Хроники Дюны. Ф. Херберт. Дети Дюны. 059 - 11 Апреля 2023

Главная » 2023 » Апрель » 11 » Хроники Дюны. Ф. Херберт. Дети Дюны. 059

13:39

Хроники Дюны. Ф. Херберт. Дети Дюны. 059

===

Пароль был сообщен мне человеком, умершим в темницах
Арракина. Видишь ли, это там я получил это кольцо в виде
черепахи. За городом был САК, где меня спрятали мятежники.
Пароль? О, с тех пор он менялся множество раз. Был он:
"Настойчивость". А отзыв: "Черепаха". Они и вывели меня
оттуда живым. Вот почему я ношу это кольцо: оно мне служит
напоминанием.
Тагир Мохандис. Беседы с другом.

Лито был далеко в песках, когда услышал, как сзади к нему
приближаются червь, привлеченный тампером и запахом спайсовой пыли,
которого Лито рассеял вокруг мертвых тигров. Хорошая примета в начале их
плана - чаще всего черви бывали очень редкими в эти местах. Червь не то
что был важен позарез, но очень в помощь. Ганиме не понадобится объяснять
исчезновение тела.
К этому времени, он знал, Ганима уже внушила себе, веру, что он
мертв. Лишь крохотная изолированная капсулка осталась в ее сознании,
наглухо запечатанная память, которую отворят лишь слова, произнесенные на
древнем языке, известном только им двоим во всем космосе. "Зехер Нбиу".
Если она услышит эти слова: "Золотая Тропа"... лишь тогда она его
вспомнит. До тех пор - он мертв.
Теперь Лито и вправду был одинок.
Он припустил беспорядочным шагом, шум от которого воспроизводил
естественные шумы пустыни. Ничто в его передвижении не поведает червю, что
здесь движется человек Так глубоко был заложен в Лито подобный способ
ходьбы, что ему не надо было и следить за собой. Ноги шли сами по себе, не
допуская никакой размеренности и ритмичности. Любой звук из-под его ноги
мог быть приписан ветру, самоосыпанию песка. Нет, никакой человек здесь не
идет.
Когда червь позади него закончил свою работу, Лито скрючился за
дюной, вглядываясь в его сторону. В сторону Спутника. Да, он от него
достаточно далеко. Лито установил тампер, - призывая свое средство
передвижения. Червь подоспел так быстро, что Лито едва успел занять нужную
позицию до того, как червь поглотил тампер. Когда червь шел мимо, Лито
взобрался на него по крючьям Создателя, раздвинул чувствительную
направлявшую кромку кольца и направил неразумное животное к юго-востоку.
Червь был небольшой, но сильный. Лито ощущал мощь в его изгибах, пока тот
со свистом скользил по песку.
Дул попутный ветер, Лито ощущал исходивший от червя жар от трения,
благодаря которому внутри червя начинал образовываться спайс.
По мере продвижения червя, путешествовал и ум Лито. В первую поездку
на черве его брал с собой Стилгар. Лито надо было только позволить своей
памяти течь свободно, и ему становился слышен голос Стилгара: мягкий и
точный, полный вежливости, из другого века. Не для Стилгара - угрожающе
раскачиваться после спайсовой попойки, не тот это Свободный. Громкий голос
и неистовства времен нынешних - тоже не для него. Нет - Стилгар блюдет
свой долг. Он - наставник царственных отпрысков: "В древние времена птицам
давались имена по их песням. У каждого ветра было свое имя. Ветер в шесть
щелчков назывался Пастаза, в двадцать щелчков - Куэшма, в сто щелчков -
Хейнали, толкатель людей. Затем был ветер демона открытой пустыни -
Хулазикали Вала, ветер, сжирающий плоть".
И Лито, уже все это знавший, кивком выразил свою благодарность
мудрости подобных наставлений.
Но еще много чем мог полниться голос Стилгара.
"Были племена в древнее время, известные как охотники за водой. Их
называли Идуали, что означает "водные насекомые", потому что эти люди не
колебались отнимать воду у другого Свободного. Если они настигали тебя
одного в пустыне, то не оставляли тебе даже воду твоего тела. И место, где
они обитали, называлось съетч Джакуруту. Затем другие племена объединились
и уничтожили Идуали. Было это давным-давно, даже еще до Кайнза - в дни
моего пра-прадедушки. И стогодня вплоть до наших дней ни один Свободный не
вступает в Джакуруту. Это табу".
Вот так Лито напоминали о знаниях, покоившихся в его памяти. Это был
важный урок для понимания, как работает память. Одной памяти недостаточно,
даже для того, чье прошлое так многолико, как у Лито, до тех пор пока не
научишься ей пользоваться и не оценишь ее ценность беспристрастным судом.
