...дракон... 188 - 5 Сентября 2025 - Персональный сайт

Главная » » ...дракон... 188

15:35

...дракон... 188

***

===

Глава 912

За долю мгновения перед тем, как огненный дождь из раскаленной стали заполнил пещеру, время будто замедлилось для Хаджара. Он видел, как падают ему на голову свинцовые ядра. Каждое размером со здоровенную тыкву. Они оставляли позади себя шлейфы из дыма и горящего, оранжевого хвоста.
— “Помни про подарок”, - в голове Хаджара прозвучал голос посланницы небес — феи Фреи.
А затем он вновь увидел перед собой юношу на горе с древним, полуразрушенным храмом. Юношу в простом, сером плаще и с деревянным посохом в руках.
Вдруг он понял, что уже видел и этот плащ, и этот посох и даже простые штаны и рубаху.
— “В форт, шоли, бредешь, служивый?” — старик, сидящий на козлах телеги, которая ехала в приграничный форт между Ласканом и Дарнасом.
Хаджар вспомнил его глаза.
Он, тогда, старался в них не смотреть. Погруженный в свои мысли, ему было важнее как можно скорее попасть в Даригон, чтобы получить письмо для Учителя Оруна.
Но сейчас, в это самое мгновение, он вдруг вспомнил два разноцветных глаза. Один ярко голубой, а второй темно карий, почти черный. А еще — сколько в них, в этих глазах, плескалось самого времени.
И та соломенная шляпа, которую старик отдал Хаджару в тот весьма пасмурный и совсем не солнечный день.
Хаджар мысленно обратился к пространственному кольцу, а затем при помощи воли вытащил в реальность старую, местами с прорехами, соломенный головной убор.
И не успел Хаджар подумать о том, как её использовать, как прутья в соломе, внезапно, ожили. Нитями золотой паутины они распустились в бесформенную массу, а затем заключили Хаджара внутрь непроницаемой соломенной сферы.
Он слышал, как за её пределами падали ядра. Как они превращали древние руины в прах. Стирали и выжигали с лица земли одни из последних осколков древних Talesh, знавших истинные имени вещей, существ и стихий.
Люди, которые противостояли богам и поплатились за это своим существованием.
Хаджар собственными руками уничтожал их наследие.
Свинцово-огненный град крушил все вокруг, а простая соломенная сфера, толщиной меньше, чем в женский волос, не чувствовала ровно никакой нагрузки. Они не прогибалась, не трещала, а внутрь не проникал ни единый осколок, ни одна струйка дыма.
Через пару мгновения все стихло. Еще меньше чем через удар сердца, солома, окружавшая Хаджаром, вспыхнула синим пламенем и растворилась, оставив после себя лишь легкую дымку.
Собственно, именно её Хаджар взмахом руки и усилием воли и развеял.
Если раньше он подозревал, что совокупная огневая мощь двух сотен кораблей может стереть город с лица земли, то тепрь не сомневался.
Еще несколько мгновений назад он находился в центре огромной вулканической пещеры-жерла, а теперь стоял едва ли не вычищенном, ровном горном плато. Ветер, свободно обдувавший подставленные под лучи солнца скалы трепал его волосы и шарф брони Зова.
Хаджар обернулся. Там, где высился над пропастью уступ с Древом Жизни, не было больше не уступа, ни древа, ни самой бездны. Лишь крутой горный склон, на которым острыми зубьями торчали как камни, так и осколки ядер в них застрявшие.
Над головой же было так много кораблей и дыма, что ясный, погожий день превратился в предзакатные сумерки.
— “Свобода… или я был… была свободен… свободна… наконец-то”, - стихающий шепот в голове Хаджара — единственное, что осталось от Древа Жизни.
— Неп… неплохая… попытка, Дархан
Хаджар медленно повернулся на звук. Из пыли и пепла, оставшихся после залпа, так же развеивая их взмахом руки, стоял тяжело дышащий Дерек Степной.
Он опирался на два воткнутых в камень клинка. Его одежды и доспехи превратились в жалкие лохмотья. Куски стали вгрызлись Дереку под кожу, рассекли и обнажили мышцы. Некоторые кости, не выдержав такого давления, пронзили плоть и вышли наружу.
По черной коже Дерека, разрисованной золотыми венами, стекала точно такая же — темно-желтая, слегка мерцающая кровь.
Разметавшиеся по плечам, обугленные и обожженные волосы. В воздухе еще дрожало эхо от его защитной техники, которая позволила выжить ему под прицельным залпом почти восьми тысяч орудий, каждое из которых было способно если не убить, то ранить даже Небесного Солдата.
Вот в чем сила Безымянного, достигшего мистерий уровня Истинного Королевства. Даже залп флота всех Объединенных Баронств не смог его остановить
— Ты силен, Дерек, спору нет, — Хаджар, не убирая Черного Клинка, стоял прямо напротив своего заклятого врага. — Но, оглянись, нет даже той горы, где росло Древо Жизни. Ты проиграл. И, в своем состоянии, вряд ли сможешь меня убить. Возвращайся обратно в Ласкан и, когда придет время, мы встретимся на поле битвы и решим все наши вопросы. Лицом к лицу. Ка ты того и хотел.
Не стихал северный ветер. Наоборот, крепчая, он приносил с собой каменную пыль и свинцовую стружку, танцующую в воздухе после взрывов.
Корабли уже постепенно разворачивались для второго залпа. Слова, которые Хаджар передал через Эйнена Лергону были весьма лакончины и прозаичны — стрелять по горе до тех пор, пока на ней остается хоть одно живое существо.
— Ты говоришь о честной битве… Дархан, — речь давалась Дереку тяжело. С каждым новом словом он сплевывал целые кровавые потоки. — Но корабли… уже… готовят второй… залп.
— Можешь попытаться меня убить, — Хаджар принял защитную стойку. Полупрозрачный драконий хвост свился вокруг него и ощерился острыми чешуйками, в каждой из которой сосредоточились мистерии уровня Графства Меча.
— Убить… сразиться… проиграл…, - Дерек, рывком, выдернул клинки из камня и резко выпрямляясь посмотрел на корабли у него над головой. — Было время… Хаджар… когда я действительно… хотел… убить тебя. Но сейча… Тот здоровяк… то что я сделал с ним…
— Гэлхад? — брови Хаджара нахмурились. — Что ты сделал с ним, Дерек?!
— … это открыло мне глаза на правду, — продолжал, не обращая внимания на Хаджара, Дерек. — Смерть — мгновенна и уродлива… но агония… она прекрасна, Хаджар. И ты… клянусь могилами моих друзей… испытаешь на себе все то… что испытал… я сам.
Дерек, мутными, почти белыми, окончательно растерявшими все человеческое, глазами, посмотрел на Хаджара.
Он занес меч и Хаджар приготовился к удару, но того так и не последовало. Вместо этого Дерек убрал саблю обратно в ножны, а после продемонстрировал Хаджару то, что было зажато между его пальцами.
На северном ветру дрожал яркий, алый лист. Похожий одновременно как на кленовый, так и на лист от дуба.
— Второй удар… — Хаджар, оставляя за собой на камнях глубокую впадину, сорвался в стремительном рывке…
Он размазался в пространстве. Позади него взорвался поток тьмы. А впереди, будто лезвие копья, выстрелила лента мрака, внутри которой плясали драконы, чьи тела были созданы из самых молниеносных ударов меча.
— Поздно, Хаджар, — безумная улыбка обезобразила лицо Дерека.
Небо, в то же мгновение, расчертила полоса синей молнии. Она, будто бабочку, пригвоздила Хаджара к камням. Он закричал, заревел от боли. Вокруг взрывались камни, глубокие трещины пронзали всю гору, а сам Хаджар не мог даже пошевелиться.
Он лежал на спине и смотрел на то, как в небе, из облака, выплывает Ласканский фрегат. Как стоит на его носу другой Великий Герой — Танигед Облачный.
Он вытянул ладонь и огромное облако, свившись лентой вокруг Дерека, подняло его, безумно гогочущего, на палубу корабля.
— Агония, Хаджар, — донеслось до слуха раненного. — Вот что тебя ждет. И спасибо за урок, который ты преподал мне в гробнице…
Затем, когда Дерека втащили на палубу, Танигед щелкнул пальцами.
— НЕТ! — закричал Хаджар.
Десятки, сотни кораблей в небе над ним пронзали жгуты белых облаков. Хищными змеями они крушили их, разрывали на части. Вереница взрывов, крики людей, а затем первые капли горячего, кровавого дождя упали на лицо Хаджару.

