Битва за Коррин. Б.Герберт, К. Андерсон. Дюна 250 - 12 Мая 2023

Главная » 2023 » Май » 12 » Битва за Коррин. Б.Герберт, К. Андерсон. Дюна 250

14:32

Битва за Коррин. Б.Герберт, К. Андерсон. Дюна 250

***

---

***

Закрыв глаза, она повернула рукоятку подачи в камеру оранжевого меланжевого газа. Она сделала глубокий вдох и стала ждать наступления эффекта. Между тем камера продолжала наполняться — пряности было больше, чем когда-либо приходилось принимать Норме. Такая мощная концентрация могла убить неподготовленного человека, но у Нормы уже выработалась выраженная толерантность к пряности и, более того, потребность в ней.

Рабочие кольгарской верфи смотрели на Норму широко открытыми от изумления глазами, видя, как она жадно вдыхает клубящийся внутри камеры оранжевый плотный газ. С каждым вдохом Норма уходила все дальше и дальше, все быстрее погружаясь в глубины своего сознания и разума. Клетки ее вновь ставшего уродливым тела буквально плавали в оранжевом дыму, сливались с ним. Полная концентрация, полный покой, полная безмятежность.
Опыт такого переживания увел Норму далеко за пределы промышленной технологии свертывания пространства, поднял ее на уровень подлинной и высочайшей, чистой без примеси духовности. Для Нормы сущностью ее человеческого бытия стала теперь ее эфирная природа. Она ощущала себя скульптором космического масштаба, работавшего с планетами и солнцами так, словно это была податливая в умелых руках глина.
Это было величественно. Это было полным и окончательным освобождением.
Она осталась запечатанной в камере без пищи и воды, пользуясь лишь питательными свойствами меланжи. Прозрачный плаз стенок камеры покрылся ржавыми полосами, и Норма уже практически перестала слышать шипение поступавшего по шлангам газа, который все гуще клубился вокруг нее.
Как долго ждала Норма момента, когда будет плавать в пространстве, где она сможет наконец по-настоящему мыслить.

***

===

Нельзя понять человечество, если не взглянуть на него в достаточно отдаленной перспективе. В нашем положении мы имеем превосходную возможность достичь этого.
Архивы Россака. Постановка цели

Родословные человечества представляли собой сложный и прекрасный переплетающийся узор, но только для тех, кто был способен его увидеть. Основы и нити ДНК перебрасывались от одних семей к другим, от поколения к поколению. Нуклеотидные последовательности комбинировались и рекомбинировались, тасовали гены, творя бесконечное число неповторимых человеческих индивидуальностей. Даже вездесущий разум Омниуса не смог бы оценить потенциал, заложенный в существах, возникавших из этой потрясающей воображение закрученной в двойную спираль молекулы.
Тиция Ценва и Колдуньи Россака взялись за этот проект, видя в нем свою задачу и достойный предмет поисков и изысканий.
Глубоко в лабиринтах пещер в скалистых горах, вдали от звуков и запахов серебристо-пурпурных джунглей, вдали от следов, оставленных недавним нападением железных пираний, Тиция и одна из ее высоких светлокожих Колдуний осматривали жизненно необходимые им — но абсолютно незаконные — компьютеры. Эти хранящие массы данных машины были анафемой в Лиге Благородных, но здесь эти приборы были абсолютно необходимы. Россакские женщины просто не имели другой возможности хранить немыслимо громадный массив генеалогической информации, накопленный ими за многие годы. У Колдуний было множество строжайших секретов от остального человечества, и эта тайна была одной из самых вызывающих.
В течение многих поколений Колдуньи вели регистрацию селекции всех семей своей планеты. Окружающая среда Россака была губительна для ДНК, вызывая частые мутации — некоторые из них были катастрофичными, и лишь немногие служили улучшению вида. Информация, собранная во время ретровирусной эпидемии Бича Омниуса, предоставила в распоряжение Колдуний много больше данных для прослеживания и изучения.
Повернувшись к стоявшей рядом женщине по имени Кари Маркес, Тиция сказала:
— Теперь, когда мы собрали основные данные о родословных и проследили множество возможных перестановок, попробуй только представить себе, что мы сможем сделать с этой удивительной информацией. Теперь наконец мы сможем использовать ее на практике. — Она сжала тонкие губы и восхищенно взглянула на компьютеры. — Проекции. Совершенство. Кто знает, какие новые потенциальные возможности человека мы сможем открыть? Мы сотрем множество прежних ограничений. Действительно, почему мы должны останавливаться перед сверхчеловеческими задачами? Может быть, мы располагаем возможностями, о которых пока даже не подозреваем.
Тиция и Кари покинули комнату, где тихо жужжали вентиляторы и силовые генераторы компьютеров.
Обе женщины вышли в общий обеденный зал, где группа Колдуний и их молодых учениц собрались для короткой совместной трапезы и спокойных бесед. Тиция организовывала такие обеды для того, чтобы женщины имели возможность, собравшись, говорить о действительно важных вещах, а не слушать болтовню мужчин об их бизнесе и прочих пустяках. Когда Верховная Колдунья заняла свое место за столом, остальные женщины склонили головы в знак почтения.
Приятная атмосфера была нарушена каким-то событием в холле. Кто-то кричал, слышался возбужденный мужской голос. В зал ввалился низкорослый широкоплечий мужчина, тащивший на себе другого человека, который не мог идти сам. У молодого человека были короткие ноги и спутанные светлые волосы.
— Нужна помощь, человек болен!
Тиция недовольно поджала губы. Джиммак Теро был одним из Уродов, неудачных детей, которые тем не менее выжили. У него было широкое круглое лицо, покатый лоб и широко посаженные невинные голубые глаза. Он был мил в обращении, что не очень вязалось с его поврежденным интеллектом. Несмотря на постоянные упреки, Тиции так и не удалось убедить Джиммака в том, чтобы он никогда не приходил сюда, в пещеры, где положено бывать только нормальным людям. Он постоянно возвращался.
— Человек болен, — повторил Джиммак. — Нужна помощь. Джиммак практически волок на себе человека, который едва переставлял тащившиеся по полу ноги. Джиммак подвел его к одному из столов. Человек упал на него лицом. На незнакомце была надета форма корпорации «ВенКи» с пристегнутыми инструментами, многочисленными карманами и мешками для собранных растений. Это был один из старателей, рыскавших по джунглям в поисках лекарственных трав. Джиммак, случайное дитя, часто помогал этим людям, служа им проводником в самых темных и непроходимых закоулках джунглей, которые он знал как свои пять пальцев. Тиция вышла вперед.
— Зачем ты приволок его сюда? Что случилось?
Кари Маркес встала рядом с Верховной Колдуньей. Джиммак помог перевернуть больного лицом вверх. Никто из присутствующих не видел этих симптомов уже двадцать лет, но они были несомненны.
— Бич Омниуса!
Многие находившиеся в зале женщины вскочили на ноги и ушли. Тиция почувствовала, что ей не хватает воздуха, во рту и в горле стремительно пересохло. Она заставила себя успокоиться и подумать. Она не могла позволить, чтобы этот ублюдок увидел ее страх и нерешительность.
— Возможно. Но даже если и так, то это другой штамм. На щеках пятна и нарушение окраски глаз. Но пятна другие… — Она была уверена, что говорит в точности то, что подтвердили бы анализы, на которые ушло бы несколько часов. — Но в принципе это, как мне кажется, тот же ретровирус.
Тиция знала, что угроза со стороны мыслящих машин не исчезла. Хотя Омниус атаковал их механическими пираньями, видение Нормы предупреждало о куда больших несчастьях. Может быть, в цилиндрах содержалась та же зараза или вирус дремал в россакских джунглях, мутировал и стал еще более опасным.
— Он умрет, — сказала Тиция, глядя на больного сборщика лекарственных растений, потом обратила суровый взор на Джиммака. — Почему ты сам о нем не позаботился? Возможно, вы, Уроды, заразились бы и покинули этот мир, перестав мучиться в нем. — В волосах Тиции затрещало статическое электричество, она едва не поддалась сокрушительному гневу, но взяла себя в руки. — Ты не должен был приводить его сюда, Джиммак.
Молодой человек смотрел на Тицию своими телячьими глазами, вид у него был обиженный и разочарованный.
— Убирайся, — рявкнула Тиция. — И если найдешь еще таких больных, то не вздумай тащить их сюда.
Джиммак стремительно выкатился из зала с какой-то странной неуклюжей грацией. Походка у него была неловкой и неуверенной, голову он наклонил вперед, словно стараясь защититься от удара.
Глядя вслед ему, Тиция недовольно покачала головой, на какое-то мгновение забыв о жертве. Она презирала Уродов за то, что они вели жалкую и никчемную жизнь в джунглях, вместо того чтобы умереть от своих врожденных дефектов. Никто вообще не знал, сколько их шатается в джунглях. Она бы ненавидела их всех, если бы один из них — Джиммак — не был ее родным сыном.

