Битва за Коррин. Б.Герберт, К. Андерсон. Дюна 255 - 13 Мая 2023

Главная » » Битва за Коррин. Б.Герберт, К. Андерсон. Дюна 255

15:05

Битва за Коррин. Б.Герберт, К. Андерсон. Дюна 255

***

===

Фейкан ответил быстро и без промедления, словно заранее знал, что собирается сказать Вориан:
— Я говорю сейчас от имени всех собравшихся в этом зале. Мы отдаем должное вашей безупречной многолетней службе. Перед нами встают новые вызовы, нам угрожают кимеки, не уничтожен Омниус, но работа никогда не кончается. Думается мне, что и в будущем нам придется не раз иметь дело с врагами человечества. Один человек не может решить всех проблем, как бы он ни старался это сделать. Вориан Атрейдес, вы имеете право уйти в отставку и отдыхать, делать все, что вам нравится, и предоставить нам, молодым, решать новые задачи. Мы благодарим вас за образцовую службу. Вы заслуживаете всех почестей и наград, какие мы только можем вам предложить.
Вице-король начал аплодировать, и Великий Патриарх тоже послушно захлопал в ладоши. Вскоре поднялись все присутствующие, и зал разразился овацией. Абульурд во все глаза смотрел на своего наставника и его обуревали чувства гордости и печали одновременно. Великий Патриарх официально благословил Вориана.
Верховный башар коротко поклонился всем присутствующим, но только один Абульурд знал, что Вориан собирается продолжить борьбу, правда, таким способом, который Лига ни за что не одобрила бы и не утвердила. Когда Вориана, покидавшего огромный зал, сопровождали приветственные восклицания и продолжавшиеся аплодисменты, Абульурд встал и поспешил вслед за Атрейдесом, надеясь, что сможет попрощаться со своим любимым наставником, человеком, который так много для него сделал.
Само заявление Вориана было сделано по всей форме и прощание было достойным и уважительным, но Абульурд был недоволен. После всего того, что Вориан Атрейдес сделал для Лиги, и несмотря на то, что его навыки и знания не были утрачены, ни один человек в зале даже не попытался отговорить верховного башара от решения об отставке. Они были рады, что он уходит.

***

===

Смерть может быть другом, но только тогда, когда приходит вовремя.
Навахристианский текст (в спорной редакции)

Погруженная в полузабытье, Ракелла видела странные сны — сны о грезах. Она видела смутные образы и переживала надежды своих предков — такие радужные и лучезарные в юности и потускневшие при столкновении с суровой реальностью. Она видела в своих видениях даже своего таинственного и загадочного деда Вориана Атрейдеса и Кариду Джулан, бабушку, которая когда-то любила Вориана… были тут и другие мужчины и женщины, герои, вожди, трусы, сторонники. Был здесь и Мохандас Сук.
Откуда-то извне доносился плеск падающих капель… это была вода или, быть может, какая-то другая жидкость. Ей казалось, что ее физическое тело растворяется и куда-то уплывает, сливаясь с причудливым миром этой странной планеты.

Россак.

Она никогда не думала, что ей придется умирать в таких необычных и странных условиях. Ракелла родилась далеко отсюда, ее ничто и никогда не связывало с Россаком, она вообще никогда бы не прилетела сюда, если бы не повторная вспышка эпидемии Омниуса и не потребность людей в ее помощи.
Она чувствовала, что ее несет по неведомому течению, она перестала ощущать свое тело и потеряла всякую способность двигаться. Ей казалось, что нечто плотное и тяжелое окутывает ее со всех сторон, и эта неимоверная тяжесть постепенно выдавливает из нее жизнь. Так действует сам ретровирус? Или это давит на нее груз страшной ответственности? С большим трудом она смогла сделать спасительный вдох.
Джиммак Теро куда-то отнес ее, в потайное место в странных и диковинных серебристо-пурпурных джунглях. Она в тот момент была почти без сознания и помнила только звуки и влажные одурманивающие запахи. Теперь она и вовсе не имела понятия, где находится.

Несмотря на сумятицу в мыслях и телесные страдания, Ракелла старалась успокоиться и взять себя в руки.
Все хорошо. Я принесла несомненную пользу и делала добро. Мохандас и я по мере наших сил помогали жертвам новоявленной чумы. Ради блага этих людей стоило пожертвовать жизнью.

Прошло много лет с тех пор, как прилетевший на Пармантье Вориан Атрейдес сказал, что гордится своей внучкой; эти добрые слова врезались ей в душу, и каждый раз, вспоминая их, Ракелла чувствовала любовь, которую питал к ней этот незнакомец — ее родной дедушка. За прошедшие годы Вориан не раз приезжал к ней в гости и всегда проявлял искреннюю заботу и оказывал необходимую помощь и поддержку. Теперь, после того, как она узнала и полюбила деда, его уважение и гордость значили для нее больше, чем когда-либо прежде. Верховный башар Армии Человечества был значительной и прославленной фигурой. Он подверг себя большому риску, чтобы отыскать внучку, и наконец нашел ее, хотя и во время эпидемии новоявленной чумы.

Борясь с болью, которая неумолимыми волнами окатывала ее с ног до головы, Ракелла изо всех сил старалась сохранить дыхание. Она сосредоточилась на звуках падающей воды, приноровившись к этим ритмичным каплям, которые помогали ей сохранить сознание и жизнь.
Кап.
Вдох.
Кап.
Вдох.

