Батлерианский джихад.Б.Герберт, К. Андерсон. Дюна 178 - 1 Мая 2023

Главная » 2023 » Май » 1 » Батлерианский джихад.Б.Герберт, К. Андерсон. Дюна 178

02:44

Батлерианский джихад.Б.Герберт, К. Андерсон. Дюна 178

---

Он повернулся к серебристому аппарату - синтезатору, стоявшему рядом с ним. На поверхности синтезатора были видны пляшущие пятнышки, сливавшиеся в изображения привычных колков и струн. Фоновая музыка стала громче, вступили струнные инструменты и печальные чусукские рожки.

Несколько мгновений робот слушал эти звуки, потом снова заговорил:

- Вам предстоит услышать нечто поистине замечательное. Для того чтобы продемонстрировать свое уважение к духу творчества, я сочинил новую симфонию специально для вас, мои трудолюбивые рабы. Ни один человек еще не слышал этой симфонии.

Эразм быстро проиграл несколько мелодий на фортепьяно. Это были три коротких пассажа, которые были сыграны только для того, чтобы убедиться в качественной настройке инструмента.

- После того как я внимательно проанализировал все достижения в этой области, я сочинил симфонию, сравнимую с творениями таких великих человеческих композиторов, как Иоганнес Брамс и Эми Чусук. Я создал свою пьесу на строгих принципах упорядоченности и математической точности.

Серена внимательно оглядела публику, сомневаясь, что кто-либо из этих воспитанных в рабстве людей был знаком с классической музыкой, о которой упомянул робот. Воспитанная на Салусе Секундус, где музыка и живопись были составной частью всеобщего образования и культуры, Серена слышала множество произведений прославленных композиторов, а потом долго обсуждала их с Фредо. Послав ментальный импульс, робот связал свои сенсорные системы с синтезатором и подключил к нему свои гелевые контуры, выдав странную повторяющуюся мелодию. Его механические пальцы начали танцевать по клавиатуре, при этом он часто делал скользящее движение по ней, имитируя манеру игры великих исполнителей. Серена нашла сочинение Эразма довольно приятной вещицей, но ничего примечательного в ней, конечно, не было. Хотя Серена не узнала в сочинении Эразма ни одной знакомой мелодии, оно показалось ей до странности знакомым, словно робот математически точно проанализировал такт за тактом все великие творения прошлого и воспроизвел их, рабски следуя за общим рисунком и лишь меняя здесь ритм, там полифонический пассаж. Музыка была тусклой, в ней не было воодушевления и внутренней живости. Эразм, очевидно, полагал, что человек обычно одобряет что-то новое, то, чего никогда раньше не было, что публика оценит и отметит нюансы и сложности его структурно безупречной композиции. Рабы вокруг Серены продолжали ерзать в креслах, внимательно слушая музыку. Для них это было приятное отвлечение, хотя можно было расценить этот концерт как еще одно рабочее задание. Подобранные зрители, кажется, наслаждались успокаивающими нотами мелодии, но музыка не вдохновляла их так, как рассчитывал Эразм. Когда представление окончилось, Эразм встал из-за фортепьяно, выключил синтезатор, и в зале наступила гробовая тишина. Все звуки стихли. Какое-то время рабы раздумывали, словно ожидая инструкций. Эразм заговорил:

- Если вам понравилась пьеса, то можете устроить мне овацию.

Рабы, кажется, все равно не понимали, что от них требуется, тогда Эразм разъяснил:

- Вы можете обозначить свое отношение хлопками в ладоши.

Сначала хлопки были редкими, как удары капель начинающегося дождя, но потом аплодисменты стали громче и дружнее. Именно этого и ждал от публики Эразм. Серена вежливо присоединилась к аплодисментам. Она хлопала довольно громко, но без особого энтузиазма. Это был акт неприметной честности, которую Эразм должен был заметить и по достоинству оценить. Сияющая маска робота сложилась в горделивую улыбку. В своем официальном черном фраке он спустился с просцениума и двинулся вдоль рядов кресел, упиваясь раболепными овациями ничего не понимающих рабов. Когда восторженные аплодисменты и выкрики стихли, Эразм вызвал стражу, и та препроводила рабов на их рабочие места. Серена видела, что Эразм уверен, что ему удалось создать бессмертное музыкальное творение, которое превзошло все, что было до него написано людьми. Но ей не хотелось обсуждать с ним этот предмет, и она постаралась ускользнуть вместе с толпой рабов в свою оранжерею. Однако она двигалась слишком медленно из-за беременности, и Эразм успел поймать ее.

- Серена Батлер, я написал эту симфонию в вашу честь. Какое впечатление она на вас произвела?

Отвечая, она тщательно подбирала слова, избегая откровенного ответа.

- Вероятно, я слишком печальна, так как эта симфония напомнила мне о других концертах, которые я посещала на Салусе Секундус. Мой покойный брат мечтал стать музыкантом. Это было очень счастливое для меня время.

Он внимательно смотрел на нее, его оптические сенсоры ярко сверкали.

- Нюансы твоего человеческого поведения говорят мне, что моя симфония тебя разочаровала. Объясни почему.

- Ты же не хочешь выслушивать честное мнение.

- Ты неверно обо мне судишь, так как я - искатель истины. Все остальное - это неверные данные. - Ангельское выражение его лица заставило ее стать менее настороженной. - Может быть, в этом зале плохая акустика?

