Хроники Дюны. Ф. Херберт. Дети Дюны. 060 - 11 Апреля 2023

Главная » 2023 » Апрель » 11 » Хроники Дюны. Ф. Херберт. Дети Дюны. 060

16:03

Хроники Дюны. Ф. Херберт. Дети Дюны. 060

***

===

Одноглазый взгляд нашего мира говорит, что ты не
должен высматривать слишком отдаленные проблемы. Такие
проблемы могут никогда не наступить. Вместо этого, займись
волком на твоем собственном участке. Стаи, рыскающие за
его заборами, могут даже не существовать.
Книга Азхара-Шамра, 1:4.

Джессика дожидалась Айдахо у окна своей гостиной, удобной комнаты с
мягкими диванами и старомодными креслами. Ни в одной из ее комнат не было
суспензора, а хрустальные глоуглобы были из другого века. Окно ее смотрело
на внутренний сад этажом ниже.
Она услышала, как служанка открывает дверь, затем шаги Айдахо по
деревянному полу, затем по ковру. Она слушала, не оборачиваясь, не отрывая
взгляда от испещренного светом зеленого настила внутреннего двора.
Безмолвная и боязливая война ее чувств должна быть сейчас подавлена. Она
глубоко задышала - упражнения прана и бинду - и почувствовала прилив
достигаемого спокойствия.
Прожектор пучком пронизывающих пыль лучей бил во внутренний двор,
высвечивая серебряное колесо паутины, растянутой между ветвей липы,
доходившей почти до ее окна. Внутри ее апартаментов было прохладно, но за
закрытым наглухо окном воздух вибрировал оцепенелым жаром. В замке Коррино
царил мертвый застой, противоречивший зелени в ее дворике.
Она услышала, как Айдахо остановился прямо у нее за спиной.
Не оборачиваясь, она сказала:
- Дар слов - дар обмана и иллюзии, Данкан. Почему ты хочешь
обменяться со мной словами?
- Может быть, только один из нас останется в живых, - сказал он.
- И ты хочешь, чтобы я дала благоприятный отчет о твоих усилиях? -
она повернулась, увидела, с каким спокойствием он стоит, наблюдая ее
своими серыми металлическими глазами без фокусирующих центров. Как же они
непроницаемы! - Данкан, возможно, что тебе совсем не все равно твое место
в истории?
Она проговорила это обвиняющим тоном и вспомнила, как говорила
когда-то, стоя напротив этого человека. Он упился тогда, приставленный
шпионить за ней, и его раздирали противоречивые обязательства. Но тот
Данкан еще не был гхолой. Сейчас это совсем другой человек. Этот - не
противоречит сам себе в своих действиях, не раздираем на части.
Он улыбкой подтвердил ее вывод.
- У истории - свой собственный суд, выносящий собственные приговоры,
- сказал он. - Сомневаюсь, что во время вынесения моего он еще будет меня
беспокоить.
- Зачем ты здесь? - спросила она.
- По той же причине, по которой и ты, миледи.
Ни один внешний признак не выдал сокрушающую силу в этих простых
словах, но она принялась яростно соображать: "Действительно ли он знает,
зачем я здесь?! Откуда ему? Знает только Ганима. Значит, у него, у
ментата, было достаточно данных, чтобы сделать свои выкладки? Это
возможно. А вдруг он говорит просто для того, чтобы она себя выдала? Стал
бы он это делать, ведая о причине ее пребывания здесь? Он вождь должен
знать, что за каждым их движением, каждым словом следят либо сам Фарадин,
либо его слуги.
- Дом Атридесов оказался на горьком перекрестке, - сказала она. -
Внутри семьи - война, против себя. Ты был одним из самых преданных людей
моего Герцога. Когда Барон Харконнен...
- Давай не говорить о Харконненах, - сказал он. - Сейчас - другое
время, и твой Герцог мертв, - и подумал: "Неужели она не может догадаться,
что Пол открыл мне, что в жилах Атридесов течет кровь Харконненов?" Как же
это было рискованно для Пола, но это еще крепче привязало к нему Данкана.
Такая откровенность была монетой, стоимость которой почти и представить
нельзя. Пол знал, что люди Барона сделали Айдахо.
- Дом Атридесов не мертв, - сказала Джессика.
- Что такое - Дом Атридесов? - вопросил он. - Ты - Дом Атридесов?
Алия? Ганима? Люди, служащие этому Дому? Посмотри на этих людей - на них
отпечаток невыразимо тяжкого труда! Как могут они быть Атридесами? Твой
сын сказал правильно: "Тяжкий труд и гонения - вот удел тех, кто следует
за мной". Я хотел бы отделиться от этого, миледи.
- Ты и вправду перешел на сторону Фарадина?
- Не именно ли это сделала ты, миледи? Разве ты не прибыла сюда
убедить Фарадина, что его брак с Ганимой станет разрешением всех проблем?