Ракелла погрузилась в воспоминания об оазисах счастья в океане сплошных бед и забот. Большую часть жизни она провела в работе, в поисках, в постижениях, и очень редко доставались ей минуты радости и покоя, когда капли этой радости, рассыпаемые Богом, случайно падали ей на голову. Но все же она познала счастье, и этого, пожалуй, достаточно для одного человека. Она чувствовала такую усталость, что была готова переступить тонкую грань, отделяющую жизнь от вечного небытия.
Звук от падения капель стал громче. Она почувствовала, как к ее лицу прикоснулось что-то мокрое и прохладное. Ракелла непроизвольно проглотила немного воды и вдруг поняла, что это не первый глоток. Давно ли она находится здесь? Где она? Кажется, вода как-то действовала на нее — или она на воду. Ощущение было неописуемо странным во всех отношениях.
Ракелла зашевелилась, открыла глаза и сразу увидела широкое невинное лицо Джиммака, который, стоя возле нее на коленях, обрызгивал водой щеки и лоб Ракеллы. Лицо его осветилось беспредельной радостью, когда он увидел, что женщина пришла в себя.
— Я — настоящий мальчик-доктор. Я неплохо поработал. Ракелла поняла, что лежит на мягкой глинистой земле возле тихого зеркального пруда. Торчащие из стен корни, грязный потолок подсказали ей, что она находится в тускло освещенной землянке. Сквозь прорехи в накате проникали косые лучи света, в которых плавала пыль. От потолка до пола свисали корни, паутина и толстые стебли каких-то растений.
Каменные основания стен заросли синеватыми фосфоресцирующими грибами. С потолка в пруд, не нарушая его зеркальной глади, капала вода. Одновременно Ракелла услышала голоса и заметила двух странных людей на другой стороне маленького водоема. У обоих были причудливо искаженные тела. Высокая, тонкая как тростинка девушка показала собеседнику на Ракеллу.
— Думаю, что госпожа доктор исцелилась, — медленно выдавливая из себя слова, сказал Джиммак. — Лихорадка прошла, но вы продолжали спать. Я стал лить на вас больше минеральной воды. Вы даже немного попили, и это помогло.
Ракелла задрожала, внезапно поняв, что вся ее больничная одежда насквозь промокла. Заметила она и плавающие носилки, которые болтались в воздухе в том же гроте, там, где бросил их Джиммак, доставив ее сюда. Когда-то она читала о таких известковых вымоинах, о таких — она долго вспоминала слово — склепах…
Извиняющимся тоном Джиммак сказал:
— Мы с друзьями положили вас в целебную воду. Вы пролежали в ней целый день, и вода смыла лихорадку.
— Целебная вода? — Только сейчас Ракелла поняла, что сил нее действительно прибавилось.
— Это особое место, — улыбнулся Джиммак, — о нем знаем только мы — Уроды.
— Ты очень умен, Джиммак, — ей с трудом удалось выговорить эти слова, но сил и правда стало больше. — Ты знал, как помочь мне. Я не надеялась выжить.
— У меня есть сухая одежда и одеяла, — сказал Джиммак. — Для вас.
— Спасибо. Я думаю… что мне действительно будет лучше в сухой одежде. — Ее форма была насквозь мокрой и противно липла к телу.
С помощью нескольких женщин Уродов, которые были разительно не похожи на ледяных в своем совершенстве Колдуний, Ракелла перебралась в сумрачный боковой ход и переоделась в свободное чистое черное платье. Мокрую одежду она сложила в ящик, прикрепленный к плавающим носилкам. Потом она вернулась в землянку и присела на корточки на холодный каменный пол рядом с верным Джиммаком. Для тепла Ракелла завернулась в одеяло.
Она взглянула на группу смущенно жавшихся у входа некрасивых людей, проявлявших явное любопытство.
— Кто это, Джиммак? Почему они живут здесь?
— Колдуньи вышвырнули нас в джунгли. Надеются, что чудовища съедят нас. — Он усмехнулся. — Но мы знаем потайные места. Такие, как это.
Вертикальные лучи света плясали на поверхности маленького пруда, создавая в землянке удивительную атмосферу покоя и безмятежности, так не похожую на мир ненависти и презрения, в котором жили обладавшие телепатическими способностями совершенные россакские женщины.
— Колдуньи сюда не ходят. Сюда не заходят даже люди «ВенКи», которые собирают растения и грибы. — Джиммак встал во весь рост. — Это особенная вода. Колдуньи умрут, но Уроды останутся жить.
Ракелла не могла отрицать, что какое-то средство действительно вылечило ее. И вероятно, этим лекарством действительно была вода кенотафа. Ракелла наблюдала множество больных, хорошо знала стадии течения болезни и ни разу не видела, чтобы выживали люди, у которых заболевание доходило до той стадии, какая была у нее самой. Ретровирус довел болезнь за черту, из-за которой не было возврата, и именно в это время Джиммак вынес ее из пещерного города. Иначе она бы несомненно умерла.
Но пока не было никакой возможности определить, какие именно примеси делали воду этого подземного пруда целительной. Она не могла обратиться к Джиммаку за такими чисто техническими разъяснениями. Но не было ничего удивительного в том, что сочетание каких-то ядов и неорганических веществ могли оказывать губительное действие на ретровирус — возбудитель болезни.
