Каждый год несет с собой надежду и упование,Каждый прошедший год уносит разочарования в них.
Гарни Холлик. Из неоконченной песни
Согласно имперскому календарю, заново рассчитанному с учетом переноса нулевого меридиана с Кайтэйна на Арракис, было изменено летосчисление. Было решено, что наступил 10?198 год эры Гильдии. Следующий год величия Муад’Диба, следующий год, наполненный новыми победами великого джихада. В Аррракине царило безумное веселье шумных карнавальных праздников.
Император Муад’Диб стоял на балконе своей скромной, обставленной в стиле ситча спальни и смотрел на толпы людей, текущие по улицам и площадям. Его нисколько не удивляло это безумство. Многие тысячелетия фримены понимали потребность человека в периодическом высвобождении животного начала и регулярно устраивали росные оргии. Этот праздник многим напоминал оргию, только более масштабную и тщательно подготовленную.
Его святейшество Муад’Диб открыл свои закрома и дал специю и еду всем жаждущим. Он опустошил цистерны и бассейны, и вода струями потекла в подставленные ладони, и люди дивились такому чуду. В течение ближайших месяцев он без труда заполнит все резервуары, так как из бесчисленных походов верные воины Муад’Диба привозили массу трупов, из которых можно было извлечь очень много воды.
Откинув влагонепроницаемую занавеску, на балкон вышла Чани и легонько прикоснулась к возлюбленному. Она все еще не забеременела, и это тревожило Муад’Диба, так как оба страстно хотели наследника. Обоих мучила боль от потери первого сына – Лето, убитого сардаукарами во время их неожиданной атаки буквально за несколько дней до окончательной победы Пола над Императором Шаддамом. Это горе заставляло их сомневаться. Врачи, правда, не находили каких-либо расстройств у Чани, но разве можно анализами и приборами измерить глубину и силу душевной боли?
Но у них все равно будет еще один сын. Они назовут его Лето, но это и накладывало тяжкие обязательства на них обоих, в особенности на Чани.
Они некоторое время стояли молча, вдыхая теплый ночной воздух, насыщенный дымом, гарью фейерверков и благовоний и запахом немытых тел. Внизу было так много людей, что их движение казалось беспорядочным броуновским движением бессмысленно стремящихся куда-то молекул. Полу эта толпа казалась движущейся в бессознательном танце, истолковать который было так же трудно, как и многие его видения.
– Они с такой готовностью любят меня, когда я являю им свое величие, – сказал Пол, обращаясь к Чани. – Не значит ли это, что, когда настанут тяжелые времена, они с такой же готовностью начнут меня ненавидеть?
– Они с такой же быстротой возненавидят любого на твоем месте, мой возлюбленный.
– Но честно ли это по отношению к козлу отпущения?
– Не стоит думать о честности, когда имеешь дело с козлом отпущения, – сказала Чани, указывая на беснующихся внизу фрименов.
Арракин разрастался вширь, повсюду, напирая друг на друга, теснились новые дома. Они строились по проверенным проектам, занимали территорию жаркой пустыни, и главным их достоинством была возможность максимально сохранять влагу. Были дома, горделиво (или, если угодно, глупо) выстроенные в полном противоречии с традициями. Тоскующие по родным планетам архитекторы строили здания, похожие на постройки их потерянной родины. Некоторые кварталы напоминали Полу города Фарриса, большого Хайна, Зебулона и даже Кулата, планет столь бедных, скудных и нищих, что их обитателям Дюна казалась раем и землей обетованной.
Уитмор Бладд продолжал с рвением исполнять обязанности начальника проекта, надзирая за продолжавшимся возведением исполинского нового дворца, планы Бладда становились с каждым месяцем все грандиознее и грандиознее. Законченная часть нового дворца была уже больше, чем сожженная на Кайтэйне резиденция бывшего Императора, а Бладд утверждал, что он только теперь по-настоящему приступил к строительству…
В императорские покои вошел Корба. Пола неприятно удивила та легкость, с какой охрана пропустила его к монарху. Мало того, стражники согнулись в подобострастном ритуальном поклоне перед этим могущественным руководителем Кизарата. У Пола не было никаких причин заподозрить в предательстве бывшего главу федайкинов – его преданность была выше подозрений, как и его рвение, – но Пол не любил, когда к нему врываются так бесцеремонно.
– Корба, я тебя вызывал? – Резкость в голосе Императора заставила Корбу остановиться.
– Если бы ты меня вызвал, то я оказался бы здесь еще скорее, Муад’Диб. – Корба искренне не понял причины раздражения Императора.
– Мы с Чани наслаждаемся уединением. Ты же воспитывался в ситче. Видимо, тебя забыли научить традиционному уважению к другим.
– В таком случае прошу прощения за вторжение. – Корба низко поклонился и торопливо высказал то, что заботило его в настоящий момент: – Прости, что я это говорю, но мне очень не нравится это публичное сборище. Люди отмечают праздник имперского календаря. Пора выбросить на свалку этот реликт Империи.
– Сейчас идет 10?198 год эры Гильдии, Корба. Это летосчисление начинается годом основания Космической Гильдии. Эта дата не имеет никакого отношения ни к старой, ни к моей Империи. Люди празднуют наступление нового года – это совершенно безвредный, но необходимый способ выпуска накопившейся энергии.
