Ветры Дюны. Б. Герберт, К. Андерсон. Дюна 475 - 16 Декабря 2023

Главная » 2023 » Декабрь » 16 » Ветры Дюны. Б. Герберт, К. Андерсон. Дюна 475

00:34

Ветры Дюны. Б. Герберт, К. Андерсон. Дюна 475

***

===

Он сидел на жесткой поверхности и не мигая смотрел на светошар, не волнуясь о вреде для глаз. Пауль ослеп при взрыве прожигателя камней… так какая разница, потеряет он зрение или нет? Слепы фанатики Муад'Диба… они не могут прочесть и понять посланий, написанных Бронсо. Светошары слишком слабы, чтобы причинить ему вред, разве что выжгут глаза.

Он описывал факты без прикрас, подчеркивал недостатки и пороки – и все для того, чтобы доказать: Пауль человек, не бог, и, как всякий человек, подвержен слабостям. Когда они с Паулем соединятся в земле Арракиса, какая разница, сколько людей будут знать, зачем Бронсо это сделал? Главное – люди получат его послание.

Однако когда какой-то подражатель – вероятно, Алия – присвоил себе его имя и начал распространять нелепые лживые памфлеты, это замарало чистую цель Бронсо. Она хотела опорочить его, заставить людей верить в лживость истории, которую создает Ирулан. Это сердило Бронсо, но леди Джессика знала правду, и он предоставил ей помогать историкам найти верный путь в коварных водах фактов и вымыслов.

Ему хотелось бы, чтобы Алия бросила его толпе. Он знал, что будут крики, проклятия, требования его крови. Его разорвут и растопчут, но по крайней мере смерть будет быстрой.

– Рассказать тебе, как ты умрешь? – послышался женский голос.

Моргая, чтобы вернуть глазам способность видеть после того, как вглядывался в светошар, Бронсо обернулся и увидел, что дверь камеры открыта. В коридоре стояли три амазонки, а между ними юная Алия во всем своем мрачном великолепии. Всего шестнадцать лет… на несколько лет старше, чем они с Паулем, когда сбежали и присоединились к жонглерам. Черное одеяние плотно облегало ее, повторяя очертания тела; сбоку на воротнике виднелся красный ястреб дома Атрейдесов. Любопытно: она предпочитает герб своего дома украшениям культа фанатиков.

Бронсо встал.

– Ты негостеприимна, леди Алия. Мне не дадут ни еды, ни воды?

– На Дюне мы учимся не расходовать зря припасы. Таков обычай фрименов. Твою воду заберут на одре смерти хуануи.

Он пожал плечами.

– Я знаю предсмертную песнь федайкинов: «Кто может прогнать ангела смерти?» Ты мой ангел смерти, Алия Атрейдес? Тогда начинай. Я давно подготовился.

Он задумался, как поведет себя Алия, если рассказать, что именно он через Джессику донес о заговоре священников, которые собирались убить Алию и Дункана во время свадьбы. Но Бронсо сомневался, что Алия будет ему благодарна… к тому же это лишь бросит подозрения на ее мать.

Алия высокомерно сказала:

– Не жди от меня жалости после той боли, что ты причинил, после долгих лет, когда ты стремился уничтожить доброе имя моего брата.

– Долгих лет, когда я пытался оставить его человеком. – Бронсо не надеялся, что она поймет или хотя бы попытается понять. – Ты читала мой «Анализ истории» и другие работы и поняла их цель. Ты даже начала искажать написанное мной – в собственных целях. Разве подражание не есть высшая форма лести?

Алия печально покачала головой, в ее лице читалось разочарование.

– Семь лет мы с братом охотились за тобой. А ты… всего лишь скучный мелкий человечек. – Выпрямившись, она повысила голос. – Мы избрали фрименскую казнь, которая применяется только к самым отъявленным злодеям. Ты живьем окажешься на смертном одре. Мы отнимем из твоего тела воду, капля за каплей. И до самого конца ты будешь оставаться в сознании.

