Главная » » Двадцать лет спустя. Александр Дюма. 031. XXIII РАБОЧИЕ. XXIV "REMEMBER!". XXV ЧЕЛОВЕК В МАСКЕ.

04:03

Двадцать лет спустя. Александр Дюма. 031. XXIII РАБОЧИЕ. XXIV "REMEMBER!". XXV ЧЕЛОВЕК В МАСКЕ.

---

XXIII

РАБОЧИЕ

Среди ночи Карл услыхал под своим окном страшный шум: стучали топоры,
молотки, скрипели клещи, визжала пила.
Он лежал на постели одетый и уже начинал засыпать, когда этот грохот
заставил его вскочить. Шум был неприятен сам по себе, но, главное, он
пробуждал в душе страшный отклик - и потому, как и накануне, королем овладели мрачные мысли. Один в темноте, в своем тягостном уединении, он не
в силах был выносить эту новую пытку, не входившую в программу его каз-
ни; и потому он послал Парри передать часовому, чтобы тот попросил рабо-
чих не стучать так сильно и пощадить последний сон того, кто еще недавно
был их королем.
Часовой не захотел покинуть своего поста, но пропустил Парри к рабочим.
Обойдя вокруг дворца и подойдя к окну королевской комнаты. Парри увидел, что решетка, ограждавшая балкон, снята, и к балкону пристраивают эшафот. Последний был еще не окончен, но его уже начали обивать черным
коленкором.
Этот эшафот, подведенный под самое окно, будучи футов в двадцать вы-
сотой, имел снизу еще два этажа, служивших ему опорой. Парри, как ни
отвратителен был ему вид этого сооружения, стал разыскивать среди восьми
или десяти рабочих, строивших его, тех, которые более других досаждали
королю шумом. На втором ярусе он заметил двух человек, вытаскивавших с
помощью лома последние закрепы железного балкона. Один из рабочих, нас-
тоящий великан, исполнял роль тарана, применявшегося в былые времена для
разрушения крепостных стен. При каждом ударе его инструмента камни разлетались вдребезги. Другой стоял на коленях и вытаскивал расшатанные
камни.
Эти два человека, очевидно, и производили тот шум, который так беспокоил короля.
Парри взобрался к ним по лестнице.
- Друзья мои, - обратился он к ним, - работайте, пожалуйста, немного
потише! Король почивает, ему нужен покой.
Человек, работавший ломом, остановился и обернулся к Парри. Но так
как он стоял во весь рост, то Парри не мог видеть его лица во мраке,
сгущавшемся на уровне пола.
Человек, стоявший на коленях, тоже обернулся, и так как он находился
ниже своего товарища, то лицо его осветилось фонарем, и Парри мог его
разглядеть.
Человек этот, пристально посмотрев на Парри, приложил палец к губам.
Парри отступил в изумлении.
- Ладно, ладно, - сказал рабочий на чистейшем английском языке, -
ступай и скажи своему королю, что если он плохо поспит сегодня ночью,
зато завтра он будет спать спокойно.
Эти грубые слова, имевшие такой ужасный буквальный смысл, были встречены рабочими, находившимися рядом и в нижнем ярусе, взрывом отврати-
тельного хохота.
Парри ушел, гадая, не сон ли ему приснился.
Карл ждал его с нетерпением.
В тот момент, когда он входил, часовой, стоявший у двери, с любо-
пытством просунул голову в щелку, чтобы посмотреть, что делает король.
Король прилег, облокотившись на свою постель.
Парри затворил за собой дверь и подошел к королю, лицо его сияло ра-
достью.
- Ваше величество, - сказал он ему тихонько, - знаете вы, кто эти ра-
бочие, которые так шумят?
- Нет, - отвечал Карл, грустно качая головой. - Откуда мне знать?..
Разве я вообще знаю этих людей?
- Ваше величество, - сказал Парри еще тише, наклонившись к постели
своего господина, - это граф де Ла Фер и его приятели.
- Это они сооружают для меня эшафот? - в изумлении спросил король.
- Да, и, сооружая его, пробивают отверстие в стене.
- Тес!.. - со страхом оглянулся король. - Ты сам их видел?
- Я говорил с ними.
Король сложил руки и поднял глаза к небу. Затем после краткой горячей
молитвы вскочил с постели, подошел к окну и отдернул занавеси. Часовые
по-прежнему ходили по балкону, а дальше виднелась темная платформа,
вдоль которой они скользили, как тени.
Карл не мог ничего разглядеть, но под ногами своими он чувствовал
сотрясение от ударов, которые производили его друзья; и теперь каждый из
этих ударов радостно отдавался в его сердце.
Парри не ошибся, он хорошо узнал Атоса. Это был действительно Атос,
который вместе с Портосом пробивал отверстие в стене для укрепления по-
перечной балки.
Отверстие это выходило в пустое пространство под самым полом комнаты
короля. Проникнув туда, можно было с помощью лома и крепких плеч, какими
обладал Портос, выломать кусок паркета. Король мог пролезть через это -
отверстие и пробраться со своими избавителями в одно из нижних помещений
эшафота, совершенно закрытого черной материей; там он должен был переодеться в приготовленное заранее платье рабочего, а затем не спеша спо-
койно выйти на улицу. Часовые без малейшего подозрения пропустили бы лю-
дей, работавших на эшафоте.
А далее... Мы уже сказали, что фелука была в полной готовности.
