Дюна: Пол. Б. Герберт, К. Андерсон. Дюна 436 - 5 Октября 2023

Главная » » Дюна: Пол. Б. Герберт, К. Андерсон. Дюна 436

23:58

Дюна: Пол. Б. Герберт, К. Андерсон. Дюна 436

***

===

Бледный и возбужденный Уитмор Бладд сидел рядом с Гарни. Щегольская одежда мастера меча был изрядно потрепана, потеряв все свое павлинье изящество. Рапира висела на боку, но казалось, у Бладда не было ни малейшего желания к ней прикасаться.

На Икац Бладд вез маленький плазовый куб с частицей праха Ривви Динари. Этот куб будет заложен в новый монумент. Эрцгерцог Икац поклялся воздвигнуть величественный мемориал в честь тучного мастера меча, без колебаний пожертвовавшего своей жизнью.

При взгляде на этот куб, где, словно взвешенные в прозрачном тумане, плавали частицы пепла, Бладд всякий раз испытывал внутренний стыд. Эрцгерцог почти не общался с ним, не замечая присутствия своего единственного теперь мастера меча. Уитмор Бладд понимал, что его имя едва ли будет упомянуто в исторических хрониках, описывающих то страшное событие.

Теперь, когда у Лето появилось время для осмысления предстоящих военных операций и оценки стоимости перевозки войск, до герцога стали доходить истинные масштабы затрат, которых потребует ведение полномасштабных боевых действий. Если бы безумный правитель Груммана придерживался правил ведения войны убийц, то в ней были бы конкретные цели, единичные жертвы, и не было бы никакой нужды в гигантском военном флоте и в расходах на его перевозки и содержание.

– Эта война может сделать меня банкротом, Арманд, – сказал Лето.

Эрцгерцог повернул к нему свое изможденное лицо.

– Дом Икаца возьмет на себя половину ваших расходов. – Он прикрыл тяжелые веки. – Честь стоит куда дороже.

В грузовом отсеке лайнера смотреть было особенно не на что, но эрцгерцог все же выглянул в иллюминатор и окинул взором военные корабли Атрейдеса, которые скоро соединятся с его собственными боевыми судами.

Когда лайнер завис на орбите над Икацом и из открытых люков вылетела внушительная армада боевых кораблей, словно почетный эскорт эрцгерцогского фрегата, на каналах дворцовой связи начался настоящий переполох.

Небрежно махнув уцелевшей рукой в сторону мастера меча, Арманд негромко приказал:

– Бладд, скажите им, кто мы! Скажите, что никакой угрозы нет.

Лицо эрцгерцога казалось мертвым, в нем не было даже злорадства, когда он добавил:

– Мне очень хочется заглянуть в глаза герцогу Видалу и посмотреть, как он будет изворачиваться. Он очень удивится тому, что я еще жив. Интересно, что он будет говорить в свое оправдание?

– Он скажет, что доказательства его предательства, которые мы везем с собой, не более чем фальшивка, – ответил Лето.

– Он может говорить все, что ему угодно, но я поверю только истине.

Но герцог Видал не дал им такого шанса. Со взлетной площадки возле Икацского дворца стартовала большая группа кораблей и, взлетев в воздух, покинула основной континент при появлении на орбите превосходящих военных сил. Сотни судов стремительно пересекли море в направлении элаккского континента. Этот массовый исход начался именно с неожиданного появления множества каладанских военных кораблей, направившихся на посадку.

Лето вполне понимал причину этой паники.

– Увидев такую мощную флотилию, они наверняка решили, что это военное нападение.

Но неужели Икаццы настолько утратили благородство, что бросили на произвол судьбы своих женщин и детей перед лицом нападения – пусть даже и превосходящего по силам – противника? Почему они ведут себя как воры, застигнутые на месте преступления?

– Сейчас я их вразумлю, – сказал Бладд и напористо заговорил в микрофон: – Вернулся эрцгерцог Икац. Он немедленно созывает военный совет. Мы везем очень важные новости.

– Эрцгерцог жив? – изумленно выпалил дежурный диспетчер космопорта. – Нам сказали, что он убит вместе со своей дочерью и множеством людей Дома Атрейдесов!

Арманд болезненно скривился. Лето привстал с кресла.

– Кто вам это сказал? Как эта информация достигла Икаца?

– Нам сказал об этом герцог Прад Видал. Он принял на себя обязанности временного правителя Икаца.

Лицо эрцгерцога потемнело от гнева, а Гарни глухо прорычал:

– Ни один курьер не смог бы доставить сюда эту информацию, милорд. За все время после трагедии ни один корабль не покинул Каладан. Мы – первые. Никто не мог распространить эту новость.

