Главная » 2023 » Январь » 30 » Я ее любил. Я его любила. Анна Гавальда. 03
08:34
Я ее любил. Я его любила. Анна Гавальда. 03

***

===

— Хлоя, прекрати немедленно!

Я плакала.

— Вы сами-то себя слышите? Слышите, как вы со мной говорите? Я ведь не собака, Пьер. Не ваша собачонка, Пьер, черт вас побери! Я отпустила мужа, не выцарапав ему глаза, просто закрыла тихонько дверь — и вот я здесь, перед вами, с моими дочерьми. Я вроде неплохо держусь. Держусь, понимаете? Понимаете, что означает это слово? Разве кто-нибудь слышал от меня вопли отчаяния? Так не давите мне на психику. Вы не хотите, чтобы я уходила… Ох, Пьер… Вынуждена буду не подчиниться вам… Боже, мне так жаль… Как жаль…

Он схватил меня за запястья и сжал изо всех сил. Не давая мне шевельнуться.

— Отпустите! Вы делаете мне больно! Вы все, все ваше семейство делаете мне больно! Отпустите меня, Пьер.

Едва он ослабил объятия, как я уронила голову ему на плечо.

— Все вы делаете мне больно…

Я обливала слезами его шею, забыв, как ему, должно быть, неприятно, ведь он никогда ни к кому не прикасался… Я плакала, время от времени вспоминая свои спагетти: если я не солью воду, есть их будет невозможно. Он все повторял «Ну-ну, ну-ну…» И еще: «Прости меня…» И еще: «Я тоже очень переживаю…» Он не знал, куда девать руки.

В конце концов он все-таки отстранился и стал накрывать на стол.

— За тебя, Хлоя.

Я чокнулась с ним.

— Да, за меня, — повторила я, криво усмехнувшись.

— Ты замечательная.

— Да, замечательная. И еще — надежная, храбрая… Что я забыла?

— Забавная.

— Ах да, чуть не забыла, забавная.

— Но несправедливая.

— …

— Несправедливая, ведь так?

— …

— Думаешь, я люблю только себя?

— Да.

— Тогда ты не только несправедливая, но и глупая.

Я протянула ему бокал:

— Это я и сама знаю… Выдайте-ка мне еще этого чудесного напитка.

— Считаешь меня старым дураком?

— Да.

Я покачала головой. Я была не злой, а несчастной.

Он вздохнул.

— Так почему же я старый дурак?

— Потому что никого не любите. Никогда не расслабляетесь. Все время в напряжении и словно бы не здесь. Не с нами. Вы не принимаете участия ни в разговорах, ни в шалостях, ни в наших скромных увеселениях. Потому что вам не знакомы нежные чувства, вы вечно молчите, и ваше молчание смахивает на презрение. Потому что…

— Хватит, хватит, довольно, спасибо.

— Простите, но я отвечаю на ваш вопрос. Хотели знать, почему это вы старый дурак, — я и ответила. Хотя я не нахожу вас таким уж старым…

— Как же ты любезна…

— Да чего уж там.

Я оскалила зубы, изображая нежную улыбку.

— Ладно, но, если я такой, как ты говоришь, зачем привез тебя сюда? С чего бы мне тратить на вас столько времени и…

— Вы сами прекрасно знаете с чего…

— Так с чего же?

— Да потому что у вас свое понятие о чести. Не что иное, как кокетство, принятое в любой добропорядочной семье. Я семь лет путаюсь у вас под ногами, но вы впервые проявили ко мне интерес… Я скажу вам, что думаю. Я не нахожу вас ни доброжелательным, ни милосердным. Я все понимаю. Ваш сын оступился, и вы идете следом за ним — «подчищаете», так сказать, закрываете брешь. Вы попытаетесь — как можете — заделать трещины. Вы ведь не любите трещины, да, Пьер? Нет, не любите! Просто терпеть не можете…

Думаю, вы привезли меня сюда, чтобы соблюсти приличия. Малыш проштрафился — придется, сжав зубы, устранять последствия. Сегодня вы окучиваете невестку, как когда-то платили крестьянам, если ваш сопляк въезжал на мотоцикле в их посевы. Жду не дождусь момента, когда вы со скорбным видом объявите, что я могу на вас рассчитывать. В финансовом отношении. Вы в затруднении, правда? Такой большой девочке, как я, будет посложнее возместить убытки, чем хозяину свекольного поля…

Он встал.