План этот был замечателен, прост и легок, как все, порождаемое смелой
решимостью. Пока что Атос обдирал свои белые холеные руки, вытаскивая
камни, отбиваемые Портосом. Дыра под лепкой балкона была уже настолько
велика, что можно было просунуть голову. Еще два часа, и в нее пролезет
все туловище. До рассвета отверстие будет окончено и исчезнет под склад-
ками обивки, которою натянет д'Артаньян. Д'Артаньян выдавал себя за
французского мастера и вбивал гвозди с ловкостью опытного обойщика. Ара-
мис же подрезывал лишние куски материи, которая свешивалась до самой
земли и прикрывала деревянный остов эшафота.
Между тем приближалось утро. На улице все время горел большой костер
из торфа и угля, который помогал рабочим перенести холод этой ночи, с 29
на 30 января. Ежеминутно даже самые усердные рабочие бросали работу и
подходили к костру погреться.
Лишь Атос и Портос не прерывали своей работы. Поэтому при первом
проблеске утра отверстие в стене было проделано. Атос пролез в него,
захватив с собою одежду, предназначенную для короля. Портос подал ему
лом, а затем д'Артаньян натянул черную обивку (роскошь в данном случае
весьма полезная! ). Эта обивка скрыла и отверстие, и того, кто в него
влез.
Атосу оставалось только два часа работы, чтобы добраться до короля, а
по расчетам четырех друзей у них был впереди еще целый день, так как за
отсутствием палача, полагали они, пуританам придется послать за другим в
Бристоль.
Окончив свое дело, д'Артаньян пошел переодеться в свой коричневый
костюм, а Портос - в свой красный камзол. Арамис же отправился к Джаксону, чтобы проникнуть вместе с ним, если удастся, к королю.
Все трое условились сойтись в полдень на дворцовой площади, чтобы
посмотреть, что произойдет.
Прежде чем уйти с эшафота, Арамис пошел к отверстию, куда забрался
Атос, и сообщил о своем намерении повидаться с королем.
- Желаю вам успеха, - отвечал ему Атос, - расскажите королю, в каком
положении наше дело. Скажите ему, что когда он останется один в комнате,
то пусть постучит в пол, чтобы я мог спокойно продолжать свою работу.
Хорошо, если бы Парри помог мне и заранее поднял нижнюю плиту камина,
которая, вероятно, мраморная. Тем временем вы, Арамис, не отходите от
короля. Говорите как можно громче, так как за дверями будут подслушивать. Если в комнате есть часовой, убейте его без разговоров; если их
двое - пусть Парри убьет одного, а вы другого; если их трое - дайте
убить себя, но спасите короля.
- Будьте покойны, - сказал Арамис, - я возьму два кинжала, один для
себя, другой для Парри. Теперь все?
- Да, ступайте! Убедите только короля не проявлять ненужного великодушия. Если произойдет драка, пусть отбежит во время смятения. Если плита опустится над его головой, а вы, живой или мертвый, останетесь наверху, понадобится, по крайней мере, десять минут, чтобы найти отверстие,
через которое он скрылся. А за эти десять минут мы выберемся отсюда, и
король будет спасен.
- Все будет сделано, как вы говорите, Атос. Вашу руку - ведь мы, мо-
жет быть, больше не увидимся.
Атос обнял Арамиса и поцеловал его.
- Это вам! - сказал он. - А вы, если я умру, скажите д'Артаньяну, что
а любил его как сына, и обнимите его за меня. Обнимите также нашего
храброго милого Портоса. Прощайте!
- Прощайте, - отвечал ему Арамис. - Теперь я уверен в том, что король
будет спасен, а также и в том, что пожимаю сейчас самую благородную руку
в мире.
Арамис расстался с Атосом, спустился с эшафота и направился в гости-
ницу, насвистывая песенку в честь Кромвеля. Он застал своих друзей перед
весело горящим камином за бутылкой портвейна и холодным цыпленком. Пор-
тос ел, осыпая бранью подлых членов парламента. Д'Артаньян ел молча,
строя в своем уме планы один смелее другого.
Арамис рассказал им о том, о чем он условился с Атосом. Д'Артаньян
одобрил план кивком головы, а Портос воскликнул:
- Браво! Мы тоже будем там в минуту бегства. Под этим эшафотом можно
очень хорошо спрятаться, и мы все там поместимся. Д'Артаньян, я, Гримо и
Мушкетон можем свободно убить восемь человек. Я не говорю о Блезуа, он
годится только на то, чтобы держать лошадей. По две минуты на человека -
это составит четыре минуты. Мушкетону понадобится минутой больше, - ито-
го пять. За эти пять минут вы пробежите четверть мили.
Арамис быстро съел кусок цыпленка, выпил стакан вина и переоделся.
- Теперь, - сказал он, - я пойду к его преосвященству. Позаботьтесь
об оружии, Портос; стерегите хорошенько вашего палача, Д'Артаньян.
- Будьте покойны! Мушкетона сменил Гримо; он сидит у входа в подвал.
- Все же усильте надзор и не теряйте даром ни минуты.
- Терять время! Дорогой мой, спросите у Портоса, я забыл о еде, я все
время на ногах, как какой-нибудь танцор. О, как мила мне сейчас наша
Франция! Как хорошо иметь свое отечество, особенно когда так плохо на
чужбине!