Глава 913

— Проклятье, — Том хлопнул по бортику угнанной каравеллы. — И почему мы должны держаться в стороне от сражения?
— Потому что хоть раз, но варвар оказался прав, — Рекка, самозабвенно точившая не требовавшие того Божественные Клинки, шокировала всех тем, что поддержала идею Хаджара. — Мы с вами находимся на борту Ласканского судна. А там, — Рекка указала на юго-запад, где, на расстоянии в несколько километрах, собиралась под пеленой флотилия из двух сотен кораблей свободных баронств. — двадцать десятков натасканных сражаться с Ласканцами небесных волков. И, если хоть кого-то из них перемкнет, мы станем легкой мишенью. Не хотелось бы гибну…
Рекку прервал сперва свист пронзающего небо потока энергии лилового цвета, а затем одновременный залп восьми тысяч крупнокалиберных орудий, заряженный артефактными снарядами, сдобренными волшебным порохом.
— Когда видишь такое, — протянул Карейн. — действительно осознаешь, что началась война.
Потоки огненного дождя буквально слизали горный массив, не оставив от двухкилометровой скальной вершины ни следы. Сверху образовавшееся плато выглядело надкусанным, пористым сыром.
— Варвар, — Эйнен сжал штурвал. — и как ты собирался выжить в этом?
Рекка посмотрела на островитянина, но промолчала. Лишь переглянулась с Карейном и продолжила точить клинки. Наверное, из всего отряда, только они вдвоем понимали, что под подобным залпом даже Великому Герою будет выжить сложно.
И мысль о том, что Хаджар успеет использовать прием из своей таинственной техники медитации, позволявшей ему превращаться в птицу своего Духа, только на словах выглядел складно. Пусть безумно, почти невыполнимо, но складно.
На деле же ему надо было обладать скоростью, превышавшей даже ту, которой владели Безымянные, осознавшие Герцогство Кинжала — быстрейшие адепты из всех.
Хаджар подобными талантами не владел.
Это была самоубийственная миссия и…
— Ай да варвар! — Том ударил кулаком о бортик. — Проклятье! Этот демонов сын и здесь умудрился выжить! Видят боги, если бы я его мог терпеть, то мы бы стали хорошими друзьями!
Рекка, едва не выронив клинки, перевесилась через борт и смотрела на то, как Хаджар развеивал волей туман из каменной пыли и пушечной копоти.
— Надо его забрать! — Эйнен уже нажал на педаль передачи энергии из накопителей, как Рекка взмахнула рукой.
— Постой! — воскликнула она.
Весь опыт корпуса Стражей, который, в отличии от того, что о нем думали в народе, занимался скорее на защитой Императора, а распутыванием интриг, подсказывал ей — здесь что-то не в порядке.
Сведения, которыми Стражи располагали по поводу Дерека, выставляли его совсем в ином свете. Отнюдь не как человека, которого можно убить вот так вот просто — застав врасплох внутри простой ловушки. Использовав тактику пресловутой удочки и наживки.
Может Дерек Степной и не был умен или опытен, но обладал поразительным чутьем. Чутьем на те ситуации, в которых он мог выжить и на те, где неминуемо бы погиб. Такое чутье, обычно, развивается у тех, кто привык сражаться с противниками сильнее, чем он сам.
Такая же деталь значилась в характеристике бывшего Безумного Генерала…
— К демонам в пасть, — выругалась Рекка. — Смотрите!
Напротив Хаджара, в нескольких сотнях метрах, на другой половине новоявленного каменного плато, стоял тот самый Дерек Степной. Выглядел он не ахти, но все еще держался на ногах.
— Пушки! — закричала Дора. — Надо добить мерзавца!
— Нет! — воскликнула Рекка. — Эйнен, направь всю энергию на щиты и маскировку! Это не он, а мы в их ловушке!
Островитянин перевел “взгляд” с возлюбленной на Рекку Геран, а затем, дернув нужные рычаги, действительно перенаправил всю свободную энергию в волшебный иероглиф.
Каравелла тут же исчезла из поля зрения — хотя и так находилась на весьма почтенном расстоянии от центра событий.
И не успел никто спросить у Рекки в чем причина её тревоги, как Хаджар вдруг сорвался с места. Его рывок был настолько мощный, что из-под ног простого Рыцаря Духа, даже не повелителя, выстрелила широкая трещина, спустившаяся по склону на несколько сотен метров.
Камни многотонными глыбами, как пробки из бутылок, подлетали на десятки метров к небу.
Ревущий черный дракон полетел вдоль камней. Вокруг него расходилось эхо силы, оставлявшее позади глубокую борозду. Потоком тьмы, разрывающим гору в клочья, вытянулся его хвост. И языком-мечом лента тьмы выстрелила прямо в Дерека.
Но в ту же секунду, под слитный хор проклятий доносящихся из уст членов отряда аристократов, в небе над флотом Свободных Баронств, появилось Ласканское судно.
Стоявший на носу рыжеволосый мужчина вытянул руку. Под кораблем сформировалась грозовая туча из которой спустилась неистовая, пропитанная чудовищной силой и мистериями, синяя полоса молнии. Она, пробив тело Хаджара и пригвоздив его к горе, затем рассекла и всю скалу.
Шесть километров каменной породы оказались пробиты до самого горного основания. Волна силы и каменной крошки, разошедшаяся от подножия горы, буквально смела стоявший рядом лес. На расстоянии в десятки километров поваленные, вырванные с корнем деревья; разорванные и уничтоженные звери и птицы; потоки вязкой, темной крови; сухие русла рек с испарившейся водой и заживо зажаренными рыбами.
Гора, придя в движение, начала оседать. Огромные валуны, с треском отрываясь от общего массива, катились и падали к земле.
Танигед Облачный взмахнул рукой второй раз и облако вытянулось исполинской рукой. Она подняла израненного Дерека на уровень палубы судна, куда его уже втащили солдаты и матросы.
— Что за…
Танигед щелкнул пальцами и облако вновь преобразилось. На этот раз это был клубок из хищных змей, которые за считанные мгновения превратили флот из двух сотен кораблей в огненный шторм, пылающим покровом падающий на поверхность осыпающейся, будто песчаный замок, горы.
— Надо лететь за ним! — Эйнен уже надавил на педаль, как Рекка незаметно кивнула Карейну.
Тот, вспыхнув алым светом, исчез в одной точке, чтобы появиться за спиной островитянина. Он взял Эйнена в крепкий болевой захват, не позволяя островитянину даже на сантиметр сдвинуться.
Дора и Том, увидев подобное, мгновенно обнажили оружие. Эльфийка направила молот на Карейна, а Том приставил свой меч к горлу Геран.
— Пока Ласканцы не уйдут, мы только следом за остальными к праотцам отправимся, — сохраняя хладнокровие, пояснила Рекка. — Как только их корабль скроется, мы попытаемся спасти варвара.
— К тому времени от него и пепла не останется! — воскликнул, не ожидавший даже сам от себя подобного пыла, Том.
— Значит так тому и быть, — так же спокойно, как и Рекка, возразил Карейн. — Наш командир знал, на что шел, когда отправился на ту гору.
Он настолько крепко держал Эйнена, что у того не было возможности даже слова произнести. Он лишь, открыв свои нечеловеческие, фиолетовые глаза, мог наблюдать за тем, как огненный покров, раскаленный металл от пушек, сотни вываливающийся с бортов ядер, взрывающиеся тонны волшебного пороха, мчались на вершину разрушавшейся горы.
Если не титанические оползни, то огонь и раскаленная сталь отправят его друга к праотцам.
— Ушли, — констатировала Рекка, когда Ласканское судно, развернувшись, направило мощность накопителей на ускоритель и исчезло в закутавшем их облаке Танигеда. — Проклятье… Проклятье! Он забрал с собой лист Древа Жизни! Все было напрасно…
Карейн отпустил Эйнена, но тот лишь бессильно оперся на штурвал. Не было ни единого шанса, даже при всем его мастерстве, пройти сквозь огненные потоки и камни, забрать Хаджара и уйти, при этом, самим.
Если бы Эйнен был один, он, не раздумывая ринулся бы на выручку другу. Но…
Он посмотрел на Дору, на Рекку, Тома и остальных. Только они знали, чем в трюме, в данный момент, занималась Анетт. И только они, теперь, могли остановить Дерека.
— Ай да командир! — Карейн, неожиданно, хлопнул Эйнена по плечу и указал на маленькую синюю точку — птицу Кецаль, вынырнувшую из объятий танца камня и огня.