Ключ к ответу содержался в самой воде. Мохандас и его люди без отдыха работают в лаборатории на борту «Исцеления», но пока все их попытки найти средство лечения оказывались безуспешными. Если бы удалось выделить из воды этого склепа нужные соединения, а потом начать лечить им больных пещерного города, то сколько жизней удалось бы спасти.
От внезапно нахлынувшей надежды у Ракеллы закружилась голова, ослабший организм с трудом выдерживал даже радость. Неуверенными шагами Ракелла подошла к водоему.
— Мы можем привезти сюда других больных и вылечить их. Спасибо, что ты показал мне это место, Джиммак.
Урод пришел в ужас от такого предложения. Он спрятался в тень и начал что-то шептать, одновременно испуская тихие стоны. Потом он яростно затряс головой.
— О нет. Вы не можете этого сделать. Это наше тайное место для исцеления.
Ракелла нахмурилась.
— Прости меня, Джиммак, но те люди умирают. Если мы принесем их сюда, то у них появится шанс на выздоровление. Я врач и не могу игнорировать такую возможность.
Джиммак покраснел, стараясь взять себя в руки и обрести дар речи.
— Колдуньи украдут нашу воду и убьют нас за то, что мы ее прячем.
— Нет, Джиммак, они не сделают этого…
— Колдуньи всегда хотят убить нас. Они хотят очистить… — Он с трудом вспомнил слово, которым мать постоянно попрекала его: — Они хотят очистить генофонд.
Ракелла хотела возразить, но, вспомнив холодную жестокость Тиции Ценвы, прикусила язык. Если это тайное место с живой водой будет раскрыто, сюда тучами слетятся, как стервятники, Колдуньи и сотрудники «ВенКи» и уничтожат то единственное место, где Уроды могут жить в мире и покое. Целебное место.
Недовольство Ракеллы ясно читалось на ее лице.
— Десятки тысяч людей гибнут от болезни, и это не только Колдуньи, но и обыкновенные люди. Все население Россака без исключения. Ты же видел это своими глазами, Джиммак. Мы не знаем, как спасти их — но в этой воде есть нечто такое, что оказывает фармакологическое действие. — Она тяжко вздохнула. — Ну, хорошо. Мне надо только взять пробу воды для доктора Сука. Тогда не придется никого приводить к вашему священному склепу.
Из воды Мохандас сумеет извлечь нужные компоненты и выделить из них лекарственное вещество, которое затем можно будет вводить россакским больным. Тогда ей не придется никому рассказывать, где находится источник целебной воды. Она никогда не раскроет эту тайну — хотя бы ради Джиммака.
Приходя во все больше возбуждение, Джиммак закричал:
— Вы никому об этом не скажете! Они все равно захотят узнать, откуда эта вода. Нет!
В глазах его сверкала отчаянная решимость. Ракелла посмотрела в невинное круглое лицо Джиммака, на его всклокоченные волосы. Она понимала, что ни за что на свете не сможет переубедить его. Кроме того, она была обязана жизнью этому молодому человеку. Но, однако, было еще столько жертв…
— Обещайте, госпожа доктор! Обещайте, что вы не сделаете этого.
Другие Уроды нервно поглядывали на нее, глаза некоторых загорелись злобой. Вероятно, они думали, не убить ли врача, прежде чем она выдаст их. Если она не убедит их, что не сделает этого, она не выйдет отсюда. Но тогда она не сможет рассказать Мохандасу о своем открытии.
— Хорошо, Джиммак, я обещаю. Я не приведу сюда людей. Но это было большое испытание ее убеждений: что важнее — спасать больных и умирающих или хранить верность вынужденно данному слову? Слишком много жизней висит на волоске. Она не хотела навеки опозорить свое имя… поэтому не может быть никаких сомнений в том, как следует поступить. Даже если ей придется обмануть Джиммака, она не может отказать больным в шансе на спасение.
Естественно, потребности больного населения перевешивают чаяния горстки Уродов. Она, конечно, попробует защитить Джиммака и его друзей, насколько это окажется в ее силах, но ни в коем случае нельзя лишать Мохандаса этой ниточки. Надо взять пробу воды — это самое меньшее, что она обязана сделать.
Это было самое верное решение.
Урод хищно наблюдал за ней, не пуская к воде, словно опасался, что она сможет каким-то образом набрать воду в бутылку и спрятать. Ракелла вздохнула, улеглась на подвесные плавающие носилки и сказала мальчику, что готова. Джиммак надел ей на глаза черную повязку, и она почувствовала, что он вывез ее из подземного грота.
— Обещайте, что вы никому не расскажете об этом месте, — попросил он, так сильно приблизив свои губы к ее уху, что Ракелла ощутила его теплое дыхание.
— Я дала слово и сдержу его, — сказала она в темноту.
Когда Ракелла вернулась в переполненный больными госпиталь в пещерном городе, вокруг нее тотчас собрались пораженные до глубины души Колдуньи. Даже Тиция Ценва не стала скрывать свое удивление тем, что Ракелла все еще жива.
— Вы вернулись, вырвавшись из лап смерти — и вы исцелились! — Юная Кари Маркес не скрывала от других своей радости. — Но как вам это удалось?
— Это не имеет значения, — ответила Ракелла, заметив холодное неодобрение в глазах Тиции. — Я нашла ключ к спасению всех вас.