В Джакуруту будут вода, ловушка для ветра - все, чему положено быть в
любом съетче, плюс несравнимая ценность того, что ни один Свободный
никогда не отважится туда заглянуть. Многие из молодых даже не знают, что
когда-то вообще существовало такое место, Джакуруту. Да, конечно, они
знают о Фондаке, но ведь это - обиталище контрабандистов.
Идеальное место, чтобы спрятаться мертвому - среди контрабандистов и
мертвых других времен.
"Спасибо тебе, Стилгар".
Перед зарей червь устал. Лито соскользнул с него и пронаблюдал, как
тот зарывается в дюны, со свойственной для этих животных медлительностью в
таких случаях. Он уйдет вглубь, схоронить там свое дурное настроение.
"Я должен переждать день", - подумал Лито.
Он взошел на дюну и тщательно осмотрелся. Пустота, пустота, пустота.
Только колышущийся след исчезнувшего червя - вот и все.
Тихий крик ночной птицы призвал первую зеленую линию света вдоль
восточного горизонта. Лито зарылся в песок, затаиваясь, завернулся в
стилтент и выставил наружу трубку пескошноркеля, чтобы дышать через нее.
Долгое время до того, как к нему пришел сон, он лежал в своей
искусственной тьме, размышляя над прикрытым им с Ганимой решением. Он не
все ей рассказал о своем видении, и не обо всех выводах, из этого видения
вытекающих. Как он понимал сейчас, это было именно видение, а не сон. Но
изюминка его была в том, что Лито видел как бы видение видения. Если
существовали какие-то доводы, способные убедить его, что его отец жив, то
они заключались в этом двухслойном видении.
"Жизнь пророка запирает нас в его видении, - думал Лито. - И пророк
может вырваться из этого видения, лишь устроив себе такую смерть, которая
этому видению противоречит". Именно так и явилось это в двойном видении
Лито, и, по его разумению - это было связано со сделанным им выбором.
"Бедный Иоанн Креститель, - думал он. - Если б только у него достало
мужества умереть как-то иначе... Но, может быть, его выбор и был самым
мужественным. Откуда мне знать, перед какими альтернативами он предстал?
Хотя я знаю, перед какими альтернативами стоял мой отец".
Лито вздохнул. Повернуться к отцу спиной - все равно, что предать
Бога. Но нужно встряхнуть Империю Атридесов. В видении Пола она пала до
самого худшего. Как же небрежно она стирает людей. Делается это без долгих
размышлений. Главный завод религиозного безумия заведен до упора и
оставлен тикать.
"И мы заперты в видении моего отца".
Путь из этого безумия лежит по Золотой Тропе, понимал Лито. Его отец
это видел. Но человечество может сойти с Золотой Тропы и оглянуться вспять
на времена Муад Диба, решив, что тогда было лучше. Хотя человечество
должно либо испытать на себе альтернативу Муад Дибу, либо никогда не
разобраться в своих собственных мифах.
"Безопасность... Мир... Процветание..."
Предложи выбор - и мало сомнений, что именно выберут большинство
подданных Империи.
"Хотя они ненавидят меня, - думал он. - Хотя Гани возненавидит меня".
Его рука зачесалась, и он припомнил о той суровой рукавице что
виделась ему в двойном видении.
"Это будет, - подумал он. - Да, это будет".
"Арракис, дай мне силу", - взмолился он. Под ним, и вокруг него, его
планета пребывала живой и сильной. Дюна была великаном, считающим свои
нагроможденные богатства. Обманчивое существо - и прекрасное, и ужасно
уродливое. Единственная монета, которую на самом деле знали купцы Дюны -
это ощущение власти, пульсирующей в их жилках, неважно, как эта власть
приобретена. Они обладали этой планетой так, как мужчина мог овладеть
пленницей, или как Бене Джессерит владел своими Сестрами.
Неудивительно, что Стилгар ненавидит жрецов-торговцев.
"Спасибо тебе, Стилгар".
Лито затем припомнил красоты прежних обычаев съетчей, ту жизнь, что
была до прихода имперской технократии, и ум его унесся вдаль точно так же,
как, он знал, уносились вдаль грезы Стилгара. До глоуглобов и лазеров, до
орнитоптеров и спайсовых краулеров была совсем другая жизнь: смуглокожие
матери с младенцами на их бедрах, светильники, светившие на спайсовом
масле, посреди тяжелого аромата корицы, наибы, убеждавшие свои племена,
потому что никого нельзя было заставить делать что-то по принуждению.
Темное кишение жизни внутри скалистых впадин...
"Суровая рукавица восстановит баланс", - подумал Лито.
И вскоре он спал.

Я видел его кровь и кусок одеяния, оторванный острыми
когтями. Его сестра живо описывала тигров и уверенную
направленность в их нападении. Мы допросили одного из
заговорщиков, остальные мертвы или в заточении. Все
указывает на заговор Коррино. Показание мое удостоверяет
Видящая Правду.