– Но мы должны начать новую эру – эру Муад’Диба, – убежденно произнес Корба, а затем высказал то, что, видимо, давно было у него в голове: – Я предлагаю начать летосчисление с того дня, когда ты сверг с трона Шаддама IV и уничтожил Дом Харконненов. Я уже посоветовался по этому поводу с несколькими учеными богословами. Они готовы провести соответствующую подготовку, выполнить нужные вычисления и внести астрономические поправки.
Пол, к большому разочарованию Корбы, ответил решительным отказом.
– Но мы переживаем величайший момент истории. Нам надо обозначить его именно как таковой!
– Никто не может видеть истории в переживаемом им самим моменте. Если каждый Император будет менять календарь, просто потому, что считает себя великим, то летосчисление будет меняться каждые сто лет.
– Но ты же Муад’Диб!
Пол покачал головой.
– Я всего лишь человек. Только история определит меру моего величия.
«Или Ирулан», – подумал Пол, но не сказал этого вслух.
В тот вечер они рано легли спать, но долго не могли уснуть. Чани нежно погладила Пола по щеке.
– Ты чем-то озабочен, Усул?
– Я думаю.
– Ты всегда думаешь. Тебе надо отдохнуть.
– Когда я отдыхаю, то засыпаю и вижу сны… а они заставляют меня думать еще больше. – Он сел, отметив гладкость и прохладу дорогих простыней. Когда-то он хотел, чтобы в его покоях не было ничего, кроме традиционного фрименского ложа, но цивилизация проникла и сюда. Пол опасался, что несмотря на самые лучшие намерения, несмотря на внушенные отцом понятия о чести, неограниченная власть со временем развратит его.
– Ты тревожишься о битвах, Усул? О сражениях с Торвальдом и его мятежниками? Но не тревожься, скоро все враги падут перед твоими армиями. Это неизбежно, ведь такова воля Господа.
Пол задумчиво покачал головой.
– Следует ожидать, что часть народов поддержит Торвальда и одиннадцать союзных с ним аристократов. Мятежи всегда случаются в таких огромных и могущественных Империях, как моя. Как солнце притягивает луну, так и Торвальд притягивает к себе более мелких правителей, но по мере того, как растет его влияние, сильнее сплачиваются мои сторонники. Долго Торвальд не удержится. Стилгар только что отправился на Бела Тегейзе, чтобы покончить там с гнездом мятежников. Я не сомневаюсь в нашей победе.
Как это часто бывало, его солдаты проявят куда больше жестокости, чем диктует военная необходимость. Он воочию наблюдал это, участвуя в сражении за Эхкнот. Он уже освободил Гарни Холлика от обязанностей командующего и даровал ему бывшую планету Харконненов. Это поле битвы совершенно иного рода, и Гарни наверняка почувствует разницу. Он это заслужил.
Снова погладив Пола по щеке, Чани продолжала:
– Ты чувствуешь груз ответственности за тех, кем управляешь, мой возлюбленный. Ты переживаешь смерть их близких, как смерть своих, но ты не должен ни на минуту забывать, что ты спас их всех. Ты – тот человек, которого мы так долго ждали. Ты – Лизан-аль-Гаиб. Ты – махди. Люди сражаются за тебя, потому что верят в то будущее, которое ты несешь с собой.
Да, и отец учил его пользоваться в случае необходимости слепой верой. Защитная миссия ордена Бинэ Гессерит повсюду насаждала суеверия и пророчества, и он, Пол, использовал их к своей выгоде. Это был трюк, прием, орудие. Но в последнее время он стал замечать, что хвост начал вертеть собакой.
– Джихад живет теперь своей собственной жизнью. Когда в юности мне являлись видения, я знал, что священную войну не остановить, но я все же пытался изменить будущее, предотвратить вопиющее насилие. Но один человек не может остановить движение песков.
– Ты – Кориолисова буря, это ты привел в движение песок.
– Я не могу его остановить, но зато могу направлять его движение. Я вижу самую благоприятную из множества альтернатив там, где большинство людей видят лишь непростительное насилие и разрушение, – тяжело вздохнув, Пол отвернулся от Чани. Он обманывал себя, пытаясь увериться в том, что легко сможет удержать вожжи и направлять бег огромного живого существа, каким оказался джихад. Существа, превратившегося в чудовище. Он принимал решения, веря, что его выбор будет ясным и простым, а в результате оказался большим заложником истории, чем какой-либо правитель до него. Он поставил перед собой ужасную цель. Он оседлал гребень волны, угрожавшей утопить и его самого и всех, кто последовал за ним. Даже принимая наилучшее из возможных решений – невзирая на мотивы, – он видел развертывающееся перед ним кровавое будущее.
«Но альтернативы были бы еще хуже».
Он уже всерьез подумывал о том, чтобы исключить себя из этого грозного уравнения, ускользнуть от беспощадной петли рока. Пол мог бы по собственной воле броситься в бездну исторических толкований и воплощения мифов.
