ОХОТНИКИ ДЮНЫ. Б.Герберт, К. Андерсон. Дюна 392 - 9 Августа 2023

Главная » 2023 » Август » 9 » ОХОТНИКИ ДЮНЫ. Б.Герберт, К. Андерсон. Дюна 392

21:27

ОХОТНИКИ ДЮНЫ. Б.Герберт, К. Андерсон. Дюна 392

***

Дункан подавил тяжелый вздох.

– Я согласен, Шиана. Не следует ограничивать Майлса в его способностях. Он спас нас, причем делал это не один раз. Мои ошибки, напротив, едва не погубили всех нас. – Он вспомнил другие случаи, когда одержимость Мурбеллой отвлекала его от важных дел, замедляла его реакцию на непредвиденные экстренные ситуации. – Я способен освободиться от привязанности к Мурбелле не больше, чем вы, Преподобные Матери, можете отказаться от употребления пряности. Это пристрастие, и, надо признать, весьма разрушительное. Прошло девятнадцать лет с тех пор, когда я в последний раз к ней прикасался, но чувства до сих пор не умерли. Сила ее соблазна и мои ментатские способности не дают мне избавиться от нее. Здесь, на «Итаке», все напоминает мне о ней.

Шиана заговорила, холодно, бесстрастно, без всякого сочувствия.

– Если бы Мурбелла чувствовала то же самое там, на Капитуле, то неизбежно проявила бы слабость, и шлюхи тотчас бы убили ее. Если же она мертва…

– Надеюсь, она жива. – Дункан встал с пилотского кресла, пытаясь вернуть себе силы. – Потребность в ней, которую я до сих пор испытываю, мешает мне исполнять мои обязанности, я должен найти способ, как освободиться от этого. От этого зависит наше выживание.

– Но как ты хочешь это сделать, если у тебя ничего не получалось все эти годы? – спросил Майлс.

– Я думал, что нашел такой способ и предложил его мастеру Скиталю. Но я знаю, что это неверный путь. Это наваждение и заблуждение. Эта иллюзия, это наваждение увело меня с моего рабочего места, где я был нужен. Я не мог думать, наблюдать, делать прогнозы. Моя одержимость могла очень дорого обойтись нам.

Закрыв глаза, Дункан погрузился в ментатский транс и заставил себя вернуться к истокам памяти, вспомнить события многих своих жизней, выделить из них главное. Он искал якорь, за который можно было бы зацепиться, и он нашел его. Верность.

Верность всегда была определяющей чертой его характера. Она стала ядром личностного бытия Дункана Айдахо. Верность Дому Атрейдесов – старому герцогу, который помог ему сбежать от Харконненов, верность его сыну герцогу Лето, внуку Паулю Атрейдесу, ради которого Дункан пожертвовал своей первой жизнью. Потом была верность правнуку Лето II, который был сначала умным и милым мальчиком, а потом стал богом-императором, который снова и снова воссоздавал Дункана Айдахо.

Но теперь ему было трудно хранить верность. Может быть, поэтому он и сбился с пути.

– Тлейлаксы заложили в тебя бомбу замедленного действия, Дункан. Ты должен был заманивать в ловушку и лишать силы женщин Бене Гессерит, способных к импринтингу, – сказала Шиана. – Настоящей целью была я, но Мурбелла смогла завести тебя первой, и в ловушку попали вы оба.

Дункан засомневался, что программирование тлейлаксов стало причиной его неспособности вырваться из цепей одержимости. Сделали ли они это намеренно? «Черт меня возьми, но я же сильнее этого!»

Взглянув на Шиану, Дункан вдруг заметил, что на ее лице появилось выражение сосредоточенной решимости.

– Я помогу тебе, Дункан, разорвать эту цепь. Ты мне доверяешь?

– Доверяю ли я тебе? Мне как-то странно слышать этот вопрос из твоих уст.

Не сказав больше ни слова, она вышла из навигационной рубки. Дункан мог только гадать, что они имела в виду.

Он мгновенно пробудился в темноте своей каюты от какого-то неясного шума. Он услышал, что сработала система активации кода замка двери. Никто не знал этого кода, за исключением его самого. Код хранился где-то в базе данных корабля.

Дункан выскользнул из постели как ртуть, чувства его обострились до предела, глазами он прощупывал каждую деталь каюты. Из двери в коридор проникал свет, на фоне которого виднелся силуэт… женский.

– Я пришла к тебе, Дункан. – Голос Шианы звучал нежно и вкрадчиво.

Он отступил на шаг.

– Зачем ты здесь?

– Ты знаешь зачем и знаешь, что я должна это сделать.

Она заперла дверь каюты. Плавающие светильники усилили мощность чуть выше порога восприятия света. Дункан увидел томительно сладкий силуэт, купавшийся в мягком оранжевом свете. На Шиане не было ничего, кроме полупрозрачного пеньюара, сквозь который просвечивало ее безупречное тело.

Но Дункан был ментат, и его логика сработала, подсказав совершенно очевидный ответ.