- Это не имеет ничего общего с акустикой. Я уверена, что с этой стороны ты все проверил и обеспечил наилучшие технические характеристики зала и его акустики.

Публика продолжала проходить мимо. Некоторые рабы оглядывались и с сочувствием смотрели на Серену, жалея ее из-за того, что робот проявил к ней особый интерес. Рабы знали, чем это заканчивается.

- Дело в самой симфонии.

- Продолжай, - ровным, лишенным всякого выражения голосом попросил Эразм.

- Ты собрал симфонию из кусков, но не ты сотворил ее. Она основана на прекрасной модели, созданной много веков назад великими композиторами-людьми. Это их творчество, а не твое. Твоя музыка - это математическая экстраполяция, но в ней не было ничего, что могло бы вдохновить меня. Та мелодия, которую ты изготовил, не пробуждает во мне ни образов, ни чувств. В твоей музыке нет свежих элементов, которые ты бы привнес в нее, в ней нет эмоционального переживания и борьбы.

- Как можно количественно определить эти составляющие?

Улыбнувшись вымученной улыбкой, Серена покачала головой:

- В этом-то и заключается твоя ошибка, Эразм. Невозможно количественно оценить творчество. Как, например, человек может, услышав гром, написать увертюру к опере «Вильгельм Телль»? Ты же просто постараешься имитировать гром и шум дождя, Эразм, но никогда не сможешь передать впечатления бури. Как удалось Бетховену, после созерцания мирных лугов, написать свою «Пастораль»? Музыка должна заставить дух воспарить, заставить человека затаить дыхание, помочь ему прикоснуться к своей бессмертной душе. Твоя же музыка была просто приятными, хорошо скомпонованными звуками.

Роботу потребовалось несколько секунд, чтобы изменить выражение своей зеркальной маски. Теперь его лицо выражало озадаченность, даже, пожалуй, стремление дать отпор.

- Мне кажется, что ты со своим мнением осталась в меньшинстве. Остальная часть публики горячо одобрила мое сочинение. Ты слышала, как они аплодировали?

В ответ она вздохнула.

- Во-первых, эти рабы не знают настоящей музыки, у них нет основы, им не с чем сравнивать свои ощущения. Ты мог бы украсть любую симфонию, списать ее нота за нотой и выдать за свою. Они бы все равно ничего не поняли.

Во-вторых, сидеть в концертном зале - в удобном кресле, в чистом костюме - это, вероятно, самое приятное задание из всех, какие они получали от тебя когда-либо. Почему бы им не похлопать тебе хотя бы по этой простой причине? - Она внимательно посмотрела на него. - И наконец, и это самое главное, это ты приказал им аплодировать. Как прикажешь им реагировать, если они знают, что ты можешь убить их в любой момент? При таких обстоятельствах, Эразм, ты никогда не получишь честного и прямого ответа, искренней реакции на свои действия.

- Я не понимаю, я не могу понять, что ты говоришь, - несколько раз повторил Эразм. Внезапно он развернулся и, с силой выбросив вперед свою металлическую руку, ударил проходившего мимо раба. От неожиданного удара несчастный упал на ближайшее кресло, заливая его кровью.

- Зачем ты это сделал? - спросила Серена и направилась к упавшему, чтобы оказать ему помощь.

- Я проявил свой артистический темперамент, - безмятежно ответил Эразм. - Разве люди называют это по-другому? Он пытался обмануть меня, пытаясь показать мне то, чего он на самом деле не чувствовал.

Серена попыталась успокоить несчастного человека, но он, увидев робота, бросился бежать, зажимая рукой нос, из которого продолжала литься кровь. Серена обернулась к Эразму.

- Настоящий художник сопереживает чужое горе и сочувствует людям. Ему не надо бить человека, чтобы заставить его что-то глубоко прочувствовать.

- Но ты же не боишься высказывать свое мнение, даже если знаешь, что это расстроит меня?

Серена посмотрела прямо в его неестественное лицо.

- Ты держишь меня в неволе, Эразм. Ты утверждаешь, что хочешь знать мое мнение, и я высказываю его тебе. Ты можешь причинить мне боль, ты можешь даже меня убить, но ты уже отнял у меня жизнь и человека, которого я люблю. Всякая другая боль бледнеет в сравнении с этой.

Эразм уставился на нее, медленно соображая, что именно она только что ему сказала.

- Люди - загадка для меня, а ты - больше, нежели все другие, Серена Батлер.

Жидкий металл лицевой маски принял форму грустной улыбки.

- Но я все равно буду пытаться понять. Спасибо тебе за то, что ты просвещаешь меня.

Когда Серена покинула зал, Эразм подошел к фортепьяно и снова начал репетировать.

* * *
Прежде всего я - человек чести, и я хочу, чтобы меня запомнили именно таким.