— Что ж, пожалуй… Это правда… Ты глупышка. Какое ужасное открытие…

Ладно, давай сюда тарелку.

Он стоял у меня за спиной.

— Ты сама не знаешь, как сильно ранишь меня своими словами. Рвешь мне сердце. Но я не в обиде — все дело в твоем горе…

Он поставил передо мной тарелку с дымящейся едой.

— И все-таки есть одна вещь, которую я тебе спустить не могу, одна-единственная…

— Что именно? — Я подняла на него глаза.

— Не упоминай больше свеклу, прошу тебя. В округе ты на десять километров не найдешь ни одного свекольного поля…

Он был очень собой доволен, старый хитрюга.

— Гм, пахнет неплохо… Думаю, вам будет не хватать моей стряпни?

— Да, тут ты права, но в остальном, спасибо большое… Испортила мне аппетит…

— Неужели?

— Точно-точно.

— Как вы меня напугали!

— Но я все-таки попробую эти восхитительные спагетти…

Он подцепил вилкой ком слипшихся макаронин.

— Э-э-э, как это говорится? Al dente [Здесь: В самый раз (ит.).].

Я смеялась.

— Люблю, когда ты смеешься.

Мы долго сидели молча.

— Вы обиделись?

— Нет, скорее растерян…

— Мне очень жаль.

— У меня такое чувство, что я чего-то не понимаю. Огромный клубок, который я не в силах распутать…

— Я хотела…

— Помолчи. Дай мне сказать. Я должен разобраться. Это очень важно. Не знаю, сможешь ли ты понять меня, но хоть выслушай. Я должен потянуть за ниточку, но не знаю за какую. Не представляю, как и с чего начать. Боже, все так сложно… Потяни я слишком сильно или не за ту нитку, все еще больше запутается. Так запутается, что я ничего больше не смогу сделать и увязну окончательно. Понимаешь, Хлоя, моя жизнь, вся моя жизнь — это клубок, точно сжатый кулак. Вот он я, весь тут, перед тобой, сижу на этой кухне. Мне шестьдесят пять лет. Я ни на что не гожусь. Я тот старый дурак, которому ты только что так всыпала. Я ничего не понял, я так никогда и не поднялся на седьмой этаж. Я испугался собственной тени и вот к чему пришел. Смерть близка… Нет, прошу тебя, не перебивай… Не сейчас. Позволь мне разжать кулак. Хоть чуть-чуть.

Я долила вина в стаканы.

— Начну с самого несправедливого, с самого жестокого… С тебя…

Он откинулся на спинку стула.

— Когда я впервые тебя увидел, ты была вся синяя. Помню, это произвело на меня впечатление. Ты стояла в проеме этой двери… Адриан поддерживал тебя, и ты протянула мне скрюченную от холода руку. Ты не могла ни пальцем шевельнуть, ни слова вымолвить, и я пожал твою ладонь в знак приветствия, и на твоем запястье остались белые следы от моих пальцев. Разволновавшейся Сюзанне Адриан со смехом сказал: «Я привел вам Штрумпфетку [Штрумпфы — маленькие синие человечки, герои популярного в 1950-х гг. мультфильма Пейо, говорящие на тарабарском языке.]!» Потом он отнес тебя наверх и положил в горяченную ванну. Сколько ты там пролежала? Не помню, зато помню, как Адриан все повторял и повторял матери: «Спокойствие, мама, спокойствие! Как только она сварится, мы сядем за стол!» Мы действительно хотели есть — я, во всяком случае. Ты меня знаешь, знаешь, какими бывают оголодавшие старые дураки… Я уже готов был потребовать, чтобы подавали ужин без вас, — но тут ты появилась, одетая в старый халат Сюзанны, с мокрыми волосами и застенчивой улыбкой на лице.

Зато щеки у тебя были красные-красные, просто пунцовые…

За едой вы рассказали, что стояли в очереди в кинотеатр, чтобы посмотреть «Воскресенье за городом», но билетов не хватило, и Адриан, выпендрежник — это семейная черта! — предложил тебе провести воскресенье за городом… и отправиться туда на его мотоцикле. Решать нужно было немедленно — и ты согласилась, потому и заледенела: под плащом у тебя была легкая маечка. Адриан пожирал тебя глазами, что было нелегко — ты почти все время сидела, опустив голову. Когда он говорил о тебе, мы видели ямочки у тебя на щеках, и мы думали, что ты нам улыбаешься… Помню еще, на тебе были надеты какие-то немыслимые кеды…

— Правильно! Желтые «Converse».

