Битва за Коррин. Б.Герберт, К. Андерсон. Дюна 257 - 13 Мая 2023

Главная » » Битва за Коррин. Б.Герберт, К. Андерсон. Дюна 257

23:40

Битва за Коррин. Б.Герберт, К. Андерсон. Дюна 257

***

===

Справедливость может быть безликой, но правота всегда несет на себе глубокий отпечаток личности.
Башар Абульурд Харконнен. Запись из личного дневника

Обратившись к армии и полиции из надежного укрытия, недоступного бесчинствующей на улицах толпе, вице-король Батлер объявил чрезвычайное положение. Но гвардия Зимин была недостаточно многочисленной для того, чтобы восстановить порядок. Не было никакого способа подавить напор фанатиков, которые были готовы учинить невиданное побоище и сокрушить все подручными средствами.
В архиве Лиги Благородных в электронном виде хранилась масса ценнейшей информации. Хотя архивы не были снабжены системами искусственного интеллекта или машинной технологией — в такие тонкости не станет входить толпа обезумевших невежественных людей, — само присутствие компьютерных систем раздражало Райну. Бич Омниуса уже поверг цивилизацию Лиги в сумятицу и хаос, и в панике были утрачены многие научные и военные данные, а также семейные архивы и исторические документы. Теперь Райна решила довершить это страшное опустошение.
Записи о делах минувших тысячелетий были брошены в огонь, это было уничтожение, превосходившее своими масштабами сожжение Александрийской библиотеки на Древней Земле. Если эта вакханалия продлится еще немного, то человеческая раса погрузится во мрак новых темных веков, от которых едва ли сможет оправиться.
Конечно, не все записи были точны, подумал Абульурд Харконнен. Возможно, если будут уничтожены фальшивые документы, то ему будет легче восстановить истину о Ксавьере, и его дед займет свое достойное место в истории как выдающийся герой Джихада.
Не желая подвергать себя бессмысленному риску, Абульурд снял форму башара и переоделся в гражданскую одежду. Если бы это могло принести пользу, то он вышел бы на улицу с оружием. Но последователи культа Серены отличались склонностью к самопожертвованию и охотно расставались с жизнью. В одиночку противостоять этим людям было немыслимо.
Однако Абульурд надеялся защитить свою лабораторию.
Когда он после захода солнца прибыл к зданию лаборатории, то увидел, что некоторые дома вокруг резиденции Великого Патриарха объяты пламенем. Правда, неброское строение самой лаборатории уцелело. Абульурд испытал одновременно облегчение и разочарование, убедившись, что никто из инженеров и техников не явился на работу в этот грозный час. Вероятно, все они остались дома защищать своих близких.
Войдя в здание, он быстро опечатал все записи и данные о результатах испытаний и проб, относящихся к жучкам-пожирателям. В самой лаборатории на столе открыто стояло устройство, искажавшее программу жучков. Надо будет сделать замечание персоналу за такую небрежность. Фанатичные культисты, попади они в лабораторию, разнесли бы на куски этот механизм.
Прежде чем Абульурд успел спрятать устройство в надлежащее место, ему показалось, что кто-то находится в производственном помещении. Абульурд затаил дыхание и прислушался. Может быть, все же кто-то из инженеров приехал на работу, чтобы охранять имущество? Он поставил на стол прибор и неслышно приблизился к двери в помещение, где явно кто-то был. Свет везде был выключен. В помещениях было темно, а незваный гость двигался практически бесшумно — очень осторожно и сноровисто. Значит, это не инженер. Это кто-то, кому не положено находиться здесь. Один из мартиристов?
Остановившись и включив на случай нападения защитное поле, Абульурд бросился в комнату и включил полное освещение, ослепив находившегося там незнакомца. Человек прикрыл глаза ладонью и метнулся в сторону с быстротой ящерицы, убегаюшей с нагретого солнцем камня. Человек дважды выстрелил из пистолета, но пули были отражены защитным полем Абульурда. Незнакомец заметался по лаборатории, ища укрытия за стойками с инструментами и инвентарем. Абульурду бросилась в глаза оливковая кожа и лысый череп человека, и само лицо было знакомо из истории. Тот самый человек, которого разыскивал Абульурд.
Он достал из потайной кобуры пистолет, а другой рукой выхватил свой церемониальный кинжал. Он не мог стрелять, так как был окружен защитным полем, которое он пока не отважился выключить.
— Я знаю вас, Йорек Турр.
Человек засмеялся, хотя и не смог скрыть некоторого страха. Турр явно нервничал.
— Наконец-то моя слава меня опередила! Давно пора. Пригнувшись, Абульурд обошел противника.
— Очень рад, что смог встретиться с вами лицом к лицу. Следователи Лиги сомневаются в том, что вы вообще живы после стольких лет, но я не склонен недооценивать ваши способности.
Использовав технику сравнения исторических документов джипола с изображениями на снимках убийцы Великого Патриарха, Абульурд нисколько не сомневался в личности убийцы. Потом, когда он показал свои сравнения скептически настроенному брату, Фейкан пообещал принять к сведению полученную от Абульурда информацию, но, очевидно, отнесся к ней с тем же легкомыслием, как и к работе комиссии по реабилитации Ксавьера Харконнена.