Доклад Стилгара комиссии Ландсраада.

Фарадин наблюдал за Данканом через систему слежения, ища ключ к
поведению этого странного человека. Едва перевалило за полдень, Айдахо
ждал у апартаментов, отведенных леди Джессике, желая быть принятым ею.
Примет ли она его?
Фарадин находился в помещении, где Тайканик руководил подготовкой
Лазанских тигров - в незаконном помещении, по правде говоря, с
запрещенными инструментами производства Тлейлакса и Иксиана. С помощью
переключателей под своей правой рукой Фарадин мог видеть Айдахо с шести
разных точек зрения, либо переключаться на апартаменты леди Джессики, где
тоже были вмонтированы следящие устройства.
Глаза Айдахо нервировали Фарадина. Эти утопленные в глазницах
металлические орбиты, которые вставляли на Тлейлаксе гхолам, заново
рожденными в чанах, становились отчетливым выражением полного отличия их
обладателя от всего остального человечества. Фарадин коснулся своих
собственных век, ощутил твердые контактные линзы, которые он носил
постоянно, чтобы скрыть свидетельство своей наркотической приверженности
спайсу - полностью голубые глаза. Глаза Айдахо наверняка видят мир совсем
по-другому. Фарадина так и подмывало обратиться к хирургам Тлейлакса -
чтобы на собственном опыте получить ответ на этот вопрос.
Почему Айдахо пытался себя убить?
И действительно ли он пытался сделать именно это? Он ведь должен был
понимать, что мы ему этого не позволим.
Айдахо остается опасным знаком вопроса.
Тайканик хотел оставить его на Салузе или убить его. Может быть, так
будет лучше всего.
Фарадин переключился на вид прямо спереди. Айдахо сидел на жесткой
скамье перед дверью в апартаменты леди Джессики, в фойе без окон и со
стенами светлого дерева, украшенными пиками с вымпелами. Айдахо провел на
этой скамье более часа и, похоже, готов ждать целую вечность. Фарадин
наклонился вплотную к экрану. Верный мечевластитель Атридесов, наставник
Пола Муад Диба, пользовался в свое время на Арракисе хорошей репутацией.
Когда он прибыл сюда - в походке его была весенняя пружинистость юности.
Наверняка, твердая спайсовая диета этому способствовала И чудесный обмен
веществ, всегда закладывавшийся в чанах Тлейлакса. Действительно ли Айдахо
помнит свое прошлое до этих чанов?
В библиотеке были отчеты о его смерти. Зарубивший его сардукар
засвидетельствовал его удаль: девятнадцать нападавших пали от руки Айдахо,
прежде чем его удалось сразить. Девятнадцать сардукаров! Да, такое тело
более чем заслуживало отправки в возрождающие чаны Тлейлакса. Но Тлейлакс
сделал из него ментата. Что же за странное создание живет в этом
регенерированном теле! Как это - ощущать себя человеком-компьютером, в
добавление к прочим своим талантам?
Почему он пытался себя убить?
Фарадин знал свои собственные способности, и не питал насчет них
особых иллюзий. Историк-археолог и знаток людей. Стать знатоком тех, кто
будет ему таить, его заставила необходимость - необходимость и
внимательное изучение Атридесов. Он рассматривал это как цену, всегда
требуемую за высокородность. Править - это обязывает выносить точные и
резкие суждения о тех, кто подчиняется твоей власти. Не один властитель
пал из-за ошибок и крайностей своих подчиненных..
Внимательное изучение Атридесов выявило в них потрясающие способности
в отборе слуг. Они знали, как поддерживать их верность, на какой тонкой
кромке удерживать рвение своих воинов.
Айдахо действовал не в своем характере.
Почему?
Фарадин прищурился, пытаясь увидеть этого человека насквозь. От
Айдахо веяло устойчивостью, ощущением, что этот человек просто не может
сдать. Он производил впечатление выдержанности и самодостаточности -
организованной и твердой целостности. Чаны Тлейлакса запустили в ход нечто
больше человеческого. Фарадин это ощущал. Было что-то самообновляющееся в
этом человеке, словно в нем действовали непреложные законы, что в каждом
своем конце он находил свое новое начало. Он двигался по фиксированной
орбите - с такой же устойчивостью, с какой планета вращается вокруг
светила. Никакое давление его не сломит - просто чуть сместит его орбиту,
но не изменит в нем ничего действительно основополагающего.
Зачем он разрезал себе запястье?
Каким бы ни был его мотив - он сделал это ради Атридесов. Ради своего
правящего Дома. Атридесы были тем светилом, вокруг которого пролегала его
орбита.
Почему-то он убежден, что Атридесов усиливает то, что я удерживаю
здесь леди Джессику.
И в это убежден ментат, напомнил себе Фарадин.
Это придавало мыслям Данкана добавочную глубину. Ментаты тоже
ошибаются, но не часто.