Арамис попрощался со своими друзьями так же, как с Атосом, то есть
горячо обнял их. Затем он направился к епископу Джаксону и объяснил ему
свое желание. Джаксон охотно согласился взять с собою Арамиса, тем более
что ему все равно был нужен священник, так как король, думал он, наверно, захочет выслушать мессу и причаститься.
Одетый в ту же мантию, в какую накануне облачился Арамис, епископ сел
в карету. Арамис, которого его бледность и печаль изменили еще больше,
чем надетое им облачение диакона, сел рядом с епископом. Карета остановилась у подъезда Уайт-Холла. Было около девяти часов утра. Все было в
том же виде, как и накануне. Передние и коридоры были по-прежнему полны
караульными. Двое часовых стояли у дверей королевской комнаты, двое дру-
гих прохаживались перед балконом по площадке эшафота, на которой уже ле-
жала плаха.
Король все-таки был полон надежды; когда же он увидел Арамиса, надеж-
да его превратилась в радость. Он обнял Джаксона и пожал Арамису руку.
Епископ заговорил с королем громко, так, чтобы было хорошо слышно, о
вчерашнем свидании. Король отвечал, что вчерашние слова епископа запечатлелись в его сердце и что он жаждет еще такой же беседы. Джаксон об-
ратился к окружающим и попросил их оставить его с королем наедине. Все
удалились.
Как только дверь затворилась, Арамис поспешно сказал королю:
- Ваше величество, вы спасены! Лондонский палач исчез; помощник его
сломал себе вчера ногу под окнами вашей комнаты. Это он испустил крик,
который вы вчера слышали. Конечно, палача теперь уже хватились, но другого палача можно найти только в Бристоле, а чтобы привезти его оттуда,
нужно время. Итак, в нашем распоряжении есть целый день.
- А что делает граф де Ла Фер? - спросил король.
- Он в двух шагах от вас, государь. Возьмите кочергу у камина и
ударьте трижды об пол; вы услышите его ответ.
Король взял дрожащей рукой кочергу и ударил три раза. В ответ на этот
сигнал снизу тотчас же послышались глухие осторожные удары.
- Значит, - сказал король, - человек, который мне отвечает оттуда...
- Граф де Ла Фер, ваше величество, - докончил Арамис. - Он приготовляет путь, по которому вы, ваше величество, сможете бежать. Парри, со
своей стороны, поднимет эту мраморную плиту, и проход будет совершенно
свободен...
- Но у меня нет никаких инструментов, - сказал Парри.
- Возьмите этот кинжал, - отвечал Арамис, - но только постарайтесь не
притупить его совсем, так как он может понадобиться вам для другого де-
ла.
- О Джаксон! - обратился Карл к епископу, беря его за обе руки. - За-
помните просьбу того, кто был вашим королем...
- И теперь остается им, и всегда им будет, - отвечал Джаксон, целуя
руку Карла.
- Молитесь всю вашу жизнь о том дворянине, которого вы здесь видите,
и о том, которого вы сейчас слышите там внизу, и еще о двух, которые,
где бы они ни были, я уверен, трудятся сейчас для моего спасения.
- Ваше величество, - отвечал Джаксон, - я ваш слуга. Каждый день, по-
ка я буду жив, я буду возносить молитвы о ваших верных друзьях.
Внизу тем временем продолжалась работа, и звуки ее доносились все
явственнее. Но вдруг в галерее раздался неожиданный шум. Арамис схватил
кочергу и дал Атосу сигнал прекратить работу.
Шум приближался. Слышался ровный военный шаг нескольких человек. Четверо мужчин, находившихся в комнате короля, замерли, устремив глаза на
дверь, которая медленно и как бы торжественно отворилась.
Часовые выстроились рядами в соседней комнате. Комиссар парламента,
весь в черном, исполненный зловещей важности, вошел в комнату, поклонился королю и, развернув пергамент, прочел ему приговор, как это всегда
делается с осужденными на смертную казнь.
- Что это значит? - спросил Арамис Джаксона.
Джаксон сделал знак, что ничего не понимает.
- Значит, это совершится сегодня? - спросил король с волнением, которое поняли только Джаксон и Арамис.
- Разве вас не предупредили, что это совершится сегодня утром? -
спросил человек в черном.
- Итак, - спросил король, - я должен погибнуть, как обыкновенный раз-
бойник, под топором лондонского палача?
- Лондонский палач исчез, - отвечал комиссар, - по вместо него другой
человек предложил свои услуги. Исполнение приговора будет отсрочено лишь
для приведения в порядок ваших личных дел и исполнения ваших христианских обязанностей.
Холодный пот, выступивший на лбу короля, был единственным признаком
волнения, которое охватило его при этом известии.
Зато Арамис побледнел смертельно. Сердце его перелетало биться; он
закрыл глаза и схватился за стол. Видя его глубокую скорбь, Карл, казалось, забыл о своей собственной.
Он подошел к нему, взял за руку и обнял.
- Полно, друг мой, - сказал он с кроткой и грустной улыбкой, - мужай-
тесь.
Затем, обратившись к комиссару, сказал:
- Я готов. Но я хотел бы попросить о двух вещах, которые, надеюсь, не
задержат вас долго; во-первых, я хотел бы причаститься, а затем обнять
моих детей и проститься с ними в последний раз. Будет ли мне это разрешено?
- Без сомнения, - отвечал комиссар парламента.
И он удалился.
Арамис, придя в себя, сжал кулаки так, что ногти впились в ладони, и
громко застонал.