Ксавьер Харконнен. Обращения к солдатам
Время, которое он провел с Сереной, казалось теперь ускользающим из памяти сновидением. Ксавьер не мог даже вспомнить те тропинки, по которым они бродили по лесу имения Батлеров, ставшего теперь домом его и Окты. Его жены. Он не мог уже припомнить свою утраченную любовь, она стала смутной и неопределимой, как вкус и обоняние, которых он лишился после газовой атаки кимеков. Точно так же теперь Ксавьер не мог насладиться ароматом экзотических специй или запахом свежескошенного луга. Его легкие вылечили в самом максимальном объеме, и они справлялись со своей задачей, но не более того. Теперь то же самое произошло и с его сердцем. Много раз он обещал себе, что перестанет изводить себя воспоминаниями, что посвятит себя новой жизни и супруге Окте. Но, несмотря на это, он снова и снова оживлял в памяти дорогое ему прошлое, чтобы еще раз с ним попрощаться. Он выбрал себе того самого жеребца шоколадной масти, на котором когда-то выехал на охоту на вепря почти девять месяцев назад. В течение многих часов он пытался найти тот луг, где они с Сереной страстно любили друг друга, но, казалось, луг исчез, как и сама Серена. Как его счастье, как и его будущность. Теперь, когда он пытался восстановить в памяти вид окружающих холмов и лесов, все, что он в действительности мог вспомнить, - это красоту лица Серены и неуемную радость от желания снова быть с нею. Все остальное представлялось туманными фантазиями, давно прошедшим плюсквамперфектом. Поместье Батлеров было так велико, что даже сам вице-король не видел всех его уголков. После женитьбы Ксавьера на Окте Манион настоял на том, чтобы его зять поселился в замке Батлера. После смерти Фредо, исчезновения Серены и ухода Ливии большой дом казался заброшенным и пустым. Ксавьер всегда считал домом имение Танторов, но печаль Маниона, умоляющие глаза Окты заставили его сдаться, и он перевез свое имущество в дом Батлеров.

Когда-нибудь наступит такой день, когда вещи в этом доме перестанут напоминать ему о Серене.

На небольшой полянке он спешился и сквозь холодок внимательно всмотрелся в склоны холмов, поросших вечной зеленью, полускрытой сейчас утренней туманной дымкой. Сегодня у него снова был тяжкий ночной кошмар, и он знал, что должен сам справиться с ним, для чего ему надо было приехать именно сюда. Серена мертва.

Он оставил Окту дома, сказав ей, что ему хочется выездить жеребца. Она любила ездить верхом вместе с ним, но на этот раз почувствовала, что он хочет побыть один. Хотя они были женаты всего лишь около двух месяцев, он мог мало что от нее скрыть. Окта прекрасно понимала, что никогда не завладеет сердцем Ксавьера без остатка. С Сереной его связывали общие великие мечты. Его нереализованная жизнь с ней обещала быть сложной, порой бурной, но очень интересной. В противоположность этому женитьба на Окте была скорой, но очень простой. Те заботы, которые обуревали Окту, казались такими мелкими в сравнении с грандиозными гуманитарными планами Серены. Она мыслила планетарными и вселенскими категориями. Было трудно поверить, что это родные сестры. Он понимал, что делать такие сравнения - бесчестно по отношению к Окте, которая относилась к нему лучше, чем он того заслуживал, - и по отношению к памяти самой Серены. Но Ксавьер ничего не мог с собой поделать. Конь Ксавьера, стоя за спиной хозяина, тихо заржал, и Харконнен дернул его за уздечку. Он потянул воздух, пытаясь своим лишенным обоняния носом уловить хоть какие-то следы пребывания здесь Серены - например, аромат ее духов. Ее нет. Ты умерла, любовь моя, и я должен отпустить тебя. Он снова вскочил на коня и начал спускаться по тропинке, но ни одно дерево не показалось ему знакомым. Тот луг мог оказаться где угодно.

Ксавьер вытер уголки глаз. Он представлял себе идеализированную женщину, которую он однажды обожествил, но теперь ее образ дробился и переливался, как луч летнего солнца в водной ряби. Эта женщина ласково улыбалась ему и без слов приказывала ему жить его собственной жизнью.

На этот раз он попрощался с ней, хотя то же самое он сделал и накануне, но она все равно осталась рядом с ним, не желая отпускать его. Он не мог никому рассказать о своей боли, так как никто не смог бы понять его. Он должен страдать один и один нести этот тяжкий крест. Ему придется хранить свои переживания в самом сокровенном уголке своего сердца.

Ксавьер, сохраняя на лице отчужденное выражение, всматривался вдаль, раздумывая о том, что могло бы быть, но чего никогда уже не будет. Через мгновение, когда над горизонтом взошло солнце и его лучи растопили утренний туман и согрели его лицо, Ксавьер почувствовал себя лучше. Золотой свет солнца напоминал саму Серену, будто это она смотрит на него с неба и согревает его своим теплом. Каждый раз, чувствуя тепло солнца, он вспоминал о Серене и о той любви, которую они испытывали друг к другу.

Ксавьер Харконнен повернул коня и, переведя его в рысь, направился назад, к дому Батлера… и к Окте, своей супруге.

* * *
Огонь лишен формы, но крепко держится за горящий предмет. Свет льнет к тьме.

Философия когиторов
После месяца капитального ремонта «Дрим Вояджер» был наконец готов к отлету с Земли в очередной рейс за новыми данными для синхронизации воплощений Омниуса. Но перед отбытием Вориан должен был исполнить одну обязанность – посетить робота Эразма по его просьбе.

И снова старомодная экстравагантная карета, запряженная лошадьми, везет его на возвышающуюся на морском берегу виллу. Стояла солнечная погода, в противоположность моросящему дождю, который шел в прошлый приезд Вориана на виллу Эразма. Над океаном было видно лишь несколько белых облачков.

Как только Вориан приехал на виллу, он сразу увидел Серену, которая, видимо, просто притягивала его взор, как магнитом. Женщина стояла у главного входа в дом. На Серене Батлер было просторное черное платье. Живот ее увеличился настолько, что Вор удивился, как она может продолжать работать. Видимо, до рождения ребенка осталось всего несколько дней.

