Рядом с Челленджером стоял его владыка - царек человекообезьяньего
племени. Лорд Джон не преувеличивал: это была точная копия нашего
профессора с поправкой лишь на рыжую масть. Та же приземистая фигура, те
же массивные плечи и длинные руки, та же кудлатая борода, спускающаяся на
волосатую грудь. Разница сказывалась лишь в следующем: низкий,
приплюснутый лоб человекообезьяны представлял собой полный контраст
великолепному черепу европейца. Что же касается всего остального, то
обезьяний царек был настоящей карикатурой на профессора. На бумаге это описание занимает очень много места, но тогда я охватил всю картину в один миг и тут же отвлекся от нее, поглощенный драмой,
которая разыгрывалась у нас на глазах. Две человекообезьяны схватили
одного индейца и поволокли его к обрыву. Царек взмахнул рукой - это был
сигнал. Чудовища подняли человека за руки и за ноги и, раскачав, швырнули
его в пропасть. Сила взмаха была так велика, что несчастный описал дугу в
воздухе, прежде чем камнем полететь вниз. Вся обезьянья толпа, за
исключением часовых, бросилась к обрыву, замерла там в напряженном
молчании и вдруг разразилась ликующими криками. Обезьяны скакали, как
одержимые, размахивали длинными волосатыми руками и выли от восторга.
Потом они отхлынули от обрыва и построились прежним порядком в ожидании
следующей жертвы.
На этот раз настала очередь Саммерли. Двое часовых схватили его за
руки и грубо толкнули вперед. Он трепыхался и бился, как цыпленок,
которого тащат из курятника. Челленджер отчаянно зажестикулировал,
обращаясь к обезьяньему царьку. Он просил, умолял, заклинал пощадить его
товарища. Но обезьяна бесцеремонно оттолкнула своего двойника и замотала
головой. Это было ее последнее сознательное движение: грянул выстрел, и
рыжий царек мешком повалился на землю.
- Стреляй в толпу! Не жалей пуль, сынок! - крикнул мне лорд Джон.
В душе каждого, даже самого заурядного человека таятся неведомые ему
бездны. Я всегда славился своим мягкосердечием; стоны раненого зайца не
раз исторгали у меня горькие слезы. Но теперь меня обуяла жажда крови. Я
вскочил на ноги, я выпускал пулю за пулей сначала из одной винтовки, потом
из другой. Щелкал затворами, перезаряжая их, и все время кричал, не помня
себя от какого-то яростного восторга. Вдвоем, стреляя из четырех винтовок,
мы произвели страшное опустошение в рядах обезьян. Оба часовых,
приставленных к Саммерли, валялись мертвые, а он шел, пошатываясь, как
пьяный, и, видимо, не сознавал, что его освободили. Наши враги растерянно
метались по поляне, ничего не понимая, не зная, куда деваться от
неожиданно налетевшего на них вихря смерти. Они размахивали руками,
визжали, падали, спотыкаясь о трупы. Потом, повинуясь инстинкту, толпой
ринулись под защиту деревьев, и поляна, усеянная трупами убитых обезьян,
опустела. Посередине ее стояла только маленькая кучка пленников.
Быстрый ум Челленджера мигом оценил положение. Он схватил
ошеломленного Саммерли за руку и, таща его за собой, побежал к нам. Двое
часовых метнулись было за ними, но лорд Джон мигом уложил сначала одного,
потом другого, не потратив лишней пули. Мы выбежали из кустов навстречу
нашим друзьям и сунули каждому в руки по заряженной винтовке. Но тут
Саммерли совершенно обессилел. Он едва передвигал ноги. Между тем
человекообезьяны уже успели оправиться от страха. Они рассыпались среди
кустов, видимо, собираясь отрезать нам путь. Мы с Челленджером подхватили
Саммерли под руки, а лорд Джон прикрывал наше отступление, посылая пулю за
пулей в страшные оскаленные морды, то и дело выглядывавшие из кустарника.
Примерно с милю, а то и больше эти твари с оглушительным визгом
преследовали нас по пятам. Потом стали отставать, убедившись в нашем
превосходстве и не желая больше попадать под меткие пули лорда Джона.
Добравшись, наконец, до лагеря, мы оглянулись назад и убедились, что
теперь нас оставили в покое. По крайней мере так нам казалось, но это была
ошибка. Мы успели только завалить вход в лагерь, пожать друг другу руки и
в изнеможении растянуться у источника посреди поляны, как вдруг за оградой
послышались чьи-то быстрые шаги и сейчас же вслед за этим тихие жалобные
всхлипывания. Лорд Джон подбежал с винтовкой к завалу и выглянул наружу.
За оградой, уткнувшись лицом в землю, лежали четыре медно-красные фигурки
оставшихся в живых индейцев. Они дрожали от страха, но это не мешало им
молить нас о защите. Один из них встал, выразительно повел руками,
очевидно, желая сказать, что лес вокруг нашего лагеря полон опасностей,
потом упал лорду Джону в ноги и прижался лицом к его коленям.