Глава 914

Элейн, стоя у витража на вершине северной башни баронского дворца Лидуса, смотрела на то, как рушилась гора, где некогда стоял замок их предков.
Карточным домиком она расползалась в разные стороны и огненный покров, летящий на неё с небес, выглядел саваном укрывающим обрывки воспоминания о прошлом.
— Что за чудовище может обладать такой силой, — прикрывая рот ладонью, проговорила Элейн.
Бывшая королева, ныне баронесса, она держала себя за плечи. Ужас от того, что открылось её взору, нельзя было скрыть. Тем более от взгляда светловолосого Ренана.
Её жениха и будущего отца её ребенка — наследника рода Дюран. Пусть не принца, но будущего барона.
— Великие Герои, — Ренен приобнял будущую жену за плечи. — те, кто стоит не пике силы Семи Империй. Только они обладают подобной мощью. Но, что мог Великий Герой забыть в твоем баронстве, любимая? И как твой брат с ними связан?
— Великие Герои? Значит они — сильнейшие?
— Именно так, — кивнул Ренен. — война, по-сути, решится так, как решатся поединки между ними. Даже один Великий Герой стоит пяти легионов. Сражаться с ними — все равно, что биться с богами. Я лишь раз видел ярость Великого Героя Оруна, наставника твоего брата, и этого хватило, чтобы усомниться в том, не является ли он Дергером, скрывшимся под маской плоти и крови. Что Хаджар мог…
— Если они сильнейшие, то он сразится с ними, — глаза Элейн внезапно вспыхнули ярким, яростным пламенем. — Он сразится с каждым из них и их головы оставит позади себя.
— При всем уважении к Беузмному Генералу, Элейн, он лишь Рыцарь Духа. Может и ученик почившего Оруна, да примут его праотцы, но Рыцарь Духа. Он даже Истинного Королевства не познал. А Великие Герои… даже несколько Безымянных не смогут сдержать хотя бы одного из них. А сколько таких у Ласкана и Дарнаса на самом деле — никто не знает. Твой брат, он безумен, если думает, что…
— Он не думает, — покачала головой Элейн. Она смотрела на то, как рушится гора, но ни тени сомнения не появилось в её душе. — Все вокруг него думают, но он — нет. Он лишь ставит цель и идет к ней. Не видя ничего вокруг себя. Кто-то считает это глупым, кто-то невозможным. Кто-то — безумным. Но таков мой брат — Хаджар. Таким его сделали мои мать и отец. Няня, Мастер и Южный Ветер. К тому же… к тому же… — Элейн запнулась. Она прижала руки к животу и улыбнулась. — Он мне пообещал, что вернется и мы с ним встретимся на нашем старом месте.
Затем она подняла глаза к исчезнувшей в океане пыли и гари горе.
— Я буду ждать, брат мой… Как и обещала — я буду ждать тебя на нашем месте. Возвращайся поскорее…
* * *
— Ты выглядишь паршиво, Дерек, — Танигед, в своей привычной манере, полулежал на облаке.
Оно застыло в полуметре над землей, а Великий Герой Танигед Облачный, вальяжно на нем развалившись, пил, взахлеб, вино и, вытирая губы тыльной стороной ладони, разглагольствовал.
Он никогда не нравился Дереку.
Это чувство было взаимным.
И, если бы не прямой приказ Императрицы-Регента Кельсы, матери законного Императора Ласкана, он бы и на пушечный выстрел не подошел к Танигеду, не то что действовать с ним плечом к плечу.
— Заткнись, Танигед, — прорычал Дерек. — ты выполнил свою часть задания и можешь проваливать туда, куда только захочешь.
— Выполнил, — кивнул Великий Герой и опрокинул в горло еще немного вина. — но хочу посмотреть, загнешься ты от своего заклинания или нет. Если загнешься — можно я тебя не буду сжигать. Ты так дерьмово выглядишь, что, наверное, будешь нестерпимо вонять. А я только недавно, наконец, снова пропах вином. Обожаю его запах. Терпкий. Приятный. Совсем не как.
— ЗАТКНИСЬ! — рявкнул Дерек.
Его Истинное Королевство Меча на мгновение раскрылось и, опутав территорию в сотни метров, ударило по душе Танигеда. Но тому стоило лишь слегка дернуть горлянкой с вином, чтобы разбить чужое Королевство.
Дерек сплюнул кровью и схватился за грудь. Весь в бинтах, наполовину облысевший, с выпавшими передними зубами и длинными ногтями-когтями, он действительно мало чем напоминал того пылкого юношу, что заявился на Турнир Великих при дворе Императора Ласкана. И, раскидав всех вокруг, даже наследников крупнейших аристократических родов, продемонстрировал свою неистовую мощь, стал новым Великим Героем.