Придя к этому заключению, Фарадин уже готов был послать своих слуг,
чтобы увезти леди Джессику подальше от Айдахо. Он замер на пороге отдачи
такого приказа - и отказался от него.
Оба они - и ментат, и эта колдунья Бене Джессерит - остаются фишками
неизвестной стоимости в игре за власть. Айдахо следует отослать назад,
потому что это наверняка не послужит спокойствию на Арракисе. Джессику
нужно оставить здесь, выжать из нее все ее странные знания на благо Дома
Коррино.
Фарадин понимал, в какую тонкую и смертоносную игру он играет. Но он
многие годы готовил себя к такой вероятности, с тех самых пор, как
осознал, что он более сообразителен и восприимчив, чем окружающие его. Для
ребенка это стало пугающим открытием, и библиотека стала его убежищем не
меньше, чем его учителем.
Хотя теперь его грызли сомнения, и он задавался вопросом, вполне ли
он на уровне ведущейся игры. Он отстранил мать, лишился ее советов - но ее
решения всегда были для него опасны. Тигры! Их дрессировка была
злодеянием, а их использование было глупостью. Как легко было проследить,
откуда они! Она должна быть благодарна, что наказана лишь изгнанием. Тут
совет леди Джессики точь-в-точь совпадал с его собственными нуждами. Она
прямо создана для того, чтобы выдать на свет образ мышления Атридесов.
Его сомнения стали таять. Он подумал опять о своих сардукарах,
становящихся все закаленней и неуступчивей в руководимых им суровых
тренировках и через лишение всякой роскоши, о котором он распорядился. Его
легионы сардукаров пока невелики, но каждый из бойцов опять стал ровней
Свободному. Они мало пригодны, пока действуют ограничения Арракинского
Договора, наложенные на численность его войск Свободные возьмут числом -
если только не будут связаны и обессилены гражданской войной.
Слишком рано еще для прямой схватки сардукаров со Свободными. Ему
нужно время. Ему нужны новые союзники среди недовольных Великих Домов и
набравших силу Малых. Ему нужен доступ к финансированию КХОАМ. Ему нужно
время, чтобы Сардукары усилились, а Свободные ослабли.
И опять Фарадин посмотрел на экран - все та же картина терпеливого
гхолы. Почему Айдахо понадобилось именно сейчас видеть леди Джессику? Он
ведь знает, что за ними следят, что каждое слово, каждый жест будут
записаны и проанализированы.
Почему?
Фарадин отвел глаза от экрана, взглянул на бортик своей контрольной
панели. В бледном электронном свете он мог различить катушки с последними
донесениями с Арракиса. Его шпионы повсюду - надо отдать им должное.
Многое в их той странно отредактированной форме, которую он сам выкраивал
из донесений ради собственного пользования:
"Поскольку планета сделалась плодородной, Свободные избавились от
земельных ограничений, и их новые сообщества утрачивают традиционный
характер твердынь-съетчей. В прежней съетчевой культуре Свободные с
малолетства усваивали назубок: "Являясь основой твоего собственного
существования, съетч создает твердую базу, откуда ты выходишь в мир и в
космос".
Традиционные Свободные говорят: "Ищи Массиф", имея в виду, что
основополагающая наука - Закон. Но новая социальная структура избавляется
от этих прежних утвержденных ограничениях, дисциплина разбалтывается.
Новые вожди Свободных знают только Низкий Катехизис предков плюс историю,
закамуфлированую в их песнях под структуру мифа. Старый народ съетчей
более дисциплинирован, более склонен к совместным действиям и к более
тяжелой работе - они более осторожны со своими запасами. Старый народ все
еще верит, что упорядоченное общество есть завершение личности. Молодые
все больше отходят от этого верования. Сохраняющиеся еще немногие
представители старой культуры смотрят на молодых и говорят: "Ветер смерти
источил их прошлое".
Фарадину нравилась отточенность его выжимки. Новые различия на
Арракисе могли привести только к насилию. Главные концепции были твердо
определены в катушках:
"Религия Муад Диба находит твердую основу в старой культурной
традиции съетча у Свободных, в то время как новая культура отходит все
дальше и дальше от этих порядков".
И не впервые Фарадин задался вопросом, почему Тайканик ударился в эту
религию. Странно вел себя Тайканик, со своей новой моралью. Он казался
совершенно искренним, но словно увлекаемым против своей воли. Тайканик был
похож на того, кто ступил внутрь вихря, чтобы испытать его, и теперь
пойман неподвластными ему силами. Обращение Тайканика раздражало Фарадина
своей характерной полнотой. Это было возвращение к очень старым обычаям
сардукаров. Ему хотелось, чтобы и молодые Свободные могли еще обратиться
по сходному пути, чтобы возобладали врожденные, укоренившиеся традиции.