- Это еще что такое? - воскликнул наш предводитель, в замешательстве
теребя усы. - Нет, в самом деле, как же нам быть с этой публикой? Вставай,
дружок, вставай, оставь мой сапог в покое.
- О них тоже надо позаботиться, - сказал Саммерли, набивая трубку. -
Вы всех нас вырвали из когтей смерти. Как это было сделано! Я просто
восхищаюсь вами.
- Изумительно! - воскликнул Челленджер. - Изумительно! Не только мы
лично, но и весь ученый мир Европы останется у вас в неоплатном долгу.
Скажу, не колеблясь, что гибель профессора Саммерли и профессора
Челленджера пробила бы весьма заметную брешь в современной науке. Вы и наш
юный друг заслуживаете всяческой похвалы.
Отеческая улыбка заиграла на губах Челленджера, но как бы удивился
ученый мир Европы, если б он узрел в эту минуту свое любимое детище, свою
надежду! Всклокоченные волосы, голая грудь, лохмотья. Оплот науки сидел,
зажав между коленями открытую консервную банку, и пальцами отправлял в рот
большой кусок австралийской баранины. Индеец взглянул на него, вскрикнул и
снова припал к ногам лорда Джона.
- Не бойся, малыш, - сказал наш предводитель, поглаживая черную
голову, жавшуюся к его коленям. - Челленджер, ваш вид привел индейца в
ужас. И я не нахожу в этом ничего удивительного. Успокойся, дружок, это
человек, такой же, как мы.
- Однако, сэр! - вскричал Челленджер.
- Ничего, профессор, вы должны благодарить судьбу, что она наградила
вас не совсем обычной внешностью. Если б не ваше большое сходство с
обезьяньим царьком...
- Довольно, лорд Джон Рокстон! Вы слишком много себе позволяете!
- Факт остается фактом.
- Прошу вас, сэр, переменить тему разговора! Ваши замечания
совершенно неуместны и к делу не относятся. Нам надо решить, что делать с
этими индейцами. По-видимому, придется доставить их домой. Но где они
живут? Вот вопрос.
- На этот счет можете не сомневаться, - сказал я. - Индейцы живут в
пещерах, по ту сторону центрального озера.
- Ах, вот как! Нашему юному другу известно, где находится их жилье.
Это, вероятно, не так близко отсюда?
- Миль двадцать, не меньше, - ответил я. Саммерли застонал:
- Я-то, во всяком случае, туда не доберусь. Вы слышите? Эти твари все
еще рыщут по нашим следам.
И действительно, из темной лесной чащи до нас донеслось далекое
верещание человекообезьян. Индейцы снова начали подвывать от страха.
- Надо уходить отсюда, и как можно скорее, - сказал лорд Джон. -
Юноша, вы поможете Саммерли. Индейцы понесут вещи. Ну, пошли, пока они нас
не заприметили.
Меньше чем за полчаса мы добежали до нашего убежища в кустах и
спрятались там. Взволнованные крики человекообезьян весь день доносились
до нас со стороны нашего форта, но сюда никто из них не добрался, и
усталые беглецы - и белые и краснокожие - наконец погрузились в долгий,
крепкий сон.
Вечером я почувствовал сквозь дремоту, что кто-то тянет меня за
рукав, и, открыв глаза, увидел перед собой Челленджера.
- Мистер Мелоун, насколько мне известно, вы ведете дневник и
рассчитываете со временем опубликовать его, - начал он весьма
торжественным тоном.
- Меня послали сюда в качестве репортера, - ответил я.
- Вот именно. Вы, вероятно, слыхали глупые намеки лорда Джона
Рокстона, что... что будто бы... есть некоторое сходство между...
- Да, слыхал.
- Мне незачем вам говорить, что опубликование подобного вздора... и
вообще малейшая вольность в изложении событий будут для меня чрезвычайно
оскорбительны.
- Я обещаю строго придерживаться фактов.
- Лорд Джон склонен предаваться всяким фантазиям, и ему ничего не
стоит как-нибудь по-своему объяснить то уважение, которое даже самые
некультурные расы питают к человеческому достоинству. Вам ясна моя мысль?
- Вполне.
- Так я полагаюсь на ваш такт, - сказал Челленджер и после долгой
паузы добавил: - А этот обезьяний царек был весьма незаурядным
существом... необычайно внушительная внешность и такой разумный! Не правда
ли?
- Весьма достойная личность, - ответил я.
И профессор, видимо, успокоившись, снова улегся спать.
