Главная » » Двадцать лет спустя. Александр Дюма. 005. X АББАТ Д'ЭРБЛЕ. XI ДВА ХИТРЕЦА.

18:56

Двадцать лет спустя. Александр Дюма. 005. X АББАТ Д'ЭРБЛЕ. XI ДВА ХИТРЕЦА.

***

===

АББАТ Д'ЭРБЛЕ

В конце деревни Планше свернул налево, как ему приказал Арамис, и ос-
тановился под освещенным окном. Арамис соскочил на землю и трижды хлоп-
нул в ладоши. Тотчас же окно растворилось, и оттуда спустилась веревоч-
ная лестница.
- Дорогой друг, - сказал Арамис, - если вам угодно подняться, я буду
счастлив принять вас.
- Вот как! - сказал д'Артаньян. - Всегда у вас так входят в дом?
- После девяти вечера поневоле приходится, черт возьми! Монастырский
устав очень строг!
- Простите, мой друг, мне послышалось, вы сказали "черт возьми"?
- Право? - засмеялся Арамис. - Это возможно; вы не можете себе предс-
тавить, дорогой мой, сколько дурных привычек приобретаешь в этих прокля-
тых монастырях и какие скверные манеры у всех этих отцов, с которыми я
принужден жить. Что же вы не поднимаетесь?
- Ступайте вперед, я за вами.
- "Чтоб указать вам дорогу, ваше величество", - как сказал покойный
кардинал покойному королю.
Арамис проворно вскарабкался по лестнице и в одно мгновение очутился
в окне.
Д'Артаньян полез за ним, но медленнее; видно было, что пути такого
рода были ему менее привычны, чем его Другу.
- Извините, - сказал Арамис, заметив его неловкость, - если б я знал,
что вы окажете мне честь своим посещением, я приказал бы поставить садо-
вую лестницу; а с меня и такой хватает.
- Сударь, - сказал Планше, когда д'Артаньян почти уже достиг цели, -
этакий способ хорош для господина Арамиса, кой-как годится для вас, да и
для меня тоже, куда ни шло. Но лошадям по веревочной лестнице ни за что
не подняться.
- Отведите их под тот навес, мой друг, - сказал Арамис, указывая
Планше на какое-то строение, стоящее среди поля, - там вы найдете для
них овес и солому.
- А для меня? - спросил Планше.
- Вы подойдете к этому окну, хлопнете три раза в ладоши, и мы спустим
вам съестного. Будьте покойны, черт побери, здесь не умирают с голоду.
Ступайте!
И Арамис, втянув лестницу, закрыл окно.
Д'Артаньян с любопытством осмотрел комнату.
Никогда еще не видал он более воинственно и вместе с тем более изящно
убранного помещения. В каждом углу красовались военные трофеи - главным
образом шпаги, а четыре большие картины изображали в полном боевом воо-
ружении кардинала Лотарингского, кардинала Ришелье, кардинала Лавалета и
бордоского архиепископа. Правда, кроме них, ничто не напоминало о том,
что это жилище аббата: на стенах шелковая обивка, повсюду алансонские
ковры, а постель с кружевами и пышным покрывалом походила больше на пос-
тель хорошенькой женщины, чем на ложе человека, давшего обет достигнуть
рая ценой воздержания и умерщвления плоти.
- Вы рассматриваете мою келью? - сказал Арамис. - Ах, дорогой мой,
извините меня. Что делать! Живу как монах-отшельник. Но что вы озирае-
тесь?
- Не пойму, кто спустил вам лестницу; здесь никого нет, а не могла же
лестница явиться сама собой.
- Нет, ее спустил Базен.
- А-а, - протянул д'Артаньян.
- Но, - продолжал Арамис, - Базен у меня хорошо вымуштрован: он уви-
дел, что я возвращаюсь не один, и удалился из скромности. Садитесь, ми-
лый мой, потолкуем.
И Арамис придвинул д'Артаньяну широкое кресло, в котором тот удобно
развалился.
- Прежде всего вы со мной отужинаете, не правда ли? - спросил Арамис.
- Да, если вам угодно, и даже с большим удовольствием, - сказал д'Ар-
таньян. - Признаюсь, за дорогу я чертовски проголодался.
- Ах, бедный друг! - сказал Арамис. - У меня сегодня скудновато, не
взыщите, мы вас не ждали.
- Неужели мне угрожает кревкерская яичница с "теобромом"? Так ведь,
кажется, вы прежде называли шпинат?
- О, нужно надеяться, - ответил Арамис, - что с помощью божьей и Ба-
зена мы найдем что-нибудь получше в кладовых у достойных отцов иезуитов.
Базен, друг мой! - позвал он, - Базен, подите сюда!
Дверь отворилась, и явился Базен; но, увидав д'Артаньяна, он издал
восклицание, похожее скорей на вопль отчаяния.