– Видалу не нужен был курьер, – сказал Лето. – Он знал, что атака должна была произойти. Но я не ожидал, что он будет действовать с такой поспешностью. Видимо, он просто глупец.

– Он очень нетерпелив. Он не предполагал, что мы перережем всякое сообщение Каладана с внешним миром после устроенной в замке резни. Не рассчитывал он и на то, что кто-нибудь из нас останется в живых. Он сильно торопился занять мой трон и не стал дожидаться подтверждения. – Арманд взял из рук Бладда микрофон и отдал распоряжения: – Немедленно арестуйте герцога Видала. Ему предстоит ответить на ряд неприятных вопросов.

Сверху было видно, что во дворце творится невообразимая суета. С площадки продолжали один за другим подниматься корабли. Это было похоже на беспорядочное отступление военного флота. Кто это? Сторонники Видала? Небольшая группировка, поддержавшая притязания элаккского губернатора на власть, не могла, конечно, рассчитывать на победу в столкновении с мощным флотом Атрейдеса, и мятежники прекрасно это понимали.

– Он хотел занять мой дворец, но не учел, что за него придется драться. Теперь он бежит назад, в Элакку, чтобы спрятаться за стенами своих укреплений – надеясь, что они окажутся достаточно прочными, – было видно, что эрцгерцог с трудом сдерживает рвущуюся наружу ярость.

– Прежде чем заняться грумманской угрозой, нам, как я вижу, придется для начала раздавить тараканов, скопившихся под вашим половиком, милорд, – сказал Гарни.

Поток кораблей устремился от дворца в направлении побережья и открытого океана. Арманд в бешенстве сжимал и разжимал свой единственный кулак.

– Герцог Лето, прикажите вашему флоту атаковать эти корабли. Это решит часть наших проблем.

Лето выпрямился в кресле.

– Арманд, это нарушение правил ведения войны убийц. Надо минимизировать ненужные потери. Выбирайте только благородные цели. Если вы ошибетесь, то это может привести к гражданской войне и навлечь санкции Ландсраада.

Арманд медленно наклонил голову в знак согласия. Флагманский фрегат пошел на посадку.

– Да, я не могу на это пойти. Гражданская война заставит меня отложить удар по Грумману.

***

Харконнены убили всю мою семью, но я выжил, несмотря на то, что Тварь Раббан устроил за мной потешную охоту. За время прохождения курса обучения на Гинаце я участвовал во многих сражениях, потом я помогал герцогу Лето отвоевать Икс у тлейлаксу, и во всех этих испытаниях и сражениях я уцелел. Я не в состоянии пересчитать все битвы, в которых я участвовал на стороне Дома Атрейдесов. Да их и невозможно пересчитать. Единственное, что имеет значение, – это то, что я до сих пор и жив и могу снова постоять за Дом Атрейдесов.

Дункан Айдахо. Тысяча жизней

Своими жесткими черными волосами и резкими чертами лица Дункан Айдахо разительно отличался от Пола Атрейдеса. Так как они не могли представляться как отец и сын, то выдавали себя за дядю и воспитанника.

Оба были одеты в добротную, но простую, не по размеру одежду, за плечами у них были видавшие виды рюкзаки, купленные на барахолке в Кала-Сити. Дункан прятал меч старого герцога под длинным плащом. Пол был коротко острижен, а недавно полученные ссадины и царапины делали его просто неузнаваемым. Мастер меча окинул мальчика придирчивым взглядом и наставительно изрек:

– Маскировка не в совершенстве облика, а в способности отвлечь внимание.

Они сели на большой паром, чтобы не спеша пересечь океан. На борту был торговый груз, а пассажиры – сельскохозяйственные сезонные рабочие и путешественники, предпочитавшие неторопливое передвижение. Были здесь и люди слишком бедные, чтобы позволить себе быстрый перелет на большое расстояние. В большинстве своем пассажирами нижней палубы были крестьяне, занимавшиеся выращиванием риса пунди. Они перемещались с поля на поле вдоль побережья, следуя за сезонами возделывания культуры в разных широтах и на разных континентах. Это были низкорослые широколицые люди, говорившие на диалекте, непонятном Полу. Многие были родом из племен, многие столетия обитавших в непроходимых джунглях в изоляции от цивилизованного мира. Из образовательных фильмов Пол знал о таинственных «первобытных людях Каладана», но о них вообще было мало что известно, так как в своем правлении Атрейдесы придерживались политики невмешательства в жизнь естественных изолированных этнических сообществ.

Некоторые пассажиры развлекались рыбной ловлей с верхней палубы. Кок парома каждый день вытаскивал волочившуюся за кормой сеть и из улова готовил еду для пассажиров. Все пассажиры ели за общим столом, но Пол и Дункан не участвовали в этих совместных трапезах. Пол удовлетворялся жареной рыбой и тонкими ломтиками сушеной параданской дыни.

