...дракон... 189 - 5 Сентября 2025 - Персональный сайт

Главная » » ...дракон... 189

15:44

...дракон... 189

***

===

Глава 917

Мальчишка, высокий для своих лет, но худой. С покрытым веснушками лицом, в распахнутой рубахе, бежал сквозь поле ржи. Он побежал к дому, который стоял на холме, а вокруг него в такт порывам ветра качались золотые колосья.
Отец косил траву. Братья и сестры играли с пастушьими псами, а мать сидела на крыльце.
— Мама, — мальчишка обнял мать и прижался щекой к её животу.
Теплые, мягкие пальцы, зарылись ему в волосы.
— Все хорошо, мальчик мой? — прошептала она ему на ухо.
— Да, — слезы катились по его щекам. — теперь хорошо…
— Тогда иди, — она легко подняла его, потерлась своим носом о его и поставил на землю. — поиграй с братьями и сестрами.
— Угу, — мальчишка вытер слезы и широко улыбнулся. — Конечно!
Он уже сорвался с места, но затем обернулся и несколько боязливо посмотрел на мать.
— Ты ведь не исчезнешь?
— Нет, — покачала она головой. Длинные, рыжие волосы, стянутые в тугу косу, почти доставали до земли. — больше никогда не исчезну.
Какое-то время они смотрели друг другу в глаза, а затем дети во дворе закричали:
— Макин! Братик Макин! Беги скорее к нам!
— Да! — откликнулся мальчик. — Уже бегу!
И побежал…
* * *
Хаджар лежал на холодном камне. Совсем один. В темном, холодном подвале, который должен был стать его могилой, а стал местом, скрывшим его от всего мира.
— Кто бы мог подумать, да? — пробормотал он сквозь подступающую дрему. В данный момент в нем находилось сразу две алхимические пилюли высочайшего сорта. Одна их них, облаченная в защитную пленку, должна была открыть ему вид на путь, простирающийся за пределами Истинного Королевства. А вторая — отправить в мир Духов. — Почти десять лет назад я забрал у Патриарха секты Черных Врат эту проклятую пилюлю, а сейчас она спасла мне жизнь. Иронично… Запрос!

[
Обрабатываю запрос… Запрос обработан. До расшифровки объекта “метка Духа Меча” осталось 31 час… 42 минуты… 16…15…14 секунд
]