И опять Фарадин подумал об этих катушках с донесениями. В них
говорилось о беспокоящей вещи: о настойчиво сохраняющемся с самых древних
времен Свободных культурном пережитке - "Воде Зачатия". Сходившие при
родах воды собирались и сохранялись, перегонялись в чистую воду, которой
впервые поили новорожденного. Традиционная форма требовала, чтобы воду
дала ребенку крестная мать, приговаривая: "Это вода твоего зачатия". Даже
молодые Свободные соблюдали эту традицию, совершая этот обряд со своими
новорожденными.
Фарадина мутило от одной мысли о том, чтобы пить воду, выгнанную из
жидкости, в которой он был выношен. И он подумал об уцелевшей двойняшке,
Ганиме - ее мать была уже мертва, когда она пила эту странную воду.
Задумывалась ли она позднее над этим причудливым звеном, связанным с ее
прошлым? Вероятно, нет. Она же воспитания Свободных. То, что для Свободных
естественно и приемлемо - естественно и приемлемо и для нее.
На мгновение Фарадин пожалел о смерти Лито II. Было бы интересно
обсудить с ним этот пункт. Может, предоставится возможность обсудить это с
Ганимой.
"Почему Айдахо разрезал свои запястья?"
Вопрос настойчиво возвращался всякий раз, когда Фарадин взглядывал на
следящий экран. Опять на него напали сомнения. Как же ему хотелось
обладать способностью впадать в этот таинственный спайсовый транс -
подобно Муад Дибу - чтобы прозреть будущее и ЗНАТЬ ответы на свои вопросы.
Но, сколько бы спайса он ни поглощал, его обыкновенное сознание
упорствовало в прикованности к единичному СЕЙЧАС, отражая целый мир
неясностей.
На следящем экране появилась служанка, открыла дверь леди Джессики.
Она поманила Айдахо, тот встал со своей скамьи и прошел в дверь. Служанка
позднее предоставит полный отчет, но у Фарадина опять крайне разгорелось
любопытство, он коснулся другой кнопки на пульте, увидел, как Айдахо
входит в гостиную апартаментов леди Джессики.
Каким же тихим и выдержанным кажется этот ментат. И до чего же
бездонны его глаза гхолы.

И свыше всего остального, ментат должен не
специализировать, а обобщать. Есть мудрость в том, чтобы
решения великих моментов принимались обобщателями. Узкие
знатоки и специалисты быстро направят вас в хаос. Они -
источники бесполезного крохоборства, яростных пререканий
из-за запятых. С другой стороны, ментат-обобщатель должен
привносить в свой процесс принятия решений обычный здравый
смысл. Он не должен отсекать себя от широкого размаха
того, что происходит в мироздании. Он должен оставаться в
состоянии сказать: "На данный момент в этом нет никакой
настоящей загадки. Вот то, что мы сейчас хотим. Позже это
может оказаться неверным, но мы это поправим, когда до
того дойдет". Ментат-обобщатель должен понимать: все, что
мы можем идентифицировать как наш мир, есть всего лишь
часть большего явления. Но специалист смотрит вспять - он
смотрит внутрь узких стандартов своей специальности.
Обобщающий смотрит вперед - он ищет живые принципы, полный
знания о том, что такие принципы меняются, что они
развиваются. Ментат должен вглядываться в характеристики
самого изменения как такового. Не может быть постоянного
каталога такого изменения, руководства по нему или
справочника. Ты должен взирать на него как можно с меньшим
количеством предубеждений, спрашивая себя: "И что же с
этим делается сейчас?"
Карманная книга Ментата.

Был день Квизац Хадераха, первый из Святых Дней для последователей
Муад Диба, день признания обожествленного Муад Диба, того, кто находится
повсюду одновременно, Бене Джессерит мужского рода, в котором мужское и
женское на изделие слились в неразделимую силу, чтобы стать Одним-во-Всем.
Верующие называли этот день "айил", "жертвоприношение", в почитание памяти
о его смерти, сделавшей его присутствие "повсюду настоящим".
Проповедник выбрал раннее утро этого дня, чтобы опять появиться на
площади перед храмом Алии, пренебрегая приказом о своем аресте, об отдаче
которого было известно всем. Хрупкое перемирие сохранялось между
Жречеством Алии и мятежными племенами из пустыни, но перемирие это
ощущалось в Арракине как нечто до осязаемости явно наполняющее всех
беспокойством. Присутствие Проповедника усугубляло это чувство.
Был двадцать восьмой день официального траура по сыну Муад Диба,
шестой после поминального обряда в Старом проходе, из-за мятежа
состоявшегося позже положенного. Хотя даже военные действия не остановили
Хаджж Проповедник знал, что площадь в этот день будет битком набита
народом. Большинство паломников старались спланировать свое путешествие на
Арракис так, чтобы застать Айил, "ощутить святое присутствие Квизац
Хадераха в Его день".
Проповедник вошел на площадь с первым рассветом, и площадь уже была
заполнена верующими. Он небрежно держал руку на плече юного проводника, и
ощущал в поступи того циничную гордость. Теперь при появлении Проповедника
люди подмечали каждый нюанс его поведения. Такое внимание было не столь уж
неприятно юному поводырю. Проповедник просто принимал его как неизбежное.
Заняв позицию на третьей ступени храма, Проповедник подождал, пока
уляжется шум. Когда по толпе волной разлилось безмолвие, и стали слышны
торопливые шаги тех, кто тоже спешил на площадь послушать, он откашлялся.
Вокруг него еще стоял утренний холод, свет из-за горных вершин еще не
заполнил площадь. Он ощутил пасмурное молчание огромной площади и
заговорил.
- Я пришел воздать дань почтения и проповедовать в память Лито
Атридеса II, - провозгласил он голосом столь сильным, что напомнил голос
песчаного червя в пустыне. - Я делаю это из сочувствия ко всем страдающим.
Говорю вам то, что умерший Лито познал, что завтра еще не наступило и
может никогда не наступить. Здесь и сейчас - вот единственные доступные
нам для нашего обозрения время и место в нашем мироздании. Говорю вам -
впитывайте этот момент, понимайте, чему он учит. Говорю вам, усвойте, что
мужание и смерть правительства так же явны, как мужание и смерть его
подданных.
По площади прошел встревоженный ропот. Не смеется ли он над смертью
Лито II? Интересно, не сейчас ли Храмовые Стражи накинутся и схватят
Проповедника?
Алия знала, что такого не будет. Это был ее приказ на сегодня:
оставить Проповедника в покое. Она укрылась под хорошим стилсьютом, маска
влагоуловителя скрывала ее нос и рот, и под общепринятым плащом с
капюшоном спрятались ее волосы. Она стояла во втором ряду от Проповедника,
внимательно за ним наблюдал. Пол ли это? Годы могли изменить его именно
так. И он всегда идеально владел Голосом - так что трудно опознать его по
речи. Этот Проповедник делал с голосом все, что хотел. У Пола бы не
получилось лучше. Она чувствовала, что должна установить его личность,
прежде чем предпринимать действия против него. Как же его слова ее
ошарашили!
В заявлении Проповедника она не ощутила никакой иронии. Он
пользовался соблазняющей привлекательностью четких формулировок,
провозглашаемых с забирающей искренностью. Люди лишь на момент могли
споткнуться, ухватывая смысл его слов - и осознать, что он и предполагал
заставить их споткнуться, в такой манере их наставляя. Он, разумеется,
уловил реакцию толпы и сказал:
- Ирония часто маскирует неспособность выйти за пределы собственных
самонадеянных убеждений. Я не иронизирую. Ганима сказала вам, что кровь ее
брата не может быть смыта. Я согласен.
- Да будет сказано, что Лито ушел туда же, куда и его отец, сделав то
же самое, что его отец совершил. Церковь Муад Диба говорит, что ради
собственной человечности он выбрал курс, который может показаться нелепым
и сумасбродным, но который оценит история. Что история переписывается даже
сейчас.
- Говорю вам, что есть и еще урок, который нужно усвоить из этих
жизней и этих завершений.
Алия, зорко следившая за каждым нюансом, задалась вопросом, почему он
сказал "завершений", а не "смертей". Имел ли он в виду, что один из них -
или оба - на самом деле не мертвы? Как такое может быть? Видящая Правду
подтвердила рассказ Ганимы. Что же тогда делает этот Проповедник? Говорит
он о мире или реальности?
- Хорошенько заучите этот урок! - прогремел Проповедник, воздевая
руки. - Если хотите быть человечными, позвольте в мире идти все в нем как
идет!
Он опустил руки и направил пустые глазницы прямо на Алию. Казалось,
он разговаривает лично с ней, и настолько это было заметным, что некоторые
вокруг обернулись и вопрошающе поглядели в ее направлении. Алия
содрогнулась перед силой этого человека. Это вполне мог быть Пол. Вполне!
- Но я понимаю, что люди не могут вынести слишком много реальности, -
сказал он. - Большинство жизней - это бегство от самого себя. Большинство
предпочитает истину конюшен. Вы просовываете ваши головы между столбами и
удовлетворенно чавкаете, пока не умрете. Другие используют вас для своих
целей. Ни разу вам не жить вне конюшни, подняв голову и став хозяином
самому себе. Муад Диб пришел сказать вам об этом. Без понимания его
послания вам нельзя его чтить!
Кто-то в толпе - возможно, переодетый жрец - больше не мог вынести.
Криком взметнулся его хриплый мужской голос:
- Ты не живешь жизнью Муад Диба! Как смеешь ты учить других, как
именно им надо его почитать!