И уж тем более он не выглядел тем свирепым воином, который в одиночку истребил поголовье степных орков приграничья, за что и получил свое прозвище.
— Не дерзи мне, щенок, — в голосе Танигеда звучала буря. — я сражался с Дарнасом еще в те времена, когда предки твоих дедов мыли возились палками в дерьме. И уже тогда моя имя гремело на все Семь Империй.
Дерек проигнорировал слова “напарника”. Напыщенный ублюдок из аристократического рода. Он понятия не имел, что такое жизнь мелких баронств.
Что такое выживание на краю империи, когда столице плевать на то, что происходит в дальних регионах. Что такое — жить, зная, что никогда не достигнешь даже тени той силы и свободы, которой обладали простые горожане столицы.
Танигед никогда не был слабым и потому не ценил своей силы.
Он был не таким, как Дерек.
Не таким, как проклятый Дархан…
— Эй, игрушка, пойдем-ка отсюда, — Тангед поднялся на ноги и облако понесло его к пришвартованному в небе кораблю. — Оставим этого безумца. Слишком провонял он уже. Как говорят — можно вывезти адепта из степи, но не степное дерьмо из адепта.
Танигед засмеялся и, взмахом руки, создал облако под ногами закованного в сталь, недвижимого великана в руках которого застыла могучая секира с костяной рукоятью.
Кроме самого Танигеда, Дерека и нескольких поседевших от увиденного ужаса матросов, никто и знать не знал, что эта рукоять была сделана из костей самой “игрушки”.
Костей, заживо вытянутых из тела…
И это было далеко не самое страшное из заклинаний, с которыми Дерек, натурально, игрался со своем пленным Дарнасцем, превратив его в своей молчаливого и безвольного раба.
— Конченный ублюдок, — прошептал Танигед, оставив Дерека возиться с волшебными знаками на земле. — если Ласкан собирается победить в войне таким способом, то я отказываюсь в этом участвовать. Пока сражаются мертвецы — ни один аристократ не шагнет через границу с Дарнасом… В этом нет чести и славы!
Дерек не слышал того, что говорил Танигед Облачный. Закончив чертить сложнейшие узоры на сырой от дождя земле, он положил в их центр алый лист и начал читать неслышимые никому, кроме него, Слова Мертвых.
Ясное, полуденное небо, постепенно затягивали черные тучи из которых били неестественно яркие, белые молнии. Они пронзали землю, вскапывая её не хуже крестьянского плуга.
Затем полился дождь.
Пропахший смертью и гнилью, он семенами разложения упал в умирающую почву.
Затем ударил гром и земля задрожала от криков просыпающихся в её недрах мертвых.
* * *
Хаджар с трудом, как и обычно, приходил в сознание. Но, вместо того, чтобы обнаружить себя у порога дома праотцов, на борту каравеллы или в больничной палате, он вдруг понял, то находиться в темном помещении. Судя по сырости — в подвале.
К каменному алтарному столу его приковывали ржавые, но невероятно крепкие цепи. Они высасывали из него, раненного, с почти полностью разрушенным энергетическим телом, покрытым ожогами и синяками, остатки силы.
Множество колбочек. Склянок. Каких-то пробирок. Алхимических котлов и аппаратов. А в центре зала, около кафедры, на которой лежала книга. Над ней возвышался мужчина в алом плаще с меховым воротником.
Сухие руки, увенчанные острыми ногтями. Редкие, жидкие, почти прозрачные волосы. Глаза, залитые лиловым светом.
Хаджар не сразу смог узнать этого человека.
— Наставник Макин? — прохрипел он.
— Наконец-то ты справился, мой ученик, — прошептал Макин. — Теперь мы можем перейти к созданию Пилюли Ста Голосов и я спасу нашу страну. Сперва от Ласкана, затем от Императора, а потом и от Аристократов. Я принесу людям свободу и равенство. Я исполню обещание, данное моим братьям и сестрам.
Макин положил руки на страницы книги и закричал. Символы переползали со страниц книги прямо на его кожу. А затем, когда он поднял ладони и развел их в стороны, то между ними сформировался поток черно-лиловой энергии, внутрь которого втягивались кричащие субстанции из десятков других склянок.
Хаджар, предчувствуя неладное, посмотрел за спину Макину.
В темноте светили два фиолетовых, нечеловеческих глаза.
Из тени, на тусклый свет алхимического огня, вышел Эйнен.
— Друг… мой… помоги… — только и успел прошептать Хаджар, а затем он погрузился в мир, созданный лишь из боли и агонии.
Угроза Дерека сбылась, но только не так, как того хотел его враг.