Как и думал Хаджар, обряд лишения имени не только забрал у него имя Дархана, но и сильно ослабил метку Духа.
Настолько, что теперь нейросеть успевала разобраться с ней до того, как Хаджар отправился бы к праотцам. Потому как, последнии дни, дали ясно понять — его душа умрет раньше, чем нейросеть взломает метку.
— А ведь все так начиналось…
Когда, почти четыре года назад, Макин, якобы, случайно наткнулся на Эйнена и применил к тому легкое, почти незаметное заклинание разума, все выглядело как минимум странно.
Затем, когда Макин предложил Эйнену стать его личным учеником, все стало еще туманнее. Но, как говорят, держи друзей близко, а невероятно могущественных магов, которым от тебя что-то нужно — еще ближе.
Эйнен согласился. И, буквально через месяц, выяснилось, что Макину требовалось на самом деле — ему нужен был Хаджар для своей жуткой пилюли.
Вернее, не сам Хаджар, а его имя.
На тот момент Хаджар с Эйнено уже несколько месяцев как принесли братские клятвы. Еще тогда — на утесе Подземного Города в Море Песка.
И эта клятва являлась еще более редким событием, чем нахождение истинной любви — спутника или спутницы жизни. Ведь, так или иначе, такие люди находились. Пусть крайне редко, но все же.
А вот настоящий друг — друг, с которым связывали прочнейшие узы, такое происходило куда реже. То, что Хаджар имел с Неро, было, на самом деле, зовом их крови. Они изначально являлись братьями и, может сами того не знали, но кровь звала их друг к другу.
Эйнен… другое дело.
Это был человек, которому Хаджар доверил бы свою душу и то же самое сделал бы и сам островитянин.
Братская клятва с легкостью преодолела заклинание Макина и с тех пор Эйнен погрузился в опасную, двойную игру. Но скользкий пират и контрабандист умудрился обхитрить Наставника школы Святого Неба и не только выучиться (выкрасть) у него многие знания, связанные с магией, но и, в итоге, отнять эту самую пилюлю, подменив её на ту, что все эти годы хранил Хаджар.
Их план, который они придумали еще несколько лет назад, наконец, сыграл.
И не просто сыграл, а с помпами и фанфарами. Как по нотам. Настолько гладко, что это даже пугало.
— Гладко, — прохрипел Хаджар. — да уж…
В одиночестве, в темной камере, где единственным источником света служил лишь алхимический костер, он мысленно возвращался в тот год, который провел в темнице королевского дворца Лидуса.
— Я иду… — прошептал Хаджар и его сознание погрузилось в волшебную дрему.
* * *
— Вы знаете, я ожидал чего-то более жуткого, — Карейн, облаченный в свои белые, с виду дорогие, но повседневные одежды, на деле являвшиеся Божественными Доспехами, стоял на вершине каменного укрепления.
— Кажется, если мне не изменяет память, — Том стоял рядом с ним. — Твой отец собирался отдать эти доспехи наложнице.
— Мой отец много говорит, — пожал плечами Карейн. — но, уверяю тебя, я бы первым надел их на наложницу, чтобы потом с неё же их содрать. Тебе, малышь Том, не понять.
Динос стал пунцовым под цвет энергии, кружившей вокруг него.
— Умереть девственником, — вздохнул Карейн. — что за ужасное проклятье, малыш Том. Мне тебя даже жаль.
— Заткнись, Тарез, — прорычал младший наследник Хищных Клинков. — я сегодня не умру!
— Я знаю, Том, я знаю, — закивал сын богатейшего торговца Семи Империй. — просто сомневаюсь, что, хоть однажды, кто-то, будь то мужчина или женщина, по своей воле согреет тебе ложе.
Том грязно выругался и замахнулся мечом, но между двумя аристократами тут же возникла Дора. Закованная в доспехи, с тяжелым молотом в руках, она, несмотря на малый рост, выглядела живой осадной башней.
— Если вы хотите с кем-то подраться, то, посмотрите внимательнее перед собой, уверена — найдете себе противника по плечу.
— А красотка-эльфийка… без обид, Эйнен, — Карейн кивнул стоящему рядом островитянину. Заключенный внутрь Радужной Обезбяны, вооруженной клыком-копьем и щитом, похожим на черепаши панцирь, он не обращал внимания на словесную перепалку. — права она, малыш Том. Вон, смотри, сколько претендентов на твою постель.
— Я убью тебя, Тарез.
— В очередь, юноша, в очередь, — засмеялся Тарез, но несмотря на смех, взгляд его был цепок и тверд. — Проклятье… сколько же их там.
Весь отряд, за исключением Анетт, Акены и Хаджара, стоял на вершине укрепление.
— Хорошо хоть Император выделил нам армию, — поежилась Дора.
За их спинами расплескалось море стали. В небо поднимались штандарты со знаменами. Ржали кони и рычали, ревели, свистели боевые ездовые животные.
В небе застыли в боевом построении тысячи военных кораблей.
Пятый легион, целая армия, выдвинулась на встречу одному лишь Великому Герою Ласкана. Вот только следом за Дереком, на груди которого в каменном ожерелье качался почерневший лист Древа Жизни, тоже двигалась армия.
До самого горизонта, закрывая небо зелеными тучами, исторгавшим болотные молнии, шли мертвецы. Их было в десятки раз больше, чем солдат, собравшихся за спинами отряда.
А над их головами летели корабли призраки. С пробитым дном, порванными порасума, накренившимися мачтами. У некоторых не было пушек, а у тех, что были, дула оказывались развороченными. Но их было столько, что они полотном укрывали зеленое небо.
Первые ряды мертвецов, облаченные в доспехи, с таким же истерзанными штандартами, держали в “руках” самое разнообразное оружие.
Позади них, около горизонта, шли мертвые с вилами, топорами, косами и серпами. Мужчины, женщины, молодые, старые, дети…
Их было столько, что не было никакого шанса сосчитать.
— Пока нет настоящей армии Ласкана, — Карейн явно кого-то передразнивал. — я не отправлю основные силы в бой против одного адепта. Проклятье! Император нам даже Великого Героя не выделил! Да из элитных адептов, здесь только мы с вами!
— Ты причислил меня к элите, Карейн? — хмыкнул Том, опускающий забрало шлема.
— Предсмертная лесть, юноша, — Карейн взмахнул рукой и часть одежд, поднявшись, обмотала ему лицо и шею. — Ну, кто первым уложит сотню тысяч мертвяков, тот самый горячий парень в столице?
— Ты псих, Тарез.
— А ты зануда, Динос, но я же не жалуюсь, — пожал плечами Карейн, а затем, повернувшись лицом к Пятому Легиону поднял меч в небо. — В БОЙ!
Прокричал он и первым кинулся в сражение против моря мертвецов.
Эйнен, перед тем как отправиться следом, кинул последний взгляд на стены неприступной столицы.
— Поторопись, брат мой, — прошептал он и побежал следом.
* * *
Хаджар открыл глаза. Высокая трава заменили темные стены лаборатории, а чистое, безоблачное небо, её потолок.
— Мир Духов… — произнес он, а затем отдал приказ. — Таймер.

[
Обрабатываю запрос… запрос обработан. До смерти носителя осталось 72 часа 3 минуты 14… 13… 12 секунд
]