***

===

Во вселенной царит поразительное равновесие. Каждый миг радости уравновешивается такой же мерой трагедии.
Абульурд Харконнен. Запись из личного дневника

К тому времени, когда приказ о производстве в башары прошел наконец по всем бюрократическим инстанциям Армии Человечества, Абульурд Харконнен уже успел набрать команду специалистов для анализа смертельных пираний. Он лично просмотрел послужные списки проверенных ученых, механиков, инженеров, выбирая самых лучших. Ссылаясь на верховного башара Вориана Атрейдеса, он смог «выбить» для группы недавно освободившиеся и отремонтированные лабораторные помещения недалеко от администрации Великого Патриарха. Тысячи этих смертоносных шариков были найдены на улицах Зимии. Ученые и инженеры, собранные Абульурдом, разобрали около сотни шариков, чтобы обнаружить программу, электрические цепи и миниатюрный двигатель, который позволял этим механическим тварям летать и убивать.
Хотя сам Абульурд не был ученым, он регулярно посещал лабораторию и лично следил за ходом работ.
— Есть ли у вас какие-нибудь идеи насчет того, как бороться с ними? — спрашивал он мужчин и женщин, сидевших за столами. — Как нам остановить их в следующий раз? Омниус очень настойчив и упорен.
— Идей много, сэр, — отозвалась одна женщина, не отрывая глаз от микроскопа, в окуляр которого она рассматривала миниатюрный механизм крошечного убийцы. — Но прежде чем можно будет сказать что-то определенное, нам надо лучше разобраться в устройстве этого мелкокалиберного оружия.
— Можно ли остановить их полями Хольцмана? Другой инженер отрицательно покачал головой.
— Маловероятно. Эти устройства очень примитивны. В них не использована гель-контурная технология, поэтому импульсы Хольцмана не наносят им вреда. Но если мы расшифруем их мотивационную программу, то сможем, наверное, разработать тормозящую контрпрограмму.
— Продолжайте работать, — сказал Абульурд. Посмотрев на часы, он извинился и поспешил на свою временную квартиру, чтобы подготовиться к церемонии. Сегодня он будет официально произведен в башары и к его форме прикрепят новые знаки различия.
Маленькая комната Абульурда была обставлена со спартанской простотой. Так как он лишь недавно вернулся со своего наблюдательного сторожевого поста на Коррине, то у него было здесь мало личных вещей. Он не играл на музыкальных инструментах, чтобы отвлечься. Вся его жизнь была службой в армии. У него просто не было времени на покупки, увлечения, роскошь и все подобное.
Хотя ему было уже тридцать восемь лет и иногда у него бывали мимолетные романы, он так и не женился и детей у него не было. Он просто не представлял себе, что будет, когда он поселится на одном месте и у него появятся какие-то личные занятия и интересы. Улыбаясь, он надел тщательно отутюженную парадную форму, а потом несколько минут рассматривал себя в зеркале. Он потренировался, придавая лицу серьезное и торжественное выражение, но сердце его сильно билось от радостного волнения. Абульурду хотелось, чтобы его торжество разделил с ним отец. В такой день им мог бы гордиться даже суровый Квентин Батлер.
Но отставной примерно некоторое время назад улетел вместе с Порее Бладдом осматривать бывшие планеты Синхронизированного Мира. В отсутствие отца Фейкан согласился прикрепить знаки различия к мундиру Абульурда.
Он еще раз придирчиво осмотрел себя, решил, что прическа, мундир и выражение лица соответствуют торжественности момента, и отправился на церемонию.