- Мой милый Базен, - сказал Д'Артаньян, - мне очень приятно видеть, с
какой восхитительной уверенностью вы лжете даже в церкви.
- Сударь, я узнал от достойных отцов иезуитов, - возразил Базен, -
что ложь дозволительна, когда лгут с добрым намерением.
- Хорошо, хорошо, Базен. Д'Артаньян умирает с голоду, и я тоже; по-
дайте нам ужин, да получше, а главное, принесите хорошего вина.
Базен поклонился в знак покорности, тяжело вздохнул и вышел.
- Теперь мы одни, милый Арамис, - сказал д'Артаньян, переводя глаза с
меблировки на хозяина и рассматривая его одежду, чтобы довершить обзор.
- Скажите мне, откуда свалились вы вдруг на лошадь Планше?
- Ох, черт побери, - сказал Арамис, - сами понимаете - с неба!
- С неба! - повторил Д'Артаньян, покачивая головой. - Не похоже, что-
бы вы оттуда явились или чтобы вы туда попали когда-нибудь.
- Мой милый, - сказал Арамис с самодовольством, какого Д'Артаньян ни-
когда не видывал в нем в те времена, когда он был мушкетером, - если я
явился и не с неба, то уж наверное из рая, а это почти одно и то же.
- Наконец-то мудрецы решат этот вопрос! - воскликнул д'Артаньян. - До
сих пор они никак не могли столковаться относительно точного местонахож-
дения рая: одни помещали его на горе Арарат, другие - между Тигром и
Евфратом; оказывается, его искали слишком далеко, а он у нас под боком:
рай - в Нуази-ле-Сек, в замке парижского архиепископа. Оттуда выходят не
в дверь, а в окно; спускаются не по мраморным ступеням лестницы, а цеп-
ляясь за липовые ветки, и стерегущий его ангел с огненным мечом, мне ка-
жется, изменил свое небесное имя Гавриила на более земное имя принца де
Марсильяка.
Арамис расхохотался.
- Вы по-прежнему веселый собеседник, мой милый, - сказал он, - и ваше
гасконское остроумие вам не изменило. Да, в том, что вы говорите, есть
доля правды; но не подумайте только, что я влюблен в госпожу де Лонг-
виль.
- Еще бы! После того, как вы были так долго возлюбленным госпожи де
Шеврез, не отдадите же вы свое сердце ее смертельному врагу.
- Да, правда, - спокойно ответил Арамис, - когда-то я очень любил эту
милую герцогиню, и, надо отдать ей справедливость, она была нам очень
полезна. Но что делать! Ей пришлось покинуть Францию. Беспощадный был
враг этот проклятый кардинал, - продолжал Арамис, бросив взгляд на порт-
рет покойного министра. - Он приказал арестовать ее и препроводить в за-
мок Лош. Ейбогу, он отрубил бы ей голову, как Шале, Монморапси и
Сен-Марсу; но она спаслась, переодевшись мужчиной, вместе со своей гор-
ничной, бедняжкой Кэтти; у нее было даже, я слыхал, забавное приключение
в одной деревне с каким-то священником, у которого она просила ночлега и
который, располагая всего лишь одной комнатой и приняв госпожу де Шеврез
за мужчину, предложил разделить эту комнату с ней. Она ведь изумительно
ловко носила мужское платье, эта милейшая Мари. Я не знаю другой женщи-
ны, которой бы оно так шло; потому-то на нее и написали куплеты:
Лабуассьер, скажи, на ком... Вы их знаете?
- Нет, не знаю; спойте, мой дорогой.
И Арамис запел с самым игривым видом:
Лабуассьер, скажи, на ком
Мужской наряд так впору?
Вы гарцуете верхом
Лучше нас, без спору.
Она,
Как юный новобранец
Среди рубак и пьяниц,
Мила, стройна.
- Браво! - сказал Д'Артаньян. - Вы все еще чудесно поете, милый Ара-
мис, и я вижу, что обедня не испортила вам голос.
- Дорогой мой, - сказал Арамис, - знаете, когда я был мушкетером, я
всеми силами старался нести как можно меньше караулов; теперь, став аб-
батом, я стараюсь служить как можно меньше обеден. Но вернемся к бедной
герцогине.
- К которой? К герцогине де Шеврез или к герцоги - не де Лонгвиль?
- ДРУГ мой, я уже сказал, что между мной и герцогиней де Лонгвиль нет
ничего: одни шутки, не больше. Я говорю о герцогине де Шеврез. Вы виде-
лись с ней по возвращении ее из Брюсселя после смерти короля?
- Конечно. Она тогда была еще очень хороша.
- Да, и я тоже как-то виделся с ней в то время; я давал ей превосход-
ные советы, но она не воспользовалась ими; я распинался, уверяя, что Ма-
зарини любовник королевы; она не хотела мне верить, говорила, что хорошо
знает Анну Австрийскую и что та слишком горда, чтобы любить подобного
негодяя. Потом она очертя голову ринулась в заговор герцога Бофора, а
негодяй взял да и приказал арестовать герцога Бофора и изгнать герцогиню
де Шеврез.