Глава 918

Глава Тайной Канцелярии, адепт стадии Безымянного, генерал Декой Шувер, заходя в кабинет Императора, окинул быстрым взглядом собравшихся за дверями, ждущих аудиенции придворных, аристократов и военных чинов.
На скамьях из простого дерева смертных пород, они прятали свои глаза в ворсистых коврах, доставленных из Моря Песка. И, как бы ни были они сильны лично, какой бы крупный клан или аристократический род не стоял за их спиной, они все равно не рисковали встретиться взглядом с Шувером.
Декой усмехнулся.
Он уже не помнил, когда в последний раз забирал “к себе” человека, эльфа или иное разумное существо, которое не было бы виновно в каком-либо государственном преступлении.
Нет, бывало конечно. Но давно. Еще в те времена, когда Дарнас переживал свои не самые лучшие годы. А с тех пор прошло уже почти три тысячи веков.
Многие из новых глав аристократических родов даже не помнили той эпохи. Когда человек человеку в лучшем случае — палач. А в худшем…
Тогда Шувер взбирался к вершинам власти по головам тех, кто оказался не настолько же хитер, жесток или беспринципен, как он сам.
Сейчас же, вот уже почти двадцать пять веков, ни один невиновный в том или ином деянии не оказался в застенках Тайной Канцелярии.
Но, тем не менее, все адепты, без исключения, прятали взгляды…
Каждого из них можно было бы немедленно тащить за шкирку в застенки и, спустя меньше, чем через неделю, Шувер бы раскрыл очередную финансовую махинацию, коррупционную схему или, даже, заговор.
Двадцать пять веков к нему не попадали невиновные… просто потому, что если внимательно посмотреть, то каждый, кто сейчас сидел в приемной Императора, имел пару скелетов в своем безумно дорогом, родовитом, аристократическом гнезде.
— “Пусть боятся” — мысленно добавил Шувер. — “Война за стенами столицы, а они все свои интриги плетут…”.
Войдя внутрь, Декой буквально затылком увидел и ощутил вздохи облегчения, пронесшиеся по приемной Императора.
Демоновы аристократы…
— Ваше Императорское Величество, — поклонился Декой.
Кабинет Императора Моргана не был большим. Напротив, кто-то, не знакомый с характером и повадками Его Императорского Величества, мог бы подумать, что это кабинет секретаря или, на худой конец, помощника Императора.
Площадью меньшей, чем двадцать квадратных метров, заваленный стопками бумаг, возвышавшимся вплоть до трехметрового потолка.
Некоторые из них и вовсе выглядели колоннами, держащими крышу от падения на пол, укрытый, некогда, зелеными коврами, а ныне — все теми же кипами бумаг.
Свитки, различные донесения — шкафы, стоявшие по периметру, уже их не вмещали и Морган придумал какую-то свою, уникальную систему их сортировки.
Сколько себя помнил Декой, у Императора никогда не было ни секретарей, ни помощников. Со всеми документами, донесениями, рапортами, законопроектами и тому подобным он разбирался самостоятельно. Делегируя столько, сколько могла себе позволить его, воспетая бардами, паранойя.
— “Оно и понятно” — подумал Шувер, аккуратно обходя стопки, холмы и целые горы из бумаг. — “В его интригах даже Князь Демонов запутается”.
У единственного окна в довольно темном помещении, стоял массивный деревянный стол. И вот как раз на нем неизменно лежало лишь несколько, самых важных, государственных бумаг.
Император, в данный момент, как раз читал одну из них. В простых одеждах, с затянутыми в тугой хвост волосами, безо всяких украшений.
Его Божественный Клинок был приставлен к спинке комфортного, но также лишенного всяческих изысков кресла.
— Что ты хотел, Шувер, что пролез ко мне без очереди? — не отрывая взгляда от очередного донесения, спросил Император.
Декой, насколько позволяли ему отношения с правителем Дарнаса, заглянул тому за спину. На расстоянии примерно в двести километров от столицы в данный момент две армии стояли друг напротив друга.
И если одна из них — пятый, из тринадцати, легион Империи, то вот вторая — океан мертвецов. Их было столько, что даже отсюда казалось, будто море немертвых дотягивается до самого горизонта.
При этом магия, которая их подняла, влияла не только на их тела, но и на окружавшую реальность. Небо затянули зеленые тучи из которых срывались мертвенно бледные, белые молнии.
Наспех сооруженные оборонительные валы. Какие-то каменные стены и башни, на которые водрузили пушки.
Шувер вообще сомневался, что после пяти, может семи залпов, эти огневые редуты уцелеют. Либо сами пушки взорвутся, либо сооружения развалятся прямо на головы легионерам.
— Я уже говорил неоднократно, Шувер, — Император спокойно, будничным движением выдвинул один из ящиков, достал бумагу, окунул перо в чернильницу и начал что-то писать своим кривым, куриным почерком. Если сам Морган не пользовался секретарем, то вот все его ближайшее окружения разве что шифровальщиков не нанимало, чтобы перевести почерк правителя. — что против одного Ласканца, пусть даже Великого Героя, не собираюсь отправлять что-то масштабнее того, что уже там находится.
