Хроники Дюны. Ф. Херберт. Дети Дюны. 067 - 12 Апреля 2023

Главная » » Хроники Дюны. Ф. Херберт. Дети Дюны. 067

09:59

Хроники Дюны. Ф. Херберт. Дети Дюны. 067

***
Юноша остановился на склоне как раз под Лито, темная тень в звездном
свете. В его осанке и в том, как он задирал голову, прочитывалась
нерешительность.
- Да, - сказал Лито. - Я - тот, кто бежал из Шулоха.
- Когда я услышал... - начал Проповедник. И повторил: - Ты не сможешь
этого сделать!
- Я это делаю. Что значит, если тебя еще раз ослепят!
- Ты думаешь, я этого страшусь? - спросил Проповедник. - Разве ты не
видишь чудесного поводыря, которого они ко мне приставили?
- Вижу, - Лито опять повернулся лицом к Тарику. - Ты что, не слышал
меня, Ассан? - сказал Лито. - Но ты - мой демон, - и Лито ощутил, как
возрастает напряжение между ним и его отцом. Вокруг них велась игра теней,
проекции неосознанных обликов. И Лито ощущал воспоминания своего отца -
нечто вроде пророчества назад, отбиравшего видения из устойчивой
реальности этого момента.
Тарик почувствовал это, эту битву видений. Он скользнул на несколько
шагов вниз по склону.
- Нельзя управлять будущим, - прошептал Проповедник, с большим
усилием в голосе, словно поднимая огромный вес.
Лито понял, в чем разногласие между ними. Это была стихия мироздания,
над постижением которой он бьется всю свою жизнь. Либо он, либо его отец
вынуждены будут действовать быстро, принимая решения по своим действиям,
выбирая видение. И отец прав: стремясь к какому-то окончательному
управлению мирозданием, только создашь оружие, которым в конце концов
мироздание тебя и сразит. Выбрать видение и управлять им - это
балансировать на единственной тонкой ниточке - играть в Бога на высоко
натянутом цирковом канате, по обе стороны которого - космическое
безмолвие. Ни одному из борющихся сейчас нельзя отступить в
смерть-как-прекращение-парадокса. Каждый знает видения и их правила. Все
старые иллюзии умирают. И когда один из состязающихся делают ход, другой
может сделать контр-ход. Единственная неподдельная правда, имеющая сейчас
значение для них, это та, что отделяет их от предпосылок видения. Нет
безопасного места, только скоротечно тасуемые взаимосвязи, фиксируемые
внутри тех пределов, к которым они привязаны лишь сейчас, устремленные в
неизбежные изменения. Каждому из них не на что было положиться, кроме как
на отчаянное и одинокое мужество, но у Лито были два преимущества: он
направил себя по тропе, с которой нет возврата, и он принял все жуткие
последствия этого для себя самого. Его отец все еще надеялся, что есть
дорога назад - и не взял на себя бесповоротных обязательств.
- Ты не должен! Ты не должен! - наждачным голосом проговорил
Проповедник.
"Он видит мое преимущество", - подумал Лито.
И Лито заговорил, взяв разговорную интонацию, маскируя собственное
напряжение - сбалансированное усилие, которого требовал от него иной
уровень его соперника.
- У меня нет страстной веры в правду, и исповедую я лишь то, что сам
творю, - сказал он. И уловил тогда движение между ним и его отцом, нечто,
гранулярные свойства чего касались только собственной, страстно
субъективной, веры Лито в самого себя. Из этой веры он и знал, что
разметил вехи Золотой Тропы. Наступит день, когда эти вехи смогут поведать
другим, как быть человечными - странный дар от того, что в этот день уже
не будет человеком. Но такие вехи всегда расставляются рисковыми игроками.
Лито ощущал, как тут и там возникали они но всему пейзажу его внутренних
жизней - и, ощущая это, бесповоротно пошел ва-банк.