Бронсо не позволил ей увидеть его отвращение. В нем вопил страх. Но теперь он знал. В жаркой камере он вытер пот со лба и собрал всю оставшуюся храбрость.

– Тогда поторопись. Я здесь так быстро теряю воду, что вам не удастся выжать ни капли.

Алия повернулась и ушла. Амазонки заперли дверь, оставив Бронсо наедине с его мыслями. Она хочет унизить его, заставить бояться своей судьбы, но страшная смерть главного критика Пауля лишь усилит воздействие его трудов. И он еще поможет Паулю. Он поклялся, что будет держаться гордо и встретит смерть с высоко поднятой головой. Он был уверен, что леди Джессика придет смотреть.

===

Чужаки называют некоторые наши обычаи «фрименскими жестокостями», не понимая того, что мы делаем. Подумайте о хуануи, о смертном одре, который позволяет племени воспользоваться влагой умерших. На планете, где вода – самое драгоценное из благ, разве можно называть это жестоким? Это практично.

«Комментарии» Стилгара

Бронсо Иксианский… знаменитый предатель… тот, кто пытался представить Муад'Диба не богом, а обычным человеком. Джессика знала, какой героизм он проявил, однако спасти его не могла.

Но не могла и бросить.

В одиночестве она вошла в арракинский тюремный комплекс, спустилась по ярко освещенным коридорам и туннелям, защищенным охраной и священниками в желтых рясах. Она старательно оделась в черное платье с капюшоном – одежду фрименки-саяддины, прикрыла шарфом нижнюю часть лица, оставив только глаза. Через спрятанный микрофон она услышала голос Дункана Айдахо: «Следующая дверь, код для входа 10191».

«Год, когда мы прибыли на Арракис», – подумала она. Необычно легкое для запоминания число. Может, они рассчитывают, что кто-то попытается освободить Бронсо, как в прошлый раз? Больше колесиков, планов, заговоров… больше возможностей. Этого хотел Пауль.

– Спасибо, Дункан, – без помощи голосовых связок произнесла она. – Спасибо за доверие.

Он не ответил. Как много всего происходит за сценой, сколько тайных мотивов…

В суматохе, последовавшей за пленением Бронсо на крыше дома в Карфаге, после того как военные торжествуя вернулись в Арракин, на шумном посадочном поле за периметром крепости Джессика встретила Дункана и Гурни. Садились и взлетали орнитоптеры, бегали механики и обслуживающий персонал. Бронсо, связанного, с кляпом во рту, уже поместили в камеру на самом глубоком и неприступном уровне крепости. Пленник не сопротивлялся: выполнив свою задачу, он прекратил борьбу.

По их лицам Джессика сразу поняла, что между Дунканом и Гурни что-то произошло, и гадала, узнал ли ее гхола на крыше. Они молчали, пока напряженную тишину не нарушила Джессика. Гурни знал ответ, и, похоже, сейчас ее судьба в руках Дункана.

Она решила рискнуть, надеясь, что перед ней не только гхола тлейлаксов.

– Дункан, если ты настоящий Дункан Айдахо, выслушай меня. Пауль попросил меня помочь Бронсо, если получится. Сын мне все объяснил и просил сохранить в тайне… но, если нужно, я нарушу обещание. Чтобы доказать тебе. – Она могла использовать Голос и манипулировать гхолой, но решение должно было быть честным и принадлежать самому Дункану. – Хочешь услышать объяснения? Или достаточно моего слова?

Она видела, что он старается справиться с вопросами, осаждающими мозг ментата. Дункан долго смотрел на нее металлическими глазами.

– Твоего слова достаточно, миледи.

Он поклонился, взмахнув перед собой рукой. А когда выпрямился и снова посмотрел на нее, она поняла, что перед ней настоящий Дункан Айдахо и он никогда не нарушит свою клятву верности…

Теперь, пробираясь на уровень тюремных камер, Джессика обдумывала, что ей предстоит сделать. Она набрала нужные цифры на запертом замке, тяжелая дверь отодвинулась и снова закрылась, когда она прошла.