- Вы знаете, - сказал д'Артаньян, - она получила разрешение вер-
нуться.
- Да, и уже вернулась... Она еще наделает глупостей.
- О, быть может, на этот раз она последует вашим советам?
- О, на этот раз, - сказал Арамис, - я с ней не видался; она, навер-
но, сильно изменилась.
- Не то, что вы, милый Арамис; вы все прежний. У вас все те же прек-
расные черные волосы, тот же стройный стан и женские руки, ставшие прек-
расными руками прелата.
- Да, - сказал Арамис, - это правда, я забочусь о своей внешности. Но
знаете, друг мой, я старею: скоро мне стукнет тридцать семь лет.
- Послушайте, - сказал д'Артаньян, улыбаясь, - раз уж мы с вами
встретились, так условитесь, сколько нам должно быть лет на будущее вре-
мя.
- Как так? - спросил Арамис.
- Да, - продолжал д'Артаньян, - в прежнее время я был моложе вас на
два или три года, а мне, если не ошибаюсь, уже стукнуло сорок.
- В самом деле? - сказал Арамис. - Значит, я ошибаюсь, потому что вы
всегда были отличным математиком. Так по вашему счету выходит, что мне
уже сорок три года? Черт возьми! Не проговоритесь об этом в отеле Рам-
булье: это может мне повредить.
- Будьте покойны, - сказал д'Артаньян, - я там не бываю.
- Да ну?! Но чего застрял там этот скотина Базен? - вскричал Арамис.
- Живей, болван, поворачивайся! Мы умираем от голода и жажды!
Вошедший в эту минуту Базен воздел к небу бутылки, которые держал в
руках.
- Наконец-то! - сказал Арамис. - Ну как, все готово?
- Да, сударь, сию минуту. Ведь не скоро подашь все эти...
- Потому что вы воображаете, будто на вас все еще церковный балахон,
и вы только и делаете, что читаете требник. Но предупреждаю вас, что ес-
ли, перетирая церковные принадлежности в своих часовнях, вы разучитесь
чистить мою шпагу, я сложу костер из всех ваших икон в поджарю вас на
нем.
Возмущенный Базен перекрестился бутылкой. Д'Артаньян, пораженный то-
ном и манерами аббата д'Эрбле, столь непохожими на тон и манеры мушкете-
ра Арамиса, глядел на своего друга во все глаза.
Базен живо накрыл стол камчатной скатертью и расставил на нем столько
хорошо зажаренных ароматных и соблазнительных кушаний, что д'Артаньян
остолбенел от удивления.
- Но вы, наверное, ждали кого-нибудь? - спросил он.
- Гм! - ответил Арамис. - Я всегда готов принять гостя; да к тому же
я знал, что вы меня ищете.
- От кого?
- Да от самого Базена, который принял вас за дьявола и прибежал пре-
дупредить меня об опасности, грозящей моей душе в случае, если я опять
попаду в дурное общество мушкетерского офицера.
- О, сударь! - умоляюще промолвил Базен, сложив руки.
- Пожалуйста, без лицемерия. Вы знаете, я этого не люблю. Откройте-ка
лучше окно да спустите хлеб, цыпленка и бутылку вина своему другу План-
ше: он уже целый час из сил выбивается, хлопая в ладоши под окном.
Действительно, Планше, задав лошадям овса и соломы, вернулся под окно
и уже три раза повторил условный сигнал.
Базен повиновался и, привязав к концу веревки три названных предмета,
спустил их Планше. Последний, но требуя большего, тотчас ушел к себе под
навес.
- Теперь давайте ужинать, - сказал Арамис.
Друзья сели за стол, и Арамис принялся резать ветчину, цыплят и куро-
паток с мастерством настоящего гастронома.
- Черт возьми, как вы едите! - сказал д'Артаньян.
- Да, неплохо. А на постные дни у меня есть разрешение из Рима, кото-
рое выхлопотал мне по слабости моего здоровья господин коадъютор. К тому
же я взял к себе бывшего повара господина Лафолона, знаете, старого дру-
га кардинала, того знаменитого обжоры, который вместо молитвы говорил
после обеда: "Господи, помоги мне хорошо переварить то, чем я так славно
угостился".
- И все же это не помешало ему умереть от расстройства желудка, - за-
метил" смеясь, д'Артаньян.
- Что делать? - сказал Арамис с покорностью. - От судьбы не уйдешь.
- Простите, дорогой мой, но можно вам задать один вопрос?
- Ну, разумеется, задавайте: вы ведь знаете, между нами нет тайн.
- Вы разбогатели?
- О, боже мой, нисколько. Я имею в год двенадцать тысяч ливров, да
еще маленькое пособие в тысячу экю, которое мне выхлопотал принц Конде.
