Батлерианский джихад.Б.Герберт, К. Андерсон. Дюна 161 - 29 Апреля 2023

Главная » » Батлерианский джихад.Б.Герберт, К. Андерсон. Дюна 161

01:13

Батлерианский джихад.Б.Герберт, К. Андерсон. Дюна 161

***

===
Ковер Вселенной огромен и сложен бесконечным многообразием своего рисунка. Нити трагедии образуют основу этого ковра, но человечество, в своем несокрушимом оптимизме, ухитряется вышивать на этой мрачной основе картины счастья и любви.

Когитор Квина. Архивы Города Интроспекции
После долгого пребывания в космическом путешествии Ксавьер не мог думать ни о чем другом, кроме возвращения домой и горячих объятий Серены Батлер.

Получив отпуск, он приехал в поместье Тантор, к своим приемным родителям и их восторженному сыну Вергилю. Танторы были доброжелательной пожилой парой, мягкими и интеллигентными людьми со смуглой кожей и волосами цвета темного дыма. Ксавьер казался вылепленным из того же материала и обладал такими же моральными устоями. Он вырос в этом теплом и большом замке, который до сих пор считал своим родным домом. Хотя по закону наследования он обладал правами на держания Харконненов – шахты и промышленные предприятия на трех планетах, – в замке Танторов для него всегда были готовы комнаты.

Войдя в большие, знакомые до боли апартаменты, Ксавьер сразу увидел ожидавших его двух серых собак волчьей породы, которые радостно завиляли хвостами, увидев хозяина. Он бросил на пол сумку и принялся возиться с собаками. Животные, каждое размером больше его младшего брата, были очень игривыми и обрадовались Ксавьеру.

В этот вечер семья пировала. На обед подали листы шалфея, зажаренные в меду, толченые орехи и оливки из собственных рощ Танторов. К несчастью, после отравления газами Ксавьер не мог чувствовать всей тонкости ароматов и вкуса подаваемых блюд. Повар не на шутку встревожился, увидев, как Ксавьер посыпает тончайшие блюда солью и перцем – чтобы вообще чувствовать хоть какой-то вкус.

Еще одна ценность, которую отняли у него мыслящие машины.

После обеда Ксавьер с удовольствием сел в огромное дубовое кресло и расположился перед ревущим пламенем камина, потягивая красное вино из виноградников Тантора. Вино тоже казалось ему почти безвкусным. Но он наслаждался пребыванием в тепле родного дома, где не надо было соблюдать военных порядков и субординации. Ксавьер провел почти полгода на борту высокоэффективных, но лишенных практически всех бытовых удобств кораблях Армады, но сегодня наконец он будет спать на роскошной кровати в собственной, отдельной спальне.

Один из серых псов, урча, положил лохматую голову на затянутые в носки ноги Ксавьера. Напротив своего приемного сына в таком же кресле расположился Эмиль Тантор с венцом пепельных волос вокруг лысины. Эмиль с любопытством задавал вопросы о стратегических замыслах Синхронизированного Мира и о военных возможностях Армады.

– Каковы шансы дальнейшей эскалации войны после нападения на Зимию? Нельзя ли сделать нечто большее, чем просто отогнать их?

Ксавьер допил вино, налил еще полстакана себе и полный – старику, потом снова сел в кресло, постаравшись не потревожить верного пса.

– Ситуация выглядит довольно мрачно, отец.

Практически забыв своих настоящих родителей, Ксавьер называл владельца имения Тантор отцом.

– Но положение всегда было таким, начиная с времен титанов. Возможно, мы жили чересчур комфортабельно во времена Старой Империи и забыли, что значит быть самими собой, как жить в согласии с нашими возможностями, и вот через тысячу лет к нам пришла расплата за наше легкомыслие. Мы стали легкой добычей – сначала для злых людей, а потом для бездушных машин.

Эмиль Тантор пригубил вина и принялся безмолвно смотреть на огонь.

– Но есть ли хоть малейшая надежда? Есть ли что-нибудь, за что мы можем держаться?

Губы Ксавьера сложились в мягкую улыбку.

– Мы люди, отец. Пока мы будем на этом стоять, надежду нельзя считать потерянной.

На следующий день Ксавьер послал письмо в поместье Батлеров, прося разрешения сопровождать дочь вице-короля на ежегодной охоте на щетинника. Охота должна была продлиться два дня. Серена уже знала, что Ксавьер прибыл из поездки. Прибытие его кораблей было встречено с фанфарами, и теперь Манион Батлер ожидал доклада.

Однако салусанское общество придерживалось строгого формального этикета и вообще было несколько экстравагантным. Для того чтобы получить право сопровождать красавицу дочь вице-короля на охоте, желающий должен был помучиться ожиданием.

Поздним утром гонец вице-короля постучал в дверь замка Тантор. Вергиль, стоя рядом со старшим братом, рассмеялся, увидев, каким стало выражение его лица после прочтения письма.

– Ну что? Можно, я поеду с тобой? Вице-король ответил согласием?

С усилием напустив на себя строгость, Ксавьер ответил:

– Как он может отказать человеку, который спас Салусу Секундус от кимеков? Помни об этом, Вергиль, если ты хочешь, когда придет время, завоевать благосклонность юной леди.

– Мне надо спасти планету, чтобы заполучить подружку? – В голосе мальчика прозвучал явный скепсис, а потом, когда до него дошел смысл сказанного Ксавьером, то и полное недоверие.

– Если речь идет о такой благородной даме, как Серена, то ты действительно должен сделать именно это. – Ксавьер зашагал к большому дому, чтобы рассказать Эмилю о своих планах.

Следующим утром на рассвете Ксавьер оделся в свой лучший костюм для верховой езды и выехал в путь навстречу первым лучам солнца, направившись к поместью Батлеров. У отца он одолжил каурого салусанского жеребца, на редкость благородное животное. У коня была заплетенная грива, узкая морда, а его аллюр обладал изяществом, которого лишены менее породистые кони. У скакуна были крупные уши и яркие живые глаза. На гряде холмов, видные издалека, стояли рядами красивые белые дома – главный дом, конюшни, дома слуг и склады, расставленные по периметру решетчатой изгороди. Поднимаясь вверх по склону, Ксавьер оглянулся и увидел поднимавшиеся к небу белые шпили Зимин.

К гребню холма вела дорога, покрытая мелким песчаником. Гравий скрипел под копытами породистого жеребца, Ксавьер с наслаждением вдыхал хрустящий прохладой воздух. Он чувствовал влажный холодок наступающей весны, видел свежую зелень на деревьях, ощущая головокружительную прелесть ранних полевых цветов. Но он не чувствовал аромата воздуха, который вдыхал.

Виноградники, словно выстроившаяся стража, окружали холм. Они были ухожены и подстрижены, их заботливо поливали, и каждый куст был аккуратно подвязан к стойке так, чтобы гроздья висели выше уровня земли и чтобы их было легко собирать. Главный дом был обсажен прихотливо изогнутыми оливковыми деревьями, их низко расположенные ветви были усеяны белыми цветками. Ежегодно первые отжимки винограда и оливок были поводом для праздника в каждом салусанском хозяйстве. Виноградари с завистью смотрели на соседские лозы, гадая, чей виноград в этом году даст лучшее вино.

Когда Ксавьер через главные ворота въехал во двор, там уже было множество всадников в охотничьих костюмах. Лающие псы бросились к нему, прыгая вокруг ног жеребца, но благородное животное не обращало на собак никакого внимания, словно это были дурно воспитанные мальчишки.

Нанятые егеря схватились за хлысты и призвали собак к порядку. Несколько приземистых охотничьих лошадей нетерпеливо били копытами землю, не уступая в своей непоседливости собакам. Двое охотников громко свистнули, к ним присоединились остальные, готовые начать благородную забаву.

Из конюшни выехал Манион Батлер и обратился к охотникам. В эту минуту он был похож на командующего, отдающего приказы своим боевым товарищам. Увидев молодого офицера, вице-король приветственно поднял руку.

Потом Ксавьер увидел и Серену, сидевшую в богато украшенном седле на серой кобыле великолепного экстерьера. На девушке были высокие сапоги, брюки для верховой езды и такого же цвета жакет. Когда Серена увидела Ксавьера, глаза ее сверкнули, как электрические искры.

Легким галопом она приблизилась к тому месту, где стоял Ксавьер, и едва заметно улыбнулась ему уголками губ. Молодой Харконнен забыл о лающих собаках, мечущихся лошадях, перестал слышать крики и шум, ему хотелось одного – поцеловать Серену. Это желание было таким сильным, что молодой человек едва сдержал себя. Серена, однако, оставалась официально холодной и лишь протянула ему для пожатия затянутую в перчатку руку. Ксавьер взял протянутую руку и задержал в своей ладони ее пальчики.

Как ему захотелось сейчас стать таким же телепатом, как россакские колдуньи, чтобы послать ей заряд своего желания. Но, видя явный восторг, написанный на лице Серены, Ксавьер понял, что она знает его чувства и вполне разделяет их.

– Путешествие на другие планеты было столь долгим, – сказал он, – но я все время думал только о вас.

– Все время? Вы должны были сосредоточиться на своих прямых обязанностях. – Она одарила его скептической улыбкой. – Возможно, нам представится случай побыть наедине во время сегодняшней охоты и вы расскажете мне о своих грезах.

Игриво взглянув на Ксавьера, она тронула кобылу и отъехала к тому месту, где находился ее отец. Понимая, что на них устремлено множество взглядов, она и Ксавьер предпочли выдержать достаточную дистанцию. Он подъехал к Батлеру и пожал протянутую ему руку в черной перчатке.

– Я благодарю вас за разрешение принять участие в охоте, вице-король.

Цветущее лицо Маниона Батлера осветилось улыбкой.

– Я счастлив, что вы смогли присоединиться к нам, терсеро Харконнен. Я уверен, что в этом году нам удастся выследить и завалить вепря. Звери точно есть в этих лесах, и мне, если признаться честно, давно хочется ветчины и отбивных. На свете нет ничего более вкусного.

Серена взглянула на Ксавьера озорными глазами.

– Отец, возможно, если вы выпустите вперед остервенело лающих псов, беспородных лошадей и людей, которые поломают на своем пути весь лес, то эти застенчивые звери сами выйдут вам навстречу.

В ответ Манион улыбнулся дочери так, словно она до сих пор была милым шаловливым ребенком.

Он снова обратился к Ксавьеру:

– Я очень рад, что вы будете здесь и сможете ее защитить, молодой человек.

Вице-король поднял правую руку. Затрубили в рога, в конюшне ударили в медный гонг. Чистокровные псы с лаем бросились к дальнему концу загона, туда же поскакали егеря на охотничьих лошадях. Впереди, мимо оливковых рощ, пролегала тропинка, ведущая в поросший кустами салусанский лес. Два мальчика с расширенными от усердия глазами распахнули ворота, предвкушая свое первое участие в охоте на вепря.

Охотники выехали за ворота, словно подгулявшая буйная компания. Впереди неслись с бешеным лаем собаки, за ними проскакали крупные охотничьи лошади с профессиональными егерями. С ними ехал и Манион Батлер, неистово дуя в старинный охотничий рог, хранившийся в их семье со времен Бовко Манрезы.

Следом за крупными лошадьми спешили всадники на низкорослых конях. Это были помощники, готовые раскинуть лагерь и освежевать любую дичь, которая попадется охотникам. Эти же люди будут готовить стол после того, как охотничья партия вернется домой с главной добычей.

Сами же охотники уже рассредоточились вдоль кромки леса и въехали в него. Ксавьер и Серена не спеша трусили на своих лошадях в темно-зеленую гущу леса. Один из ясноглазых юношей придержал коня, оглянулся через плечо и подмигнул Ксавьеру. Он понимал, что молодая парочка меньше всего интересуется охотой.

Ксавьер погнал своего жеребца вперед. Серена ехала рядом, деревья вскоре начали редеть и впереди показалось русло ручья, заполненное несущимся весенним потоком. Заговорщически улыбнувшись друг другу, они прислушались к удаляющимся звукам охоты – лаю собак, ржанью лошадей и звукам рога, в который продолжал старательно дуть Манион Батлер.

Личный лес Батлеров покрывал сотни акров, пересеченных звериными тропами. Большая часть леса сохранялась как заказник. Там было множество лугов, ручейков, гнездящихся птиц и полян с красивыми цветами, которые начинали попеременно цвести, как только исчезал снежный наст.

Ксавьер был просто счастлив остаться наедине с Сереной. Они ехали бок о бок, намеренно касаясь друг друга руками и плечами. Он протягивал руки, чтобы убрать с ее пути свисающую ветку, а Серена показывала Ксавьеру мелких птиц и зверей, называя их.

Одетый в удобный охотничий костюм, Ксавьер был вооружен церемониальным кинжалом, плетью и чендлеровским пистолетом, стрелявшим кристаллической дробью. У Серены был маленький нож и такой же небольшой пистолет. Но никто из них не собирался убивать дичь. Они приехали сюда охотиться друг за другом, и оба прекрасно понимали это.

Серена выбирала направление безошибочно, словно все время, пока Ксавьер отсутствовал, она ездила по лесу верхом в поисках уединенного места, где они могли бы провести время вдвоем. Наконец она проехала сквозь темную сосновую рощу и выехала на поляну, поросшую высокой травой, похожими на звезды цветами и камышами толщиной с человеческую голову. Камыши обрамляли пруд, заполненный талой водой. Летом этот мелкий водоем питали подземные ключи.

– В воде образуются пузырьки, они очень приятно покалывают кожу, – сказала Серена.

У Ксавьера пересохло в горле.

– Не значит ли это, что ты хочешь поплавать?

– Пожалуй, холодновато, но в воде бьют теплые ключи, так что я, пожалуй, рискну.

Улыбнувшись, Серена спрыгнула с лошади и пустила ее попастись на траве. Со стороны пруда послышался всплеск, но густые камыши закрывали обзор.

– Кажется, здесь много рыбы, – сказал Ксавьер. Он соскользнул с жеребца и, похлопав его по мускулистой шее, отправил пастись на густой траве рядом с серой кобылой.

Серена разулась, стянула с ног чулки и, закатав брюки до колен, босиком направилась к пруду, раздвигая по пути полые стебли травы.

– Хочу попробовать воду, – сказала она.

Ксавьер на всякий случай проверил, затянуты ли подпруги у жеребца. Он открыл одну из седельных сумок и вытащил оттуда бутылку свежего лимонада. Вслед за Сереной он пошел к камышам, представляя, как они с Сереной, обнаженные, поплывут бок о бок в этом тихом заброшенном пруду, как он поцелует ее…

Внезапно из камышей выскочил страшный вепрь и бросился вперед, разбрызгивая грязь и воду. Серена громко закричала, скорее чтобы поднять тревогу, нежели от страха, и упала на спину в грязь.

Вепрь неистово бил землю раздвоенными копытами. Длинные клыки торчали из квадратной пасти, предназначенные для того, чтобы вырывать куски плоти и внутренности из врагов. У зверя были широко посаженные большие черные глаза. Он громко хрюкал, словно сейчас из его нутра полыхнет огонь. В легендах о великом вепре рассказывали о погибших на охоте людях, конях и собаках. Но как же мало осталось на свете этих животных!

– Серена, быстро в воду!

Вепрь обернулся, словно понял сказанное. Серена сделала то, что велел ей Ксавьер. Она побежала от вепря, бросилась в воду и поплыла, зная, что на глубоком месте он не сможет причинить ей вреда.

Вепрь выскочил из зарослей. Лошади испуганно заржали и отпрянули к краю поляны.

– Берегись, Ксавьер!

Зайдя в воду по пояс, Серена достала нож, хотя и понимала, что ничем не может помочь Харконнену.

Ксавьер принял боевую стойку, крепко упершись ногами в землю. В одной руке он держал кинжал, в другой – чендлеровский пистолет. Не дрогнув, он направил заряженный кристаллической дробью пистолет в морду вепря и трижды выстрелил. Острые дробины пронзили щеки зверя, застряли в его черепе, ударили его в лоб. Другой выстрел разбил один из клыков, но зверь продолжал нестись на Ксавьера, для отступления у вепря не было иного выхода.

Ксавьер выстрелил еще дважды. Из ран искалеченного зверя хлестала кровь, он был смертельно ранен, но даже неминуемая смерть не могла остановить его порыва. Когда вепрь с громким топотом поравнялся с Ксавьером, тот отскочил в сторону и молниеносным ударом кинжала перерезал зверю яремную вену и сонную артерию. Вепрь повернулся и с силой выплюнул кровь на Ксавьера, хотя сердце животного уже практически перестало биться.

Упавший вепрь придавил Ксавьера, но он сумел отбросить содрогавшуюся в конвульсиях тушу, стараясь избежать судорожных ударов уцелевшего, острого как бритва клыка. Убив вепря, Ксавьер с трудом встал на ноги и, шатаясь, побрел прочь. Он дрожал от пережитого потрясения. Охотничий костюм был пропитан водой и кровью кабана.

Ксавьер подбежал к канавкам на берегу пруда.

– Серена!

– У меня все хорошо, – ответила она, с плеском направившись к берегу.

Он посмотрел на свое отражение в тихой воде пруда и увидел, что его рубашка и лицо покрыты запекшейся кровью. Оставалось надеяться, что это не его кровь. Он опустил руки в воду, набрал пригоршню и плеснул холодной водой себе в лицо, потом опустил в воду голову, чтобы смыть с волос вонючую свиную кровь. Прибрежным песком он дочиста вытер себе руки.

Подошла Серена. Ее одежда промокла насквозь, мокрые волосы прилипли к голове. Уголком куртки она промокнула кровь на шее и на щеках Ксавьера. Потом расстегнула ворот и смыла кровь с его груди.

– На мне нет ни одной царапины, – сказал он, не уверенный, что это правда. Одна сторона шеи саднила и горела огнем, грудь болела после столкновения с тяжелой тушей несущегося во весь опор кабана. Он сжал руку Серены, притянул ее к себе. – Ты уверена, что не ранена? Ты ничего не сломала?

– Это ты спрашиваешь меня? – сказала она недоверчиво. – Здесь не к храбро сражалась с кабаном.

Серена поцеловала Ксавьера. Ее губы были холодны от воды, но он прижал ее к себе, их рты приоткрылись, и дыхание влюбленных прогнало холод. Поцелуй все длился и длился, они не могли оторваться друг от друга. Ксавьер взял девушку за руку и отвел ее от берега, на поляну, подальше от туши мертвого кабана.

Откинув мокрые волосы с глаз и ушей, юные возлюбленные вновь принялись целоваться. Близко пронесшаяся смерть заставила их с особой остротой почувствовать прелесть жизни. Тело Ксавьера пылало, сердце неистово колотилось, хотя опасность уже миновала. Теперь его охватило волнение совсем иного рода. Как ему хотелось ощутить нежный, соблазнительный аромат ее духов, но его и без того сводила с ума жилка, бившаяся на ее шее.

Серена стала замерзать в мокрой одежде, Ксавьер заметил, что ее белые руки покрылись гусиной кожей. Все, что он смог придумать, – это предложить ей раздеться.

– Я согрею тебя.

Она помогла ему расстегнуть ездовой жакет и блузку, а потом принялась расстегивать его выпачканную кровью рубашку.

– Только для того, чтобы убедиться, что ты не ранен, – сказала Серена. – Я не знаю, что бы я стала делать, если бы ты погиб.

Слова ее были сбивчивыми и прерывались нескончаемыми поцелуями.

– Нужно нечто большее, чем дикий кабан, чтобы разлучить меня с тобой.

Она рывком спустила с его плеч рубашку и принялась расстегивать манжеты, чтобы он мог совершенно ее снять. Трава на поляне была мягкой и роскошной. Лошади мирно паслись у кромки леса, а Ксавьер и Серена любили друг друга, не сдерживая своей страсти, шепча и выкрикивая друг другу слова своей любви.

Остальная часть охотничьей партии была, видимо, очень далеко, а ведь Ксавьер убил кабана и должен будет рассказать за ужином настоящую охотничью историю. Конечно, некоторые детали придется опустить…

На какое-то время война с мыслящими машинами перестала существовать. В этот краткий головокружительный миг они были просто любящими друг друга людьми, кроме которых на этом свете просто никого нет.

* * *
Относительно науки существует одно распространенное заблуждение, вера в то, что чем больше мы развиваем технику и чем больше узнаем, тем лучше становится наша жизнь.

Тлалок. «Эпоха титанов»
Все, что можно вообразить, можно воплотить и в действительность, если к этому добавить немного гениальности.

Тио Хольцман неустанно повторял эту фразу в сотне речей, произнесенных им в Совете лордов Поритрина. Высказанные ученым концепции и достигнутые им успехи воспламеняли надежды и внушали уверенность в способность человека противостоять мыслящим машинам с помощью технических средств.

Ту же истину, как мантру, повторяли патрон Хольцмана лорд Нико Бладд и все представители Лиги Благородных. На заре своей карьеры Тио Хольцман понял, что отнюдь не всегда высшие награды и щедрые фонды получают лучшие ученые. Награды и деньги достаются самым ловким шоуменам и самым красноречивым политикам.

Нет, коллега Хольцман был действительно вполне достойным ученым. Он обладал исключительной технической образованностью, а его изобретения и системы вооружений с успехом применялись в войне с Омниусом. Однако он приложил больше усилий для создания благоприятного общественного мнения и привлечения внимания к своей персоне, нежели для воплощения самих изобретений. Своим ораторским мастерством и умением высветить нужные детали Хольцман создал себе пьедестал славы, на котором ныне прочно стоял. Хольцман сделал себя героем Поритрина в отличие от прочих, менее красноречивых изобретателей, чьи имена утонули в реке забвения. Его способности завораживать аудиторию, зажигать в ней ощущение чуда, как возможного, превосходили его научные способности.

Для того чтобы поддерживать этот миф о самом себе, Хольцману были постоянно нужны новые идеи, разработка которых требовала вдохновения и длительных периодов углубленных размышлений. Он любил смотреть, как перед его мысленным взором проносятся различные идеи, подобные мелким камешкам, катящимся с крутого горного склона. Иногда камешки останавливались, производя много шума, но не приводя к результатам, но бывало и так, что какой-либо голыш вызывал стремительный обвал, лавину идей и мыслей.

Все, что можно вообразить, можно воплотить и в действительность.

Но сначала любую идею надо представить своим мысленным взором, она должна явиться творцу в его видениях.

Вернувшись домой после поездки на пострадавшую от нападения кимеков Салусу Секундус, он заказал отдельную каюту на комфортабельном дирижабле, тихоходном цеппелине, который, поднявшись в воздух в дельте реки над столичным городом Старда, начал дрейфовать с теплыми воздушными потоками, витавшими над бескрайними равнинами Поритрина.

Стоя на открытой палубе дирижабля, Хольцман рассматривал переливающееся всеми оттенками зеленого и коричневого море травянистой равнины с вкраплениями голубых пятен озер. Внизу, словно косяки рыб, проносились стаи птиц. Отдавшись на волю воздушных потоков, дирижабль медленно парил над землей без руля и без ветрил.

Хольцман всмотрелся в расстилавшийся впереди бесконечный горизонт. Безграничные расстояния, бесчисленные возможности. Гипнотические, медитативные, вдохновенные. Такие места открывали разум, делали возможными самые сумасшедшие концепции. Ум бросался в погоню за этими идеями, словно хищник за своей жертвой. Дирижабль тем временем проплывал над геометрически правильными силуэтами полей, которые, как татуировка, покрывали землю. Там были расположены фермы интенсивного труда, на которых выращивали сахарный тростник. А вот здесь растут тучные злаки и растения, из которых ткут поритринские ткани. Армия рабов работала на этих фермах и ранчо, словно мириады трудолюбивых муравьев.

Исходя из буколического понимания новохристианства, жители Поритрина уничтожили сельскохозяйственных роботов и восстановили древний скромный дух сельскохозяйственной общины. При отсутствии сложных машин землевладельцам потребовался экстенсивный ручной труд множества людей. Много лет назад Саджак Бладд стал первым аристократом Лиги, который официально узаконил рабство как средство поддержания жизнеспособного сельского хозяйства.

Этот поритринский лорд узаконил акт установления рабовладения, но для перевода в рабское состояние выбирали только тех, кто провинился перед человечеством, особенно же буддисламских трусов, которые бежали на дальние планеты вместо того, чтобы сражаться с мыслящими машинами. Если бы эти люди не побоялись выступить на защиту человечества, то представили бы собой дополнительную силу, которая могла в корне изменить ход войны. Обработка земли была малой платой, которую пришлось платить потомкам беглецов за трусость своих предков.

Хольцман принялся расхаживать по палубе дирижабля. Он заказал себе стакан сахарного сока и, размышляя, потягивал сладкую жидкость. Глядя на расстилавшееся внизу море травы, он отпустил на волю свой разум и воображение. Ничто не отвлекало его, но вдохновение по-прежнему не приходило. Великий ученый часто пускался в такие путешествия для того, чтобы сконцентрировать мысли и сосредоточить дух, просто глядя при этом в пространство. Это была трудная работа, хотя стороннему наблюдателю могло показаться, что великий Тио Хольцман наслаждается заслуженным отдыхом.

Учитывая прежние заслуги Хольцмана, Нико Бладд позволил ему разрабатывать любые системы вооружения, какие только могли прийти в голову ученого. К несчастью, в течение последнего года, как вынужден был признаться самому себе Хольцман, в его голову не пришло ни одной стоящей идеи.

Гений – ничто без творческого импульса. Конечно, коллега Хольцман может некоторое время продержаться за счет своих прежних заслуг. Но тем не менее он должен регулярно что-то изобретать, иначе даже лорд Бладд усомнится в его возможностях.

Такого Хольцман допустить не мог. Это было вопросом гордости и делом чести.

Хольцман был глубоко уязвлен тем фактом, что кимеки так легко пробили брешь в его уничтожающем поле на Салусе Секундус. Как мог он – и все прочие инженеры и техники, работавшие над проектом – проигнорировать тот факт, что кимеки – это существа с человеческим мозгом, а не с гелевыми контурами типа А1? Это было существенное, приведшее к катастрофическим последствиям упущение и недосмотр.

Однако обрушившийся на него поток человеческой веры и надежды – не говоря о щедром финансировании – оказывал на него сильное, все возраставшее давление. Люди ни за что не позволят ему сейчас уйти от дел. Он должен найти какое-то решение, чтобы спасти положение и выручить род человеческий.

Вернувшись в тишину своей лаборатории в Старде, он принялся за систематические поиски, читая диссертации и теоретические статьи, доставленные ему, и пытаясь использовать потенциально заложенные в них решения. Многие статьи носили эзотерический характер, они были вне его компетенции, но в какой-то момент ему в голову все же пришла полезная идея.

Хольцман взял с собой на дирижабль некоторые статьи и сообщения, чтобы проанализировать их во время полета над поритринскими равнинами. Одна из таких весьма амбициозных и интригующих статей была написана неизвестным теоретиком с Россака по имени Норма Ценва. Насколько можно было понять, у этой молодой женщины не было никаких рекомендаций и связей в научном мире, но ее концепции удивляли своей глубиной. Она сумела взглянуть на простейшие, общеизвестные вещи под совершенно неожиданным углом зрения. Он интуитивно заинтересовался ее работой, это был настоящий научный инстинкт. И она так мало известна…

Когда на поритринский небосклон высыпали звезды, Хольцман уединился в своей каюте, потягивая теплый фруктовый напиток. Он вчитывался в вычисления Нормы, по нескольку раз анализируя их в уме, отыскивая в них ошибки и пытаясь понять суть работы. Этот молодой, никому не известный математик, как представляется, лишен каких бы то ни было претензий. Эта девушка выудила новые идеи из туманного облака и теперь хочет разделить их с человеком, которого она считает интеллектуальным собратом. Задержав внимание на некоторых выводах Нормы, Хольцман вдруг понял, что сомневается не в постулатах Нормы, а в своем научном бессилии. Было ясно, что Норма Ценва работала, охваченная порывом неземного вдохновения.

Это было как раз то, что нужно.

Хольцман без устали размышлял всю ночь до утра, и только когда забрезжил рассвет, он потянулся и прилег, чтобы немного поспать. Решение было принято. Воздушный корабль, плавно покачиваясь, плыл по воле тихого ветра над мирными ландшафтами Поритрина. Ученый уснул с блаженной улыбкой на лице.

Скоро он лично встретится с Нормой. Возможно, кое-какие ее идеи удастся приложить к разработке приборов, которые Хольцман намеревался использовать в войне с мыслящими машинами.

В тот день ученый написал персональное приглашение Норме Ценва и отправил его на Россак с курьером Лиги. Молодая женщина, выросшая на уединенной планете среди джунглей, может оказаться его спасительницей, если, конечно, он правильно распорядится ситуацией.

* * *
Возможности – это весьма обманчивый урожай. Их крошечные цветки трудно разглядеть и еще труднее сорвать.

Неизвестный автор
Чувствуя себя незваным гостем, Норма Ценна стояла в кабинете матери, рассеянно глядя на шатер пурпурных древесных крон за окном. Снаружи моросил мелкий кислотный дождь. В каплях, падавших с высокого неба, содержались вредные ядовитые вещества, выброшенные в атмосферу вулканами, бушевавшими в дальних краях. На горизонте появились приближавшиеся тучи. Скоро разразится настоящий ливень.

Что хотел найти здесь Аврелий Венпорт, посылая ее сюда?

Ее суровая мать поддерживала в своем кабинете аскетически строгий порядок. Стены чисто выбелены. Никаких украшений интерьера. В алькове хранились тонкие одежды колдуньи, которые были слишком велики для Нормы. Зуфа Ценва была пугающе красива, бьющая в глаза чистота делала ее столь же совершенной – и столь же неприступной, – как классическая статуя. Если бы она даже не обладала телепатическими способностями, Зуфа все равно притягивала бы мужчин, как пчел притягивает мед.

Но главная колдунья обладала лишь поверхностной привлекательностью и женственной красотой, в глубине ее существа таилась беспощадность, которую она никогда не показывала Норме. Дело не в том, что Зуфа не доверяла дочери, она просто считала девочку недостойной большого внимания. Как и большинство ее коллег-телепаток, Зуфа обожала таинственность.

Однако Аврелий видел за всей этой завесой нечто совсем иное.

– Ты не пожалеешь, если откроешь эту изнанку, Норма, – сказал он девушке с хитрой улыбкой. – Думаю, со временем мама все тебе расскажет. Но, правда, я думаю, что такой рассказ не относится к ее главным приоритетам.

Я никогда не была ее главным приоритетом. Охваченная любопытством, дрожа от страха, что ее могут застигнуть на месте преступления, Норма продолжила поиски.

Взгляд ее задержался на лежавшей на рабочем столе записной книжке в фибровом переплете. На толстой книжке виднелась наклейка с непонятной надписью, столь же таинственной, как и математические формулы Нормы. Подслушивая однажды разговор колдуний, Норма узнала, что они называют свой тайный язык азхаром.

Вернувшись с Салусы Секундус, мать повела себя еще более скрытно и отчужденно, чем обычно. Казалось, что она пытается начать какое-то грандиозное предприятие, связанное с организацией отпора атакам кимеков. Когда дочь поинтересовалась у матери, какие военные приготовления проводятся, мать уклончиво ответила:

– Мы сами об этом позаботимся.