– Я не просил…

– Просил! – «Она использует на мне Голос?» – Это была твоя отчаянная просьба ко мне, и, мало того, это твоя обязанность. Ты же знаешь, что мы были предназначены друг для друга. Это сидит у тебя внутри, в каждой твоей хромосоме.

Она сбросила шелковисто-гладкую рубашку и встала перед ним, красота ее обнаженного тела со всеми его округлостями, тенями и красивой грудью подчеркивалась слабым светом.

– Я отказываюсь. – Он был готов драться. – Твой импринтинг на мне не сработает. Я знаю все его техники и инструменты не хуже тебя.

– Да, поэтому мы можем использовать наше совместное знание для того, чтобы разорвать цепь, связывающую тебя с Мурбеллой, разорвать раз и навсегда.

– И вместо этого я впаду в зависимость от тебя? Я буду драться.

Ее зубы блеснули в тусклом свете.

– Я тоже. У некоторых видов это существенная часть брачного танца.

Дункан сопротивлялся, боясь проявить слабость.

– Я справлюсь с этим сам. Я не нуждаюсь…

– Нуждаешься. Нуждаешься ради всех нас.

Она шагнула вперед – плавно, но с необычайной быстротой. Он вытянул руку, чтобы остановить ее, но Шиана схватилась за нее, как за якорь, и приникла к Дункану. Она издала тихий гортанный звук, один из звуков, действующих на подсознание, на возбуждающие атавистические нервные центры.

Дункан отреагировал на этот первобытный зов возбуждением. Как давно это было… Но он оттолкнул ее.

– Тлейлаксы хотели, чтобы я сделал это с тобой. Они запрограммировали меня так, чтобы я убил тебя. То, что ты делаешь, очень опасно.

– Тебя запрограммировали на убийство нетренированной девчонки с Ракиса, девчонки, которая не могла от тебя защититься. Ты мог свалить селекционную наставницу Бене Гессерит, куда менее опытную, чем я. Если и есть в мире кто-то, кто может устоять против великого Дункана Айдахо, так это я.

– Ты, тщеславна, как Досточтимая Матрона.

Дав волю своему гневу, Шиана схватила его за затылок, погрузила пальцы в жесткие черные волосы и с силой прижала лицо Дункана к своему. Она впилась в его губы свирепым поцелуем, прижалась своей нежной грудью к его голой груди. Ее пальцы нащупали чувствительные нервные узлы на его шее и спине, запуская запрограммированный ответ. Дункан на мгновение застыл, словно в параличе. Поцелуй сделался более нежным. Беспомощный, обезоруженный, Дункан ответил нежностью и лаской, большей, чем ожидала Шиана.

Он вспомнил, как то же самое происходило в нем, когда его пыталась поработить Досточтимая Матрона Мурбелла. Но он пересилил ее, воспользовавшись своими сексуальными способностями. Эта петля душила его все прошедшие годы. Он ни в коем случае не может допустить повторения.

Ощутив опасность, Шиана попыталась оттолкнуть Дункана. Она сильно ударила его по плечам, но он блокировал ее удар и ответил своим. Они упали на смятые простыни, сплетясь в клубок и нанося друг другу удары. Их поединок постепенно перешел в страстный и агрессивный любовный акт. Ни один из них не мог сопротивляться тому, что происходило, когда открылись шлюзы и волна страсти затопила обоих.

В многочисленных тренировках на Капитуле, Дункан обучал Шиану тем же методам, а она, в свою очередь, помогала шлифовать навыки бесчисленных мужчин Бене Гессерит, которых потом как сексуальные мины подкладывали Досточтимым Матронам. Бедствие, производимое этими мужчинами, делало шлюх еще более неистовыми.

Дункан использовал весь свой арсенал, чтобы сломить ее, точно так же, как она пыталась сломить его. Два профессионала импринтинга сошлись в схватке, это была дуэль равных способностей, перетягивание каната. Он отвечал ей только одним известным ему способом. Он застонал, и стон сложился в слово, в имя:

– Мурбелла…

Синие от пряности глаза Шианы широко раскрылись, прожигая Дункана даже в полумраке.

– Не Мурбелла. Мурбелла не любила тебя, ты же знаешь.

– Как… и… ты. – Он отрывисто выплевывал слова в контрапункте своим ритмичным движениям.

Шиана обняла его, и он самозабвенно погрузился в волны ее сексуальности. Он чувствовал, что тонет в них. Даже его ментатские способности отказали ему.

– Если это и не любовь, Дункан, то долг. Я спасаю тебя. Спасаю тебя.

Потом, тяжело дыша, они лежали рядом, мокрые от пота и истощенные, как Майлс Тег после своих нечеловеческих ускорений. Дункан чувствовал, что режущая его нить, связывавшая его с Мурбеллой, наконец порвалась. Эта тяга к Мурбелле, похожая на древний шигакорд, перестала сдавливать его сердце. Теперь он чувствовал себя совершенно по-иному, испытывая головокружительное ощущение свободы и вольного парения. Как два корабля Гильдии, разошедшиеся после стыковки, так и они с Шианой, столкнувшись в любовном поединке, теперь расходились в стороны, каждый своим курсом.