- Чем же вы зарабатываете эти двенадцать тысяч, - спросил д'Артаньян,
- своими стихами?
- Нет, я бросил поэзию; так только, иногда сочиняю какие-нибудь зас-
тольные песни, любовные сонеты или невинные эпиграммы. Я пишу проповеди,
мой милый!
- Как, проповеди?
- Замечательные проповеди, уверяю вас. По крайней мере, по отзывам
других.
- И вы сами их произносите?
- Нет, я их продаю.
- Кому?
- Тем из моих собратьев, которые мечтают сделаться великими оратора-
ми.
- Вот как! А вас самого разве никогда не прельщала слава?
- Разумеется, прельщала, но моя натура одержала верх. Когда я на ка-
федре и на меня смотрит хорошенькая женщина, то я начинаю на нее смот-
реть; она улыбается, я улыбаюсь тоже. Тогда я сбиваюсь с толку и несу
чепуху; вместо того чтобы говорить об адских муках, я говорю о райском
блаженстве. Да вот, к примеру, со мной так и случилось в церкви святого
Людовика в Маре... Какойто дворянин рассмеялся мне прямо в лицо. Я прер-
вал свою проповедь и заявил ему, что он дурак. Прихожане отправились за
камнями, а я тем временем так настроил собрание, что камни полетели в
дворянина. Правда, наутро он явился ко мне, воображая, что имеет дело с
обыкновенным аббатом.
- И какие же последствия имел этот визит? - спросил д'Артаньян, хва-
таясь за бока от хохота.
- Последствием было то, что мы назначили на другой день встречу на
Королевской площади. Да ведь вы сами знаете, как было дело, черт возьми!
- Уж не против ли этого невежи выступал я вашим секундантом? - спро-
сил д'Артаньян.
- Именно. Вы видели, как я его отделал.
- И он умер?
- Решительно не знаю. Но на всякий случай я дал ему отпущение грехов
- in articulo mortis [7]. Достаточно убить тело, а душу губить не следу-
ет.
Базен сделал жест отчаяния, показавший, что он, может быть, и одобря-
ет такую мораль, но отнюдь не одобряет тон, каким она высказана.
- Базен, любезнейший, вы не замечаете, что я вижу вас в зеркале! А
ведь я вам запретил раз навсегда всякие выражения одобрения или порица-
ния. Будьте добры, принесите-ка нам испанского вина и отправляйтесь в
свою комнату. К тому же мой друг д'Артаньян желает сказать мне кое-что
по секрету. Не правда ли, д'Артаньян?
Д'Артаньян утвердительно кивнул головой, и Базен, подав испанское ви-
но, удалился.
Оставшись одни, друзья некоторое время молчали. Арамис, казалось,
предавался приятному пищеварению, а Д'Артаньян готовился приступить к
своей речи. Оба украдкой поглядывали друг на друга.
Арамис первый прервал молчание.

ДВА ХИТРЕЦА

- О чем вы думаете, д'Артаньян, и чему улыбаетесь?
- Я думаю, - сказал д'Артаньян, - что, когда вы были мушкетером, вы
всегда смахивали на аббата, а теперь, став аббатом, вы сильно смахиваете
на мушкетера.
- Это верно, - засмеялся Арамис. - Человек, как вы знаете, мой дорогой д'Артаньян, странное животное, целиком состоящее из противоречий. С
тех пор как я стал аббатом, я только и мечтаю что о сражениях.
- Это видно по вашей обстановке: сколько у вас тут рапир, и на любой
вкус! А фехтовать вы не разучились?..
- Я? Да я теперь фехтую так же, как фехтовали вы в былое время, даже
лучше, быть может. Я этим только и занимаюсь целый день.
- С кем же?
- С превосходным учителем фехтования, который живет здесь.
- Как, здесь?
- Да, здесь, в этом самом монастыре. В иезуитских монастырях можно
встретить кого угодно...
- В таком случае вы убили бы господина де Мaрсильяка, если бы он на-
пал на вас один, а не во главе двадцати человек?
- Непременно, - сказал Арамис, - и даже во главе его двадцати человек, если бы только я мог пустить в ход оружие, не боясь быть узнанным.
"Да он стал гасконцем не хуже меня, черт побери!" - подумал д'Артаньян и прибавил вслух:
- Итак, мой милый Арамис, вы спрашиваете, для чего я вас разыскивал?
- Нет, я этого не спрашивал, - лукаво заметил Арамис, - но я ждал,
когда вы сами мне это скажете.
- Ну хорошо, так вот, я искал вас единственно для того, чтобы предло-
жить вам возможность убить господина де Марсильяка, когда вам заблаго-
рассудится, хотя он и светлейший принц.
- Так, так, так! Это мысль! - сказал Арамис.
- Которою я и предлагаю вам воспользоваться, дорогой мой. У вас тысяча экю дохода в аббатстве, да от продажи проповедей вы имеете двенадцать
тысяч. Но скажите: богаты ли вы сейчас? Отвечайте откровенно!