— При всем уважении, Ваше Императорское Величество, но это безумие. Посмотрите сколько их там!
Шувер, с поклоном, положил на стол листок пергаментной бумаги, на котором была выведено всего одно число. Вот только цифр в этом числе было столько, что можно было усомниться в разумности человека, его написавшего.
Декой, во всяком случае, усомнился.
Но когда примерно, плюс минус пару миллионов, точно такое же число ему принесли еще три подразделения внешней разведки, он понял, что пришло время идти к Императору.
— Я в курсе, Декой, — Морган, даже не смотря на число, усилием воли отправил листок в одну из дальних кип бумаг.
Шувер, проводив короткий полет уставшим взглядом, решил, что к концу войны в кабинете появится еще как минимум два бумажных столба.
— Кто тебя отправил, Шувер? — Император дописал послание, положил его на специальный артефакт и на мгновение прикрыл глаза. Железный поднос, исписанный мириадами волшебных символов, вдруг вспыхнул, а когда погас — послания уже не было.
Магия пространства — немногие артефакторы были способны использовать её в своих изделиях. И только самые из могущественных адептов могли собрать достаточное количество силы, чтобы отправить объект сквозь пространство. Именно поэтому Моргану доставляли послание лично, а сам он — при помощи артефакта.
— Тарезы? Диносы? Или эти ушастые пережитки прошлого? — Морган откинулся на спинку кресла.
По его лбу скатилась капелька пота. Декой даже представить себе не мог, сколько энергии требовалось Императору, чтобы сотни раз на дню пронзать пространство своими посланиями, доставляя их в даже самые отдаленные уголки Дарнаса.
— Тарезы, — не стал отрицать Шувер. — там сейчас находиться старший наследник ублюдка Сальма.
— Ублюдок Сальм… — протянул Морган. Он стучал пальцами по столешнице и о чем-то размышлял. — Как же он уговорил тебя прийти ко мне с подобной просьбой?
— Старые долги, — пожал плечами Шувер. — Теперь их нет…
— Значит Тарезы, в ближайшее время, будут заняты твоими проверками… — снова, задумчиво, повторил Император. — И Тарез явно знал об этом, когда требовал от тебя долг таким образом. Двух зайцев, значит, убивает. Тебя отвлекает на самого себя, при этом напоминает мне о своем паршивце Имире.
Шувер и сам все это прекрасно понимал, но ни отдать долг не мог.
Подняв праву ладонь, он с облегчением наблюдал за тем, как исчезал один из многочисленных тонких шрамов, видимых лишь ему. Очередная клятва на крови была исполнена.
— Война, Шувер, уже у нашего порога. А как минимум три из семи аристократических клана, вместо того, чтобы служить мне опорой, лишь мутят воду, — Морган сцепил пальцы домиком и посмотрел прямо в глаза главе Тайной Канцелярии. — А может нам, пока военное положение, сократить поголовье буйных голов?
Декой вновь посмотрел за спину Императору.
— При всем уважении, мой Император, но…
— Да-да, — отмахнулся Морган. — ты опять не видишь дальше своего носа, мой драгоценный друг. Благо, из всех остальных, он у тебя самый длинный, именно поэтому ты и глава Тайной Канцелярии…
Шувер лишь поклонился. Его чувства не были задеты. По сравнению с такой акулой интриг, как Морган Бесстрашный, он даже мальком себя не чувствовал. Так — планктоном.
— Мы потеряли одного из сильнейших Великих Героев нашей страны, Шувер, — глаза Моргана были пропитаны сталью. — а Ласкан приобрел себе мальчишку, который владеет Истинным Королевством Парного Клинка. Чаша равновесия качнулась не в нашу пользу.
— Но…
— Но армия, которая стоит за спиной юнца, состоит только из мертвых. Я ни вижу ни одного живого Ласканского воина. А значит, старуха хочет просто выгодно разменять свою подгнившую пешку. И я не собираюсь отдавать под этот размен больше, чем могу себе позволить.
— А если кто-то из этих детей оставит там свои головы. Они ведь — элита! Из каждого, в будущем, мог бы получиться Великий Герой!
Морган пожал плечами.
— Не только Сальм умеет одним камнем нескольких зайцев бить, — туманно ответил Морган. — А теперь ступай, Шувер. Думаю, у тебя есть кем в данный момент заняться.
— Тарезы… — с этим словом на устах Декой поклонился, развернулся, а затем покинул кабинет.
Какое-то время Император Морган просидел в тишине, а затем повернулся к одному из пергаментных столбов.
— Ректор…
Бумажный столб завибрировал, пришел в движение, а затем опал осенними листьями. Вместо него на ковре кабинета стоял сухой старичок, опирающийся на простую трость.
— Ваше Императорское Величество, — поклонился он. — Вы вызывали меня.
— Да, — кивнул Морган. — Я бы хотел поговорить про Наставника Макина и его эксперименты.
Ректор бросил быстрый взгляд на пергамент, лежащий на столе Императора.
Печать корпуса Стражей резала ему глаза…