* * *

В этот день повышения по службе и награды вручали семидесяти восьми военнослужащим, и Абульурд терпеливо ждал, пока получат награды младшие по званию солдаты и офицеры. Он видел здесь старых офицеров, покрытых боевыми шрамами ветеранов, блестящих стратегов и тактиков, которые командовали Джихадом и послевоенным восстановлением. Они с гордостью смотрели на юную поросль офицеров, шедших им на смену.
Абульурд испытал жгучее разочарование — хотя, как это ни странно, в глубине души не ожидал ничего иного, — когда Фейкан в последний момент изменил свои планы. Временный вице-король прислал свои извинения за то, что не сможет лично приколоть новые знаки различия своему младшему брату. Он не стал объяснять причины, но Абульурд прекрасно понимал, что они — чисто политические. По крайней мере старший брат не унизился до лжи.
Абульурд молча сидел под гулкими сводами огромного зала. Хотя на сердце легла свинцовая тяжесть, он постарался ничем не выказать свою боль и обиду. Такое поведение было бы постыдным. Из-за того что Абульурд принял имя Харконнен, отнюдь не следовало, что он перестал уважать семейство Батлер.
Рядом с трибуной стоял пьедестал с прозрачной емкостью, в которой находился живой мозг Видада, последнего уцелевшего когитора-отшельника. Он прибыл на Салусу Секундус вскоре после Великой Чистки, объявив, что все остальные древние философы были убиты кимеками, захватившими цитадель когиторов на Хессре. Видад мало говорил о том, что еще он делал во время своего долгого путешествия. Абульурд слышал, как Вориан Атрейдес ворчал, что когитор хотел, вероятно, скрыться на то время, пока машинный флот будет бить Лигу Благородных. Теперь одинокий когитор жил на Салусе, проявляя живое любопытство к делам людей, и постоянно вмешивался в них, то помогая, то мешая, в зависимости от своего непредсказуемого эзотерического настроения.
Церемония продолжалась, и Абульурд, неподвижно сидя на своем месте в зале, думал, чего он добился, служа в армии. Он вспомнил, как беспрекословно и со старанием исполнял приказы вышестоящих командиров и начальников. Он всегда был отличным службистом и всегда делал то, что от него требовалось, не ради аплодисментов, медалей или повышения по службе. Но когда он видел, как другие офицеры получали отличия, как радовались их семьи, то невольно вздыхал.
Представление Абульурда к новому званию должно было завершить долгую и утомительную процедуру. Когда наконец настала его очередь, Абульурд деревянной походкой пошел к сцене, один. Церемониймейстер объявил его имя, и по залу вместе с жидкими аплодисментами прокатился недоуменный ропот.
Потом на офицерских скамьях возникло какое-то оживление.
— Вместо вице-короля другое лицо произведет Абульурда Харконнена в новое звание.
Абульурд обернулся к дверям зала, когда они открылись. Лицо его вспыхнуло, лицо озарилось улыбкой, сердце забилось так, что было готово выпрыгнуть из груди. Прибыл верховный башар Вориан Атрейдес.
Улыбаясь, Вориан взошел на сцену и встал рядом с Абульурдом.
— Кто-то должен сделать все по правилам.
Ветеран поднял вверх знаки различия башара, как святую реликвию. Абульурд вытянулся по стойке смирно. Вориан выступил вперед. Хотя он выглядел почти вдвое моложе Абульурда, он вел себя с подобающей солидностью и уверенностью в себе.
— Абульурд Харконнен, в признание вашей доблести, изобретательности и храбрости, которые вы проявили во время недавних боев в Зимин — не говоря о бесчисленных других доказательствах вашей верной службы Лиге в армии Джихада в течение всей вашей военной карьеры, — я с радостью и гордостью присваиваю вам высокий чин башара четвертого ранга. Думаю, что ни один солдат армии Джихада не заслуживает этого больше, чем вы.
С этими словами верховный башар Атрейдес прикрепил знаки различия к мундиру Абульурда, а потом развернул новоиспеченного военачальника так, чтобы он обратился лицом к присутствующим.
— Внимательно смотрите на нового башара, — сказал он, положив руку на плечо Абульурда. — Он совершит еще немало подвигов во благо Лиги Благородных.
Аплодисменты были жидкими и неубедительными, но молодой башар не обращал на это ни малейшего внимания. Он видел только отцовскую гордость в глазах Вориана. Ничье отношение не волновало его больше, даже отношение к нему со стороны отца и брата.
Теперь Вориан обратился к другим военачальникам, к официальным лицам Лиги и даже к Видаду:
— После того как я стал свидетелем мужества и доблести башара Харконнена во время недавнего кризиса в Зимии, я вспомнил о славных деяниях и подвигах его деда, Ксавьера Харконнена. — Он сделал паузу, словно ожидая возражений. — Я был близким другом Ксавьера и знаю, насколько он был верен делу Джихада, делу всего человечества. Я также доподлинно знаю, что имя его было намеренно очернено, а истина была скрыта по политическим соображениям. Теперь, когда Джихад закончен, то я не вижу причин упорствовать в этой лжи и защищать людей, которые давно уже мертвы. Я предлагаю создать парламентскую комиссию для реабилитации имени Харконнена.
Он скрестил на груди руки. Абульурду хотелось броситься Вориану на шею, но он сдержался, соблюдая должный церемониал.
— Но, верховный башар… с тех пор прошло восемьдесят лет! — сказал Великий Патриарх Боро-Гинджо.
— Семьдесят шесть. Но какое это имеет значение? — Вориан жестко посмотрел в глаза Ксандера Боро-Гинджо. Естественно, этот человек не заинтересован в выводах такой комиссии. — Я и так слишком долго ждал.
Потом — как это бывает, когда среди ночи вдруг где-то поблизости разбивается окно — в тишине зала произошло нечто, омрачившее радость Абульурда Харконнена. Растрепанный мужчина с аристократическим лицом буквально ворвался в зал заседаний.
— Где верховный башар? Я должен найти Вориана Атрейдеса! — Абульурд узнал поритринского аристократа Порее Бладда. — Я принес ужасную весть.
Вориан немедленно переключился на нежданного гостя. Точно так же реагировал Вориан на неожиданности во время нападения на Салусу механических пираний.
— Мы были атакованы на Валлахе IX, — кричал Бладд. — Моя яхта повреждена…
Верховный башар перебил его, стараясь заставить человека взять себя в руки.
— Кто атаковал вас? Мыслящие машины? Омниус уцелел в одном из миров, которые мы разрушили?
— Нет, не Омниус, кимеки. Титаны! Они построили монументы, основали свою базу на развалинах Валлаха. Квентин и я остановились там, чтобы осмотреть планету, и на нас напали титаны. Они сбили разведывательный корабль, в котором летел Квентин. Они буквально разодрали его самолет на части. Я попытался спасти его, но кимеки отогнали меня и оттеснили прочь, повредив мой корабль. Потом я видел, как они напали на Квентина.
— Кимеки! — повторил Вориан, не веря тому, что слышал.
— Не важно, скольких врагов мы побеждаем, — произнес Абульурд дрожащим голосом, представляя, как отец сражается с машинами, — на их место становятся новые.