Он тихо понюхал воздух, ожидая сигнала, о котором и он, и отец знали,
что он должен появиться. Оставался лишь один вопрос: предостережет ли отец
напуганного до смерти юного поводыря, ждущего их внизу?
Вскоре Лито опалил запах озона в своих ноздрях, разоблачительный
запах защитного поля. Верный приказам, данным ему Отверженными, юный Тарик
пытается убить обоих этих опасных Атридесов разом, не ведая об ужасах,
которые это обрушит.
- Нет, - шепнул Проповедник.
Но Лито знал, что сигнал истинен. Он чуял озон, но воздух вокруг них
не позвякивал. Тарик использовал в пустыне псевдо-поле - оружие,
разработанное исключительно для Арракиса. Эффект Холцмана призовет червя,
в то же время приводя его в неистовство. Ничто не остановит такого червя -
ни вода, ни присутствие песчаной форели... Ничто. Да, поводырь установил
устройство на склоне дюны и теперь выбирался бочком из опасной зоны.
Лито вспрыгнул на вершину дюны, услышал протестующий вопль отца, но
мощнейший импульс усиленных мускулов Лито ракетой швырнул вперед его тело.
Одна взметнувшаяся рука ухватила Тарика за шею, через стилсьют, другая
обвилась вокруг поясницы обреченного юноши. Раздался один короткий щелчок
- шея сломалась. Лито перекувырнулся, поднял свое тело, словно отменно
сбалансированный инструмент, и нырнул прямо туда, где в песке было
спрятано псевдополе. Его пальцы нашли приспособление, он извлек его из
песка и по широкой дуге швырнул далеко к югу.
Вскоре из того места, куда упало псевдо-поле, донесся громчайший
шипяще-молотящий грохот. Потом он смолк, и вновь наступила тишина.
Лито поглядел на вершину дюны, где стоял его отец, все еще
непокорный, но уже побежденный. Да, это Пол Муад Диб там - слепой,
гневный, близкий к отчаянию из-за последствий его бегства от того видения,
которое принял Лито. Пол мог бы поразмыслить теперь над словами из Долгого
Коана Дзэнсунни: "При одном из актов прозрения будущего Муад Диб ввел
элемент роста и развития в самое предвидение, через которое он видел
человеческое существование. Через это он тратил несомненность. Стремясь к
абсолютности упорядоченного прозрения, он умножил беспорядок, сказал
прозрение".
Одним прыжком вернувшись на вершину дюны, Лито сказал:
- Теперь я - твой поводырь.
- Никогда!
- Вернешься ли назад в Шулох? Даже если они и хорошо тебя примут,
когда ты вернешься без Тарика, то куда теперь делся Шулох? Видят ли его
твои глаза?
Тогда Пол повернулся к сыну, устремив на него безглазые глазницы:
- Ты действительно знаешь тот мир, который здесь создал?
Лито уловил особое ударение в вопроса Видение, которое, как они оба
знали, запущено здесь в ужасающее движение, требовало, чтобы акт создания
произошел в установленной точке времени. В тот миг, все чуткое мироздание
разместится в линейной перспективе времени, обладающего характеристиками
упорядоченной прогрессии. Они вошли в это время как могли бы вскочить в
движущийся транспорт - и сойти могли лишь точно так же.
Против этого, у Лито были в руках поводья из многих нитей,
уравновешенные его собственным, видениями освещенном, взгляде на время как
на многомерное и многократное петляющее. Он был зрячим в мире слепых.
Только он мог разгромить упорядоченные логические основания, потому что
его отец больше не держал поводья. С точки зрения Лито, сын изменил
прошлое. А мысль, даже и невообразимая еще, из отдаленнейшего будущего
могла повлиять на СЕЙЧАС и шевельнуть его рукой.
Только ЕГО рукой.
Пол понимал это, потому что не мог больше видеть, как Лито способен
управлять поводьями, мог только распознать вне-человеческие последствия,
которые принял для себя Лито. И он подумал: "Вот перемена, о которой я
молился. Почему я ее страшусь? Потому что это - Золотая Тропа!"