"Неужели он действительно так считает?" - удивилась она. - "Или он
говорит это для наблюдателя?"
- Дом Атридесов всегда был по сути своей идеей, - сказала она. - Ты
знаешь это, Данкан. Мы платили верностью за верность.
- Служба людям, - насмешливо хмыкнул Айдахо. - А, много раз я слышал,
как Герцог это говорил. Неспокойно ему, должно быть, лежится в его могиле,
миледи.
- Ты действительно думаешь, что мы так низко пали?
- Разве вы не знали, миледи, что есть мятежники среди Свободных -
называющие себя "Маркиз Внутренней Пустыни" - проклинающие Дом Атридесов и
даже Муад Диба?
- Я слышала сообщение Фарадина, - ответила она, недоумевая, куда он
клонит.
- Это больше, миледи. Больше, чем сообщение Фарадина. Я сам слышал
это проклятие. Вот оно: "Да спалят вас, Атридесы! Не будет у вас ни души,
ни духа, ни тела, ни тени, ни магии, ни костра, ни волос, ни речи, ни
слов. Не будете вы иметь ни дома, ни норы, ни могилы. Не будет у вас ни
сада, ни дерева, ни куста. Да не будет у вас ни воды, ни хлеба, ни света,
ни скота. И не будет у вас ни детей, ни семьи, ни наследников, ни племени.
Пусть не будет у вас ни головы, ни рук, ни ног, ни поступи, ни семени. Не
будет вам места на любой планете. Не дозволено будет никогда вашим душам
выходить из глубин, и не будут они никогда среди тех, кому дозволено жить
на земле. Да не будет дня, когда укротите вы Шаи-Хулуда, но скованы и
связаны вы будете непревосходимой богомерзостью, и во веки веков не
вступят ваши души в прославленный свет". Вот каково это проклятие, миледи.
Можете вы представить такую ненависть со стороны Свободных? Они помещают
всех Атридесов по левую сторону ада, туда, где всесжигающая
Женщина-Солнце".
Джессика содрогнулась. Айдахо несомненно воспроизвел не только само
проклятие, но и голос, который его произносил. Почему он демонстрирует это
Дому Коррино? Она хорошо представляла разъяренных Свободных, ужасных в
своем гневе, стоящих перед племенем, чтобы выплеснуть древнее проклятие.
Почему Айдахо хочет, чтобы Фарадин это услышал?
- Ты привел сильный довод за брак моей дочери и Фарадина, - сказала
она.
- У тебя вечно однодумный подход к проблемам, - сказал Айдахо. -
Ганима - Свободная. Она может выйти замуж только за того, кто не платит
фая - налога за покровительство. Дом Коррино уступил весь свой пакет в
КХОАМ твоему сыну и его наследникам. Фарадин существует с позволения на
это Атридесов. И, вспомни - когда твой Герцог водрузил стяг Ястреба на
Арракисе - вспомни, что он сказал: "Здесь я, и здесь я останусь!" Его
кости там и покоятся. И Фарадин должен будет жить на Арракисе, вместе со
своими сардукарами.
Айдахо покачал головой, отрицая саму мысль о таком союзе.
- Есть старая присказка, что проблему можно ободрать слой за слоем
как луковицу, - холодным голосом сказала Джессика. "Как он смеет
относиться ко мне свысока? Если только он не разыгрывает спектакль для
зорких глаз Фарадина..."
- Я как-то не могу представить сардукаров и Свободных на одной
планете, - сказал Айдахо. - Это - тот слой, который не слезет с луковицы.
Ей не нравились те мысли, которые слова Айдахо могли возбудить в
Фарадине и его советниках, и она сказала резко:
- Дом Атридесов - до сих пор закон этой Империи! - и подумала: "Хочет
ли Айдахо внушить Фарадину веру, будто тот может завладеть троном без
Атридесов?"
- О, да, почти забыл, - сказал Айдахо. - Закон Атридесов! В
толковании, конечно, Жрецов Золотого Эликсира. Мне надо лишь глаза
закрыть, чтобы услышать, как твой Герцог говорит, что владения
приобретаются и удерживаются либо насилием, либо угрозой его. Как пел
Гурни, от судьбы не уйдешь. Цель оправдывает средства? Или мне изменять
пословицы? Что ж, не имеет значения, открыто ли размахиваешь кованым
кулаком легионов Свободных или Сардукаров, либо держишь его спрятанным в
Законе Атридесов - кулак все равно наличествует. И этот слой луковицы не
обдерешь, миледи. Знаешь ли, мне интересно, какой кулак понадобится
Фарадину?
"Что он делает? - недоумевала Джессика. - Как же Дом Коррино
ухватится за этот довод, злорадствуя!"
- Так, по-твоему, Жречество не позволит Ганиме выйти замуж за
Фарадина? - Джессика рискнула запустить пробный шар, чтобы увидеть, что
могут означать слова Фарадина.
- Позволить ей? Великие боги! Жречество позволит Алии все, что она
прикажет. Она даже сама может выйти замуж за Фарадина!