***

===

Союз доблестного мужа и машины раздвигает пределы того, что значит быть человеком.
Генерал Агамемнон. Новые мемуары

Душа его плавала между обрывками памяти, порожденными последними вспышками импульсов, пробегавших по мозгу. Квентин Батлер решил, что умирает.
Кимеки тащили его по земле, захватив своими членистыми железными конечностями. Они легко могли бы разорвать его на части, как поступили они с металлическим корпусом самолета. Когда он полз прочь в удушливой радиоактивной атмосфере, чернота беспамятства уже подступала к нему, выжигая легкие… и в этот миг кимеки настигли его…
Последнее, что он видел, огорчило его и одновременно породило последнюю надежду. К ним летел Порее Бладд, решивший попытаться спасти друга, но потом он сбился с курса и взмыл вверх. Когда яхта исчезла из виду, Квентин испытал странное облегчение.
Взрывы боли, уколы, порезы, прижигания… Теперь его мышление замкнулось в каком-то круге, непрерывно прокручивая череду одних и тех же картин. Кошмарные видения, причудливые воспоминания, утекающая жизнь.
Иногда со дна памяти всплывали другие воспоминания — он видел Вандру в те дни, когда она была молода и красива, умная женщина, полная бьющей через край жизнью. Она смеялась его шуткам. Вспомнил он и как они с Вандрой, взявшись за руки, бегали по паркам Зимии. Однажды они наткнулись на стоявший в парке остов поврежденного боевого корпуса кимека. Ах как сладостна ясность восприятия, острота точного припоминания.
Им было так хорошо, так радостно вдвоем. Они с Вандрой были чудесной парой, герой войны и наследница славного семейства Батлер. А потом все резко изменилось — после инсульта, после рождения Абульурда.
В бесконечно повторявшихся кусках памяти — когда в последний момент перед смертью разряжаются химические хранилища мозга? — он снова увидел, как Порее счастливо избежал пленения и смерти. Это последнее воспоминание преисполнило его радостью — все же в самом конце жизни ему удалось сделать что-то стоящее.
Но тьма и забытье постепенно брали верх, овладевая его существом. Внутренний страх усиливал муку, он снова переживал страшные часы на Иксе, сражения с роботами в тесных душных катакомбах этой планеты. От взрыва потолок и стены рухнули, едва не придавив его своими обломками, и он был погребен заживо, оставшись умирать вслед за семью своими товарищами, которых раздавило камнями. Но обломки сдвинулись с места, и Квентин, обдирая руки, сумел расчистить небольшое пространство, чтобы дышать. Он кричал, звал на помощь и рыл проход, пока не сорвал голос и не содрал кожу с рук. И наконец, наконец он выбрался наружу, на воздух, к тусклому свету местного солнца… он снова слышал радостные крики солдат, которые уже не надеялись увидеть его живым.
И вот теперь такая же тьма снова сгустилась вокруг и внутри него. Он кричал и кричал, срывая голос, но от крика не было никакой пользы, и тьма не уходила и не рассеивалась…

Спустя короткое время характер боли неуловимо изменился, и он вдобавок ко всему потерял всякую способность ориентироваться в пространстве. Квентин не мог открыть глаза. Он не слышал никаких звуков. Казалось, что он вообще лишился всех своих органов чувств. Было такое ощущение, что он плывет по непроницаемо черной и первобытно тихой бездне. Это не было похоже на описания смерти или на небеса, о чем он читал в религиозных трактатах. Но откуда пророки могли наверняка знать, что ожидает нас
там?

Он не ощущал своего тела, потерял представление о его частях, он не видел реального света, хотя отдельные вспышки нейронной активности освещали горизонт черного небосклона его глубокого беспамятства.
Внезапно он ощутил странный крен и начал проваливаться в бездну невесомости — он взлетал… или падал? К нему вернулся слух и он разобрал какие-то искаженные звуки, они отдавались в мозгу с таким шумом, какого он не слышал за всю свою жизнь. От адского грохота хотелось закрыть уши ладонями, но он не мог найти своих рук. Он не мог двигаться, лишенный конечностей.
Откуда-то раздался громоподобный женский голос, вероятно, голос богини:
— Кажется, это часть процесса, любовь моя. Сейчас он должен быть уже в сознании.
Квентин попытался задать вопрос, потребовать ответов, криком позвать на помощь — но вдруг понял, что не может издать ни звука. Мысленно он кричал, кричал так сильно, насколько мог вообразить, но у него не было ни голосовых связок, ни легких. Он постарался вдохнуть, но не ощутил ни сердцебиений, ни вдоха. Да, должно быть, он уже мертв или близок к этому.
— Продолжай вводить остальные сенсорные компоненты, Данте, — произнес грубый мужской голос.