Она ждала Вориана, исполняя очередное задание хозяина. Руки были скрещены на груди, лицо абсолютно бесстрастно. Он не знал, какого приема от нее ему ожидать, но, взглянув на ее непроницаемое лицо, он почувствовал, что совсем падает духом. Когда они прощались в прошлый раз, Вор надеялся, что она хоть немного будет рада его приезду.

Может быть, это было связано с беременностью и гормональной бурей, которые обычно бывают у женщин в таком состоянии. Может быть, она волнуется по поводу того, что будет после рождения ребенка или что захочет сделать с ним Эразм.

Хотя Серена в Лиге Благородных была дочерью какого-то выдающегося государственного деятеля, здесь, на Земле, она была всего-навсего домашней рабыней, даже не доверенным лицом. Ее ребенка могли швырнуть в самый грязный барак, опустить его на самую последнюю ступень социальной лестницы, если, конечно, Вор не употребит свое влияние, чтобы независимый робот сделал уступку именно этой матери и ее ребенку. Но не ясно, испытает ли Серена хотя бы подобие благодарности к нему, если он сможет это сделать?

Оставив запряженных в карету лошадей топтаться на мощенной плитами площадке, Вориан подошел к крытому входу между колоннами грогипетского ордера. Прежде чем Серена успела сказать хоть слово, Вор поспешил выпалить:

– Простите, что в прошлый раз я оскорбил вас, Серена Батлер, я прошу прощения за мою вину, в чем бы она ни состояла.

Он долго готовился к этой встрече и даже не раз репетировал именно эти слова.

– Меня оскорбляет ваше происхождение.

Ее прямота поразила его как громом. Как сын Агамемнона он имел доступ к историческим анналам и читал воспоминания отца о славных завоеваниях и военных подвигах, совершенных титанами. Ему также посчастливилось многое пережить за время своих космических путешествий и повидать множество интересных мест. Быть сыном титана казалось ему – и раньше, и теперь – большим преимуществом.

Увидев его разочарование, она вспомнила, что хотела заполучить его в союзники, и решила ему улыбнуться.

– Но это такой же гнет для меня, как и для вас.

Когда они прошли мимо ниш со статуями и вазонов с цветами, он сказал, словно она нуждалась в его объяснениях:

– Я скоро снова улетаю на «Дрим Вояджере», и ваш хозяин просил меня заехать к нему, так что мне придется сначала поговорить с ним. Собственно, я только за этим и приехал сюда.

Она удивленно вскинула брови.

– В таком случае, я уверена, что Эразм будет рад вас видеть.

Они подошли к двери, и Вор спросил:

– Вы когда-нибудь принимаете извинения или считаете конфликты вечными?

Должно быть, этот вопрос удивил ее.

– Но ведь в действительности вы вовсе не чувствуете себя виноватым, не так ли? Вы сознательно служите мыслящим машинам, которые поработили человечество и подвергают его гонениям и пыткам. Вы, я уверена, в этом признаетесь? Вы также хвастаетесь своим отцом, словно он совершил что-то такое, чем можно было бы гордиться. Вы вообще что-нибудь знаете об ужасах эпохи титанов? О восстании хретгиров?

– Я читал очень подробные воспоминания моего отца…

– Я не имею в виду пропаганду Агамемнона. Знаете ли вы подлинную, настоящую историю?

– Правда – это правда, разве нет? Как могут существовать разные версии одного и того же события?

Серена вздохнула. Он вел себя как ребенок, и она затруднилась с объяснением.

– В каком-то смысле, вы знаете меньше, чем мыслящие машины, Вориан Атрейдес, потому что вы не осознаете, что у вас есть выбор, и вы на самом деле думаете, что не ошибаетесь.

Он увидел, что в уголках ее губ затаилась снисходительная, усталая улыбка.

– Однако какой прок сердиться на того, кто заблуждается? – Она снова стала резкой. – Агамемнону было бы стыдно, если бы вы узнали подлинную историю. Вы когда-нибудь давали себе труд искать факты или всегда предпочитаете довольствоваться военными рассказами вашего отца?

Вор вызывающе понял голову, не зная, как отнестись к такому настроению Серены.

– Я – доверенное лицо и имею доступ ко всем историческим архивам. – Однако мысли его пришли в смятение.

– Тогда проведите собственное расследование. У вас будет масса времени для того, чтобы обдумать факты, пока вы будете летать на своем корабле.

Стены скудно обставленной просторной гостиной сверкали желтоватым светом, отражавшимся от прозрачного плаза. Отражательные поверхности периодически меняли свое положение, одновременно менялся коэффициент отражения, и стены окрашивались в мягкие цвета радуги. Она подвела Атрейдеса к коричневому, покрытому полимерно-металлическим пластиком дивану.

– Эразм велел нам ждать его здесь. – Она с трудом села на ложе. – Нам обоим.

Вориан чувствовал ее близость, ощущая ее каждой клеточкой тела. Они сидели очень тесно друг к другу, и, очевидно, это входило в намерения Эразма. В комнате не было никакой другой мебели. Пульс Вора участился. Он сидел, храня неловкое молчание и ожидая появления робота. Ему казалась совершенно бессмысленной привлекательность сидевшей рядом с ним женщины, округлость живота которой легко угадывалась под ее просторной одеждой.