В охоте на Турра Абульурду пришлось использовать и свои личные связи для того, чтобы изучить документы всех лиц, недавно прибывших на Салусу Секундус, и проследить биографии беженцев по представленным ими документам. Ему удалось найти несколько сделанных службой безопасности снимков, на которых был изображен человек, поразительно похожий на почти забытого бывшего начальника джипола. Но дальше следы терялись. Хотя полиция Лиги раскинула широкую сеть для поимки убийцы Ксандера Боро-Гинджо, видимо, в этой сети оказалось много прорех.
— Все ищут убийцу Великого Патриарха, — сказал Абульурд, — но один только я ищу тебя. И вот теперь, во время диких беспорядков на улицах, ты сам приходишь ко мне. Какая удача, какой дар судьбы!
Морщинистое лицо Турра, застыв на пороге старости, выглядело по крайней мере на полвека моложе, чем оно должно было выглядеть согласно его возрасту. Он, казалось, был очень рад этому столкновению и беспечно улыбался.
В ярком свете лабораторного помещения Турр прислонился к стене, крепко сжимая в руке пистолет, хотя он и был бессилен против защитного поля Абульурда. У Турра тоже была полевая защита, но он не стал включать ее. Очевидно, он предпочел свободу действий безопасности защитного поля Хольцмана.
— Итак, чем я обязан вашей столь сильной одержимости, молодой человек? — спросил Турр. — Возможно, я смогу использовать вас в своих планах на будущее. Вы не хотите попасть в анналы истории?
Он оторвался от стены, двигаясь с грацией пантеры, преследующей свою жертву.
— Ты и так уже достаточно попользовался людьми. — Абульурд расправил плечи. — Мой дед Ксавьер Харконнен — герой войны с мыслящими машинами, — и это ты погубил его репутацию и доброе имя. Ты манипулировал истиной и лишил мою семью чести.
— Да, но для этого были веские причины. Разве ты сам этого не видишь?
— Нет, не вижу, — с этими словами Абульурд подошел ближе, подняв кинжал, которым он мог воспользоваться, не отключая защитного поля. — Зачем ты явился в мою лабораторию?
— Разве не здесь ты хранишь оставшиеся образцы моих любимых механических питомцев? Пожирателей, которых я изобрел для Омниуса.
Йорек Турр радостно вскинул брови. Исторические хроники рисовали его как беспощадного, холодного, бездушного и расчетливого интеллектуала, но сейчас во взгляде его предательских, коварных глаз появилось что-то дикое и звериное, словно что-то повредилось в его голове. Он был все таким же жестоким и изобретательным, как и прежде, но временами здравый рассудок начинал ускользать.
— Ах, какие штуки я изобретал, работая на Омниуса, — исторически это было гораздо важнее, чем то, что я делал будучи начальником полиции Джихада. Даже служа в джиполе, я работал на Омниуса, который в благодарность провел мне лечение, продлевающее жизнь. У меня, конечно же, были секреты и от всемирного разума, но я все же совершал массу отвлекающих маневров и частенько сбивал с верного пути Великого Патриарха Гинджо и его темных, хотя и очень страстных поклонников.
Все было бы превосходно, если бы его вдовушка отдала мне причитающееся. Это стало бы чудесным венцом для моей славной карьеры. Я достиг бы полного исторического бессмертия. Но когда пост Великого Патриарха был у меня подло украден, мне не оставалось другого выбора. Голодные маленькие жучки были мелким экспериментом, которым я занимался от скуки, томясь в вечном плену на Коррине. Ретровирус, который тоже изобрел я, был куда более опустошительным, ты не находишь?
— Я не могу даже осознать всей величины твоего злодейства, — сказал Абульурд.
— Это лишь доказывает, что ты начисто лишен воображения.
Абульурд сжал рукоятку кинжала — надо убить этого человека до того, как он признается в других неслыханных преступлениях, Абульурд не желал больше слушать весь этот ужас.
— Зачем ты мне все это рассказываешь? Тебя мучает совесть и ты решил очистить ее признанием?
— Не смеши меня. Неужели я не заслужил право немного похвастать, добившись таких впечатляющих достижений? Кроме того, я хочу тебя убить, так уж позволь мне предварительно получить удовольствие.
Продолжая одной рукой держать пистолет, Турр другой рукой поднял маленький прозрачный контейнер. Абульурд сразу узнал емкость для хранения опытных экземпляров жучков. Печати были сломаны, запирающие механизмы отключены. Турр постучал пальцами по крышке.
— Я был очень разочарован, узнав, что вы сохранили всего дюжину моих маленьких ненасытных друзей… но хватит, пожалуй, и дюжины.
Активированные прожорливые жучки зажужжали и начали биться о стенки контейнера. Турр бросил открытый ящик в Абульурда. Он отскочил от защитного поля и механические пожиратели вылетели из него, как стая разъяренных шершней. Абульурд отпрянул, ища укрытия, но маленькие чудовища устремились вслед за ним.
Прижавшись к стене и практически слившись с ней, Турр, замаскированный густыми тенями и силуэтами оборудования, хладнокровно наблюдал за происходящим и усмехался.
Жужжащие механические насекомые, полетав по комнате, опознали человеческие очертания Абульурда и напали на него, как на ближайшую различимую цель. Крошечные острые челюсти заработали, словно в предвкушении того, как они начнут пережевывать податливую живую плоть.
