Гридень 006 - 13 Августа 2025 - Персональный сайт

Главная » » Гридень 006

21:56

Гридень 006

***

===

Глава 13

И мы ударили. Получилось зайти с фланга, там увлеченно бились уже в поединках русские воины с половцами. Я не выбирал теперь кого-то из врагов, кто был бы в более лучшей броне. Свой удар я нанес по ближайшему вражескому воину, бездоспешному, в спину. Мало в этом чести? Плевать, победа — вот главная честь.
Ныло плечо, чувствовалась уже общая усталость, причем и мой конь явно уставал. Однако, сражаться нужно. Еще когда я, перехватив копье, стремительно приближался к противнику, заметил, что вокруг князя образовался круг, внутри которого был княжич, там были еще заводные кони, а сам Иван Ростиславович сражался в первых рядах. Он был еще на коне, когда немало русичей, да и степняков бились пешими.
Уровень мастерства русских воинов был выше, но численное превосходство пока все еще оставалось за половцами. Наш удар, ведомые мной новики, как и некоторые ратники, что поспешили присоединиться к атаке, несколько нивелировали цифры.
Наше появление, когда были сразу же сметены не мене пяти врагов, не прошел незамеченным остальными участниками битвы. Княжеские воины стали продавливать степняков. Чуть в стороне завязалась перестрелка. Часть степняков кружили в карусели и то и дело пускали стрелы в толчею сечи, теперь вольготно работать им мешали русские лучники.
Я сцепился с одним из молодых врагов и мы кружили на конях друг напротив друга. Копье вновь было мной потеряно, застряло в теле убитого врага, потому только топор. Пришла мысль, что вот сейчас самый слабосильный арбалет, маленький, чтобы даже не убить, а ранить и лучше вражеского коня, и тогда мой поединок быстрее закончится моей победой.
Удар и у меня получается принять саблю врага на обух топора. Замахиваюсь и сам, но тщетно.
— Влад! Копье! — слышу слева и чуть позади.
Голос узнаваем, это Боброк. Отвожу чуть коня, чтобы иметь возможность перехватить копье, которое протягивает товарищ. Получается ловко засунуть топор за ремень и выхватываю из рук новика копье. Вот теперь лучше, намного. Древковое оружие длиннее, моему противнику приходится менять рисунок боя, но он не успевает это сделать. Выкидываю руку с копьем и получается задеть противника в бедро. Тут же мне прилетает слева. Подкрался еще один гад, ударил меня, пусть и с неудобной позиции по уже и так болезненному плечу. Кольчуга удар держит, а левая рука вовсе отсыхает.
Тут же этого воина, которого я ранее не заметил, поражает стрела. Оборачиваться, чтобы посмотреть, кто мне помог, нет ни времени, ни сил. После разберусь, кто это так мне помогает. А пока…
— На! — выкрикиваю я и наношу новый удар уже подраненному противнику.
Тот сваливается со своего коня, а в это время мимо, из-за спины, пролетает очередная стрела. Я, словно в замедленном действии, провожаю ее взглядом. Кино какое-то, да и только. Еще бы боль куда ушла… Но о ней после.
Вижу, что человек десять, не меньше столпились в метрах двадцати от меня, а уже второго ближайшего ко мне врага сшибает с коня третья стрела некоего благодетеля. Перехватываю поудобнее копье и что есть силы, собрав волю в кулак, я метаю тяжелое древковое оружие. Промахнуться было сложно, либо враг, либо его конь, но кто-то получит повреждение, что еще на шажочек приблизит победу княжеской дружины.
Копье летит в половца в кольчуге, ее не пробивает наконечник, но сила удара выбрасывает наездника из седла, вниз, к земле. И тут враг побежал. Не более пяти десятков половцев ринулись прочь.
— Коня! Коня! — кричал Боромир, теперь, когда можно немного расслабиться, я отчетливо слышал и видел старшего сотника.
Внутри круга, того, что так рьяно защищали ближние княжеские воины, располагались кони, не много, но шесть, или семь копытных было. Их держал за уздцы один из воинов, вот он и подвел коней к Боромиру. Это получается, что свежих коней сохраняли для того, чтобы еще и в погоню за половцами отправиться? Отчаянные люди. Вот только что умирали, были на грани поражения, но и в это время думали, как это на свежих конях достать бегущих врагов. Или я что-то не понимаю? Не рационально же. А война — это самое то место, где рационализм должен главенствовать.
Всего десяток русских воинов отправился в погоню и с ними Боромир. Удалось увидеть у старшего сотника какую-то котомку, притороченную к седлу. Впрочем, уже без разницы, что там вез старший сотник. Все закончилось, я жив.
— Ты как, воин? — усмехаясь, разглаживая усы спросил Воисил.
Когда я уже спешился и сел на землю, где конями и людьми была стоптана вся весенняя трава, ко мне подошел старый воин, а чуть в стороне сгрудились и распластались в бессилье на земле новики, что ранее пошли за мной. В руках у Воисила был лук, а сам он усмехался.
— Спаси Христос, дядька Воисил, это же ты стрелял в ближних ко мне врагов? — догадался я.
— Не токмо в твоих. Ишь ты, новики! Поскакали они супостата бить! Порубали бы вас и делов, — ворчал старый воин.
Я бы с ним не согласился. Результат таже без подробностей был таков, что новики упокоили врагов более, чем число самих молодых дружинных ратников. Только я… А сколько? Вот интересно. Получалось, что… шестерых что-ли. Вот такой себе Аника-воин выходил.