Наблюдая за двумя людьми через систему настенных камер, Эразм был не на шутку заинтригован их языком жестов, на котором они обменивались подсознательной информацией. Было интересно наблюдать, как они смотрели друг на друга, как отводили взгляды. Несмотря на очевидное неприятие Атрейдеса со стороны Серены, она все же испытывала некоторое влечение к красивому молодому человеку, а он, со своей стороны, был просто уничтожен ее чарами.

Эразм часто наблюдал процесс ухаживания и половое поведение людей, но это была совсем нетипичная игра. Нет, это было намного сложнее, чем то, что он видел в подобных ситуациях, наблюдая жизнь рабов, воспитанных в плену и нищете рабских бараков.

Когда томительное молчание затянулось, Серена заговорила:

– Вам не кажется, что робот мог бы лучше рассчитывать свое время?

В ответ Вор только улыбнулся.

– Ничего, я могу и подождать.

Серена чувствовала себя очень неудобно, но не забыла улыбнуться в ответ.

Очаровательно. В классических поэмах и романах Эразму приходилось читать о романтической любви, но он никогда не видел, как она развивается в жизни. Однажды – это было семьдесят три года назад – он обнаружил пару юных любовников, которые сбежали со своих рабочих мест и уединились в тайном убежище. Он, конечно, поймал их – люди так неуклюже прячутся – и наказал их вечной разлукой. Это было правильное решение. Если бы он допустил такую степень независимости, то подобное непослушание распространилось бы среди других рабов, как очень опасная зараза.

Однако по зрелом размышлении он пожалел о таком решении, так как оно лишило его возможности понаблюдать за процессом ухаживания у людей.

Для этих двоих у него был более изощренный план. Их любовная игра была еще одной лабораторной затеей Эразма. Правда, этот опыт отличался от проекта «ячейки повстанцев», который Эразм начал, приняв вызов Омниуса. Здесь надо было пронаблюдать, как ведут себя люди в своем естественном состоянии. Это очень важный опыт.

Иногда становится необходимым обманывать их.

Пока пара людей ждала и нервничала, Эразм отмечал и регистрировал каждый их жест, каждый взгляд, каждое движение губ, каждое слово и тон, каким оно было произнесено. Мужчина и женщина чувствовали себя очень неловко, смущенные неестественной ситуацией и не знающие, чем себя занять.

Вориан Атрейдес был рад такому положению больше, чем Серена.

– Эразм хорошо с тобой обращается, – сказал он, словно пытаясь ее в чем-то убедить. – Тебе повезло, что он испытывает к тебе такой интерес.

Несмотря на свой огромный живот, Серена вдруг стремительно поднялась с дивана, словно ее обожгло такое предположение. Она повернулась к Атрейдесу, и подсматривавший робот насладился выражением негодования на лице Серены и искренним удивлением, отразившимся на лице Вориана.

– Я – человеческое существо, – сказала она. – Я потеряла свою свободу, свой дом, свою жизнь, и ты всерьез полагаешь, что я должна быть благодарна моему тюремщику, моему поработителю? Видимо, вам стоит подумать над этим вопросом во время космического полета.

Он был поражен ее вспышкой, но Серена продолжала:

– Мне остается только пожалеть вас за ваше невежество, Вориан Атрейдес.

После долгой паузы он ответил:

– Мне не приходилось жить такой жизнью, как тебе, Серена. Я не был на вашей планете, поэтому мне не понять, чего тебе так недостает, но я сделаю все, что в моих силах, чтобы ты была счастлива.

– Я буду счастлива только тогда, когда смогу вернуться домой.

Подавив тяжелый вздох, она снова уселась на диван.

– Но я все же хочу, чтобы мы были друзьями, Вориан.

Робот решил, что предоставил парочке достаточно времени для уединения. Он отошел от экранов наблюдения и направился в частную гостиную.

Позже Вориан недоумевал: для чего, собственно, робот позвал его к себе на виллу? Эразм увел его в свой ботанический сад, где они немного поболтали о пустяках. Робот почти не задавал ему важных вопросов.

Возвращаясь в карете в космопорт, где его ждал «Дрим Вояджер», Вориан чувствовал себя взволнованным и сконфуженным. Его очень угнетало то, что он не может доставить никакой радости Серене. К его удивлению, идея заслужить одобрение или благодарность Серены была ему столь же дорога, как идея заслужить любовь собственного отца. Мысли его путались, когда он начинал думать о ее словах относительно истории, пропаганды и жизни на планете Лиги.

Она бросила ему вызов. Он никогда ничего не читал, кроме мемуаров Агамемнона, никогда не думал, что на одни и те же события могут существовать разные взгляды. Он не представлял себе жизни вне Синхронизированного Мира, всегда полагая, что люди дикого вида ведут жалкую жизнь, погрязнув в бессмысленном существовании на своих грязных, бестолковых планетах.

Но как могла столь хаотичная цивилизация породить такую женщину, как Серена Батлер? Возможно, он чего-то не понимает в этой жизни.

* * *
Наука: заблудившаяся в собственных мифах, она удваивает усилия, когда забывает о своих целях.

Норма Ценва. Неопубликованные записи из лабораторного блокнота
Восхищенный своим защитным полем Тио Хольцман стоял в центре наполовину реконструированного демонстрационного зала своей куполообразной лаборатории. Он насмешливо издевался над недоброжелателями, смеялся над всяким смертоносным оружием. Ничто не может нанести ему вред! Генератор, стоявший у его ног, пульсировал, испуская его личное поле, создавая персональный барьер вокруг его тела.