Одна из пираний столкнулась с защитным полем, ударив его с силой ружейной пули. Она рикошетировала, и другие жучки приблизились к полю, снизив скорость. Абульурд понимал, что скоро жучки найдут способ проникнуть сквозь слои защитного поля Хольцмана. Отступая, он прижался спиной к столу одного из своих инженеров и, скосив глаза вниз, вдруг увидел средство своего спасения. Это был опытный образец дистортера — прибора, искажающего образы, который он не успел, на свое счастье, убрать на место. Осторожно наклонившись, Абульурд включил искажающее поле.
Грубый прибор не мог уничтожить летающих жучков или вывести из строя их моторчики, но силуэт Абульурда мгновенно стал неразличимым для них, они перестали его видеть. Жужжащие чудовища принялись описывать круги по помещению, стараясь снова обнаружить цель, которую они так неожиданно потеряли.
Абульурд осторожно сделал два шага вперед, держа перед собой дистортер, и вышел на середину лабораторного помещения. Жучки не замечали его и не реагировали на его движения. Непрестанно вращая механическими челюстями, они описывали в воздухе случайные траектории, но не реагировали на Абульурда.
Раздраженный этой неожиданной помехой, Турр не сдержался:
— Что ты сделал? Как тебе…
Внезапно машины обнаружили его самого. Они изменили курс и устремились на своего создателя. Турр метнулся в сторону и включил защитное поле. Дюжина крошечных убийц закружилась около сферы поля, налетая на него, отскакивая и снова бросаясь вперед. Они вели себя, как стервятники, обнаружившие падаль. Абульурд включил тревожную сигнализацию дверей. Вход в лабораторию был блокирован, а системы передали сигнал вызова охране. Однако, учитывая кошмар, творившийся на улицах, Абульурд сомневался, что кто-нибудь откликнется на экстренный вызов.
— Ты сам обрек себя на такую судьбу, Йорек Турр.
Одному из пожирателей удалось медленно пробуравить туннель в слоях защитного поля предателя. Оказавшись внутри, пиранья заплясала, отскакивая от стенок, а потом атаковала. Вскоре ее сигнал был передан остальным жучкам, и они, тоже замедлив скорость полета, начали впиваться в поле Хольцмана. Скоро все двенадцать пираний оказались в непосредственном контакте с вожделенным телом.
Они совместно и практически одновременно атаковали бывшего начальника джипола, хватая его своими острыми кристаллическими челюстями за руки, шею, щеки. Он же пытался отбиваться, хотя и безуспешно. Мелкие твари принялись пожирать Турра, а он кричал и извивался, дико размахивая руками. Хотя из прогрызенных отверстий лилась кровь, Турр, казалось, испытывал не страх, а, скорее, ярость перед лицом неминуемой смерти.
Один из жучков прогрыз большое круглое отверстие в коже загорелого лысого черепа, обнажив белую кость. Другие впились в живот и бедра. Одна пиранья, скрежеща окровавленными зубами, вылетела из живота только за тем, чтобы впиться в ребра. Выпрыгнув из груди, она покружилась в воздухе, а потом снова набросилась на мягкую податливую плоть, вгрызаясь в нее и выбрасывая след в виде измельченного мясного фарша.
Турр дико выл. Он упал на колени и в отчаянии схватил одного из жучков, сдавив в кулаке серебристый шарик. На его глазах тварь прогрызла выход, разорвав сухожилия и пробуравив кости. Пальцы — один за другим — отвалились от руки.
Абульурд смотрел этот кровавый спектакль, испытывая тошноту от переживаемого ужаса. Но он все время напоминал себе, что именно Турр предал человечество, убил миллиарды людей, и, в конце концов, это именно он очернил память Ксавьера Харконнена и втоптал в грязь его имя. Помня об этом, Абульурд оставался глух к крикам жертвы.
Так как пираний было всего двенадцать, то им потребовалось несколько томительно долгих минут, чтобы насмерть загрызть Йорека Турра. Даже после того, как он перестал дергаться и умер, жучки продолжали буравить его череп. Потом они поднялись в воздух и принялись искать следующую жертву. Дистортер Абульурда мешал механическим тварям видеть что-либо еще. Не найдя подходящей мишени, они вернулись к трупу и продолжили уродовать его.
Абульурд, против своей воли, не мог оторвать взгляд от этого зрелища. Чудовища неистовствовали до тех пор, пока от тела предателя не осталось почти ничего. Наконец ограниченные источники питания пираний истощились, и они, одна за другой, попадали на пол словно горячие зубастые камешки.
Когда наконец на месте происшествия с большим опозданием появились трое бледных запыхавшихся охранников, откликнувшихся на включенный Абульурдом сигнал тревоги, все было уже кончено. Люди в изумлении уставились на забрызганный кровью и ошметками пол лаборатории, больше похожей сейчас на лавку мясника.
— Я понимаю, что это не самое главное сейчас, учитывая мятеж, начавшийся в городе, — сказал им Абульурд, — но я нашел убийцу Великого Патриарха Ксандера Боро-Гинджо.
— Ну и… кто это был? — спросил один из охранников. Абульурд задумался и после долгого молчания наконец ответил:
— Имя этого человека недостойно памяти.