Наступила минута молчания, тишины, которую нарушали только стоны и редкие крики раненых, они еще оставались лежать на поле брани и никому до этих людей не было дела.
— Десятники, до князя! — начали кричать на месте сечи.
Пусть идут, десятники совещаться, я устал. Пришла в голову мысль, что хорошо, что я не старший воин, что не надо никуда идти, а вот так, на правом боку, чтобы не поврежденной спиной, лежу и отдыхаю.
— Влад, ты это… — отдохнуть мне так и не дают, в этот раз подошел Боброк. — Пошел бы до князя.
— Я не десятник, — отмахнулся я.
— Так да, токмо мы, ну… новики, восемь из нас… — опять неуверенный заход, хотя Бобр еще не восстановил даже свое дыхание.
Подошли и другие новики, стали за спиной парламентера. Чувствуя некий важный момент, я присел. Попробовал опереться на левую руку, но только ощутил еще больше боли. Сам до того я лежал на боку, предполагая попросить Воисила посмотреть степень ранения на спине. По ощущениям удар туда прилетел не слабый, но спина рассечена не была, по крайней мере, сильно. Я чувствовал, что-то ли струйки пота, то ли крови, а, может, и то, и другое стекали по спине.
— Боброк, скажи прямо, что нужно! — сказал я с некоторой долей металла в голосе.
— А что, не разумеешь? — встрял Воисил, не торопящийся оставлять меня. — Новики пошли с тобой в сечу, ты их повел, все живы, токмо чуть пораненные, а срубили вы немало ворогов. Вот и думают они, что удачлив ты. А на Руси удача и милость Бога — головное для предводителя воина.
— Так это? — спросил я, обращаясь к парным.
— Так, — отвечал Боброк. — Дядька Воисил все верно сказал.
Я попробовал обратиться к памяти реципиента, начать распаковку какого-то нового архива. Но в этот раз помощи с этой стороны не дождался. Весьма вероятно, что из-за своего малолетства Владислав Богоярович не до конца знал традиции и особенности жизни и службы в дружине. А то, чего не знаешь, вспомнить невозможно.
Но из косвенных сведений можно было сделать некоторые выводы. Первое, десятников назначает князь. Он может только прислушиваться к мнению общества, а может и лишь волей своей, вопреки мнению ратников. Так что думать о том, что вот так после боя впечатлительные новики своим желанием смогут продвинуть меня по служебной лестнице не приходится.
— Так от меня-то что нужно? — спросил я.
— Ты нынче голова, так и думай. Кого назначит князь, так и будет, но, коли новиков оставят в одном десятке, то все станут просить князя тебя избрать десятником. А ты и будь им, — пространно объяснял Воисил, а новики только, словно болванчики, кивали.
Странное объяснение, а то, что прозвучало оно после сложного боя, когда голова плохо соображала, так и вовсе путанное выходит. Я понял только одно — меня приняли своим лидером новики, а я должен теперь оправдывать их выбор. Теперь моя проблема в том, как именно просить у князя, или доказывать ему, что я должен быть тем самым десятником.
Хочу ли я этого? Да! Тут двоемыслия быть не может. Я и вовсе хотел бы в какие бояре испомещенные попасть, если в князья не вышло. Так что даже такое потенциальное продвижение по социальной лестнице нельзя упускать.
— Много погибло? — задал я самый правильный вопрос.
— У кого? У кипчаков, али у нашей дружины? — переспросил Воисил.
Хотелось что-то грубое сказать, да сдержался. Опять и снова этот фатализм и отношение к смерти, как будто она частое явление в жизни каждого человека, а не всего лишь однократное. Воисил, видимо, что-то прочитал по моему выражению лица и понял, какие именно, прежде всего, смерти меня беспокоят. Во время боя я видел, как падали, сраженные дружинники, как некоторые проигрывали свои схватки на копьях, реже, но проигрывали поединки на клинках. Но даже приблизительные цифры потерь не могу представить. Все-таки, слышны были прямо сейчас возгласы радости победы, а при многих смертях даже при доминирующей философии фатализма, не будет радости от обильно пролитой крови со-ратников.
— Два десятка точно посекли, — заметил Воисил.
— Сто и пятьдесят половцев побили, — словно он это сделал в одиночку, заметил Боброк.
— Влад, до князя, на Круг, — кричали слева.
— Пойду, я, — сказал я не совсем уверенно, но понял, что не этого от меня ждут. — Соберите всю нашу добычу, сгрузите все в стороне и ждите меня!
Вот так. От меня ждали решений, приказом, хоть каких-то, они получили, чего хотели.
— Князь кличет, быстрее иди! — поторапливал меня один их ближних ратников князя.
Этот воин был даже не из старшей дружины, он являлся чем-то вроде телохранителя, самым близким к Ивану Ростиславовичу. Сам боец был явно раненый, прихрамывал на левую ногу.
Долго упрашивать меня не нужно было. Лишь только проблемой было встать и пойти. Боль могла бы заставить морщиться и выглядеть жалко, но я не мог предстать перед князем, и, как я понял, перед другими статусными дружинниками, сильно помятым.
— Предавать земле наших братьев станем позже, в стороне. Нельзя дозволить, чтобы кипчаки раскопали курганы и предали поруганию тела княжеских воинов. А вот их ратных оставим тут. Они вернуться, заберут своих, — говорил князь, когда я подошел к собранию.