Однажды она уже была здесь – когда освобождала из камеры Ирулан. И Мохнам держали здесь перед тем, как Стилгар ее казнил. Но Бронсо держат на еще более неприступном уровне.

Голос Дункана провел ее к нужной секции, но дополнительно приставленные надзиратели уже показали ей камеру Бронсо. Она опустила шарф, откинула капюшон, чтобы показать бронзовые с сединой волосы, собралась с духом и надела личину величия, как если бы была жонглером. Я леди Джессика, мать Муад'Диба.

Амазонки и священники Кизарата увидели ее и узнали. Все вытянулись.

– Миледи?

Вот теперь она воспользовалась Голосом: интонации и поза не оставляли стражникам и священникам иного выбора, только повиноваться.

– Я поговорю с человеком, оскорбившим моего сына. Он кощунник и должен за это ответить. Ответить мне.

Священники как будто сопротивлялись Голосу: они объединились и вчетвером преградили ей дорогу. Один сказал:

– Нам строго приказано никого не допускать к заключенному до казни. Ни воды, ни еды. Совсем ничего.

Джессика позволила себе намекнуть, что, если она будет ими недовольна, то прикажет их казнить. Всех.

– Мне что? Поговорить с ним после его казни? – Они выглядели так, словно вот-вот иссохнут. – Я требую недолгого разговора наедине с Бронсо Иксианским. Я обращаюсь к традиции пустыни. Я имею на это право!

Тот же священник сказал:

– Он опасен, миледи. Тебя должны сопровождать по меньшей мере два стражника…

...

– Однажды я победила самого Стилгара. – Ее взгляд заставил священника замолчать. – Мне нечего бояться этого жалкого человека.

По знаку священника одна из амазонок открыла дверь и впустила Джессику.

– Закройте! Не хочу, чтобы меня подслушивали.

Ее оставили в камере наедине с Бронсо.

Хотя медноволосый заключенный явно был слаб и хотел пить, он сидел прямо, словно на троне дома Верниусов. У Джессики мелькнула мысль о том, какой одинокой и трагической фигурой стал Бронсо. И все же, узнав ее, он улыбнулся.

– Я надеялся, что у нас будет возможность поговорить перед развязкой, миледи.

Она быстрым жестом заставила его замолчать, потом достала небольшой прибор и включила его. В камере словно изменилось атмосферное давление, в корнях зубов отозвалась неслышная звуковая вибрация.

– Накрывающее поле. Теперь можно говорить откровенно. – Она улыбнулась, глядя на прибор. – Иксианского производства. У Алии много иксианских устройств, их даже не испытывали, и я… заимствовала некоторые.

– О, это я узнаю, – сказал он с печальной улыбкой, потом посмотрел на нее покрасневшими глазами. – Но даже с этими предосторожностями тебе очень опасно сюда приходить.

– Все эти годы ты рисковал гораздо сильнее, Бронсо. Не волнуйся… у меня есть законное основание быть здесь.

Бронсо понял.

– Они считают, что ты пришла плюнуть на меня?

– На Дюне это не сочтут оскорблением.

Он только покачал головой.

– Ты ничего не можешь для меня сделать. Мне нужно, чтобы ты оставалась на свободе, чтобы тебя никто не подозревал. Нужна уверенность, что моя мать в безопасности на Каладане.

– Она будет в безопасности, Бронсо. Обещаю.

Он кивнул.

– Я не расскажу ни о наших взаимоотношениях, ни о плане Пауля, как бы меня ни пытали. И если казнь превратит меня в мученика… что ж, еще больше людей прочтет мои труды. Мои писания заживут собственной жизнью… и некоторые читатели поверят тому, что я написал. Правда – могучее оружие.

Джессика шагнула к нему.

– Значит, Алия сказала, как тебя казнят?

– Хуануи, я буду еще жив. Думаю, это будет не очень приятно.

Резким движением Джессика подняла руку. В ее ладони была зажата серебряная игла.