***

===

Россакское средство — это только один путь к бесконечному. Есть и другие, и один из этих путей — хотя он пока и не открыт — окажется величайшим из всех.
Преподобная Мать Ракелла Берто-Анирул

Все Колдуньи, получившие новую вакцину доктора Сука, умерли. Такая тотальная смертность потрясла Ракеллу. Резким и злобным тоном Верховная Колдунья охарактеризовала это как еще один полный провал и бессилие, проявленное исследователями и врачами «ЧелМеда», который навязал свои некомпетентные услуги народу Россака.
Тиция Ценва сама ухаживала за больными, запретив Ракелле «мучить» их. Верховная Колдунья лично отправила на борт орбитальной лаборатории пробы крови умерших, но даже получив анализы, доктор Мохандас Сук не мог понять, почему лечение оказалось смертельным. В самом худшем случае оно могло оказаться неэффективным.
Ракелла начала думать, что дело здесь в чем-то ином — и уж не в самой ли Тиции Ценве?
Выглядевшая как хищная птица в своей черной траурной накидке, Верховная Колдунья, презрительно скривившись, смотрела на шесть мертвых тел, жертв злополучной новой вакцины, словно недовольная тем, что агония оказалась столь непродолжительной. Весь свой гнев она выплеснула на Ракеллу.
— Ваши усилия оказались бесплодными. Любой глупец в состоянии увидеть, что от вас нет никакой помощи.
— Но что вы прикажете мне делать? Просто смотреть, как они умирают?
— Кажется, это единственное, в чем вы преуспели.
— По крайней мере мы что-то пытались делать. Тицию не интересовали такие подробности.
— Сильнейшие выживут, а слабые встретят ту судьбу, какую они заслужили. Так всегда отбирались родословные у нас на Россаке. Именно поэтому Уродов мы вышвырнули в джунгли. Те, кто не может встречать вызовы вселенной, погибнут. Мы всегда найдем им замену в наших хранилищах ДНК. Мы сделаем это, как только отберем желательные характеристики и признаки.
Ракелла оглядела это обиталище смерти, видя огромное число пациентов, вдыхала отвратительный запах болезни. Уже давно наступила ночь, и большинство людей либо спали, либо умерли.
— Генетические пробы не заменят друзей, которых вы потеряете, если откажетесь от нашей помощи.
К этому времени подавляющее большинство населения было заражено вирусом-мутантом. На борту орбитальной лаборатории Мохандасу до сих пор не удалось идентифицировать ключевые ингредиенты целебной воды из лесной пещеры. Доктору нужно было больше воды, без которой он не мог выделить лечебные составные части, не говоря уже о том, чтобы синтезировать их.
Так как пробная вакцина оказалась смертельной, у Ракеллы не оставалось иного выбора. Крошечный радиомаяк, который она прикрепила к рубашке Джиммака, покажет ей дорогу к целебному водоему. После того как медицинские сестры, фельдшера и Колдуньи получат доступ к воде, они смогут излечиться от болезни и спасти все население.
Уроды, конечно, пострадают. Возможно, их даже убьют. Но на карту была поставлена жизнь всего населения Россака, и она не имела права молчать. Она должна исполнить свой долг.
Чувствуя себя изможденной этой внутренней борьбой, Ракелла решила немного поспать. Утром она поведет свою маленькую экспедицию к тайному склепу, чтобы добыть то, в чем они все так отчаянно теперь нуждались…
В приглушенном свете янтарных светильников по палатам мимо больных шла женщина в черной накидке. Больные лежали на каменном полу, скорчившись под одеялами. Уже несколько недель назад перестало хватать коек.
Женщина изо всех сил боролась с проявлениями поразившей и ее болезни. Она чувствовала присутствие ее, чувствовала удары Бича, но использовала все нити ментальной энергии, чтобы остановить симптомы; однако она знала, что болезнь уже угнездилась в ней. Не важно, как страстно будет она отрицать это, не важно, сколько меланжи будет она принимать — болезнь громким голосом заявляла о себе в каждой истерзанной мышце тела.
Но у Тиции Ценвы была своя миссия, свой долг, который, безусловно, надо было исполнить.
Войдя в соседнее с палатой помещение, она остановилась и постаралась успокоить неровное дыхание, чтобы не производить ни малейшего шума. Она вошла в комнату, отведенную врачам, сестрам и другому медицинскому персоналу «Чел Меда». В женской половине отсека она остановилась у одной из кроватей. Лежа на боку, Ракелла Берто-Анирул мирно спала, утомленная дневными заботами. Было слышно размеренное, ровное и глубокое дыхание женщины.
Тиция прищурила глаза, она почувствовала необыкновенный прилив ментальной энергии, давно сдерживаемой страсти к разрушению. Будучи дочерью великой Зуфы Ценвы, она с детства готовилась отдать жизнь в сиянии славы, но такая возможность не выпала на ее долю. Она оказалась слабой неудачницей — неиспользованным оружием, у которого отняли цель. Внутренний голос беспрестанно упрекал ее в трусости, играл на чувстве вины выжившего.
Россакская эпидемия убивала ее народ, и она ничего не могла с этим поделать. Гнев и решимость — вот что до сих пор поддерживало ее силы и позволяло оставаться на ногах. Оцепенев, Тиция во все глаза смотрела на женщину, которую ненавидела. Ракелла явилась сюда неведомо откуда только за тем, чтобы показать, как слабы и неэффективны Колдуньи.
Самые слабые пациенты должны умереть, это неизбежная цена, которую придется платить за поддержание величия рос-сакских родословных. Все было зарегистрировано и сохранено в спрятанных компьютерах, в которых были записаны все последовательности ДНК человеческой расы. Если бы даже вакцина доктора Сука сработала, это только оттянуло бы наступление неизбежного и запятнало пороком всех выживших таким искусственным способом. Тиция не могла переварить саму мысль о том, что ее народ оказался настолько слаб, что не смог устоять против эпидемии без посторонней помощи. Лучше пусть все вымрут здесь и сейчас, чтобы потом можно было обвинить врачей в преднамеренном убийстве, но оставить в неприкосновенности славное имя Тиции Ценвы.
Глядя на себя со стороны, Тиция признавала, что в ней говорит первая фаза заболевания, проявляющаяся иррациональным мышлением и бессмысленными поступками, паранойей, агрессией и манией преследования. Но болезнь в ее организме прогрессировала медленно, задержанная неистовым ментальным огнем, и она не собиралась анализировать или оспаривать свои мотивы. Для нее достаточным основанием были само чувство негодования и праведного гнева по отношению к виновным.
Склонившись над спящей Ракеллой, Тиция понимала, что с этим делом надо покончить как можно скорее. Никто не подозревал, что она здесь, так же как и никто не знал, что у Верховной Колдуньи появились первые признаки заболевания. Но надо было исполнить свой долг, прежде чем неумолимая болезнь расплавит ее на своем огне, который уже начал разгораться в ее теле. Она уже ощущала жар, кожа горела и стало трудно ходить.
Сунув руку под черную накидку, Тиция извлекла из потайного кармана маленький аптекарский флакон и сняла с него крышку. Рот Ракеллы был слегка приоткрыт во сне. Дрожащими руками Тиция вставила в горлышко аппликатор и выдавила из флакончика несколько капель густой маслянистой жидкости. Запах был отталкивающе горьким, сразу внушая мысль о страшной ядовитости этого дьявольского напитка.
Много лет назад Аурелий Венпорт и его ученые фармакологи отыскали в джунглях этот невероятно мощный токсин, соединение, оказавшееся настолько смертельным, что ему даже не дали особого наименования, назвав просто россакским средством. Это средство так и не нашло никакого легального применения, и использовали его только наемные убийцы-отравители. Введенное внутрь россакское средство всегда оказывалось смертельным даже в ничтожно малых дозах.
Ракелла слегка повернулась к Тиции и во сне немного запрокинула голову, отчего рот ее приоткрылся еще больше — она словно специально подставляла себя под удар.
Не упустив этот шанс, Тиция капнула зелье в рот ненавистной женщины. Яд беспрепятственно потек в горло, точно так же, как и в горло тех жертв, которых Тиция отравила совсем недавно, чтобы доказать, что новая вакцина доктора Сука, которую им вводили, не помогает. Теперь все поверят в то, что надежды на излечение были напрасными и что временное исцеление самой Ракеллы тоже было не более, чем иллюзией, и, в конце концов, рецидив болезни все же убил ее.
Успех лечения дал бы этой женщине право и возможность кичиться своим превосходством перед лицом всех осрамившихся Колдуний. Ракелле не следовало вообще приезжать сюда.
Когда Тиция подошла к выходу, она услышала, что Ракелла внезапно проснулась; она кашляла и плевалась, изо всех сил стараясь извергнуть из организма россакское средство. Но это уже было не важно. Ничто уже не может изменить ее судьбу. Верховная Колдунья растворилась в густой непроницаемой тьме.
Ракелла содрогнулась от невыносимой горечи во рту. От кислого привкуса смерти. Зыбкая, затуманенная глубоким сном память сохранила отпечаток капель, падавших на губы, капель, так не похожих на целебную воду таинственного лесного склепа, которую давал ей Джиммак. То было возрождающие крещение. Это же было чем-то противоположным. Это крещение забирало жизнь.