Воины сидели вокруг Ивана Ростиславовича и его сына и внимали тому, что говорит князь-победитель. Действительно, если убрать все условности и вникнуть только в цифры, то победа оказалась достойной. Выстоять перед вдвое большим войском и победить, лишившись только двадцати воинов — это сильно. Только вот еще два-три таких боя и все, дружину нужно расформировывать, просто потому, что воевать будет некем.
— Пришел? — спросил строго князь.
Сразу было понятно, что вопрос адресовался мне, да и смотрел Иван Ростиславович поверх голов воинов именно в моем направлении. Это все вокруг сидели, я стоял, понимая, что князь должен сам пригласить присесть. Пришло понимание, что приглашение — это своего рода признание статуса. И сильно расчитывать мне на это не приходится. Вообще, пока не проясниться ситуация с моим отцом Богояром, я в дружине так до конца своим и не стану.
Признаться, я уже проникался этим братством. Сражаться бок о бок и не чувствовать единение с людьми сложно, тогда возникает много вопросов, где главный: а стоит ли вообще биться? Да и видел я в бою дружинников, не было ни одного, о ком можно говорить, как о трусе, или же хитреце, который избегал сечи.
— Ты звал меня князь и я пришел к тебе, — сказал я и поклонился.
Из-за усталости, боли в спине поклон мог выглядеть неуклюжим.
— Кто право дал тебе звать за собой моих ратных людей? Пошто порушил правду дружинную, когда новик завсегда в первом бою за спиной старшего? — посыпались неприятные вопросы.
Более всего я не любил в прошлой жизни, и это передалось и в эту реальность, когда люди, обладающие существенно более высоким статусом начинают отчитывать. Кому иному можно ответить, да и, в крайнем случае, просто послать лесом, но как послать князя, даже если хочется? Однако, и молчать потупив голову, когда меня, по существу, героя прошедшей битвы, макают в грязь, нельзя.
— Не привык, князь, да и не желаю привыкать, своих со-ратников оставлять в беде, али опасности. Я мог сделать, я сделал. Мы не дали ворогу прорваться в центре и тем старшие добили всех половцев, мы ударили по ворогу в бок, когда могли это сделать. Все, кто ответил на мой призыв, живы и нынче горды собой, а я желаю верить в то, что нам вышло спасти жизни кому из твоих людей, — отвечал я, смотря князю прямо в глаза.
Не буду я выглядеть, как подобает «лихим и придурковатым», чтобы таковым и не прослыть среди дружинников. И все, что я сказал — правильно, не может этого не понимать князь, если я, человек из будущего, лишь начинающий познавать мир, считаю себя в правде, так оно и есть.
— Что скажешь, Мирон? Ты повинен был следить за половиной из тех новиков. Отчего они сами принимали решения? — как опытный администратор, князь начал перекладывать ответственность на тех своих людей, которые не способны выкидывать фортеля.
А я, как мог подумать Иван Ростиславович, способен к выходкам, которые могут даже повлиять на статус князя. Мы, пубертатные подростки, ведомые своими гормональными взрывами, способны на многие глупости.
— Я рубился и новики были за моей спиной. К ним был приставлен Воисил. Да, князь, они увидели, что половцы могут вырваться и ударили туда. Токмо, коли ворог вырвался бы, так и так биться пришлось бы новикам, но уже с большим числом половцев. Правильно сделал Влад, и новики за ним сами пошли, — встал на мою защиту Мирон.
Я прямо-таки другими глазами посмотрел на своего десятника. В глубине сознания даже промелькнуло некое признание его, как близкого мне человека. Но это так, мальчишеское, влияние части моего сознания. Когда в отношении недолюбленного ребенка хоть кто-то проявляет заботу, внимание, тогда мальчик, а я, несмотря на то, что детина вымахал, еще даже шестнадцати лет не имею, начинает в этом защитнике видеть родственника. Нет, внутри большого тела не мальчик, но муж, пусть мое сознание и несколько изменено. Так что и Мирон для меня не родственник, но человек, временно заслуживающий признания, пока не докажет ошибочности такого моего решения.
— И что, все боевые им отдать? Все, что в бою сдобыли? — усмехнулся князь и понял, что вот тут он перегнул.
Было видно, как Иван Ростиславович окинул взглядом всех присутствующих и не нашел ни в ком поддержки. Возможно, князю нужно было проводить такой вот Круг воинов чуть позже, когда все хотя бы немного отойдут от битвы. А не так, когда еще руки трястись могли. Кстати, у меня никакого тремора не было, словно у опытного воина. Хотя, так то он о и было, моя психология все же основывалась на человеке из будущего.
Каждый признанный ратник имел заводную лошадь, часто и не одну. Передвигался воин на одной животине, а вот в бой, как правило, шел на другом коне. При этом, многие свои вещи везлись с собой и нужно было навьючить лошадь хабаром, чтобы не тащить его на своем горбу. Так что и нам, новикам, нужны были вторые кони, особенно, когда теперь у каждого есть, чем навьючить животное.
Наступила некоторая пауза, когда, видимо, князь думал, как со мной поступать. Нет, это ясно, что отдавать новикам взятое в бою придется. Может только часть нужно отстегнуть князю, а еще как-то умаслить своего десятника, если не полусотника. Но это не столь серьезные траты, так, максимум гривна будет ценой. Впрочем, ее еще нужно иметь.