Глава 915

Макин смотрел на извивающееся на алтаре тело. Истекая кровью из заживо разрывающихся шрамов, пропуская сквозь себя хаотичную энергию, льющуюся через растерзанное энергетическое тело, юный адепт не желала поддаваться древней, темной магии.
Пилюля Сотни Голосов кружилась в воздухе. Поддерживаемая лишь малой толикой энергии самого Макина, она выплескивала в реальность сотни миниатюрных, тончайших жгутов.
Они проникали не только под кожу адепту по имени Хаджар Дархан. Именно из-за них открывались старые раны. И, видят боги и демоны, Макин и не предполагал что Рыцарь Духа, пусть и осознавший Королевство Меча, пусть и два года ходивший в ученичестве у Оруна, мог иметь такое количество травм и ранений.
Юный Хаджар был укрыт ими полностью и предварительная техника по созданию пилюли Сотни Голосов, призванная ослабить носителя Имени, могла его убить.
— Не стой на месте, ученик, — процедил Макин. — дай ему кровяных пилюль и лекарств. Мы же не хотим, чтобы наш финальный ингредиент отправился к праотцам… Вернее — ты этого не хочешь.
— Конечно, учитель, — Эйнен поклонился Наставнику-волшебнику и, подойдя к многочисленным склянкам и колбочкам, нагнулся и выдвинул нижний ящик стола.
Пошарив в нем рукой, он вытащил на тусклый свет алхимического огня, горящего под несколькими котлами, резную шкатулку. Открыв, он вытащил несколько алых пилюль и, подойдя к Хаджару, насильно открыл ему рот, зажал нос и положил на язык несколько штук алхимического препарата.
То как двигался Эйнен, то как ориентировался в этом темной подвальной лаборатории, все говорило о том, что он не просто не в первый раз в ней находиться, но даже и не в сотый.
Островитянин ориентировался здесь так же свободно, как и любой другой человек в собственном доме.
Перед тем, как вернуться обратно за спину учителю, Эйнен заглянул в глаза лежащему на алтаре адепту. В них не было ни гнева, ни печали, ни сожалений, только пустота. Всеобъемлющая, всепоглощающая пустота. Такая пустота, которая приходит в глаза тому человеку, который считает, что потерял буквально все.
Все, что было ему дорого.
Все, что делало его жизнь значимой.
— Отойди, ученик! — рявкнул Макин. — не хочу, чтобы обряд задел тебя.
— Конечно, учитель, — вновь поклонился Эйнен.
Макин мысленно, про себя, передразнил наивного ученика. Разумеется волшебник не хотел, чтобы алхимический обряд хоть как-то задел его “ученика”, но не по той причине, по которой мог подумать островитянин.
Ведь если бы Эйнен как-то задел “обряд” или оказался его частью, то пилюля Ста Голосов могла быть испорчена. И труд нескольких десятков веков, которые Макин вложил в неё, мог пойти насмарку.
Нет, разумеется, нет.
Макин не мог рисковать делом всей своей жизни.
— Чем больше он сопротивляется, тем меньше шансов, что твой друг выживет, — не оборачиваясь, сказал Макин. Эйнен все так же стоял у него за спиной. — Если так продолжится и дальше, я не смог выполнить свое обещание, что твой друг не умрет. Поговори с ним.
Эйнен перевел взгляд нечеловеческих, фиолетовых глаз с Макина на Хаджара и обратно.
— Не думаю, — тихо, едва слышно прошептал он. — что Хаджар меня сейчас послушает.
Макин сцепил зубы.
— Тогда я все сделаю сам, — процедил он, а затем себе под нос добавил. — бесполезный босяк.
Помассировав виски, Макин обошел кафедру, над которой зависла в воздухе волшебная книга, исписанная магическими символами. Над её шелестящими страницами кружилась небольшая пилюля, которая собирала в себя воющие потоки энергии из девяносто девяти стоявших вокруг неё склянок.
Своеобразный круг замыкал алтарь, на котором лежал Хаджар.
Все больше и больше лилово-черных нитей, выползая могильными червями из пилюли, проникали ему под кожу, а затем и еще глубже — прямо внутрь души. Они ломали её, разгрызали, терзали множеством маленьких, но таких жадных пастей.
То, что некогда являлось монолитным, крепким, сравнимым по мощи с лучшими представителями аристократических родов, энергетическим телом, теперь выглядело как ошметки порванного ребенком паучьего полотна паутины.
Хаджар уже давно не кричал. Лишь бился в ржавых цепях, высасывающих из него энергию; дергался в смертельной агонии, сжимая зубы так крепко, что из десен текла кровь.
Но молчал.
Ни вскрика, ни стона, ни единого писка. Лишь молчаливая борьба с неодолимым врагом.