Он лежал, обняв Шиану, а она молчала. Да ей и не надо было ничего говорить. Дункан знал, что он истощен и парализован… и излечен.

***

===

26
Мы творим историю для самих себя, и очень любим участвовать в эпических событиях.

Основные инструкции Бене Гессерит. «Практическое руководство для послушниц»

Это были величественные корабли и величественное зрелище – тысячи и тысячи кораблей, выстроенных на море цвета насыщенного красного вина. Затянутое свинцовыми тучами небо навевало суровые думы о тучах близкой войны. Это был флот, равного которому по мощи не было никогда в истории.

– Внушает трепет, не правда ли, Даниэль? – Улыбаясь, старуха стояла на почерневших досках пристани и оглядывала стоящие на воображаемом море античные суда, остроносые греческие боевые галеры с нарисованными на носах злыми глазами. Триремы ощетинились длинными веслами, которыми орудовали полчища рабов.

Старик, однако, не был таким впечатлительным.

– Я нахожу твою символику утомительной, моя мученица. Ты думаешь, что обладаешь лицом, ради которого стоит запустить тысячу кораблей?

Женщина сухо усмехнулась:

– Я не считаю себя классически красивой и безупречной – я вообще не считаю себя ни мужчиной, ни женщиной, если уж говорить откровенно. Но не кажется ли тебе, что то, что мы сейчас видим, напоминает начало Троянской войны? Так давай нарисуем картину, соответствующую духу и масштабу события.

Их продолжало беспокоить только одно, одна цель, которую они долго и безуспешно преследуют: блуждающий корабль-невидимка снова ускользнул от них, вырвавшись из, казалось бы, уже захлопнувшейся мышеловки. Им до сих пор не хватало только этой вещи из всех, которые были им нужны согласно математическому предсказанию.

Сгорая от нетерпения, снедаемый высокомерием – свойством чисто человеческим, хотя старик никогда бы не признался в этом даже самому себе, – он решил все же начать поход великого флота. Понадобится немало времени, чтобы сокрушить все планеты Рассеяния и все цивилизации Старой Империи. К тому времени, когда Крализец будет приближаться к концу, был уверен старик, у него будет все, что нужно. Не было никаких логических причин и дальше откладывать экспедицию.

Старик задумчиво смотрел на символические деревянные галеры, заполонившие воображаемый океан до самого горизонта. Со свернутыми парусами суда, поскрипывая, качались на мелких волнах.

– Наш флот в тысячи раз больше, чем горстка судов, использованных в той древней войне. Наши реальные боевые корабли бесконечно превосходят эту примитивную технику. Мы завоевываем вселенную, а не какую-то там крошечную страну на планете, которую большинство людей уже давно и прочно забыли.

Зачарованная устроенным ею спектаклем, старуха подогнула свои костлявые ноги и села на доски пристани.

– Ты всегда был таким буквалистом, что метафоры ускользали от твоего понимания. Троянская война стала переломным, определяющим моментом в мировой истории. О ней помнят и сегодня, спустя десятки тысяч лет.

– Главным образом потому, что я сохранил записи о ней, – сказал старик с саркастическим смехом. – Теперь будет Крализец, а не стычка двух варварских армий.

В руке старухи появился камень, и она бросила его в воду. Раздался отчетливый громкий всплеск. По воде пошли круги.

– Хочешь утвердить свое место в истории, не так ли? Хочешь изобразить себя великим завоевателем. Для этого надо обратить особое внимание на детали.

Старик стоял рядом со старухой, избегая, правда, такой вольности, как сидение на полусгнивших досках пристани.

– После войны я напишу историю так, как мне хочется.

Старуха сделала ментальное усилие, иллюзорные военные галеры словно кристаллизовались, приобрели большую четкость, а на палубах появились маленькие фигурки членов экипажей.

– Жаль, что укротители не смогли захватить корабль-невидимку.

– Укротители были наказаны за этот провал, – сказал старик. – Но моя уверенность остается непоколебимой. Наша недавняя… беседа с Хроном позволит в правильном порядке расставить приоритеты.

– Хорошо, что ты не убил его и не разрушил его планы относительно гхола Пауля Атрейдеса. Я предупреждала тебя о вреде излишней импульсивности. Нельзя отбрасывать никакую возможность до тех пор, пока не исполнилась другая.

– Ты и твои банальные пошлости.

– Что делать, если ты все время наступаешь на одни и те же грабли.

– Зачем ты с таким старанием изучаешь людей, если наша цель – их полное уничтожение.

– Мы не должны уничтожить людей, мы должны их усовершенствовать.

Старик только покачал головой.

– И ты после этого говоришь, что это я желаю сделать невозможное.

– Пора давать сигнал к походу.

– Наконец-то мы хоть в чем-то сошлись.

Она сделала неприметный знак своим острым подбородком. Командиры с голой грудью на палубах галер начали выкрикивать приказы. Загремели тяжелые военные барабаны – синхронно на всех греческих военных судах. Три ряда весел поднялись из воды на всех кораблях, потом опустились назад, и рабы сделали мощный гребок.