Глава 919

— Речной Змей! — клык-копье, сжимаемые в лапе Радужной Обезьяны, вспыхнул нежно зеленым светом.
До слуха бившихся поблизости живых адептов донеслись звука журчавшего весеннего ручья, внезапно обернувшегося грохотом ревущего горного потока. Десятки подобных потоков заструились между рядами наступающих мертвецов.
В каждом из потоков виднелись хищные очертания змеев, каждый из которых выглядел призрачной копией шеста-копья Эйнена. Они пронзали мертвецов сотнями, тысячами, десятками тысяч.
Струились на многие сотни метров, оставляя позади себя на земле широкие, крупные борозды, в которые вместо крови стекала могильная слизь и гной.
Мертвецы были не крепче плоти смертных — лишенные энергии и мистерий. Те полу-ржавые артефакты, в которые они были облачены, не могли их защитить от техник элиты молодого поколения адептов Дарнаса.
Всего одним выпадом и одной техникой Эйнен уничтожил десятки тысяч мертвых. Он превратил их кости в пыль, а доспехи и оружие в клочья порванного и растерзанного металла.
Но то пространство, что занимали эти тысячи, тут же заняли идущие следом.
— Молот Леса! — из-за спины Радужной Обезьяны вылетела Дора.
Закованная в тяжелые доспехи, она высвободила свой Дух. Символ, означавший Лес, вспыхнул позади неё. Одна лишь эта вспышка, разрастаясь зеленоватым ореолом, превратила стоявших на расстоянии в тысячу шагов мертвецов в сухие лианы. Те опутали идущих следом и, стягиваясь силками, крошили кост и корежили металл.
Когда же эльфийка ударила молотом о землю, то та дрогнула. Океанскими волнами, трескаясь и взрываясь каменными брызгами, она подкинула в воздух тысячи мертвецов, которых тут же накрыл очередной поток стрел, выпущенных стоявшим за много километровой линией укреплений легионом.
Они буквально стерли мертвецов, а затем очередным ковром устлали головы мертвецов. Но стрелы, кроме тех, в которые редкие лучники вкладывали энергию или технику, лишь пронзали артефактные доспехи, чтобы раздробить несколько костей и увязнуть в земле.
Мертвые, хромая, волоча ноги, с одной рукой или половиной тела, продолжали идти вперед.
До тех пор, пока они не были полностью уничтожены, пока не были стерты в пыль, им даже самые страшные ранения не мешали продвигаться вперед.
После первой же земляной волны, созданной молотом Доры, из трещин, жадно пожиравших падающих в них мертвецов, поднимались стволы деревьев.
Пропитанные невероятным количеством энергии, дарованной Доре её Духой, они крошили мертвецов в порошок. Если Эйнен одной техникой, скорее предназначенной для дуэлей с другими равными или превосходящими по силе адептами, уничтожил несколько десятков тысяч, то Дора стерла в порошок уже почти сотню тысяч мертвых.
Одним ударом молота она вырастила полосу волшебных деревьев, кроны которых напоминали молот, простиравшуюся едва ли не на десять километров в ширь и на десяток метров в глубину.
Но Дора на этом не закончила.
Оттолкнувшись от земли, оставив позади себя воронку, она подлетела к первому ряду ею же созданный деревьев и обрушила на них удар молота.
— Падение Леса! — прозвучало название техники.
Удар молота по первому из деревьев тут же создал цепную реакцию. Каждое из титанических растений, охват ствола которого поражал воображение, вдруг задрожало, а потом будто бы взорвалось изнутри. Ворох щепок и листьев — вот вот что дора превратила свое же заграждение.
Она замахнулась молота и многотонный океан острых щепок и листьев повторил движения её молота. Он качнулся в небе, затем сжался так плотно, что стал походить на исполинский молот.
Шириной древа в десять метров, а длинной почти в километр. Сам же ударный набалдашник выглядел почти так же массивно, как небольшой город смертных.
— ЩИТЫ! — взревел Эйнен.
Единственный из всех, кто стоял вокруг, он знал, на что была способна лучшая из убойных движений Доры. В отличии от Эйнена, практически все её техники были направлены на поражение как можно большего количества противников.
Будто с самого рождения Дора готовилась к войне и выбирала для изучения лишь то, что могло уничтожить целую армию.
— А-А-А-А-А! — закричала эльфийка.
Из её глаз и носа потекли кровавые дорожки. Напряжение, которое выдерживала Дора, когда над ней навис деревянный молот, видимый невооруженным глазом даже из столицы, было просто невероятным.
Эйнен, шепча слова заклинания, выставил перед собой щит черепашьего панциря. Направив в него половину от своего запаса энергии, он смог создать призрачный, но плотный панцирь, укрывший собой площадь в несколько километров.
Остальную же сотню километров линии фронта защитила стена щитов легиона. Вышедшие вперед латники в тяжелых доспехах вонзили в землю ростовые щиты. Соединяя их в на хлест и направляя внутрь силу, они вырастили стену энергии. Будто огромный щит, который вонзил в почву невидимый гигант.
— Держать! — разнеслись над равниной крики командиров, усиленных волшебством и энергией.
Каждый из таких зычных кличей разлетался на огромные пространства и был слышен всем, без исключения.
Дора, не без труда, но подняла над собой собственный молот. И точно так же, вертикально, над ней замер и деревянный гигант.
Сперва показалось, будто это треснули доспехи, затем — что не выдержали кости самой эльфийки, но затем стало понятно, что сдалась земля под её ногами.
Разом, трещинами расползаясь по округе, почва под ногами Доры ухнула внушительной воронкой. А затем, с тем же ревом; с кровью, сочащейся сквозь сочленения доспеха, Дора обрушила свой удар на армию мертвецов.
Взрывом назвать произошедшее было бы неуважением к технике бывшей старшей наследнице клана Зеленого Молота и лестью к слову “взрыв”.
Огромный молот, площадью пусть может и не с весь смертный город, но с его небольшой район, ударил о головы мертвецов. Разом, еще до того, как он их коснулся, одного лишь его давления хватило, чтобы превратить в пыль почти сорок тысяч мертвецов.
Когда же молот, все же, ударил по уже просевшей и пустой земле, то трещины шириной в несколько крестьянских телег, мгновенно расползлись на многие километры.
Дождем в них падали мертвецы. Земля вновь, пусть и с “кровавой”, но радостью принимала тех, кого у неё забрали против её воли.
Ударная волна, дотянувшаяся до небес и разбившая десятки кораблей-призраков, разлетелась на полсотни километров вглубь армии мертвых.
По щитам армии дотянулось эхо. Теперь уже закричал и Эйнен с солдатами, когда те удерживали на своих щитах остатки ударной волны.
Она крошила кости поднятых скелетов, корежила плоть тех, кто умер не так давно. Ломала доспехи, будто те были выкованы не из волшебных сплавов стали, а из простой, даже не обожжённой глины.
Но даже не это было главной мощью техники.
Деревянный молот, созданный из спрессованных щепок, вновь разлетелся ворохом коричневой древесины. Облаком древесных кинжалов он накрыл собой площадь, которую сложно было окинуть взглядом не поворачивая при этом головы. И все, что оказалось внутрь этого облако, оказалось стерто даже меньше, чем в пыль.
На мгновение, когда все стихло, солдаты выдохнули с облегчением. Вместо моря мертвецов они увидели перед собой пусть и пострадавшую, покрытую костяной пылью, изорванными доспехами и трещинами, но родную землю.
— Дора! — Эйнен, убрав щит, сорвался в рывке.
Он успел подхватить Дору еще до того, как та упала на землю. Девушка явно ослабла, так же островитянину пришлось самостоятельно класть ей в рот несколько пилюль.
Розовый цвет сменил бледность лица эльфийки, а кровь, струящаяся по щекам и губам, будто бы втянулась обратно в тело.
Марнил открыла глаза и, поблагодарив возлюбленного кивком, встала на ноги.
— Ты в порядке? — спросил Эйнен, все еще находящийся внутри Радужной Обезьяны.
— Теперь — да.
Рядом прозвучал шелест тряпичных одежд.
— Кажется, в нашем маленьком соревновании, малышь Том, — Карейн отряхнул клинок от слизи и гнили. — победил третий человек… ну или не совсем человек.
— Думаю…
— Думаю, — перебила Рекка. — что армия здесь стоит не даром, а у вас еще будет возможность померяться силами.
Геран указала одним из клинков на линию холмов, закрывавших горизонт. Оттуда, маршем, спускался очередной океан мертвецов.
Дора молча опустила забрало шлема и подняла молот.
— Пушки! — Карейн поднял в воздух кулак. — ЗАЛП!