Однажды вблизи парома прошел сильный шторм, и посудину швыряло из стороны в сторону как щепку, но Пол умел сохранять равновесие при сильной качке и, стоя рядом с Дунканом на палубе, с удовольствием разглядывал свинцовые облака, белые барашки волн и вспышки молний на далеком горизонте. Пол вспомнил страшные истории о таинственных электрических чудовищах – элекранах, охотившихся за потерпевшими крушение моряками, но сейчас это была лишь обычная гроза, разразившаяся на севере.

Они сошли с парома, когда он пристал к причалу самого крупного города восточного континента (городку чуть больше деревни с пристанями и деревянными домами, ряды которых тянулись вдоль берега). Пол посмотрел на зубчатые горы, гряды которых начинались непосредственно от береговой линии.

– Мы пойдем в глубь континента, Дункан? Я не вижу здесь дорог.

– Значит, нам придется идти по тропинкам. Сестры довольно искусно прячутся, но нет такого укрытия, какого я не смог бы отыскать.

Когда они спрашивали деревенских о таинственной крепости, то получали в ответ лишь угрюмые подозрительные взгляды. Изгнанные сестры не особенно почитались, но местные жители относились ко всем чужакам без особого энтузиазма и очень неохотно отвечали на вопросы. Но Дункан не отставал, говоря, что у него чисто личный интерес к монастырю. Наконец кто-то из местных жителей указал направление, в котором надо было идти, и Дункан с Полом двинулись в путь.

Им потребовалось несколько дней пешего путешествия – сначала по широкой мощеной дороге, потом по грунтовой, потом по тропе, пока, наконец, они не вышли на грязную извилистую тропинку, поднимавшуюся вверх по горному склону. Джунгли становились все гуще, деревья выше, а подъем круче.

Когда они наконец на третий день добрались до укрепленной женской обители, то им показалось, что они наткнулись на крепость случайно. Отвесные черные стены торчали из земли, словно искусственные скалы. Пол, как зачарованный, смотрел на острые углы стен и смотровые башенки, на которых виднелись маленькие человеческие фигурки. Общежитие изгнанных сестер смотрело на мир несколькими окнами – узкими, как вертикальные бойницы, или для пущей безопасности, или для того, чтобы сестры как можно меньше видели окружающий мир.

По узкой тропинке Дункан и Пол поднялись к прочным неприветливым воротам.

– Наверное, иногда они все же принимают посетителей, – задумчиво произнес Пол. – Получают же они припасы и продовольствие. Не могут же они жить на полном самообеспечении.

– Нам нет смысла скрывать наши имена, если мы прибыли сюда искать убежища. Думаю, они увидели нас, когда мы были за несколько километров, и уже давно следят за нами. – Дункан откинул с головы капюшон и положил руку на плечо Пола. – Эй!

Но фигуры на высоких башнях не шелохнулись. На крик никто не отозвался. Дункан позвал снова.

– Откройте ворота! Мы требуем впустить нас именем герцога Лето Атрейдеса из Каладана!

Пол уловил на стенах какую-то суету. Каменная плита над воротами сдвинулась с места, открыв замаскированное окно.

– Герцога Лето Справедливого? Такое легко может сказать любой человек, – произнес грубый голос. Мужской, решил Пол. Интересно, почему мужчина охраняет ворота этой женской обители?

– Но не всякому человеку легко привести сюда родного сына герцога, Пола, – возразил Дункан. – Здесь, с вами, находится его бабушка Елена. Она, конечно, не сможет узнать внука, так как она ни разу его не видела, но она узнает меня.

Пол поднял голову и посмотрел вверх, уверенный, что наблюдатели внимательно изучают пришельцев.

– А зачем Преподобной Настоятельнице видеть внука? Почему вы думаете, что она этого захочет? Ваш герцог сам запретил ей поддерживать любые контакты с его семейством.

Пол быстро переварил услышанное. Настоятельница? На самом деле это его не удивило. Из того, что он знал о Елене Атрейдес, можно было заключить, что это была расчетливая и очень умная женщина с большими амбициями.

– Этот вопрос мы обсудим в личной беседе с леди Еленой, – сказал Дункан. – Она прекрасно знает, почему находится здесь, или вы хотите, чтобы я сейчас выкрикнул эти причины во всю силу моих легких?

Раздался металлический щелчок, и ворота медленно отворились внутрь. Человек, встретивший Дункана и Пола, был когда-то поразительно красив – это было видно по правильным чертам его лица, но теперь оно было изборождено морщинами, а кожа стала походить на высушенный пергамент, словно душевные переживания надломили этого человека. Удивительно, на нем была потрепанная и выцветшая форма гвардии Дома Атрейдесов.