===
Глава XIV. ЭТО БЫЛА НАСТОЯЩАЯ ПОБЕДА
Мы воображали, что наши преследователи, человекообезьяны, не
подозревают о существовании этого убежища в кустах, однако вскоре нам
пришлось убедиться в своей ошибке. В лесу стояло полное безмолвие- ни
звука, ни шелеста листьев... И все-таки прежний опыт должен был подсказать
нам, с какой хитростью и с каким терпением эти твари выслеживают свою
добычу и выжидают удобного случая для нападения. Не знаю, что мне сулит
судьба в дальнейшем, но вряд ли я буду когда-нибудь так близок к смерти,
как в то утро. Сейчас расскажу все по порядку.
Сон не помог нам восстановить силы после страшных волнений и
голодовки предыдущего дня. Саммерли был так слаб, что еле держался на
ногах, но с присущим ему упорством и мужеством не хотел признаваться в
этом. Мы созвали военный совет и решили посидеть здесь еще часа два,
подкрепиться завтраком, что было крайне необходимо, а потом отправиться в
путь через все плато и выйти к пещерам на тот берег центрального озера,
где, по моим наблюдениям, жили люди. Мы надеялись, что спасенные нами
индейцы замолвят за нас доброе слово, и рассчитывали на хороший прием со
стороны их соплеменников.
После такого путешествия Страна Мепл-Уайта еще больше приоткроет
перед нами свои тайны, и, выполнив возложенную на нас миссию, мы
сосредоточим все свои помыслы на том, как нам выбраться отсюда и снова
вернуться в мир. Даже сам Челленджер признавал, что цель нашей экспедиции
будет достигнута и что после этого долг обяжет нас как можно скорее
поведать всему цивилизованному миру о сделанных нами удивительных
открытиях.
Теперь мы могли повнимательнее приглядеться к спасенным индейцам. Они
были небольшого роста, мускулистые, ловкие, незлобивые на вид, с
правильным овалом лица, лишенного всякой растительности, и с гладкими
черными волосами, схваченными на затылке кожаным ремешком. Одежда их
состояла лишь из повязки на бедрах, тоже кожаной. Разорванные кровоточащие
мочки свидетельствовали о том, что в ушах у них были какие-то украшения,
которые остались в лапах их врагов - обезьян. Индейцы живо
переговаривались между собой на незнакомом нам языке, но мы все же поняли,
что их племя называется .аккала." Они произнесли это слово несколько раз
подряд, показывая друг на друга, потом замахали стиснутыми кулаками в
сторону леса и, дрожа от страха и ненависти, крикнули: "Дода! Дода!. (так,
очевидно, именовались у них человекообезьяны).
- Что вы о них скажете, Челленджер? - спросил лорд Джон. - Для меня
ясно только одно: вон тот юноша с выбритым лбом - их вождь.
И действительно, этот индеец держался особняком, а остальные
обращались к нему со знаками глубочайшего уважения, несмотря на то, что
все они были старше его. Гордость и независимость сквозили в каждом
движении юноши, и, когда Челленджер положил свою огромную лапищу ему на
голову, тот отпрянул от него, как пришпоренный конь, и, гневно сверкнув
черными глазами, отошел назад. Потом приложил ладонь к груди и, весь
преисполненный достоинства, несколько раз повторил слово .маретас."
Профессор, нимало не смутившись, схватил за плечо другого индейца и,
поворачивая его из стороны в сторону, как наглядное пособие, начал читать
нам лекцию.
- Развитый череп, лицевой угол и некоторые другие признаки говорят о
том, что это племя не может быть отнесено к низшей расе, - загудел он
своим звучным басом. - В расовой шкале мы должны отвести ему место впереди
многих других племен Южной Америки. Я твердо уверен, что здесь, на плато,
возникновение и развитие этого племени были бы невозможны. Но ведь и
человекообезьян отделяет огромная пропасть от сохранившихся здесь
доисторических животных. Следовательно, они тоже не могли появиться и
эволюционировать в Стране Мепл-Уайта.
- Откуда же они взялись? С неба, что ли, свалились? - спросил лорд
Джон.
- Этот вопрос, несомненно, вызовет горячие споры среди ученых Европы
и Америки, - ответил профессор. - Мое собственное толкование его -
правильное или неправильное, - при этих словах он выпятил грудь и с
высокомерным видом повел вокруг глазами, - заключается в следующем: в
здешних, весьма своеобразных условиях эволюция достигла стадии
позвоночных, причем старые формы продолжали жить и развиваться бок о бок с
новыми. Вот почему наряду с формами юрского периода здесь уживаются и
современный тапир - животное с весьма почтенной родословной, - и крупный
олень, и муравьед. Пока все ясно. Но вы спросите: а человекообезьяны, а
индейцы? Как научная мысль должна отнестись к их пребыванию на плато? На
мой взгляд, объяснение может быть только одно: они проникли сюда извне.