— Ну да, и чего тогда ты критикуешь кроссовки, которые я купил вчера Люси… Кстати, нужно будет ей сказать: «Никого не слушай, милая моя, когда я познакомился с твоей мамой, на ней были желтые кеды с красными шнурками…»

— Вы и шнурки помните?

— Я все помню, Хлоя, все, слышишь меня? И красные шнурки, и книгу, которую ты читала на следующий день, сидя под вишней, пока Адриан возился со своим мотоциклом…

— И что же это была за книга?

— «Мир глазами Гарпа» [Роман Джона Ирвинга.], так?

— Точно. — Помню, что ты предложила Сюзанне расчистить маленькую лестницу, которая вела в старый погреб, помню, что она умилялась тому, как старательно ты выпалывала сорняки. «Невестка? Невестка?» — казалось, это слово огненными буквами плясало у нее перед глазами. Я отвез вас на рынок в Сент-Аман, ты накупила козьего сыра разных сортов, а потом мы выпили на площади мартини. Ты читала статью — кажется, об Энди Уорхолле, — пока мы с Адрианом поддавали…

— Просто поразительно, как вы все это запоминаете?

— Ну… невелика заслуга… Это был один из тех редких случаев, когда мы что-то делали вместе…

— С Адрианом?

— Да…

— Да.

Я встала, чтобы взять сыр.

— Нет-нет, не меняй тарелки, не стоит.

— Обязательно поменяю! Я же знаю, что вы ненавидите есть сыр с грязной тарелки.

— Я ненавижу? Неужели? А знаешь, и правда терпеть не могу… Еще одна причуда старого дурака, да?

— Ну… вообще-то… да.

Он состроил рожу и протянул мне свою тарелку.

— Вот чертовка.

Ямочки.

— Конечно я помню вашу свадьбу… Ты держала меня под руку и была необычайно хороша. Все время спотыкалась. Когда мы шли через площадь Сент-Аман, ты шепнула мне на ухо: «Вам бы следовало украсть меня, я бы выбросила эти проклятые туфли в окно вашей машины, и мы отправились бы есть улиток к Иветте…» От этой шутки у меня аж голова закружилась. Я изо всех сил сжал в руке перчатки. На, возьми сыр…

— Бог с ним, с сыром, вы продолжайте…

— Ну что тебе еще рассказать? Помню, однажды мы назначили встречу в кафе — оно находилось на первом этаже в том же здании, что и мой офис, — я должен был забрать какой-то половник, который тебе одолжила Сюзанна. В тот день я, наверное, тебе не понравился — торопился, был озабочен… Ушел прежде, чем ты допила чай, задавал вопросы о твоей работе и не слушал ответов, в общем… Так вот, в тот же вечер, за ужином, когда Сюзанна спросила меня: «Что нового?», я ни с того ни с сего вдруг сказал: «Хлоя беременна». — «Она сама тебе сказала?» — «Нет. Не уверен, что она в курсе…» Сюзанна пожала плечами, возвела глаза к потолку, но я оказался прав. Прошло несколько недель, и вы сообщили нам радостную новость…

— Как вы догадались?

— Не знаю… Мне показалось, что у тебя изменился цвет лица, да и усталой ты казалась неспроста…

— …

— Я долго могу так продолжать. Видишь, ты несправедлива. Что ты там говорила? Что все это время, все эти годы я никогда тобой не интересовался… О-о-о, Хлоя, надеюсь, тебе стыдно.

Он посмотрел на меня с укором.

— Но ты права — я эгоист. Говорю, что не хочу, чтобы ты уходила, просто потому, что не хочу, чтобы ты уходила. Думаю о себе. Ты мне ближе дочери. Моя собственная дочь никогда не скажет мне, что я старый дурак, про себя подумает, что я дурак, да и только!

Он встал за солонкой.

— Но… Что с тобой?

— Ничего. Ничего со мной.

— Но ты ведь плачешь.

— Нет, не плачу. Смотрите — вовсе не плачу.