За кораблями за границей иллюзорного моря, там, где оно кончалось и начиналась реальность, виднелись очертания города с жесткими линиями архитектуры, которые не мог смягчить даже нежный морской туман. Большой мегаполис занимал не только эту планету, но и многие другие.

Галеры тронулись, каждая из них символизировала боевую группу космических кораблей. Вид флота изменился. Вместо моря теперь перед стариком и старухой расстилалось звездное небо.

Старик удовлетворенно наклонил голову.

– Отныне вторжение будет идти более энергично. Теперь, когда мы развернем настоящие сражения, я не позволю тебе тратить время, энергию и воображение на эти живописные пустячки.

Старуха щелкнула пальцами, словно поймала в воздухе какое-то насекомое.

– Мое любопытство стоит недорого, и я никогда при этом не теряла из вида нашу конечную стратегическую цель. Все, что мы видим и делаем, несет в себе элементы иллюзии – в той или иной форме. Мы просто выбираем тот их слой, который нам больше нравится. – Она пожала плечами. – Но если ты и дальше собираешься меня этим попрекать, то я буду счастлива вернуть нам наш первоначальный вид.

В мгновение ока магические картины исчезли, и эти двое оказались в центре огромного калейдоскопического мегаполиса.

– Этой минуты мы ждали пятнадцать тысяч лет, – сказал старик.

– Да, но ведь для нас это не так уж и много, правда?

***

===

27
Видеть – не значит знать, знать – не значит предотвратить. Определенность может стать таким же проклятием вселенной, как и неопределенность. Но незнание будущего предоставляет человеку большую свободу выбора немедленной реакции.

Пауль Муад'Диб. «Золотые цепи предзнания»

Оракул Времени держалась над схваткой, чуждаясь вмешательства в мирские дела. Она существовала с времен учреждения Космической Гильдии, и все последующие тысячелетия наблюдала, как росла и изменялась человеческая раса. Она была свидетельницей многочисленных эпизодов борьбы и стремлений осуществить самые дерзкие мечтания, видела она торговые схватки могущественных людей, видела образование империй и войны, в результате которых эти империи рассыпались в прах.

Странствуя в своем непомерно расширенном сознании, находясь в своей искусственной емкости, Оракул видела широкое полотно бесконечной вселенной. Чем шире становился временной горизонт, тем меньшее значение имели частные события и отдельные люди. Но некоторые угрозы были столь важными, что игнорировать их было просто невозможно.

В своих неустанных поисках Оракул Времени оставила пока без внимания своих детей-навигаторов, чтобы без помех выполнять свою, пожалуй, единственную и уникальную миссию, и в то же время часть ее огромного мозга была занята организацией обороны и способов нападения в борьбе с великим древним врагом.

Она намеренно переместилась в извращенную альтернативную вселенную, где она много лет назад нашла и спасла корабль-невидимку. В этой странной трясине физических законов и вывернутого наизнанку сенсорного входа Оракул Времени сейчас и плыла, хотя уже знала, что Дункан Айдахо никогда в нее не вернется. Корабля-невидимки нет в этой вселенной.

Подумав, она снова перешла в нормальное пространство. Здесь она нашла следы, прошивавшие пустоту, кружево, сплетенное из вытянутых нитей и петель, раскинутых Врагом. Нити тахионной сети, ветвясь, уходили все дальше и дальше, как бесконечные корни зловредного сорняка. В течение столетий исследует она протяженности тахионной сети в ее прихотливых изгибах и сплетениях.

Она движется по тахионной сети от одной узловой точки к другой. Если Оракулу удастся идти вдоль этих линий пересечений нитей достаточно долго, то она в конце концов сможет добраться до сплетения, до узла, откуда исходят эти нити первоначально, но кусочки этой мозаики пока не сложились в картину, поэтому время для решающей битвы еще не наступило. Следование за нитями тахионной сети, однако, не приведет Оракула к цели и не выведет ее к Дункану Айдахо и кораблю-невидимке. Если бы сеть была наброшена на потерянный корабль, то Враг бы захватил его, следовательно, по логике вещей искать корабль надо вне сети.

Летя над вселенной со скоростью мысли, Оракул не переставала удивляться сверхъестественной способности судна ускользать от нее, хотя и очень хорошо осознавала могущество, персонифицированное в Квисац-Хадерахе. И именно этот Квисац-Хадерах самой судьбой стал более могущественным, чем все предыдущие. Так говорили пророчества. Будущая история, если взглянуть на нее в более широкой перспективе, была в конечном счете уже предопределена.

Триллионы людей на протяжении десятков тысяч лет обладали способностью к скрытому предзнанию. В мифах и легендах находили одни и те же предсказания – конец времен, титанические битвы, знаменовавшие эпические перемены в истории и обществе. Батлерианский Джихад стал одной из таких битв. Она тоже принимала участие в ней, сражаясь против страшного врага, грозившего уничтожить все человечество.

Теперь этот древний враг возвращался, могущественный противник, которого Оракул Времени поклялась уничтожать еще тогда, когда она была простым человеческим существом по имени Норма Ценва.

Она продолжила свои поиски во вселенной.