- Садитесь, Джаксон, - сказал король, опускаясь на колени, - вам ос-
тается выслушать меня, а мне исповедаться. Не уходите, - обратился он к
Арамису, который хотел выйти, - и вы оставайтесь, Парри. Даже сейчас, на
исповеди, мне нечего сказать такого, чего бы я не повторил перед всеми.
Джаксон сел, и король, преклонив колени, как самый смиренный из лю-
дей, начал свою исповедь.

XXIV

"REMEMBER!" [25]

После исповеди Карл причастился и затем пожелал видеть своих детей.
Пробило десять часов. Промедление, как и обещал король, было незначительное.
Тем временем народ уже собрался; все знали, что казнь назначена на
десять часов, и прилегающие к дворцу улицы были наводнены людьми. Король
уже различал отдаленный гул народной толпы, взволнованной страстями, ко-
торый так напоминает шум моря во время бури.
Прибыли дети короля - принцесса Шарлотта и герцог Глостер. Принцесса
была красивая белокурая девочка; глаза ее были полны слез. Герцог -
мальчик лет восьми или девяти; глаза его были сухи, верхняя губа презри-
тельно приподнята; совсем юный, он был уже горд: всю ночь проплакал, но
теперь, перед другими, старался держаться спокойно.
Сердце Карла болезненно сжалось при виде двух детей, которых он не
видел уже около двух лет и с которыми ему привелось свидеться только в
минуту смерти. Слезы выступили у него на глазах, но он отвернулся, чтобы
стереть их, так как хотел сохранить твердость перед теми, кому он оставлял в наследие тяжкое бремя горя и страданий.
Сначала он заговорил с дочерью; он прижал ее к себе и просил ее быть
покорной судьбе и любить свою мать. Затем король обратился к юному гер-
цогу Глостеру, посадил его к себе на колени, крепко обнял и поцеловал.
- Сын мой, - сказал он ему, - по дороге сюда ты видел на улицах и в
комнатах много народа; эти люди собрались, чтобы отрубить голову твоему
отцу: не забывай этого никогда. Быть может, наступит день, когда эти лю-
ди захотят провозгласить тебя королем, обойдя принца Уэльского и герцога
Йоркского, твоих старших братьев, из которых один находится во Франции,
а другой - я сам не знаю где; по ты не король, сын мой, и можешь им
стать только после их смерти. Поклянись же мне, что ты позволишь надеть
на свою голову корону только тогда, когда будешь иметь на это законное
право. Ибо в противном случае, сын мой, - запомни мое слово, наступит
день, когда эти самые люди лишат тебя короны и вместе с ней головы, и в
этот день ты не сможешь умереть так спокойно и с такой чистой совестью,
как умираю я. Поклянись же мне в этом, сын мой.
Мальчик протянул руку, коснулся ею руки отца и произнес:
- Государь, я клянусь вам в этом...
Король прервал его.
- Генрих, - сказал он, - называй меня просто отцом.
- Отец мой, - снова начал мальчик, - клянусь тебе, что они скорее
убьют меня, чем заставят сделаться королем.
- Хорошо, сын мой, - сказал король. - Теперь поцелуй меня, и ты, Шар-
лотта, также, и не забывайте меня.
- О нет, никогда, никогда! - воскликнули дети, обвивая руками шею отца.
- Прощайте, - сказал Карл, - прощайте, дети мои. Уведите их, Джаксон:
их слезы отнимают у меня мужество и не дают мне спокойно взглянуть в лицо смерти.
Джаксон принял бедных детей из объятий отца и передал их лицам, которые их привели.
Когда они вышли, все двери отворились, и комната наполнилась народом.
Король, оказавшись один среди толпы солдат и любопытных, наводнивших
комнату, вспомнил, что граф де Ла Фер находится почти рядом, под полом
этой комнаты, и, не зная о том, что происходит, быть может, еще питает
надежду.
Король не ошибался: Атос был действительно внизу; он прислушивался и
приходил в отчаяние, не слыша сигнала. В нетерпении он иногда принимался
снова долбить камень, но тотчас прекращал работу, боясь, чтобы его не
услышали.
Это ужасное бездействие длилось часа два. Мертвое молчание царило в
комнате короля.
Наконец Атос решил выяснить причину этой мрачной и немой тишины, которую нарушал только рев толпы. Оп раздвинул обивку, скрывавшую проделанное отверстие, и вышел во второй ярус эшафота. В четырех дюймах над
его головой находился, простираясь в уровень с площадкой, верхний настил
эшафота.
Гул толпы, который до сих пор только смутно доносился до него, а теперь стал слышен явственно, заставил его с ужасом содрогнуться: в этом
шуме слышалось что то мрачное, зловещее. Атос добрался до края эшафота,
приподнял черную обивку и увидел верховых, оцеплявших страшное сооружение. За верховыми виднелся отряд пехоты, за пехотой - мушкетеры, а
дальше уж передние ряды народа, кипевшего и гудевшего, подобно бурному
океану.
"Что же это делается? - спрашивал себя Атос, дрожа сильнее коленкора,
трепетавшего в его руке. - Народ толпится, солдаты вооружены, все смотрят на окна короля. Боже мой, я вижу д'Артаньяна! Чего он ждет? На что
смотрит он? Великий боже! Неужели они выпустили из своих рук палача?" В
эту минуту раздался глухой, мрачный барабанный бой. Над головой Атоса
послышались тяжелые медленные шаги, словно бесконечная процессия выступала из дворца. Вскоре над его головой затрещали доски самого эшафота.