"Сюда ли он и закидывает удочку?" - задумалась Джессика.
- Нет, миледи, предмет спора не в этом. Люди Империи не могут
провести различия между правлением Атридесов и правлением скотины Раббана.
Каждый день люди умирают в темницах Арракиса. Я ушел, потому что больше ни
часу не мог предоставлять Атридесам мою мечедержащую руку! Разве ты не
понимаешь, о чем я говорю, почему я сейчас у тебя - у ближайшей
представительницы Атридесов? Империя Атридесов предала твоего Герцога и
твоего сына. Я любил твою дочь, но наши пути разошлись. Если дойдет до
того, я посоветую Фарадину не принимать руки Ганимы - или Алии - иначе как
только на собственных условиях!
"А, он ведет к официальному и почетному увольнению со службы
Атридесов, - подумала Джессика. - Но все другие дела, о которых он
говорил, возможно ли, чтобы он знал, насколько они для нее значимы и
воздействуют на нее?"
Она нахмурилась:
- Ты ведь знаешь, что шпионы ловят каждое наше слово, верно?
- Шпионы? - он хмыкнул. - Они слушают нас также, как на их месте
слушал бы я. Знаешь ли ты, как моя верность пошла в другую сторону? Многие
ночи провел я в одиночестве в пустыне, и Свободные были совсем неподалеку.
В пустыне, особенно ночью, сталкиваешься с опасностью думать вовсю.
- Там ты и услышал, как Свободные нас проклинают?
- Да. В племени ал-Ураба. По повелению Проповедника я присоединился к
ним, миледи. Мы называем себя Зарр Садус - те, кто отказывается
повиноваться Жрецам. Я здесь, чтобы формально известить Атридесов: "Я
перешел на вражескую территорию".
Джессика изучала его, ища малейших разоблачительных признаков, но
Айдахо ничем не показал, будто говорит ложно или со скрытым умыслом.
Действительно ли возможно, чтобы он перешел к Фарадину? Она напомнила себе
максимум Бене Джессерит: "В делах человеческих, ничто не остается
устойчивым - все дела человеческие закручиваются спиралью кругом и прочь".
Если Айдахо действительно покинул клан Атридесов, то это бы объяснило его
теперешнее поведение. Он движется кругом и прочь. Она должна рассмотреть
это как вероятность.
"Но почему он подчеркнул, что сделал это по велению Проповедника?"
Ум Джессики быстро перебрал различные альтернативы - и она поняла,
что, может быть, ей нужно убить Айдахо. План, на который она возложила
свои надежды, оставался столь хрупким, что ничему нельзя было позволить в
него встревать. Ничему. А в словах Айдахо был намек, будто он знает ее
план. Она прикинула, каково их взаиморасположение, сдвинулась и
повернулась, заняв позицию для нанесения смертельного удара.
- Я всегда считала упорядочивающее воздействие фоуфрелум столпом
нашей силы, - сказала она. Пусть недоумевают, почему она перевела разговор
на систему классовых разграничений. - Совет Ландсраада Великими Домов,
местные Сиселраады, все заслуживают нашего...
- Ты меня не собьешь, - сказал он.
До чего ж прозрачны ее действия, подумал Айдахо. Значит ли это, что
она нарочито небрежна в утайке своих мыслей, или я все-таки прошиб стены
закалки Бене Джессерит? Последнее, решил Айдахо, но, кроме того, что-то в
ней самой - возрастные изменения. Ему печально было видеть все небольшие
отличия между новыми Свободными и прежними. Уход пустыни - уход чего-то
драгоценного для людей, и он не мог это описать, точно так же как не мог
описать то, что произошло с леди Джессикой.
Джессика уставилась на Данкана с неприкрытым изумлением, даже не
пытаясь скрыть свою реакцию. Неужели ее так легко видеть насквозь?
- Ты меня не убьешь, - сказал он, слова старого предупреждения
Свободных. - Не бросай свою кровь на мой нож. И подумал: "Я в очень
сильной степени стал Свободным". При осознании, насколько глубоко усвоил
он обычаи планеты, приютившей его вторую жизнь, у него появилось
досадливое ощущение непрерывности.
- По-моему, тебе лучше уйти, - сказала Джессика.
- Нет, до тех пор пока ты не примешь моего увольнения со службы
Атридесов.
- Принято! - отрезала она. И только по произнесении этого слова
осознала, насколько же было оно рефлекторным. Ей надо время подумать и
переосмыслить. Откуда Айдахо заранее знал, что она сделает? Она не верила,
что он способен при помощи спайса совершать прыжки во Времени.
Айдахо пятился от нее, пока спиной не уперся в дверь. Он поклонился:
- Еще раз я называю тебя миледи, и больше затем никогда. Мой совет
Фарадину будет: отослать тебя назад на Баллах, тихо и быстро, как только
можно скорей. Ты слишком опасная игрушка, чтобы держать тебя при себе.