Но Муад’Диб, вздумай он умереть, немедленно превратился бы в мученика. Его образ настолько прочно закрепился в сердцах и душах, что его сторонники и дальше понесли бы его знамя – при необходимости без него и даже вопреки ему. Всему свое время. Пол опасался, что его преждевременная смерть может причинить больше бед, чем его жизнь.
На ночном столике, рядом с раковиной неведомого земного моллюска, привезенной Бладдом с Икаца, лежала стопка подробных рапортов о передвижении войск, маршрутах Гильдии и список планет, которые могут стать легкими жертвами следующих завоеваний. Нетерпеливым жестом Пол отшвырнул стопку в сторону.
Чани нахмурилась, видя такую реакцию.
– Ты недоволен таким успехом? Разве он не поразителен? – Обычно Чани очень хорошо чувствовала его настроение. Но не в этот раз. – Я уверена, что джихад почти закончился.
Он обернулся и внимательно посмотрел на Чани.
– Ты когда-нибудь слышала об Александре Великом? Он жил очень-очень давно, и имя его давно затерялось в тумане истории. Он был великим воином Матери Земли. Пишут, что он был самым могущественным Императором за всю ее историю. Его армии победоносным маршем прошли по нескольким континентам. Он завоевал всю известную тогда вселенную и расплакался, дойдя до моря, ибо не осталось стран, которые он мог бы завоевать. Но историки считают, что Александру повезло, так как он умер до того, как его Империя сама собой распалась и рухнула.
Чани недоуменно моргнула.
– Как такое могло получиться?
– Александр был подобен буре. У него было много солдат и самое совершенное на тот момент вооружение, но после покорения каждого следующего народа он шел дальше, не заботясь об управлении этим народом. – Пол легонько похлопал Чани по руке. – Разве ты не видишь? Наша армия проглатывает одну победу за другой. Но разбить и побить человека – это совсем не то же самое, что работать с ним много лет. Ирулан права: после окончания джихада Муад’Диба, после того, как я выиграю эту долгую войну, смогу ли я пережить мир? Считали бы Александра «великим», если бы ему пришлось позаботиться о воде, пище, крове, образовании и защите всех народов его Империи? Я очень в этом сомневаюсь. Он заболел лихорадкой и умер до того, как его победы вцепились ему в горло.
– Но ты же не какой-то там забытый древний вождь. Ты должен следовать за своей судьбой, Усул, – нежно прошептала Чани ему на ухо. – Куда бы ни привел тебя джихад, он – твоя судьба.
Он поцеловал Чани.
– Ты мой животворящий родник в пустыне, моя Сихайя. Мы должны наслаждаться каждым мигом, какой можем провести наедине.
Они слились не спеша, как будто впервые познавая друг друга.
***
Да, обширнейшая вселенная таит в себе много чудес, но, на мой взгляд, в ней слишком мало пустынь.
Стилгар. Комментарии
На Бела Тегейзе даже в самый разгар дня было сумрачно и сыро. Вся планета была постоянно затянута пеленой густого тумана. Стилгар ненавидел такие гиблые места всеми фибрами своей души. При каждом вдохе он ощущал холод и сырость. В конце дня ему пришлось буквально выжать одежду, чтобы избавиться от лишней влаги. Наверное, думал он, здесь нужен конденскостюм наоборот – чтобы он фильтровал лишнюю влагу, поступающую снаружи. Постоянный плеск воды, бьющей в борта тяжеловооруженных барж, сводил Стилгара с ума.
Стилгар знал, что Пол Муад’Диб родился и вырос на океанической планете Каладан. Каждый вечер, засыпая, он с самого детства слышал рев волн за стенами замка. Сама мысль о том, что воды может быть так много, казалась наибу дикой и несуразной. Как бедняжка не тронулся умом от постоянного шума прибоя?
Стилгар нисколько не сомневался в том, что болота Бела Тегейзе еще более предательская и коварная вещь, чем Каладанский океан.
С самого начала джихада, в котором участвовало великое множество легионов, рассеянных по планетам Империи, сам Стилгар установил бело-зеленое знамя фрименов и черно-зеленое знамя Империи Муад’Диба на четырех планетах. Он пролил много крови, видел смерть друзей и врагов. Люди умирали на удивление одинаково – независимо от их происхождения.
Теперь, по приказу Муад’Диба, Стилгар вел свое войско по следу мятежного аристократа Уркуди Баска, одного из последних крупных лордов, поддержавших восстание графа Торвальда. Стилгар полагал, что Баск, укрывшись на Бела Тегейзе, сам себя загнал в ловушку. С фрегатов Муад’Диба выгрузили специально сконструированные Тегейзескими инженерами оснащенные орудиями баржи. Местные жители были готовы оказать Стилгару помощь в поимке лорда Баска и его болотных крыс.
«Болотные крысы». Само это словосочетание резало Стилгару ухо.
Преследование Баска и его отрядов продолжалось уже две недели и было похоже на охоту за шаровыми молниями на гребнях дюн. Баржи медленно двигались в густом тумане под свинцовыми облаками, взбаламучивая рыжую затхлую воду. Тусклое солнце скоро сядет, и наступит ночь, неся с собой прохладу и еще более густой туман. «Воздух выжмет из себя влагу».