- Богат? Да я нищ, как Иов! Обшарьте у меня все карманы и ящики -
больше сотни пистолей и не найдете.
"Сто пистолей, черт возьми! И это он называет быть нищим, как Иов! -
подумал д'Артаньян. - Будь они у меня всегда под рукой, я был бы богат,
как Крез".
Затем прибавил вслух:
- Вы честолюбивы?
- Как Энкелад.
- Так вот, мой друг, я дам вам возможность стать богатым, влиятельным
и получить право делать все, что вздумается.
Облачко пробежало по челу Арамиса, такое же мимолетное, как тень,
пробегающая по ниве в августе месяце; но, как ни было оно мимолетно,
д'Артаньян все же его заметил.
- Говорите, - сказал Арамис.
- Сперва еще один вопрос. Вы занимаетесь политикой?
В глазах Арамиса сверкнула молния, такая же быстрая, как тень, про-
мелькнувшая по его лицу прежде, но все же недостаточно быстрая, чтобы ее
не заметил д'Артаньян.
- Нет, - ответил Арамис.
- Тогда любое предложение вам будет на руку, раз сейчас над вами нет
иной власти, кроме божьей, - засмеялся гасконец.
- Возможно.
- Вспоминаете ли вы иногда, милый Арамис, о славных днях нашей моло-
дости, проведенных среди смеха, попоек и поединков?
- Да, конечно, и не раз жалел о них. Счастливое было время!
Delectabile tempus! [8]
- Так вот, друг мой, эти веселые дни могут повториться, это счастливое время может вернуться. Мне поручено разыскать моих товарищей, и я
начал именно с вас, потому что вы были душой нашего союза.
Арамис поклонился скорее из вежливости, чем из благодарности.
- Опять окунуться в политику! - проговорил Арамис умирающим голосом и
откидываясь на спинку кресла. - Ах, дорогой д'Артаньян, вы видите, как
размеренно и привольно течет моя жизнь. А неблагодарность знатных людей
мы с вами испытали, не так ли?
- Это правда, - сказал д'Артаньян, - но, может быть, эти знатные люди
раскаялись в своей неблагодарности?
- В таком случае другое дело. На всякий грех - снисхождение. К тому
же вы совершенно правы в одном, а именно - что если уж у нас опять яви-
лась охота путаться в государственные дела, то сейчас, мне кажется, са-
мое время.
- Откуда вы это знаете? Ведь вы не занимаетесь политикой?
- Ах, боже мой! Хоть я сам и не занимаюсь ею, зато живу в такой сре-
де, где ею очень занимаются. Увлекаясь поэзией и предаваясь любви, я
близко сошелся с Саразеном, сторонником господина де Копти, с Вуатюром,
сторонником коадъютора, и с Буа-Робером, который, с тех пор как не стало
кардинала Ришелье, не стоит ни за кого или, если хотите, стоит сразу за
всех; так что дела политические не так уж мне чужды.
- Так я и думал, - сказал д'Артаньян.
- Впрочем, друг мой, все, что я скажу вам, - это лишь речи скромного
монаха, человека, который, как эхо, просто повторяет все, что слышит от
других. Я слышал, что в настоящую минуту кардинал Мазарини очень обеспо-
коен оборотом дел. По-видимому, его распоряжения не пользуются тем ува-
жением, с каким прежде относились к приказаниям нашего былого пугала,
покойного кардинала, чей портрет вы здесь видите; ибо, что ни говори, а,
нужно признаться, он был великий человек.
- В этом я вам не буду противоречить, милый Арамис. Ведь это он про-
извел меня в лейтенанты.
- Сначала я был всецело на стороне нового кардинала; я говорил себе,
что министр никогда не пользуется любовью и что, обладая большим умом,
какой ему приписывают, он в конце концов все же восторжествует над свои-
ми врагами и заставит бояться себя, что, по-моему, пожалуй, лучше, чем
заставить полюбить себя.
Д'Артаньян кивнул головой в знак того, что вполне согласен с этим
сомнительным суждением.
- Вот каково, - продолжал Арамис, - было мое первоначальное мнение;
но так как обет смирения, данный мною, обязывает меня не полагаться на
собственное мнение, то я навел справки, и вот, мой друг...
Арамис умолк.
- Что и вот?
- И вот, я должен был смирить свою гордыню; оказалось, что я ошибся.
- В самом деле?
- Да. Я навел справки, как уже вам говорил, и вот что ответили мне
многие лица, совершенно различных взглядов и намерений: "Господин де Ма-
зарини вовсе не такой гениальный человек, каким вы его себе воображае-
те".
- Неужели? - сказал д'Артаньян.