Дункан пристально посмотрел на человека и внезапно нахмурился.

– Суэйн Гойре! Так ты, оказывается, пережил все эти годы.

Печальное и хмурое выражение стало вечной маской этого человека.

– Я до сих пор жив, потому что это есть часть моего приговора. Тем не менее мое покаяние не может изменить моей участи.

– Нет, но зато ты можешь помочь сохранить жизнь нам. Для него. – Дункан подтолкнул вперед Пола и сам прошел через ворота на территорию, огороженную толстыми высокими стенами.

От имени герцога они попросили убежища, и сестры-затворницы неохотно предоставили им его, но гостеприимство их было весьма холодным. Женщины, обитавшие здесь, в большинстве своем были одеты в мешковатую неудобную черную одежду, многие носили мантильи, некоторые же покрывали голову и лицо сетчатой вуалью. Говорили они мало, обычно молчали. В отношениях с гостями они скорее строили баррикады, а не наводили мосты.

Сестры-затворницы практически не общались с окружающим миром, хотя были искусными мастерицами в изготовлении ковров ручной работы. Говорили, что большинство женщин явилось сюда по причине психических травм, последствия которых они не могли перенести в миру. Пол решил, что они вместе отгородились от мира, чтобы сообща переживать свое горе и искать друг у друга защиты.

На закате тревожную тишину монастыря нарушал звон медного колокола, созывавший сестер на вечернюю трапезу за большим общим столом. Еда была простая – хлеб, фрукты, овощи и засоленная рыба. Еду сестры запивали родниковой водой, поступавшей из джунглей по водопроводной трубе.

Гойре ужинал за отдельным столом в дальнем конце столовой, избегая общества двоих гостей. Очевидно, он не имел права сидеть за одним столом с сестрами. Приговоренный к ссылке в монастырь после смерти Виктора и Кайлеи, он был одним из немногих мужчин, постоянно проживавших здесь.

Большое кресло во главе стола осталось пустым, и Пол подумал, соизволит ли бабушка показаться им на глаза или решит, что они оба не стоят ее внимания. Мальчику очень хотелось познакомиться с этой женщиной, имя которой так редко упоминалось в замке. Он приставал с расспросами и к Гарни, и к Сафиру, и к Дункану, но всякий раз получал лишь короткие невразумительные ответы.

Вдруг, словно повинуясь какому-то телепатическому сигналу, все сестры одновременно повернули головы в сторону деревянной двери в дальнем конце зала. Дверь открылась, и в трапезную вошла высокая женщина в капюшоне.

Лицо ее было прикрыто сетчатой вуалью, воротник черной накидки был украшен Ричесскими блестками. Нитчатые динамики. Женщина плавно прошла к своему месту и остановилась, неестественно выпрямив спину. Она зловеще скользнула взглядом по Полу, и тот поежился. Женщина была похожа на древнее изображение Смерти с косой. Когда женщина повернулась прикрытым вуалью лицом к двум визитерам, то Гойре – Пол заметил и это – быстро отвернулся.

Настоятельница села на свое место, не проронив ни слова. Интересно, подумал Пол, представится ли она, задаст ли ему какие-нибудь вопросы? Рука Дункана сжалась в кулак.

После долгой неприятной паузы женщина подняла затянутые в черные перчатки руки, взялась за капюшон, застыла на мгновение в нерешительности, потом откинула капюшон назад, открыв волнистые темно-каштановые с проседью волосы, а затем сняла и вуаль, прикрывавшую лицо. Пол впервые увидел свою бабушку по отцовской линии.

Лицо женщины оказалось худым и суровым, но все же она была поразительно похожа на отца. Леди Елена, принцесса из дома Ричесов, вышла в свое время замуж за старого герцога Пола и до сих пор не забыла о своем августейшем достоинстве. Наконец она заговорила трескучим и сухим – как после долгого молчания – голосом:

– Здесь, за этой трапезой, я признаю, что я – твоя бабушка, мальчик. Но не рассчитывай на любовный прием и праздничный ужин.

– Тем не менее мы рассчитываем на элементарную вежливость и гарантии нашей безопасности, – твердо произнес Дункан.

– Вежливость… – Елена задумалась. – Вы просите о большом одолжении.

Гойре встал, удивив этим собравшихся женщин.

– И вы предоставите им требуемое. Они имеют полное право на ваше гостеприимство, и ваш долг его им предоставить.

Елена сложила губы в недовольную гримасу.

– Очень хорошо. Вы уже здесь, и я узнаю почему… но позже. А пока давайте в мире вкушать пищу и упиваться молчанием.

***

Политика – это очень искусно сплетенная материя, сложный и запутанный лабиринт, вечно меняющийся калейдоскоп. В ней нет ничего красивого.