***

===

Хороший план гибок, а неожиданные результаты приемлемы… если они ценны и весомы.
Йорек Турр. Тайный корринский дневник

Проведя очень много лет среди мыслящих машин, Йорек Турр почти забыл то возбуждение, которое доставляло ему практическое применение навыков слежки.
За время своей «первой жизни» в Лиге Благородных он разработал многочисленные методы обмана и скрытого наблюдения для полиции Джихада. Он мог шпионить за кем угодно и как угодно, владел сотнями способов устранения людей. Но за время его деспотического правления на Валлахе IX, а потом в тепличных условиях жизни на Коррине эти способности Турра атрофировались.
Поэтому велика была его радость, когда он смог ночью незаметно проникнуть в здание администрации Великого Патриарха — значит, не отсырел еще порох в его пороховницах, он еще кое-что может. Охрана патрулировала территорию, а на окнах и дверях были смонтированы примитивные системы теленаблюдения. Но обойти эти электронные устройства и мониторы, установленные по периметру здания, было так же легко, как провести вокруг пальца сонных и неповоротливых охранников.
Во время службы в джиполе Турр выработал у себя привычку никогда не спать в одно и то же определенное время суток. Он менял режимы бодрствования, обходясь сутками без сна или отсыпаясь буквально за несколько часов в надежном бункере. Иблис Гинджо считал это паранойей, типичным проявлением мании преследования, но Турр никогда не был склонен к шуткам и не играл в дешевые игры. Все его действия были продуманы до мелочей.
Одно из маленьких окон в верхнем этаже было открыто, и Турр умудрился добраться до него во водосточному желобу, спуститься до уровня окна и, съежившись и сжав плечи, протиснуться внутрь. Затем он спрыгнул на мраморный пол и оказался в холле апартаментов самого Великого Патриарха Ксандера Боро-Гинджо. Дверь в спальню была открыта.
Войдя в комнату, Турр обнаружил этого жалкого фигляра одиноко храпящим на широкой постели, стоявшей рядом с журчащим фонтаном, который скрадывал и без того почти бесшумные шаги Йорека Турра. Вероятно, Ксандер просто был недостаточно интересен, чтобы иметь какие-то порочные склонности. Турр нахмурился. Любой достойный лидер должен быть с перчинкой. Этот избалованный Великий Патриарх, получивший свою золотую цепь только благодаря интригам своей бабки, нисколько не заслуживал чести руководить остатками уцелевшего человечества. Людям нужен такой прозорливый лидер, как Йорек Турр, человек, обладающий сильным духом, наблюдательностью и умом.
Турр склонился над спящим толстяком словно ласковая мать, собирающаяся поцеловать на ночь свое ненаглядное дитя. Усилием воли Турр заставил себя отвлечься от неумолчного гудения, звучавшего в его голове, и сосредоточился на том, что надо было сделать.
— Просыпайся, Ксандер Боро-Гинджо, у нас с тобой много дел, которые надо срочно обсудить. Это будет самое важное свидание в твоей жизни.
Великий Патриарх всхрапнул и сел. Он оказался совершенно голым. Едва Ксандер раскрыл рот, чтобы задать вопрос, как Турр спокойно, не меняясь в лице, брызнул ему в рот струей едко пахнущей жидкости из карманного ингалятора. Ксандер закашлялся, извиваясь от противного и болезненного ощущения в горле. Глаза его вылезли из орбит, словно он испугался, что его пронзил стилет убийцы.
— Это не яд, — сказал Йорек Турр. — Это средство, нейтрализующее голосовые связки. Ты будешь говорить, но только шепотом, поэтому мы без помех пообщаемся, но я буду избавлен от твоих криков о помощи. Даже твои неумелые охранники могут мне помешать. Как трудно в наше время на чем-то сосредоточиться. — Он горестно почесал свой лысый череп.
Ксандер захрипел и шумно задышал, прежде чем смог выдавить из себя первые слова:
— Что такое? Кто… Турр поморщился.
— Я уже говорил тебе, кто я такой. Как же ты смог забыть такую важную вещь всего за несколько дней? Мы же обсуждали эту тему в твоем же собственном кабинете. Разве ты не помнишь меня?
Боро-Гинджо широко раскрыл глаза. Он позвал охрану, но голос отказался повиноваться ему, и из горла вырвался лишь едва слышный хрип.
— Перестань отнимать у меня драгоценное время. Сегодня грядут великие перемены. В анналах истории это событие будут считать водоразделом в существовании человечества. — Турр улыбнулся. — Тебе не следовало выгонять меня, не узнав, что я хочу тебе предложить. Я много лет провел на Коррине и обладаю ценной информацией об Омниусе. Я знаю такие тайны мыслящих машин, которые могут быть очень важными для нашего выживания.
Ксандер открывал и закрывал рот словно рыба, вытащенная из воды.
— Но… машины больше не представляют для нас никакой угрозы. Они заперты на Коррине.
Турру захотелось отхлестать этого глупца по щекам.
— Омниус всегда представляет собой угрозу. Никогда не забывай об этом.
Всю жизнь Турра основанием его власти, могущества, самого смысла его существования был конфликт Джихада. И теперь, если Лига всерьез решила, что Омниус надежно нейтрализован, то ему, Йореку Турру, придется искать другой способ оставить свой след в истории. Больше всего на свете он боялся, что станет никому не нужным, потеряет свою значимость.
Ксандер снова трагическим шепотом позвал охрану, и Турр сильно ударил его по лицу, оставив на щеке красный отпечаток ладони. Великий Патриарх едва не задохнулся от ярости. Этот неженка, видимо, не привык к подобному обхождению.
Турр прошел к письменному столу в спальне Боро-Гинджо, выдвинул ящик, достал из него золотую цепь — символ должности и власти Великого Патриарха — и обыденным жестом надел ее себе на шею.
— Я сам разрабатывал конструкцию цепи вместе с вдовой Иблиса Гинджо, — сказал он, глядя сверху на толстого человека, который с ошеломленным видом продолжал сидеть на постели.
— После того как Иблис был убит Ксавьером Харконненом, мы собрались на экстренное заседание, чтобы решить, как продолжить Джихад и удержать под контролем Лигу Благородных. Из политических соображений, и из-за того, что народ воспринял бы это с пониманием, Ками настояла на том, чтобы стать преемницей своего покойного мужа, пообещав, что я наследую за ней титул Великого Патриарха. Но прошло всего десять лет, и должность досталась ее сыну Тамбиру. Она не сочла нужным проконсультироваться со мной и приняла решение единолично.
Ноздри Турра раздувались от застарелой обиды.
— Я был просто вне себя от ярости. Я грозился убить ее, но она в ответ только смеялась. После всего того, что я сделал для армии Джихада, после того, как я отдал все силы на укрепление сил человечества в борьбе с мыслящими машинами — она предала меня! Я сменил союзников. — Скривившись, Турр поиграл золотой цепью. — Теперь эта цепь по праву принадлежит мне. Ты должен отказаться от власти.
— Я не могу так просто уйти в отставку — я не чиновник, я духовный глава Лиги, — проговорил Ксандер своим призрачным голосом. — Так не происходит смена власти. Вы не разбираетесь в политике, сэр.
— Тогда я избавлюсь от тебя каким-нибудь другим способом. Но сначала спроси себя, что лично ты сделал для рода человеческого? Какую пользу ты лично принес Лиге Благородных? Чем заслужил ты звание Великого Патриарха? Ты молчишь, потому что ответ очевиден.
Голый Ксандер вскочил с кровати и неуклюже, как корова, побежал к двери. Турр со звериной быстротой преградил ему путь к бегству. Сильным ударом в грудь он свалил Ксандера на край кровати, тот упал спиной.
— Я должен понимать это как твое решение?
Турр уселся рядом с дрожавшим от страха Ксандером. Съежившись, Великий Патриарх смотрел на Турра, кажется, готовый расплакаться. Пытаясь сохранить лицо, Ксандер пропищал:
— Тебе не удастся меня запугать. Ты не можешь убить меня. Я Великий Патриарх!
Турр презрительно вскинул брови, наморщив свой и без того морщинистый загорелый лоб.
— Ты не в состоянии осознать, Ксандер, что это именно я изобрел маленьких пожирателей, которых Омниус выпустил в Зимин; это я изобрел чуму, которая поразила Лигу. На моей совести больше смертей, чем у самого страшного убийцы в истории человечества. Я лично несу ответственность за смерть не меньше ста миллиардов человек.
Великий Патриарх снова вскочил с кровати и сделал еще одну жалкую попытку бежать, но Турр легко догнал его и схватил за руку, вывернув запястье. Он бросил Ксандера на кровать лицом вверх и почти любовным объятием обвил его жирную шею. Ксандер извивался и дергался, а Турр продолжал давить все сильнее и сильнее, а потом резко откинул назад голову своей жертвы, с наслаждением услышав треск ломающихся позвонков. Он держал Великого Патриарха до тех пор, пока тот не перестал дергаться.
— Вот так их стало сто миллиардов и один.
Оставив мертвеца валяться на простынях широкой кровати, Турр горделиво поправил на шее золотую цепь и, выбравшись в окно, исчез во мраке ночи. Когда наконец несколько часов спустя в городе зазвучали сигналы тревоги и завыли сирены, Турр все еще горел возбуждением и строил планы тех изменений, которые он сделает в государстве, как только возьмет власть в свои руки.
Первым делом он, естественно, позаботится о безопасности.