— Придется немного подождать, прежде чем мы сможем общаться с ним, — ответил другой мужской голос. Кто-то по имени Данте?
Мне знакомо это имя!

Квентин испытывал любопытство, смешанное с растерянностью и страхом. У него не было ни малейшей возможности следить за ходом времени, он потерял всякое представление о нем, лишь отрывочно он слышал какие-то нечленораздельные звуки и зловещие слова. Наконец на фоне треска статических разрядов и вспышек света к Квентину вернулось зрение. Сначала образы были беспорядочными, смазанными, но потом окружающие предметы стали приобретать четкие очертания. Он увидел страшную картину. Кимеки!
— Сейчас он, похоже, уже видит тебя, Агамемнон.

Агамемнон! Генерал титанов!

Вокруг него ходили небольшие кимеки, их корпуса не были боевыми машинами, но и они казались чудовищными. Канистры с мозгом были установлены в защитных корзинах под системами управления корпусами.
Сейчас Квентин и кимеки находились в каком-то помещении не под открытым небом Валлаха IX. Куда они его перенесли? Один из кимеков, находившихся в поле зрения Квентина, что-то делал с длинными тонкими стержнями, к концам которых были прикреплены маленькие хирургические инструменты. Квентин попытался вывернуться и бежать, но ни ноги, ни руки не повиновались ему.
— Вот это поможет установить соединение со всеми сенсорными окончаниями, которые остались целы.
— Включая и болевые рецепторы?
— Конечно.
Квентин закричал. Таких мук ему не приходилось испытывать никогда в жизни. Острая нестерпимая боль пронзила, казалось, саму его душу, словно со всего тела сдирали плоть тупыми раскаленными докрасна ножами. В воздухе повис нескончаемый крик — неужели это кричит он сам?
— Отключите голос, — произнес грубый низкий голос. — Мне пока не надо слышать этот дикий вой.

Это Агамемнон.

В поле зрения появилась машина с женским голосом. Она двигалась с какой-то безобразной грацией, словно старалась соблазнить его, хотя и выглядела как страшный паук.
— Это всего лишь неврологически индуцированная боль, малыш. Она не настоящая. Ты привыкнешь к ней и даже будешь воспринимать ее как некоторое развлечение.
Но пока Квентин чувствовал себя так, словно в его мозгу взрываются атомные бомбы. Он попытался произнести членораздельные слова, но голос отказался ему служить.
— Наверное, ты не знаешь, где находишься, — продолжала говорить женщина-кимек. — Я — титан Юнона. Ты слышал обо мне.
Если бы мог, Квентин задрожал бы от страха. Много лет назад он пытался спасти людей, порабощенных титанами на Бела Тегез, но они вместо того, чтобы благодарить, ополчились на него и пытались захватить его в плен и отдать Юноне. Они не хотели освобождения, нет — они хотели заслужить награду и стать неокимеками. Он помнил ее синтезированный голос, невыносимый, как скрежет железа по стеклу.
— Мы отвезли тебя на Хессру, на одну из наших оперативных баз. Сейчас мы заняты строительством новых крепостей на таких бывших планетах Синхронизированного Мира, как Баллах IX, где, кстати, мы и нашли тебя, малыш. Но пока наша главная база находится здесь, в башне, где некогда жили когиторы-отшельники. — Юнона издала странный дребезжащий звук, который, по всей видимости, должен был изображать смех. — С самой трудной частью мы уже покончили. Мы освободили тебя от истерзанной, окончательно испорченной плоти и сломанных костей, оставив живым один только мозг.
Квентину потребовалось долгое мгновение, чтобы сообразить, во что — или в кого? — он теперь превратился. Ответ был очевиден, но Квентин не мог смириться с ним и решил подождать, пока более спокойный кимек — Данте? — не настроит как следует его оптические сенсоры.
— Ты научишься в совершенстве манипулировать конечностями и делать ими все по своему желанию, пользуясь передающими стержнями, хотя, конечно, на это потребуется время и привычка к разным корпусам. Но сейчас, вероятно, тебе будет интересно в последний раз взглянуть вот на это.
Квентин увидел лежавшее на столе окровавленное изуродованное тело, которое когда-то — впрочем, совсем недавно — принадлежало ему. Оно было избито, покрыто синяками, кровоподтеками и ранами — свидетельствами того, что он дрался до последнего мгновения. Тело лежало, как пустой ком плоти, как отсоединенная от ниточек марионетка. Крышка черепа была удалена.
— Скоро ты станешь одним из нас, — сказала Юнона. — Многие наши подданные сочли бы это величайшей наградой. Твои военные способности окажутся весьма полезными для кимеков, примеро Квентин Батлер.
Хотя голос его был отключен, Квентин мысленно взвыл от отчаяния и безысходности.

***

===

Верно направленная творческая энергия помогает подавлять безумные устремления. Это мое глубокое убеждение.
Эразм. Изменчивость органических форм

Прозанимавшись целый день со своим верным воспитанником, Эразм стоял теперь в Коридоре Зеркал своего каменного замка. Даже будучи запертым на Коррине и зная, что он может разделить весьма сомнительную судьбу Омниуса и всех мыслящих машин, Эразм все же сохранил любопытство к эзотерическим вещам.
Он очень внимательно всматривался в отражение своего жидкостно-металлического лица, поминутно меняя его выражение, стараясь подражать мимике человеческих лиц. Счастье, печаль, гнев, удивление и многое, многое другое. Гильбертус немало чему его научил из своего неисчерпаемого мимического репертуара. Особенно нравились Эразму мимические эквиваленты страха — эмоции, целиком обусловленной физической слабостью и чувством неизбежности смерти.
Если бы только Эразму удалось лучше понять тончайшую природу того неуловимого, что ставило человека выше робота, то он смог бы включить все лучшие аспекты человека и машины в свой механический организм и стать образцом улучшенной серии мыслящих машин.