– Это высокомерное и властное оружие. Гомджаббар. Один укол отравленной иглы, и твои несчастья закончатся – быстро и безболезненно.

Он не дрогнул.

– Алия послала тебя в качестве палача, как раньше использовала Стилгара? Это должна быть ты? Игла, несомненно, заставит меня молчать. Тебе не о чем тревожиться.

– Я выбрала иглу, видя в этом доброту к тебе и уважение к твоей храбрости. Остальные увидят в этом поступок рассерженной матери. Даже Алия не посмеет наказать меня за это.

Она держала иглу в сантиметре от его шеи.

Хотя Бронсо не боялся иглы, он покачал головой.

– От всего сердца благодарю – но не могу этого допустить. Не только из-за тебя, но и ради моего наследия. Не забудь, я работал с жонглерами. Что же это будет за финал – спокойная безболезненная смерть у тебя на глазах? Нет, я предпочитаю сыграть свою роль до конца. Позволь закончить шоу на радость публике. Ты должна позволить мне это, миледи, – ради имени Атрейдесов, ради Пауля. – Он отвел ее руку, и Джессика опустила гом-джаббар. – Дай мне достойный последний миг. Я защищаю наследие Пауля, как в юности защищал его самого. Выполняя завещанное, я оказываю честь не только ему, но и своему отцу.

Джессика не ожидала отказа.

– Тогда позволь предложить то малое утешение, какое возможно. – Спрятав смертоносную иглу в складке платья, она достала небольшой флакон. – Я принесла воду.

Полностью доверяя ей, он выпил воду и вздохнул.

– Послезавтра мне это уже не понадобится. Но спасибо.

Когда он потерял бдительность, Джессика обняла его.

– Я благодарна тебе, Бронсо. Прости меня. – И она коснулась его шеи другой иглой, оставив легкий след химического вещества: еще одно изобретение иксианцев, которое технократы отдали Алии, надеясь произвести на нее впечатление. Бронсо ничего не заметил. Когда они прервали объятие, она подумала: «Я сделала для тебя все, что могла. Добрый и верный друг Пауля и подлинный патриот империи».

Потом Бронсо сказал:

– Перед уходом ударь меня по лицу. Для правдоподобия.

Она спрятала в одежде прибор иксианцев, выключила заглушающее поле и в деланной ярости крикнула:

– Стража!

Дверь распахнулась, словно амазонки ждали, что на нее нападут. Прежде чем они вошли, Джессика размахнулась и с такой силой ударила Бронсо по лицу, что он пошатнулся. И прижал ладонь к щеке.

Насмешливо – ради слушателей – она сказала:

– Когда почувствуешь боль смертного одра, вспомни обо мне. Мне больше нечего сказать заключенному.

===

Я видел много акробатов и танцоров. Я видел поразительные пиротехнические шоу и голографические иллюзии. Я видел, как зрители падают в обморок, кричат и смеются. Но самый главный спектакль в Жизни – это Смерть.

Рейнвар Великолепный

В час казни Бронсо леди Джессика сидела на высокой обсервационной платформе, глядя вниз, где на площади собралась толпа, на лоточников и разносчиков, на зевак, на всю эту невероятную атмосферу карнавала. Рядом с платформой стоял зловещий хуануи, предвещая мучительную медленную смерть презренному предателю. На этот раз должен был пострадать настоящий преступник, а не ряженый лицедел.

Джессика не хотела приходить, не хотела быть свидетельницей казни, но Алия потребовала ее присутствия. Ей, как и Бронсо, придется сыграть свою роль в этом спектакле.

На высоком сиденье рядом с матерью Алия казалась необычайно довольной. Подле нее сидел бесстрастный Дункан. Он согласился поверить Джессике и не раскрывать ее связи с Бронсо, но участвовать ни в каком освобождении иксианца, конечно, не стал бы, даже если бы поверил, что Бронсо выполнял приказ Пауля.