***

===

28
Будущее – это не то, что мы пассивно наблюдаем, но то, что мы активно творим.

Записанные речи Муад'Диба, опубликованные гхола Пауля Атрейдеса

С помощью Чани Пауль легко проник в корабельное хранилище пряности. Он и фрименская девочка почти все свое время проводили вдвоем – их связывала глубокая взаимная привязанность и распускающийся, как цветок, юношеский роман. Прокторы больше не считали их поведение необычным. Пауль не сомневался, что на корабле есть система видеонаблюдения за детьми, что за ними так же все время следят специально назначенные сестры Бене Гессерит. Но может быть – только может быть, – если они с Чани уйдут достаточно далеко, то смогут выбраться из-под наблюдения.

Пауль не скрывал и не маскировал свою привязанность к Чани, чтобы отвлечь внимание прокторов. Несмотря на то что в обоих пока не пробудили исходную память о прошлой жизни, он испытывал искреннюю симпатию к девочке и знал, что со временем это детское чувство перерастет в нечто большее. Он полагался на нее, хотя не доверял больше никому, даже Дункану Айдахо.

Решая вопрос о том, надо ли ему принимать пряность, Пауль долго думал, но в конце концов – сразу после того, как они едва не попали в плен на планете укротителей, – он пришел к выводу, что будет ее принимать. Каждый из детей гхола был создан для определенной цели, а опасность была рядом, она шла за ними по пятам. Если он хочет приносить пользу экипажу и пассажирам, то должен знать свою реальную, настоящую сущность.

Он снова должен стать истинным Паулем Атрейдесом.

Хранилище меланжи охранялось не особенно тщательно. Так как аксолотлевые чаны теперь производили пряности больше, чем достаточно, не было необходимости в драконовских мерах по ее охране. Пряность хранили в металлических шкафах, которые запирались на обычные простые замки.

Как и подобает истинной фрименке, Чани проявила бдительность, проверив, что в коридоре никого нет и никто не знает о том, что они здесь. Взгляд ее был напряжен и сосредоточен, но она ни на минуту не сомневалась в целесообразности действий Пауля.

Запорный механизм дверцы шкафа задержал их всего на несколько секунд. Когда они открыли шкаф из него хлынул густой аромат пряности, показавшийся Паулю еще более приятным из-за предвкушения возвращения памяти. Для того чтобы подготовить гхола к исполнению их будущих обязанностей все они получали точно отмеренные дозы пряности вместе с едой. Детям, таким образом, был знаком аромат и вкус, но они не испытали пока на себе действие меланжи. Пауль хорошо знал, каким опасным может быть это действие и каким мощным.

Трогая аккуратно уложенные упаковки пряности, Пауль знал, что вся меланжа идентична, независимо от источника ее получения. Но тем не менее он довольно долго выбирал вафли, и выбрал несколько особенных. Он не знал, почему выбрал именно их, но сердце подсказывало, что решение было верным.

– Почему ты взял именно их, Усул? Ты думаешь, что другие отравлены?

Услышав этот вопрос, он понял.

– Большая часть пряности получена в аксолотлевом чане. Но не эта… – Он показал ей выбранные им вафли, хотя по внешнему виду они не отличались от прочих. – Эта пряность порождена червями. Шиана собирает ее в песках грузового отсека. Эта пряность больше всего похожа на пряность Ракиса. – С этими словами он вытащил из упаковки несколько плиток прессованной меланжи – гораздо больше того, что он потреблял до сих пор. У Чани округлились глаза.

– Усул, это очень много!

– Это столько, сколько мне надо. – Он провел пальцем по ее щеке. – Чани, пряность – это ключ. Я – Пауль Атрейдес. Пряность открыла мне мои возможности в первой жизни. Меланжа сделала меня таким, каким я стал. Я взорву себя изнутри, иначе я не найду способ раскрыть себя. – Он закрыл шкаф. – Я самый старший из детей гхола. Это может стать ответом для каждого из нас.

Чани плотно сжала челюсти, на скулах ее худощавого, детского пока личика обозначились желваки.

– Как скажешь, Усул. Давай поспешим.

Они побежали по коридорам корабля-невидимки, по известным им боковым проходам, где было мало камер слежения, а потом вбежали в одну из заброшенных кают. Интересно, что подумали о них наблюдатели?

– Я лягу, прежде чем начать. – С этими словами он сел на узкую кушетку. Она дала ему воды из крана, и он благодарно выпил. – Следи за мной, Чани.

– Да, Усул.

Он понюхал вафлю из пряности, гадая, сколько надо съесть, хотя и делал вид, что точно это знает. Запах сводил с ума, от него текли слюни, аромат устрашал.

– Будь осторожен, мой возлюбленный. – Чани поцеловала его в щеку, потом, поколебавшись, в губы, и, встав, отошла от кушетки.

Он съел целую вафлю, быстро, пока не сдали нервы, проглотив жгучую меланжу, потом отломил еще кусочек и съел его. Наконец, испытывая такое чувство, что шагнул со скалы в обрыв, он лег на спину и закрыл глаза. По телу уже побежали мурашки, он почувствовал онемение кожи. Организм начал расщеплять пряность, и он почувствовал, как выделяющаяся энергия начинает циркулировать по знакомым ей нервным путям тела из рода Атрейдесов. Он провалился в яму Времени.