Если бы ему это удалось, то по одному из сценариев он мог бы начать разыгрывать из себя некую богоподобную фигуру. Это была весьма интригующая возможность, но для Эразма она была не особенно привлекательной после всего того, что он узнал и изучил. Он всегда терял терпение, сталкиваясь с религиями, и никогда не сочувствовал их иррациональности. Эразм жаждал личной власти только для того, чтобы завершить эксперименты на подопытных хретгирах. Независимый робот не собирался в ближайшем будущем прекращать свое существование, не видел причин для того, чтобы его память стерли, а гель-контуры заполнили новым содержанием. Он должен постоянно совершенствовать себя, и это выведет его на те направления, которые он в настоящее время не способен предвидеть. Он станет
развертываться, развиваться.
Такая вот органическая концепция. Такая человеческая концепция.

Стоя перед зеркалом, робот примерил налицо новые выражения. Особенно понравилось ему одно, которое придавало ему вид страшного чудовища, какое он видел в древних рукописных текстах, описывавших злых демонов. Хотя он и считал это выражение одним из лучших, все же все они, включая и это, были очень простыми и, если можно так выразиться, базовыми. Его текучее лицо было не способно на выражение тонких и сложных эмоций.
Потом Эразму в голову пришла весьма удачная, на его взгляд, мысль. Он решил, что, возможно, Рекур Ван смог бы использовать свой биологический опыт, чтобы внести в конструкцию лица усовершенствования. Это особенно полезно теперь, когда все опыты по регенерации конечностей рептилий провалились, и Ре куру было нечем заняться.
Когда робот шел из господского дома к внешним строениям виллы, вокруг него словно стая жадных на зрелища зевак роились тучи наблюдательных камер Омниуса. Независимого робота отвлекли голографические вспышки и музыка — вокруг его головы жидкостно-металлические боевые корабли, точнее, их стилизованные изображения, вели учебный бой на орбите. Все это происходило под аккомпанемент «Металлической симфонии» Клода Жоззини — величайшее произведение синтетической музыки, исполняемое одними машинами. Эразм с удовольствием наблюдал эту имитацию, создаваемую проекцией множества преломленных лучей, направленных с разных точек виллы. Было видно, как мощные лазерные лучи кораблей испепеляют целые планеты и вражеские суда. Если бы это было так легко сделать в реальной жизни!
Омниус продолжал по-любительски неуклюже заниматься искусством, имитируя произведения как Эразма, так и великих людей — мастеров прошлого. Но пока всемирный разум так и не постиг концепции нюанса. Вероятно, и сам Эразм ничего не понимал в этих вещах, пока его не просветила Серена Батлер, научившая его разбираться в тонкостях.
Отдав соответствующую команду, робот выключил красочное представление и вошел в обширный центральный зал лабораторного комплекса, где находилось лишенное конечностей тело тлулакса, присоединенное к аппаратуре жизнеобеспечения.
Робот был немало удивлен, обнаружив у койки этого обрубка смуглого маленького человечка — Йорека Турра.
— Что ты здесь делаешь? — гневно спросил Эразм. Турр даже фыркнул от возмущения.
— Я и не знал, что мне необходимо особое разрешение, чтобы заходить в лабораторию. Раньше никто не запрещал мне ходить сюда.
Даже спустя двадцать лет после своего бегства с Валлаха Турр предпочитал изящество в одежде и привычках, сохранившихся с тех пор, как он был неограниченным правителем планеты. Он не был столь напыщен и претенциозен, как Эразм, но все же одевался в дорогие ткани, любил яркие цвета и впечатляющие побрякушки. На нем был вышитый драгоценными каменьями пояс, лысый череп украшала золотая коронка, а на бедре висел длинный церемониальный кинжал, которым он убил очень многих несчастных, виновных лишь в том, что чем-то не угодили ему. Здесь, на Коррине, сохранились миллионы человеческих рабов и было из кого выбрать.
— Мы думали, что вы заняты своими хирургическими экспериментами, — насмешливо произнес Рекур Ван. — Либо вспарываете людям животы, либо пытаетесь их воссоздавать.
Уязвленный тлулакс покосился в сторону Четырехногого и Четырехрукого, которые суетились вокруг, следя за мониторами аппаратов.
— Неужели я так предсказуем в своем поведении? — спросил Эразм. Потом он понял, что тлулакс намеренно пытается сменить тему разговора и увести Эразма в сторону. — Вы мне не ответили. С какой целью ты пришел в мой лабораторный комплекс?
Человек в ответ примирительно улыбнулся.
— Я хочу убраться с Коррина так же страстно, как и вы. Я хочу сокрушить Лигу и лишить ее плодов ее иллюзорной победы. Когда-то мы многого добились нашей ретровирусной эпидемией, а недавно баррикаду Лиги смогли прорвать наши механические пожиратели. Теперь они уже, вероятно, поразили некоторые планеты Лиги. — От удовольствия он потер руки. — Рекур Ван и я сгораем от нетерпения сделать что-нибудь новенькое.
— Того же хочу и я, джентльмены. Да, и именно поэтому я здесь.
Эразм подошел ближе. Турр может оказаться весьма полезным, хотя его разум немного пошатнулся после небрежно выполненной операции по продлению жизни.
— У вас есть идея? — У Рекура Вана от предвкушения потекли слюни, которые ему нечем было вытереть.
— У меня много идей, — сказал робот с мастерски имитированной гордостью. Он находил человеческое нетерпение весьма интригующим и часто думал о том, не является ли оно следствием ограниченности срока человеческой жизни, осознание чего заставляет людей стремиться успеть закончить начатое в отведенный для жизни период.
— Смотрите. — Эразм продемонстрировал людям последовательность разнообразных выражений своего текучего металлического лица, строя невероятные гримасы и раскрывая искусственный рот, уставленный металлическими зубами.
Тлулакс, казалось, несколько опешил от такой демонстрации, Йорек Туррже не испытывал ничего, кроме раздражения. Наконец, закончив показ, Эразм пустился в объяснения:
— Я нахожу эти выражения, да и вообще все мое лицо, совершенно неудовлетворительными и недостаточными. Как по-вашему, сможете ли вы создать более правдоподобный процесс мимики? Разработать биологическую машину, которая могла бы придавать себе самую разнообразную форму по своему желанию? Я хотел бы сойти за человека, одурачить человека, выглядеть так же, как большинство людей, когда мне захочется. Тогда я смогу незамеченным наблюдать их поведение.
— Хм-м-м, — протянул бывший работорговец. Очевидно, он с удовольствием бы почесал затылок, будь у него руки. Эразм сделал сознательное усилие, чтобы не посчитать время задержки, что на его месте, несомненно, сделал бы человек. — Вероятно, я смогу это сделать. Да, было бы забавно занять этим мой вынужденный досуг. Йорек Турр обеспечит меня достаточным количеством генетического материала для экспериментов. — Он улыбнулся. — У него столько источников…