***

===

Предательству всегда должна предшествовать верность.
Верховный башар Вориан Атрейдес
Частное письмо Абульурду Харконнену

Вориан Атрейдес в одиночку отправился на поиски своего отца-тирана. Отставной верховный башар понимал, что не может рассчитывать на впавшую в спячку Лигу, даже если кризис станет вполне очевидным. Ему придется лично устранить угрозу, исходившую от кимеков.
С тяжелым сердцем он оставил Абульурда Харконнена продолжать работу по изысканию средств зашиты от жучков-пожирателей, а заодно подобрать исторические свидетельства, способные обелить память Ксавьера Харконнена. Пока комитет Лиги занимался этим делом, откровенно говоря, с большой неохотой, не желая вникать в суть.
Когда, усевшись за панель управления «Мечтательного путника», Вориан покинул Салусу, он подумал о том, не стоит ли ему слетать еще раз на Каладан, просто повидаться с сыновьями. Именно этот пункт назначения он оставил в Лиге, но теперь понял, что побывать на Каладане в этот раз ему не суждено. Если Эстес и Кагин почувствуют неладное, то будут вынуждены из чувства долга пытаться отговорить его от выполнения безумного плана. А если они воспримут его визит чисто формально, то будут говорить о мелочах и ерунде и ждать, когда он наконец уедет и перестанет отвлекать их от привычных дел.
Хорошо хоть, что они не испытывают к нему ненависти, как он сам по отношению к своему отцу.
Вориану никогда в жизни не приходилось видеть такого мрачного места, как Хессра. Во время одинокого путешествия он не раз просматривал кадры поездки Серены Батлер на Хессру к когиторам-отшельникам. Но даже эти кадры давали лишь отдаленное представление о суровости этого забытого Богом планетоида.
Вориан тщательно выбрал место для посадки — площадку неподалеку от погребенной во льдах крепости, где некогда обитали Видад и его товарищи. Он посадил старый корабль почти на краю огромного ледника у подножия скалистых зубчатых горных пиков. Когда он вышел из серебристо-черного корабля, качавшегося на сильном ледяном ветру, легкие его обжег холодный разреженный воздух.

Я нахожусь в самом сердце территории кимеков. Они могут просто уничтожить меня одним выстрелом. Я знаю, что это может произойти в любой момент.
Но он понимал, что отец захочет вволю позлорадствовать, допросить сына и подвергнуть его пыткам, прежде чем убить. Никто из кимеков не осмелится что-либо сделать без приказа генерала Агамемнона.

Почувствовав, что промерзшая земля начала сотрясаться под его ногами, Вориан поднял голову и увидел, что из огромных дверей первого этажа почти скрытого подо льдом шпиля центральной цитадели когиторов начали появляться машины — зверинец летательных и похожих на крабов или пауков ходильных корпусов. Машины выглядели устрашающе, поблескивая сталью в тусклом свете холодного солнца. Каждой из них управлял хранившийся в специальной емкости мозг неокимека, миньона Агамемнона. В промороженном воздухе гулко отдавалась тяжелая поступь, выли от натуги мощные двигатели, со скрежетом выдвигалось из бортов оружие.
Вориан смотрел на приближавшиеся к нему машины с человеческими мозгами, не испытывая страха, хотя был один и безоружен. Он скрестил руки на груди и твердо расставил ноги, хотя и понимал, что выглядит совершенно беспомощно и смешно, как задиристый петух.

Над его головой пролетали кимеки в летательных корпусах, обдавая его горячим смрадом выхлопа и оглушая сильным ревом двигателей. Приближающиеся ходильные корпуса выдвинули свои артиллерийские башни, изготовившись к стрельбе. С тех времен, когда он сам был доверенным человеком машин, Вориан хорошо помнил вид и конструкцию этих корпусов.
Тогда я как о величайшей награде мечтал о том времени, когда смогу стать одним из них.