За кормой Стилгар видел только две из десяти тяжелых барж своей флотилии. Сигнальные рожки и сирены завывали, как заблудшие души грешников, молящие бога вывести их на сушу. Видимость была хуже, чем во время песчаной бури.
На прошлой неделе, когда они преследовали мятежников по мелкому, но широкому озеру, одна из тяжелых барж села на мель. Баск и его болотные крысы ускользнули от погони, радостно улюлюкая и выкрикивая оскорбления. Стилгар был вынужден снять с баржи все тяжелое вооружение и груз, чтобы уменьшить осадку судна и снять его с илистого препятствия. Сначала он хотел бросить баржу и продолжить преследование, предоставив экипаж его судьбе, но потом, приняв во внимание, что большинство его бойцов были фрименами, решил не бросать их в таком мокром месте.
Потеряв массу времени, Стилгар выслал вперед разведчиков на небольших лодках. Один разведчик вернулся и рассказал, что нашел покинутую стоянку; три другие разведывательные группы бесследно исчезли в болотах. Стилгар приказал поднять в воздух орнитоптеры, чтобы произвести воздушную разведку, но при таком густом и низком тумане орнитоптеры оказались совершенно бесполезными.
Наконец, когда опустились сумерки и небо окрасилось в темно-синие тона, флотилия Стилгара вышла к сети протоков речной дельты, где Стилгар рассчитывал запереть Баска. Несколько раз фримены видели какие-то огни. Казалось, что цель находится уже в дразнящей близости.
Вокруг виднелись переплетенные ветви болотных кипарисов и выступавшие из-под земли корни. Эти деревья разительно отличались от редких пальм Дюны. Речная дельта изобиловала деревьями, они стояли как любопытные зеваки, столпившиеся на месте дорожной аварии. От деревьев, как и от воды этих проклятых болот, исходил гнилостный дух. Тяжелый запах рыбы и водорослей вызывал у Стилгара тошноту. Ему казалось, что даже еда на Бела Тегейзе отдает грязью.
Сейчас Стилгар стоял на скользкой от влажного тумана палубе. Некоторые баржи были оснащены защитными экранами, но командиры не желали их включать, так как это ухудшало видимость. Впередсмотрящие продолжали напряженно вглядываться в туман.
Рядом со Стилгаром сквозь зубы ругался капитан баржи:
– Карты составлены год назад и совсем бесполезны. Течение сносит песок и ил, в старые протоки входят болотные кипарисы, а вода находит новые пути.
– Интересно, как это деревья могут ходить?
– Они выбрасывают отростки корней в грязь, а потом перемещаются по образованному каналу. Таким образом может быть блокирован проток, который был свободен всего лишь полгода назад. – С этими словами капитан раздраженно выбросил бесполезную карту за борт. – Чем смотреть в эту карту, лучше зажмурить глаза и помолиться.
– Молиться, конечно, не вредно, – отозвался Стилгар, – но мы не можем полагаться только на молитвы.
Впереди в сгустившемся мраке блеснули шесть таинственных огней. Стилгар понял, что это и есть долгожданный сигнал. На палубах барж столпились фримены, выкрикивавшие ругательства в адрес болотных крыс, прячущихся между кривыми стволами деревьев, обрамлявших извилистые протоки дельты.
– Они в пределах досягаемости! – крикнул Стилгар. – За ними!
– Будьте осторожны, – предостерег Стилгара капитан. – Не стоит недооценивать лорда Баска.
– И ему не стоит недооценивать армию Муад’Диба.
Из тумана с трескучим звуком, похожим на жужжание стрекоз, донимавших экспедицию Стилгара все время погони, вылетели десять узких плоскодонных лодок, взметая коричневатые брызги. Вооруженные автоматическими винтовками люди Баска открыли огонь по столпившимся на палубах барж фрименам. Сделав еще несколько залпов, плоскодонки пронеслись мимо барж и скрылись в болотистых дебрях.
Не дождавшись приказа, две головные баржи рванулись вперед, в погоню за легкими лодками. Стилгар сразу понял, что замышляют мятежники.
– Это ловушка!
Но на второй барже никто не услышал этот крик. Большое тяжелое судно на полном ходу с работающими на предельных оборотах двигателями завязло в грязи мелководья.
Засевшие в ветвях болотных кипарисов мятежники открыли огонь по палубе застрявшей баржи. На таком близком расстоянии тяжелая артиллерия была бесполезна, но это не обескуражило фрименов, и они выпустили несколько снарядов, ударив по болоту. От взрывов вспыхнул болотный газ. Подбадривая себя боевыми кличами, фримены попрыгали в шлюпки и ринулись в гущу прибрежных зарослей, но это сражение на воде вызвало у Стилгара нешуточную тревогу.
– Включить защитные экраны! – крикнул капитан. Над палубами вспыхнул мерцающий шатер, прикрывший фрименов от смертоносного огня противника. Но и сами они не могли теперь отвечать огнем. Гигантская баржа продвинулась вперед еще на несколько метров и прочно села килем в ил.
– Мы не можем двигаться дальше, – доложил капитан.
Стилгар включил свой индивидуальный защитный экран и приказал своим людям сделать то же самое.