***

===

Самые смертельные яды невозможно проанализировать ни в одной лаборатории, ибо они находятся в душах.
Ракелла Берто-Анирул. Биология души

Прошло почти два десятилетия с тех пор, как уничтожающая все на своем пути волна эпидемии Омниуса прокатилась по планетам Лиги, разрушая устои их цивилизаций, и стихла только после того, как уцелевшие выработали иммунитет или защитились от болезни потреблением большого количества меланжи. Однако время от времени появлялись новые очаги сохранившегося в изоляторах ретровируса, что требовало проведения экстренных обдуманных мероприятий для недопущения вспышки новой эпидемии.
Спустя два десятка лет, адаптировавшись к богатой, насыщенной разнообразными химическими соединениями окружающей среде планеты, в каньонах, поросших джунглями, внезапно появился новый штамм ретровируса, смертность от заражения которым превышала таковую от исходного вируса, созданного злым гением Рекура Вана.
Были призваны медицинские бригады со всех концов Лиги; началось распределение средств дезинфекции и лекарств. Специалисты-медики сталкивались с большим риском, стараясь подавить новую вспышку страшной инфекции.
За годы, прошедшие после того достопамятного события, когда Ракелле и Мохандасу удалось бежать от разъяренной толпы мартиристов на Пармантье, Ракелла нашла Вориана Атрейдеса, когда закончилась Великая Чистка. Ракелла Берто-Анирул и ее друг доктор Мохандас Сук летали по планетам Лиги, без устали оказываясь то в одной, то в другой горячей точке. Для «ЧелМеда» — Медицинской комиссии человечества — эта пара одержимых врачей служила своеобразной аварийной командой, вылетавшей на место любого происшествия на купленном дедом Ракеллы судне под символическим названием «Исцеление». За время работы Мохандас Сук и Ракелла Берто-Анирул посетили более тридцати планет и везде пытались оказывать помощь жертвам вновь вспыхивавшей чумы. Никто в мире не знал лучше их проявления различных форм этой ретровирусной инфекции.
После первых тревожных сообщений «ЧелМед» отрядил Ракеллу и доктора Сука лично разобраться в том, что за эпидемия разразилась на Россаке.
Если не считать торговли лекарствами и деловой активности, Россак практически не поддерживал отношений с другими планетами, и его население вело достаточно замкнутый образ жизни. Колдуньи были обособленной кастой, занимавшейся своими странными и непонятными делами, явно выказывая свое убеждение в превосходстве над остальным человечеством. Немедленно оценив масштаб опасности, Тиция Ценва ввела строжайший карантин, отказавшись выпустить с Россака даже грузы с лекарствами. Россак был теперь полностью отрезан от остального мира.
— Это усилит эффективность карантина, — сказал Мохандас, коснувшись плеча Ракеллы. — Легче будет справиться с болезнью.
— Но они отказывают в лечении всем заболевшим, — сказала Ракелла. — Верховная Колдунья издала указ о том, что никому, кто ступит на поверхность планеты, не будет дозволено ее покинуть до официального окончания эпидемии.
— Это риск, с которым мы сталкивались в прошлом уже не один раз. — Их медицинский корабль находился на орбите и ожидал разрешения на выход команды, но последовать это разрешение могло не сразу.
— Ты со своей лабораторией должен остаться здесь, — сказала Ракелла. — Будешь работать с образцами, которые я стану тебе присылать. Я же могу спуститься на планету с несколькими добровольцами из «ЧелМеда», чтобы начать оказание помощи.
Пока, правда, им так и не удалось разработать эффективный метод лечения, но созданный ими длительный и дорогостоящий способ позволял удалить из крови инфекционный агент и предоставить печени возможность самостоятельно справиться с сопутствующей инфекцией.
После стольких лет совместной работы Мохандаса и Ракеллу связывали тесные узы не только любовных, но и профессиональных отношений. Оставшись на борту, доктор Сук мог работать, ни на что не отвлекаясь и не подвергаясь риску заражения, и изучать новые формы ретровируса. Пока, однако, можно было констатировать, что местный штамм россакского вируса был куда опаснее и хуже, чем исходный штамм ретровируса, созданный Омниусом.
Ракеллу же больше интересовала непосредственная помощь больным людям.
Ракелла спустилась на планету, в населенный район, расположенный в пещерных городах, вместе с помощницей, Норти Вандего. Вандего была молодой женщиной с шоколадно-коричневой кожей и приятным голосом. Год назад она с отличием окончила курс и добровольно пошла на эту опасную службу.
Прибыв в космопорт, в зале прилета они подверглись тщательному медицинскому осмотру и сдали многочисленные анализы, прежде чем им позволили остаться на планете. Обладая большим и печальным опытом, Ракелла понимала необходимость самых тщательных мер предосторожности и всегда их соблюдала, закрывая глаза, рот, нос и поверхностные повреждения кожи — не говоря уже о приеме больших доз пряности.
— «ВенКи» снабжает нас пряностью в достаточном и даже избыточном количестве, — сказал один из местных врачей. — Мы получаем с Кольгара грузы меланжи один раз в несколько дней. Норма Ценва никогда не предъявляет нам счет.
Ракелла благодарно улыбнулась, приняв от врача рацион пряности.
— Давайте поедем в город, чтобы мы смогли скорее оценить масштаб эпидемии.