Глава 920

— Большой! Большой! Ты опять к нам пришел!
Хаджар посмотрел себе под ноги. Только что он очнулся среди пусть и высокой но простой травы заливного луга, как оказался стоящим в центре луга, но уже совсем другого.
По небу, только что чистому и ясному, плыли кучевые. Они отбрасывали причудливые тени, уж слишком сильно похожие на очертания разнообразных волшебных, и не очень, зверей и птиц.
Трава, недавно высокая и дикая, теперь была низкой, ровной, кем-то очень заботливо подстриженной и разукрашенной в самые невероятные краски.
Правда стоило лишь приглядеться, как становилось понятно, что это вовсе не трава разноцветная, а такое множество растущих в ней цветов.
Музыка, легкая и тонкая, заструилась по воздуху. Послышались звенящие колокольчиками детские голоса. Ветер, дувший, казалось, со всех четырех сторон света, трепал волосы Хаджар и качал его простые свободные одежды.
Серый плащ, откуда-то взявшийся за спиной Хаджара, сливался с тенями от облаков.
Бутон, под ногами Хаджара распустился и на вершине цветка оказалась маленькая девушка. Круглое лицо, половину которого занимали черные, как смоль, миндалевидные глаза.
Позади трепыхались две пары крыльев, точь в точь похожих на те, что у бабочек.
— Прекрасный цветок, — Хаджар опустился на корточки и протянул к бутону палец. — рад снова тебя приветствовать.
— Привет, Большой! — миниатюрная девочка в цветочном платьице, по цвету повторяющим бутон, на котором она сидела, обхватила подушечку пальца Хаджара. Но тот почувствовал касание вовсе не чьей-то плоти, а легкую ласку нежного лепестка. — Тебя так долго не было, что я подумала, что ты заблудился в мире смертных! А там скучно!
— Скучно… — вторил её хор смеющихся девичьих голосов. — Очень скучно…
— А еще, — маленькое создание надуло щечки и скрестило ручки на груди. — они нас постоянно топчат, срывают и ломают.
— Смертные плохие… смертные плохие…
Цветы, прямо на глазах Хаджара, начали закрываться бутоны и буквально втягиваться внутрь земли, исчезая под покровом стремительно растущей ввысь травы.
— Постой, — Хаджар, используя все свои актерские навыки, состроил как можно более печально-потерянное лицо. — Мне опять нужна твоя помощь, прекрасный цветок?
Лепестки, которые уже почти сложились в бутон, дрогнули и слегка приоткрылись. Изнутри показалось личико маленького создания.
Блеснули на солнце маслянистые, черные глазища.
— А я действительно так красива, как ты говоришь?
Хаджар кивнул.
— Я прошел многие километры пыльных дорог, о прекрасный цветок. Но нигде и никогда не видел цветка, который был бы красивее тебя.
Создание нахмурилось. У него (или неё) не было бровей, так что это выглядело особенно странно.
— Ты врешь, — вдруг засмеялось оно. — ты видел создание, которое считаешь самым прекрасным! Ты врешь, Северный Ветер.
— Врешь… — разлеталось смеющееся, но стихающее эхо звенящих голосков. — Врешь… врешь…
— Создание? Какое еще созд…
— Но врешь сладко, — цветок перебил Хаджара. — слаще, чем мед, который пчелы делает из наших слов. Так что я помогу тебе еще раз, Северный Ветер. Но знай — трижды помогу и спрошу плату.
Эти, казалось бы, простые слова — “трижды помогу и спрошу плату” внезапно въелись Хаджару в те остатки души, что еще теплились в его теле. Это было сродни клятве на крови, только с той лишь разницей, что он её не приносил.
В Мире Духов, как говорил Степной Клык, нужно было внимательно следить за каждым своим словом и делом. Никогда не брать ничьих даров, до тех пор, пока не было трижды озвучены, что это безвозмездный подарок. И не просить услуг до тех пор, пока не будешь уверен, что сможешь их оплатить.
И это были лишь первых два и самых важных правила путешественника в Мире Духов.
— Задавай свой вопрос, большой, — продолжало смеяться существо. — только помни, что если…
— Вопрос будет слишком большой, то раздавит тебя, — закончил за цветок Хаджар.
— Именно так, — надулась миниатюрная… кто-бы-оно-ни-было. — вы, Большие, постоянно обижаете нас — тех кто меньше. То ногой наступите, то вопрос зададите, то сорвете в подарок. А самый важный подарок в руки взять нельзя!
Хаджар все это время смотрел в темные глаза создания. Они затягивали его внутрь. Бездонные на такие теплые колодцы, обещающие подарить тепло и уют. Окутать его заботливой, ненавязчивой лаской, погрузить в теплую негу — греться под лучами солнца и прятаться в уюте, когда на небосклон поднимается прекрасная царица ночи.
Хаджар вздрогнул.
Он стоял в центре моря цветков, на бутоне каждого из которых сидело вовсе не безобидное существо, а клыкастая, зубастая тварь. Размером с палец, они имели непропорционально большой рот, в который могло бы уместиться целое яблоко. Если бы, сперва, уцелело от острых, сверкающих клыков.
— Проклятье… — Хаджар резко поднялся, но ему хватило ума и сноровки не сдвинуться при этом ни на миллиметр. Он не хотел проверять что будет, если он заденет ногой хоть один из цветков.
— Большой ругается! — засмеялось существо, с которым Хаджар вел беседу. — Большой испугался!
Так же, как существа в цветках показали свои клыки, так же они и вернулись к прежним обликам безобидных, красивых созданий.
— Теперь ты знаешь чуть больше, чем раньше, Большой, — существо, держась за живот и хлопая крылышками, каталось со смеху в своем бутоне. Отсмеявшись и выпрямившись, оно вновь посмотрело в глаза Хаджару. А когда тот их отвел, со смешком добавило: — Задавай свой вопрос.
— Мне нужно найти того, кто подскажет, где мне отыскать то, что я ищу.
Существо вновь нахмурилось, а потом засмеялось.
— Ты научился задавать легкие вопросы, Большой. Это хорошо! Очень хорошо! — постучав пальцам по губам, существо взмахнуло крылышками и закружилось над бутоном. — Скажи мне, Большой, то что ты ищешь, оно большое и ли маленькое?
— С меня ростом.
— Значит большое… а важное или нет?
Хаджар задумался. Вопрос явно был с подвохом. Как, собственно, все в Мире Духов.
— Так же важно для меня, как и я сам.
Существо снова засмеялось. Ему вторило эхо такого же смеха, музыкой разливающегося по воздуху.
— В твоей голове опилки хрустят от мыслей, Большой!
— Опилки… — кружились вокруг другие существа. — Опилки…
— Я подскажу тебе второй раз, Большой. Третий — и плату спрошу, — существо подлетело к лицу Хаджару и опустилось тому на кончик носа. — Ты ищешь большое и важное, тебе помогут старцы. Отправляйся к бабушке, которая одним помощь, другим погибель. Только бабушка сможет тебе помочь — будь с ней вежлив и ласков, но не забывай про законы нашей страны.
— Бабушка? — переспросил Хаджар. — Постой, что за бабушка?
Цветы поспешно исчезали в траве, а та все поднималась и поднималась. Дотягиваясь сперва до коленей Хаджара, а потом и вовсе начала щекотать ему живот.
— Что за бабушка?! — закричал он, но ответом стала лишь тишина.
Хаджар начал отмахиваться от все растущей травы, но мистерии меча и энергия покинули его. Простой смертный против ожившей травы, которая резала ему руки, лицо, шею, ноги и все это сопровождал детский смех невидимых существ.
— Цветочек соберу, — вдруг расслышал не видящий ничего, кроме острой осоки, Хаджар. — Внучке подарю, в волосы вплету, слово прошепчу, внучка в лес пойдет…
— Прости нас бабушка!
А затем все стихло.
Хаджар, в изрезанной одежде, покрытый жгучими, глубокими царапинами, стоял на опушке простого хвойного леса.