– Сейчас мы высадимся на плоты, переберемся на берег и будем сражаться пешими.
Но прежде чем они успели высадиться, из воды показались одетые в водолазные костюмы диверсанты мятежников. Зловещие фигуры медленно проникли сквозь защитный экран и приблизились к борту баржи. Быстро и сноровисто водолазы прикрепили к бортам взрывчатку и отошли, снова пройдя сквозь защитное поле экрана. Стилгар издал предостерегающий крик.
Несколько фрименов бросились в воду, как учил их Гарни Холлик. Они попытались снять с борта мины, но адские машины сработали в течение нескольких секунд. Ударная волна, отразившись о защитное поле, вернулась к барже, причинив еще большие повреждения. Стилгара накрыла стена огня и горячего газа, швырнула его на палубу. Кашляя, ничего не видя, Стилгар ухватился за леер и почувствовал, как палуба уходит из-под ног, становясь на дыбы. Подорванная баржа стремительно легла на борт.
Не удержавшись, Стилгар перелетел через борт. Прохладная слизистая жижа приятно остудила свежие ожоги. Вокруг плавали мертвецы, фрагменты тел. Тяжелая баржа продолжала погружаться в тину.
Стилгар поплыл к деревьям, страстно желая только одного – скорее отыскать надежную опору. Один из одетых в водолазные костюмы людей Баска вынырнул рядом и попытался напасть на наиба, но тот уже успел выхватить свой криснож и перерезал воздушный шланг, ударил противника клинком по горлу и отшвырнул трепещущее тело в расплывавшееся по воде кроваво-алое облако.
В насыщенном промозглым туманом воздухе раздались новые взрывы, закричали люди. Минами были подорваны и легли на грунт еще две баржи. Гремели артиллерийские орудия, снаряды валили деревья, взрывали болото осколками. Может быть, какие-то снаряды попали и в лагерь Баска – пусть даже случайно.
Теперь, когда фримены разъярились, их уже ничто не могло остановить.
– Муад’Диб! Муад’Диб! – кричали они, бросаясь в воду. Стилгар не сомневался, что многие, если не большинство, утонут, так как не привыкли к воде. Но зато другие фримены торопливо спускали на воду лодки.
Несмотря на то что мятежники своими выстрелами продолжали одного за другим убивать фрименов, эти солдаты джихада сумели превозмочь смертоносный огонь и преодолеть хорошо продуманную оборону. Солдаты Стилгара не знали ни что такое поражение, ни что такое отступление.
С трудом добредя по хлюпающей трясине до корней узловатого болотного кипариса, Стилгар стал свидетелем хаотичного боя, больше похожего на уличную драку. Стилгар в совершенстве владел искусством ведения партизанских боевых действий в пустыне, но ничего не понимал в военно-морской тактике. Он был сухопутным бойцом, не знал поражений в рукопашных схватках. Он назубок знал названия каждого типа пустынных ветров, ориентировался в силуэтах дюн и в значении вившихся на горизонте облачков. Но это место было для него совершенно чуждым.
Когда Стилгар добрался до середины болота и, стоя по колени в болотной жиже, ухватился рукой за покрытые мхом корни, уцелевшие фримены, издавая боевые кличи, добрались уже до лагеря болотных крыс. Здесь начался последний акт кровавой драмы уничтожения мятежников. Стилгар понимал, что потерял сотни человек убитыми, но они положили свои жизни на алтарь славы Муад’Диба, и их семьи скажут, что им не нужно большего счастья.
Тяжело дыша, Стилгар выбрался из воды и, к своему ужасу и отвращению, увидел, что весь облеплен кровососущими пиявками – гадкие твари присосались к коже и масляно поблескивали, разбухнув от высосанной крови. Счастье, что Стилгара в этот момент не видели его солдаты. Наиб пронзительно, как женщина, вскрикнул и принялся крисножом отковыривать от кожи поганых паразитов.
К тому моменту, когда наиб привел себя в порядок и добрался до горящих остатков лагеря, сражение, по сути, уже закончилось. Фримены находили болотных крыс, которым не посчастливилось пасть в бою, и приканчивали их. Отовсюду раздавались крики несчастных жертв.
– Мы победили, Стил! Мы раздавили их во славу Муад’Диба, – доложил юный Калеф, который, казалось, повзрослел на добрых десять лет после достопамятной битвы за Кайтэйн.
– Да, это еще одна наша победа. – Стилгар сам удивился хриплости своего голоса. Конечно, это не налет на гарнизон Харконненов. Эта победа не казалась ему таким же великим подвигом, как атака временной резиденции Падишах-Императора во время песчаной бури. Нет, уничтожение гнезда мятежников в этом сумрачном болотистом мире совсем не напоминало битвы, для которых был рожден наиб. Пиявки, ходячие деревья, грязь и слизь. Стилгар не мог выразить словами, как хочется ему назад, в родные пески. Таким и только таким – сухим, жарким и чистым – должен быть мир.
***
Успешный правитель сам определяет свой успех и не допускает, чтобы мелкие людишки смели изменять дефиницию.