Это был непроницаемый барьер. Во всяком случае, Хольцман надеялся на это.

Это испытание должно доказать, что его концепция работает. На этот раз даже Норма поверила ему. Как может что-то пойти не так?

Маленькая женщина стояла в противоположном конце помещения и швыряла в ученого разные предметы – камни, инструменты – и даже (по его настоянию) метнула в Хольцмана тяжелую дубину. Каждый бросок сопровождался ударом метательного снаряда о сверкающую поверхность поля. Предметы отскакивали от него, как мячики. Моменты их движения поглощались полем, оставляя ученого невредимым.

Он взмахнул руками.

– Поле совершенно не стесняет моих движений! Чудесно!

Теперь Норма взяла в руку кинжал, тело ее напряглось, она явно боялась, что может серьезно ранить Тио Хольцмана. Правда, она сама проверила все уравнения и пришла к выводу, что на этот раз савант не ошибся. Согласно ее анализу и интуиции поле окажет свое защитное действие при тех скоростях ударов, какие они планировали использовать в испытании.

Но все же она колебалась.

– Ну же, Норма. Наука – занятие не для слабонервных.

Она метнула кинжал изо всех сил, а ученый приложил все усилия, чтобы не уклониться от летящего оружия. Острое лезвие скользнуло по поверхности поля и упало на пол, не причинив Хольцману никакого вреда. Савант улыбнулся и щелкнул пальцами.

– Это изобретение изменит всю концепцию личной защиты в Лиге. Теперь не надо бояться убийц и головорезов.

Натужно дыша от напряжения, Норма метнула в Хольцмана импровизированное копье. Оно ударило поле на уровне глаз ученого, который непроизвольно отшатнулся назад. Когда копье упало на пол, отлетев от поля, Хольцман нервно рассмеялся. Успех ошеломил даже его самого.

– Не могу не согласиться с вами, савант Хольцман. – Норма тоже улыбнулась и перестала бросать в него предметы, которые она швыряла с яростью, достойной рассерженной базарной торговки. – Примите мои поздравления с беспримерным научным прорывом.

Она нисколько не ревновала к его славе. Девушка с Россака была искренне рада за ученого. Наконец-то он торжествовал. Теперь ему было что предъявить Нико Бладду, так же как в старые добрые времена. Какое это облегчение для саванта!

Увидев, что Норме стало нечего бросать, Хольцман позвал драгунского сержанта, стоявшего на мосту.

– Пришлите сюда начальника команды дзеншиитских рабов. Того темноволосого, с бородой.

Когда один из гвардейцев отправился искать раба, Хольцман озорно подмигнул Норме:

– Мы сыграем с ним небольшую шутку. Мне кажется, что этот мрачный тип ненавидит меня всеми фибрами души.

Бел Моулай вошел в демонстрационный зал. Его борода, как черный дым, окутывала лицо. Он всякий раз отводил свой пылающий взгляд, когда Хольцман пытался заглянуть ему в глаза.

Оба драгуна весьма подозрительно смотрели на предводителя рабов, но Хольцман отмахнулся от их опасений, чувствуя себя под прикрытием поля в полной безопасности.

– Дайте ему пистолет Чендлера, сержант.

– Но, сэр, это же раб. – Лицо солдата окаменело. Моулай был удивлен еще больше, чем гвардеец.

– Мне нет до этого никакого дела, сержант. Пусть ваш напарник следит за ним и пустит ему пулю в голову, если он не будет следовать инструкциям.

Норма тоже не выдержала:

– Может быть, нам стоит подвергнуть поле стендовым испытаниям, савант Хольцман? Мы можем подвесить в поле манекен и посмотреть, что с ним произойдет.

– Я согласен, савант, – поддержал Норму сержант. – Мы обязаны обеспечивать вашу безопасность, и я не могу допустить, чтобы…

Хольцман только раздраженно отмахнулся и перебил драгуна:

– Чушь, системой можно управлять только изнутри. Властью, данной мне лордом Бладдом – и Лигой Благородных, – я получаю право на испытание систем, способных защитить нас от мыслящих машин. Если вы не хотите, чтобы вас захватили роботы и превратили в рабов Омниуса, то не мешайте мне работать. Мы и так уже потеряли массу драгоценного времени.

С большой неохотой солдат достал из кобуры игольчатый пистолет и вручил его рабу, который сдавил рукоятку своей мозолистой рукой. Бел Моулай взял оружие и нервно огляделся по сторонам, сам не веря своему счастью.

– Теперь ты, Моулай – кажется, тебя так зовут? – наведи оружие на меня и стреляй мне в грудь. Давай, ты не можешь промахнуться.

Моулай не стал долго раздумывать. Все слышали прямой приказ. Он нажал на спусковую кнопку. Драгуны вскрикнули, Норма съежилась, закрыв глаза.

Кристаллические иглы на большой скорости ударили защитное поле и разлетелись на мелкие зеркальные осколки, рассыпавшись по всему полу. Ученый испустил вздох облегчения, колени его внезапно подогнулись от приступа слабости.

Не скрывая гнева и ненависти, Моулай продолжал нажимать на спуск до тех пор, пока не выпустил в саванта всю обойму. Град кристаллических игл обрушился на защитное поле.