Все погрузилось во тьму, он начал впадать в глубокий транс, заблудившись и начав искать путь внутри себя. Пауль различил какие-то вспышки, потом появилось лицо отца, герцога Лето, он увидел Гурни Халлека и холодную, как статуя, и величественно прекрасную принцессу Ирулан. На этом уровне мысли его расплывались, он не мог сосредоточиться. Он не мог сказать, были ли это реальные всполохи его собственной памяти или на поверхность просто всплыли в образной форме те факты, о которых он читал в архивах. Он слышал, как его мать, Джессика, читала ему слова грубой песни, которую пел Гурни, аккомпанируя себе на балисете, вспомнил он и безуспешные попытки Ирулан обольстить его. Но этого было мало, это было вовсе не то, что было ему нужно.

Пауль погрузился глубже. Пряность обострила образы, он видел их в таких отчетливых, но оторванных друг от друга подробностях, что ему стало трудно в них ориентироваться. Фрагменты внезапно соединились, и он воспринял истинное видение, в его мозгу вдруг взорвалась реальность. Он почувствовал, что лежит на холодном полу. Он истекает кровью, в боку у него глубокая ножевая рана. Он чувствует, как теплая кровь течет на пол. Его кровь. С каждым ударом слабеющего сердца лужа крови на полу становится больше.

Рана была смертельна, он понимал это, знал вполне определенно, как любой зверь, который, получив смертельную рану, уползает умирать. Разум мутился. Он попытался оглядеться, чтобы понять, где находится, увидеть, кто стоит рядом. Он хотел уйти и умереть там…

Кто его убил? Где находится место убийства?

Сначала он подумал, что это слепой проповедник умирает среди толпы на площади перед храмом Алии в знойном Арракине… но нет, это была не Дюна. Не было никакой толпы, не было палящего солнца. Пауль видел украшенный лепниной потолок и странный фонтан. Это был дворец, здание с куполом и колоннадой. Возможно, это был дворец императора Муад'Диба, похожий на модель, которую гхола строили в игровой комнате. Правда, там он уместился на полу. Но точно Пауль не мог это утверждать.

Потом он вспомнил об этом событии в том варианте, который он читал в библиотеке. Его ударил кинжалом граф Фенринг, в случае смерти Пауля дочь Фейда Рауты и леди Фенринг получала трон. Пауль тогда действительно едва не умер.

Был ли это реальный эпизод того страшного первого года его правления, в самое кровавое время его джихада? Видение было таким живым!

Но почему из всех возможных видений первым ему явилось именно это? В чем его значение?

Но что-то еще было не так. Эта память была неотчетливой и не оформленной, она не была устойчивой. Может быть, меланжа вообще не подействовала на скрытую, латентную память гхола? Что, если пряность лишь активировала знаменитое Атрейдесово предзнание? Может быть, это было видение того, что еще должно будет произойти?

Лежа на узкой кушетке и извиваясь, Пауль чувствовал боль от раны с невыносимой реальностью. «Как я могу это предотвратить? Действительно ли я вижу будущее, это, правда, видение того, как умрет тело этого гхола?»

Образы начали сливаться. Умирающий Пауль продолжал истекать кровью, лежа на полу, руки его были красны от крови. Подняв глаза, Пауль едва не задохнулся от удивления. Он увидел самого себя. Молодое лицо было похоже на то, которое он каждый день видит в зеркале. Но то было лицо злодея с лукавыми хитрыми глазами, этот человек злорадно смеялся.

– Ты же знал, что я тебя убью! – крикнул тот, другой Пауль. – Так что ты мог бы с равным успехом и сам всадить кинжал себе в бок. – Он жадно проглотил еще одну порцию пряности словно победитель, наслаждающийся своей добычей.

Пауль видел, как он сам смеется в то время, как жизнь постепенно уходит из него…

Пауль вывалился из тьмы небытия от резкого толчка. Мышцы и суставы страшно болели, но это было ничто по сравнению с болью от глубокой раны в боку.

– Он приходит в себя, – услышал он раздраженный и злой голос Шианы.

– Усул! Усул, ты слышишь меня? – Кто-то схватил его за руку. «Чани!»

– Я не могу больше вводить стимуляторы, это рискованно. – Женский голос принадлежал одной из врачей Сук ордена Бене Гессерит. Пауль знал их всех, так как дети гхола регулярно проходили медицинские осмотры для исключения каких-либо физических недостатков.

Он, моргая, открыл глаза, но поле зрения было затуманено голубой меланжевой пеленой. Теперь он увидел встревоженную Чани. Ее лицо было таким прекрасным, таким непохожим на злобное, порочное, отвратительно хохочущее собственное лицо, явившееся ему в видении.

– Пауль Атрейдес, что ты сделал? – спросила Шиана, склонившись над ним. – Чего ты надеялся достичь? То, что ты сделал, было верхом глупости.