- Да. Это ничтожная личность, бывший лакей кардинала Бентиволио, пу-
тем интриг вылезший в люди; выскочка, человек без имени, он думает не о
Франции, а только о самом себе. Он награбит денег, разворует казну коро-
ля, выплатит самому себе все пенсии, которые покойный кардинал Ришелье
щедро раздавал направо и налево, но ему не суждено управлять страной ни
по праву сильного, ни по праву человека великого, ни даже по праву чело-
века, пользующегося всеобщим уважением. Кроме того, по-видимому, у этого
министра нет ни благородного сердца, ни благородных манер, это какой-то
комедиант, Пульчинелле, Панталоне. Вы его знаете? Я совсем не знаю.
- Гм, - ответил д'Артаньян, - в том, что вы говорите, есть доля прав-
ды.
- Мне очень лестно, что благодаря природной проницательности мне уда-
лось сойтись во взглядах с вами - человеком, живущим при дворе.
- Но вы говорили мне о его личности, а не о его партии, не о его
друзьях.
- Это правда. За него стоит королева.
- А это, мне кажется, уже кое-чего стоит.
- Но король не за него.
- Ребенок!
- Ребенок, который через четыре года будет совершеннолетним.
- Дело в настоящем.
- Да, но настоящее не будущее; да и в настоящем он не имеет на своей
стороне ни парламента, ни народа, то есть - денег; ни дворянства, ни
знати, то есть - шпаги.
Д'Артаньян почесал за ухом. Он должен был сознаться, что это не
только глубокая, но и верная мысль.
- Вот видите, дружище, я еще не потерял своей обычной проницательнос-
ти. Может быть, я напрасно говорю с вами так откровенно: мне кажется, вы
склоняетесь на сторону Мазарини.
- Я? - вскричал д'Артаньян. - Ничуть!
- Вы говорили о поручении.
- Разве я говорил о поручении? В таком случае я плохо выразился. Нет,
я всегда думал то же, что вы. Дела запутались; не бросить ли нам перо по
ветру и не пойти ли в ту сторону, куда ветер понесет его? Вернемся к
прежней жизни приключений. Нас было четыре смелых рыцаря, четыре связан-
ных дружбой сердца, соединим снова не сердца, - потому что сердца наши
всегда оставались неразлучными, - но нашу судьбу и мужество. Представля-
ется случай приобрести нечто получше алмаза.
- Вы правы, д'Артаньян, совершенно правы, - ответил Арамис, - и дока-
зательство я вижу в том, что у меня самого была та же мысль. Только мне
она была подсказана другими, так как я не обладаю вашим живым и неисто-
щимым воображением: в наше время все нуждаются в посредниках. Мне было
сделано предложение: коечто из наших былых подвигов стало известно, и
затем, скажу вам откровенно, я проболтался коадъютору.
- Господину де Гонди, врагу кардинала? - вскричал д'Артаньян.
- Нет, другу короля, - ответил Арамис, - другу короля, понимаете? Так
вот, требуется послужить королю, а это - долг каждого дворянина.
- Но ведь король заодно с Мазарини, мой дорогой.
- На деле - так, но против воли; поступками, но не сердцем. В этом и
состоит западня, которую враги короля готовят бедному ребенку.
- Вот как! Но вы предлагаете мне просто-напросто междоусобную войну,
милый Арамис!
- Войну за короля.
- Но король встанет во главе той армии, где будет Мазарини.
- А сердце его останется в армии, которой будет командовать господин
де Бофор.
- Господин де Бофор! Он в Венсенском замке.
- Разве я сказал - Бофор? Ну, не Бофор, так ктонибудь другой; не Бо-
фор, так принц Конде.
- Но принц уезжает в действующую армию, и он всецело предан кардина-
лу.
- Гм, гм! - ответил Арамис. - У них сейчас как раз какие-то нелады.
Но даже если и не принц, то хотя бы господин до Гонди...
- Господин де Гонди не сегодня-завтра будет кардиналом; для него исп-
рашивают кардинальскую шапку.
- Разве не бывало воинственных кардиналов? - сказал Арамис. - Погля-
дите на стены: вокруг вас четыре кардинала, которые во главе армии были
не хуже господ Гебрнана и Гассиона.
- Хорош будет горбатый полководец!
- Горб скроют латы. К тому же вспомните, Александр хромал, а Ганнибал
был одноглазым.
- Вы думаете, эта партия доставит вам большие выгоды? - спросил д'Ар-
таньян.
- Она мне доставит покровительство могущественных людей.
- И проскрипции правительства?
- Парламент и мятежи помогут их отменить.
- Все, что вы говорите, могло бы осуществиться, если б удалось разлу-
чить короля с его матерью.
- Этого, может быть, добьются.
- Никогда! - вскричал д'Артаньян с убеждением. - Вы сами тому свиде-
тель, Арамис, вы, знающий Анну Австрийскую так же хорошо, как я. Думаете
вы, что она когда-нибудь способна забыть, что сын ее опора, ее защита,
залог ее благополучия, ее счастья, ее жизни? Ей следовало бы перейти
вместе с ним на сторону знати и бросить Мазарини; но вы знаете лучше,
чем кто-либо другой, что у нее есть серьезные причины но покидать его.