Два обеспокоенных драгуна появились в дверном проеме с поднятыми стволами, готовые при необходимости прошить пулями чернобородого раба. Но, видя смеющегося и невредимого Хольцмана, Моулай помрачнел и опустил пистолет. Гвардейцы с трудом вырвали оружие из его сильной руки.

Все вокруг было усеяно мелкими зеркальными осколками. Савант рассчитывал за это испытание получить поритринскую медаль за доблесть.

Бесшабашно, не задумываясь больше о возможных последствиях, савант обернулся к драгунскому сержанту.

– А теперь, сержант, дайте ему гранату, которая висит у вас на поясе.

Драгун застыл на месте.

– При всем моем уважении к вам, савант, я не могу этого сделать.

– Ваш чендлеровский пистолет оказался неэффективным, то же самое будет и с гранатой. Вообразите, насколько полезным окажется такое защитное поле для вас и ваших людей, когда будет доказана его эффективность.

В спор вмешалась Норма. Она обратилась к сержанту тихим, спокойным голосом:

– Все в порядке. Савант знает, что делает.

Моулай с собачьей стремительностью повернулся к сержанту и ладонью вверх протянул руку за гранатой.

– Сначала я должен удалить всех в безопасное место, – объявил сержант. Он вывел Норму на противоположную сторону моста, за ними последовали два гвардейца, которые тоже перешли на скалу.

Потом сержант вернулся, вручил гранату Моулаю и спешно покинул помещение. Раб-дзеншиит не стал медлить ни секунды. Нажав кнопку запала, он аккуратно бросил гранату в Хольцмана, стараясь не промахнуться. Норма застыла в тревожном ожидании. Граната могла оказаться слишком медленным снарядом, проникнуть под оболочку поля и только после этого взорваться.

Понимая, что находится в зоне разлета осколков и поражения ударной волной, Моулай, бросив гранату, тоже бросился на мост. С противоположной стороны моста Норма видела, как граната отскочила от защитного поля, как гнилое яблоко.

Раздался оглушительный взрыв, вспыхнуло ярко-рыжее пламя. Все здание лаборатории содрогнулось от сильной ударной волны. Волна была так сильна, что сбила Норму с ног. Она упала на колени на краю моста и подумала, что ей надо было взять с собой полевые подвески, чтобы не упасть в реку, как это случилось с рабами во время предыдущих испытаний.

Два недавно вставленных окна вылетели из оконных проемов вместе с переплетами. Армированные стекла разлетелись в мелкий порошок. Облако разбитого в пыль стекла осветилось лучами солнца и вспыхнуло всеми цветами радуги. Из-под купола повалили клубы черного дыма. Норма с трудом встала на ноги.

Сжав кулаки, невредимый Бел Моулай стоял на краю моста. Гвардейцы напряглись, готовые скрутить непокорного раба, если он проявит хотя бы малейшие признаки агрессивности.

Норма заковыляла к демонстрационному залу. Умом она понимала, что поле должно было выдержать, но в душе опасалась, что могла пропустить какую-нибудь ошибку в расчетах саванта.

Из зала походкой воина-победителя вышел Тио Хольцман, жмурясь и отгоняя рукой дым, окутавший его лицо. Он выключил генератор и оставил аппарат в середине зала. Пробиравшийся сквозь обломки Хольцман выглядел несколько потрепанным, но остался совершенно невредимым.

– Поле работает! Полная защита. На мне ни одной царапины.

Он оглянулся и посмотрел на вторично разрушенный купол демонстрационного зала лаборатории.

– Боюсь, однако, что мы снова повредили очень дорогое оборудование.

Он озабоченно нахмурился, но потом опомнился и разразился громким смехом.

* * *

---

===
Все, что имеет определенную форму – будь то человек или машина, – смертно. Когда наступит конец, всего лишь вопрос времени.

Земной когитор Экло
Несмотря на то что роботы обладают безупречной памятью, основанной на надежных компьютерных принципах, даже мыслящие машины имеют свои ограничения. Точность зависит от методов сбора информации, а также от устройства гелевых контуров, нейроэлектронных схем и волоконных соединений общей конструкции.

Исходя из этого, Эразм предпочитал сам проводить наблюдения, а не полагаться на механических наблюдателей или на записи событий, которые можно было получить в банке данных всемирного разума. Робот хотел присутствовать везде сам. Он желал испытать и прочувствовать.

Особенно сильным это желание было теперь, когда дело коснулось очень важного момента – родов Серены.

Эразм усилил свои наблюдательные возможности сетью оптических сенсоров так, чтобы можно было зарегистрировать каждый миг предстоящего события, видеть его со всех возможных точек и наблюдать со всех сторон. Клинику родов он знал неплохо, так как ему приходилось наблюдать роды у рабынь, предназначенных для деторождения, но до сих пор Эразм рассматривал этот процесс как обычную биологическую функцию. Но Серена заставила его задуматься над тем, что он, возможно, пропустил или не уловил. Предвкушая радость от открытия нового, Эразм приготовился очень внимательно следить за этими необычными родами.

Плохо, что Серена не родит близнецов…

Женщина лежала на стерильном столе, извиваясь в родовых схватках, временами не забывая отпускать проклятия в адрес Эразма, но в основном она была сосредоточена на своем биологическом состоянии и иногда звала Ксавьера. Вся медицинская информация поступала с имплантированных в разные участки тела датчиков. Эти датчики регистрировали изменения химического состава пота, частоту и регулярность пульса, особенности дыхания и другие важные параметры телесных функций.

Когда робот подходил к Серене и вводил ей под кожу очередной датчик, очарованный ее болью и непредсказуемо-меняющимися реакциями, она начинала сердито на него кричать. Он не обижался на эти оскорбительные выпады. Было интересно и даже забавно, что она тратит силы на столь изобретательный гнев, когда ей следовало бы сосредоточиться на процессе самих родов.

Чтобы роженице было комфортно и чтобы минимизировать вариабельность переменных, подлежащих наблюдению, Эразм поддерживал в родовом зале оптимальную температуру. Домашние рабыни сняли с Серены всю одежду, оставив ее на столе совершенно обнаженной.

С помощью своих камер наблюдения и настенных экранов Эразм и раньше много раз видел Серену голой. У робота не было никакого скабрезного интереса к ее неприкрытым формам. Он просто хотел, чтобы от его внимания не укрылись никакие мелкие, но могущие быть важными клинические особенности, на основании которых он надеялся вывести какие-то общие заключения.

Он провел по ее телу своим зондом, уловив мускусный запах, который исходил от роженицы, и отметив интересные биохимические изменения, непрерывно происходившие в ее организме. Все это робот находил весьма стимулирующим.

Серена лежала на родильной кушетке, переживая за судьбу своего ребенка и за свою будущность. Сейчас за ней наблюдали шесть акушерок, вызванных из барака рабов.

Над ней склонился Эразм. Его пристальный интерес пугал Серену, особенно когда он вводил и извлекал зонды, исследуя состояние различных отделов ее организма. Она понимала, что он просто не может быть озабоченным благополучием обыкновенной рабыни и ее ребенка.

Внезапный приступ боли в животе отмел в сторону все ненужные мысли, и она сосредоточилась на тех основных вещах, на которых сосредоточиваются в родах все женщины. В какой-то момент поистине эйфоричного самозабвения Серена подивилась могуществу биологических механизмов, которые сделали возможным все это. Сотворение жизни, соединение генетического материала мужчины и женщины. О, как ей хотелось, чтобы сейчас рядом с ней был Ксавьер!

Она стиснула зубы до боли в челюстях. По щекам ее потекли горячие слезы. Перед ней появилось смутное лицо Ксавьера, галлюцинация, порожденная неистовым желанием. Потом пришла необычайно сильная схватка, и она потеряла способность думать о чем-то другом.

Она была в родах уже десять часов, и акушерки старались различными приемами уменьшить боль, втыкая иглы в определенные точки, массируя нервные триггерные зоны, вводя различные лекарства. Эразм снабдил акушерок всем, что им было нужно.

Даже в стерильном помещении родильного зала Эразм находился в своем золотистом наряде, отблескивавшем царственной синевой.

– Опиши мне свои ощущения. Какие чувства вызывают роды? Я очень любопытен.

– Ублюдок! – выдохнула Серена. – Вуайерист! Оставь меня в покое!

Акушерки между тем разговаривали между собой так, словно роженицы в зале не было.

– Полное раскрытие…

– Схватки участились…

– Почти время…

Где-то на задворках сознания, вне ее нынешнего существования и движений, зазвучали женские голоса, на этот раз обращенные к ней:

– Тужься.

Она натужилась, но расслабилась, когда боль стала невыносимой, и ей показалось, что она уже ничего не может сделать.

– Тужься сильнее.

Силой воли она преодолела боль, натужилась и почувствовала, как ребенок продвинулся по родовым путям. Тело знало, что надо делать, лучше, чем ее сознание.

– Еще тужься, ты можешь тужиться.

– Вот так, хорошо, хорошо. Вижу головку!

Было такое ощущение, что плотину прорвало. Серена ощутила неизъяснимое облегчение в родовых путях. Она уже была почти в полном изнеможении.

Когда она, мгновение спустя, подняла голову, то увидела, как одна из акушерок отделяет послед от ребенка. Сын! Акушерки показали родильнице личико ребенка. Оно оказалось именно таким, каким она видела его в своих снах.

Эразм стоял рядом и продолжал наблюдать. Ребенок отражался в его зеркальной маске.

Серена уже решила, что назовет сына в честь его деда, ее отца.

– Здравствуй, Манион! Мой дорогой, мой сладкий Манион.

Ребенок кричал во всю силу своих маленьких легких. Она прижала дитя к груди, но он продолжал извиваться. Эразм бесстрастно смотрел на ребенка, не выказывая никакой реакции.

Серена отказывалась замечать присутствие робота, надеясь, что он просто уйдет, оставив ее наедине с дорогими воспоминаниями. Не в силах оторвать взор от сына, она думала о Ксавьере, об отце, о Салусе Секундус… обо всем, чего навсегда будет лишен ее ребенок. Да, у дитя были причины так безутешно плакать.

Внезапно Эразм снова появился в ее поле зрения. Своей металло-пластической сильной рукой он взял новорожденного, поднял его в воздух и принялся со всех сторон рассматривать.

Хотя Серена плавала в поту и была ослаблена родами, она громко закричала:

– Оставь его! Отдай мне ребенка!

***

Словарь Батлерианского джихада

***

---

Источник : https://4italka.su/fantastika/nauchnaya_fantastika/155947/fulltext.htm

---

Дюна - ПРИЛОЖЕНИЯ

Дюна - ГЛОССАРИЙ

Аудиокниги. Дюна