— Да конечно плачешь! Дать тебе воды?

— Спасибо.

— Ох, Хлоя… Не хочу, чтобы ты плакала. Я чувствую себя несчастным.

— Ну вот! Снова вы о себе! Неисправимый эгоист…

Я хотела перейти на шутливый тон, но из носу текли сопли, и зрелище было жалкое.

Я смеялась. Плакала. Вино меня не веселило.

— Я не должен был говорить тебе все это…

— Как раз должны. Это ведь и мои воспоминания тоже… Нужно привыкать потихоньку. Не знаю, понимаете ли вы, как для меня все это неожиданно… Всего две недели назад я была матерью благополучного семейства. Перелистывала в метро записную книжку, планировала ужины, подпиливала ногти, думая об отпуске. Раздумывала: «Взять с собой девочек или поехать вдвоем?» Вот какие вопросы меня волновали…

И еще я думала: «Нужно подыскать другую квартиру, наша хороша, но темновата…» Ждала, когда Адриан придет в себя, чтобы с ним поговорить, — видела, что он в последнее время не в своей тарелке… Раздражительный, обидчивый, усталый… Я беспокоилась о нем, думала: «Они угробят его на этой безумной работе, какой идиот так составляет расписание?»

Он отвернулся к камину.

— Благополучная жизнь, но не слишком веселая, правда?

Я ждала его к ужину. Ждала часами. Часто даже засыпала… Он в конце концов возвращался — понурый, с виноватым лицом. Я шла на кухню, потягиваясь. Старалась взбодриться. Он, конечно, не хотел есть, у него совершенно пропал аппетит — на это ему совести хватало. Возможно, они успевали перекусить вместе? Вполне…

Как же трудно ему, наверное, было сидеть напротив меня! Какой нелепой я ему казалась с моей привычной веселостью и сериалом о жизни в доме близ сквера Фирмен-Жедон. Думаю, он ужасно мучился… У Люси выпал зуб, мама плохо себя чувствует, польская няня маленького Артура встречается с сыном соседки, я сегодня утром закончила наконец тот мраморный бюст, Марион постриглась, и это просто ужасно, у тебя усталый вид, отдохни хоть день, дай мне руку, хочешь еще шпината? Бедняга… какая пытка для неверного, но совестливого мужа. Какая пытка… Но я ничего не замечала. Никаких признаков, понимаете? Как можно быть такой слепой? Как? Либо я полная тупица, либо слишком доверчива. Впрочем, это одно и то же…

Я откинулась назад.

— Ах, Пьер… Какое же свинство эта жизнь…

— Хорошее вино, правда?

— Очень. Жаль только, что не держит обещаний — хандру не гонит…

— Я впервые его пью.

— Я тоже.

— Это как твой розовый куст — я купил бутылку из-за этикетки…

— Ну да. Какая глупость… Бог знает что такое.

— Хлоя, ты ведь еще так молода…

— Нет, я старая, я чувствую себя старой. Я совершенно разбита. Я никому больше не верю. Буду теперь смотреть на жизнь через глазок в двери. Никому не открою больше дверь. Отойдите. Покажите правую руку. Хорошо, теперь левую. Наденьте тапочки. Стойте в дверях. Не двигайтесь.

— Нет, такой женщиной ты никогда не станешь. Не сможешь, даже если захочешь. Люди по-прежнему будут входить в твою жизнь и уходить из нее, и ты снова будешь страдать, и это очень хорошо. Я за тебя не беспокоюсь.

— Конечно нет…

— Что конечно?

— Что вы за меня не волнуетесь. Да вы вообще ни за кого не волнуетесь…

— Ты права… Не умею заботиться о других.

— Почему?

— Не знаю. Наверное, потому, что меня никто не интересует…

— …никто, кроме Адриана.

— А что Адриан?

— Я думаю о нем.

— Вы за него беспокоитесь?

— Думаю, да… Да.

Во всяком случае, за него я тревожусь больше всего.

— Но почему?

— Потому, что он несчастен.

Я обалдела.

— Вот это да! Да вовсе он не несчастен… Совсем наоборот, очень даже счастлив! Сменил помятую жену-зануду на веселую белошвейку. И жизнь его стала куда приятней, не сомневайтесь.

Я вытянула руку.

