Банкет по случаю окончания съемок комедии "Иван Васильевич меняет профессию"
– С Лёней мы познакомились во ВГИКе, учились в одной группе, были задействованы в одних спектаклях, но Гайдай был старше меня на 7 лет. Я считаю, что выбирает всегда женщина мужчину, а не наоборот. Лёня покорил меня своей харизмой, он потрясающий комедийный артист, на мой взгляд, даже лучше Чарли Чаплина. В него вообще невозможно было не влюбиться. Я потеряла от него голову, а он от меня. Мы часами гуляли по Москве. Представляете, зимой шли от ВДНХ до храма Христа Спасителя пешком, к тому же я была еще и на каблуках. Он спрашивал: «Нинок, ты не замерзла?», я кивала в ответ. Он тут же говорил: «Сейчас согрею!» Шел в круглосуточный магазин и покупал бутылку кагора, мы пили вино и были невероятно счастливы. Тогда было так тихо вокруг и снег валил.
Леонид Гайдай (второй справа) и Нина Гребешкова в мастерской режиссера и сценариста Григория Александрова.
Лёня обо всем мне рассказывал как на духу. Вспоминал годы Великой Отечественной войны, он был разведчиком. Они шли пешком большую часть маршрута из Сибири в Тверскую область на Калининский фронт. Лёня говорил: «Я старался идти в середине, потому что если устану и засну, то могу упасть. А если буду идти в середине, то те, кто сзади, меня поднимут». Там же, на Калининском фронте, он и получил тяжелое ранение, подорвавшись на противопехотной мине. Потом он долго лежал в госпитале, и всю жизнь эта травма мучила его. Несмотря на то, что он был участником ВОВ, никогда не снимал кино о войне. Одно время хотел экранизировать поэму Александра Твардовского «Василий Теркин», но почему-то оставил эту затею.
Какие бы тяжелые испытания ни выпадали на его долю, он никогда не терял чувства юмора, всегда любил жизнь. Помню, во ВГИКе сдавала я диамат (диалектический материализм – философское направление, созданное в XIX веке Карлом Марксом), преподаватель меня очень любила, потому что я была дотошная и не пропускала ни одного занятия. Лёня сидел на экзамене вместе с преподавателем, так как еще во время войны стал членом партии. Третий вопрос у меня был о деятельности Г. М. Маленкова (советский государственный и партийный деятель, соратник Сталина, председатель Совета министров СССР). Я рассказала, что знала, и преподаватель уже хотела поставить мне «отлично», как Лёня вдруг решил пошутить: «А вы знаете, как зовут Маленкова?». я ответила: «Г. М. Маленков». Он тогда сказал: «Ну вот видите, она не знает, как его зовут, какая ж тут оценка «отлично». И преподаватель вынуждена была поставить мне четверку, я обиделась и кинула зачеткой в Гайдая. Конечно, Лёня не со зла это сделал, пошутить хотел, но мне было досадно.
Ухаживал он за мной тоже интересно. Лёня жил тогда в общежитии ВГИКа в одной комнате с парнем, который тоже на меня глаз положил. И вот он накануне моего дня рождения спросил у соседа: «Ты не знаешь, что Гребешкова любит?». Он ответил, что в прошлом году дарил мне пудреницу. Лёня купил дорогущую пудреницу и принес ее мне. я сказала: «Спасибо, конечно, но я не пользуюсь пудрой». Он опешил и закричал: «Вот негодяй!» Кстати, эту пудреницу я до сих пор храню, правда, так ни разу ею и не пользовалась.
Предложение он мне сделал вообще смешно, через шесть лет после того, как мы познакомились. Подошел и сказал: «Нинок, ну что мы все ходим и ходим, давай поженимся!» Ответила ему: «Ну как это будет? Я маленькая, ты худой...», он парировал: «Большую женщину, конечно, не подниму, а вот маленькую буду всю жизнь на руках носить». Я тогда, не раздумывая, сказала: «Ну если на руках, то тогда – да!» Его родители были далеко, в Иркутской области, они сначала ничего не знали, а вот моя мама была против свадьбы. Она мне говорила: «Доченька, ну ты что? Он же больной, инвалид! Ты же потом детей захочешь». Я ответила, что конечно же захочу, и мама тогда заявила: «Знаешь, от осинки не родятся апельсинки!» Но ошиблась (у пары в 1956 году родилась дочка Оксана).
Когда появилась Оксана, Лёня радовался как ребенок, он был безмерно счастлив. Отцом он был отличным, но никогда не ругал дочь ни за что, не поучал. Он и я придерживались того мнения, что воспитание – это не когда ты человеку говоришь, что можно делать, а что нельзя, это когда ты собственным примером показываешь, как нужно правильно поступать, подаешь образец поведения. Со временем он с моей мамой подружился, они были в прекрасных отношениях. Я тоже с его родителями нормально общалась, мы ездили на его родину, в Иркутскую область. Отец ему как-то сказал: «Сынок, от этой женщины у тебя должно быть много детей». А вот мама его была человеком закрытым, почти всегда молчала, когда мы уезжали, написала Лёне записку: «С хорошей женщиной будь, а от плохой беги».