Очень возможно, что какие-то человекообразные обезьяны, существовавшие в
Южной Америке, перебрались в эти места еще в незапамятные времена и в
результате своей эволюции дали тот вид человекообезьян, отдельные
представители которого, - тут Челленджер посмотрел на меня в упор, -
обладают столь внушительной и благообразной внешностью, что при наличии
разума они могли бы украсить собой даже человеческую расу. Что же касается
индейцев, то это племя иммигрировало сюда с равнины в более поздние
времена под влиянием либо голода, либо преследований врага. Столкнувшись
здесь с невиданными доселе врагами, они укрылись в пещерах, о которых
рассказывал наш юный друг. Однако им, несомненно, приходилось бороться не
на жизнь, а на смерть с диким зверьем, в частности с обезьянами, кои не
желали примириться с вторжением человека и вели с ним беспощадную войну,
пуская в ход всю свою хитрость, а в этом они могут поспорить с любыми,
более крупными существами. Вот чем объясняется, на мой взгляд,
немногочисленность индейского племени. Итак, джентльмены, что вы теперь
скажете? Правильно я разгадал эту загадку, или у вас имеются какие-нибудь
возражения по существу?
Но профессору Саммерли было не до споров, и он только отчаянно
замотал головой в знак протеста. Лорд Джон поскреб свою лысеющую макушку и
отказался принять вызов Челленджера, мотивируя это тем, что он борец
другого веса и другой категории. Я же остался верен себе и перевел беседу
в более прозаический и деловой план, объявив, что один из индейцев куда-то
запропастился.
- Он ушел, - сказал лорд Рокстон. - Мы дали ему банку из-под
консервов и отправили за водой.
- В старый лагерь? - спросил я.
- Нет, к ручью. Это недалеко, вон за теми деревьями. Каких-нибудь сто
ярдов. Но этот малый, видимо, не торопится.
- Пойду посмотрю, что он там делает, - сказал я и, захватив винтовку,
пошел в лес, предоставив друзьям заниматься приготовлениями к скудному
завтраку.
Вам покажется опрометчивым с моей стороны, что я даже на такой
короткий срок решился покинуть наше надежное убежище в кустах, но ведь
обезьяний город был далеко, ведь враги потеряли наши следы, а, кроме того,
у меня была при себе винтовка. Но, как оказалось в дальнейшем, я
недооценивал коварство и силы чело-векообезьян.
Ручей журчал где-то совсем близко, хотя густые заросли деревьев и
кустарника скрывали его от меня. Я уже довольно далеко отошел от
товарищей, как вдруг в глаза мне бросилось что-то красное.
К моему ужасу, это оказался труп посланного за водой индейца.
Несчастный лежал скорчившись, и шея у него была так неестественно
вывернута, будто он смотрел вверх, через плечо. Я крикнул, предупреждая
друзей об опасности, подбежал к индейцу и нагнулся над ним... Вероятно,
мой ангел-хранитель был где-то совсем близко в эту минуту, ибо инстинкт, а
может статься, и шорох листьев заставили меня взглянуть вверх. Из густой
зеленой листвы, нависшей над моей головой, ко мне медленно тянулись две
длинные мускулистые руки, покрытые рыжими волосами. Еще секунда - и жадные
пальцы сомкнулись бы и вокруг моей шеи. Я отскочил назад, но эти руки
оказались еще проворнее. Правда, прыжок спас меня от мертвой хватки, но
одна лапа вцепилась мне в затылок, другая - в лицо, а потом, когда я
закрыл горло ладонями, - в пальцы.
Я почувствовал, что отделяюсь от земли, что голову мне отгибают назад
с непреодолимой силой... Казалось, еще секунда, и шейные позвонки не
выдержат. Мозг начинал затуманиваться, но я не отпускал этой страшной руки
и наконец оторвал ее от подбородка. Надо мной склонилась страшная морда с
холодными светло-голубыми глазами, беспощадный взгляд которых сковывал
меня, как гипноз. Бороться не было сил. Как только чудовище почувствовало,
что я слабею, в его огромной пасти сверкнули два белых клыка, и оно еще
сильнее стиснуло лапу, все больше запрокидывая мне голову. Перед глазами у
меня поплыли мутные круги, в ушах зазвенели серебряные колокольчики.
Где-то вдали послышался выстрел, я ударился о землю, почти не ощутив при
этом боли, и потерял сознание.
Очнувшись, я увидел, что лежу на траве в нашем убежище среди кустов.
Кто-то уже успел сбегать к ручью, и лорд Джон смачивал мне голову водой, а
Челленджер и Саммерли заботливо поддерживали меня с двух сторон. Увидев
перед собой их встревоженные лица, я впервые понял, что наши профессора не
только мужи науки, но и люди, способные на простые человеческие чувства.
Никаких телесных повреждений на мне не было. По-видимому, мой обморок был
вызван только сильным потрясением, ибо через полчаса я уже окончательно
пришел в себя, если не считать боли в затылке и в шее.
- Ну, дорогой мой, на сей раз вы были на волосок от смерти, - сказал
лорд Джон. - Когда я бросился на ваш крик и увидел, что этот зверь
откручивает вам голову и вы уже подняли все четыре лапки кверху, у меня
прежде всего мелькнула мысль: ну, нашего полку убыло! Я даже промахнулся
впопыхах, но все-таки обезьяна бросила вас и сразу же удрала. Эх, черт!