— Ну-ка, посмотрим, который сейчас час… Без четверти десять. И где же наш маленький страдалец? Где же он? Может, в кино или в театре? Или ужинает где-нибудь? Они, должно быть, уже съели закуску… он щекочет ей ладошку и думает о том, что будет потом. Осторожно, официант идет! Она отнимает руку, улыбается ему в ответ. Или они уже в постели? Скорей всего… Если я правильно помню, в начале романа часто занимаются любовью…

— Ты цинична.

— Я защищаюсь.

— Что бы ни делал Адриан, он несчастлив.

— Хотите сказать — он несчастлив из-за меня? Я порчу ему все удовольствие? О, неблагодарная…

— Нет, не из-за тебя — из-за самого себя. Из-за этой жизни, в которой ничего не происходит так, как тебе хочется… И все наши усилия просто смехотворны…

— Вы правы, ах он бедняжка!

— Ты меня не слушаешь.

— Нет.

— Почему ты меня не слушаешь?

Я откусила кусок хлеба.

— Потому что вы как бульдозер — все разрушаете на своем пути. Мое горе… Что вам мое горе? Уже сейчас оно вас обременяет, а скоро начнет раздражать, я уверена. А тут еще и кровные узы… Дурацкое понятие… Вы были неспособны прижать к груди своих детей, хоть раз сказать им, что вы их любите, но при этом я точно знаю, в любой ситуации вы встанете на их защиту. Что бы они ни сказали, что бы ни сделали, они всегда будут правы перед нами, варварами. Перед нами, у которых другие фамилии.

Ваши дети не слишком часто вас радовали, но критиковать их позволено только вам. Вам одному! Адриан смылся, оставив меня и девочек. Вам это, конечно, не нравится, но я не надеюсь, что вы его обругаете. Хотя бы пара крепких выражений… это ничего бы не изменило, но мне было бы так приятно! Так приятно! Да, знаю, это выглядит жалко… Я и сама жалкая. Но всего несколько точных, обидных слов, как вы это умеете… Почему нет? В конце концов, я это заслужила. Я жду приговора патриарха, сидящего во главе стола. Все эти годы вы судите всех без разбора. Хороших, плохих, кто достоин вашего уважения и кто нет. Все эти годы я терплю ваши речи, ваше самоуправство, высокомерие, молчание… Всю эту липу. Показуху… Сколько же лет вы нас дурачите, Пьер…     Знаете, я ведь простая душа, мне нужно, чтобы вы сказали: «Мой сын — мерзавец, и я прошу у тебя прощения». Мне это необходимо, понимаете?

— В этом на меня не рассчитывай.

Я взяла наши тарелки.

— А я и не рассчитывала.

— Хотите десерт?

— Нет.

— Ничего не хотите?

— Значит, все пропало… Я потянул не за ту ниточку…

Я больше его не слушала.

— Узел еще больше затянулся, и мы сейчас как никогда далеки друг от друга. Итак, я старый дурак… Чудовище… И что там еще?

Я искала тряпку вытереть стол.

— Так что же еще?!

Я посмотрела ему прямо в глаза.

— Послушайте, Пьер, я много лет прожила с человеком, который ни на что не годился, потому что отец никогда не был ему настоящей опорой. Когда мы познакомились, Адриан вообще ни на что не мог решиться, так боялся вас разочаровать. А если он и брался за что-то, то это меня угнетало, потому что делал он это не ради себя, а для вас. Чтобы вас удивить или насолить вам. Спровоцировать или доставить удовольствие. Это было так трогательно. Мне было всего двадцать, и я пожертвовала ради него своей жизнью. Чтобы слушать его и гладить по голове, когда он не выдерживал. Я ни о чем не жалею, тогда я просто не могла поступать иначе. Я просто заболевала из-за того, что такой парень, как Адриан, занимается самоуничижением… Мы ночи напролет пытались разобраться, анализировали обстоятельства. Я тормошила его. Тысячу раз повторяла, что его история совершенно банальна! Мы принимали правильные решения и не следовали им, находили новые, и в конце концов я оставила учебу, чтобы он мог продолжить свою. Засучила рукава и три года подряд доставляла его на факультет, прежде чем отправиться на работу в подвалы Лувра. У нас был уговор: я не жалуюсь, а он больше не говорит мне о вас. Я не ставлю это себе в заслугу. Я никогда не говорила Адриану, что он лучше всех на свете. Я просто любила его. Лю-би-ла. Понимаете, о чем я?