Император Элруд Коррино IX незадолго до смерти от яда
Рождение первого внука Шаддама Коррино – первого наследника мужского пола – должно было отмечаться грандиозными празднествами и народным ликованием на улицах славного Кайтэйна. Но теперь свергнутый Император, стоя в покоях Уэнсиции и глядя, как его дочь берет на руки рожденное ею дитя, мог думать только о том, что он потерял.
Все эти годы, что он холил и лелеял Ирулан, готовя ее к выгодному замужеству, прошли даром. Как часто говорила ему Уэнсиция, он поставил не на ту дочь.
Держа на руках ребенка, Уэнсиция изо всех сил притворялась счастливой. Но даже она не могла скрыть разочарования от того, что ее сын, следующий в роду Коррино, никогда не займет по праву принадлежащий ему императорский трон.
«Но, может быть, что-то все-таки можно сделать…» В тот судьбоносный день, в день поражения на полях Арракина, к нему подошла Ирулан и сказала: «Есть человек, который может стать вашим сыном».
Какой же он был глупец, что послушался ее тогда. Несмотря на то что Ирулан вышла замуж за Пола Атрейдеса, она так и не смогла приобрести при его дворе никакого влияния (правда, жены самого Шаддама тоже не имели никакого влияния). Она была всего лишь трофейной женой: Ирулан стала послушной марионеткой Муад’Диба, сочинительницей смехотворных пропагандистских книжонок, написанных для того, чтобы религиозные фанатики увидели в Поле мессию.
За почти пять лет замужества она даже не смогла забеременеть, а это, пусть формально, но снова привело бы на трон отпрыска рода Коррино. Это был бы самый чистый способ покончить с династической неразберихой. Ирулан была красива, умна, умела – ведьмы хорошие воспитатели. Подумать только, как, оказывается, трудно соблазнить молодого человека, в крови которого гормоны так и кипят! Или Ирулан подпала под очарование собственных вымыслов и сама поверила в творимые ею мифы?
На глаза Шаддама навернулись слезы. Его покинул даже верный Хасимир Фенринг. Несмотря на то что баши Гарон еще несколько лет назад разыскал графа и вручил ему императорский дар – кинжал, украшенный драгоценными камнями, Фенринг так и не вернулся на Салусу. «Неужели он не понимает, почему я дал согласие на брак Уэнсиции с его вялым кузеном? Неужели раскаяние может быть еще более полным?» Даже Далак пытался наладить контакт, отчаянно стараясь доказать свою полезность для Шаддама, но не преуспел в этом.
О, если бы только Хасимир захотел снова работать с ним бок о бок, то – Шаддам был в этом уверен – они смогли бы найти выход из галактического кризиса. Но граф отказался вернуться, что породило у бывшего Императора множество неприятных вопросов. Что в действительности замышляет Хасимир? Почему он по собственной доброй воле поселился среди этих отвратительных тлейлаксу? И самое главное, почему он решил воспитывать там свою дочь?
Сияющий от счастья новоиспеченный отец Далак Зор-Фенринг встал с края кровати Уэнсиции и озабоченно взглянул на тестя.
– Вы хорошо себя чувствуете, отец? – У него был высокий, почти женский голос. Далак был на пять лет моложе Уэнсиции.
Шаддам гневно посмотрел на Далака.
– Я не давал вам разрешения так ко мне обращаться.
Зять испуганно отпрянул и залился краской.
– Простите мне мою невольную фамильярность, сир. Если вам неловко выслушивать такие излияния моей вам преданности, то я не буду называть вас отцом.
– Многое в вас вызывает у меня неловкость, Далак. Для вас я навсегда останусь Императором Коррино.
«Если, конечно, ты не доставишь мне своего кузена Хасимира Фенринга».
У Далака были мелкие черты лица и очень большие темные глаза, но этим и исчерпывалось его физическое сходство с графом. Красивые наряды очень шли Хасимиру, но Далака превращали в дешевого щеголя. Он был единственным человеком на Салусе, который носил кружева и шелк. Уэнсиция не испытывала к нему даже тени симпатии (хоть в этом бывший Император находил небольшое утешение).
Сосланный на Салусу и впавший в немилость Шаддам отчаялся найти подходящие партии для трех оставшихся незамужними дочерей. Хорошо еще, что в жилах Далака – хотя он и не имел официального титула – текла благородная кровь. По крайней мере он сумел зачать ребенка мужского пола. На это не оказалась способной ни одна из жен Шаддама.
Дверь покоев отворилась без разрешения Шаддама – еще один признак унижения.
– Мы пришли посмотреть на младенца, – заявила Челис. Она была немного старше Уэнсиции, эта ширококостная и высокая женщина; две младшие сестры, Джосифа и Руги, тоже были уже взрослыми, но по-прежнему скрывались на Салусе, не подчинившись недвусмысленным инструкциям Преподобных Матерей ордена Бинэ Гессерит. Все трое бросились к кровати Уэнсиции и умильно заворковали, склонившись над ребенком.