Дали бы мне сюда пятьдесят человек с ружьями, мы бы живо навели здесь
порядок - и следа бы не оставили от этой нечисти.
Теперь было совершенно ясно, что человекообезьяны каким-то образом
прознали о нашем убежище и не спускают с него глаз. Днем их можно было не
бояться, но что будет ночью? Они наверняка нагрянут сюда. Значит, надо
уходить, и чем скорее, тем лучше. С трех сторон нас окружала лесная чаща,
где на каждом шагу можно было нарваться на засаду, но с четвертой
начинался пологий склон, спускавшийся к центральному озеру, и там рос
низкий кустарник с редкими деревьями, перемежающийся кое-где открытыми
прогалинами. По этому склону я и шел один в ту ночь, и он вел прямо к
пещерам индейцев. Следовательно, сюда нам и надо было держать путь.
Единственное, о чем мы жалели, - это о нашем лагере, и не столько
из-за брошенных там запасов, сколько из-за негра Самбо, последнего звена
между внешним миром и нами. Впрочем, винтовки, были при нас, недостатка в
патронах тоже не ощущалось, так что некоторое время мы могли обойтись и
этим, а дальше, надо думать, представится возможность вернуться на старое
место и снова установить связь с нашим негром. Самбо твердо обещал не
бросать нас, и мы не сомневались, что он сдержит свое слово.
После полудня наша партия двинулась в путь. Впереди в качестве
проводника шел молодой вождь, с негодованием отказавшийся нести
какую-нибудь поклажу. За ним, взвалив на спину все скудное имущество
экспедиции, шагали два уцелевших индейца. Наша четверка с ружьями
наперевес замыкала шествие. Как только мы вышли из кустарника, безмолвная
доселе лесная чаща вдруг наполнилась диким воем человекообезьян, которые
не то ликовали, не то злорадствовали по поводу нашего ухода. Оглядываясь
назад, мы ничего не видели, но этот протяжный вой ясно говорил, сколько
врагов скрывалось за сплошной стеной зелени, обступившей нас со всех
сторон. Однако гнаться за нами обезьяны, по-видимому, не собирались, и,
выйдя на более открытое место, мы совсем перестали бояться их.
Я шел самым последним и невольно улыбался, глядя на своих товарищей.
Неужели это блистательный лорд Джон Рокстон, который не так давно принимал
меня в розовом великолепии своих апартаментов в "Олбени., устланных
персидскими коврами и увешанных по стенам картинами? Неужели это тот самый
профессор, который так величественно восседал за огромным письменным
столом в Энмор-Парке? И, наконец, куда девался тот суровый, чопорный
ученый, что выступал на заседании Зоологического института? Да разве у
бродяг, встречающихся на проселочных дорогах Англии, бывает такой жалкий,
унылый вид! Мы провели на плато всего лишь неделю, но смена одежды
осталась у нас внизу, а неделя эта была не из легких, хотя мне как раз не
приходилось особенно жаловаться, так как я не попал в лапы к обезьянам в
ту ночь. Оставшись без шляп, все мои товарищи повязали головы платками;
одежда висела на них клочьями, а слой грязи и небритая щетина меняли их
почти до неузнаваемости. Саммерли и Челленджер сильно хромали, я тоже еле
волочил ноги, еще не оправившись как следует от утреннего потрясения, и с
трудом ворочал шеей, одеревеневшей после мертвой хватки обезьяны. Да, мы
представляли собой весьма печальное зрелище, и меня нисколько не удивляло,
что наши спутники-индейцы то и дело оглядывались назад, взирая на нас с
недоумением и даже с ужасом.
Было далеко за полдень, когда мы вышли из зарослей к берегам озера.
Индейцы увидели его широкую гладь и с радостными возгласами замахали
руками, показывая нам на воду. Картина была в самом деле изумительная.
Прямо к тому месту, где мы стояли, неслась целая флотилия легких челнов.
Они были далеко, за несколько миль, но это расстояние так быстро
сокращалось, что вскоре гребцы разглядели, кто стоит на берегу.
Оглушительные вопли громовым раскатом пронеслись над озером. Вскочив с
мест, индейцы замахали веслами и копьями. Потом снова принялись грести и в
мгновение ока пролетели оставшееся расстояние, вытащили челны на отлогий
песчаный берег и с приветственными кликами распростерлись ниц перед
молодым вождем. Вслед за тем из толпы выступил пожилой индеец с ожерельем
и браслетом из крупных блестящих стекляшек и в наброшенной на плечи
великолепной пятнистой шкуре, отливающей янтарем. Он подбежал к юноше,
нежно обнял его, потом посмотрел в нашу сторону, спросил что-то и, подойдя
к нам, без всякого подобострастия, с большим достоинством обнял всех нас
по очереди. По одному его слову остальные индейцы в знак уважения
склонились перед нами до земли. Мне лично было не по себе от такого
раболепия, лорда Джона и Саммерли оно, по-видимому, тоже смутило, зато
Челленджер расцвел, как цветок, согретый солнцем.
