость, когда он был молодым офицером, уверенным в себе и своих способностях.

Вориан Атрейдес прилетел на Каладан, чтобы вернуть себе смысл жизни, найти семью, возобновить давно утерянные отношения. Отношения не с местом, а с кровными связями.

– Ладно, уговорил, – сказал он с легкой улыбкой. – Но я не хочу, чтобы рядом со мной был непредсказуемый человек, который ищет мести.

В глазах Виллема светилась благодарность. Шаттл свертывающего пространство корабля был готов принять пассажиров.

– Я человек уравновешенный. Но если Харконнены попытаются убить тебя или меня, я убью их первым.

Вори ответил:

– Принято.

Они вместе сели в шаттл.

***