Он бросил последний взгляд на площадь, и по выражению лиц столпившихся
людей понял то, о чем ему мешали догадаться последние проблески надежды.
Гул толпы вдруг замолк. Все взоры устремились на окна Уайт-Холла; полуоткрытые рты и сдержанное дыхание указывали на ожидание какого-то
ужасного зрелища.
Шум шагов, который слышал Атос, находясь еще под полом королевской
комнаты, повторился теперь на эшафоте, доски которого, прогнувшись, осе-
ли и почти коснулись головы несчастного француза. Солдаты, очевидно,
выстраивались в две шеренги.
В этот момент раздался хорошо знакомый Атосу гордый голос:
- Господин полковник, я желаю сказать несколько слов народу.
Атос задрожал всем телом. Не было сомнения: это говорил король на
эшафоте!
Действительно, выпив несколько капель вина и закусив кусочком хлеба,
Карл, измученный ожиданием смерти, вдруг сам решил пойти ей навстречу и
подал знак начать шествие.
Распахнулось настежь окно, выходившее на площадь, и народ увидел
прежде всего человека в маске, выступившего из глубины огромной комнаты.
По топору, который он держал в руках, народ узнал в нем палача. Человек
подошел к плахе и положил на нее топор.
Это были звуки, которые Атос услыхал раньше всего. Вслед за этим человеком пришел Карл Стюарт. Он был, правда, бледен, но спокоен и шел
твердым шагом. По обе стороны его шли священники, за ними несколько выс-
ших чиновников, назначенных присутствовать при совершении казни, и, на-
конец, две шеренги пехотинцев, выстроившихся по обе стороны эшафота.
Появление человека в маске вызвало шум и разговоры. Всякому любопытно
было узнать, кто этот неизвестный палач, явившийся так кстати, чтобы
ужасное зрелище, обещанное народу, могло состояться, когда народ уже думал, что казнь отложат до следующего дня. Все пожирали его глазами, но
могли только заметить, что это был человек среднего роста, одетый во все
черное, и уже зрелого возраста; из-под его маски выступала седеющая
борода.
Когда показался король, спокойный, твердый, решительный, тишина тот-
час же восстановилась, так что все могли расслышать выраженное королем
желание говорить с народом.
Тот, к кому король обратился с этой просьбой, ответил, видимо, утвердительно, так как сразу вслед за этим раздался его звучный и твердый голос, проникший до самого сердца Атоса.
- Король объяснил народу свое поведение и дал ему несколько советов,
клонившихся к благу Англии.
"О, - говорил себе в великой горести Атос, - возможно ли, что слух и
зрение обманывают меня? Возможно ли, чтобы господь покинул помазанника
своего на земле и дозволил ему умереть такой жалкой смертью? А я? Я не
видел его! Я не простился с ним!"
Послышался звук, точно кто-то передвинул на плахе смертельное орудие.
Король прервал свою речь.
- Не трогайте топора, - сказал он, обращаясь к палачу.
Затем продолжал свою речь к народу.
Когда он кончил, ледяное молчание воцарилось над головой Атоса. Он
взялся рукой за лоб; пот крупными каплями заструился по его руке, хотя
на дворе стоял мороз.
Воцарившееся молчание указывало на последние приготовления.
Окончив речь, Карл обвел толпу взглядом, полным глубокого страдания.
Затем он снял с себя орден, который всегда носил; это была та самая
брильянтовая звезда, которую ему прислала королева. Он передал этот ор-
ден священнику, сопровождавшему Джаксона; затем снял с груди небольшой
крестик, также осыпанный брильянтами и полученный им вместе с орденом от
королевы Генриетты.
- Сударь, - обратился он к священнику, который сопровождал Джаксона,
- я буду держать этот крестик в руке до последнего вздоха. Примите его,
когда я буду мертв.
- Ваше величество, ваше желание будет исполнено, - отвечал голос, в
котором Атос признал голос Арамиса.
Тогда Карл, стоявший до сих пор с покрытой головой, снял шляпу и отб-
росил ее в сторону; затем расстегнул одну за другой все пуговицы своего
камзола, снял его и бросил рядом со шляпой. Вслед за этим, так как было
холодно, он потребовал свой халат, который ему и подали.
Все эти приготовления были сделаны с ужасающим спокойствием. Можно
было подумать, что король готовился лечь в постель, а не в гроб.
Наконец он откинул со лба волосы и обратился к палачу:
- Они вам не помешают? Если хотите, их можно перевязать шнурком.
Говоря это, Карл смотрел на палача так пристально, как будто хотел
проникнуть сквозь маску неизвестного. Этот взгляд, такой открытый, такой
спокойный и уверенный, заставил палача отвернуться. Но, уйдя от спокойного взгляда короля, он встретил горящий ненавистью взор Арамиса.
Видя, что палач не отвечает, король повторил вопрос.
- Будет достаточно, если вы их уберете с шеи, - ответил тот глухим
голосом.
Король отвел волосы обеими руками и посмотрел на плаху.
- Эта плаха очень низка, - сказал он. - Нет ли другой, повыше?
- Это обыкновенная плаха, - отвечал человек в маске.
- Рассчитываете вы отрубить мне голову одним ударом?
- Надеюсь! - отвечал палач.
Это слово было сказано с таким жутким выражением, что все присутствующие, кроме короля, вздрогнули.