Хотя, по-моему, он не думает о тебе как об игрушке. Ты работаешь на
Сестер, а не на Атридесов. Вы, ведьмы, движетесь в слишком глубокой тьме,
чтобы обычный смертный мог когда-либо вам доверять.
- Гхола почитает себя обычным смертным, - поддела она.
- По сравнению с тобой, - ответил он.
- Уходи! - приказала она.
- Таково мое намерение, - он выскользнул за дверь, мимо
любопытствующего взгляда явно подслушивающей служанки.
"Сделано, - подумал он. - И они смогут истолковать это лишь одним
образом".

Только в царстве математики можем мы понять точность
видения будущего Муад Дибом. Итак, во-первых, мы
постулируем любое количество направленных измерений
пространства. (Это классическая N-складчатая РАЗВЕРНУТАЯ
СОВОКУПНОСТЬ N измерений). В этом построении, ВРЕМЯ, как
оно обычно понимается, становится совокупностью одномерных
свойств. Прилагая это к феномену Муад Диба, мы
обнаруживаем, что либо мы сталкиваемся с новыми свойствами
Времени, либо что мы имеем дело с отдельной системой,
содержащей число N свойств тела. Для Муад Диба, мы
допускаем последнее. Как показывает редукция, направленные
измерения N-складчатости могут иметь лишь раздельное
существование внутри различных построений ВРЕМЕНИ.
Раздельные измерения ВРЕМЕНИ демонстрируют таким образом
свое существование. Отсюда неизбежно вытекает, что Муад
Диб в своих предвидениях воспринимает N-складчатость не
как развернутую совокупность, а как операцию внутри
единого построения. В результате, он укладывал свой мир в
то единое построение, которое являлось его видением
ВРЕМЕНИ.
Палишамба: Лекции в съетче Табр.

Лито лежал на гребне дюны, вглядываясь в извилистое скалистое
возвышение за открытыми песками. Скалы возвышались над песком как
огромнейший червь, плоский и угрожающий в свисте утра. Ни единая птица не
кружила над головой, ни единое животное не резвилось среди скал. Он видел
щели ветроуловителей почти в середине спины "червя". Значит, там есть
вода. У червя-скалы было сходство с привычным видом съетча-убежища, вот
только все живое отсутствовало. Лито лежал тихо, сливаясь с песком,
наблюдая.
В голове его, с монотонной настойчивостью блуждал один из напевов
Гурни Хэллека:

Под холмом, где лисица резвится,
Где свет солнца так ярко струится,
Там мой милый недвижно лежит.
Сквозь пахучие травы пройду я,
Но его разбудить не смогу я,
Умер он, и в могилу зарыт.

Где же там вход, гадал Лито.
Он был уверен, что это - Джакуруту (Фондак), но, кроме отсутствия
животной жизни, что-то еще было не так что-то, мерцавшее на краешке
сознания и восприятия, предостерегая его.
Что прячется под холмом?
Отсутствие животных беспокоило. Оно пробудило его чувство
осторожности Свободного: "Отсутствие говорит больше присутствия, когда
дело касается выживания в пустыне". Но там была ветроловушка. Значит, вода
и люди ее потребляющие. За названием Фондак скрывалось место, на которое
наложено табу, даже в воспоминаниях большинства Свободных утерялось то,
другое имя. И нигде не видно зверей и птиц.
Нет людей - и все же здесь начинается Золотая Тропа.
Его отец однажды сказал: "Неизвестное окружает нас везде и повсюду.
Вот где ты ищешь знаний".
Лито поглядел направо, на гребни дюн. Недавно прошла материнская
буря. Озеро Азрак, гипсовая равнина, обнажилась из-под своего песчаного
покрытия. Поверье Свободных гласило, что у увидевшего Бийян, Белые Земли,
исполнится жгучее и опасное желание, желание, которое может его
уничтожить. Лито видел лишь гипсовую равнину, говорившую ему о том, что
некогда на Арракисе была открытая вода.
И она будет здесь вновь.
Он поглядел вперед, все обвел взглядом, высматривая какое-нибудь
движение. Небо было пористым после шторма. Свет, сочившийся сквозь него,
порождал впечатление молочной разлитости, серебряного солнца, спрятанного
где-то выше пыльной завесы, продолжавшей держаться в вышине.
Лито опять перенес внимание на извилистую скалу. Вытащил из своего
фремкита бинокль, настроил его линзы и посмотрел на обнаженную серость, на
это возвышение, где некогда жили люди Джакуруту. Укрупнение сделало
видимым колючий кустарник, тот, что называют Царицей Ночи. Кустарник
гнездился в тенях расселины, которая могла быть входом в старый съетч. Он
прикинул длину торчащего нагромождения. Серебряное солнце превращало
красное в серое, наводило размытую плоскостность по всей длинной
протяженности скалы.