На взгляд Джессики, Ирулан было тошно, хотя толпа истолкует ее вид как отвращение. Все считали, что принцесса, официальный биограф и историк Муад'Диба, должна с нетерпением ожидать смерти несносного овода.

Толпа нажимала, и Джессике показалось, что на казнь явилось больше народу, чем на погребальную церемонию Пауля. Действительно, все это напоминало цирк. С интересом глядя на приготовления, Алия повернулась к матери и небрежно сказала:

– Ты должна радоваться, что все почти кончено, мама. Оскорбляя Пауля, Бронсо оскорблял нас обеих.

Джессика не могла скрыть горечь.

– Ты думаешь, Пауль хотел бы этого? Хоть Бронсо и написал столько памфлетов, когда-то они были близкими друзьями.

Шум становился громче, толпа нетерпеливо гудела.

Алия рассмеялась.

– Конечно, Пауль хотел бы этого. Не думаю, что ты достаточно хорошо понимала моего брата.

Два стражника-кизары привели осужденного на центральный помост, где стояло серое, с гладкими стенами устройство; его крышка на петлях была откинута, как капюшон погребального одеяния. Джессике оно напомнило саркофаг для великана. Хуануи, привезенный из одного из арракинских моргов, круглый, утилитарный, весь был окружен трубами, сепараторами, испарителями и коллекторами. Стенки его заменили прозрачными панелями, чтобы зрители могли видеть мучительные предсмертные движения осужденного.

Бронсо, высоко подняв голову, без колебаний и видимого страха подошел к орудию своей казни. «Да, подлинное жонглерское представление», – подумала Джессика.

Остановившись перед прозрачными стенами смертного одра, Бронсо посмотрел, как тот работает. Он знал, что умрет внутри этого устройства, но спина его оставалась прямой. Вместо того чтобы разглядывать орудие своей казни, Бронсо повернулся к Алии.

– Позволено ли мне будет говорить? Или ты заставишь меня молчать, как пыталась заставить молчать мои труды?

Лицо Алии потемнело.

– Ты и так сказал слишком много.

Она сделала резкий жест, и один из священников заткнул Бронсо рот кляпом.

Джессика не пыталась скрыть неодобрение.

– Алия, по традиции осужденный имеет право высказаться.

– Он не осужденный – он приговоренный. В своих еретических писаниях он и так сказал слишком много. Нам незачем его слушать.

Джессика взглядом попыталась извиниться перед Бронсо, но он не казался ни удрученным, ни даже просто удивленным решением Алии. Напротив, кивнул своим мыслям, отвернулся и посмотрел на толпу.

...

Прежде чем Алия приказала стражникам поместить Бронсо в камеру смертного одра, в огромной толпе началось смятение, сопровождаемое криками тревоги и удивления. Из толпы выступили одновременно несколько человек… все совершенно одинаковые, все с рыжими волосами. Выглядели они точно как Бронсо Верниус. Появилось еще несколько, еще десятки, потом по меньшей мере сотня двойников.

Их узнали, и по толпе пронесся удивленный вздох. Лицеделы, подумала Джессика, союзники Бронсо. Похоже, смелый иксианец давно понял, что ему придется встретить смерть; он попросил лицеделов донести его последнее послание, если ему не позволят сделать это самому.

Когда двойники Бронсо заговорили, их голоса были гулкими, искусственно усиленными, и к желтому небу, вибрируя в абсолютной гармонии, торжествующе вознеслись их слова – голосом Бронсо.

– Я Бронсо Иксианский, и мое последнее слово нельзя заглушить. Я открыл вам глаза и отомкнул слух. Я очистил миф с помощью правды. Я показал, что почитаемый вами Муад'Диб был также Паулем Атрейдесом. Показал, что ваш император был всего лишь человеком, не мессией. Открыв, кем на самом деле был Пауль Атрейдес, я оказал ему большую услугу, чем все ваши храмы, все битвы вашего джихада! Я умираю без сожалений, потому что, хоть тело мое исчезнет, слово останется.