- Потому что он мертв! - проревел Проповедник.
Алия обернулась посмотреть, кто бросил вызов Проповеднику. Человек
этот был от нее закрыт, но поверх мешающих его увидеть голов взвился
следующий его выкрик:
- Если ты веришь, что он воистину мертв, то с этого времени ты
одинок!
Наверняка жрец, подумала Алия. Но не могла опознать его голоса.
- Я всего лишь задал простой вопрос, - сказал Проповедник. - Должно
ли за смертью Муад Диба последовать моральное самоубийство всех людей? Это
ли неизбежное последствие Мессии?
- Значит, ты признаешь его Мессией! - выкрикнул голос.
- Почему нет, раз я пророк его времен? - вопросил Проповедник.
В его голосе и манере было столько спокойной уверенности, что даже
бросивший ему вызов замолк. Толпа откликнулась обеспокоенным ропотом,
тихим животным гулом.
- Да, - повторил Проповедник. - Я - пророк его времен.
Алия, сосредоточенная на нем, подметила тонкие модуляции Голоса.
Прошел ли он подготовку Бене Джессерит? Не еще ли одна хитрость Защитной
Миссионерии? Вовсе не Пол, а еще одно составляющее бесконечной борьбы за
власть?
- Я четко представляю миф и мечту! - вскричал Проповедник. - Я - тот
врач, что принимает роды и провозглашает, что ребенок родился! А еще я
прихожу к вам во время смерти. Разве это вас не тревожит? Этим бы
следовало потрясти ваши души.
Хоть разозлившись на его слова, Алия все равно поняла, куда он метит
своими речами. Она обнаружила, что вместе с другими подалась еще ближе
вперед к этому высокому человеку в облачении пустынника. Внимание ее
привлек его юный поводырь - как же он востроглаз и, похоже, нахален! Стал
бы Муад Диб нанимать такого циничного юнца?
- Я и хочу вас встревожить! - проорал Проповедник. - В этом мое
намерение! Я пришел сюда сразиться с мошенничеством и иллюзиями вашей
общепринятой и установившейся религии! Как и со всеми такими религиями,
ваша движется в трусость - движется в посредственность, инерцию и
самоудовлетворенность.
В центре толпы стал подниматься сердитый ропот.
Алия ощутила напряжение, и злорадно подумала, не вспыхнут ли
беспорядки. Сможет ли Проповедник справиться с этим напряжением? Если нет,
он умрет прямо здесь!
- Ты, жрец, меня оспаривавший! - провозгласил Проповедник, указывая в
толпу.
ОН ЗНАЕТ, подумала Алия. По ней пробежал трепет, почти сексуальный по
скрытым своим оттенкам. Проповедник играет в опасную игру - но играет в
нее просто мастерски!
- Ты, жрец в своей муфти, - окликнул Проповедник. - Ты - капеллан
самоудовлетворенных. Я пришел бросить вызов не Муад Дибу, а тебе!
Действительна ли твоя религия, когда она тебе ничего не стоит и не несет
для тебя опасности? Действительна ли твоя религия, если ты жиреешь на ней?
Как это сталось, что вы дегенерируете, скатываясь вниз от первоначального
откровения? Ответь мне, жрец!
Но жрец промолчал в ответ. И Алия отметила, что толпа вновь с
алкающей покорностью прислушивается к каждому слову Проповедника. Напав на
Жречество, он обрел ее сочувствие! И, если верить ее шпионам, большинство
пилигримов и Свободных Арракиса верят, что это - Муад Диб.
- Сын Муад Диба рискнул! - вскричал Проповедник, и Алия услышала
слезы в его голосе. - Муад Диб рискнул! Они уплатили свою цену! И чего же
достиг Муад Диб? Религии, с ним расправляющейся!
"Очень важно, произносит эти слова сам Пол или нет, - подумала Алия.
- Я должна выяснить!"
Она продвинулась еще ближе, и остальные двинулись вместе с ней. Она
протиснулась сквозь толпу к таинственному пророку настолько, что могла бы
почти коснуться его. От него пахло пустыней, смешанным запахом спайса и
кремня. И Проповедник, и его юный поводырь были покрыты пылью, как будто
совсем недавно вышли из бледа. Руки Проповедника, насколько они были ей
видны, вплоть до тугих манжет его стилсьюта, были венозными. На одном из
пальцев левой руки он некогда носил кольцо - вмятина оставалась. Пол носил
кольцо как раз на этом пальце - Ястреб Атридесов - покоящееся теперь в
съетче Табр. Его бы получил Лито, останься он жив... или позволь ему Алия
взойти на трон.
И опять Проповедник устремил пустые глазницы на Алию и заговорил
лично с ней - но голосом, разносящимся надо всей толпой.