- Я здесь, чтобы придать целесообразность эволюции, и, следовательно,
придать целесообразность нашим жизням, - сказал Лито.
- Ты ЖЕЛАЕШЬ прожить все эти тысячи лет, изменяясь так, как тебе
теперь известно, что ты изменишься?
Лито понял, что отец говорит не о физических изменениях. Физические
последствия понимали они оба: Лито будет приспосабливаться и
приспосабливаться, кожа-не-его-собственная будет приспосабливаться и
приспосабливаться. Эволюционное взаимопроникновение переплавит обе части в
иное, они сольются, преображенные в единое, возникнет новое целое. Когда
состоится метаморфоза - ЕСЛИ состоится - возникнет мыслящее создание
ужасающих размеров, и мир станет поклоняться ему.
Нет... Пол имел в виду перемены внутренние, мысли и решения, которые
будут влиять на жизнь поклоняющихся.
- Те, кто думает, что ты мертв, - сказал Лито, - знаешь, какие они
приписывают тебе последние слова?
- Конечно.
- "Сейчас я делаю то, что вся жизнь должна сделать во имя службы
жизни". Ты никогда этого не говорил, но жрец, думавший, будто ты никогда
не сможешь вернуться и обозвать его лжецом, вложил эти слова в твои уста.
- Я бы не назвал его лжецом, - Проповедник глубоко вздохнул. - Это
хорошие последние слова.
- Останешься ли ты здесь или вернешься в свою хижину у водоема
Шулоха? - спросил Лито.
- Теперь это твой мир, - ответил Пол.
Это признание поражения как ножом резануло Лито. Пол постарался
управлять последними нитями личного видения - выбор, за много лет до того
сделанный им в съетче Табр. Ради этого, он принял свою роль инструмента
мщения Отверженных, оставшихся от Джакуруту. Они осквернили его, но он
предпочел скорей принять это, чем тот взгляд на мир, который выбрал Лито.
Печаль Лито была так велика, что он несколько миль не мог говорить.
Справившись наконец со своим голосом, Лито сказал:
- Итак, ты заманил Алию, искусил ее и сбил ее на бездействие и на
неверные решения. А теперь она знает, кто ты.
- Знает... Да, она знает.
Голос Пола звучал по-стариковски и полнился подавленным протестом. Но
запас сопротивления в нем еще оставался. Он сказал:
- Я отберу у тебя это видение, если сумею.
- Тысячи мирных лет, - ответил Лито. - Вот что я им дам.
- Спячка! Застой!
- Конечно. И те формы насилия, которые я разрешу. Это будет урок,
который человечество никогда не забудет.
- Плюю я на твой урок! - сказал Пол. - Думаешь, мне не виделось
сходного с тем, что выбрал ты?
- Ты видел это, - согласился Лито.
- И разве твое видение сколько-то лучше моего?
- Ни на гран лучше. Хуже, может быть.
- Тогда что я могу, как не сопротивляться тебе? - вопросил Пол.
- Убить меня, может быть?
- Я не настолько наивен. Я знаю, чему дан ход. Я знаю о разрушенных
кванатах и о брожении.
- А теперь Ассан Тарик никогда не вернется в Шулох. Ты должен пойти
туда вместе со мной или не ходить вообще, потому что теперь это мое
видение.
- Я выбираю не возвращаться.
"До чего же старчески звучит его голос", - подумал Лито, и эта мысль
причинила ему терзающую боль. Он сказал:
- Со мной - ястребиное кольцо Атридесов, спрятанное в моей дишсаше.
Хочешь, чтобы я тебе его вернул?
- Если б я только умер, - прошептал Пол. Я действительно хотел
умереть, отправившись той ночью в пустыню, но знал, что не могу покинуть
этот мир. Я должен был вернуться и...