- Хорошо, - сказал Карл. - А теперь, палач, выслушай меня.
Человек в маске сделал шаг к королю и оперся на топор.
- Я не хочу, чтобы ты ударил меня неожиданно, - сказал ему Карл. - Я
сначала стану на колени и помолюсь; погоди еще рубить.
- А когда же мне рубить? - спросил человек в маске.
- Когда я положу голову на плаху, протяну руки и скажу: "remember",
тогда руби смело.
Человек в маске слегка поклонился.
- Наступает минута расстаться с жизнью, - обратился король к окружаю-
щим. - Господа, я вас оставляю в тревожную минуту и раньше вас ухожу ту-
да, где нет возврата. Прощайте!
Он взглянул на Арамиса и незаметно кивнул ему.
- А теперь, - сказал он, - отойдите немного и дайте мне тихонько по-
молиться. Отойди и ты, - обратился он к человеку в маске, - это всего
лишь на минуту; я знаю, что я в твоей власти; но помни, руби только пос-
ле того, как я подам тебе знак.
После этих слов Карл опустился на колени, перекрестился, приложил гу-
бы свои к доскам эшафота, как будто желал поцеловать их, затем одной ру-
кой оперся на плаху, а другую опустил на помост.
- Граф де Ла Фер, - сказал он по-французски, - здесь ли вы и могу ли
я говорить с вами?
Этот голос пронзил сердце Атоса, как холодная сталь.
- Да, ваше величество, - с трепетом отвечал он.
- Верный друг, благородное сердце, - заговорил король, - меня нельзя
было спасти, мне не суждено было сохранить жизнь. Быть может, я совершаю
святотатство, но все же я скажу тебе: да, после того как я говорил с
людьми и говорил с богом, я буду теперь говорить с тобой последним. За-
щищая дело, которое я считал священным, я потерял трон отцов моих и рас-
точил наследство моих детей. Но у меня остался еще миллион фунтов золо-
том; я зарыл его в подземелье Ньюкаслского замка, когда оставлял этот
город. Ты один знаешь, где эти деньги; употреби их, когда тебе покажется
подходящим, на пользу и благо моего старшего сына. А теперь, граф де Ла
Феру простись со мной.
- Прощай, король-мученик, - пробормотал Атос, цепенея от ужаса.
Настала минута безмолвия. Атосу показалось, что король привстал и переменил положение.
Затем громким и звучным голосом, чтобы его услышали не только на эша-
фоте, но и на площади, король произнес:
- Remember.
Едва он произнес это слово, как сильный удар потряс эшафот; пыль по-
сыпалась с обивки, ослепив бедного Атоса. Когда он машинально поднял
глаза и голову, ему упала на лоб теплая капля. Атос отступил, дрожа от
ужаса, и тотчас же капля превратилась в темную струю, хлынувшую сквозь
помост.
Атос упал на колени и некоторое время без сил лежал, как бы поражен-
ный безумием. Вскоре по стихавшему шуму он понял, что толпа расходится.
С минуту он еще лежал, разбитый и окаменелый. Затем очнулся, встал и
омочил свой платок в крови короля. Толпа быстро редела. Атос подошел к
эшафоту, разорвал обшивку и, проскользнув между двумя всадниками, смешался с расходившейся толпой, от которой он не отличался своим платьем,
и первый прибыл в гостиницу.
Поднявшись к себе в комнату, он взглянул в зеркало и увидел у себя на
лбу широкое красное пятно. Коснувшись его рукой, он понял, что это кровь
короля, и лишился чувств.

XXV

ЧЕЛОВЕК В МАСКЕ

Было лишь около четырех часов вечера, но уже совсем стемнело: падал
густой снег. Арамис, вернувшись, нашел Атоса если не без чувств, то в
полном изнеможении.
При первых словах друга граф вышел из своего летаргического оцепенения.
- Итак, - начал Арамис, - судьба победила нас.
- Победила, - отвечал Атос. - Благородный, несчастный король!
- Вы ранены? - спросил Арамис.
- Нет, это кровь короля.
Граф вытер лоб.
- Где же вы были?
- Там, где вы меня оставили, под эшафотом.
- И вы видели все?
- Нет, но я все слышал. Не дай мне бог снова пережить такой час, ка-
кой я пережил сегодня. Я не поседел?
- Значит, вы знаете, что я не покидал короля?
- Я слышал ваш голос до последней минуты.
- Вот орден, который он мне передал, - сказал Арамис, - а вот и
крест, который я принял из его рук. Оба эти предмета он поручил мне пе-
редать королеве.
- А вот платок, чтобы завернуть их, - сказал Атос.
И он вынул из кармана платок, смоченный кровью короля.
- А что сделали с его злосчастным телом? - спросил Атос.
- По приказу Кромвеля, ему будут возданы королевские почести. Мы уже
положили тело в свинцовый гроб. Врачи бальзамируют сейчас его бедные ос-
танки. Когда они кончат, тело будет выставлено в придворной церкви.
- Насмешка! - мрачно проговорил Атос. - Королевские почести казненному!
- Это доказывает только, - заметил Арамис, - что король умер, но королевская власть еще жива.
- Увы, - продолжал Атос, - это был, может быть, последний король-ры-
царь на земле.
- Полно, не отчаивайтесь, граф, - раздался на лестнице грубый голос
Портоса, сопровождаемый его тяжелыми шагами, - все мы смертны, мои бед-
ные друзья.