— Подумай, юный Хаджар, — Макин наклонился над ухом адепта, которого он не воспринимал иначе, кроме как последний ингредиент. — Ради чего ты это делаешь, м? Ведь мы преследуем одну и ту же цель — спасти Дарнас.
Макин поднялся и, волей придвинув к себе табурет, с трудом уселся на него. Многовековые изыскания в запретных магических искусствах и алхимии привели его к Истинному Королевству Магии, но отобрали крепость тела, которой могли похвастаться Повелителя.
Что же, все в этом мире имело свою цену.
В особенности сила.
И, в куда еще большей степени — магия.
— О, магия, — продолжая вслух свои мысли, Макин забыл, что находиться в помещении не один. — То, что Talesh называли “Словами”, колдуны Ста Королевств — запретным искусством бездны, жрецы страны Бессмертных — танцем реальности, а мы, в Семи Империях — внешней энергией. Она сложна, Хаджар, она опасна, жадна до твоей души, но в первую очередь обращает внимание именно на плоть.
Макин сжал кулак.
— Когда-то эти руки могли держать не только посох, мой юный друг, но и молот. О, видят боги и демоны, мой молот был крепок… Магия отобрала его в первую очередь. Я отказался от всех мистерий, которыми обладал, лишь ради того, чтобы коснуться поверхности истинного искусства, — Макин расправил ладонь и положил её на колени. Они слегка дрожали. Его воля и душа были крепки, но тело подводило с каждым днем все больше. — Но я ни разу не пожалел об этом… О нет, мой юный друг, ни разу.
Хаджар продолжал дергаться в цепях, а Макин лишь глубже погружался в свои мысли.
— Мой родной край, Хаджар, он уже давно не существует на лице Семи Империй. Стерт в очередной бессмысленной войне, — глаза Макина помрачнели. — войне, которую, преследуя свои низменные цели, устраивают власть имущие, а гибнут и страдают в них простые люди. Такие как ты, твой друг и я.
Волшебные черви, скользящие из пилюли Ста Голосов, уже больше походили на змей, нежели червей. Толстые, с запястье шириной, они все глубже проникали внутрь Хаджара.
Тот, выгнувшись дугой, до кровавых трещин на щеках, раскрыл рот. Но все еще не издал ни единого звука.
— Ты крепкий, — Макин похлопал адепта по сжатому кулаку. — я это уважаю. Но ты не смог остановить Дерека, не смог помешать Императору, не смог расправиться с аристократами. Ты провалился, Хаджар Дархан, по всем направлениям. Но я тебя не виню. Нет-нет, не подумай, наоборот — я тобой восхищаюсь.
Макин, опираясь на свой резной посох, исписанный множеством рун, знаков и иероглифов, поднялся на ноги. Он поковылял обратно к кафедре.
— Знаешь, что портит людей, Хаджар? Даже самых честных, светлых, преисполненных справедливости? — Макин, разговаривая, смотрел на перед собой, а куда-то внутрь себя. — Власть, мой юный друг. О, это самая великая обольстительница и развратница в этом, да и любом другом мире. Тот, кто однажды ей поддаться, уже больше никогда не станет прежним.
Макин проигнорировал непонимающее лицо Эйнена. Он научился различать оттенки эмоций своего ученика еще почти год назад…
— И я уничтожу её, Хаджар. Я уничтожу власть в Семи Империях. Каждый человек, каждый смертный, адепт или практикующий — я подарю им истинную свободу. Свободу быть самим собой. Сильный, слабый, не важно. Если нет власти, то какой смысл сражаться? Если нет власти — нет повода проливать кровь. Люди будут свободно идти по пути развития в поисках лучшего себя, ждущего его в светлом завтра. А не для того, чтобы наступить на голову нижестоящего.
Макин положил ладонь на страницы книги.
— Пришло время заканчивать, Хаджар Дархан, — сосредоточившись, волшебник высвободил Истинное Королевство Магии, но направил его в одну единственную точку — книгу. — О тебе, как о мученике, будут веками слагать песни и тысячи лет эти песни будут петь свободные люди. Гордись, Хаджар Дархан — ты стал легендой.
Макин улыбнулся.
Мать…
Отец…
Братья…
Сестры…
Наконец-то он выполнит свое обещание и больше никому не придется продлевать горьких слез над пепелищем сгоревшей деревни… воровать гнилой хлеб, чтобы прокормить плачущих от голода детей… ублажать мерзких стариков, чтобы купить умирающей матери дорогостоящее лекарство…
Больше никому в этом мире не придется повторить судьбы Макина.
Глаза волшебника вспыхнули и Хаджар, не сдержавшись, закричал.