Он перекатился в другую сторону, повернувшись спиной к Джакуруту,
осмотрел в бинокль все его окружавшее. Ничто в пустыне не носило
отпечатков прохождения людей. Ветер уже стер и его следы, оставив только
смутную округлость там, где ночью он слез с червя.
Опять Лито взглянул на Джакуруту. Кроме ветроловушки, не было
признаков, что там когда-либо проходили люди. И, не будь извилистой
протяженности скалы, ничто бы не выделялось на выжженном песке - пустыня
от горизонта до горизонта.
У Лито внезапно появилось чувство, что он оказался здесь потому, что
не пожелал быть ограниченным системой, завещанной ему его предками. Он
припомнил, как смотрели на него люди, все, кроме Ганимы - как на ошибку
мироздания.
"Этот ребенок никогда не был ребенком, кроме как для потрепанной
толпы его других памятей".
"Я должен нести ответственность за принятое нами решение", - подумал
он.
Опять он тщательно проследовал взглядом по всей длине скалы. По всем
описаниям, это должен быть Фондак, и никакое другое место не может быть
Джакуруту.
Он ощущал странное перекликающееся родство с табу этого места. По
методу Бене Джессерит, он отворил свой ум для Джакуруту, стараясь ничего о
нем не знать. ЗНАНИЕ - это барьер, препятствующий обучению. На несколько
мгновений он позволил себе просто откликаться на окружающее, не предъявляя
требований и не задавая вопросов.
Проблема - в отсутствии животной жизни, но что-то одно особенное его
настораживало. Теперь он это ухватил: не было птиц, питающихся падалью -
орлов, стервятников, ястребов. Даже если всякая другая жизнь пряталась,
они оставались. Всякий источник воды в пустыне имел такую цепочку жизни. В
конце цепочки были вездесущие пожиратели падали. Никто не наведался,
выяснить, что это он тут делает. Как хорошо он знал "сторожевых псов
съетча", этот ряд нахохлившихся птиц на краю обрыва съетча Табр,
примитивных гробовщиков ждущих мяса. Как говорили Свободные, "наши
соперники". Но добавляли, что не испытывают ревности к птицам, потому что
эти любопытные твари часто предупреждают о приближении посторонних.
"Что, если Фондак покинут даже контрабандистами?"
Лито сделал паузу, чтобы отпить из влагосборной трубки.
"Что если там на самом деле нет воды?"
Он рассмотрел свое положение. Он на двух червях добрался сюда, всю
ночь подстегивая их своим цепом, оставив их полумертвыми. Это - Внутренняя
пустыня, где должно найтись пристанище контрабандистов. Если жизнь здесь
существует, если способна существовать - то только при наличии воды.
"Что, если там нет воды? Что, если это не Джакуруту?"
Опять он навел бинокль на ветроловушку. Ее внешние края сточены
песком, из-за недостатка должного ухода, но остается еще достаточно. Там
должна быть вода.
"Но если ее там нет?"
В заброшенном съетче вода могла испариться, утратиться при любых -
неизвестно, скольких - катастрофах. Почему нет птиц, питающихся падалью?
Убиты ради их воды? Но кем? Как можно было уничтожить их всех до единой?
Яд?
ОТРАВЛЕННАЯ ВОДА.
В легенде о Джакуруту не было такого, как отравленная цистерна, но на
деле такое быть вполне могло. Если первоначальные обитатели были убиты, то
почему их к этому времени никто не заместил? Идуали были уничтожены много
поколений назад, и в рассказах об этом яд никогда не упоминался. Он опять
внимательно осмотрел скалу в бинокль. Как можно было полностью истребить
целый съетч? Наверняка ведь кто то спасся. Обитатели съетча редко
оказывались дома все вместе. Кто-то блуждал по пустыне, двигался в города.
Со смиренным вздохом Лито убрал свой бинокль. Он скользнул в укромное
место дюны, со сверх предосторожностями закрылся в свой стилтент и замел
все следы своего пребывания, готовясь переждать жаркие часы. Вялые ручейки
усталости струились по его телу, и он закрылся во тьму. Большую часть дня
он провел в потном и тесном стилтенте, подремывая, воображая ошибки,
которые он мог бы совершить. Сны его были защитными, но не могло быть
самозащиты в том испытании, которое выбрали они с Ганимой. Неудача сожжет
их души. Он ел спайсовое печенье и спал, просыпался поесть опять, попить,
и возвращался в сон. Долгим было путешествие к этому месту, суровая
нагрузка для детских мускулов.
К вечеру он проснулся посвежевшим, прислушался - нет ли признаков
жизни. Выбрался из своего песчаного савана. Пыль высоко в небе летела в
одном направлении, но песок обжигал его щеку с другого - верные признаки
идущей перемены погоды. Он ощутил приближение бури.
Он осторожно выбрался на гребень дюны, опять поглядел на загадочные
скалы. Воздух между ним и скалами был желт. Приметы говорили, что
надвигается буря Кориолис, ветер, несущий смерть в своем животе. Огромная
простыня гонимого ветром песка растянется, возможно, свыше чем на четыре
градуса широты. Заброшенная пустота гипсового подпола обрела теперь желтый
оттенок, отражая облака пыли. Лито обволокло обманчиво мирным веером.