— …

— Теперь вы понимаете, почему мне сегодня так хреново?

Я вытерла тряпкой стол, огибая его руки, лежащие на нем.

— Он поверил в себя, блудный сын изменился. Он стал вести себя по-взрослому, и вот он уже меняет старую кожу на новую под растроганным взглядом грозного папочки. Согласитесь, неприятно?

— …

— Вам нечего ответить?

— Нет. Я иду спать.

Я включила посудомоечную машину.

— Вот именно, спокойной ночи.

* * *
Я кусала губы.

О многом, очень неприятном для меня я так и не сказала.

Я взяла стакан и села на диван. Сняла туфли и прилегла на подушки. Встала, чтобы взять бутылку на столе. Поворошила дрова в камине, погасила свет и снова зарылась в подушки.

Я жалела, что так и не смогла напиться.

Я жалела, что приехала сюда.

Я жалела… Жалела об очень многом…

Об очень многом…

Я положила голову на подлокотник и закрыла глаза.

— Ты спишь?

— Нет.

  Читать  дальше ...     

***

***

***

***

Источник :  https://avidreaders.ru/book/ya-ee-lyubil-ya-ego-lyubila.html  

***

***

Я ее любил. Я его любила. Анна Гавальда. 01 

Я ее любил. Я его любила. Анна Гавальда. 02

Я ее любил. Я его любила. Анна Гавальда. 03

Я ее любил. Я его любила. Анна Гавальда. 04 

Я ее любил. Я его любила. Анна Гавальда. 05

Я ее любил. Я его любила. Анна Гавальда. 06

Я ее любил. Я его любила. Анна Гавальда. 07 

Я ее любил. Я его любила. Анна Гавальда. 08

***

***

Я её любил. Я его любила

Роман Анны Гавальда

Первый изданный роман французской писательницы Анны Гавальда. Опубликован в октябре 2003 года. В России книга была переведена и выпущена в 2006 году издательством «Астрель» в переводе Е. Клоковой.  Википедия

  • Автор: Анна Гавальда

  • Жанр: роман

  • Цитата:  Жить гораздо веселее, если ты счастлив.

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

ПОДЕЛИТЬСЯ

---

 

Яндекс.Метрика

---

***

 

---

---

Вернёмся...Не бывает у света начала,
Как не будет у жизни конец,
Коль симфония вечно звучала
Про сверкание вечных колец…

Если вдруг прекратилось движение,
Наших лет миллиарды прошли…
Незамеченный миг воскрешения
Дарит фразу «Часы вновь пошли»…

...и вновь часы  

***

***


Мир понимает седая глава,
Строчки, что создал нам Пушкин.

...на берегу

Читать дальше »

 

---

***

***

***

***

---

---

---

Реанимация

---

---

Что важнее?

---

---

Фотоистория в папках № 1

 002 ВРЕМЕНА ГОДА

 003 Шахматы

 004 ФОТОГРАФИИ МОИХ ДРУЗЕЙ

 005 ПРИРОДА

006 ЖИВОПИСЬ

007 ТЕКСТЫ. КНИГИ

008 Фото из ИНТЕРНЕТА

009 На Я.Ру с... 10 августа 2009 года 

010 ТУРИЗМ

011 ПОХОДЫ

012 Точки на карте

014 ВЕЛОТУРИЗМ

015 НА ЯХТЕ

017 На ЯСЕНСКОЙ косе

018 ГОРНЫЕ походы

Страницы на Яндекс Фотках от Сергея 001

---

***

***

***

Фишт. Поход на грани выживания

***

***

***

---

О книге -

На празднике

Поэт  Зайцев

Художник Тилькиев

Солдатская песнь 

Шахматы в...

Обучение

Планета Земля...

Разные разности

Новости

Из свежих новостей

Аудиокниги

Новость 2

Семашхо

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

Просмотров: 309 | Добавил: iwanserencky | Теги: слово, Роман Анны Гавальда, Анна Гавальда, писательница Анна Гавальда, человек, проза, Я ее любил, франция, любовь, Я ее любил. Я его любила. Гавальда, текст, 21 век, люди, психология, Роман, Я его любила, отношения | Рейтинг: 5.0/1
Всего комментариев: 0
Имя *:
Email *:
Код *: