...

***
***
===
Глава 1800
— Вы уверены, мудрая ведунья? — с уважением спросил Хаджар.
— Не мешай, — только и ответила ведьма и вернулась к своим делам.
Пока Дубрава занималась врачеванием над Лэтэей, Хаджар проверял сколько они могут взять с собой провианта. Арад, видимо заранее понимая, что надолго генерал здесь не задержаться — принес им в дом провианта.
Коим в данный момент хвастался Шакх.
— Беру свои слова назад, — плотоядно улыбнулся пустынник, снимая с прилавка тяжелый мешок, сшитый из шкур. Он развернул горловину и начал вынимать разное съестное. — Тут пара кило солонины, около килограмма кореньев, какие-то сушеные травы — видимо для местного чая, и еще килограммов семь вяленого мяса.
Шакх продемонстрировал связанные веревками из конского волоса полоски красного, валянного мяса. Хаджар принюхался к ним и тут же опознал запах.
— Козлятина.
Пустынный Волк немного скривился и уже без былой радости убрал провиант обратно. Будучи жителем пустыни, Шакх предпочитал баранину, считая ту самым ценным и дорогим мясом.
— И тут подвели… — вздохнул пустынник, и посмотрел в сторону Лэтэи.
После мазей и уколов ведьмы, та стала дышать намного ровнее, да и цветом лица больше не походила на помидор. Но, тем не менее, с ними в поход отправлялась старуха, неспособная идти без помощи, а помимо всего прочего — безногий гном и девушка, перебывавшая без сознания где-то на границе чертога праотцев.
— Без транспорта мы даже полдня пути не преодолеем, — покачал головой Шакх, озвучивая общие мысли.
И с этим трудно было спорить.
— Спроси у Равара, — не отвлекаясь от своих дел, предложила Дубрава. — Их семья владеет самым большим поголовьем ездовых упряжек.
Хаджар кивнул, после чего жестом показал Шакху следить за ве…
— Если бы я хотела причинить вам вред, — все так же, сидя спиной к остальным, ровным тоном произнесла ведьма. — то сделала бы это раньше, генерал. Но ты прав — лучше приглядывайте за старой, хорошей Дубравой, а то не приведи боги— отправится раньше срока к предкам. И кто тогда позаботиться о бедной девочке. Ой беда-то какая…
Учитывая, что сказала она это на языке Моря Песков, то намек был предельно ясен. Как для Хаджара, так и для скрипнувшего зубами Шакха.
Вот только генерал, привыкший к подобного рода трюкам, смотрел куда глубже. Дубрава могла бы и не отправляться с ними в опасный путь. Учитывая то, насколько быстро — всего за несколько минут, она стабилизировала Лэтэю, то ей действительно достаточно было лишь выдать им набор лекарств, объяснив как их использовать.
Но вместо этого человек, находящийся не просто в преклонном возрасте, а даже дышащий через силу, рискует пересечь ледяные пустоши. И ладно бы лишь погода — для северян она, скорее всего, не представлялась особой опасностью. Но совсем другое — дети Феденрира…
И все же, ведьма, не обращая внимания на такие нюансы, сама вызвалась в путь.
Даже если бы Хаджар не знал всей картины и понятия не имел, что такое Твердыня, то все равно бы учуял запах ненавистных интриг.
Ими здесь все провоняло. Начиная Арнином и лабиринтом, заканчивая Дубравой и Твердыней. Чтобы там за игру не вел Хельмер и иже с ним — они явно постепенно переходили к эндшпилю.
Слишком быстро двигались фигуры, слишком часто менялась позиция и…
— Ты чего встал? — спросил Шакх, легонько толкая Хаджара локтем.
Генерал неопределенно помахал рукой, после чего накинул шубу и вышел на свежий воздух.
И почему-то он не был удивлен, что Бадур и Равар стояли, друг напротив друга обнажив оружие.
На холсте творения широким морем раскинулся цветочный луг, где каждый из цветов шептал что-то о той красоте, свидетелем которой он выступал. Словно сама земля служила лишь призрачным рассказом на языке соцветий; полевые цветы расцветали в беспорядочном буйстве красок, раскрываясь полосами фиолетового, пятнами алого и лучами ослепительного золота. Их хрупкие лепестки тянулись к щедрому солнцу, их запах будоражил прикосновение эфира, создавая невидимый гобелен аромата, летящий среди зеленеющих простор, прямиком к высоким горам, прекраснее, чем могла создать кисть любого их художников во всех четырех мирах.
Степенно колышущийся трава, мягкая, как материнские объятья, стегала землю, подгоняемая игривым ветром. Брызги листьев, покрытых росой, и пернатых веточек танцевали в ритме бриза, переливаясь в лучах рассеянного солнца. Мудрые деревья высились над головой, их ветви сплетались кружевом на фоне лазурного небесного свода, а листья рассказывали вечному ветру тихие секреты.
В самом сердце этого изумрудно-сапфирового озера стоял небольшой дом, словно рожденный из самой земли под ним. На его ветхих стенах запечатлелись следы самого времени; его деревянные доски выветрились до красноречивой патины, окрашенной в приглушенные тона сырой от недавнего дождя почвы. Крыша, представляющая собой лоскутное одеяло из глиняной черепицы, местами прохудилась, напоминая уютно расположившийся среди моря красок мазок, словно это был еще один лепесток на огромном лугу.
Рядом с входом, у накренившегося крыльца, сидел молодой человек, и каким-то образом его присутствие вовсе не выбивалось из общего антуража, а словно даже дополняло его. И первого же взгляда на его фигуру хватало, чтобы увидеть под маской безмятежной молодости нечто иное.
Одетый в грацию юности, но с нестареющим взглядом своих разноцветных глаз. Они словно служили окнами не для одной души, а для бесчисленных прожитых жизней, мириадов накопленных впечатлений и мудрости, которая намного превосходила годы, о коих могла бы рассказать его внешняя оболочка.
Глаза юноши обладали неким потусторонним оттенком — неземным смешением окружающих цветов, отражая буйную красоту луга, глубокую поросль лазурного неба и мерцающий танец солнца. Они мерцали неизменным пониманием, храня в себе неописуемую глубину и мудрость, такую же огромную, как сама долина. В их красочном вихре спали древние легенды и просыпались сны, будто в них была запечатлена сама суть жизни.
Он не был большого роста, но в то же время, в нем ощущалась жизненная сила молодости каким-то образом соединившаяся с спокойствием того, кто прошел через эпохи. Каждое его движение было пронизано небрежной грацией, медленным и терпеливым ритмом. Несмотря на малую, даже щуплую комплекцию, его присутствие заполняло собой луг, но не властным указом, а гармоничной улыбкой — будто он и сам являлся не более, чем еще одним мазком кисти в этом ярком пейзаже.