Затем свет угас и пала ночь - быстро приходящая ночь внутренней пустыни.
Скалы предстали угловатыми вершинами, посеребренными светом Первой Луны.
Он ощутил, как в кожу его впиваются песчаные колючки. Раскат сухого грома
прозвучал эхом отдаленных барабанов и, в пространстве между лунным светом
и тьмой, он заметил внезапное движение: летучие мыши. Ему слышны были
колыхание их крылышек, их тонкие попискивания.
ЛЕТУЧИЕ МЫШИ.
Случайно или намеренно, это место внушало мысль о заброшенности и
запустении. Это, должно быть, и есть полулегендарная твердыня
контрабандистов: Фондак. А если не Фондак? Если табу все еще действует и
это - лишь призрачная мертвая оболочка Джакуруту?
Лито скорчился на подветренной стороне дюны, дожидаясь ночи, чтобы
приноровиться и вписаться потом в ее собственные ритмы. Терпение и
осторожность - осторожность и терпение. Некоторое время он развлекался,
припоминая маршрут Чосера из Лондона в Кентербери - перечисляя места от
Сауфмарка: две мили до оазиса Св.Томаса, пять миль до Дептфорда, шесть
миль до Гринвича, тридцать миль до Рочестера, сорок миль до Ситтингбурна,
пятьдесят миль до Баутона под Блином, пятьдесят восемь миль до Харблдауна
и шестьдесят миль до Кентербери. Сознание, что немногие в его мире помнят
Чосера или знают какой-либо Лондон кроме поселения на Гансириде, вызывало
в нем воодушевляющее чувство неподвластного времени бакена. Св.Томас
сохранился в Оранжевой Католической Библии и в Книге Азхара, но Кентербери
исчезло из людской памяти, точно так же, как и планета, где оно
находилось. Такова ноша его воспоминаний, всех тех жизней, что угрожают
его поглотить. Некогда он совершил эту поездку в Кентербери.
Однако, нынешнее его путешествие было длиннее и опаснее.
Вскоре он прокрался через гребень дюны и направился к освещенным
луной скалам. Он сливался с тенями, быстро проскальзывал через гребни, не
издавал ни звука, способного дать знать о его присутствии.
Пыль исчезла, как это частенько бывало перед бурей, и ночь была
великолепной. Сейчас, в отличие от недвижного дня, он слышал, как,
приближаясь к скалам, маленькие создания суетятся во тьме.
В низине между двумя дюнами он наткнулся на семейство джебоа,
бросившееся от него врассыпную. Он перемахнул через следующий гребень,
соленая встревоженность пронизывала его эмоции. Та расселина, что он видел
- это ли вход? Были и другие заботы: съетчи прежних времен всегда
охранялись ловушками - отравленные шипы в ямах, отравленные иглы на
растениях. На ум ему лезло старое выражение Свободных: "слухом мыслящая
ночь". И он прислушивался к малейшему звуку.
Теперь серые скалы возвышались над ним, став гигантскими при
приближении. Прислушиваясь, он услышал на этой круче невидимых птиц, тихий
звук крылатой добычи для хищников. Голоса принадлежали дневным птицам, но
раздавались ночью. Что так круто поменяло их образ жизни? Людские хищники?
Лито резко замолк. Над утесом светил огонь - танец мерцающих и
загадочных драгоценностей на фоне черного газа ночи, вид того сигнала, что
может подаваться из съетча странствующим по бледу. Кто же обитатели этого
места? Он прокрался вперед, к глубочайшим теням у подножия кручи, пошарил
по камню рукой, двинулся на ощупь в расселину, виденную им днем. Нашел он
ее при восьмом шаге, вытащил из фремкита пескошноркель и потыкал во тьму.
Когда он сдвинулся, что-то тугое и вяжущее упало на его плечи и руки,
сковав его.
КАПКАННАЯ ЛОЗА!
Он удержался от порыва начать бороться, лоза бы от этого только туже
затянулась. Он уронил шноркель, изогнул пальцы правой руки, стараясь
добраться до ножа на поясе. До чего же он показал себя несмышленым - надо
было с расстояния швырнуть что-нибудь в эту расселину, проверить, нет ли
опасностей во тьме. Его ум был слишком занят светом над кручей.
От каждого движения лоза все туже затягивалась, но его пальцы
коснулись наконец рукояти ножа. Он осторожно охватил рукой рукоять, начал
вытаскивать нож.
Его окутал слепящий свет, сковавший его движения.
- А, славная добыча в наших сетях, - густой мужской голос позади Лито
показался ему чем-то смутно знакомым. Лито попробовал повернуть голову,
отдавая себе отчет, что лоза просто раздавит его тело, если он будет
двигаться слишком вольно.