Граф Хасимир Фенринг

Барон Харконнен сидел в просторном саморегулирующемся кресле заднего ряда зала выступлений Ландсраада в ожидании начала громкого суда, в котором, как он надеялся, не прозвучит его имя. Владимир Харконнен буквально извелся от нетерпения, сидя в своей резиденции на Гайеди Прим и ожидая хоть каких-то новостей о трагедии на свадьбе бедного Лето и об убиении его невинного сыночка (если, конечно, убийцы справились со своим заданием). Наконец, не в силах больше подавлять свое нетерпение, барон решил отправиться на Кайтэйн, якобы «по делам». Никто ничего не заподозрит в такой поездке.

Так уж вышло, что барон оказался в имперской столице в тот момент, когда туда же прибыл представитель Дома Атрейдесов Сафир Хават. Вместе с послом Икаца в Кайтэйне он потребовал созыва экстренного заседания Ландсраада и личного суда Императора.

«Должно быть, они и в самом деле очень расстроены. Боже, какое горе». Весть о кровавой вакханалии на свадьбе быстро распространилась по столице, и барон очень огорчился, узнав, что герцог Лето и его сын Пол остались живы.

Очень кстати оказался в это время в Кайтэйне и виконт Хундро Моритани, словно приехал сюда специально для того, чтобы ответить на обвинения в его адрес. Все это выглядит вызывающе и глупо, думал барон Харконнен. Виконту следовало бы убраться из столицы и вернуться на Грумман, чтобы укрепить оборону перед нападением соединенных сил Атрейдеса и Икаца. В том, что такое возмездие не заставит себя ждать, барон был уверен. Что виконт вообще здесь делает? Барон избегал встреч с ним, понимая, что от сумасбродного грумманского правителя можно ожидать любой, самой безумной выходки.

Аристократы, съехавшиеся на заседание, собрались в зале выступлений и заняли свои места, тихо переговариваясь в тревожном предвкушении событий. Многие были, очевидно, обеспокоены тем, что услышали. Место, зарезервированное за виконтом Моритани, вызывающе пустовало. Неужели этот идиот проигнорировал вызов, сделанный от имени самого Императора? Вполне возможно.

С украшенного богатым декором помоста в центре зала Император Шаддам IV потребовал тишины.

– Я требую от виконта Моритани с Груммана ответа на выдвинутые против него сегодня обвинения. – Император поднял руку к сводчатому потолку, и оттуда опустился в зал прозрачный плазовый шар.

Внутри шара стоял высокий угловатый человек, горделиво завернувшийся в желтый, отороченный дорогим мехом плащ. Виконт возмущенно заговорил с сильным грумманским акцентом. Голос его гремел под сводами зала, усиленный мощными громкоговорителями.

– Почему меня взяли под стражу до предъявления мне обвинений? Почему меня выставили на всеобщее обозрение равных мне людей, как животное в зверинце?

Император сохранил полную невозмутимость.

– Вы взяты под стражу ради обеспечения вашей же безопасности.

– Я не нуждаюсь в такой защите! Я требую, чтобы меня освободили, и я смог бы свободно предстать перед моими обвинителями.

Шаддам стряхнул с позолоченного рукава невидимую пылинку.

– Возможно, некоторые члены Ландсраада хотели бы защититься от вас, виконт. По поводу Груммана мне была подана официальная жалоба. – Шаддам похлопал рукой по листам ридулианской бумаги и заговорил таким тоном, словно читал сводку новостей: – Речь в жалобе идет о якобы имевших место нарушениях в объявлении и ведении легальной войны убийц. Существуют предписанные законом правила ее ведения, и в мои обязанности входит напомнить вам о них. Напомнить всем. – Шаддам оглядел зал, дождался одобрительного гула голосов, а потом приказал открыть прозрачный шар.

Рослый и взъерошенный виконт Моритани предстал перед толпой собравшихся.

– Очень хорошо, давайте обсудим мои поступки и действия. Но пусть зал послушает рассказ и о тех преступлениях, которые были совершены в отношении моего Дома. – Горящим взглядом виконт обвел зал, ища в нем барона Харконнена, но, очевидно, не смог его увидеть за сотнями других представителей. Несмотря на солидную комплекцию, барону удалось укрыться в тени, вжавшись в саморегулирующееся кресло.

Женщина – посол Икаца, – стоявшая рядом с Хаватом, выступила вперед и заговорила хорошо поставленным голосом:

– Да, преступления действительно были совершены. Мы представим суду наши доказательства, и пусть Император и высокий Ландсраад примут справедливое решение.

Не дожидаясь вопросов, женщина начала излагать факты, касающиеся застарелой вражды: уничтожение нормальной экологии туманных лесов, убийство послов, ковровые бомбардировки Икаца, отзыв грумманских курсантов из школы мастеров меча Гинаца, вслед за чем последовало внезапное нападение на планету и ее разрушение, убийство брата и дочери эрцгерцога Арманда.