Пока наступила пауза и князь думу думал, я окинул поле, чтобы посмотреть, а кто вообще собирает трофеи, когда десятники и полусотники находятся на сходке у князя. И увидел, как тут производится «контроль». На месте, где только что кипела ожесточенная схватка, ходили воины, среди которых были и знакомые мне новики, они незатейливо били раненых, причем и своих и чужих, копьями насмерть, чтобы не мучались. Появиласьнекоторая оскомина, есть у меня все-таки совесть, что кого-то я мог бы спасти, может даже зашить, но, нет, пока нельзя еще и этими знаниями светиться. Пока нельзя.
— И что, други мои, отдать всю добычу? — уже без особого скепсиса спросил князь.
— Отдай, князь, то по правде. Добро молодые ратились, — отвечали воины.
Князь слушал мнения, делал это терпеливо. Уже на шестом-седьмом ответе в пользу того, чтобы отдать новикам добытое ими же в бою, можно было заканчивать этот обмен одним единственным мнением, но каждый сказал свое слово.
— Так тому и быть. И я могу забрать все у Влада, он и клятву не дал, но не стану делать того. Коли клятва будет после, то ничего и не заберу. А пока возьмёшь себевсе, что нужно. Так ли други моя? Кто говорил, что не по чину новику два добрых коня? — спросил князь улыбаясь.
Выпутался он из положения, не показал себя неблагодарным, напротив, весь такой правильный. Но было то, что мне не особо понравилось — меня еще больше загоняли в рамки. Я и раньше мог дать клятву, но этого мне не позволили. Теперь же я пользуюсь всем тем, что мое по праву, но, опять же, не могу выйти из дружины, не лишившись уже не так, чтобы и малого скарба, капитала. Если все получу, что «набил» в бою, это это очень немало. Не мало, но не все, что должно быть моим.
— Князь, так можно тогда и коня моего вернуть? Если нынче уже можно мне иметь семь коней, то отчего доброго коня не возвернешь? — спрашивал я, а многие дружинники прямо выкрутили голову, чтобы на меня посмотреть.
Видимо, они до конца не понимали, сколько именно трофеев набили новики. Шесть коней! Да еще свой был! Очень существенный капитал. И это еще не понятно, что там с вооружением, личными вещами, которые чаще всего половцы перевозили с собой. Может быть, если бы старшие дружинники узнали, сколько всего теперь положено новикам, в частности мне, то могло не случиться единения во мнении и нашлись бы те, кто смог бы себе найти объяснения, почему нужно обмануть и забрать у молодого воина часть добытого им в бою. Многие люди алчны, это не характеристика времени, это констатация природы человеческой.
— Руки вверх дланью подыми! — вдруг, потребовал князь.
Я послушался, не чувствуя подвоха. Прошло не больше тридцати секунд и стало понятно, зачем я, превозмогая боль, стою с поднятыми руками. Грациозная птица пикировала на меня. Захотелось убрать руки, но я спрятал свои «хотелки» и стойко ждал столкновения. Оно и произошло, пусть не так болезненно, настолько я морально приготовился.
— А что, стоит сокол добрых двух коней? — спросил князь собравшихся.
Нашлись и те, кто сказал, что добрый сокол и трех коней стоить будет. В это же время, один из слуг подал другого сокола княжичу, видимо, чтобы не возникало суждения, что князь дурит меня и подсовывает сокола, который отказался прилетать на перчатку княжича. Получалось, что у князя сокол, княжича…
И у меня? Так, да, не совсем. После того случая с Ярлом, я присматривался и к обозу и к поведению некоторых воинов. Есть тут у некоторых свои соколы, любят в дружине Ивана Ростиславовича соколиную охоту. Только у Боромира и не видел птицы, а вот у Вышаты были два своих сокола.
— Приведешь одного коня мне, другий остается также у меня. Более не стребую, то моя благодарность за службу. Хотят новики, кабы ты был старшим среди них, будь, но не десятником, на то ты не сгодишься, пока клятвы не будет, тако же пока не станет понятно, что с отцом твоим, — вынес вердикт князь.
А, красиво он. Продал мне то, что мне не нужно. И я мог бы отказаться от Ярла, сказать, что мне не нужен сокол, но было что-то завораживающее у этой птицы. А еще мне льстило, что он прилетает именно ко мне.
За всеми этими разводами и кидаловом на коней, я смог заметить приход Боромира, которого ранее не было и то, как он кивком подал знак князю, мол «что-то, о чем договаривались, сделал».
— Пошли за мной! — сказал Мирон и стал подталкивать меня прочь.
Ему князь указал заняться мной. А именно, я должен был дать клятву о том, что никому и никогда не скажу, с кем была сеча, как и вообще о ней не буду говорить. Это другие руководствовались единственной клятвой дружинника, а я пока ничем не ограничен.
Тут все более-менее понятно, так как встретившись в том же Киеве с половцами, точно не стоит кричать, как крошил в капусту их соплеменников. Да и самому киевскому князю не стоит знать о том, что кто-то из русских князей нарушил наказ о том, что половцев не бити, коли они сами ратиться не станут.
Теперь нужно как-то привести себя в порядок, подумать, посмотреть гематомы, и собираться в путь. Ну а когда хоть чуть пройдет эта ноящая боль, нужно кроме общих тренировок, собирать новиков и на свои. Может быть получится начать создавать универсальных бойцов, а так же самому становиться сильнее?