Алия бросила в толпу стражников, но сотня или больше двойников исчезли в людском море. Лицеделы нырнули и растворились, изменив внешность. Они стащили шапки, шляпы, капюшоны и выбросили их в пораженную, ошеломленную человеческую массу.

Со своего наблюдательного пункта Джессика видела, как они разбегаются. Лицеделы походили на мошек – уносились, перелетали, порхали, исчезали. Через несколько мгновений их невозможно было отличить от других людей в толпе, и Джессика сомневалась, что хоть одного из них поймают. Хотя зрители возмущенно ревели, их явно пленил трюк, с помощью которого разыграли могущественного регента и всю стражу.

Пытаясь сохранить контроль над ситуацией, Алия резко приказала:

– Начинайте казнь!

Священники вывели закованного Бронсо вперед. Сердце Джессики жгли слезы, которые она не могла выплакать, и она решила: час пробил. В ее распоряжении собственная уловка, которой не ожидает Бронсо. Она мысленно активировала код, потом молча, мысленно и в глубине гортани, произнесла нужные слова.

Бронсо как будто на мгновение застыл. Перед ним зияла пасть смертного одра, за ним ревела толпа. Он обернулся и посмотрел на Джессику.

– Какое высокомерие! – сказала Алия. – Только посмотрите, как он на нас глядит!

Джессика сосредоточилась и сформировала слова, которые мог бы явственно услышать Бронсо.

«Я здесь. Слушай внимательно. Я поведу тебя с помощью техники Бене Гессерит. Позволь мне облегчить твои страдания».

Она не может за несколько секунд обучить его технике прана-бинду, но может помочь сосредоточиться.

– Он храбр, Алия, – сказал Дункан. – Посмотри, какое у него спокойное лицо.

– Боги внизу, мне это не нравится, – проворчал Гурни. – Так мы показываем империи свою цивилизованность?

– Так мы всю империю заставляем быть цивилизованной! – возразила Алия.

Бронсо стоял, глядя внутрь установки. Через собственные химические рецепторы Джессика слышала его мысли. «Я чувствую себя гораздо спокойней, миледи. Спасибо».

Стражники втолкнули осужденного в жесткий загон смертного одра. Бронсо не сопротивлялся. Толпа ревела, выкрикивая оскорбления на множестве языков империи. Несколько секунд Бронсо спокойно смотрел на небо, потом стражники опустили тяжелую крышку хуануи, закрепили зажимы и захлопнули замки. По кивку Алии они привели в действие простые приборы управления и начали медленно извлечение влаги из живого тела Бронсо.

Все это время Джессика поддерживала постоянный контакт с Бронсо. «Теперь осталось время только для одного, – молча сказала она. – Повторяй за мной».

Она знала, что в его теле установлены датчики, и техники собирают данные о боли и о состоянии центров мозга. Алия будет разочарована, увидев эти данные. Очень разочарована.

Сохраняя при помощи Джессики сосредоточенность, Бронсо отключился от боли, от сморщивания обезвоживающегося тела, плоть его обращалась в пыль. Она говорила с ним, и в последние мгновения жизни он мысленно повторял ее слова.

«Я не должен бояться. Страх убивает сознание. Страх – малая смерть, которая приносит полное уничтожение. Я смотрю в лицо своему страху. Я не позволю ему войти в меня и пройти через меня.

И когда он пройдет, я мысленным взглядом увижу, как он уходит. Когда уходит страх, не остается ничего. Остаюсь только я».

После этого не осталось ничего. Установка кончила работу. От Бронсо остались только вода, немного химикалий… и дергающееся тело; Джессика поклялась, что никогда его не забудет.

Он отдал жизнь за Пауля, как множество других фанатиков… но по совершенно иной причине. «За Пауля», – подумала Джессика. Все, что они делали, они делали ради ее сына – и, что еще важнее, ради человечества.

===

Мы сами строим себе тюрьмы с помощью совести и вины. Изгнание в сознании, а не в месте, и я понял, что здесь, на Салусе Секундус, могу строить свои планы так же успешно, как в любом другом месте.