Глава 921

Перед ним стояла избушка. Самая простая, но ладная и ухоженная. Было видно, что живут в ней круглый год. У крыльца сидел старый пес. Размахивая хвостом, он лениво отгонял снующих вокруг мошек.
Под скатом крыши покоилась пузатая бочка, заполненная дождевой водой. Качался на ветру черпак, повешенный к ней за гвоздь.
На заборе сидел толстый, пушистый, черный кот. Желтыми глазами он следил за хвостом пса и, видимо, воображал что это игравшаяся с ним добыча.
Но, несмотря на всю ладность избушки, забор был слегка покосившимся, крыльцо явно давно не знало ни морилки, ни смолы, да и пара ступеней прогнили настолько, что взбираться по ним — все равно что в лотерею играть.
Провалишься, сломаешь ногу или нет — бабка надвое сказала.
Кстати о бабках.
Подойдя по тропинке, вытоптанной в ржаном поле (куда подевался заливной луг с травой — кто знает), Хаджар оказался около калитки. Как и все вокруг, некогда она была могла восхищать посетителей резным убранством, но сейчас даже не закрывалась. Щеколда, как и смыкающая скоба, лежала на заборе.
Кто-то бы, может, и зашел внутрь без спроса. Но не Хаджар. В мире было не так много законов, которые он всегда соблюдал. И, один из таких — закон гостеприимства.
Чужой дом — чужая крепость. Войти в ней без приглашения, все равно что прийти к человеку с войной.
Хаджар поднял с земли отвалившийся колокольчик и позвонил в него.
После первого раза пес перестал размахивать хвостом и поднялся на лапы. Он низко, тихо зарычал, а испуганные мошки разлетелись кто куда.
После второго, кот, очнувшись от полудремы, зашипел и дыбом вскинул хвост.
Только после третьего звякнули старые, несмазанные дверные петли избушки и из горницы вышла крепко сбитая бабушка. Невысокого роста, полная в теле, но когда-то, очень давно, красивая. От былой красоты остались правильные черты лица, тугая, толстая коса седых волос, свисавшая через плечо до самых коленей.
Темные, почти черные глаза бабушки сияли теплотой, но в то же время — строгостью. Не напускной, а сопряженной с гордостью, которой обладает каждая женщина, которая видела жизнь.
Знающая себе цену, пережившая несколько сильных мужских обид и ставшая такой, что только обладающий крепкой волей и стержнем может найти с ней общий язык.
Она вытирала руки о простой передник, защищавший от муки крестьянское, свободное платье.
— Пошутили над тобой цветы, путник, — бабушка улыбнулась. Несмотря на возраст, зубы у неё были все на месте и имели белоснежный цвет. — Проходи, не стой за калиткой.
— Не помешаю? — спросил Хаджар. — Если я пришел не ко времени, бабушка, я могу и потом. Мне не к спеху.
Улыбка на лице хозяйки стала только шире.
— Врешь, а не краснеешь. Как не к спеху, если я вижу, что времени у тебя почти и нет. Проходи. Дела свои потом доделаю. Хоть лес и рядом, но, надеюсь, не сбегут. Проходи, не стой.
Хаджар благодарно кивнул и, положив колокольчик туда же, откуда и взял, коснулся калитки. Он толкнул её, но та, с виду хлипкая и легкая, не сдвинулась ни на дюйм.
— Проходи же, — улыбка из добродушной превратилась в какую-то, пусть и немного, но жуткую. — Не заставляй ждать, путник.
— Конечно, бабушка, — кивнул Хаджар.
Больше не сомневаясь в том, что это далеко не простая избушка и не самая обычная бабушка (хотя, в Мире Духов такие вообще вряд ли водились) он всем весом навалился на калитку. Петли заскрипели, тяжело, тихонько, но калитка пошла вперед.
Хаджар, тяжело дыша, шарами надувая щеки, краснея от натуги, всем весом тащил её вперед. Пес продолжал глухо рычать, а кот шипеть. Хаджар же ощущал, как натягиваются жилы, как скрипят его мышцы, которые едва ли не кости перетирали от натуги. Сами же кости тоже вибрировали не хуже натянутого до упора лука.
Наконец калитка отворилась, а сам Хаджар едва устоял, чтобы кубарем не влететь во двор.
— Силен, путник, — хлопнула ладонями бабушка. — Люблю сильных. Спасибо, что поле мне вспахал, а теперь пойди — умойся водой дождевой, напеясь вдоволь, а потом в дом проходи. Сильных люблю, а вот потных — не очень.
— П…о…л…е? — тяжело дыша, с каждым вздохом захватывая все больше воздуха, переспросил Хаджар.