Большую часть времени главная колдунья проводила в каббалистическом обществе женщин, таинственно перешептывавшихся между собой. У Зуфы появилась новая страсть, новые идеи, которые она собиралась использовать против мыслящих машин. Если бы ее мать хотела хоть как-то приобщить свою карлицу-дочь к общему делу, то она нашла бы способ это сделать. Но Зуфа вычеркнула Норму из списка возможных помощников, не оставив ей ни малейшего шанса.

Самые одаренные женщины в количестве около трехсот основали для себя зону безопасности в грибовидных джунглях, перекрыв доступ туда для поисковых фармацевтических групп, нанятых Аврелием Венпортом. Когда эти разведчики пытались проникнуть в запретную зону, то всякий раз наталкивались на светившуюся странным светом баррикаду.

Вечно прислушивавшаяся к происходящему, Норма часто слышала необъяснимые взрывы и видела яркие вспышки в том месте, где отобранные Зуфой женщины проводили недели в напряженных тренировках. Мать стала редким гостем в своих скальных апартаментах…

Продолжая поиски, Норма обнаружила под коричневой записной книжкой два чистых листа; такой отбеленный пергамент использовали для передачи посланий курьеры Лиги. Наверное, это и было то, что хотел найти Аврелий.

Подтащив к столу скамеечку для ног, девушка взобралась на нее. Взглянув на заголовок, она поняла, что это официальный документ, присланный с Поритрина. Подталкиваемая любопытством и опасениями, что мать может неожиданно вернуться из джунглей, она взяла со стола документ и с удивлением прочла написанные аккуратным канцелярским почерком слова «Ученый Тио Хольцман».

По какой причине мог великий изобретатель написать письмо ее матери? Спустившись на пол, девушка прочла строку приветствия. «Дорогая Норма Ценва». С исказившимся от напряжения лицом она прочла отправленное на ее имя послание, потом снова перечитала, испытывая восторг, смешанный с гневом. Тио Хольцман хочет, чтобы я приехала к нему на Портрин, чтобы стать его ученицей. Он считает меня блестящим ученым. Я не могу в это поверить.

И ее собственная, родная мать скрыла от нее послание или, во всяком случае, решила временно не отдавать его адресату. Зуфа ничего не сказала, возможно, из-за того, что не могла поверить в то, что великий савант Хольцман чего-то хочет от ее никуда не годной дочери. Какое счастье, что ей сказал об этом Аврелий.

Норма поспешила в деловой квартал скального поселения. Она нашла Венпорта в чайной лавке, где он назначил встречу с неважно выглядевшим торговцем. Когда этот темнокожий человек поднялся, чтобы уйти, Норма своей неуклюжей походкой подобралась к столу и влезла на его место.

Венпорт ласково улыбнулся девочке.

– Ты выглядишь очень взволнованной, Норма. Должно быть, ты нашла письмо саванта Хольцмана?

Она рывком протянула Венпорту пергамент.

– Мать попыталась скрыть от меня это послание с предложением работы и учебы.

– Зуфа – умопомрачительная женщина, я знаю, но ты должна постараться ее понять. Она искренне считает, что ни один из нас не способен делать что-либо сравнимое по ценности с тем, что умеет делать она. Зуфа ни во что не ставит наши способности. О, она вполне отдает себе отчет в том, что ты – талантливый математик, а я – удачливый и умный бизнесмен, но пойми, Норма, что наши умения, на ее взгляд, не могут быть даже поставлены рядом с ее талантами.

Норма заерзала на стуле; она не желала давать своей матери насладиться ее сомнениями.

– Но почему она спрятала письмо?

Венпорт рассмеялся.

– Возможно, ее очень смутило то внимание, какого ты удостоилась. – Он сжал ее руку. – Не волнуйся, я вмешаюсь, если твоя мать попытается не дать хода этому приглашению. Знаешь, поскольку она сейчас целиком поглощена своими занятиями с другими колдуньями, то я не думаю, что она станет сильно возражать против того, чтобы я заполнил соответствующие бумаги.

– Ты точно это сделаешь? Моя мать не сможет…

– Позволь, я сам позабочусь об этом. – Он горячо обнял девочку. – Я верю в твои силы и способности.

Действуя от имени Зуфы, Аврелий Венпорт сам послал официальный ответ знаменитому изобретателю, согласившись прислать к нему Норму. Молодая женщина будет учиться на Поритрине и помогать Хольцману в его лаборатории. Для Нормы это был шанс, который выпадает один раз в жизни.

Мать, кажется, даже не заметила отъезда дочери.

* * *

***

Словарь Батлерианского джихада

***