- Муад Диб показал вам две вещи: несомненное будущее и сомнительное
будущее. С полным осознанием, он сошелся лицом к лицу с конечной
сомнительностью большего мироздания. Он СЛЕПО ступил прочь от своего
положения в этом мире. Он показал нам то, что мужчина должен делать всегда
- выбирать сомнительное вместо несомненного.
В конце этого заявления, отметила Алия, в его голосе прозвучала
умоляющая нотка.
Алия огляделась вокруг, рука ее скользнула на рукоять крисножа.
"Если я убью его прямо сейчас, что они сделают? - ее опять объял
трепет. - Если я убью его и выдам себя, осуждая Проповедника как
самозванца и еретика!"
"Но что, если докажут, что это Пол?"
Кто-то подпихнул Алию ближе к Проповеднику. Она почувствовала себя
зачарованной перед ним, хоть и боролась с собой до сих пор, чтобы укротить
гнев. Пол ли это? Великие боги! Что же ей делать?
- По-моему, еще один Лито взят от нас? - вопросил Проповедник.
Неподдельная боль была в его голосе. - Ответьте мне, если можете! Их
послание ясно: отвергните несомненность! - и он повторил, раскатистым
зычным рыком. - Отвергните несомненность! Вот глубочайшее требование
жизни! В этом - вся жизнь. Мы - ее щуп в неизвестное, в сомнительное.
Почему вы не слышите Муад Диба? Если несомненность - это абсолютное знание
абсолютного будущего, то это лишь замаскированная смерть! Такое будущее
наступает СЕЙЧАС! Он это вам показал!
С ужасающей прицельностью Проповедник вытянул руку и схватил руку
Алии. Сделано это было без нашаривания или колебаний. Она попробовала
вырваться, но он держал ее крепко, до боли, говоря ей прямо в лицо -
окружающие в смятении подались назад.
- Что говорил тебе Пол Атридес, женщина? - сурово вопросил он.
"Откуда он знает, что я женщина?" - спросила себя Алия. Она хотела
ускользнуть в свои внутренние жизни, искать в них защиту, но внутренний
мир оставался пугающе безмолвен, загипнотизированный этой фигурой из
прошлого.
- Он говорил тебе, что завершенность равна смерти! - прокричал
Проповедник. - Абсолютное предвидение - это завершенность... это смерть!
Она попробовала освободиться от его цепких пальцев. Ей хотелось
выхватить нож и сразить его, чтобы избавиться, но она не смела. Никогда в
жизни она не чувствовала себя такой устрашенной.
Проповедник вскинул подбородок и поверх ее головы обратился к толпе,
вскричав:
- Я даю вам слова Муад Диба! Он сказал: "Я собираюсь ткнуть вас
лицами в то, чего вы стараетесь избежать. Я не нахожу странным, что все вы
хотите верить лишь в удобное для вас. Как же еще людьми изобретаются
ловушки, чтобы ввергнуться в посредственность? Как же еще мы определяем
трусость?" Так говорил вам Муад Диб!
Он резко отпустил руку Алии, отпихнул ее в толпу. Она бы упала, не
поддержи ее людская стена.
- Существовать - значит выделяться, не оставаться фоном, - сказал
Проповедник. - Вы не думаете о том, чтобы существовать по-настоящему, если
только вы не готовы рискнуть даже собственным здравым рассудком ради
верного суждения, что есть ваше существование.
Проповедник шагнул вниз и снова схватил руку Алии - без колебаний и
без заминки. Хотя, на сей раз он был мягче. Наклонившись к ней вплотную,
он сказал ей прямо в ухо:
- Брось свои попытки опять низвести меня до фона, сестра.
Затем - рука на плече юного поводыря - он шагнул в толпу. Для
странной пары освободили путь. Потянулись руки, чтобы коснуться
Проповедника, но касались его люди с благоговейной легкостью, страшась
того, что могло им открыться под запыленной накидкой Свободного.
Алия, потрясенная, осталась стоять в одиночестве, поскольку толпа
потянулась за Проповедником.
Вот она, полная уверенность. Это Пол. Не остается никаких сомнений.
Это - ее брат. Она ощутила то же, что толпа. Она предстала перед
священным, и весь ее мир рушился теперь вокруг нее. Ей хотелось побежать
за ним, умолять его спасти ее от самой себя, но она не могла пошевелиться.
Пока другие теснились, следуя за Проповедником и поводырем, она стояла
отравленная полнейшим обаянием, скорбью столь глубокой, что могла лишь
трепетать, не в силах управлять собственными мускулами.
"Что мне делать? Что мне делать?" - спрашивала она себя.
Теперь при ней не было даже Данкана, чтобы найти опору, ни матери.
Внутренние жизни продолжали безмолвствовать. Есть Ганима, содержащаяся в
Твердыне под надежной охраной, но Алия не могла преодолеть себя, чтобы
обратиться со своим несчастьем к уцелевшей из близнецов.
"Все обратились против меня. Что мне делать?"