Граф Хазимир Фенринг

Как одна из Бене Гессерит, леди Марго Фенринг научилась терпеть. Когда ее муж был имперским министром пряности, леди Фенринг много лет прожила на Арракисе; теперь, на Салусе Секундус, условия ее жизни не ухудшились. Более того, благодаря амбициям имперских планетологов условия здесь заметно улучшились: экосистема, уничтоженная тысячи лет назад ядерными взрывами, восстанавливалась. И, хоть сам Муад'Диб погиб, работа планетологов продолжалась.

Им с Фенрингом неплохо живется и здесь. А как только будут готовы армии гхол, Фенринги смогут уехать отсюда и процветать при новом имперском дворе. На Кайтэйне, полагала она, уж никак не на Арракисе.

Несколько лет назад, когда провалился заговор, главным действующим лицом которого была несущая смерть голубка Мари, леди Марго и сама ждала казни, но Пауль отправил графа с женой в изгнание – как поступил бы герцог Лето Справедливый. К несчастью, Фенрингам приходилось терпеть общество Шаддама IV, которого Хазимир презирал.

Бывший император по-прежнему полагал, что они партнеры и работают на восстановление славы Коррино, но Хазимир больше не считал Шаддама законным падишахом-императором и другом. Этот обесчещенный человек был всего лишь орудием, и Марго знала, что в подходящий момент граф от него избавится. Во-первых и прежде всего Фенринги выживают, это главное.

Хотя сами они были привязаны к Салусе, гости с других планет могли их навещать. Получив сообщение, что пришел транспорт, а на нем посланница с Валлаха IX, Марго обрадовалась, поняв, что Бене Гессерит ее помнит. Вместо большой делегации сестры послали одну суровую старуху, преподобную мать Стокию. Марго плохо ее знала, но все равно была заинтригована. Зачем она прилетела?

Узнав о посетительнице, Хазимир приподнял бровь.

– Хочешь, чтобы я присоединился к тебе, дорогая? Хм?

– Я ничего от тебя не утаиваю, дорогой, но преподобной матери может быть неприятно твое присутствие.

Она знала, что он все равно будет подслушивать из тайного укрытия.

Одна в своей комнате, Марго сварила кофе с пряностью и на столике для закусок оставила несколько маленьких пирожных – намеренно скромное угощение должно было подчеркнуть их стесненные обстоятельства. Вошла преподобная мать в традиционном черном платье, которое делало ее еще старше.

Марго никогда не соглашалась на роль старой ведьмы, предпочитая сохранять красоту. Благодаря меланже и биохимическому контролю Бене Гессерит на стройную, гибкую золотоволосую Марго все еще приятно было посмотреть; Хазимир никогда от нее не уставал. Они были вполне совместимы во всех отношениях.

Она приветствовала старшую женщину легким поклоном – достаточно, чтобы проявить уважение, но никак не почтение. Марго была так далека от внутренней политики на Валлахе IX, что не знала даже, кто из них выше рангом.

– Преподобная мать Стокия. Я с нетерпением жду новостей о сестрах. Мы здесь так отрезаны от всего, так изолированы.

Стокия не обратила внимания на пирожные и отказалась от кофе.

– Орден много лет преследуют, он лишен власти. Во время своего правления Муад'Диб искалечил нас, и теперь его отвратительная сестра продолжает ту же политику – главным образом из-за твоей глупой попытки убить Пауля.

– Из-за меня? – Марго рассмеялась. – Послушай, преподобная мать, Пауль Атрейдес ненавидел Бене Гессерит с тех пор, как Мохиам пыталась испытать его гом-джаббаром. Когда сестры пытались хоть чем-то заслужить его расположение?

...

– Все равно, твоя глупая попытка убийства была обречена, а неудача привела к ужасным последствиям. Алия по-прежнему считает своими врагами и тебя, и нас. Тебя сослали сюда на девять лет, а орден лишен власти. Регент ненавидит нас еще сильнее, чем ее брат, если только это возможно. За все десять тысяч лет мы не были так слабы. Ты, сестра Марго, в одиночку могла уничтожить орден Бене Гессерит, который существует с Батлерианского джихада.