– Вы уже выбрали ему имя? – спросила Руги, переводя взгляд с Уэнсиции на Далака. Младшая дочь была очень хорошенькой, с каштановыми волосами, высокими скулами и лавандовыми глазами, но всегда вела себя тихо и неприметно и казалась заброшенной беспризорницей, милой, но глупенькой. Руги мысленно все еще была… там. Несмотря на то что она была слабой личностью, в прежние времена на улицах Кайтэйна выстроилась бы очередь из самых красивых и родовитых молодых аристократов, желающих получить руку Руги. Но все это кануло в небытие.
– Мы решили назвать его Фарад’н, – сказал Шаддам, употребив императорское местоимение «мы». – Это почетное имя в истории рода Коррино и самым славным из всех был дед кронпринца Рафаэля Фарад’н. Были и другие славные Фарад’ны, они жили еще во времена войн…
Он не закончил фразу, видя, что его никто не слушает. Джосифа взяла ребенка на руки и принялась нежно баюкать, лепеча младенцу какие-то глупости. Шаддам скорчил недовольную гримасу. «Мой первый внук родился в самой жалкой дыре вселенной, а теперь с ним говорит полная идиотка».
Он решительно шагнул к кровати.
– Отдай его мне, Джосифа. – Дочь удивленно посмотрела на отца. – И перестань болтать вздор. Ты же испортишь ребенка той чушью, какой набита твоя голова. Я приставлю к Фарад’ну лучших наставников. Он должен наследовать Империю.
Шаддам отошел от кровати, неуклюже держа младенца, и выспренне заговорил, обращаясь к маленькому свертку:
– В один прекрасный день ты станешь истинным Коррино, Фарад’н. Хорошенько запомни мои слова.
– Он станет Зор-Фенрингом Коррино, – горделивая улыбка проступила на ангельском личике Далака.
– Он будет Фарад’ном Коррино, и не вам, Далак, делать нам свои предложения.
В комнате наступила тишина, которую нарушал лишь низкий голос Шаддама, вещавшего о том, какое величие ожидает в будущем этого долгожданного ребенка.
Существует множество способов научить и так же много способов заставить забыть выученное. Часто все дело в умении вовремя применить точно дозированную боль.
Мастер Эребоом. Учебник по методикам лабораторных работ
– Процесс извращения является самым сокровенным секретом Тлейлаксу, – сказал доктор Эребоом, и в голосе его зазвучал металл, – и включает в себя множество трудоемких, но мелких этапов. – На пороге своего заваленного лабораторным оборудованием и бумагами кабинета мастер оглянулся и с нескрываемым раздражением посмотрел на маленькую Мари и Марго. – Естественно, я смогу показать вам лишь очень небольшую часть этого невероятно сложного процесса.
– Ах, ну конечно же. – Стоявший рядом с женой и дочерью граф Фенринг не моргнул глазом. Его несгибаемая личность никогда не испытывала ни робости, ни страха. – У каждого из нас есть свои секреты, не так ли, гм? Все эти годы я не сообщал Шаддаму о своих истинных планах… и об ошибках, которые вы, тлейлаксу, совершили, работая над проектом «Амаль». – Он заговорщически провел пальцем по губам. – Заинтересуется ли Император Муад’Диб этими ошибками? Да, я точно знаю, что заинтересуется.
– Хайдар Фен Аджидика был шарлатаном! Его план не был санкционирован келем! – Оправдания Эребоома были весьма шаткими. Молочно-белая кожа мастера стала еще бледнее.
– Гм, да, конечно, я твердо убежден, что Муад’Диб без колебаний вам поверит.
Леди Марго взяла мужа за руку.
– Вам нечего бояться правды, доктор Эребоом… если, конечно, это правда.
Загнанный в угол ученый нервно потеребил свою белую козлиную бородку.
– Вы уже воспользовались этими доводами, чтобы шантажировать нас, и мы предоставили вам убежище на много лет. Так что нет нужды в дополнительных угрозах.
– Да, гм-х-хм, наши с вами судьбы очень тесно переплелись. – На губах Фенринга заиграла лукавая улыбка. – Нам нечего бояться друг друга… и нескольких секретов. Мы посмотрим процесс извращения. Возможно, моя супруга и я увидим в нем какие-то методики, которые можно использовать в воспитании нашей дочери.
Несколько месяцев назад Фенринг не поверил в альтруистические устремления доктора Эребоома, когда тот предложил использовать на Мари процесс извращения.
– Эта процедура может помочь увидеть потенциал, скрытый в ребенке женского пола. Неужели вы не хотите, чтобы ваша дочь была готова во всеоружии встретить любой вызов судьбы? – спросил тогда Эребоом. Впрочем, сам факт существования свободных и независимых женщин вызывал отвращение у мастеров Тлейлаксу. Девочка вообще была как шип в мягком месте. Нет, граф Фенринг не мог поверить в такие альтруистические мотивы тлейлаксу.
– Гм, может быть, мы сначала посмотрим на этот ваш процесс? – сказал Фенринг. Видя, что мастер уклоняется от ответа, Фенринг понял, что догадки его были верными. – Я настаиваю.
Мари изобразила на личике ангельскую улыбку.
– Я всего лишь маленькая девочка, но я тоже хочу поучиться.
Учитывая великолепное происхождение Мари и безупречное образование и воспитание, Фенринг понимал, что он и Марго могут достичь многого благодаря девочке. Она может стать шпионкой, убийцей, маленькой императрицей… она может вознестись гораздо выше, чем ей позволили бы Преподобные Матери Бинэ Гессерит.