Мир вокруг него расцветал ничем не сдерживаемой дикостью, повествуя о первозданной сущности природы. Однако и она в присутствии молодого человека словно замирала, греясь в отражении нестареющего духа, воплощенного во взгляде разноцветных глаз.
Будто сам воздух затаил дыхание, ветер затих, а цветы склонили бутону в его сторону в молчаливом почтении.
Здесь, на лоне этого цветущего луга, под бдительным небом, сидел на кресле качалке, в простецкой одежде, с курительной трубкой в руках, молодой человек — парадоксальное воплощение молодости и даже не старости, а самой вечности.
Он нес в себе свежесть весеннего бутона, живость летнего цветения, глубину осени и спокойствие зимы. Когда солнце движениям опытного мастера окрашивало луг в оттенки золота, а тени танцевали в празднике опускавшихся на долину сумерек, он, казалось, был не просто зрителем.
А как дирижер, не взглядом, ни жестом, но мыслью управлявший происходящем.
— Мне всегда нравилось то, что ты сделал с этим дворцом, — прозвучал голос и из теней, свившихся под деревом, на луг ступила старуха. Сгорбленная, укутанная мехами, она крепко сжимала посох-копье. — Долина и цветочный луг вместо пышных залов и убранства… Я нахожу в этом некую иронию, Король Бессмертных, Волшебник Эш.
Юноша, к которому обратились как к королю, даже взглядом не повел. Он лишь продолжил молча курить, выдыхая облачка дыма, мгновенно оборачивавшегося птицами, лепестками, даже лучами солнца.
Старуха попыталась было сделать шаг вперед, но не смогла даже сдвинуться.
— Это мой дом, — тихо произнес юноша голосом, о котором не могли мечтать ни самые известные барды, ни лучшие менестрели. — Здесь все мое. Воздух, которым ты дышишь. Сцены, что открываются твоему взгляду. Даже время.
— Я знаю, — в почтительном поклоне склонила голову старуха.
— Что же — тогда довольно смело с твой стороны было прийти сюда, Королева Мэб, — слегка улыбнулся юноша. — Но не томи. Говори зачем явилась. Не помню, чтобы ты за последние десять эпох навещала страну бессмертных.
Глава 1801
Старуха какое-то время стояла в молчании, после чего сделала шаг и обернулась черноволосой, темноглазой девушкой. В ней не обнаружишь ни чрезвычайной красоты, ни прелестной милоты. Не было ни жара на щеках, ни пылких губ, лишь немного сдвинутые брови, острые скулы, немного орлиный нос.
Она носила широкую шубу, выглядящую лишь недавно снятой с медведя шкурой. На лбу покоилась кожаная перевязь с рунами и символами, а в руках она держала все то же посох-копье. И все же — было в ней нечто такое… странное. Словно каким-то невероятным образом, несмотря на плотную кольчужную броню, стальные сапоги, шрамы на руках и шее, она смогла сохранить женственность.
Ту самую, что заставляет мужчин тайком смотреть на ту, что среди красавиц не видна ни ростом, ни формами, ни лицом, но все же манит к себе. И не каждый отважится с такой заговорить, предпочтя куклу с внешностью мраморной скульптуры, но взглядом не таким… таким… спустя столько эпох, Пепел так и не смог найти нужных слов, чтобы описать это ощущение.
Ощущение мягкой, теплой постели, вечеров, проведенных в полной тишине и молчании, но в покое и уюте. Когда легкое прикосновение руки может подарить больше, чем самые страстные из ночей и самые горячие из поцелуев. Когда во взгляде больше простой, житейской, бытовой мудрости, чем в речах тех, кто разумом зрит сквозь вечность.
Очаг, покой, дом, горячий чай, запах лесных трав, мягкие касания, осознание что человек совсем рядом, вот буквально рукой протяни, но нет ни вечного беспокойства, ни душевного метания, лишь четкое знание, что ты не один. Что не надо слов.
Редкое качество.
— Не надо, — отвернулся волшебник.
И наваждение исчезло. Рядом с ним, ударив посохом о травы и заставив из воздуха появиться ледяной стул, сидела молодая женщина с лицом, изрезанным шрамами, хищным взглядом, мозолистыми, узловатыми пальцами и широкими запястьями.
— Моей сестре ты такого не говоришь, — криво улыбнулась Мэб, демонстрируя зубы, больше напоминавшие клыки.
— Титания символ плодородия и домашнего очага, — пожал плечами волшебник. — Это все равно что попросить тебя снять броню и убрать оружие.
— И все же — мы обе умеем сражаться и обе умеем быть матерями.
— Потому что у тебя есть осень, а у неё — весна, — ответил Пепел так, словно его слова имели какой-то смысл.
И, возможно, для Зимней Королевы так оно и было. Кривая улыбка чуть померкла, став куда более человечней и ностальгичней.
— Я хотела напомнить тебе о ней. О том, что ты потерял и…
Разноцветные глаза волшебника на мгновение вспыхнули недобрым сиянием, но тут же погасли, пусть и сохранив в недрах искры жгучей ярости.
— Думаешь, я забыл? — голо волшебника наполнился силой, а цветы вокруг словно померкли, потеряв прежнюю яркость и красоту. — Думаешь забыл, что боги у меня забрали? Кого я потерял? Хочешь напомнить? Ты?! Мне?! Не забывайся, Мэб!
На краткую долю секунды рядом с Эшем возник его посох, но уже меньше, чем через удар сердца исчез, а вместе с ним цветам вернулась былая красота, а искры пропали из глаз великого мага.
— Я знаю, что ты хочешь сделать, — прошептал волшебник.
— Да?
Пепел кивнул, после чего посмотрел на восток.
— Близится то время, когда сюда явится твой племянник, — голос Эша звучал ровно, суха и без эмоций. Он говорил о будущем так, словно оно уже свершилось. — И нам придется сражаться. И один из нас падет. Ты пришла сюда, чтобы удостовериться, что в итоге выстоит он, а не я. Хочешь вынудить меня напасть, чтобы ранить и ослабить перед будущей схваткой.
Мэб немного скривилась, отчего её многочисленные шрамы, оставленные когтями и сталью, стали лишь отчетливее. Пожалуй, среди всех бессмертных, духов, демонов и богов найдется лишь немного тех, кто побывал в таком же количестве битв, что и Королева Зимы и Мрака.
По легендам, Мэб была даже рождена на поле брани, когда тьма и холод соткались из душ тех, кто пал в битвах с Тварями из-за Грани.
— Я не понимаю, старый друг, почему ты в этот раз стоишь не под одним с нами штандартом, — покачала головой королева. — Силой ты превосходишь большинство из нас. Я не уверена, что хоть кто-то в честной схватке сможет сокрушить твое могущество.
— Могущество, — повторил Пепел и отвернулся от востока. Теперь его взгляд был направлен куда-то сквозь время и пространство. — Что мне от него, милая подруга. Разве могу я вернуться с его помощью в прошлое и обнять друзей? Могу ли я пройтись по моему родному лугу, а не этому подобию?
Волшебник взмахнул рукой и цветочный луг вокруг них исчез, уступив место выжженной долине, где кроме голых камней и редкого кустарника, больше ничего не было.
Мэб огляделась и в её глазах появилось узнавание. Место, где некогда Пепел и другой бессмертный, что был способен создавать иллюзии реальнее, чем сама действительность, сражались за трон короля бессмертных.
— Могу ли я вернуть память душе Рейки? — прошептал Пепел.
Мэб посмотрела на старого волшебника, заточенного в теле молодого юноши. Из всех Древних, лишь к нему одному она ощущала что-то большее, чем холодный расчет. И что-то теплее, чем легкую заинтересованность.
— Сколько раз она уже перерождалась?
— Девять, — прошептал Эш.
Мэб легонько кивнула.
— И все же — почему ты не с нами? — повторила она свой вопрос.
— А что изменится?
— Фатализм? Неужели я слышу покорность судьбе в голосе того, кто ворвался в Яшмовый Дворец и бросил вызов Императору? Того, кто бился с армией богов и демонов, кто низверг Феденрира, кто расколол душу Черного Генерала, кто создал страну бессмертных, кто…
— Хватит, Мэб, — перебил Эш, слегка скриви губы. — Ты не хуже меня знаешь, что нет никакой судьбы и нет Книги Тысячи.
— Знаю и…
— А есть неизменность, — продолжил волшебник, словно не слыша собеседницу. — И неизменость такова. И каждый раз — она есть. И если ты здесь, значит ты уже приходила, значит ты пришла, значит ты придешь снова. В бесчисленных эпизодах наших путей, в клубке всех нитей интриг и игр. Ты здесь. И я здесь. Ты есть всегда и было в будущем, и будет в прошлом.
Мэб молча смотрела на посох, который вновь появился рядом со стулом своего хозяина. Простой, пусть и аккуратно вырезанный, метра два — не больше. Его можно было бы спутать с походным, если не знать всей той мощи, что таилась внутри.
— Мне больше нравилось, когда ты владел посохом из дерева, в которое ударил первая молния, чем из ветви Древа Мира. Тебе не идет такая манера речи.
Пепел лишь развел руками:
— Тогда не нужно было его ломать.
— Мы бились по разные стороны, — напомнила Мэб.
Они снова замолчали. На этот раз на куда более длинный срок. Пейзаж вокруг больше не менялся. Сухая земля, изрезанная трещинами, низкое небо с соленым привкусом не моря, а пролитых слез и немного меди на губах от крови, запахом которой здесь все пропиталось.
Кровавый Генерал… Красный Генерал… Мастер Почти Всех Слов… Величайший Волшебник. У него было много имен. Но королеве больше всего нравилось просто — Эш.
— Откуда в вас всех такая уверенность, что если вам удастся победить, то нас всех ждет что-то иное, — вдруг прошептал волшебник. — Что неизменность… изменится.
Мэб ответила не сразу.
— Когда-то моему племяннику было достаточно надежды, — произнесла она, направив взгляд в ту же эфемерную даль, что и волшебник. — Наверное, мне теперь тоже достаточно лишь её.
— Надежда… а если ничего не будет, Мэб? Если только холод и мрак. Не твои, а другие. Пустота. Настоящая. Последняя. Что тогда?
— Тогда мы попытались, — твердо ответила королева.
— Попутно уничтожив целый мир? Погубив бесчисленное множество существ? Их истории, жизни, все, чем они являлись и могли являться. Ты хоть понимаешь тяжесть подобного деяния… хотя… нет. Никто не может понять. Просто потому, что если ты здесь и я здесь, то у вас еще никогда не получалось. Неизменность оставалась, остается… будет оставаться неизменной.
— Твои слова или Древо Мира говорит в твоей руке? — Мэб кивнула в сторону посоха, на древке которого сейчас покоилась ладонь волшебника.
— Нельзя уничтожить судьбу, Мэб, — покачал головой Пепел. — Это вызвало бы парадокс. Если бы ты могла уничтожить судьбу, то как появилась бы судьба, по которой тебе было бы предначертано её уничтожить? Ведь и ты и я — мы оба знаем, что судьба не прямая река с началом и концом, а бездонное озеро.
— Поэтому мы его и осушим, — кивнула королева. — И наступит новый день. Для всех нас.
— И что будет в том новом дне? Какие пути перед нами лягут.
Мэб улыбнулась. Загадочно и даже немного кровожадно.
— Не знаю, — честно ответила она. — И в этом и есть вся красота, Эш. В незнании. А если мы чего-то не знаем, значит ошибаемся, а когда ошибаемся — ищем правильные решения. И этими решениями двигаемся вперед и создаем что-то новое. Что-то свое.
— И ты думаешь — это твое новое будет лучше?
— Может и не будет. Может оно будет страшнее всего, что мы видели прежде, но… это все еще будет что-то новое, Пепел. Так что в третий раз я спрошу — почему ты против нас?
Волшебник посмотрел на собеседницу, после чего вздохнул и отвел взгляд в сторону.
— Я просто хочу еще раз их всех увидеть. Еще раз с ними смеяться и плакать. Путешествовать. Страдать. Радоваться. Еще раз испытать все это.
— Даже если не будешь помнить?
— Не важно, — улыбнулся волшебник. — Мне будет достаточно того, что я знаю, что это произойдет. Мне не нужно верить или надеяться, Мэб. Я знаю.
Королева кивнула, поднялась на ноги и подняла свое посох копье.
— Значит, битва? — спросила она.
— Значит — битва, — согласился Пепел. — Как было, есть и будет, ибо если ты здесь, значит мы уже сражались… сражаемся… сразимся вновь.
И все вокруг них закипело.
Глава 1802
Из сердца древнего поля битвы вырвался водоворот магии. Вихрем красного и черного цветов, он расплескался между двумя сверхъестественными существами, каждое из которых являлось воплощением первобытных сил, таких же древних, как и сам мир.
Волшебник Пепел, облаченный в красные одеяния, мастер пламени и Истинных Слов, стоял напротив Ледяной Королевы Мэб, закованной в доспехи, владычицы Зимнего льда и холода Мрака.
Их столкновение могло бы стать сценой той самой — разрушительной красоты, о которой так часто поют менестрели и слагают легенды барды.
Каждое их движение создавало пульсации силы, которые танцевали необузданными стихиями, с прытью кисть художника по полотну трещащей реальности.
Волшебник Пепел, воздевший посох над мигом поседевшей головой и состарившимся лицом, повелевал танцем огненной ярости с властью, которой будто пыталось поклониться само мироздание.
В его глазах светились угли забытых костров, пламя, зародившееся в глубинах древних вулканических печей. Его руки сплетали в воздухе сложные узоры, порождая вибрирующие от силы иероглифы, которые пылали ярче упавших звезд и в своем пылающем шлейфе они рождали воинов с телами из языков пламени. Каждый огненный воин воплощением трещащего накала действовал по приказу Пепла став огненной мелодией играющей на струнах воли мага.
Но прежде, чем этот оркестр пылающих чучел смог сорваться в атаку, Королева Мэб протянула руки, и ледяной ветер пронесся над полем битвы.
Каждый порыв звучал дыханием из сердца зимы, несущим с собой истовый мороз и тягость ледяного одиночества. Огненные воины встретили холод лицом к лицу и их раскаленные тела начали покрываться темной коркой. То, что когда-то было пламенем, танцующим в унисон, теперь стояло ледяными скульптурами, застывшие в своих свирепых позах, отражая на доспехах свет внезапно взошедшей на небосвод луны.
И все же даже в своем застывшем молчании воины несли в себе сила и власть породившего их огня.
Однако Маб еще не закончила.
Один взмах руки и каждая скульптура разлетелась на тысячи осколков, осыпав поле боя безмолвным реквиемом по огню, который так и не успел погрузить мир в ярость пылающей страсти.
Не закончил и маг.
Пальцы волшебника чертили в воздухе круги, каждым новым символом извлекая из земли лезвия из раскаленного, расплавленного металла. И словно в процессе ковке внутри лучшей из кузен, они шипели и плевались, приобретая очертания мечей и сабель. Их огненная сталь буквально бросала вызов власти льда Мэб.
Еще один взмах посохом и, рассекая воздух смертельным свистом, со скоростью быстрейших из стрел они отправились в полет, устремляясь к Мэб.
Ледяная королева в мгновение ока подняла руку, и из кончиков ее пальцев расцвел ледяной голубой свет. Ножи, застывшие в воздухе, на мгновение зависли в воздухе, а затем с грохотом упали на землю. Быстрым движением руки лезвия трансформировались, их раскаленные лезвия угасли, затянувшись кристаллическим инеем.
Однако где-то внутри, под коркой льда, их огненная суть так и не угасла, и теперь лезвия мерцали неземными лепестками цветов, каждый из которых с жадность голодной пасти бездонного мрака ловил свет и преломлял его в призме радужного соцветия.
В сердце их бури, порожденной битвой двух магов, Мэб создала свой собственный водоворот — ледяной вихрь, в котором кружились клинки тьмы. Это были не обычные мечи, а замысловатые кристаллы из мороза и тени, каждая сверкающая сосулька служила воплощением ее холодного царства. Кружась вокруг волшебника, они пытались ужалить его тенями и льдом, угрожая завлечь Пепла в свой леденящий душу балет.
Однако Пепел, Кровавый Генерал, был не чужд танцу войны и стали. Его пламя, верное и вечно ждущее приказа, с радостью верного пса закружилось вокруг него в зажигательной контрмелодии, противопоставляя морозу огонь, тени — свет. Там, где холод стремился укусить, тепло целовало. Там, где тьма стремилась поглотить, пламя рождало свет.
И вот, ледяные клинки начали дрожать под неумолимым жаром, их некогда четкие силуэты расплывались в неясных омутах пара и жара.
Каждая капелька сдавшегося льда трансформировалась под огненной властью волшебника.
Стоило вытянуться сморщенной, старческой руке и хриплому голосу прошептать древние слова, как расплавленные бусины скрутились в конвульсиях словно возрожденные души. И из этих светящихся углей возникли фениксы, блистающие своим огненным оперением. Их тела были созданы из чистейшего пламени, а клювы несли блеск тысячи солнц.
Эти вновь рожденные огненные существа парили, сбросив оковы своего ледяного прошлого. Они прочертили полосы пламени на черном полотне неба — пылающим балетом непокорности ледяной цитадели королевы Холода. Их триумфальные крики эхом разносились по полю боя — гимн феникса, сотканный из нитей возрождения и обновления, провозглашающий непреложную истину их существования: Из пепла восстает огонь.
Но вот ледяные губы зашептали и вспыхнуло льдом копье-посох.
Под заклинанием Маб пламенные фениксы заплакали огненным ливнем. Их крылья, недавно парящие в балете, изломались. Словно танцоры, внезапно забывшие ритм, они замешкались в своем огненном полете. Их огненная решимость оказалась укрощена; заменена чарами, манящими птиц к земле.
Фениксы начали снижаться, прочерчивая спирали завораживающей грации в леденящем воздухе, их огненные крылья утихали под прохладным, легким, но твердым прикосновением синего льда.
Свет убывающей луны улавливался каждым пером, покрытым коркой неприступного льда; преломлялся в их кристаллических телах и рассыпал рассеченные лунные лучи оттенков северного сумрака по полю битвы. Каждый ледяной феникс в своем стремительном падении, казалось, словно игла — сшивал ткань из серебристых нитей на поле боя, переплетая темное со светлым.
Огненные духи, некогда олицетворявшие разрушение, теперь воплощали странное спокойствие. Они превратились в матовые лепестки, застывшие в томном пируэте, порхающие вниз под неизбежным притяжением гравитации.
Их падение был зрелищем, которое на мгновение сумело создать картину безмятежности на широком полотне схватки Древних. Среди хаотичного танца огня и мороза вдруг возник момент неподвижности; преходящая пауза, когда разрушение оборачивалось образом сюрреалистической красоты, свидетельством причудливой поэзии, присущей, возможно, лишь тем, кто сражался чаще, чем другие дышали.
Однако мираж оказался вдребезги разбит восходящей волной невидимой силы.
Пепел, чью волю не сломить ни льдом, ни холодом, ни мраком, согнул ладонь в направлении падающих птиц. Его пальцы прочертили древние узоры в холодном воздухе, а губы прошептали заклинание старше, чем некоторые горы в мире смертных.
От волшебника, пропитывая воздух и обволакивая замерзшие птицы, начало исходить сияние. Сперва мягкое и теплое, представшее простым мерцанием, оно внезапно разрослось в ослепительное инферно.
Ледяные фениксы замерли в воздухе, застыв между финалом своего низвержения и огненной бурей пылающих небес. На краткий миг они затрепетали на краю пропасти трансформации, оказавшись под напором двух конфликтующих стихий. Затем, по взмаху руки волшебника, ледяные перья задрожали, их морозные очертания рассыпались, и на их месте появилось сияние синего пламени.
Шары огня, буквально рычащего от гнева и жажды битвы, уплотнялись, превращаясь в искры далеких звезд, а затем россыпью драгоценных камней они устлали небо от горизонта до горизонта.
Вспышками неуловимых метеоров, они пикировали, оставляя длинные шлейфы горящего воздуха.
Мэб ударила посохом о землю и вихрь непроглядной метели поднялся из-под её ног. Белоснежной стеной он вытянулся так высоко, что уже нельзя было различить, где заканчивается магия королевы и начинается пылающий небосклон.
Не утихала битва огня и льда.
Снежинки на пути пылающих искр шипели и лопались, превращаясь из свистящей пурги в потоки ледяных осколков и горячего пепла. Этот потусторонний дождь обрушился на магический щит Мэб, породив мелодию из шипения и треска; меланж льда и угля, встретившихся в эпическом столкновении стихий.
Поле битвы под дуэлянтами пульсировало отголосками их сил, стоявших куда выше простых Правил. Ландшафт превратился в постоянно меняющийся холст, вновь и вновь покрываемый чередующимися мазками ледяного мороза и обжигающего пламени.
Каждая струя пламени, брошенная магом, танцевала в воздухе, представляя собой извивающуюся ленту пронзающего жара и света, устремляющуюся сквозь холодный мрака к Мэб. Но даже когда они приближались к ней, королева лишь улыбалась, вытягивая бледную руку.
Под ее прикосновениями огненный натиск замирал, его жар улетучивался, сменяясь пронизывающим холодом.
Пламя крутилось в воздухе, превращаясь в бесплотные усики инея, ледяные нити, которые разлетелись по полю боя, украшая изрезанный битвой ландшафт слоем мерцающего снега.
Но стоило только зиме раскрыть объятья своих леденящих прикосновений над полем брани, как Пепел наносил ответный удар.
От удара его посоха и взмаха руки задрожала сама реальность вокруг. Из покрытой снегом земли вырвалась волны пламени, жар которых оказался настолько сильным, что снег превращался в пар еще до того, как смог бы растаять кипящей водой.
Волна огня встретилась с нисходящим ледяным потоком, породив столкновение, которое закружилось неподдающимся описанию ураганом противоборствующих сил.
И в гуще этого сражения прозвучал немного печальный голос:
— Мне ведь не надо тебя побеждать, смертный, — и сквозь пелена перед глазами, Пепел успел заметить лишь краткую вспышку, а затем ощутил боль в правом боку.
Он оступился, сделал шаг назад, а затем еще долго, прижимая окровавленную ладонь к ране, смотрел на то, как догорала ледяная земля вокруг его обители и где-то там, посреди остаточных вспышек огня и льда, расцветали черные цветки тьмы — капли пролитой Мэб крови.
Они оба смогли ранить друг друга, но, в итоге, своей цели добилась лишь королева.
— Забытое чувство, — прошептал старик, постепенно вновь принимающий облик юноши. — Поражение…
Глава 1803
Хаджар на секунду отвлекся, посмотрев на запад. Ему почему-то показалось, что произошло нечто важное и что кто-то… словно… звал его? Или не совсем его… Необычное ощущение и в какой-то степени будто позабытое.
Генерал покачнулся и схватился за голову. Сцены воспоминаний или снов проносились в его сознание хаотичным потоком, в котором стоило сосредоточься хоть на одной из них, попытаться удержать, как они мигом исчезали, оставляя после себя лишь томительную тягость чего-то важного, но забытого. Как воспоминания о сне…
— Он чужак! — рявкнул Равар, потрясая увесистой палицей. — Как ты смел рассказать ему секреты терны и Твердыни!
Хаджар, придя в себя от крика, оценил ситуацию, после чего… достал трубку, подпер плечом стойку крыльца и закурил.
В своей жизни он достаточно видел подобных сцен, слышал такие же слова, да и вообще — таких детей как Равар, он встречал даже не десятками, а…
Постойте.
Он сейчас действительно сказал — “детей”? Хаджар посмотрел на свою трубку, затем на Равара, а затем снова на трубку. Северянин ведь действительно был младше, чем трубка, которую Хаджар приобрел далеко не в самом начале своих приключений.
Причем младше на довольно значимый срок времени.
Выдохнув облачко пара, Хаджар посмотрел на небо. Если он воспринимал Равара, как ребенка, несмотря на то что перед ним стоял покрытый шрамами, бородатый воин, то кем они тогда казались Древним.
Тому же Пеплу, к примеру. Интересно, почему он сейчас вспомнил именно о нем?
— Хаджар уже владел терной и осознал свое Правило, — пробурчал Бадур. По его стойке и тому, как он вальяжно держал топор, становилось понятно, что схватки потомок Пагередов не искал. — Я лишь приоткрыл ему дальнейший путь, как и завещали наставления учителей Твердыни.
— У него нет никакого права на эти знания! — стоял на своем Равар. И, опять же, он ведь не желал никакого зла, просто радел за будущее своей родины. Достойное поведение настоящего сына своей земли. — Не его предки проливали кровь за эту силу, а наши. Как ты мог, Бадур! Как посмел…
— Побереги слова, Равар, сын Агвара, — перебил нахмурившийся северянин. — От слова до пролитой крови всего два звука — не забывай это.
Равар осекся, но палицы не опустил. Если что и объединяло этих двух разных мужей, так это упрямство. Но насколько помнил Хаджар, все северяне славились буквально ослиным упрямством и…
Вспомнил? Откуда он мог это вспомнить?
— Генерал, — Бадур окликнул Хадажра вырывая того из своих мыслей. — Подтверди Равару, что ведунья Дубрава изгнала из тебя скверну, что невозможно сделать с теми, кто рожден в ней, а значит ты ближе к Северу, чем любой из чужаков.
— Да она… — начал было отвечать Хаджар, после чего осекся. — Что значит — нельзя изгнать скверну из того, кто в ней рожден?
— Видишь, Бадур! — потряс палицей Равар. — Он не знает даже таких простых истин!
Бадур что-то процедил, но слишком тихо, чтобы разобрать. Впрочем, учитывая обстоятельства, и не требовалось слышать, чтобы понять, что это какое-то местное ругательство.
— Скверна хуже любого паразита, генерал, — продолжил Бадур. — Если душа матери отравлена скверной, то и душа её ребенка так же будет покрыта пятнами скверны и те, кто рождены с такими пятнами, не могут быть очищены.
Хаджар пару раз хлопнул глазами, после чего выдохнул очередной облако пара. То, что сказал Бадур — не имело ни малейшего смысла. Он был рожден своей матерью — не просто “отравленной скверной”, а весьма талантливой практикующей.
И, более того — силу энергии Реки Мира Хаджар ощущал с самого рождения. Тем более Дубрава не смогла, как выразился Бадур, “очистить” его от скверны. Она лишь на какое-то время убрала энергию Реки Мира из источника, но теперь та, пусть и чрезвычайно медленно, возвращалась.
Получается — северянин лишь транслировал какой-то местный миф, призванный разделить в сознании жителей севера мир на “своих” и “чужих”.
Очередная байка, как и вера Лидуса и Балиума в то, что слабейшие из адептов способны взмахом руки испарять горы.
А если не байка?
Если не байка, тогда… тогда…
— Ну что замер, чужестранец, — прогудел Равар. — скажи уже что -нибудь!
Хаджар в очередной раз отвлекся от своих мыслей, еще раз посмотрел на Равара и Бадура, после чего вытряхнул пепел из трубки и убрал ту за пазуху.
Спустившись с крыльца, он подошел к сыну Агвара с удивлением обнаруживая, что они почти одного роста.
— Мы не звали тебя в поход, Равар, — ровным тоном произнес генерал. — Ты вызвался сам. Нам предстоит непростой путь и придется рассчитывать на помощь и поддержку каждого. Ни я, ни мои товарищи, не отступим, а ты?
Северянин сверкнул глазами и было даже замахнулся палицей, расслышав в словах то ли насмешку, то ли урон своей чести, но разум преобладал над гордостью.
Руки обмякли, и он опустил палицу в снег, после чего выдохнул и едва заметно кивнул.
— Ты прав, чужестранец, — с некоторой неохотой в голосе ответил Равар. — Сейчас не место и не время, чтобы выяснять вопросы крови. Между нами с тобой лишь слово.
Хаджар кивнул и уже собирался отвернуться к Бадуру, как на плечо ему легла довольно тяжелая ладонь.
— Но это не значит, что я простил тебе разрушение лабиринта, — процедил Равар, чьи глаза опять пылали. — а Бадуру — предательство наших людей. Когда представиться возможность, мы с тобой прольем кровь и праотцы решат, кто прав, а кто нет.
— Кстати о праотцах, — опомнился Хаджар. — нам потребуется транспорт, чтобы он смог выдержать вес троих людей.
— Людей, — фыркнул Равар. — тот безногий разве…
Северянин осекся, увидев взгляд Хаджара. Каким бы ребенком тот не считал северянина, но порой детям требуется хорошая взбучка.
— Это было грубо с моей стороны, — кивнул успокоившийся Равар. Не потому, что испугался — вовсе нет. А просто потому, что народ здесь был простой, но честный и думающий. — Его раны говорят о битве. Мои слова прозвучали оскорбительно. За это прошу прощения.
— А упряжка? — напомнил Хаджар.
Равар ненадолго задумался, после чего ответил:
— Мы прибыли на трех, — протянул он, что-то вспоминая. — я думаю, отец не откажется поделиться одной. Но вот с псами сложнее. С нами всего двое вожаков и в любой другой ситуации их можно было бы разделить. Один потянул бы нашу упряжку, а другой повел моего отца и его людей обратно, но сейчас…
Равар посмотрел на юго-восток, куда и лежал их путь, после чего покачал головой. Что он там увидел в небе, чего не видел Хаджар — для последнего оставалось загадкой.
— Скоро начнутся снегопады, видимость ухудшится и одного вожака на две упряжки может не хватить. Но, как я понимаю, у нас нет выбора, так?
Хаджар вместо ответа коротко кивнул.
— Что же, — вздохнул Равар и убрал палицу за пояс. — Я буду держать слово с отцом.
С этими словами он развернулся и направился обратно к главному зданию деревни.
— Он странный малый, но хороший человек и доблестный воин, — высказался подошедший к Хаджару Бадур. — В бою мы можем на него всегда рассчитывать.
— А что будет если он не сможет достать нам собак?
— Потянем упряжку сами, — пожал плечами Бадур. — Не впервой, да и… Генерал? Генерал!
Хаджар слышал слова, доносящиеся откуда-то издалека, а сам при этом все падал и падал глубоко в темноту, где звездами сияли воспоминания. То ли свои, то ли чужие, они перемешивались в сиянии памяти и уже сложно было отделить одни от других.
Глава 1804
— Ты чего?
Он открыл глаза.
Небольшой дубовый стол со слегка шероховатой поверхностью, на которой уже местами появились щербинки и трещины, и даже пара ожогов от углей из очага.
Он провел по нему ладонью, вспоминая как вырезал из поваленного дерева в прошлом сезоне. Впервые в жизни ему тогда удалось сделать что-то своими руками, а не разрушить.
— Остынет же.
Перед ним стояла миска с горячей, ароматной похлебкой из грибов, заправленная сметаной и зеленью, выросшей в их огороде.
Он поднял взгляд на её лицо. Успевшее за эти годы покрыться небольшими, едва заметными морщинками, но все такое же родное и любимое. Она улыбалась ему, попутно заправляя выбившуюся прядь черных волос за ухо.
— Я сегодня пойду к Листовке, — она крутила в руках чашку, пытаясь согреть пальцы. Почему-то она всегда мерзла. Даже в самые лучшие дни весны и лета. — У неё внук захворал. Второй день уже горячий. Попробую сделать пару отваров и, если получится, произнести нужные слова.
Он сдержано кивнул.
Листовка? Листовка… старушка — мать лесоруба, который учил его валить деревья и ставить крышу. Да, точно, ему же надо было поставить крышу в их маленьком доме, который все почему-то называли “большим сараем”.
Забавные смертные… На седьмом небе, он… хотя нет, он не хотел вспоминать про седьмое небо и тех, кто назвал себя богами.
— Ты займешься забором? — спросила она, допивая чай и поднимаясь со стула. — Надо поправить изгородь, а то мало ли — лисы заберутся в курятник.
Он сдержано кивнул.
Точно.
Забор. Калитка покосилась, петли под засов заржавели и раскрошились, да и сама изгородь требовала ремонта.
— Ночью дождь был, так что в бочке есть вода, — напомнила она около самого выхода. — Только смотри аккуратней — ночью заморозки были, она успела покрыться льдом.
Он снова кивнул.
— С тобой точно все в порядке? — прищурилась она.
Он отвлекся от своего супа и посмотрел за окно, где на мир постепенно опускалась осень.
— Да… наверное, — немного неуверенно ответил он. — Мне показалось, что… я что-то забыл… или вспомнил?
Она только засмеялась. Звонко и легко. Скрывая в этом смехе все заботы и переживания, оставляя на поверхности лишь мягкость и тепло.
— Ну, как вспомнишь свое имя, обязательно мне расскажи!
И с этими словами она ушла. Он еще какое-то время разглядывал стол и миску, а затем поднял взгляд на крышу. Ему на какое-то мгновение показалось, что он уже правил свод их дома… что уже когда-то поправлял забор и купался в холодной бочке и… почему-то он вспомнил черного кота — вечного спутника Мэб.
Странные мысли странного утра.
Выдохнув и покачав головой, он доел, поднялся из-за стола и вышел на улицу. Осень постепенно сменяла лето, обряжая мир в темное злато и медь.
Опустившись на крыльцо, он улыбнулся странному наваждению, после чего отогнул доску в лестнице и достал свое любимое, пусть и единственное, изобретение. ронг’жа.
Пальцы тронули струны, и мелодия полилась из сердца в мир.
Касаясь струн, он откинулся на деревянном крыльце, его взгляд устремился к бескрайним просторам природы, расстилающимся перед ним. Пейзажу, сотканному из нитей изумрудной травы и мириада цветов, танцующих под легким ветерком. Лес возвышался почтенными стражем, зеленой стеной, отделяя спокойствие их луга от внешнего мира. Его силуэт вырисовывался на фоне лазурного неба израненными временем старым памятником тем временам, о которых не вспомнили бы даже боги.
Улыбнувшись тем далеким снам о временах, когда он был лишь деревом посреди мертвой земли, наблюдая за тем, как жизнь постепенно зарождалась, делая свои первые неуклюжие шаги, он убрал инструмент и спустился вниз. Коснулся трав, вдохнул воздух и снова улыбнулся.
Сегодня с ним что-то было не так, но… это не важно. Наверное, не важно… или будет неважно…
Он лег на мшистую землю, вдыхая ароматный воздух Велесова леса. Одного из немногих Старших Богов, кроме Ляо Феня, с кем любил проводить свободное от походов к Вратам время.
Отголоски пения птиц и шелеста листьев раздавались вокруг него. Он закрыл глаза и почувствовал, как вибрации вечной мелодии просачиваются в его вены — песня, которая была стара, как сама земля. Как те семь мгновений, что разделяли рождение мира и рождение его — мертвого древа посреди мертвой земли.
Звуки жизни в ее безупречной чистоте — шелест листьев, журчание ручья, далекий зов птиц — наполнили воздух вокруг него, звуча едва заметным сердцебиением мира.
Его чувства, такие незнакомые боги, но столь же тривиальные для смертного, открылись для дикой силы жизни вокруг него — хрустящий аромат сосны и подземный запах трав просочились в него, вплетая и его самого в ткань мира. Он почувствовал, как деревянное крыльцо за спиной покрывается пыльцой от прикосновений крыльев пчел и бабочек, как выветрившаяся земля луга дышит и каждым выдохом отправляет в путь семена новой жизни.
Открыв глаза, он увидел величие неба — лазурное море, усеянное ватными облаками, которые мягко меняли форму, переходя из одного сказочного образа в другой. Как будто они пытались рассказать истории, написанные на небесах, мимолетные рассказы, набросанные каплями влаги и отблесками света.
Почувствовав родство с окружающим миром, он сделал глубокий вдох, его грудь расширилась, приветствуя поцелуй ветра. И вместе с ветром он ощутил глубокую связь, которая распространялась на каждую травинку, каждый шелестящий лист, каждое облако, украшающее бескрайние просторы неба. Это было сродни тому, как если бы он вдруг стал… всем. Всем, что его окружало. Но не пытался этим завладеть, не пытался заменить, а лишь стоял вместе, один к одному, не делая различия и не проводя границ.
В пульсирующем сердце дикой природы он отдал своё сознание всеохватывающей симфонии жизни. Пейзажи размывались, линии, разделявшие смертного, бога и мертвое дерево исчезали с каждым вдохом и выдохом, что он, как сама земля, делал вместе с ветром.
Он был в шелесте травы, обласканной предвестником шторма, в листе, покрытом росой, покачивающемся в ритме лесной колыбельной, в облаке, отбрасывающем переменчивый узор тени и света на землю внизу.
Его охватил глубокий покой, сердцебиение шло в ногу с пульсирующим ритмом бесконечных далей. Он больше не был наблюдателем, а стал участником неуловимого танца существования. Его сознание растворились в приливах и отливах жизненного потока, и вместе они словно слились в едином гуле, гомоне того, что являлось всем.
Его душа словно расцвела, и там, где поднималось бескрайнее море трав расцвели тысячи цветов и океаны лепестков распустились в молчаливом признании его единства с природой. Теплое, гулкое эхо вибрировало в его сердцевине, наполняя его спокойной уверенностью в своей принадлежности к происходящему.
Праве быть здесь и сейчас.
Дышать.
Думать.
Творить.
Печалиться.
Ошибаться.
Разрушать.
Снова создавать.
Жить.
Это было какое-то молчаливое общение, священный разговор между собой и миром, где слова были излишни, потому что все важное говорилось тишиной.
Когда он лежал там, посреди осенних трав, его дух растворялся в вселенской симфонии вокруг него, становясь единым целым с миром.
Он был не просто частью природы, а целым, одной нотой в грандиозной песне существования, мазком кисти в великом шедевре мира. Его сущность пронизывала каждый атом, каждую травинку, каждый лист, каждое облако.
Границы его "я" все больше растворялись в ткани существования, его существо сливалось с необработанной, первозданной красотой природы. Деревья, трава, небо — они были им, а он был ими. Он был теплым поцелуем солнца на земле, гимном певчей птицы на рассвете, шепотом ветра, плетущего сказки в листве.
В этот момент глубокой взаимосвязи он понял, что не просто существует. Что не является чем-то ненужным и неважным. Чем-то, что выполнило свою задачу — закрыло Врата. Чем-то, что не служит слепо своим хозяевам, не имея права на выбор, на путь, на мысли.
Нет.
Это все не так.
И как бы ни было иллюзорно то, что он видел, как бы ни было болезненно то знание, что открылось ему по ту сторону Врат, он имел право.
Он являлся неотъемлемой частью той бесконечной симфонии, что звенела вокруг него и благодаря которой он создал ронг’жа. Он словно был вселенной, переживающей саму себя, небесным танцем материи и духа, ритма и гармонии, жизни и созидания. Вселенная была не только вокруг него — она была внутри него, текла по его венам, пела в его душе, жила в его дыхании.
Его сознание растворилось в пейзаже, мягкий вздох влился в гармоничный ритм существования. Мир дышал вместе с ним, в нем, через него. Он был вселенной, вселенная была им, и в этом потустороннем слиянии он нашел свой вечный дом. Он был, есть и всегда будет един с сущностью всего, что есть, было и когда-либо будет и…
— Ты чего?
Он открыл глаза.
Перед ним на столе стояла миска с грибной похлебкой, приправленная сметаной и травой, собранной с…
Нет.
Это уже было.
Это было…
Было в тот день, когда он осознал Терну. Энергию не Реки Мира, но самого мира — бесстрастную, но принадлежащую всем тем, кто этот мир населял и изменял.
— Остынет же.
Он поднял на неё взгляд.
— Елена?
— Ты чего?
Хаджар, едва не задыхаясь, открыл глаза и увидел лицо Бадура, склонившегося над ним.
— Что… случилось?
— Это я у тебя хотел спросить, генерал? — нахмурился северянин, помогая встать Хаджару. — Секунду назад мы с тобой разговаривали, а затем ты свалился в снег, начал что-то бубнить, а затем очнулся.
— А, — протянул Хаджар. — Бывает… со мной такое иногда бывает.
— Да? — недоверчиво спросил Бадур. — А как часто бывает, Хаджар, чтобы человек за мгновение беспамятства осознал всю Терну и соединил в себе все её начала? Потому что именно это с тобой и произошло! Праотцы и первые снега! Да я даже в сказках о таком не читал!
Хаджар посмотрел на ладонь и сжал-разжал кулак.
Ему казалось, что он что-то забыл… или наоборот — вспомнил…
— Так, ладно, с твоими причудами чужеземца мы потом разберемся, — отмахнулся Бадур. — лучше пойдем соберем все необходимое для похода. Путь не близкий.
— Да, — заторможено ответил Хаджар. — пойдем.
...
Читать дальше ...
***
***
***
***
***
***
***
***
***
***
***
***
***
***
***
***
***
***
***
***
***
***
***
***
***
***
***
***
***
***
***
***

***

***
***
***
Источники :
https://fb2.top/serdce-drakona-chasty-i-814470
https://fb2.top/serdce-drakona-chasty-ii-814487
https://fb2.top/serdce-drakona-chasty-iii-814494
https://fb2.top/
https://fb2.top/series/49151
svistuno-sergej.narod.ru/news/drakon_001/2025-08-20-9303
Слушать - https://knizhin.net/book/serdcze-drakona-i/
https://akniga.org/series/Сердце%20Дракона/
Слушать. Сердце дракона 2 - https://lis10book.com/audio/serdcze-drakona-ii/
Сердце дракона 3 - https://lis10book.com/audio/serdcze-drakona-iii/
Сердце дракона 4 - https://lis10book.com/audio/serdcze-drakona-iv/
Сердце дракона 5 - https://lis10book.com/audio/serdcze-drakona-v/
Слушать - https://knizhin.net/book/serdcze-drakona-v/
Том шестой. Часть 1 - Слушать - https://lis10book.com/audio/serdcze-drakona-vi/
https://lis10book.com/audio/serdcze-drakona-vii/ Том седьмой. Слушать
Том восьмой. Часть 1 - Слушать - https://lis10book.com/audio/serdcze-drakona-viii/
Сердце Дракона IX - Слушать - https://lis10book.com/audio/serdcze-drakona-ix/
аудиокнига Сердце Дракона X часть 1 - https://lis10book.com/audio/serdcze-drakona-x/
Слушать - Том 11 - https://lis10book.com/audio/serdcze-drakona-xi/
https://lis10book.com/audio/serdcze-drakona-xii/ Слушать Сердце Дракона XII
Сердце Дракона XIII - Слушать - https://lis10book.com/audio/serdcze-drakona-xiii/
https://lis10book.com/audio/serdcze-drakona-xiii/ - Слушать, Книга 13, часть 2
https://lis10book.com/audio/serdcze-drakona-xiv/ - аудиокнига Сердце Дракона XIV
аудиокнига Сердце Дракона XIV - https://lis10book.com/audio/serdcze-drakona-xiv/
Том 15 - Слушать - https://lis10book.com/audio/serdcze-drakona-xv/
https://ru.bukniga.ru/fjentezi/96315-klevanskij-kirill---serdce-drakona-15.html
===
Книга 3
- Сердце Дракона Сборник, часть III Кирилл Клеванский
- Том шестнадцатый. Часть 1
- Глава 1388. - https://fb2.top/serdce-drakona-chasty-iii-814494/read?ysclid=mfsl47y6ko343210377
Слушать - Том шестнадцатый. - https://lis10book.com/audio/serdcze-drakona-xvi/
Шестнадцатый Том. Часть 2 - https://fb2.top/serdce-drakona-shestnadcatyy-tom-chasty-2-776881/read
Семнадцатый том. - Слушать - https://ru.bukniga.ru/fjentezi/82767-klevanskij-kirill---serdce-drakona-17.html
Семнадцатый том. Часть 2 - https://fb2.top/serdce-drakona-semnadcatyy-tom-chasty-2-776883/read -
***
***
***
***
***
***
***
***
***
***
---

---
...
***

***
***
***
***
---
===
---

---
---
Фотоистория в папках № 1
002 ВРЕМЕНА ГОДА
003 Шахматы
004 ФОТОГРАФИИ МОИХ ДРУЗЕЙ
005 ПРИРОДА
006 ЖИВОПИСЬ
007 ТЕКСТЫ. КНИГИ
008 Фото из ИНТЕРНЕТА
009 На Я.Ру с... 10 августа 2009 года
010 ТУРИЗМ
011 ПОХОДЫ
012 Точки на карте
014 ВЕЛОТУРИЗМ
015 НА ЯХТЕ
017 На ЯСЕНСКОЙ косе
018 ГОРНЫЕ походы
Страницы на Яндекс Фотках от Сергея 001
---
КАВКАЗСКИЙ ПЛЕННИК. А.С.Пушкин
---
Встреча с ангелом
---
Ордер на убийство
Холодная кровь
Туманность
Солярис
Хижина.
А. П. Чехов. Месть.
Дюна 460
Обитаемый остров
О книге -
На празднике
Поэт Зайцев
Художник Тилькиев
Солдатская песнь
Шахматы в...
Обучение
Планета Земля...
Разные разности
Новости
Из свежих новостей
***
***
|