Рука забрала его нож, прежде чем он успел увидеть пленившего его. Та
же рука со знанием дела обыскала его сверху донизу, вытащила маленькие
приспособленьица, которые он и Ганима носили ради того, чтобы выжить.
Ничто не ускользнуло от обыскивавшего, даже удавка из шигавира, спрятанная
в волосах.
Лито так его и не видел.
Пальцы что-то сделали с лозой, и Лито обнаружил, что может вздохнуть
свободней, затем мужчина сказал:
- Не сопротивляйся, Лито Атридес. Твоя вода - в моей чаше.
С огромным усилием сохранив спокойствие, Лито спросил:
- Ты знаешь мое имя?
- Разумеется? Когда кто-то попадает в ловушку, то это ради чего-то.
Он у нас уже намеченная жертва, разве нет?
Лито промолчал, но мысли его закружились вихрем.
- Подозреваешь предательство? - сказал густой голос. Руки повернули
Лито, мягко, но с явной демонстрацией силы. Взрослый показывал ребенку, за
кем превосходство.
Лито посмотрел туда, где полыхали два переносных светильника, увидел
черные обводы закрытого маской стилсьюта лица, капюшон. Когда глаза его
привыкли после темноты, он увидел темную полоску кожи, глубоко запавшие
глаза потребителя меланжа.
- Ты удивляешься, почему мы подняли всю эту суету, - голос мужчины,
исходивший из закрытой нижней части лица, как-то занятно приглушался,
словно мужчина старался скрыть свой выговор.
- Я давно перестал удивляться количеству людей, желающих смерти
близнецов Атридесов, - ответил Лито. - Причины очевидны.
Пока Лито это произносил, его ум кидался на неизвестное как на прутья
клетки, яростно добиваясь ответов. Ловушка именно на него? Кто знал, кроме
Ганимы? Невозможно! Ганима бы не предала собственного брата. Тогда кто-то,
достаточно хорошо его знавший, чтобы предугадать его действия? Кто? Его
бабушка? Откуда ей суметь?
- Тебе нельзя было позволить и дальше продолжать в том же духе, -
сказал мужчина. - Очень плохо! Перед тем, как взойти на трон, тебе надо
получить образование, - глаза без белков неподвижно посмотрели на Лито. -
Ты удивляешься, как кто-то осмеливается браться за образование такой
персоны, как ты? Как ты, со знанием множества обитающих в твоей памяти! В
том-то и дело, видишь ли! Ты считаешь себя образованным, но ты лишь склеп
мертвых жизней. У тебя еще нет твоей собственной жизни. Ты - лишь ходячая
перенасыщенность другими, всеми, у которых одна цель - искать смерти. Не
годится правителю искать смерти. Ты все устелешь трупами вокруг себя. Твой
отец, например, никогда не понимал...
- Ты осмеливаешься говорить о нем в таком тоне?
- Много раз я на это осмеливался. В конце концов, он был лишь Пол
Атридес. Ладно, мальчик, добро пожаловать в свою школу.
Мужчина высвободил руку из-под плаща, коснулся щеки Лито. Лито ощутил
толчок и его понесло куда-то во тьму, в которой развевался зеленый флаг.
Это было зеленое знамя Атридесов с его символами дня и ночи, с древком
Дюны, скрывавшим трубку с водой. Теряя сознание, он слышал журчание воды.
Или это кто-то хихикнул?

===

МЫ все еще можем вспоминать золотые дни до
Хайзенберга, показавшего людям стены, окружающие их
предопределенные доводы. Жизни внутри меня находят это
забавным. Знание, видите ли, бесполезно, если бесцельно,
но цель - это и есть то, что возводит окружающие стены.
Лито Атридес II. Его Голос.

Алия жестко разговаривала со стражами, стоявшими перед ней в фойе
Храма. Их было девять, в пыльных зеленых мундирах пригородного патруля, и
все они еще не могли отдышаться и обливались потом от напряжения. Свет
позднего полдня проникал в дверь за ними. Площадь была очищена от
пилигримов.
- Итак, мои приказы ничего для вас не значат? - вопросила она.
И она удивилась собственному гневу, не пытаясь его сдержать, но
выплескивая его наружу. Тело ее трепетало от напряжения многих событий -
как с цепи всех разом сорвавшихся. Айдахо исчез... леди Джессика...
никаких сообщений... Только слухи, что она на Салузе. Почему Айдахо не
подал весточки? Что он совершил? Узнал ли он наконец о Джавиде?
На Алии было желтое одеяние - цвет Арракинского траура, цвет палящего
солнца Свободных. Через несколько минут она возглавит вторую и последнюю
погребальную процессию к Старому ущелью, чтобы установить там мемориальный
камень по ее пропавшему племяннику. Работа будет завершена ночью,
подходящие почести тому, кому предназначено было править Свободными.