Длинные белые волосы ученого альбиноса были в полном беспорядке, под глазами выделялись синие круги – похоже, он не спал всю ночь. Но говорил он очень энергично, даже, пожалуй, лихорадочно.
– Идемте, но не надейтесь понять все нюансы. Лично мне этот процесс кажется дико волнующим.
Эребоом повел Фенрингов в лабораторный зал, от пола до потолка уставленный высоченными цилиндрами из прозрачного плаза. Цилиндры были опутаны трубками и облеплены какими-то металлическими конструкциями, под потолком была видна идущая вдоль стен двухуровневая галерея. Находившиеся к помещении ассистенты, принадлежавшие к средней касте, сосредоточенно работали у похожих друг на друга как две капли воды пультов. Возле переплетений трубок стояли восемь человек с бритыми наголо головами, одетые в обтягивающие костюмы, не скрывавшие особенностей их телосложения. Один из этих людей дрожал, у двоих на лицах был написан страх, остальные держались стоически. Фенринг не верил, что все они – гхола, такие же, как уничтоженные копии Питера де Врие.
Леди Марго и Мари смотрели на происходящее так, словно ожидали увидеть представление жонглеров. Суетливый альбинос принялся нервно расхаживать по лаборатории.
– Сейчас вы станете свидетелями одной из химических фаз внушения идей, а это лишь небольшая часть подготовительного процесса, призванного размягчить человеческую душу и сделать ее пригодной для перенастройки и реконфигурации.
– Насколько повреждается при этом исходное состояние души? – поинтересовалась леди Марго.
Мастер был явно оскорблен таким вопросом, тем более заданным женщиной.
– В некоторых отношениях мы можем составить конкуренцию Ордену Бинэ Гессерит. Не надейтесь, что я открою вам все наши секреты.
Но Марго упорно продолжала смотреть в глаза тлейлаксу, ожидая ответа. Почувствовав неловкость, Эребоом счел нужным добавить:
– Процесс извращения состоит из химической и фармакологических фаз, фазы физического стресса и фазы психологической. В конце концов психика субъекта ломается и становится доступной реконфигурации, полностью податливой и чрезвычайно тренированной. Эту технологию особенно полезно использовать у ментатов, которые требуют как грубых, так и деликатных приемов для того, чтобы создать у них высочайший ментальный формат.
– Так, гм, понятно.
...
- Лекарства, психологические стрессы, навязанные конфликты, достигающие критической степени.
Мари внимательно, почти жадно, ловила каждое слово.
– Я хочу подойти ближе, – сказал Фенринг. Он так посмотрел в глаза Эребоому, что тот понял – это не просьба.
Восьмерых мужчин – некоторых силой – загнали в цилиндры через боковые люки и заперли их там, как в тюремные камеры. Фенринг видел на лицах подопытных людей выражение нарастающей тревоги. Один из них начал изо всех сил колотить кулаками по толстым прозрачным стенкам.
– Все это в порядке вещей, – беспечно махнув рукой, сказал Эребоом. – Это нормально, когда подопытные субъекты встревожены и ожидают больших неприятностей. Это нормальная часть процесса.
Раздался звук льющейся воды. Цилиндры начали наполняться коричневатой сиропообразной жидкостью. Мари испустила крик не то тревоги, не то восторга, когда жидкость залила всех восьмерых мужчин с головой. Все восемь человек пытались всплывать по мере наполнения цилиндров, но скоро люди были уже не в состоянии держаться на поверхности. Звук льющихся струй внезапно прекратился. Было видно, как люди барахтаются в темной жиже. Эребоом и не думал прекращать эксперимент.
– Вы топите их? – спросила леди Фенринг.
Стоявший у основания одного из цилиндров доктор самодовольно улыбнулся.
– Вдохнув, они наполнят свои легкие этой насыщенной кислородом жидкостью и смогут прекрасно дышать. Но они осознают это, только полностью подчинившись ходу процесса. Это урок духовности, мы учим их полностью и без сомнений поверить в нечто, находящееся за гранью их понимания. Мы учим их уповать на нас. Эти субъекты беспомощны, они должны знать, что могут умереть… но стоит им подчиниться, как они увидят, что мы – их хозяева и господа – милостивы. Встретившись лицом к лицу со смертью, они сделают первый шаг к подчинению. Первый из многих.
– Гм-гм. Я отлично понимаю, насколько это должно быть эффективно.
Восемь человек в цилиндрах перестали судорожно извиваться. Из их ртов хлынули потоки пузырей. Люди вдохнули жидкость, вытеснившую из легких воздух.
– Этот метод дает ключ к примитивному программированию в их мозге, они возвращаются в состояние доисторических видов, выползших на сушу из океана, – продолжал Эребоом. – Мы сталкиваем этих людей с первобытными условиями существования, чтобы избавить от хлама человеческого опыта. В каком-то смысле извращение – некорректный термин. Я предпочитаю говорить о возвращении, об очистительном процессе, в ходе которого мы создаем чистую доску, холст, на котором мы затем отпечатываем наши искусные генетические узоры.