- Что вы так поздно, мой дорогой Портос? - спросил граф де Ла Фер.
- Да, - отвечал Портос, - я встретил на дороге людей, которые меня
задержали. Они плясали от радости, подлецы! Я взял одного из них за ши-
ворот и, кажется, слегка придушил. В эту минуту проходил патруль.
К счастью, тот, кого я схватил, лишился на несколько минут голоса. Я
воспользовался этим и свернул в какой-то переулок, затем в другой, еще
поменьше, и, наконец, совсем заблудился. Лондона я не знаю, по-английски
по говорю и уже думал, что никогда не найду дороги. Но вот все же при-
шел.
- А где д'Артаньян? - спросил Арамис. - Не видели вы его? Не случи-
лось ли с ним чего?
- Нас разделила толпа, - отвечал Портос, - и как я ни старался, никак
не мог с ним опять соединиться.
- О, - проговорил с горечью Атос, - я видел его. Он стоял в первом
ряду толпы и со своего места мог отлично все видеть. Зрелище было, надо
сознаться, любопытное, и он, вероятно, пожелал досмотреть до конца.
- О граф де Ла Фер! - проговорил вдруг спокойный, хотя и несколько
прерывающийся голос человека, запыхавшегося от быстрой ходьбы. - Вы клевещете на отсутствующих?
Упрек этот кольнул Атоса в самое сердце. Однако впечатление, произведенное на него д'Артаньяном, стоявшим в первых рядах тупой и жестокой
толпы, было настолько сильным, что он ограничился ответом:
- Я вовсе не клевещу на вас, мой, друг. Здесь беспокоились о вас, и я
просто сказал, где вы были. Вы не знали короля Карла, для вас он был
посторонний, и вы не обязаны были любить его.
С этими словами он протянул товарищу руку. Но д'Артаньян, сделав вид,
что не замечает этого, продолжал держать руки под плащом.
Атос медленно опустил протянутую руку.
- Ух, устал! - сказал д'Артаньян, садясь.
- Выпейте стакан портвейна, - посоветовал ему Арамис, беря со стола
бутылку и наполняя стакан. - Выпейте, это подкрепит вас.
- Да, выпьем, - проговорил Атос, чувствуя, что обидел гасконца, и же-
лая с ним чокнуться. - Выпьем и покинем эту гнусную страну. Фелука ждет
нас, вы это знаете. Уедем сегодня же вечером. Больше нам здесь нечего
делать.
- Как вы спешите, граф! - заметил д'Артаньян.
- Эта кровавая почва жжет мне ноги, - отвечал Атос.
- А на меня здешний снег оказывает обратное действие, - спокойно ска-
зал гасконец.
- Что же вы, собственно, хотите предпринять? - сказал Атос. - Ведь
короля уже нет в живых.
- Итак, граф, - небрежно отвечал д'Артаньян, - вы не видите, что вам
остается еще сделать в Англии?
- Решительно ничего, - отвечал Атос. - Разве только оплакивать
собственное бессилие?
- Ну а я, - сказал д'Артаньян, - жалкий ротозей, любитель кровавых
зрелищ, который нарочно пробрался к самому эшафоту, чтобы лучше видеть,
как покатится голова короля, которого я, как вы изволили сказать, не
знал и к которому был совершенно равнодушен, - я думаю иначе, чем граф,
и... остаюсь.
Атос страшно побледнел; каждый упрек его друга отзывался болью в его
сердце.
- Вы остаетесь в Лондоне? - спросил Портос д'Артаньяна.
- Да, - отвечал тот. - А вы?
- Черт возьми! - сказал Портос, несколько смущаясь под взглядами Атоса и Арамиса. - Если вы остаетесь, то раз уж я прибыл сюда вместе с ва-
ми, вместе с вами я и уеду. Не оставлять же вас одного в этом ужасном
месте.
- Благодарю вас, мой добрый друг. В таком случае я хочу предложить
вам принять участие в одном деле, которым мы займемся, когда граф уедет.
Мысль об этом деле явилась у меня в то время, когда я смотрел на известное вам зрелище.
- Какая мысль? - спросил Портос.
- Узнать, кто такой человек в маске, который так заботливо предложил
свои услуги, чтобы отрубить голову короля.
- Человек в маске? - воскликнул в изумлении Атос. - Значит, вы не вы-
пустили палача?
- Палача? - ответил д'Артаньян. - Он все еще сидит в погребе и, ка-
жется, приятно беседует с бутылками нашего хозяина. Кстати, вы мне на-
помнили...
Он подошел к двери и крикнул:
- Мушкетон!
- Что прикажете, сударь? - отвечал голос, как будто выходивший из
глубины земли.
- Отпусти заключенного, - сказал д'Артаньян. - Все уже кончено.
- Но, - сказал Атос, - кто же тот негодяй, который поднял руку на ко-
роля?
- Это палач-любитель, который, надо сознаться, ловко владеет топором,
- сказал Арамис. - Ему, как он и заявил, довольно было одного удара.
- И вы не видели его лица? - спросил Атос.
- Он был в маске, - отвечал д'Артаньян.
- Но ведь вы, Арамис, стояли совсем рядом!
- Я видел из-под маски только бороду с проседью.
- Значит, это пожилой человек? - спросил Атос.
- О, - заметил д'Артаньян, - это ровно ничего не значит. Если надеваешь маску, почему заодно не прицепить и бороду?
- Досадно, что я не выследил его, - сказал Портос.