- Может быть, эти туземцы недалеко ушли вперед в своем развитии, -
сказал он, поглаживая бороду и оглядывая распростертые перед нами тела, -
но кое-кому из просвещенных европейцев следовало бы поучиться у них, как
вести себя в присутствии высших существ. Подумать только, до чего
безошибочен инстинкт первобытного человека!
Судя по всему, индейцы выступили в боевой поход, потому что, кроме
копий из длинного бамбука с костяными наконечниками, каждый из них имел
при себе лук и стрелы, дубинку или каменный топор у пояса. Мрачные,
злобные взгляды, которые они кидали в сторону леса, откуда мы вышли, и
частое повторение слова .дода. свидетельствовали о том, что целью этого
похода было либо выручить сына старого вождя (мы догадались об их
родстве), либо отомстить за его смерть. Теперь все они расселись на
корточках в кружок и держали военный совет, а мы поместились поодаль на
базальтовой глыбе и стали наблюдать за происходящим. Первыми говорили
воины, а потом к своему племени с горячими словами обратился и наш юный
друг. Речь его сопровождалась столь красноречивой мимикой и жестикуляцией,
что мы поняли ее всю, точно этот язык был знаком нам.
- Стоит ли возвращаться сейчас домой? - говорил он. - Рано или поздно
мы должны будем пойти на это. Наши братья убиты. Что из того, что я
остался жив и невредим, когда другие погибли? Кто из вас может быть
спокоен за свою жизнь? Сейчас мы все в сборе. - Он показал на нас. - Эти
пришельцы - наши друзья. Они великие воины и так же, как и мы, ненавидят
обезьян. Им повинуются громы и молнии. - Тут он воздел руку к небу. -
Представится ли когда-нибудь другой такой случай? Пойдемте же вперед и
либо умрем, либо завоюем себе спокойную жизнь, и тогда нам не стыдно будет
вернуться к нашим женщинам.
Маленькие краснокожие воины жадно слушали своего вождя, а когда он
кончил, разразились восторженными криками, и все как один взметнули копья
в воздух. Его отец спросил нас о чем-то, показывая в сторону леса. Лорд
Джон знаком предложил ему подождать и обратился к нам.
- Ну, решайте каждый сам за себя, - сказал он. - Я лично не прочь
свести счеты с этими обезьянами, и если дело кончится тем, что они будут
стерты с лица земли, то эта самая земля только похорошеет после такой
операции. Я пойду с нашими новыми друзьями и не оставлю их до победного
конца. А вы что скажете, юноша?
- Конечно, я с вами!
- А вы, Челленджер?
- Можете рассчитывать на мою помощь.
- А вы, Саммерли?
- Мы все дальше и дальше отклоняемся от цели нашей экспедиции, лорд
Джон. Уверяю вас, я вовсе не для того покинул профессорскую кафедру в
Лондоне, чтобы возглавлять набег краснокожих на колонию человекообразных
обезьян.
- Да, в самом деле, как мы низко пали! - с улыбкой сказал лорд Джон.
- Но ничего не поделаешь, так уж вышло. Ну, мы ждем вашего ответа.
- Это весьма сомнительное предприятие, - не сдавался Саммерли, - но
если вы все идете, мне не остается ничего другого, как следовать за вами.
- Значит, решено, - сказал лорд Джон и, повернувшись к старому вождю,
утвердительно кивнул и похлопал ладонью по винтовке.
Старик пожал всем нам руки, а его соплеменники разразились еще более
восторженными криками.
Выступать в поход было уже поздно, и индейцы наскоро разбили лагерь.
Повсюду загорелись, задымили костры. Небольшая группа ушла в джунгли и
вернулась, гоня перед собой молодого игуанодона, у которого тоже сидела
асфальтовая нашлепка на плече. Один индеец подошел к нему и распорядился,
чтобы его прирезали, и мы только тогда поняли, что огромные игуанодоны
являются собственностью туземцев, все равно как у нас рогатый скот.
Следовательно, загадочные асфальтовые пятна были всего-навсего чем-то
вроде клейма или тавра. Эти тупые травоядные существа, наделенные
крохотным мозгом, отличаются такой беспомощностью, несмотря на свои
огромные размеры, что с ними может справиться и ребенок. Не прошло и
нескольких минут, как игуанодона освежевали, и куски мяса уже
поджаривались на кострах вместе с какой-то крупночешуйчатой рыбой, которую
индейцы наловили в озере, пустив в ход копья вместо острог.