Неся в руках большие наглухо закрытые ящики с диагностическим оборудованием, Ракелла и Вандего направились по губчатой земле к видневшимся вдали, слившимся в непрерывный навес кронам густо растущих деревьев. На рукавах формы, в которую были одеты обе женщины, красовалась эмблема «ЧелМеда» — красный крест на зеленом фоне. Высоко в небе, на орбите остался Мохандас, ожидавший присылки образцов, по которым он мог сравнить антитела в крови жертв новой эпидемии с антителами, полученными от предыдущих штаммов опаснейшего ретровируса.
В воздухе стоял странный, какой-то перечный запах. Люди поднимались и спускались по лестницам, стояли у входов в пещерные городки. Туннели выглядели как ходы, проделанные в горах голодными личинками.
Ракелла услышала жужжание ярко окрашенного зеленого жука, взмывшего с пурпурной листвы. Он поднимался все выше и выше, паря над верхушками деревьев, подхваченный восходящим воздушным потоком. Было душно и сыро после недавно прошедшего тропического ливня. Местность была богата органической жизнью, почва покрыта сгнившими остатками и, видимо, отличалась высоким плодородием. Прекрасная питательная среда для инфекции и возможный источник получения практически любого химического лекарства.
Хотя местные власти знали об их прибытии, женщин-врачей никто не встречал.
— Я думала, что здесь будут рады нам и нашей помощи, — сказала Вандего. — Согласно сообщениям, они изолированы и умирают толпами.
Ракелла прищурила глаза от яркого света.
— У Колдуний мало опыта оказания — да и принятия — внешней помощи. Но здесь особый случай — они столкнулись с вызовом, против которого бессильны их ментальные способности, хотя они и могут менять собственное тело — клетку за клеткой.
Ракелла вместе со своей стройной помощницей продолжили путь к пещерам. Когда они добрались до верхнего уровня входа в город, идя по дорожкам и мостикам, она спросила у прохожего дорогу в район госпиталя. Каждый туннель, каждый грот был словно самой природой сконструирован как больничное отделение. Была поражена уже большая часть населения, но россакская эпидемия проявлялась разнообразными, зачастую, непредсказуемыми симптомами, которые плохо поддавались лечению. Смертность значительно превышала пресловутые сорок три процента прошлой эпидемии.
Две женщины из «Чел Меда» на фуникулере спустились вдоль внешнего склона горы; вагон дернулся с такой скоростью, что Ракеллу едва не затошнило. Видно, даже фуникулер торопил их начать работу. Когда Ракелла и Вандего вышли из вагона, их встретила изысканная женщина небольшого роста в длинной черной накидке без капюшона. Она приветствовала прибывших и провела их в обширное помещение с высоким сводчатым потолком. Над головой были видны переходы, мостики и балконы, тянувшиеся вдоль стен. По переходам с деловым видом сновали стройные, похожие на статуэтки женщины в таких же черных накидках, входя и выходя из помещения.
— Спасибо вам за то, что вы приехали помочь нам справиться с эпидемией на Россаке. Меня зовут Кари Маркес.
У молодой женщины были доходившие до плеч светлые волосы, высокие скулы и большие изумрудно-зеленые глаза.
— Мы горим желанием приступить к работе, — сказала Ракелла.
Вандего окинула взглядом окружавшие их сплошные черные накидки.
— Я думала, что Колдуньи носят белые накидки, — сказала она.
Кари нахмурилась. На ослепительной, молочно-белой коже щек проступил едва заметный румянец.
— Мы носим черные накидки в знак траура. Кажется, отныне мы будем носить их всегда, ибо эти смерти никогда не прекратятся.
Молодая Колдунья повела врачей подлинному центральному коридору, по обе стороны которого были входы в палаты, где на самодельных койках лежали больные. Госпиталь был чист и хорошо обслуживался, но Ракелла безошибочно учуяла запах болезни и разложения. При этой новой форме болезни на коже возникали гнойные язвы, которые, постепенно расползаясь и сливаясь друг с другом, покрывали все тело жертвы, поражая кожу слой за слоем.
В самом большом гроте лежали сотни, а возможно, и тысячи больных, находившихся на разных стадиях болезни. Увидев эту картину, Ракелла содрогнулась, представив себе объем ожидавшей их с Вандего работы. Она вспомнила, как когда-то на Пармантье они пытались в госпитале для неизлечимых больных бороться с эпидемией. Но с равным успехом можно было с помощью половой тряпки попробовать осушить наводнение.
Вандего с трудом глотнула.
— Как их много! Когда это началось?
Одетая в черное Колдунья посмотрела на врачей влажными, полными горя и страдания глазами.
— В таких делах не бывает начала — как, впрочем, и конца.
Ракелла уже несколько недель тяжко трудилась в палатах, работая с больными, уменьшая их страдания с помощью болеутоляющих средств — специальных пластырей, которые высвобождали в поры пораженной кожи сверхохлажденный меланжевый газ. Эти пластыри были совместным изобретением ее и Мохандаса. В конце той страшной эпидемии Ракелла так надеялась, что ей никогда больше не придется их применять…
Верховная Колдунья вела себя отчужденно и высокомерно, лишь изредка снисходя до визитов в госпиталь. Казалось, она вообще не замечает присутствия врачей. Тиция Ценва была таинственной фигурой. Создавалось даже такое впечатление, что она, просто идя по полу, парила в воздухе. Однажды женщины встретились взглядами на расстоянии около тридцати метров, и прежде чем Тиция отвернулась и торопливо ушла прочь, Ракелле показалось, что она уловила в ее выражении не то враждебность, не то страх.
Женщины Россака всегда отличались большой самостоятельностью, всегда были готовы утверждать свое превосходство над другими людьми, демонстрируя необычные ментальные возможности. Вероятно, думала Ракелла, Верховная Колдунья не желала признаваться в неспособности защитить свой народ от эпидемии.