- Ну а мне, дорогой Портос, - заявил д'Артаньян, - пришла в голову
эта мысль.
Атос все понял. Он встал со своего места.
- Прости меня, д'Артаньян, - проговорил он, - за то, что я усомнился
в тебе. Прости меня, друг мой.
- Сначала выслушайте меня, - отвечал д'Артаньян, слегка улыбнувшись.
- Так расскажите же нам все, - сказал Арамис.
- Итак, - продолжал д'Артаньян, - когда я смотрел, - но не на короля,
как угодно думать господину графу (я знал, что это человек, идущий на
смерть, а зрелища такого рода, хотя я и должен был, кажется, привыкнуть
к ним, все еще расстраивают меня), - а на палача в маске; так вот, когда
я смотрел на него, мне, как я уже сказал вам, пришла в голову мысль уз-
нать, кто бы это мог быть. А так как мы четверо привыкли действовать со-
обща и во всем помогать друг другу, я стал невольно искать около себя
Портоса, потому что вас, Арамис, я видел возле короля, а вы, граф, как я
знал, находились внизу, под эшафотом. Вот почему я охотно прощаю вас, -
прибавил он, протягивая руку Атосу, - так как понимаю, что вы должны бы-
ли пережить в эти минуты. Итак, осматриваясь по сторонам, я вдруг увидел
справа - голову со страшной раной на затылке, повязанную черной тафтой.
"Черт возьми, - подумал я, - повязка что-то мне знакома, точно я сам чи-
нил этот череп". И в самом деле, это оказался тот самый несчастный шот-
ландец, брат Парри, на котором, помните, Грослоу вздумал испробовать
свою силу и у которого, когда мы нашли его, было, собственно, только
полголовы.
- Как же, помню, - заметил Портос. - У этого человека еще были такие
вкусные черные куры.
- Именно, он самый. Этот человек делал знаки другому, который стоял
от меня слева. Я обернулся и увидел нашего доброго Гримо. Как и я, он
также впился глазами в замаскированного палача. Я ему сказал только:
"О!", и так как с таким восклицанием обращается к нему граф, когда говорит с ним, то он немедленно бросился ко мне, как будто его подтолкнула
пружина. Он, конечно, узнал меня и протянул руку, указывая пальцем на
человека в маске. "А!" - сказал он только. Это должно было означать:
"Заметили вы?" - "Ну, конечно", - отвечал я. Мы отлично поняли друг дру-
га. Затем я повернулся к нашему шотландцу; его взгляд тоже был весьма
красноречив. Вскоре все кончилось, вы сами знаете как: самым мрачным об-
разом. Народ стал расходиться, сгущались сумерки. Я отошел с Гримо в
дальний конец площади; за нами последовал шотландец, которому я сделал
знак не уходить. Я стал наблюдать за палачом, который, войдя в королевскую комнату, менял платье: оно было, вероятно, залито кровью. После это-
го он надел на голову черную шляпу, завернулся в плащ и исчез. Я решил,
что он должен выйти на улицу, и побежал к подъезду. Действительно, минут
через пять мы увидали, что он спускается с лестницы.
- И вы пошли за ним следом? - воскликнул Атос.
- Разумеется! - сказал д'Артаньян. - Но это было не так-то легко. Он
каждую минуту оборачивался, и мы были вынуждены прятаться и прикиды-
ваться праздношатающимися. Я был наготове и, конечно, мог бы убить его,
но я не эгоист и приберег это лакомство для вас, Арамис, и для вас,
Атос, чтобы вы хоть немного утешились. Наконец, после получасовой ходьбы
по самым извилистым переулкам Сити, он подошел к небольшому уединенному
домику, совсем тихому и неосвещенному, словно в нем никого не было. Гри-
мо вытащил из-за своего голенища пистолет. "Гм?" - сказал он мне, указы-
вая на домик. "Погоди", - отвечал я ему, удерживая его руку. Я уже ска-
зал вам, что у меня был свой план. Человек в маске остановился перед низенькой дверью и вынул ключ; но прежде чем вложить его в замок, он оглянулся, чтобы убедиться, не следят ли за ним. Я спрятался за деревом,
Гримо - за выступом стены; шотландцу негде было укрыться, и он прямо
распластался на земле. Без сомнения, человек, которого мы преследовали,
решил, что он совсем один, так как я услышал скрип ключа в скважине;
дверь отворилась, и человек скрылся за ней.
- Негодяй! - воскликнул Арамис. - Пока вы возвращались сюда, он, на-
верное, убежал, и мы его уже не найдем.
- Вот еще, Арамис, - остановил его д'Артаньян. - Вы, должно быть,
принимаете меня за кого-нибудь другого.
- Однако, - заметил Атос, - за время вашего отсутствия...
- На время моего отсутствия я догадался оставить вместо себя Гримо и
шотландца! Конечно, человек в маске не успел сделать по комнате и десяти
шагов, как я уже обежал вокруг дома. У одной двери, той, в которую вошел
незнакомец, я поставил шотландца и объяснил ему, что он должен следовать
за человеком в черном, куда бы тот ни пошел, и что Гримо получил приказ
в этом случае последовать за шотландцем, а затем вернуться к нам и ска-
зать, куда незнакомец пошел. У другого выхода я поставил Гримо, дав ему
такой же приказ, и затем вернулся к вам. Итак, зверь выслежен; теперь,
кто из вас желает принять участие в травле?