- Может быть, вы правы, - задумчиво сказал Арамис. - Я, пожалуй, к
ним не примкну...
- К ним! А ко мне? - сказал д'Артаньян.
- Ни к кому. Я священник; какое мне дело до политики? У меня даже
требника никогда в руках не бывает. Довольно с меня моей клиентуры: про-
дувных остроумцев аббатов и хорошеньких женщин. Чем больше путаницы в государственных делах, тем меньше шума из-за моих шалостей; все идет чу-
десно и без моего вмешательства. Решительно, дорогой друг, я ни во что
не стану вмешиваться.
- Ив самом деле, мой дорогой, - сказал д'Артаньян, - меня начинает
заражать ваша философия. Право, не понимаю, какая муха вдруг меня укуси-
ла! У меня есть служба, которая меня кое-как кормит. После смерти Треви-
ля - бедняга стареет! - я могу стать капиталом. Это совсем не плохой
маршальский жезл для гасконского дворянина, младшего в роду, и я
чувствую, что вообще имею склонность к пище скромной, но ежедневной. Чем
гоняться за приключениями, я лучше приму приглашение Портоса, поеду охо-
титься в его поместье. Вы знаете, у Портоса есть поместье.
- Как же! Конечно, знаю. Десять миль лесов, болот и лугов; он владыка
гор и долин и тягается с нуайонским епископом за феодальные права.
"Отлично, - подумал д'Артаньян, - это-то мне и надо было знать. Пор-
тос в Пикардии".
- И он носит теперь свою прежнюю фамилию дю Валлон? - спросил он
вслух.
- Да, и прибавил еще к ней фамилию де Брасье; так называется его зем-
ля, которая давала некогда права на баронский титул!
- Так что мы увидим Портоса бароном?
- Без сомнения. Особенно хороша будет баронесса Портос!
Оба приятеля расхохотались.
- Итак, - заговорил д'Артаньян, - вы не желаете стать сторонником Ма-
зарини?
- А вы сторонником принцев?
- Нет. Ну, так не будем ничьими сторонниками и останемся друзьями; не
будем ни кардиналистами, ни фрондерами.
- Да, - сказал Арамис, - будем мушкетерами.
- Хотя бы в сутане.
- Особенно в сутане, - воскликнул Арамис, - в томто и прелесть.
- Ну, так прощайте, - сказал, вставая, д'Артаньян.
- Я вас не удерживаю, мой дорогой, - сказал Арамис, - потому что мне
негде было бы вас положить. А предложить вам ночевать с Планше в сарае
было бы неприлично.
- К тому же я всего в трех милях от Парижа. Лошади отдохнули, не
пройдет и часа, как я буду дома.
Д'Артаньян налил себе последний стакан.
- За наше доброе старое время!
- Да, - подхватил Арамис, - к сожалению, оно прошло... Fugit
irreparabile tempus... [9]
- Ба! Оно, может быть, еще вернется. На всякий случай, если я вам по-
надоблюсь, запомните: Тиктонская улица, гостиница "Козочка".
- А я - здесь, в иезуитском монастыре. С шести утра до восьми вечера
- в двери, с восьми вечера до шести утра - через окно.
- До свиданья, мой дорогой.
- О, я вас так не отпущу, позвольте мне проводить вас.
И Арамис взялся за плащ и шпагу.
"Он хочет удостовериться в моем отъезде", - подумал д'Артаньян.
Арамис свистнул, но Базен дремал в передней над остатками ужина, и
Арамис принужден был дернуть его за ухо, чтобы разбудить.
Базен потянулся, протер глаза и попытался опять уснуть.
- Ну-ка, соня, скорей лестницу.
- Да она, - сказал Базен, зевая до ушей, - осталась висеть в окне,
лестница-то.
- Тогда давай садовую лестницу. Не видишь разве, господин д'Артаньян
с трудом подымался, а спускаться ему будет еще труднее.
Д'Артаньян хотел было уверить Арамиса, что он отлично спустится, но
ему пришла в голову одна мысль, и он промолчал.
Базен глубоко вздохнул и ушел за лестницей. Через минуту хорошая и
надежная деревянная лестница была приставлена к окну.
- Вот это так лестница, - сказал д'Артаньян, - по такой и женщина
поднимется.
Пристальный взгляд Арамиса, казалось, хотел прочесть его мысли в са-
мой глубине сердца, но д'Артаньян выдержал этот взгляд с замечательным
простодушием.
К тому же он уже поставил ногу на первую ступеньку и начал спус-
каться.
В один миг он был на земле. Базен остался у окна.
- Жди тут, - сказал Арамис, - я сейчас вернусь.
Оба направились к сараю; навстречу им вышел Планше, держа под уздцы
лошадей.
- Превосходно. Вот толковый и расторопный слуга! Не то что мой лентяй
Базен, который ни к черту не годится с тех пор, как служит в церкви.