Угловатый корпус летательного аппарата завис над ним и направил объектив видеокамеры в лицо Вориану, несомненно, передавая изображение на контрольный пункт связи в центральной цитадели. Вориан поднял голову и крикнул:
— Я — Вориан Атрейдес! Передайте Агамемнону, что его сын вернулся к нему. Нам с ним многое надо обсудить.
Зависший над Ворианом летательный аппарат выпустил стальные крюки и обхватил человека за туловище. Вориан не стал сопротивляться, понимая, что неокимек просто пытается его запугать и устрашить. Если кто-нибудь из этих рабов посмеет причинить ему вред, то такому ослушнику придется держать ответ перед самим генералом Агамемноном, что явно было не в их интересах. Вориан очень рассчитывал на это.
Кимек так крепко захватил Вориана своими стальными лапами, что он едва мог дышать в и без того разреженном и мало пригодном для дыхания воздухе. Неокимек набрал высоту и полетел к цитадели когиторов. За спиной беспомощно повисшего в стальных объятиях Вориана неокимеки окружили стоявший на ледяном пятачке бывший курьерский корабль Омниуса, начав ощупывать и рассматривать «Мечтательного путника». Некоторые кимеки, пользовавшиеся маленькими корпусами, пытались войти внутрь, чтобы ознакомиться с панелью управления. Вориану оставалось только надеяться, что они ничего не сломают. Но даже если это произойдет, он был уже давно внутренне готов к тому, что может никогда не вернуться из этой отчаянной экспедиции. Спасение собственной жизни было для него не самой главной задачей.
Неокимек внес его в широко распахнутые входные ворота в гроте под фундаментом цитадели. Кимеки убрали отсюда накопившийся за многие столетия лед и открыли помещения, давно заброшенные жившими здесь когиторами-отшельниками. Влетев в огромный гулкий ангар, неокимек поставил Вориана на землю. Толстый слой инея покрывал стены помещения, бывшего либо складом, либо мастерской. Все пространство было заставлено ходильными и летательными корпусами, в которые пока не были вставлены емкости с мозгом.
Вориан отряхнулся и глубоко вздохнул, беря себя в руки. Не обращая больше внимания на летающего неокимека, доставившего его сюда, Вориан стал смотреть на ведущие в широкий туннель ворота, откуда доносилась тяжелая поступь механического чудовища, на этот раз, судя по грохоту, приближался титан. Придав лицу спокойное и решительное выражение, Вориан внутренне подготовился к встрече с отцом. Все предыдущие сто лет он едва ли не ежедневно рисовал в своем воображении этот момент.
Агамемнон вступил в полосы света — огромные механические ноги и, как обычно, избыток оружия. Улыбаясь, Вориан посмотрел на головную башню с мириадами блестящих оптических сенсоров.
— Итак, отец, ты рад меня видеть?
Кимек склонился над Ворианом — механическое чудовище имело в высоту два человеческих роста и намного превосходило Вориана по массивности. Из передней поверхности корпуса выдвинулись две механические руки, каждая размером с туловище среднего человека, и Агамемнон открыл панель перед подвешенным в голубоватой жидкости мозгом.
— Очень рад, рад настолько, что готов разорвать тебя на части и переломать тебе все кости. — Голос Агамемнона гремел, словно катящиеся с вершины горы камни. — Зачем ты прилетел сюда?
Вориан продолжал улыбаться и сохранять видимое спокойствие.
— Это и есть безусловная любовь, которую отец должен питать к своему чаду? Учитывая, что ты уже убил всех своих отпрысков, я думал, что тебе будет интересно послушать, что я скажу. Но я не слышу даже элементарного «здравствуй».
— Приветствовать тебя и доверять тебе — это разные вещи. Пока я не хочу делать ни того, ни другого.
Вориан заставил себя рассмеяться.
– Слышу голос истинного Агамемнона!
Подняв руку, он коснулся своего гладкого молодого лица.
— Посмотри на меня, отец. Я нисколько не постарел, благодаря тому, что ты продлил мне жизнь. Как ты думаешь, я испытываю за это благодарность к тебе?
Огромный ходильный корпус принялся медленно расхаживать по заиндевелому полу, высекая искры из каменных плит.
— Я сделал это, когда ты еще был мне верен. Вориан стремительно парировал:
— Ах да, это, кстати, было тогда, когда ты сам был верен Омниусу. Но все в этой жизни меняется.
— Ты мог бы иметь в своем распоряжении тысячелетия, если бы стал кимеком. Но ты отказался от этой возможности, отбросил ее прочь.
— Я оценил свои перспективы и сделал, как мне казалось, наилучший выбор. Определенно ты, и только ты, можешь это понять, отец, так как это именно то, чему ты меня учил. В конце концов, я освободился от Омниуса на много десятилетий раньше, чем это смог сделать ты.
Агамемнон не удовлетворился этим ответом и проявил нетерпение:
— Зачем ты здесь?
— Я привез тебе подарок. — Неокимеки отпрянули, словно ожидая, что Вориан сейчас достанет из кармана бомбу. — Себя.
Оглушительный смех Агамемнона сотряс стены пещеры.
— Почему это ты решил, что мне нужен такой подарок?
— Я слишком долго обретался среди неудачников и решил возобновить наши с тобой отношения.
На это кимек резко возразил:
— Ты ожидал, что я поверю тебе? Ты изменил мыслящим машинам, чтобы помочь людям в их Джихаде.
— Это верно, отец, но ты и твои кимеки тоже не раз меняли своих союзников. — Вориан тряхнул густыми темными волосами. — Я надеюсь, что ты выслушаешь мои причины, и тогда посмотрим — может быть, ты придешь к тем же выводам, что и я.
Стараясь не дрожать от пронизывающего холода, Вориан начал рассказывать о своих злоключениях в Лиге, в целом, придерживаясь истины, но несколько ее сгущая. Он рассказал о провалах политики Лиги, о том, как ее правители отказались сделать самое необходимое для окончательного уничтожения Омниуса на Коррине, о том, что они обращались с ним как с древним ископаемым, которое выглядело незрелым и неопытным молокососом.
— Жена моя умерла, дети считают меня чужим человеком. Лига то и дело намекала мне, что не нуждается больше в услугах старого боевого коня. Они деловито расточают плоды побед — моих, заметь, побед, — добытых в войне с Синхронизированным Миром. Они не могут мыслить масштабно и перспективно, заглянуть хотя бы на несколько десятилетий вперед. Они не заботятся о будущем, словно оно ограничено сроком их жизни. В разительном отличии от титанов, отец, которые не отступают от своих целей вот уже тысячу лет. Но взгляни на себя со стороны: горстка кимеков, прячущихся на вымерзающем планетоиде много лет спусти после поражения Омниуса. Если честно, то ты и твои последователи могли бы воспользоваться моей помощью.
Агамемнон обиделся.
— У нас много планет!
— Много — но все они мертвые и радиоактивны. На них просто не находится других охотников. Ну и еще несколько колоний, до предела ослабленных эпидемией.
— Мы строим базу для дальнейшей экспансии.
— Вот как? И именно ради этого вы захватили Квентина Батлера и превратили его в кимека? Очевидно, вам нужна свежая кровь, талантливые командиры, которые способны вести за собой армии. Неужели тебе не хочется иметь в этой роли меня, а не упрямого заложника?
— Почему бы мне не иметь в своем распоряжении вас обоих? — ответил титан, повернувшись к Вориану так, что он снова увидел сверкнувшее на свету оружие. — Ничего, пройдет немного времени, и мы сломим Квентина.