Отрава. Яд.

Она уже начинала терять сознание, погружаясь во тьму беспамятства. Внезапно в ее мозгу вспыхнул яркий свет, показав Ракелле путь к сопротивлению, оружие, которым она владела, сама не зная об этом. Организм ее разительно изменился после испытания Бичом Омниуса, после усвоения таинственных соединений подземного пруда. Ракелла теперь обладала необычайными свойствами и неожиданно обретенными источниками силы, и эти силы пробудились в недрах ее клеток.
Ею овладело непередаваемое спокойствие духа, и своим мысленным взором Ракелла теперь видела все нейронные нити, ведущие к телу от мозга — эти пути вели к мышцам, венам, сухожилиям, — они явственно управляли всеми функциями — произвольными и автономными. Механизмы управления сделались ясными и отчетливыми, как чертеж машины. Коварный яд проникал в кровь, в органы и иммунную систему. Россакское средство было, можно сказать, злокачественным живым организмом, знавшим, какую цель в клетках надо поразить.
Нет, конечно, злодеем было не само средство, а тот, кто его дал.
— Я не сдамся, — тихо проговорила она. — Я буду драться. Только страх сможет сейчас убить меня.
Погрузившись в себя, Ракелла повела войну не на жизнь, а на смерть.
Она укрепила оборонительные рубежи организма и выстроила защитный вал перед лицом атакующего яда. Потом она сама повела наступление на грозного неприятеля. Проанализировав молекулярную структуру россакского средства, она поменяла в нем элементы, связала свободные радикалы, развернула третичную структуру белков. Из рук молекулы было выбито ее смертоносное оружие.
В ходе этих преобразований Ракелла терпеливо меняла форму смертельного яда и расщепляла его до тех пор, пока он не потерял свою силу. Теперь россакское средство не могло нанести ей ни малейшего вреда. Так как она делала это в первый раз, Ракелла просмотрела все возможности и убедилась в том, что теперь она в состоянии контролировать деятельность всех и каждой клетки в своем организме и уничтожать все чужеродные молекулы, попавшие в ее тело. Ее врачебный ум не переставал поражаться такой чудесной способности. Она стала подлинным хозяином самых сложных функций биологической машины своего организма.

Как всемирный разум Омниуса.