Ступайте за нами, Планше, - сказал Арамис, - мы пройдемся пешком до кон-
ца деревни.
Действительно, друзья прошли всю деревню, толкуя о разных пустяках; у
последнего дома Арамис сказал:
- Ну, друг мой, идите своим путем. Счастье вам улыбается, не упускай-
те его. Помните, счастье - это куртизанка; обращайтесь с ним, как оно
того заслуживает. Ну а я останусь в своем ничтожестве и при своей лени.
Прощайте.
- Итак, значит, решено и подписано: мое предложение вам не подходит?
- Оно бы мне очень подошло, - сказал Арамис, - будь я человек как
другие, но, повторяю вам, я весь состою из противоречий: то, что ненави-
жу сегодня, я обожаю завтра, et vice versa [10]. Вы видите, я не могу
принять на себя обязательства, как, например, вы, у которого вполне оп-
ределенные взгляды.
"Врешь, хитрец, - сказал себе д'Артаньян, - наоборот, ты-то умеешь
выбрать цель и пробираться к ней тайком".
- Так до свидания, дорогой, - продолжал Арамис, - и спасибо вам за
добрые намерения, а в особенности за приятные воспоминания, которые ваше
появление пробудило во мне.
Они обнялись. Планше сидел уже на копе. Д'Артаньян также вскочил в
седло, он и Арамис еще раз пожали друг другу руки. Всадники пришпорили
лошадей и поскакали по направлению к Парижу.
Арамис стоял посреди дороги до тех пор, пока не потерял их из виду.
Но д'Артаньян, отъехав шагов двести, круто осадил лошадь, соскочил
наземь, бросил поводья Планше и, вынув из кобуры пистолеты, засунул их
себе за пояс.
- Что случилось? - спросил испуганный Планше.
- То, что, как он ни хитрит, - ответил д'Артаньян, - а меня не одура-
чит. Стой здесь и жди меня, только в стороне от дороги.
С этими словами д'Артаньян перескочил канаву, шедшую вдоль дороги, и
пустился через поле, в обход деревни. Он заметил между домом, где жила
г-жа де Лонгвиль, и иезуитским монастырем пустырь, окруженный только жи-
вой изгородью.
Может быть, час назад ему и нелегко было бы отыскать эту изгородь, но
теперь взошла луна, и хотя она время от времени скрывалась за облаками,
все же можно было довольно ясно видеть дорогу, даже когда луна исчезала.
Д'Артаньян добрался до изгороди и пошел, крадучись, в ее тени. Прохо-
дя мимо дома, где произошла описанная нами сцена, он заметил, что окно
Арамиса освещено; по он был уверен, что Арамис еще не вернулся к себе, а
когда вернется, то вернется не один.
Действительно, он вскоре услыхал приближающиеся шаги и как будто заг-
лушенные голоса.
Шаги затихли у изгороди.
Д'Артаньян опустился на колени, выискивая себе место, где изгородь
была гуще.
В эту минуту, к великому удивлению д'Артаньяна, появилось двое муж-
чин. Но его удивление длилось недолго; он услышал нежный, благозвучный
голос. Один из мужчин был женщиной, переодетой в мужское платье.
- Успокойтесь, милый Репе, - говорил нежный голос, - это никогда
больше не повторится. Я обнаружила нечто вроде подземного хода под ули-
цей: нам стоит только поднять одну плиту возле двери, выход открыт.
- О, клянусь вам, принцесса, - ответил другой голос, в котором д'Ар-
таньян узнал голос Арамиса, - если бы ваше доброе имя не зависело от
этих предосторожностей и если бы я рисковал только собственной жизнью...
- Да, да, я знаю, вы человек светский и в то же время отважны и храб-
ры. Но вы принадлежите не только мне, вы принадлежите всей нашей партии.
Будьте же осторожны, будьте благоразумны.
- Я всегда повинуюсь, сударыня, - сказал Арамис, - когда мне приказы-
вают таким приятным голосом.
Он нежно поцеловал ее руку.
- Ах! - воскликнул кавалер, обладавший приятным голосом.
- Что такое? - спросил Арамис.
- Разве вы не видите, ветер унес мою шляпу!
Арамис бросился за улетевшей шляпой. Д'Артаньян воспользовался мину-
той и перешел на другое место, где изгородь была не так густа и он мог
свободно рассмотреть таинственного спутника Арамиса. В этот миг луна,
быть может, столь же любопытная, как наш офицер, вышла изза облака, и
при ее нескромном свете д'Артаньян узнал большие голубые глаза, золотые
волосы и гордую головку герцогини де Лонгвиль.
Арамис, смеясь, вернулся с одной шляпой в руках, а другой на голове,
и оба направились к иезуитскому монастырю.
- Отлично, - сказал, вставая и стряхивая пыль с колен, д'Артаньян, -
теперь я тебя раскусил: ты фрондер и любовник госпожи де Лонгвиль.