— Не исключена возможность, что в этом я смогу вам помочь. — Вориан шагнул вперед и оказался в пределах досягаемости для стремительного удара механической лапой железного чудовища. — Я нисколько не обвиняю тебя за проявленную в отношении меня подозрительность, отец, — после всего того, чему ты меня научил. Но я твоя кровь, твой сын — твой последний сын. У тебя не будет других отпрысков. Я — твой последний шанс иметь достойного наследника. Хочешь ли ты воспользоваться этой возможностью или отбросишь ее прочь?
Упрек попал в цель. Вориан заметил, как засверкала и начала переливаться флуоресцирующими электрическими огоньками жидкость, в которой был взвешен мозг. Агамемнон протянул механические руки, оторвал Вориана от пола и поднял его высоко вверх.
— Вопреки моим мыслям я награжу тебя — пока моим сомнением. Мы снова стали семьей, сынок.
Четыре дня спустя они стояли на краю холодного ледника под усеянным звездами темным небом всеми забытой Хессры. Воздух был слишком холоден и разрежен для хрупкого человеческого тела Вориана, поэтому он надел один из скафандров, привезенных им на «Мечтательном путнике». Защитная одежда сверкала от падавших на нее снежинок.
Над их головами высоко в небе метеор прочертил длинную полосу и пропал из виду.
— Когда ты станешь, как мы, кимеком и будешь помогать мне, Юноне и Данте строить новую империю, созидать новую эпоху титанов, перед тобой будут простираться величественные тысячелетия, а не жалкие десятилетия.
Вориану приходилось убыстрять шаг, чтобы поспеть за огромной и стремительной ходильной формой отца. Со странной ностальгией вспоминал он те времена, когда был невинен и юн и когда так же шел вслед за отцом по улицам городов Древней Земли. Тогда он был совершенно счастлив. Тогда, ослепленный и невежественный, он искренне не видел ничего плохого в диктатуре Омниуса. Вориан был горд тем, что служит Синхронизированному Миру, тем, что являлся доверенным человеком мыслящих машин, и не мог даже представить себе, что его великий отец может быть в чем-то не прав.
— Помнишь, как я каждый раз встречал тебя, когда ты возвращался после битв с хретгирами? Тогда я ухаживал за тобой, слушал твои рассказы, чистил детали твоего корпуса.
— А потом ты предал меня, — прорычал Агамемнон.
Вориан не поддался на эту наживку.
— Тебя бы больше устроило, если бы я сражался на стороне Омниуса? В любом случае я оказался бы не в том стане.
— Но, слава Богу, ты все же в конце концов образумился. Правда, я надеюсь, что в следующий раз тебе понадобится на это меньше, чем сто лет. За такой срок большинство блудных сыновей просто умирают.
Вориан засмеялся.
— В таком случае у меня есть перед ними отчетливое преимущество.
— У меня было тринадцать других сыновей, — сказал Агамемнон, — и ты один оказался талантливее их всех, вместе взятых.
Посерьезнев, Вориан сказал:
— Когда я летал с Севратом, до того, как изменить мыслящим машинам, я нашел в его библиотеке баз данных сведения о том, что это ты сам убил всех тех сыновей.
— Они никуда не годились, — возразил Агамемнон.
— Но я тоже никуда не гожусь, и открыто это признаю. Если ты так жаждешь совершенства, то тебе следовало продолжать служить мыслящим машинам.
— Я стремился обрести человека, который смог бы стать моим достойным преемником. Вспомни, это я разрушил Старую Империю, сражаясь бок о бок с великим Тлалоком. Я не мог передать такое наследие слабому или нерешительному человеку.
— И что, все твои прочие сыновья были начисто лишены каких бы то ни было способностей?
— Некоторые были заторможены, другие непритязательны, третьи непокорны. Я не мог этого допустить, и мне пришлось начинать все сначала, предварительно убив их. Таков процесс селекции. Много столетий назад, перед тем как стать кимеком, я создал запас, банк своей спермы, поэтому у меня не было никаких оснований передавать свое наследие посредственности. Но ты последний мой сын, Вориан. Ты же хорошо знаешь, что вся моя сперма погибла во время мятежа на Земле, во время ее атомной бомбардировки. Ты мой единственный уцелевший сын… но вот уже много десятилетий я был уверен, что ты навсегда для меня потерян.
— Все в мире меняется, отец.
— И ты вернулся как раз вовремя. Сначала я возлагал большие надежды на Квентина Батлера, но он продолжает сопротивляться неизбежному, сводя на нет все наши усилия. Он ненавидит нас, несмотря на то, что его будущее целиком зависит от нас. Ведь он никогда не сможет вернуться в Лигу, никогда не сможет снова стать человеком. Конечно, мы можем продолжать наши манипуляции с ним, и нет сомнения, что рано или поздно мы все же обратим его в кимека. Но теперь, когда ты вернулся, Квентин Батлер мне больше не нужен. Когда я превращу тебя в кимека, следующим генералом титанов станешь ты, мой настоящий и единственный наследник.
— История непредсказуема, отец. Может быть, ты переоцениваешь мои способности.
— Нет, Вориан, я не переоцениваю тебя. — Огромный кимек поощрительно коснулся крошечного по сравнению с ним человека. — Превратившись в кимека, ты станешь непобедимым, как я. Тогда я смогу взять тебя с собой на многие из завоеванных нами планет, и ты станешь королем любой из них по своему выбору.
Это не произвело на Вориана никакого впечатления.
— Я мог бы получить под свое начало любую планету Лиги по моему выбору, отец.
— Когда ты станешь кимеком, то поймешь, что само это превращение уже есть неоценимая награда. Помнится, когда ты был доверенным человеком, ты очень просил меня поторопиться с этой процедурой. Ты просто не мог дождаться, когда наконец наступит день, когда я сделаю тебе операцию, которая превратит тебя в такого же могучего титана, как я.
— Я и сейчас с нетерпением жду, когда наступит этот счастливый день, — сказал Вориан, едва не подавившись желчью при одной мысли об этой перспектива. Однако он сумел придать восторженность своему голосу. Отец и сын бок о бок вернулись к наполовину погребенной в снегу башне когиторов. — Надеюсь, что этот день скоро настанет.
— Но пока ты не превратился в кимека, Вориан, ты обладаешь одним преимуществом, которого, к сожалению, я лишился вместе со своей биологической формой.
— В чем же заключается это преимущество, отец? — спросил Вориан, чувствуя внутри неприятный холодок.
Гигантская ходильная форма продолжала величаво скользить по льду.
— Ты мой сын, мой отпрыск, единственный оставшийся наследник некогда великого Дома Атрея. И хотя вся моя сперма погибла на Земле, у тебя еще сохраняется возможность продолжить наш род. Твою сперму надо собрать. Юнона уже приготовила нужный прибор, который доставлен в башню когиторов. Это твой долг, который ты должен исполнить, прежде чем я смогу позволить тебе стать кимеком.
Все существо Вориана протестовало, но он понимал, что никогда не сможет отговорить отца от такого решения. Поэтому придется оставить пробы генетического материала как того требует вождь титанов. Он подумал о Ракелле, Эстесе и Кагине. Именно они будут его настоящими наследниками, что бы ни произошло в дальнейшем. От тревоги и волнения у Вориана пересохло во рту, но раздумывал и колебался он недолго.
— Отец, я сделаю все, что ты требуешь от меня. Я явился сюда для того, чтобы доказать свою верность. Отдать немного спермы для восстановления Дома Атрейдесов — это сущий пустяк.
Они остановились перед входом в комплекс башен когиторов. Двери распахнулись, и высокий сводчатый вход раскрылся словно громадная ненасытная пасть. Вориан вошел, готовый ко всему, что будет делать с ним Юнона.