Жреческая стража вроде бы встретила ее гнев даже с вызовом, и уже без
всякого стыда. Они стояли перед ней, очерченные тающим светом. Запах пота
легко проникал сквозь легкие и неэффективные стилсьюты горожан. Их глава,
высокий светловолосый Каза, с символами бурки - символами семьи Каделам,
убрал в сторону маску стилсьюта, чтобы говорить яснее. Голос его был полон
гордыни, которой и следовало ожидать от отпрыска семьи, некогда правившей
съетчем Табр.
- Разумеется, мы постарались его схватить!
Он явно был выведен из себя ее нападением:
- Он богохульствует! Мы знаем твои приказы, но мы слышали его
собственными ушами!
- И не сумели его схватить, - тихим и обвиняющим голосом сказала
Алия.
Одна из стражей, невысокая молодая женщина, попробовала защититься:
- Там была густая толпа! Клянусь, люди нам намеренно встревали на
пути!
- Мы до него доберемся, - сказал Каделам. - Не вечно же нам терпеть
неудачу.
Алия нахмурилась.
- Вы что, не понимаете меня и мне не повинуетесь?
- Миледи, мы...
- Что ты сделаешь, Каделам, если схватишь его и обнаружишь, что он и
в самом деле мой брат?
Он явно не уловил оттенков интонации в ее вопросе, хотя не мог он
стать жреческим стражем, не имея достаточно образования и
сообразительности, чтобы соответствовать своей работе. Он желает
пожертвовать собой?
Стражник сглотнул и сказал:
- Мы сами должны убить его, поскольку он сеет смуту.
Остальные воззрились на него с ужасом, отвращением - и все с таким же
непокорством. Они понимали, что именно они слышали.
- Он призывает племена сплотиться против тебя, - сказал Каделам.
Алия теперь понимала, как его укротить. Она сказала спокойно и с
будничной деловитостью:
- Понимаю. Что ж, если ты должен пожертвовать собой таким образом,
открыто его настигнув, чтобы все видели, кто ты такой и что ты сделал -
наверно, ты и вправду должен, как я понимаю.
- Пожертвовать со... - он осекся, поглядел на товарищей. Как Каза
отряда, его назначенный руководитель, он имел право говорить за них, но
тут он проявил признаки того, что предпочел бы промолчать. Другие стражи
неуютно заерзали. В пылу преследования, они открыто пренебрегли приказом
Алии. Можно было только размышлять над тем, чем обернется такое
неповиновение "Чреву Небесному". После того, как они явно почувствовали
себя неуютно, между ними и их Казой образовалось небольшое расстояние.
- Ради блага Церкви, наша официальная реакция должна будет быть
сурова, - сказала Алия. - Ты понимаешь, о чем я говорю?
- Но он...
- Я сама его слышала, - сказала она. - Но это особый случай.
- Он не может быть Муад Дибом, миледи!
"Как же мало ты знаешь!" подумала она. И сказала:
- Нам нельзя рисковать, захватывая его на людях, где другие смогут
увидеть причиненный ему вред. Если предоставится другая возможность -
тогда конечно.
- Он все эти дни непрестанно окружен толпой!
- Тогда, я боюсь, мы должны быть терпеливы. Конечно, если ты
настаиваешь на неповиновении мне... - она оборвала фразу, предоставив ему
из воздуха выловить недосказанное о последствиях - но он хорошо понял.
Каделам был честолюбив, перед ним открывалась блестящая карьера.
- Мы не имели в виду явить себя непокорными, миледи, - он теперь
овладел собой. - Мы действовали поспешно - теперь я это вижу. Простите
нас, но он...
- Ничего не произошло - нечего прощать, - ответила она, пользуясь
принятой формулой Свободных: одним из многих способов, при помощи которого
племя поддерживало мир в своих рядах, и этот Каделам еще достаточно имеет
от Старого Свободного, чтобы это помнить. В его семье - долгая традиция
править. Вина - это тот хлыст наиба, которым надо пользоваться скупо.
Свободные служат лучше, когда избавлены от вины и упреков.
Он показал, что осознает ее приговор, склонив голову и сказав:
- Ради блага племени - я понимаю.
- Идите и освежитесь, - сказала она. - Процессия начнется через
несколько минут.
- Да, миледи, - и они заспешили прочь, каждое их движение выдавало, с
каким облегчением они уходят.
Внутри Алии пророкотал бас:
"Ага! Ты донельзя искусно с этим справилась. Один-двое из них до сих
пор верят, что ты хочешь смерти Проповедника. Они найдут способ".
"Заткнись! - прошипела она. - Заткнись! Мне бы никогда не следовало к
тебе прислушиваться. Смотри, что ты натворил..."
"Направил тебя на путь безнравственности", - ответил бас.
Она ощутила как этот голос откликается в ее черепе отдаленной болью,
подумала: "Где мне спрятаться? Мне некуда идти!"
"Нож Ганимы остр, - сказал Барон. - Помни это".
Алия моргнула. Да, это то, что стоит помнить. Нож Ганимы остр. Может,
этот нож еще избавит их от нынешних затруднений.