Глава 916

Красные письмена на его руке засветились и, ожив, пришли в движением. Они, соскальзывая с плоти, впитывались волшебными темно-лиловыми жгутами.
Хаджар кричал так, как, пожалуй, могло кричать лишь живое существо, осознающее что его заживо разрывают на части. Но при этом отнимают не плоть, а часть души. Часть его самого.
Будто кто-то могущественный, темный и страшный отрывал от него куски его собственного “я” и с жадностью их пожирал.
А затем, все, вдруг, стихло.
Боль ушла.
Она оставила за собой гниющую пропасть бездонной пустоты, в которую скатывалась надорванная, потрескавшаяся духа Хаджара. Рассеченная при рождении на две части, она всегда к ней стремилась.
Но затем натолкнулась на первую плотину — метку Духа Меча. Искусственный Дух не собирался отпускать своего послушника на тот свет и встал на пути этой бездны.
А затем появилось и истинное Имя. То, что Хаджар заслужил сам. То, что являлось олицетворением его “я”. И это стало второй платиной.
Вместе они долгие годы удерживали душу Хаджара от распада. Но сейчас, после ритуала, вторая плотина оказалась не просто вдребезги разбита, а выдернута с корнем и похищена.
Первую же Хаджар, все те же долгие годы, пробивал самостоятельно. И теперь, сквозь множество отверстий, его душа постепенно утекала внутрь голодной бездны.
— Надо же, какой интересный эффект, — Макин с любопытством разглядывал руку адепта. Недавно полностью покрытая красными письменами, теперь она сверкала девственной чистой, розоватой, даже не смуглой, как остальная часть тела, кожей. — Впрочем…
Макин продолжил читать на распев заклинания. Его, казалось, сухие и неподвижные руки, вдруг превратились в две гибкие лозы. Сотни символов, тысячи слов, множество разнообразных ингредиентов. Все это закружилось вокруг мерцающей над книгой пилюлей Сотни Голосов.
И так, до тех пор, пока та не вспыхнула и не опустилась на тень, отбрасываемую от книги, ярким, сиреневым комочком.
— Наконец-то… — прошептал Макин. — узри, ученик, величайшее творении алхимии со времен эпохи Пьяного Монаха! Сотни тысяч лет в этом мире не появлялось ничего подобного! Семнадцать веков и три года у меня ушло на то, чтобы её приготовить! Вся моя жизнь в этом крошечном шарике! И, приняв его, я вознесусь над этим бренным миром и увижу, что находиться там, за пределами Истинного Королевства!
Макин бережно поднял пилюлю и, не закрывая глаз, положил на свой вытянутый, почти змеиный язык. Затем проглотил и рухнул на стул.
— О да, — прошептал он. — Я чувствую! Я чувствую… Я чувствую?
А затем Макин закашлялся. Схватившись за горло, сильнейший маг Дарнаса рухнул на пол. Он забился в конвульсиях, задергался в агонии еще более жуткой, нежели в той, в которой бился застывший на алтаре Хаджар.
— Нет! — кричал Макин. — Это мое! Не отдам! ЭТО МОЕ!
Но, сколько бы он не ревел, не бился в агонии, а все равно не мог удержать утекающую сквозь энергетическое тело, силу. Его Ядро стремительно уменьшалось в размерах, аура слабела и так, до тех пор, пока не опустилась до ступени Рыцаря Духа начальной стадии.
— Что это… что со мной?
— Пилюля Ста Тысяч Душ, учитель, — Эйнен, обнажив лезвие шеста-копья. — я так подозреваю, что это еще более древняя дрянь чем та, которую вы создали. А может даже её предшественница.
— Что ты…
Эйнен достал из-за пазухи лиловую пилюлю, облаченную в белесую, туманную субстанцию.
— Даже великие люди порой поражаются фокусам смертных, — проговорил Эйнен. — особенно, когда они зависят лишь от ловкости рук.
Макин вспомнил, как Эйнен, по его же приказу, приблизился к своему другу, а затем отошел обратно за спину. Всего доля мгновения. Всего краткий миг. Меньше, чем нужно крыльям бабочки, чтобы сделать один взмах, но Макин не видел рук Эйнена.
Он так привык за всю свою жизнь ориентироваться на мельчайшие брызги в потоках Реки Мира, на тончайшие манипуляции волей, что просто не счел нужным следить за простым мясом — руками.
— Даже так, — Макин собрал все свои душевные силы воедино. — Я все еще подчиняю Истинное Корол…
Он не смог договорить.
Плотные путы зеленого света не дали ему пошевелить даже пальцем.
— Проклятье, когда вы говорили, что в плане есть нюансы, я и подумать не мог, что такие, — донесся из тьмы голос Карейна.
— Убить высокопоставленного волшебника — Наставника школы Святого Неба, Макина Серого, это, достопочтенные, государственное преступление, — вторил ему голос Рекки. — но, впервые, я рада, что участвую в подобном. Убить Императора? Уничтожить знать? Вы не в своем уме, Наставник.