***

===

На самом деле, что лучше — помнить или забыть? Мы должны взвешенно принимать такое решение, чтобы не навредить истории и не лишиться человечности.
Башар Абульурд Харконнен. Из личного дневника

Убийство Великого Патриарха потрясло Лигу Благородных. Высказывались и отбрасывались самые разнообразные обвинения и подозрения. На фоне всего этого смятения один только вице-король Батлер сохранял спокойствие, поддерживая стабильность и порядок в обществе. Все могущественные и влиятельные деятели Лиги имели, конечно, соперников, но вялый и мягкий Боро-Гинджо не имел таких врагов, которые могли питать к нему ненависть, способную толкнуть на убийство. Было трудно представить себе иную реакцию на его действия, выходящую за пределы обычного раздражения или нетерпения.
Хотя Фейкан незамедлительно выразил гнев и возмущение по поводу подлого убийства Великого Патриарха, он не спешил с назначением на этот пост другого человека. Брат Абульурда создал комитет депутатов, которые до нового назначения коллективно занимали эту должность. Поскольку ответственность теперь была распылена между многими, то вся функция комитета приобрела церемониальный, но политически абсолютно незначимый характер.
Горстка политиков, стремившихся занять кресло Великого Патриарха, быстро выразили свою решимость бороться за золотую цепь. Однако вице-король твердо заявил о том, что до окончания расследования обстоятельств дела все лица, так или иначе близкие Великому Патриарху, будут считаться подозреваемыми. Преемник же будет назначен только после раскрытия всех обстоятельств убийства. Абульурд подозревал, что брат тянет время, хотя и не понимал почему.
Новый башар был все еще сосредоточен на своей работе в лаборатории, которая, поскольку находилась недалеко от резиденции Великого Патриарха, была оцеплена для проведения тщательного расследования. В тот день один из сотрудников, работавший в отдельном здании, вбежал в лабораторию с тревожным известием.
— Вы только посмотрите, что делается на улицах, башар. Культ Серены снова зашевелился. Огромные толпы движутся сюда.
— Опять? — только и смог вымолвить Абульурд. Поскольку лаборатория всегда надежно охранялась, он мало интересовался происходившим на улицах. Кроме того, Абульурд редко виделся со своей племянницей после того, как привез сироту с Пармантье на Салусу, хотя и знал ее склонность к разрушению всяких сложных машин, хотя бы отдаленно напоминавших роботов.
— Оставайтесь на местах, забаррикадируйте дверь и никого не пускайте, ибо если они проникнут в помещение, то вы сами знаете, что за этим последует.
Техники и инженеры, не имевшие боевых навыков, выглядели встревоженными. Такое предложение начальника явно пришлось им не по душе.
— Но что нам делать, если они вломятся внутрь?
— Держитесь, — неопределенно ответил Абульурд и вышел из помещения, чтобы посмотреть, что сегодня вывело на улицы эту недисциплинированную толпу.
По улице впереди своих верных крестоносцев шла Райна Батлер — уже тридцатилетняя женщина, по-прежнему бледная и без единого волоса на голове. Люди шли по улицам и бульварам, неся знамена, хоругви и транспаранты, распевая гимны и потрясая оружием. Сторонники Райны вовсю развернулись на окраинных планетах, сильно пострадавших от эпидемии, но здесь, в Зимин, Райна держала в узде своих последователей в соответствии с соглашением, которое она заключила с Фейканом. Однако Абульурд опасался, что это всего лишь временная мера. Культ Серены был выражением безысходности, охватившей низшие слои человечества, гнев и отчаяние которого достигли опасной точки кипения.
Многие фанатики несли портреты героев, включая иконы Трех Мучеников, и дикими воплями взывали к справедливости и правосудию. Обеспокоенные владельцы домов и хозяева лавок покинули здания, чтобы переждать, когда схлынет толпа, опасаясь, что эти разгоряченные люди могут ворваться к ним и учинить погром, для чего достаточно было небольшой искры или ничтожного повода.
— Вы не знаете, что возбудило их на этот раз? — спросил Абульурд у стоявшего рядом лавочника.
— Парламент обнародовал фотографию человека, убившего Великого Патриарха, — ответил человек, взглянув на знаки различия на погонах Абульурда.
— Значит, его арестовали? Они знают, кто он?
— Этого не знает никто. Этого человека никто не смог опознать.
— Но почему так распалились последователи культа Серены? — Абульурд взглянул на бесконечное шествие обезумевших фанатиков, требовавших крови. — Они прежде никогда не интересовались Великим Патриархом.
— Теперь, когда он мертв, они утверждают, что он был святым человеком, который верно воспринимал видения Райны Батлер.