Саммерли лег на отмели и заснул, а мы втроем отправились бродить по
берегу озера, горя желанием узнать как можно больше об этой диковинной
стране. Раза два на нашем пути попадались ямы с такой же синей глиной, как
на болоте птеродактилей. Эти недействующие вулканические кратеры почему-то
очень интересовали лорда Джона. Челленджер тоже нашел нечто достойное его
внимания- это был сильно бивший грязевой гейзер, струи которого так и
кипели пузырьками, выделявшими какой-то неведомый нам газ. Челленджер
опустил в гейзер полую тростинку, поднес к ней спичку и, точно школьник,
закричал от радости, когда подожженный газ взорвался и запылал синим
огнем. Потом он приладил к тростинке кожаный кисет, наполнил и его газом и
запустил в воздух. Этот эксперимент привел профессора в еще больший
восторг.
- Горючий газ! Да какой - легче воздуха! Теперь я уверен, что в нем
содержится значительное количество свободного водорода. Подождите, друзья
мои! Джордж Эдуард Челленджер еще не исчерпал всех своих возможностей!
Великий ум всегда заставляет природу служить себе. Вы еще убедитесь в этом
собственными глазами! - Он горделиво выпятил грудь, но так и не поделился
с нами своими тайными замыслами.
Что касается меня, то берег казался мне малоинтересным по сравнению с
самим озером. Появление индейцев и шум стоянки распугали все живое в его
окрестностях, и ничто не нарушало тишины, стоявшей вокруг нашего лагеря,
если не считать нескольких птеродактилей, которые парили высоко в небе,
высматривая падаль. Но розоватые воды центрального озера жили своей
жизнью. Чьи-то огромные аспидно-черные спины и зубчатые плавники то и дело
взметали серебряные брызги над водой и снова исчезали в глубине. Песчаные
отмели кишели какими-то уродливыми существами - не то огромными
черепахами, не то ящерицами, и среди них нам особенно бросилось в глаза
одно чудовище. Плоское, словно лоскут кожи, оно подергивалось всей своей
поверхностью, отливавшей жирными бликами, и медленно ползло по песку.
Время от времени из воды вдруг вырастали головы каких-то змееподобных
существ, которые, грациозно извиваясь, плыли будто в воротничке из пены и
с таким же пенящимся шлейфом позади. Но, как оказалось, это были совсем не
змеи. Одно такое существо вылезло на песчаную отмель недалеко от нас, и мы
увидели, что длинная шея переходит у него в цилиндрическое туловище с
огромными перепончатыми плавниками. Челленджер и Саммерли, уже
присоединившиеся к нам, себя не помнили от восторга и удивления.
- Плезиозавр! Пресноводный плезиозавр! - воскликнул Саммерли. - И я
вижу его собственными глазами! Мой дорогой Челленджер, кто из зоологов
может похвалиться таким счастьем?
Наступила ночь, костры наших краснокожих союзников уже зардели в
темноте, когда нам наконец удалось увести обоих профессоров от
околдовавшего их первобытного озера. Но, даже лежа на берегу далеко от
воды, мы продолжали слышать всплески и фырканье исполинов, обитавших в его
глубине.
С первыми рассветными лучами весь лагерь был уже на ногах, и час
спустя мы выступили в наш беспримерный поход. Я часто мечтал дожить до той
минуты, когда меня пошлют военным корреспондентом на фронт. Но какой
мечтатель мог бы представить себе кампанию, подобную той, которую судьба
послала на мою долю! Итак, приступаю к своему .первому донесению с театра
военных действий."
За ночь наши силы пополнились новыми отрядами туземцев, так что к
утру у нас насчитывалось уже до четырехсот-пятисот воинов. Вперед были
высланы разведчики, а за ними сомкнутой колонной двигались главные силы.
Мы поднялись по отлогому склону, поросшему кустарником, и вышли к
джунглям. Копьеносцы и лучники рассыпались неровной цепью вдоль опушки.
Рокстон и Челленджер заняли места на правом фланге, я и Саммерли - на
левом. Итак, мы, вооруженные по последнему слову оружейной техники, вели в
бой дикую орду каменного века.
Противник недолго заставил себя ждать. Лесная чаща огласилась
пронзительным воем, и свора человекообезьян, вооруженных камнями и
дубинками, ринулась в самый центр наступающих индейцев. Это был смелый, но
довольно бессмысленный маневр, ибо неуклюжие, кривоногие твари не могли
тягаться с ловкими, как кошки, туземцами. Страшное зрелище предстало нашим
глазам: разъяренные обезьяны с пеной у рта, бешено сверкая белками,
бросались на своих изворотливых врагов, стрелявших в них из луков. Мимо
меня с ревом пронеслось огромное чудовище, грудь и бока которого были
утыканы стрелами. Я сжалился над ним и выстрелил - оно рухнуло замертво
среди кустов алоэ. Но больше мне не пришлось стрелять, так как атака была
направлена в самый центр цепи и индейцы отбили ее без нашей помощи. Из тех
обезьян, которые участвовали в этой вылазке, вряд ли хоть одна убралась
живой под защиту деревьев.