Голос его был сухим и хриплым, когда он ответил:

– Я… умирал. Заколотый ножом. Я это видел.

Эти слова встревожили и взволновали Шиану.

– Ты вспомнил свою первую жизнь? Ты был заколот? Ты был слепым стариком и произошло это в Арракине?

– Нет, это было совсем другое. – Он довольно долго думал, пытаясь осознать, что же он видел на самом деле. Да, это было видение, но он не добился полного возвращения собственной исходной памяти.

Чани дала ему воды, которую он с жадностью выпил. Врач Сук склонилась над ним, пытаясь помочь, но что она могла сделать?

Избавившись от меланжевой пелены, он сказал:

– Думаю, это было предзнание. Но своей реальной прежней жизни я пока не знаю.

Шиана бросила на вторую сестру Бене Гессерит острый озадаченный взгляд.

– Предзнание, – повторил он, на этот раз с большей убежденностью.

Он ошибся, если думал, что его слова успокоили Шиану.

***

===

29
Плоть изнашивается и перестает служить. Вечность берет свое. Наши физические тела могут лишь на краткий миг всколыхнуть эти непреходящие воды, поплясать на поверхности, опьяненные любовью и своим бытием, позабавляться некими странными идеями, а затем пасть под ударами неумолимых орудий времени. Что можно сказать об этом? Мне случилось быть. Я не есьм… мне просто случилось быть.

Пауль Атрейдес. «Многоликая память Муад'Диба»

Теперь, когда барон Владимир Харконнен вновь стал самим собой, все его дни на Каладане оказались полны разных дел, хотя и не теми, какими бы он предпочел заниматься. С момента пробуждения он изо всех сил старался понять новую ситуацию и осознать, что сделали потомки Атрейдеса с вселенной за время, прошедшее после его смерти.

Когда-то Харконнены были одним из богатейших Домов Совета Земель. Теперь же великий аристократический Дом существовал лишь в его воспоминаниях. Так что дел у барона было по горло.

Интеллектуально и эмоционально он должен быть удовлетворен уже тем, что теперь может распоряжаться родовым гнездом своих смертельных врагов, но Каладан не шел ни в какое сравнение с его любимой Гьеди Первой. Он содрогался при одной мысли о том, как выглядит теперь эта несравненная планета и жаждал вернуться туда, чтобы восстановить во всем блеске прежней славы. Но сейчас у него не было ни Питера де Фриза, ни Фейда Рауты, ни даже придурковатого, но полезного племянника Раббана.

Правда, Хрон обещал ему все, при условии, что он поможет лицеделам до конца довести их интригу.

Теперь, когда гхола барона обрел прежнюю память, ему позволили некоторые дополнительные развлечения. В главной башне замка у барона были свои любимые игрушки. Напевая себе под нос, он сбежал по винтовой лестнице главной башни замка вниз, в подвал, где на мгновение остановился, прислушавшись к шепоту и стонам. Затем он вошел, и все моментально смолкли.

Игрушки были расставлены и разложены по задуманному им порядку: пыточные станки для растяжений, сдавливания и отрезания частей тела. На стенах были развешаны электронные маски. Те, на кого их надевали, постепенно сходили с ума. С помощью этих масок, по желанию барона, можно было вообще разрушить мозг. Были здесь и стулья с цепями и шипами, которые вонзались в самые интересные места жертвы. Это было намного лучше того, чем пользовался Хрон.

На стене, фиксированные цепями, висели два красивых мальчика – чуть младше, чем сам барон. Глазами, исполненными страха и горя, они следили за каждым его движением. Одежда мальчиков была разорвана в некоторых местах самим бароном.

– Привет, мои красавчики. – Они ничего не ответили, но он видел, как они сжались от ужаса. – Знаете ли вы, что в жилах каждого из вас течет кровь Атрейдесов? В доказательство у меня есть протоколы генетических исследований.

Плача, мальчики горячо отрицали обвинение, но откуда они могли знать это доподлинно? Унаследованная кровь за прошедшие века сильно разбавилась, и кто мог теперь утверждать что-то определенное без тщательного генного исследования наследственности. Но, в конце концов, главное – чувство и интуиция, не так ли?

– Мы не можем отвечать за грехи, совершенные столетия назад! – жалобно крикнул один из мальчиков. – Мы сделаем все, что вы скажете. Мы будем вашими верными слугами.

– Моими верными слугами? О-хо-хо, да вы и так уже мои слуги. – Он подошел к нему и потрепал по золотистым волосам. Мальчик задрожал и отвернулся.

Барон возбудился. Этот мальчик был так красив, щеки его были такими нежными, растительность на лице только-только стала намечаться, он отличался почти женственной внешностью. Тронув мягкую щеку еще раз, барон закрыл глаза и улыбнулся.

Когда он снова открыл глаза, то был потрясен, увидев, как изменились черты его жертвы. На месте красивого мальчика была молодая женщина с темными волосами, овальным лицом и синими от пряности глазами. Она смеялась ему в лицо. Барон отпрянул.

– Это невозможно!