Сначала виконт Моритани слушал обвинения со стоической невозмутимостью, но потом лицо его скривилось в горькой усмешке. Среди присутствующих поднялся громкий возмущенный ропот. Барон понял, что судилище не сулит ничего хорошего.

Теперь вперед выступил Сафир Хават.

– Но это было лишь начало, милорды. Представленные мною изображения сами за себя все скажут.

Собрание аристократов замерло в жутком молчании, а барон с жадным нетерпением смотрел кадры, запечатлевшие побоище на свадьбе герцога, кульминацией которых стало издевательское голографическое обращение виконта Моритани. К вящей радости барона имя Харконненов не было упомянуто ни разу.

Зал, опомнившись от потрясения, негодующе взревел. Шаддам потребовал тишины, несколько раз ударив молотком по столу. Снова заговорила посол Икаца. Женщину просто трясло от ярости.

– Во время этого конфликта Дом Икаца не совершил ничего противозаконного. С самого начала наш эрцгерцог, как того требуют правила, объявил войну убийц. Мы отвечали на враждебные действия, полностью подчиняясь строгим правилам такой войны, записанным в Великой Конвенции. Мы ничем не спровоцировали такое ужасающее насилие со стороны Дома Моритани.

Виконт с силой ударил кулаком по столу.

– Вы равнодушно позволили моему единственному сыну умереть, так как отказали мне в поставках лекарства, которое могло спасти ему жизнь, вылечив от страшной болезни! Вы убили Вольфрама. С равным успехом вы могли подослать к нему убийц. Мой бедный сын, мой единственный наследник, невинный мальчик, стал преднамеренной жертвой ненависти Икаца.

Барон шевельнул губами, но промолчал. Кто-то мог возразить, что убийство сына и наследника допускается правилами ведения войны убийц.

Ответ Моритани не смутил женщину-посла.

– Все знают, что эрцгерцог Арманд – великий гуманист. Покажите нам хотя бы один формальный запрос, официальную просьбу о поставке лекарства. Докажите этому высокому собранию, что Икац отказал вашему сыну в необходимом ему лечении. – Она холодно посмотрела на виконта. – Учитывая ваше прошлое поведение, виконт, можно подумать, что вы сами специально дали своему сыну умереть, чтобы иметь повод совершать еще более вопиющие насилия.

Моритани побагровел от ярости. Прежде чем виконт успел спрыгнуть с помоста, к нему стремительно приблизился сардаукар, чтобы в случае необходимости водворить его обратно в плазовый шар.

Шаддам выставил вперед указательный палец.

– Довольно. Все должно быть под контролем и в пределах допустимого.

Теперь громко и решительно заговорил Хават:

– В пределах допустимого, сир? Дом Моритани выступил не только против Икаца. Он обрушился и на Дом Атрейдесов и на Дом Верниусов с Икса. Во время побоища на свадьбе представители многих благородных фамилий подвергались огромному риску быть убитыми. Предательская атака грумманцев уничтожила школу мастеров меча на Гинаце. До каких пор мы будем терпеть эти побочные бедствия вражды? Этот локальный конфликт может перерасти в большую войну, в которую будут вовлечены многие Дома Ландсраада.

– Не перерастет, – суровым тоном произнес Шаддам. – Виконт Моритани, я приказываю вам отказаться от своего рискованного и недопустимого поведения. Вы заплатите репарации, размер которых я определю лично. Кроме того, я требую, чтобы вы принесли извинения эрцгерцогу за убийство двух его дочерей и брата. Таким образом, конфликт будет улажен.

В ответ виконт лишь грубо расхохотался, поразив этим аудиторию до немоты. Даже барон удивился поведению этого сумасшедшего.

– О, в это дело вовлечены не только Дома Икаца и Атрейдеса. Вам всем еще предстоит сильно удивиться.

Теперь он, казалось, смотрел прямо на место Харконненов. «Он затеял со мной опасную игру», – подумал барон.

Моритани сделал шаг к императорскому помосту, но сардаукар не позволил ему подойти ближе.

– Отчего бы вам не послать на Грумман еще один легион сардаукаров, чтобы они стояли у меня над душой, сир? Я просто буду их игнорировать, как и в прошлый раз. – Он повернулся спиной к Императору и направился к выходу, сопровождаемый злобными осуждающими выкриками с мест. Моритани снова заговорил, повысив голос:

– Теперь простите меня, я должен обдумать план поминок по моему сыну.

Император стукнул молотком по столу, но виконт не обернулся.