Но когда мы вступили в лес, дело приняло более серьезный оборот.
Отчаянный бой продолжался час с лишним, и временами мне казалось, что наша
песенка спета. Обезьяны выскакивали из чащи и укладывали своими дубинками
сразу по три, по четыре индейца, не дав им даже времени пустить в ход
копья. Удары их тяжелейших дубинок были сокрушительны. Один из них
пришелся по винтовке Саммерли, и от нее остались одни щепы. Еще минута - и
такая же участь постигла бы и его голову, но вовремя подоспевший индеец
пронзил копьем замахнувшегося на Саммерли врага. Обезьяны, забравшиеся на
деревья, швыряли в нас камнями и огромными сучьями, некоторые прыгали
вниз, в самую гущу свалки, и дрались с ожесточением, до последней капли
крови. Индейцы дрогнули, и если б не огонь наших винтовок, наносивший
огромный урон противнику, ничто не удержало бы их от бегства. Однако вождь
снова собрал своих воинов и с такой стремительностью повел их в атаку, что
теперь уже приходилось отступать обезьянам. Саммерли был обезоружен, но я
выпускал пулю за пулей, а с правого фланга тоже доносилась непрерывная
стрельба.
Наконец обезьян обуяла паника. Визжа и воя, они бросились врассыпную,
а наши союзники с дикими воплями погнались за ними.
Этот день должен был вознаградить человека за все распри, не
затихающие из века в век, за жестокости и преследования, которыми только и
была богата его убогая история. Отныне он становился господином плато, а
человекозверь должен был раз и навсегда занять положенное ему подчиненное
место.
Как ни мчались побежденные, ничто не могло спасти их от дикарей, и
лесная чаща то и дело оглашалась победными кликами, звоном тетивы и глухим
стуком падающих с деревьев тел.
Я бежал вслед за всеми и вдруг наткнулся на лорда Джона и
Челленджера, которые отыскивали нас.
- Ну, кончено! - сказал лорд Джон. - Заключительную часть можно
предоставить индейцам. Зрелище будет не из приятных. Чем меньше мы увидим,
тем спокойнее будем спать.
Глаза Челленджера горели воинственным огнем.
- Друзья мои! На нашу долю выпало счастье присутствовать при одной из
тех битв, которые определяют дальнейший ход истории, решают судьбы мира! -
провозгласил он, с горделивым видом прохаживаясь перед нами. - Что значит
победа одного народа над другим? Ровно ничего. Она не меняет дела. Но
жестокие битвы на заре времен, когда пещерные жители одолевали тигров или
когда слон впервые узнавал,что у него есть властелин, - вот это были
подлинные завоевания, подлинные победы, которые оставляли след в истории.
Какую же надо было иметь веру в конечную целесообразность подобных
побоищ, чтобы оправдывать их жестокость!
Идя по лесу, мы на каждом шагу встречали трупы обезьян, пронзенных
копьями и стрелами индейцев. Изуродованные человеческие тела отмечали
места особенно жарких схваток, когда враг дорого продавал свою жизнь.
Впереди все время слышались крики и рев, и по ним мы следили за
направлением погони. Обезьян оттеснили к их городу, там они собрали
последние силы, но и это им не помогло, и теперь мы подоспели как раз
вовремя, чтобы присутствовать при страшной заключительной сцене. На ту
самую поляну у края обрыва, которая два дня назад была свидетельницей
наших подвигов, индейцы выгнали около сотни уцелевших в битве обезьян. Мы
подошли в ту минуту, когда победители с копьями наперевес взяли эту кучку
в полукольцо. Все было кончено в несколько секунд. Тридцать-сорок обезьян
полегли тут же на месте. Остальные визжали, отбивались, но это ничему не
помогло. Их сбросили в пропасть, и они разделили участь своих прежних
жертв, напоровшись на острый бамбук, который рос внизу, на глубине
шестисот футов.
Челленджер был прав: отныне человек навсегда утвердил свое господство
в Стране Мепл-Уайта. Самцы обезьяньего племени были истреблены все до
одного, обезьяний город разрушен, самки и детеныши угнаны в неволю.
Последний кровавый бой положил конец вековой междоусобице человека и
обезьяны.
Эта победа была нам сильно на руку. Мы вернулись в свой лагерь к
брошенным там запасам и установили связь с нашим негром, который был до
смерти напуган страшным зрелищем, когда обезьяны градом посыпались в
пропасть.
- Уходите оттуда, уходите! - кричал он, и глаза лезли у него на лоб
от страха. - Там дьявол, он вас погубит!
- Устами негра глаголет истина, - убежденно проговорил Саммерли. -
Довольно с нас приключений, тем более что они по своему характеру
совершенно не подобают людям нашего положения. Челленджер, напоминаю вам
ваши слова. Отныне вы должны думать только о том, как вызволить нас из
этой ужасной страны и вернуть в цивилизованный мир.