Эта мысль взволновала и заинтриговала ее. Насколько похожи люди на созданные ими самими машины? Вероятно, сходства больше, чем полагает и та и другая стороны.
Но кроме этого, она разглядела в себе и еще нечто. Она увидела великую книгу по истории, заложенную в глубинах генетического кода. Сначала это прозрение доходило до нее по каплям, как вода, сочащаяся в тайный бассейн Джиммака, но потом в ее голову хлынул поток данных наследственной памяти ее предков. Она понимала, что этот огромный склад сведений был в ней всегда, он переходил, постоянно пополняясь, из поколения в поколение, из рода в род, но оставался скрытым великой тайной и недоступным для прочтения… и теперь смертельный яд стал катализатором, запустившим невиданную реакцию, открывшую запечатанные до времени ворота.
Попытка осмыслить поток была сродни попытке сделать глоток из бешено крутящегося водяного вихря. Многое устремилось в мозг, в сознание, затопляя его, хотя все это уже было в нем, пряталось и ждало своего часа. Странно, но вся информация ограничивалась только памятью женских предков.
Потом, в апогее этой эйфории, память вдруг исчезла, причиняя поистине танталовы муки своей вновь явившейся недоступностью. Когда предки покинули ее, Ракелла поначалу почувствовала себя сиротой. Потом, постепенно она поняла, что чудесная память при случае обязательно вернется к ней, будет помогать ей и снова оживит в ней волнующее прошлое.
В гулкой тиши сознания, наступившей после того, как наполнившая ее память предков исчезла, Ракелла заметила, кроме того, что ретровирус не проявлял больше никакой активности в ее теле. Она полностью нейтрализовала его, создав несокрушимые антитела в клетках — там, где гнездился Бич Омниуса. Теперь Ракелла могла проследить путь развития любого заболевания на клеточном уровне, последовать за болезнью и истребить ее. Теперь ей не надо бояться, что она снова заболеет.
Получив доступ в глубины своих клеток, Ракелла смогла работать с этим материалом, добиваясь результатов, которых Мохандас даже теоретически не мог получить в своей орбитальной лаборатории. У Ракеллы же была своя особая лаборатория, она находилась внутри ее тела и могла производить все, что она желала: точно нацеленные антитела для создания быстродействующих мощных вакцин, которые смогут быстро искоренить эпидемию на Россаке.
Теперь ей не нужна целебная вода. Ее собственные клетки и иммунная система стали фабрикой намного более сложной и производительной, чем все приборы и приспособления, которыми располагал доктор Мохандас Сук на борту своей орбитальной лаборатории. Ракелла могла производить антидоты в любых, практически неограниченных количествах.
Яд не убил ее, он освободил ее. Теперь он спасет всех больных на этой планете. Яд сделает ровно противоположное тому, что замышляла Тиция Ценва.
Тщательно проведенные анализы, а также новое интуитивное понимание Ракеллы позволили доказать, что исходная новая вакцина доктора Сука в действительности должна была укрепить и подхлестнуть иммунную систему больных. Ракелла также поняла, что эти жертвы пали не от болезни и не от лечения — они умерли от рук убийцы.

Тиции Ценвы.

Обладая совершенно новым знанием, Ракелла сосредоточила свои мысли не на мщении, а на исцелении. С помощью небольших количеств катализаторов, произведенных ее клетками, Ракелла смогла наладить производство антител, которыми доводили до совершенства старые вакцины, дополняя их новыми, более мощными антителами. Не было теперь нужды в таинственной целебной воде, не было нужды убивать Уродов и нарушать их и без того жалкую и убогую жизнь. Все, что требовалось, Ракелла могла найти в собственном теле.
Теперь доктор Берто-Анирул целыми днями занималась тем, что вводила новые вакцины умирающим больным, которые в огромных количествах заполняли палаты и коридоры пещерного города. Остальные врачи и медсестры «ЧелМеда» сбивались с ног, помогая Ракелле. По мере того как люди начинали выздоравливать от смертельного недуга, покидая одры болезни и начиная помогать врачам, тем менее свирепой становилась эпидемия на Россаке. Распространение болезни замедлилось, остановилось, а потом эпидемия начала отступать.
Главная ирония заключалась в том, что тайную воду для своего исцеления Ракелла получила от отверженных, от людей, которых Верховная Колдунья считала лишними и ничего не стоящими. Теперь, когда благодаря той воде у Ракеллы изменился весь обмен веществ и все функции организма, она спасет тех самых женщин, которые ставили Уродов не намного выше животных, обращаясь с ними, как с ошибками природы.
Тиция Ценва, по всей видимости, была далека оттого, чтобы радоваться спасению от невиданной эпидемии. Верховную Колдунью нигде не могли найти. Ракелла, которая во второй раз совершенно непостижимым образом избежала, казалось бы, неминуемой смерти, нисколько не удивлялась тому, что Верховная Колдунья скрылась от всех. Ракелла и ее добровольные помощники распределяли тем временем вакцину и продолжали вводить ее больным.
Когда Ракелла убедилась в том, что практически все больные получили необходимое лечение, она поинтересовалась, где может находиться Верховная Колдунья. Избежала ли Тиция Ценва заражения или все же пала жертвой вируса? В том, как люди избегали отвечать на ее вопросы, она поняла, что ей прямо или косвенно лгут. Россакские женщины дружно оберегали какую-то важную тайну.
По собственной инициативе, ничего не опасаясь, хотя и зная, что Колдунья пыталась ее отравить, Ракелла направилась в личные апартаменты Тиции Ценвы. Ей никогда не приходило в голову узурпировать власть Верховной Колдуньи, она хотела лишь одного — остановить эпидемию, а потом навсегда покинуть Россак. Но Тиция, вероятно, считала теперь Ракеллу ловкой победительницей, способной злорадно торжествовать над ее слабостью.
Когда Ракелла подошла к дверям апартаментов Верховной Колдуньи, ее остановил сверкающий энергетический барьер. Это была стена, воздвигнутая охваченным бредовым гневом разумом, это не было обычное защитное поле Хольцмана. По ту сторону барьера Ракелла увидела расстроенную Кари Маркес. Слева от нее в вихре ментальной энергии стояла Тиция Ценва, готовая взорвать свой психический заряд.

Теперь меня может убить только страх,
подбодрила себя Ракелла, отыскивая в душе спокойный уголок, место, которое никто не смог бы у нее отнять. Из этой своей личной крепости она направила мощный взгляд на энергетический вал, воспользовавшись силой, о существовании которой не подозревала ни одна Колдунья Россака.