...

===

Глава 14

Мы пришли в расположение, где всегда, почти что на окраине лагеря, располагался наш десяток. Наш ли, мой ли? Может, все-таки я уже несколько больше, чем новик с богатырскими статями? Но, нет, Мирон приказывал, а я подчинялся. Внутри были позывы послать его и, словно неразумный подросток, вспылить. Как же, столько сделано, столько сказано, что неокрепший ум мог счесть себя уже десятником.
Но я, смею надеяться, адекватный и, в большей степени, взрослый человек. Годами, если мерять прожитым в прошлой жизни, так и вовсе старше князя, да и с Воисилом мог возрастом потягаться. Так что исполнял все то, что должно, да и Мирон не сильно напрягал. Нужно уметь ждать, но еще важнее понять, когда именно нужно превратиться из «ждуна» в активного человека.
— А как с добычей? — спросил я у десятника, когда уже преломил с Мироном мякину хлеба.
— Так новики твои и соберут все. Пущай поспорят, да свое попробуют отстоять, когда иные ратники такоже станут разбирать с убитых скарб, — отвечал Мирон.
Важная информация. Но от чего-то более чем о трофеях, я думаю о своем статусе. На предыдущем месте службы, пусть и в организации, которая считалась не совсем государственной, иерархия была строгой, выстроенной. Потому я ждал нечто подобного и сейчас.
Вот как тут получается, что сто — это примерно от шестидесяти до трехсот, а дальше малая тысяча может начинаться? Сложно с математикой, с иерархией, не хватает мне системности во всем. А другие от этого не страдают. Им и в такой парадигме удобно жить. Мало того, что удобно, так понимают друг друга намного лучше, чем я могу это делать.
Вот, почему бы не сказать мне все напрямую? Всем все понятно с моим статусом, а мне нужно догадываться? Благо жизненный, да и служивый, опыт человека из будущего, подложенный на остаточную память хроноаборигена сложили пазл, но был бы Влад тем, кем являлся до моего появления, ни за что не догадался, как нынче выстроилась система.
Я — заместитель десятника по работе с новобранцами, старший и ответственный среди новиков. Были бы погоны, так можно сказать, что прилетела мне «сержантская лычка», может и не одна. А вот до младшего лейтенанта, комзвода, еще расти. Уже хорошо, что тут не пошлют куда учиться, а дадут офицерское звание за личные заслуги. Ну, это если князю какая вожжа под хвост не того… А то можно и вовсе оставаться никем. Хотя, в таком случае, нужно будет менять место службы.
В целом, пока, все нормально, шажочек сделан, чуть возвысился над толпой. Еще бы появилась возможность проявить себя на разных поприщах. Вот взять этот хлеб-мечту зожника. Ну, что, нельзя разве нормально перемолоть муку? На ручных жерновах это что ли делается?.. Опачки… Так и есть, пришло понимание, что львиная доля всего грубейшего помола муки — это ручные жернова. И знают же тут, что может быть мельница, понимать должны, какую пользу она приносит, но, нет — ручками перемолол как-нибудь, и нормально. Главное же — требуху свою набить.
Впрочем, дареному коню в разные отверстия не заглядывают. Вот и мне хорош возмущаться, пусть и внутренне, да с благодарностью вкушать хлебушек. Жаль, что только его.
— Добрый хлеб, не подмешана сюда ни лебеда, ни щавель, токмо жито и все, — нахваливал кушанье Мирон, прямо закрывая глаза от удовольствия.
— Да? — удивленно спросил я и стал прислушиваться ко вкусу.
Вот такая есть у нас, у людей, привычка, общая черта характера, когда кто-нибудь похвалит, то и думаешь: ну что-то же в этом есть. Нет, нету! И я еще раз убедился. Пресная, однообразная пища. Эх, картошечка!.. Да с такой мотивацией заполучить картошку, кукурузу, фасоль, перец сладкий, как и много чего еще, сам корабль построю и отправлюсь за едой. Вряд ли все же, но и такой вариант развития событий я для себя не исключаю.
А что? Отправиться в Америку, уже там создать свою державу, вооружить и обучить всяких майя, да альмеков с ацтеками, ну и ринуться на завоевание Европы. Чушь, но когда долго жуешь и ничего не говоришь, даже в присутствии потенциального собеседника, что только в голову не придет. Америка не сможет стать в техническом и военном отношении на уровень с Европой, по крайней мере, если туда не завести с десяток тысяч лошадей.
— А где товарищ твой, Спиридон? — прожевав один из кусков хлеба, видимо, ощущая первое насыщение, спрашивал Мирон.
— А вот и не знаю, — сказал я, оглядывая пространство вокруг.
Мы находились на самом краю бывших оборонительных укреплений, уже разобранных и полупустых. Те телеги, которые ранее были «крепостными стенами», нынче трудились в поле. Были те, кто собирал дорогой чеснок –железные ловушки для вражеских коней, иные скидывали на телеги всякое добро, не гнушаясь даже снять окровавленную рубаху с убитого. Да что там рубаху — каждая веревочка скидывалась на телегу, чтобы в дальнейшем быть использованной. Ни грамма ресурса мимо, все в бытовую копилку.
А что касается Спиридона, так я его и не видел. Сразу же после боя меня взяли в оборот: то новики со своим «прими нас под свою руку», то княжеское «какого хрена берешь на себя больше, чем должно», вот и не видел Спирку. Впрочем, он взрослый малый, годами и старше меня. Даже нелепо выглядит, что я, юнец безусый, опекаю дьячка. Глупо, но толика моего волнения за судьбу Спирки присутствует.
— Гулять пошел, травку пощипать, — отшутился я и Мирон залился звонким смехом.
А Спиридон лучше бы пришел и по быстрее. У него храниться сало, травками обмазанное, да мясо вяленное, какая-то сухая рыба… Ну не могу я хлебом единым. Организм требовал и белковой пищи.
— На обучении все новики равны. Так будет! — Мирон наставительно поднял указательный палец к верху. — Вне обучения — ты старший над ними. Я — десятник, ты — старший новик!
— Сразумел уже, — отвечал я.
— Вот и добро! Посмотрю на вашу, новиков, добычу, после скажу, сколько и чего отдать на долю десятка, — буднично сказал Мирон.