Из теней, будто из дверей, вышел почти весь отряд Хаджара. Здесь не было лишь Анис и Анетт.
— Возможно, вам интересно, учитель, — Эйнен тоном дал понять, что думает на тему слова “учитель”. — Почему я смог избежать вашего проклятья разума и не стал вашей марионеткой?
За его спиной Дора держала свой молот, с которого и струился яркий зеленый свет. Макин смотрел на него и чувствовал в нем силу Божественной техники. Достаточно мощной и довлеющий, чтобы сдержать его Истинное Королевство.
Но откуда у Эльфийки столь могучая техника, в которой явно чувствовалось присутствие живого, лесного Духа?!
— Все просто, — Эйнен протянул правую ладонь. Та, вдруг, замерцала, а потом на её поверхности показался тонкий шрам. В отличии от других шрамов клятвы, этот было видно невооруженным взглядом. Слишком глубокий. Будто пронзивший не кожу и плоть, а даже душу.
В глазах Макина читалось удивление и поражение.
— Братская клятва, Наставник Макин, — Рекка развела руками. — даже я не подозревала, что между варваром и островитянином подобные отношения. За последние десять веков истории столицы, действительно сильные адепты приносили её между собой лишь четыре раза, так что не виню вас в вашей недольнозоркости.
— И все же, — вздохнул Карейн. — Я не представляю, чтобы я принес кому-то братскую клятву.
— Тебе бы… её никто и… не дал, — прошептала Дора. Техника явно давалась ей с трудом.
— Вы правильно сказали, учитель, — Эйнен выпрямился. — пришло время заканчивать, — он занес лезвие копье над лбом Макина. — я благодарю вас за все те знания, которые мне удалось у вас выкрасть. Но если вы думали, что в этом мире есть хоть что-то, что сможет заставить меня предать брата, то вы глупы.
— Какая страстная речь, — Карейн обхватил себя за плечи и закачался в разные стороны. — Не думал, что наш лысый страшила способен на такие длинные деферам…
Остаток фразы Карейна заглушил неприятный, хрустящий звук. Шесть-копье пронзил череп Макина и его душа, спустя мгновение, унеслась к дому праотцов.
Эйнен смотрел на труп человека, которого должен был считать своим учителем. Что же, глупо было отрицать — он чувствовал сожаление. Сожаление о том, что Макин, оказавшись щепкой, отлетевшей от разрубленного леса, так и не смог найти своего места в этом мире.
И, будучи занозой, видел перед собой лишь один путь. Путь, который, как надеялся Эйнен, привел его обратно к матери, братьям и сестрам.
Когда закончиться война, Эйнен обязательно помолится Великой Черепахе, чтобы праотцы простили Макина за всего его грехи и позволили обнять семью.
— Не думал… — прозвучал хрип с алтаря. — что… это… сработает.
Эйнен, отряхнув копье и перешагнув через бездыханное тело, подошел к другу… брат. Отомкнув ржавые цепи, он схватил его за предплечье и крепко сжал.
— У нас мало времени, бат мой…
— Тогда, в Грэвэн’Доре, — прохрипел Хаджар. — когда ты… при всех… назвал меня братом… я думал… мы раскроем себя…
Эйнен, проигнорировав слова Хаджара, положил тому в ладонь пилюлю Ста Голосов.
— Оболочки, которую я создал, хватит на три дня. После этого она рассеются и… если честно, я не знаю, что произойдет с тобой. Я так и не смог расшифровать записи Макина.
— Не важно, — покачал головой Хаджар. — мы проделали… длинный… путь. Сейчас… не время…
Эйнен “кивнул” и достал из кармана еще одну пилюлю.
— Это приведет тебя в Мир Духов. Без боли и агонии. Намного лучше той травы, которой пичкали тебя орки.
— Орки? — рекка оторвалась от изучения манускриптов, лежащих на столах. — Значит, все таки, варвар связан с Дереком именно через орков!
Но на неё никто не обращал внимания.
— Три дня… — прохрипел Хаджар, закидывая в рот обе пилюли. — Задержите Дерека… на три… дня. И я приведу… помощь.
Затем Хаджар закрыл глаза и опустился на алтарь.
Эйнен тут же достал из пространственного кольца волшебный саван, пропитанный самыми разными лекарствами и алхимическими препаратами. Он накрыл им друга и замер.
Дора, подойдя к возлюбленному, положила тому ладонь на плечо.
Эйнен прижался к ней изрезанной жуткими шрамами щекой.
— Пойдем, — прошептал он, обнимая за талию эльфийку. — Нас ждет битва с армией мертвецов.
Выходя из лаборатории, находящейся в неприметных подвалах бедняцкого района Даанатана, Эйнен активировал волшебный иероглиф. Пока Хаджар не очнется, он будет его охранять надежнее любой стражи.
Если очнется…