Баррикада рухнула, растворилась в воздухе, рассыпавшись снопами электрических искр. Тиция лихорадочно попыталась восстановить преграду, но каждая попытка проваливалась, и никакая стена не могла устоять перед натиском духовной силы Ракеллы Берто-Анирул. После нескольких попыток вихрь психической энергии вокруг Тиции постепенно исчез, словно смытый волной отчаяния. Потерпев полное поражение, Тиция Ценва, пошатываясь, осталась беззащитной, на ее прекрасном лице застыла маска гнева и страдания.
Ракелла вошла в комнату и встретилась лицом к лицу со своей немезидой, которая едва стояла на ногах, отирая болезненный пот с покрасневшего от жара лица. Лицо и руки Тиции Ценвы были покрыты явными признаками инфекции; кожа и глаза пожелтели. Кари Маркес пугливо отошла в сторону, видя борьбу двух титанических сил, развернувшуюся на ее глазах. Из задней комнаты появились еще пять Колдуний, устрашенные очевидным проигрышем — и болезнью — своего вождя.
— Расскажи, что ты хотела от меня спрятать, — требовательно сказала Ракелла, прибегнув к своей новой способности, способности владеть Голосом, который почти не принадлежал ей, но был проявлением высшей силы, которой Ракелла теперь овладела. Вместе с Ракеллой сейчас говорили все ее женские предки, и это воинство производило слова, отдававшиеся мощным эхом во всех уголках вселенной, свертываясь затем в самих себе и увлекая за собой время и пространство.
— Я не могу, — заикаясь, проговорила Тиция, — я не могу.
— Говори! Расскажи всем нашим предкам о том обвинении, которое ты бросила на них, расскажи о жизнях, которые ты отняла, о будущем, которое пыталась украсть! — снова зазвучал Голос, на этот раз в устах Ракеллы он приобрел невероятную громкость и звучность, этому Голосу было невозможно не отвечать, ему нельзя было сопротивляться.
Испытывая жесточайшие душевные муки, Тиция открыла все — как она мешала попыткам Ракеллы спасти людей Россака, как она убила женщин, которым была введена пробная вакцина, и как она пыталась отравить саму Ракеллу. Все причины казались ей основательными, они требовали безотлагательного действия, представлявшегося оправданным ее помутненному от первой фазы болезни разуму.
Но обладая новым пониманием, обретенным ею в последние дни, Ракелла знала, что Тиция Ценва очень многое скрывает и что важность этого секрета выходит далеко за пределы простой ревности или соперничества.
— А теперь расскажи, что ты здесь прячешь?
Голос покрывал все своей первобытной силой, сопротивляться ему было невозможно.
Тиция не могла противостоять такому натиску. Судорожно дергаясь, как плохо управляемая марионетка, она повела Ракеллу в огромную пещеру, до отказа набитую компьютерами и другим электронным оборудованием — в гигантское хранилище информации. Компьютеры тихо гудели, обрабатывая данные, обмениваясь ими и выстраивая их в жесткий порядок, доводя хранение до высокого уровня организации: здесь были сведения о фрагментах ДНК миллиардов людей всех рас и антропологических типов, самое исчерпывающее в мире, невиданное по объему собрание генетической информации, накопленное не только во время эпидемии ретровирусной инфекции, но и за много лет селекционной работы на Россаке.

Каким-то образом, подсознательно, Ракелла уже знала о существовании этого тайника. Пока пораженная чумой Верховная Колдунья по требованию Голоса делала свои признания, Ракелла почувствовала, что это ее предки привели ее сюда, привели осознанно и целенаправленно, словно предвидели такой поворот событий, передвигая людей словно фигуры на шахматной доске.
Что мне предназначено совершить здесь?

Она ответила себе на свой вопрос, и обретенное понимание наполнило Ракеллу почти зловещим ощущением одновременно неловкости и уверенности. Женщины, чьи тела давно обратились в прах, наблюдали за ней, вели, направляли и своими советами помогали принимать наилучшие решения.
Внезапно Тиция закашлялась и пошатнулась. Пока Кари Маркес пыталась удержать Верховную Колдунью и успокоить ее, Ракелла достала из кармана флакон со своей вакциной.
— Твоя болезнь зашла уже очень далеко, но это лекарство изгонит ее из тебя и нейтрализует вирус.
Тиция, улегшись на пол, снова сотрясалась в пароксизме кашля. Синие от постоянного употребления пряности глаза отекли и налились кровью, приоткрылось окно в ее душу — эта женщина в действительности была намного старше своих лет. Правда, на протяжении последнего времени она принимала большие дозы меланжи, отчего выглядела моложе. Впечатление усиливалось от интенсивной синей окраски склер. Все изменилось в одночасье, когда беспощадный Бич покалечил ее иммунную систему.
Собрав последние силы, Тиция оттолкнула Ракеллу.
— Я не хочу от тебя никакой помощи! Теперь ты знаешь о нашей базе генетических данных. Знаешь о компьютерах. Ты приведешь сюда фанатиков культа Серены, и они разрушат все, чего мы достигли.
— Я не хочу разрушать плоды ваших трудов, — возразила Ракелла. — Я хочу завершить их. Фанатики разрушили до основания госпиталь для неизлечимых больных, где я когда-то работала. Я не люблю их.
Тиция успокоилась, но ненависть в ее глазах заполыхала еще жарче. Она выпростала руку из складок одежды, промокшей от пота, в кулаке Верховная Колдунья держала маленький, уже открытый флакон с горьким едким веществом. Пальцы ее были запятнаны маслянистой жидкостью. Ракелла моментально поняла, что это такое. Это было то самое россакское средство, которое едва не лишило ее жизни.
Ракелла бросилась к Тиции, чтобы помешать ей, но та силой своей ментальной энергии отбросила врача прочь. Флакон упал на пол и разбился. Прежде чем кто-нибудь успел остановить ее, Тиция поднесла палец к губам и слизнула жидкость. Одной капли оказалось более, чем достаточно.
Жизнь быстро покинула бренное тело, глаза Тиции остекленели, и она невидящим взором уставилась в бесконечное пространство.