Я же внутренне взбунтовался, но смолчал и направил все силы, чтобы унять подростковое негодование. Хотя, если обманывают, часто и взрослые могут проявить буйство по отношению к тому, кто лжец. Но тут ситуация иная. На десяток сдать свою долю нужно. Не десятнику, а именно что на десяток. Тут свои нужды.
Пусть большие покупки производятся князем, у него главная казна, или же самим ратником, но бегать за каждой заклепкой, куском веревки, или гвоздем, просто непринято, не по-хозяйски. На мелкий ремонт или незначительные покупки собирает небольшая воинская община, в роли которой выступает десяток. Так что все справедливо, пусть и часть меня негодует. Отдавать свое, особенно добытое в бою очень не хотелось, но свои желания нужно держать под контролем.
— И не станешь спорить? — удивленно спросил Мирон после продолжительной паузы, когда я боролся с внутренней жадной жабой.
Боролся и поборол.
— Нет, все правильно, десятник Мирон, — спокойно сказал я, а десятник удовлетворенно кивнул.
— А где Ярл? Сокол твой? От Княжьего Круга отошли и я не видел его, — переменил тему разговора десятник.
— Пустил порезвиться, — сказал я.
— Ой, зря, сколько убитых, человечьего мяса… — словно старик запричитал Мирон.
А где мне его держать? Сокола всучили, а даже клетку какую не дали, хорошо, что шапочку, клобук, все-таки подарили. Так что пусть птичка порезвиться и себя прокормит.
Далее мне вынесли вердикт, по которому не стоит вообще обращать внимание на свои травмы, ибо нечаотвлекаться на мелочи. Явная гематома на спине, выбитое плечо, конечно, не так, чтобы серьезные повреждения, вместе с тем, работать левой рукой не смогу, а спать на спине не придется еще с недельку, если не больше. Но я все же попросил Мирона сильно дернуть левую руку. Чувствовал, что плечо выбито. Десятник, ничтоже сумняшеся и рванул. Спасибо, что не вырвал руку.
— Про долю в десяток не забудь… Старший новик, — Мирон улыбнулся, как-то даже по-отечески.
Глаза десятника блеснули, он отвернулся и поспешил уйти.
— Еще Воисил куда-то ушел, — походя сказал Мирон.
— И Спиридон ушел, — сказал я, цепляясь за какую-то мысль, но не улавливая ее.
Я поднял руку, которую ранее благоразумно обернул в тряпку. Ярл почти моментально показался в небе надо мной. Грозная птица в пике пошла на снижение.
— Экий глазастый, — восхитился я. — Увидел, стоило только руки поднять.
Я все больше проникался к птице. Был у меня некогда кот… Хороший кот, сдох, правда, быстро, когда мне приходилось его часто отдавать в «хорошие руки». Ну не брать же Гаврилу, так я звал кошака, с собой, туда, где стреляют. Был Гаврила, станет Ярл. Был кот, а будет сокол.
Часик, или около того, вздремнуть все же удалось. После того, как пришло насыщение от съеденного хлеба, меня разморило, аж жуть. И спал бы дальше, но…
— Проснись, Влад, проснись, — тормошил меня Спиридон.
— А я уже и поминки заказал по тебе, вон, с новиками о тризне сговорился, — по-дружески, с лицом самого добродушного человека, говорил я.
— Все тебе скоморошничать, да шутить. Я с сурьезным делом пришел, — не принял мой искрометный, добрый юмор Спирка.
— Ты скажи мне: кровь свою взял? — спросил я, привставая.
На удивление, но, после того, как Мирон дернул руку и тем самым вставил сустав, левая верхняя конечность заработала, пусть еще и ныла тупой болью. Так что я даже своей левой рукой показал направление, где именно должен был взять чужую кровь Спиридон.
— Кажись, что взял! — гордо, подбоченившись, сказал дьячок, после что-то вспомнив, стал истово креститься.
Понятно: с одной стороны он гордиться, что тот единственный выстрел из арбалета пришелся не мимо, и даже такой слабосилок, как Спиридон, и тот внес свой вклад в общее дело. С другой же стороны, он почти что священник, по крайней мере, Спирка таковым себя считает. А тут грех убийства.
— Скажи мой друже, а как вера наша христианская Восточного обряду относится к воинам-монахам? — спросил я у Спирки.
Меня когда-то, когда оставалось время для изучения истории, или просто чтения на исторические мотивы, всегда интересовал вопрос, почему не получилось сформировать православный Орден, ну по типу таких, как были у католических рыцарей. Некие воинственные организации на основе религии были у некоторых представителей ислама. А вот в православии — нет, хотя под боком существовал вполне себе яркий пример немецких орденов.
— А как же, есть. В монастырях много иноков-воинов. Отбиться от татей, али покарать кого из особо ретивых волхвов, да побить их охрану. Еще и сопроводить игумена, братию в города. Есть те воины, которые проиграли свои битвы, может князь сменился и погнал былую дружину, вот они и прибиваются, да часто схиму принимают, становясь братьями, — обстоятельно рассказывал Спирка.
Вот же они — Осляби да Пересветы. Может же случится, что просто огромный ресурс появиться, если организовать Православный Орден. Пойдут туда многие, очень многие, воины. Такое дело у себя на земле захочет почти любой князь, из сильных, содержать. Даст землю для возделывания… Нет, нужно убрать эйфорию, эмоции, все скрупулёзно просчитать, проанализировать. Но в таком вот обществе, православных воинов-витязей-монахов, можно возвысится и до князя, или же выше его стать.
Я не гонюсь за титулами, я хочу заполучить себе возможности, чтобы иметь больше самостоятельности. Русь не может уйти в пучину кровавых междоусобиц, монгольского нашествия, натиска крестоносцев и потери важнейших выходов к Балтийскому морю. Оставаясь десятником, да и путь сотником, больших дел не свершить. А зачем я тут, если только топтаться в самом низу социальной лестницы и позволять собой пользоваться?
— А ты к чему спрашиваешь? Неужто решил схизму принять? — удивился моему немалому интересу к теме воинов-монахов Спиридон.
— Что ты знаешь про тамплиеров, госпитальеров? — спросил я.