– О, еще как возможно, дедушка! Разве я не красавица? – Губы женщины шевелились, но голос звучал в мозгу самого барона. Я позволила тебе думать, будто ты от меня избавился, но это была всего лишь игра. Ты ведь любишь игры, не правда ли?

Что-то нервно буркнув, барон торопливо покинул камеру пыток и вышел в сырой подвал, но голос Алии не исчез. Я буду твоим постоянным спутником, твоим верным товарищем по играм! Она смеялась, смеялась, не переставая!

Поднявшись на первый этаж башни, барон вошел в арсенал и начал осматривать развешанное по стенам и разложенное по ящикам оружие. Он вырвет Алию из своего мозга, даже если для этого ему придется убить себя. Хрон всегда сможет сделать нового гхола. Алия была как зловредный сорняк, пустивший корни по всему его телу и отравляющий его существование.

– Зачем ты здесь? – закричал он вслух, нарушая звенящую тишину каменного замка. – Как ты в меня попала?

Это казалось ему невозможным. Кровь Харконненов столетия назад смешалась с кровью Атрейдесов, а они известны своей Мерзостью, своим предзнанием и странным образом мышления. Но как это адское творение, эта Алия смогла заразить его мозг? Проклятые Атрейдесы!

Он направился к главному входу, пройдя мимо охранявших замок лицеделов, которые посмотрели на него своими пустыми глазами. «Не надо показывать им свое истинное настроение». Он улыбнулся одному лицеделу, потом другому.

Разве это не наслаждение, заново переживать былую славу и месть? – спросила Алия внутри.

Он не успел дойти до высоких деревянных дверей, как створки их распахнулись, и в замок вошел Хрон в сопровождении свиты лицеделов. С ними был темноволосый мальчик, черты лица которого показались барону знакомыми. Мальчику было шесть или семь лет.

В голосе Алии чувствовался восторг. Познакомься с моим братом, дедушка.

Хрон толкнул мальчика вперед, и чувственные губы барона сложились в сладострастную улыбку.

– Ах, Паоло, наконец-то я тебя вижу! Ты думаешь, я не знаю Пауля Атрейдеса?

– Он будет твоим подопечным, твоим учеником, – сурово сказал Хрон. – Именно для этого мы и воспитали тебя, барон. Ты лишь орудие, он – настоящее сокровище.

Паучьи глаза барона вспыхнули. Он подошел к ребенку и принялся внимательно его разглядывать. Паоло не отвел взгляд, и барон-подросток восторженно рассмеялся.

– Но что мне будет позволено с ним делать? Чего вы хотите от меня?

– Подготовь его. Воспитай его. Позаботься о том, чтобы он соответствовал своему предназначению. Есть некоторые вещи, которые он должен будет исполнить.

– И что это за вещи?

– Это тебе расскажут со временем, когда настанет срок.

«Ха, Пауль Атрейдес у меня в руках, и уж я позабочусь, чтобы на этот раз он получил надлежащее воспитание. Он будет как мой племянник Фейд Раута, который тоже в свое время был очень милым мальчиком. Что ж, это позволит распутать некоторые исторические недоразумения».

– Теперь ты обладаешь своей исходной памятью, барон, и можешь оценить всю сложность и все последствия возложенной на тебя миссии. Если ты причинишь ему какой бы то ни было вред, то мы найдем способ сделать так, чтобы ты сильно об этом пожалел. – Слова вождя лицеделов звучали весьма убедительно.

Барон небрежно махнул пухлой рукой.

– Конечно-конечно. Я всегда жалел о том, что тогда, на Тлейлаксу, отсоединил его аксолотлевый чан. С моей стороны это было глупо и импульсивно. Я просто ничего тогда не понимал. С тех пор я научился сдерживать свои эмоции и желания.

Голову его пронзила неожиданная боль, отчего он даже вздрогнул. Я помогу тебе сдерживать эмоции, дедушка, произнесла Алия голосом, отдавшимся гулким эхом под сводом черепа барона. Ему хотелось закричать.

Колоссальным напряжением воли барон заставил Алию замолчать, потом, улыбнувшись, наклонился к гхола:

– Я так долго ждал тебя, милый мой мальчик. У меня так много планов для нас двоих.

***

ОХОТНИКИ ДЮНЫ. Б.Герберт, К. Андерсон. Дюна 367. Пролог. Бегство с Капитула. Три года спустя

ОХОТНИКИ ДЮНЫ. Б.Герберт, К. Андерсон. Дюна 368

ОХОТНИКИ ДЮНЫ. Б.Герберт, К. Андерсон. Дюна 369

ОХОТНИКИ ДЮНЫ. Б.Герберт, К. Андерсон. Дюна 370

ОХОТНИКИ ДЮНЫ. Б.Герберт, К. Андерсон. Дюна 371

ОХОТНИКИ ДЮНЫ. Б.Герберт, К. Андерсон. Дюна 372. Четыре года спустя после бегства с Капитула

ОХОТНИКИ ДЮНЫ. Б.Герберт, К. Андерсон. Дюна 373

ОХОТНИКИ ДЮНЫ. Б.Герберт, К. Андерсон. Дюна 374. Шесть лет спустя после бегства с Капитула