***

===

Дающий и берущий по-разному толкуют слово «вознаграждение».
Когитор Квина. Архивы Города Интроспекции

Данте, твердо стоя на своих механических ногах, принялся невозмутимо-скептическим тоном излагать свои возражения. Речь его лилась так гладко, словно он читал с листа. Другие два титана уже высказались и теперь внимательно слушали выводы.
— Таким образом, — подытожил Данте, — если вы, генерал, действительно верите в то, что Вориан Атрейдес явился к нам по собственной воле и желает по мере сил участвовать в нашей экспансии, то нам лучше превратить его в кимека, пока он не передумал. — Оптические сенсоры вспыхнули и погасли, что было эквивалентом подмигивания.
— Я согласен, — произнес Агамемнон. — Мы отрежем лишнюю плоть, и его верность нам станет чисто интеллектуальной. К тому же это будет необратимо.
— О, в этом решении я не вижу ничего интеллектуального, — едко возразила Юнона. — Я приготовлю операционную, а наш дражайший питомец Квентин будет мне ассистировать. Это очень важное испытание для его… вдруг обретенной верности нам.
— Батлеру очень не понравится эта миссия, — сказал Данте.
— Я знаю. Но это покажет нам, действительно ли он осознал причину сменить свои привязанности, как утверждает Вориан.
Юнона рассмеялась. В своей ходильной форме она вышла из помещения и отправилась на поиски новообращенного.
— Да, отец, я хочу стать кимеком. Больше, чем чего-либо в мире. — Вориан почти искренне уже не первый раз повторил эту ложь. — Когда я был доверенным человеком, стать кимеком было моей самой заветной мечтой. Я всегда знал, что если смогу заставить тебя гордиться мною, то однажды и я стану кимеком, как ты.
— И вот теперь это время настало, сынок. — Огромный боевой корпус кимека возвышался над ледяным плато близ цитадели. Этот ходильный корпус генерала титанов был в два раза выше Вориана, стальное тело покрывала светящаяся кольчуга. — Тебя ждут в операционной.
Когда они поднимались по ступенькам ко входу в цитадель когиторов, Вориана охватили страшные сомнения. В какой-то момент он уже решился бежать к «Мечтательному путнику», чтобы улететь отсюда и избегнуть жуткой вивисекции. Но поразмыслив, он решил, что не смеет бросить все и погубить с таким трудом разработанный план.
Ходильный корпус титана с грохотом шествовал рядом с ним.
— Обещаю, тебе понравится быть кимеком. Ты сможешь стать таким, каким пожелаешь, без ограничений, наложенных на людей слабой биологической оболочкой. Мы же можем изготовить корпус, в котором исполнимыми становятся любые, самые дерзновенные желания.
— Я могу многое себе представить, отец.
Насквозь промерзшее холодное небо казалось продолжением унылого пейзажа Хессры, словно снег и лед поднялись вверх и слоями расположились в разреженной атмосфере.
Вориан подтянулся, выпрямился и расправил плечи. Он до сих пор, невзирая на свою глубокую старость, выглядел молодым и мужественным. Стараясь укрепить свой дух, он твердым шагом вошел в гигантское здание. В туннеле, хотя он и был одет в очень теплую одежду, Вориан ощутил адский холод.
— Прежде чем мне сделают операцию, почему бы мне в последний раз не почистить твое механическое тело, как я делал это в старые добрые времена?
Вориан рассмеялся, этот смех гулким эхом отразился от высоких сводов и угас в огромном помещении.
— Конечно, ты всегда можешь перенести емкость с мозгом в новое, чистое вместилище, но я просто хочу еще раз испытать это ощущение в своем старом человеческом теле, прежде чем навеки с ним проститься. Это занятие доставит удовольствие и радость нам обоим.
— Прекрасная идея — меня она тоже восхищает. — Агамемнон гремел кольчугой, идя по холодным, выстроенным много столетий назад коридорам. Кольчуга казалась странной и неуместной, так же как кинжалы, безделушки и старинные ружья, которые носил с собой Агамемнон. В крови Вориана бешено плескался адреналин, придавая ему бодрости и силы, одновременно волнуя и тревожа. Но он и генерал титанов предвкушали совершенно разные вещи.
Пока Юнона ждала в операционной, отец провел сына через несколько пропускных пунктов, охранявшихся неокимеками. Их емкости с мозгом были надежно прикрыты броней специальных гнезд, странно напоминавших мужские гениталии. Вориан и Агамемнон поднялись на верхний этаж почти погребенной под снегом и льдом башни когиторов-отшельников, которая возвышалась над окружавшим ландшафтом. Агамемнон всегда любил обозревать завоеванные территории, даже если ими оказывались унылые ледяные пустыни.
— Как же много лет прошло с тех пор, как ты вычистил мои доспехи в последний раз, — произнес Агамемнон, прислонив свой корпус к станции технического обслуживания, на которой кимеки приводили в порядок и собирали свои механические тела. — Мне это очень понравится, Вориан. Думаю, что мне надо самому сделать тебе операцию, чтобы расплатиться за ту любезность, которую ты собираешься мне оказать.
— Я не могу даже мечтать о такой услуге с твоей стороны, отец.
Они вошли в большой зеркальный зал, в котором стояли четыре пустых корпуса, расставленных по периметру стен — это были боевые корпуса, которыми пользовался генерал титанов. Приспособления для полировки и чистки были аккуратно разложены по полкам и шкафам. Из широкого окна открывался вид на унылые заснеженные скалы Хессры. Вориан непроизвольно вздрогнул.
Разбирая инструменты и оглядывая их, Вориан вспомнил, каким юным и невинным он был, когда искренне служил машинам, будучи их доверенным человеком. Он тогда слепо верил в лживые воспоминания генерала, в его истории, в его теории. Верил в то, что теперь ни в грош не ставил.
Он многому научился и многое испытал на собственном опыте.
— Ну что ж, отец, — сказал Вориан, обернувшись к ожидавшему кимеку, — пожалуй, начнем.