– Хундро Моритани, вы подвергнуты официальной опале за недостойное поведение. Я даю вам административный испытательный срок. – Аристократы зароптали, услышав такой мягкий приговор, и Шаддам, повысив голос, крикнул: – Если понадобится, Дом Моритани будет строго наказан. Еще один акт насилия, и вы лишитесь своего лена!

Теперь Моритани медленно обернулся и взглянул на Императора с нескрываемым презрением.

– Дорого ли стоит мой лен, сир? Грумман старая и почти бесполезная планета, но этой мой дом и я его глава. Я защищу мой народ и мою честь, если потребуется. Приезжайте ко мне сами, если хотите. Вы увидите, как Моритани отстаивают свою честь!

Барон похолодел. Этот человек и вправду, наверное, безумен. После свадебного побоища объединенные силы Икаца и Атрейдеса неминуемо нападут на Грумман, а теперь виконт приглашает к этому же и самого Императора. Казалось, виконт закусил удила и потерял голову. Неужели он действительно так сильно любил сына? Эта мысль плохо укладывалась в голове барона. Как он – или кто бы то ни было – сможет контролировать действия такого человека?

В тот вечер, сидя в своей дипломатической квартире и готовясь к отъезду на Гайеди Прим, барон получил ненужное ему секретное послание. Изукрашенной палочкой для размешивания меланжевого кофе барон активировал голографическое устройство, и в воздухе появилось изображение улыбающегося виконта Моритани, повисшее над подносом с чашкой. Ошеломленный барон отодвинул кофейный прибор, но это не помогло. Моритани заговорил:

– В данный момент я возвращаюсь на Грумман, чтобы подготовиться к битве. К величественной битве. Эрцгерцог явится сюда с военным флотом Атрейдесов – они не смогут устоять перед такой наживкой, но это вторжение надо отразить. – Самодовольно улыбнувшись, Моритани добавил: – Я надеюсь, барон, что вы, как мой союзник, направите свои дивизии на помощь Грумману. Я вынужден настаивать – памятуя о нашей дружбе… и наших тайнах.

Барон опрокинул чашку с меланжевым кофе, но это не помешало Моритани закончить речь зловещим ультиматумом:

– Как я вам и обещал, я возьму всю ответственность за эти действия на себя. Мне нет никакой нужды раскрывать участие в них Дома Харконненов. Если вы дадите мне людей, чтобы наши два Дома сражались плечом к плечу против общего врага, то я с радостью одену ваших солдат в грумманскую форму. Пусть это будет наш маленький маскарад. Никто не будет о нем знать, кроме нас с вами.

– На подготовку вам вполне хватит двух недель. Атрейдес и Икац не явятся раньше, так как сейчас оба заняты делом герцога Видала. Пошлите одну дивизию под началом Раббана. – Виконт улыбнулся, и его изображение мигнуло. – Я потерял сына, а вам придется рискнуть всего лишь племянником.

В бессильной ярости барон ударил рукой воздух в том месте, где висело изображение нагло ухмыляющегося виконта. Но что толку? Барон имел сейчас так мало возможностей повлиять на события, что уж говорить о такой мелочи…

Мы выстраиваем вокруг себя мощные крепости с толстыми стенами и глубокими рвами. Эти укрепления служат двоякой цели: они позволяют нам отгораживаться от неприятных напоминаний и запирают внутри себя нашу вину.

Книга Азхара ордена Бинэ Гессерит

Стены монастыря были сложены из грубого прочного камня, но истинный холод, царивший в ткацкой мастерской, исходил, казалось, не от них, а от самой бабушки. Леди Елена Атрейдес явно отказывала Полу в гостеприимстве, желая, чтобы он чувствовал себя неуютно, и поэтому он нервировал ее тем, что вел себя совершенно естественно, не проявляя никакой неловкости. Он ничего не приобретал и не терял от расположения старухи, да и она, как считал мальчик, ничего не получала и не теряла от его дружбы. Он не ожидал, что настоятельница вдруг сменит гнев на милость.

Неприязнь Елены проистекала от старых воспоминаний о старом герцоге Поле и, возможно, о Лето. Но когда она попыталась выместить свое недовольство на внуке, мальчик безболезненно отразил эту атаку, словно на нем был надет щит, спасающий от ненужных эмоций.

– Наши женщины – великие труженицы, – отрезала Елена, когда Пол попросил показать, как сестры делают ковры. – Им не следует мешать во время работы.

Но Пол не отстал, как рассчитывала леди Елена.

– Им запрещено разговаривать, бабушка, и никто из них даже не взглянул на меня. Как же я смогу помешать им? – Он с любопытством посмотрел на кипевшую в зале работу, на ткацкие станки и нити. – Ты не объяснишь мне, что они делают?