Марго почувствовала раздражение.

– Это нелепо.

Когда поведение преподобной матери слегка изменилось, Марго сразу насторожилась. Голос старухи стал более звучным, глаза загорелись, она словно выпустила щупальца психической силы, которые, точно мокрые языки, проникали в уши Марго, касались ее груди.

– Ты должна почувствовать вину… гнетущую тяжесть совершенного тобой преступления. Орден послал меня в качестве навязывающей вину, чтобы ты осознала страшные последствия своих действий.

Марго подняла руки и закрыла глаза, старясь не допускать в сознание волны стыда и вины.

– Перестань! Это… бесполезно!

– Наша цель – наказание, и ты должна покориться. Твое сознание рухнет под тяжестью того, что ты совершила… под тяжестью стыда. Ты будешь жить в аду наказания, откуда нет возврата. У Бене Гессерит мало что осталось, кроме наказаний. Которые мы сберегаем для таких, как ты.

В годы, прошедшие с последнего прямого контакта с сестрами, леди Марго Фенринг продолжала свои тайные занятия. Но у нее не было таких способней, как у знаменитых тайных навязывающих вину, и она не понимала, что делает Стокия… Марго пыталась защититься, заглушить голоса, звучащие в сознании. Но это удавалось лишь на мгновение.

Навязывающая вину осклабилась и продолжала сосредоточенно наносить удар за психическим ударом по сознанию Марго, обрушивая ее защиту. Марго знала, что долго не выдержит; у нее не было ни сил, ни подготовки для того, чтобы сопротивляться. Ноги ее подогнулись, она опустилась на колени, дергаясь, напрягаясь. Закрыла глаза и попыталась закричать.

Вдруг психические волны исчезли, невидимый мысленный молот как будто упал на пол. Преподобная мать Стокия вскинула руки, согнув пальцы, как когти, и выпучив глаза.

Стоя рядом с женщиной в черном, граф Фенринг глубже вонзил кинжал, повернул его и вытащил, потом снова ударил, прямо в сердце старухи. Даже преподобная мать, контролирующая свой внутренний химизм, не может выжить после таких ранений.

– Хмм, – заметил Фенринг, скорее с интересом, чем отвращением разглядывая кровь на своих руках. – У тебя как будто возникли трудности, любовь моя.

Он вытащил нож, и Стокия грудой черных одеяний упала на пол в лужу красной крови.

– Она застала меня врасплох. – Марго пыталась отдышаться. – Похоже, Бене Гессерит скорее готов обратиться против своих, чем выработать план восстановления власти и влияния.

Фенринг оторвал от платья Стокии лоскут и вытер им кровь с рук и кинжала.

– Такова их хваленая способность ставить перед собой долгосрочные цели. Мы больше не можем считать Бене Гессерит надежным союзником.

Марго наклонилась и поцеловала его в щеку. Последние призраки вины исчезли из ее сознания. Пара стояла и смотрела на неподвижное тело.

– Жаль, – сказала Марго. – Сестры могли бы помочь, когда Шаддам решит двинуть свою армию гхол.

– Аааххх, хммм. Жаль. – Он кончиком ноги подтолкнул мертвую преподобную мать. – Знаешь, надо послать сообщение на Баллах IX. Если поторопимся, успеем упаковать тело и отправить его до отлета лайнера.

Они решили не тратить времени на бальзамирование или другие фиксирующие процедуры и просто завернули труп Стокии в герметичную упаковку. Потом написали записку и прикрепили к груди преподобной матери: «Спасибо, больше в чувстве вины не нуждаемся».

Носильщики унесли тело к челноку; Стокия будет храниться в трюме лайнера, пока не вернется в школу матерей. Доставка кружным путем с Салусы Секундус займет определенное время, и, когда сестры на Валлахе IX пакет вскроют, они почувствуют запах.

***