- Возродить легенду, - сказал Лито. - Понимаю. А шакалы Джакуруту
ждали тебя в ту ночь, и ты знал, что они будут ждать. Им нужны были твои
видения! Ты знал это.
- Я отказывался. Я не сообщил им ни одного видения.
- Но они осквернили тебя. Они закармливали тебя эссенцией спайса и
потчевали женщинами и грезами, и у тебя БЫЛИ видения.
- Иногда, - как же хитро звучал его голос.
- Так ты возьмешь назад свое ястребиное кольцо? - спросил Лито.
Пол внезапно опустился на песок - темная клякса в звездном свете:
- Нет!
"Значит, он понимает бесполезность той тропы", - подумал Лито. Это
приоткрывало многое, но недостаточно. Соперничество видений переместилось
из нежной плоскости выборов к массивному откидыванию альтернатив. Пол
знал, что не может победить, но он еще надеялся обратить в ничто то
единственное видение, за которое цеплялся Лито.
Вскоре Пол сказал:
- Да, я был осквернен Джакуруту. Но ты осквернил сам себя.
- Правда, - признал Лито. - Я же твой сын.
- И ты хороший Свободный?
- Да.
- Дозволишь ли ты слепцу окончательно уйти в пустыню? Дозволишь ли
мне обрести мир на моих собственных условиях? - Он похлопал рукой по
песку.
- Нет, я тебе этого не дозволю, - ответил Лито. - Но ты имеешь право
броситься на свой нож, если будешь настаивать?
- И ты получишь мое тело?
- Да.
- Нет!
"Значит, и эту тропу он знает", - подумал Лито. Если б сын Муад Диба
поместил тело отца в святую раку - это послужило бы чем-то вроде цемента
для видения Лито.
- Ты никогда им не рассказывал, да, отец? - спросил Лито.
- Я им никогда не рассказывал.
- Но я им рассказал, - сказал Лито. - Рассказал Муризу. Кразилек,
Тайфунный Бой.
Плечи Пола поникли.
- Ты не сможешь, - прошептал он. - Ты не сможешь.
- Я теперь творение пустыни, отец, - ответил Лито. - Говорил бы ты
так с бурей Кориолис?
- Ты считаешь меня трусом за отказ от той тропы, - сиплым и дрожащим
голосом проговорил Пол. - О, я хорошо тебя понимаю, сын. Авгуры и
прорицатели всегда были пыткой для самих себя. Но я никогда не терялся в
возможных будущих, потому что то, о котором ты говоришь - непроизносимо!
- Твой Джихад будет летним пикником на Келадане, если сравнить с
этим, - согласился Лито. - А теперь, я отведу тебя к Гурни Хэллеку.
- Гурни! Он служит Сестрам через мою мать.
И теперь Лито понял, какова область видения отца.
- Нет, отец, Гурни больше никому не служит. Я знаю место, где его
найти, и могу отвести тебя туда. Настало время сотворить новую легенду.
- Вижу, мне от тебя не отделаться. Дай мне коснуться тебя, поскольку
ты - мой сын.
Лито подал правую руку навстречу шарящим пальцам, ощутил их силу,
ответил ей равной, и не шелохнулся, как Пол ни тянул туда и сюда.
- Даже отравленный нож не причинит мне вреда, - сказал Лито. - Во мне
теперь другой химический состав.
Слезы выступили на незрячих глазах, Пол разжал свою хватку, уронил
руку.
- Если б я выбрал твою тропу, я бы стал бикуросом шайтана. Кем
станешь ты?
- Некоторое время и меня будут называть посланником шайтана, -
ответил Лито. - Затем начнут удивляться и, наконец, поймут. Ты не слишком
далеко простер свое видение, отец. Твои руки вершили и добро и зло.
- Но зло распознается лишь после события!
- Таков путь многих великих зол. Ты проник только в часть моего
видения. У тебя было недостаточно силы?
- Ты знаешь, я не мог в нем оставаться. Я никогда не мог сделать зло,
о котором еще до совершения его известно, что это зло. Я не Джакуруту, -
он поднялся на ноги. - Ты что, думаешь, я один из тех, кто в одиночку
смеются по ночам?