На ритмично стучавших станках работали тридцать женщин, нити раскручивались и ложились в основу, из стороны в сторону перекидывались челноки, набивался рисунок, потом все повторялось сначала. Разноцветные нитки сматывались с многочисленных клубков и веретен с пряжей.

Женщины отбирали руками нити – от тонких, как паутина, до толстых крученых волокон. Ткачихи вплетали их в узоры, работая необычайно слаженно и в полном молчании. Полу потребовалось несколько мгновений, чтобы понять, что здесь ткут не один большой узор, а сразу несколько ковров. Некоторые из них напоминали многоцветную радугу; краски сливались, плавно переходя одна в другую. Другие ковры выглядели как хаотичное переплетение нитей – пересекающиеся, прихотливо изогнутые линии образовывали невероятно причудливые узлы.

– Они следуют какому-то единому большому плану?

– Каждая сестра плетет свой собственный узор. Так как мы не разговариваем друг с другом, то кто может знать, какие видения посещают каждую из нас, какие воспоминания нам являются? – Елена неприязненно поморщилась. – Выработка знаменитых абстрактных ковров является очень доходным промыслом нашего монастыря. В этих коврах отсутствуют традиционные узоры и картины, как в других, напротив, есть весьма причудливые изображения, которые можно очень вольно интерпретировать. КООАМ платит нам довольно приличные деньги и распространяет наши изделия по планетам Империи.

– Значит, ваша религиозная Орден – это коммерческое предприятие.

Это замечание вызвало раздражение у бабушки.

– Религия всегда сочетается с коммерцией. Мы признаем, что люди хотят производить что-то полезное, и платим им за это деньги. Помимо этого наш монастырь полностью себя обеспечивает. Мы сами выращиваем для себя еду. Ты это прекрасно знаешь, ибо я видела, как вы с Дунканом все здесь вынюхивали.

С момента своего прихода в монастырь Пол и Дункан обошли всю его территорию, осмотрели возделанные участки на крутых склонах вблизи внешних стен. В джунглях сестры собирали фрукты, съедобные листья и коренья. Приносили из джунглей и дичь. Правда, Пол сомневался, что сестры сами ходили на охоту, но этим мог заниматься Суэйн Гойре.

– Люди первобытных племен Каладана тоже любят наши ковры.

Это сильно удивило Пола.

– Для чего они им нужны?

Несмотря на то что эти племена жили в лесных чащобах и практически не вступали в контакт с остальным населением, Пол был очарован тем, что узнал о них из видеокниг. Так как его отец был герцогом Атрейдесом, мальчику хотелось досконально знать все о своей планете. Старый герцог Пол, герцог Лето и все их предки разрешили первобытным племенам жить на восточном континенте по собственным законам без всякого вмешательства каладанского правительства. Еще старый герцог обнародовал указ, согласно которому те первобытные люди, которые захотят приобщиться к цивилизации, вольны делать это по собственному усмотрению. История, к сожалению, полна печальных примеров того, как первобытные народы насильно, против их воли, загонялись в русло чуждых им цивилизаций.

Елена нахмурилась.

– Кто может понять дикарей? Их мотивы так же смутны и непонятны, как узоры наших ковров. Но они сами знают, что они в них видят, и сестрам довольно и этого.

Зная, что может насторожить и даже обидеть бабушку, Пол все же спросил:

– Ты не чувствуешь себя оторванной от цивилизации? Ты не хочешь попросить прощения у моего отца и вернуться в замок Каладан?

Елена в ответ рассмеялась дребезжащим старушечьим смехом.

– Зачем мне это? Здесь у меня есть все, в чем я нуждаюсь, и в монастыре я королева в своих владениях, так зачем же мне добровольно становиться пешкой в чужих играх?

Пол снова посмотрел на прихотливое переплетение ковровых нитей. Одна из сестер, женщина с коротко стриженными седыми волосами, ловко вплела розовую нитку в уток, потом синюю, быстро связав их и добавив в завораживающий калейдоскопический узор.

В голосе бабушки появились желчные нотки, когда она снова заговорила:

– Здесь все идет прекрасно, мы ведем гармоничную жизнь. Я много лет не вспоминала ни о своем муже, ни о своем сыне. – Внезапно Елена протянула руку и, сложив согнутые длинные пальцы, стремительно разорвала соединенные в узел нити. – До вашего с Дунканом появления здесь царила совершенная гармония.

Молчаливая седая сестра выпрямилась и посмотрела на испорченный настоятельницей узор.

Пол подумал, что этот жест был еще одной попыткой запугать его. Но мальчик бесстрастно разглядывал путаницу из разорванных волокон, рассматривая узлы и цвета.

– Если каждая женщина здесь создает собственный узор, исходя из своего жизненного опыта, – он кивнул в сторону разрыва, – то не есть ли этот клубок символ твоей жизни.

===

***