Согнувшись в три погибели, вытирая краем плаща льющийся со лба и груди пот, упираясь ладонями в колени, сплевывая слюной, он развернулся посмотреть на ржаное поле.
Едва ли минуту назад он подходил к избушке, когда вокруг был конец сбора урожая. Налитые жизнью колоски поднимались к небу и только и ждали, когда их соберут и превратят сперва в крепкую муку, а затем в пышный хлеб.
Теперь же позади Хаджара простиралось только-только вспаханное поле.
— Как такое возм…
Острая боль ударила по ладоням Хаджару. Он поднял их к лицу и увидел характерные мозоли. Рядом с ним лежал, поваленный на землю, простой, ручной плуг, которым бедные крестьяне, лишенные возможности позволить себе лошадь или мула, вспахивали землю.
Калитка, закрывшаяся за спиной Хаджара, звенела колокольчиком и выглядела так же, как и должна была. Ладная, справная, украшенная резьбой с крепкой, надежной щеколдой.
Совсем не та рухлядь, которую увидел Хаджар по первости.
— “В мире смертных мы смотрим глазами и слушаем ушами, Северный Ветер“ — прозвучали в голове слова Степного Клыка. — “Но в мире духов, там где нас ждут праотцы, у нас нет ни глаз, ни ушей. Лишь душа и сердце. Смотри душой, а слушай сердцем, Северный Ветер.”
— Смотри душой, — проворчал Хаджар. — легко сказать.
Игнорируя кота и пса, он подошел к бочке с водой. Только недавно он видел, что она была заполнена свежей дождевой водой. Теперь же она выглядела как затхлая, покрытая плесенью и тиной, вонючая жижа, в которой разве что лягушки не квакали.
— Не нравится моя вода, путник? — выглянула из горницы бабушка. — Могу другую предложить, — она протянула кувшин, пахнущий чистейшей, родниковой водой. — Возьми. Умойся. Освежись.
Хаджар, едва не теряющий сознание от вони, доносящийся из бочки, сжал зубы.
— Нет, бабушка, — покачал он головой. — Хозяин гостю всегда лучшее предложит, а гость — никогда радушного хозяина не обидит.
Хаджар снял с крючка черпак и, зачерпнув им жижу, закрыл глаза и вылил себе на голову. Ожидая худшего, он внезапно почувствовал как его раны затягиваются под остужающими, ледяными ласками чистейшей воды, которую он когда-либо ощущал на себе.
Открыв глаза, Хаджар вновь увидел ту же бочку, что и прежде.
— Раздевайся, путник, — бабушка подошла к Хаджару. В руках у неё вместо кувшина покоилась небольшая бельевая корзина. — Ты поле мое вспахал, я одежду тво в благодарность постираю. Пыльная она уже. Старая. Столько дорог ты в ней исходил, а сберег. Не дело, чтобы она в моей воде пропала.
На этот раз Хаджар не стал спорить. Руководствуясь все теми же законами гостеприимства, он, без всякого стеснения, разделся до гола и, сложив одежду, положил её в корзину.
Бабушка окинула его цепким взглядом. Но таким, каким обычно врач осматривает пациента, а не женщина голого мужчину.
— Потрепало тебя, путник… Но ты полезай, остудись. Отдохни немного, а потом в дом ко мне заходи. Я уже чайник поставила.
— Спасибо, бабушка, — поклонился Хаджар и, развернувшись, перелез через край бочки.
Стоило ему только погрузиться внутрь, как он мгновенно закрыл глаза от той неги, что растеклась по его телу. Раны, оставленные острой осокой, тут же затянулись. А затем, казалось, начали затягиваться и другие, куда более глубокие и страшные. Шрамы не только на теле, но и на обрывке души. Они сглаживались, боль по ним стихала и унимался зуд.
Но, чем дольше Хаджар оставался в бочке, тем холоднее становилась вода и так, до тех пор, пока не начав стучать зубами, Хаджар не выпрыгнул наружу.
Если только что вокруг него раскинула объятья молодая, посевная осень, то сейчас он по голенище стоял в снегу.
Позади прозвучал хруст смыкающихся ледяных объятий. Вода, в бочке, промерзла до самого дна и превратилась в огромную ледяную глыбу.
— Одевайся, путник, — прозвучало из дома. — пока не продрог.
Хаджар, стуча зубами, стянул с веревки свою одежду, быстро в неё облачился и, перескочив через обветшалые ступени, оказался на крыльце.
Он уже едва не вошел в открытую дверь, как, опомнившись, постучал о косяк.
— Проходи, путник, — повторила бабушка. — по доброй воле проходи и собственным решением.
Эти слова, как и те, что произнес цветок, так же плотно въелись в душу Хаджару.
Вспомнив старые мамины сказки, он ответил:
— надеюсь на ваше гостеприимство, хозяйка, — и вошел внутрь.