Мы прожили вместе 40 лет. И ни я, ни Лёня друг друга ни в чем не ограничивали. Он мог меня приревновать, но виду не показывал, просто говорил: «Пошли домой!», я ему: «Лёня, ну подожди, еще же не повеселились», он все равно: «Пошли домой!» Больше ничего не говорил. Если муж был чем-то недоволен, то никогда не ругался, просто молчал и не отвечал даже на вопросы. В этих случаях старалась подстроиться под него и больше не поступать так, как ему не нравилось. Я его вообще никогда не пилила дома, как многие жены, ни в чем не ограничивала, он жил так, как хотел, делал то, что считал нужным. При этом он был человеком высокой морали. Лёня любил играть в карты и в этих железных бандитов. Его друг, сценарист Аркадий Инин, возмущался тем, что не ругаю его, он говорил: «Нина, ну он же в игровых автоматах все деньги проиграл!», я отвечала: «Ну и что? Он же свои проиграл». Нет, конечно, в начале отношений хотелось, чтобы он был таким, как я хочу, а потом подумала и решила – зачем жизнь ему портить?!
Честно говоря, все время жила так, чтобы понравиться ему. Даже вот когда выбирала платье себе, показывала ему сначала, он говорил: «Нинок, не надо казаться, надо быть самой собой! Ты же и так замечательная». «Лёнчик, я, конечно, понимаю это, но мне же хочется и другим понравиться». Он недоумевал: «Зачем?» Вот так и прожили мы вместе столько лет. Наш брак был крепкий, наверное, потому, что мы давали друг другу полную свободу действий.
Он всегда делал, что хотел, и снимал тоже то, что ему нужно. Хотя, например, Министерство культуры пыталось ограничить его. Когда он снял одну из первых своих картин – «Жених с того света» – в 1958 году, его раскритиковали в пух и прах. В то время министром культуры Советского Союза был Николай Александрович Михайлов, он после просмотра фильма спросил Лёню: «Ты член партии?», он ответил, что еще во время войны им стал, а министр отрезал: «После такой картины ты должен партбилет мне на стол положить!» Муж старался на такое хамское отношение и необоснованную критику не реагировать. Он переживал, что если фильм не выпустят, то артистам и членам съемочной группы никто не заплатит заслуженные гонорары. При этом о своей зарплате никогда не тревожился, был совершенно немеркантильным человеком. Его, конечно, огорчали попытки цензуры, но со временем он научился обходить запреты.
Леонид Гайдай с женой Ниной Гребешковой.
Когда снимал «Бриллиантовую руку», понимал, что у Минкульта к фильму будет много замечаний (в то время на экраны не могли пропустить сцены с проститутками, контрабандистами. – Авт.). И действительно, когда показал киноленту комиссии, то они внесли 40 поправок в сценарий. Но он предусмотрительно вставил в финал кадры взрыва. Его спросили, мол, для чего это и как это вообще возможно. Ну а Лёня, не скрывая, заявил, что слышал по радио «Свобода» про взрывы бомб, вот и вставил в картину такие кадры, так как эта тема волнует людей. Ну, в общем, члены комиссии были в ужасе и под конец заявили: «Если уберешь взрыв, то все остальное можешь оставить». Ему дали три дня на размышления. В общем, отвлекающий маневр сделал свое дело. Лёня, конечно, финал изменил, зато все остальное сохранил.
Леонид Гайдай снял 18 фильмов, среди них всеми любимые «Операция «Ы» и другие приключения Шурика», «12 стульев», «Самогонщики», «Спортлото-82» и многие другие. Он имел множество престижных наград, в том числе Государственную премию РСФСР им. братьев Васильевых, и звание народного артиста СССР. Но в 1989 году, согласно опросу журнала «Советский экран», в категории «Лучший режиссер-комедиограф» получил лишь третье место, его опередили Юрий Мамин и Эльдар Рязанов.
– Я его спрашивала: «Лёнь, ну почему третье место?» – он отвечал: «Потому, что мы разные и нас нельзя ставить в один ряд», – говорит Нина Павловна. – Он ни с кем не конкурировал, да и, честно говоря, у него не было конкурентов.
– Как вы думаете, если бы Леонид Иович был жив сейчас, какие бы фильмы он снимал о нынешних событиях, происходящих в России и в мире?
– Уж точно не комедии! Он очень остро переживал все, что происходило со страной. В октябре 1993 года стреляли по Дому правительства в Москве, Лёня не мог понимать, как такое может твориться в его родной стране, как мы вообще до такого дожили. Это очень сильно пошатнуло его здоровье. Поэтому спустя месяц, 19 ноября 1993 года, он умер (причина смерти режиссера – тромбоэмболия легочной артерии). Сейчас другими методами нас расстреливают, но в политику я вдаваться не буду, в этом ничего не смыслю. Понимаю одно: раньше мне было спокойно, а теперь из-за Сирии и Украины – нет. Может, раньше было и хуже, но всего этого ужаса не показывали.
Мне очень хочется к Лёне! Порой думаю: «Мне много лет, сколько можно жить!» Конечно, я счастливый человек: у меня прекрасные дочь и внучка, они очень помогают. Но у меня уже сил нет, ничего не хочется, даже сниматься в кино. Вот недавно еле уговорила себя сняться у Николая Лебедева в ремейке «Экипажа» в небольшом эпизоде. Я прожила счастливую жизнь, но сейчас мне очень хочется к Лёнечке, встретиться там с ним! Знаете, у меня такое ощущение, что он уехал в какую-то экспедицию, скоро вернется и скажет: «Нинок, ну ты даешь! Опять, что ли, ремонт затеяла?!» В нашей квартире много его вещей, они будто ждут возвращения Лёни. Он с момента ухода из жизни ни разу мне не снился, потому что в моем сердце Лёнчик жив.
В прошлом году Нине Павловне Гребешковой исполнилось 90 лет
https://sobesednik.ru/