Вот тут знания дьячка, как для своего времени, так и весьма эрудированного, подвели. Спирка ничего, ну или почти ничего не знал о том, кто это такие — тамплиеры и всякие иные тевтонцы. Я даже в какой-то момент подумал, может быть и слегка ошибся и рыцарские ордена только создаются, и еще не вошли в зенит своей славы. Но, нет, были они и уже играли важную роль в Святых местах и даже в Европе. Просто тут, на Руси, не так, чтобы сильно интересовались Крестовыми походами.
Или, скорее, знали, что Иерусалим у крестоносцев, но есть опасность потерять этот город, так как в каждым годом натиск мусульман только усиливается. Были уверены, по крайней мере, Влад, до моего появления был в курсе, что крестоносцы — лгуны и вруны. Обещали Ромейским императорам только содействовать в освобождении бывших византийских территорий, а сами создали свои государства в Сирии, Палестине и других регионах. Предатели! Надо же поступили так, как всегда это делали сами византийцы!
— Нет, рясу я принимать не буду. Не хочу разорения для христианской церкви, — с серьезным видом я заявил.
— С чего это ей разорение? Чай Церковь наша не бедствует… не шибко, может и не столь богата, как в Константинополе, — говорил Спирка
— Так я ем много, да и большой, много материи нужно на рясу затратить, — сказал я и с улыбкой наблюдал за метаморфозами Спиридона.
Не сразу до него доходят мои шутки. Впрочем, шутить на тему веры — табу, которое я частью, может и косвенно, но нарушаю.
— Ты хотел мне что-то сказать, когда подошел? — вспомнил я.
— Да! — оживился Спиридон. — Я видел…
Спирка приблизился к моему уху и еле разборчиво начал шептать.
— Вышата, вот сам хромой, а как только князь отпустил всех с Круга, побежал вон в тот пролесок, — дьячок показал на лесополосу, которая была, ну в лучшем случае, не ближе двух километров. — Я, стало быть, за ним. А он, стало быть, оглядываться начал, еще чуть и увидел бы меня.
— Может живот у человека прихватил, так и убегал подальше гадить, — выдал я самую бытовую версию происходящего.
Хотя… это для человека из будущего несколько задевать станут вопросы походов в туалет, а вот местных, нет. Тут все по-простому, пуки и потуги с комментариями, что да как получается, такое можно встретить повсеместно. Правда, и не сказать, что прямо в лагере гадят, но вот чуть за его пределами, там, да, демаскирующее пребывание отряда, минное поле быстро образовывается.
— Нет, он в леску пометки на коре деревьев делал, после ушел далее, в лес я уже и следил, опасно, — сказал Спиридон. — А еще был с ним тюк тряпичный. Тяжелый, видать, Вышата с трудом его нес.
— Да ты у нас диверсант с кадилом, не иначе, — усмехнулся я.
— Кто? — не понял дьячок.
— Ну это тот, кто следить умеет, да выслеживать, — объяснил я, покорив себя в очередной раз, то сказал не то. — Где только научился?
— Так, за настоятелем Ильей сколько следил. Я еще много о его делах знаю, — горделиво отвечал Спиридон.
Я задумался. То, что в дружине может быть предатель, вероятно, осведомитель галицкого князя Владимирко, слухи ходили. Даже новики об этом судачили. Так что возьмем за веру, что разговоров, даже сплетен, без причины не бывает, и есть тот самый «казачок засланный». И тут тогда вопрос: кто именно? Вышата? Очень даже может быть, так как и мне он предъявлял, что многое потерял, когда удирала дружина Ивана Ростиславовича из Галича. А еще Мирон говорил, особенно Воисил на то напирал, что Вышата с моим отцом, Богояром, в приятелях ходили.
Мы вычислили предателя? Ну не будет же полусотник в самый разгар дележа трофеев бежать за пару километров, чтобы что? Единственное, что приходит на ум — Вышата подавал тайные знаки на деревьях, чтобы те, кто за нами наблюдает, узнали важную информацию.
Тогда меня терзают смутные сомнения. А стоит ли прямо сейчас бежать к Ивану Ростиславовичу и говорить ему о том, что стало мне известно? По правильному, если бы я был на службе, так обязательно нужно, но мне даже не разрешили дать клятву, официально не взяли в дружину. Хотя, формально-то я тут и уже был в бою с этими людьми, с дружиниками, прикрывал их, прикрывали меня. Тот же Воисил, может и жизнь спас. И все же повременю.
— Никому пока об том не рассказывай. Посмотри за Вышатой, коли сладится. После скажем. А то выйдет, что обвиним человека, а он полусотник, виноватыми окажемся мы. И с Вышатой наступит полный разлад, да и от князя ничего не поимеем, — сказал я, принимая решение.
— Добро, как скажешь, — сказал Спирка и указал пальцем в сторону. — А вон и новики идут. Слышал я, что ты у них нынче за старшего, а в лета войдешь, как сказал князь на Круге, может и десятником станешь. Иван Ростиславович тебя хвалил, да нахваливал. Пока ты сам не пришел.
Вот оно как! Хвалил, а со мной разговаривал, будто проступок у меня был какой, а не почти что подвиг героический.
Боброк, шел во главе новиков, только он вел под уздцы двух коней, остальные воины так же были с конями и явно не со своими, а с трофейными. Я не знал, как делится добытое в бою. Предполагал ранее, что все, кого убил воин — все это его, победителя. А тут, нет. Десятку долю отдай, князю долю отдай! И пусть все эти части из добычи и небольшие, но чувствительные.
— Меня нарекли быть над вами старшим, но не десятником. Десятник Мирон, — сразу же я прояснил расклады и свой статус.
— Знаем уже. Боромир, старший сотник, как только вернулся с погони, с нами разговор имел, о тебе много спрашивал. Он дал свое слово, что коли мы сами подчиняемся, то быть тебе сред нас первым, — сказал Бобр.
— Добро. Это вся добыча? Только я шестерых половцев убил, — несколько возмутился я.
Оказалось, что, нет, не вся. Два новика остались на месте сражения и охраняют наше. Между тем, Боромирне только побеседовал с новиками, но и выбрал из шести полагающихся мне коней, одного, которого повел кКнязю. Видимо, плата за сокола.
— Дорого, все же ты мне обходишься, — сказал я сидящему на не больном, правом плече Ярлу.
— Что прикажешь, старший? — спросил Лис.
— А тебе только и приказывать. Чуть ходишь. Приказываю поесть и поспать, уже по ночи уходим, так что отдохнуть нужно, — сказал я и начал распоряжаться, кому костер разжигать, а кому к ручью бежать за водой.

...

===

Глава 15

Киев — мать городов русских! Что-то здесь не так, ну, не может Киев быть матерью. Отцом мог, да и то, когда это было! Нынче-то, скорее, отчим. Или так, мамкин сожитель.
Принципиально не понимаю, почему за этот город уже столько споров было, а еще больше распрей впереди. Да, относительно большой город, много купцов, много монастырей и церквей. Еще эти Золотые ворота, они, действительно, красивы, блестят, отливаясь позолотой. Вот же черт. Пытаюсь себе доказать, что ничего здесь и нет интересного, но только убеждаюсь в обратном.
Да! Киев стоит того, чтобы за него бороться! Этот Киев, пока еще не подвергшийся разорению и разрушению.
И биться нужно именно за город, а не за людей, которые в нем обитают. По крайней мере, мне киевляне казались слишком надменными, злыми. Некоторые стереотипы об этом городе и его жителях из будущего я, наверное, перенес и в это время. А может быть и нет.
Ни одной улыбки я не встретил в Киеве, не одного приветствия. Ладно, относительно нас, незнакомцев, так и вовсе ни детского смеха, ни заливистого гоготания смущенных парнями девиц. Какие-то все хмурые, насупленные, будто вот прямо сейчас готовы достать нож и проверить мою кольчужку на прочность.
Долго наслаждаться видами церквей, среди которых преобладали каменные строения, нам не дали. Почти сразу, как только мы въехали через Подольские ворота в так называемый город Владимира в направлении Софийских ворот, сразу же были оцеплены не менее, чем двумя сотнями ратников Киевского князя Всеволода Ольговича.
Мы, десяток новиков, шли в центре построения, будто охраняемые иными ратниками. Такое тут отношение к новикам — берегут нас. Но и с центра обоза было видно, что состоялась отнюдь не дружественная встреча.
— Теплый прием, — пробурчал я, поправляя свой меч.
— А как иначе? Боевая сотня зашла в стольный град. Мало ли, какие мы тати, — логично размышлял вслух Боброк, гордо восседавший на коне по правую руку от меня.
Я повернулся и посмотрел за спину. Следом за нашим десятком новиков шло две телеги, в большей степени груженые оружием, и в меньшей степени одеждой и едой. Хотелось взять копье и вооружить древковым оружием всех новиков. Если придется прорываться, то лучше с копьем наперевес.
— Спиридон, ты ж ученый дьяк, что ждет нас в этом граде? — спросил я у Спирки, не особо рассчитывая на аргументированный ответ.
— Князь выслушает, токмо рассчитывать на что доброе не стоит, — сделал свое экспертное заключение Спиридон.
Не хотелось расставаться с дьячком. Однако, он все равно намерился отправиться на митрополичий двор и там просить рукоположения. Наивно, конечно, но мало ли и получится. И тогда мы с ним расстанемся. Служить при митрополите мне как-то не хотелось. Да и говорят, что сильно слаб владыко Михаил.
— Князь приказал никому не дергаться, не лаяться с дружинниками, вести себя тихо, — начали шептаться по всей протяженности нашего поезда, передавая таким образом приказ.
Пройдя часть Киева, под названием «город Владимира», вот в таком сопровождении, или точнее под конвоем, мы минули и Софийские ворота, вышли на Коснячков двор и направились в сторону купеческих усадеб. Вот здесь нас и оставили. Между местом, которое называлось Путятин двор, и купеческими усадьбами стояли в ряд три небольшие усадьбы, которые и стали занимать наши воины.
Я не совсем понимаю, зачем нам вообще нужно было входить в город. Расположились бы лагерем у Киева и в частном порядке, кому нужно, могли бы сходить в город. Но, здесь, конечно же, решать князю.
В чем, несомненно была выгода от местоположения, так в том, что совсем рядом, уже за занятыми нами усадьбами, располагались дома киевских купцов. Нужно как-то продавать часть нашей добычи, да покупать добрые кольчуги, мечи, более привычную русскую упряжь на коней. Так что в планах уже завтра, если будут позволять обстоятельства, заняться этим вопросом.

...

***

Источники ---
...

Слушать - https://q1.afantastic.org/16462-valeriy-gurov-griden-nachalo.html

...

https://booksread.ru/read/griden-nachalo-denis-staryy/

https://author.today/work/380161

https://kartaslov.ru/книги/Валерий_Гуров_Гридень_Начало/4

https://mybook.ru/author/denis-staryj/griden-nachalo/reader/

https://afantastic.org/16462-valeriy-gurov-griden-nachalo.html

...

***

***

***

***
https://knigi.ebooker.online/book/44219772-kniga-griden.-nachalo