- Печально, что ты никогда по-настоящему не был Свободным. Мы,
Свободные, знаем, как выбирать арифу. Наши судьи могут выбирать среди зол.
Так всегда у нас было.
- Свободные, да? Рабы судьбы, которую вы сами и помогли соорудить? -
Пол шагнул к Лито, продвигаясь со странной застенчивостью, коснулся одетой
в оболочку руки Лито, прощупал ее, потом добрался до уха, потом до щеки,
и, наконец до рта.
- Ааа, вот все еще твоя собственная плоть, - сказал он. - И куда она
тебя заведет?
- Туда, где люди смогут творить каждое мгновение своих будущих.
- Ты так говоришь. Богомерзость могла бы сказать то же самое.
- Я не Богомерзость, хотя мог бы ей стать, - ответил Лито. - Я видел,
как это происходит с Алией. В ней живет демон, отец. Гани и я знаем этого
демона. Это Барон, твой дед.
Пол закрыл лицо ладонями. Мгновение, плечи его дрожали, потом он
опустил руки - и рот его теперь был сурово поджат.
- Проклятие лежит на нашем Доме. Я молился, чтобы ты выбросил кольцо
в песок, отверг меня и убежал прочь строить... другую жизнь. Так было б
для тебя...
- За какую цену?
После долгого молчания, Пол сказал:
- Конец подстраивает под себя ведущую к нему тропу. Только однажды не
стал я сражаться за свои принципы. Только однажды. Я принял махдинат.
Сделал я это ради Чани, но это превратило меня в плохого вождя.
Лито обнаружил, что на это ему ответить нечего. Память о том решении
была внутри нем.
- Я могу лгать тебе не больше, чем мог самому себе, - сказал Пол. - Я
знаю это. Всякому человеку следует иметь подобного слушателя. Лишь об
одном тебя спрошу. Тайфунный Бой необходим?
- Или это, или человечество угаснет.
Пол расслышал правду в словах Лито и заговорил тихо, признавая, что
видение сына намного шире его собственного:
- Я не видел этого среди выборов.
- По-моему, Сестры это подозревают, - сказал Лито. - Не могу найти
другого объяснения решениям моей бабушки.
Ночной ветер дохнул на них холодом. Захлестнул робу Пола вокруг его
ног. Пол задрожал. Видя это, Лито сказал:
- У тебя есть фремкит, отец. Я надую стилтент, и ночь мы сможем
провести удобно.
Но Пол мог только потрясти головой, зная, что ни в эту ночь, ни в
какую другую ему уже не будет успокоения. Муад Диб, Герой, должен быть
уничтожен. Только Проповеднику можно теперь двигаться дальше.

===

Фримены были первым народом, развившим
сознательно-бессознательную символику для обживания
движений и взаимосвязей своей планетарной системы. Они
были первым народом, когда либо выразившим климат в
терминах полу-математического языка, чьи письменные
символы воплощают (или интернационализируют) внешние
взаимосвязи. Язык сам стал частью системы, им
описываемой. В этом развитии подразумевалось интимное
местное знание того, что является достижением для
поддержания жизни на планете. Можно оценить размах этого
взаимодействия язык-система по тому факту, что фримены
воспринимали себя как блуждающих в поисках корма жвачных
животных.

- Кавен вахид, - сказал Стилгар. "Подайте кофе". Он посигналил
поднятой рукой слуге, стоявшему за порогом единственной двери в аскетичную
комнату с каменными стенами, где Стилгар проводил свои бессонные ночи.
Здесь старый наиб Свободных и завтракал обычно, по-спартански - и время
завтрака как раз подступало - но после такой ночи ему не хотелось есть. Он
встал, разминая мускулы.
Данкан Айдахо сидел на низенькой подушке возле двери. Он постарался
подавить зевок. Он только что осознал, что за их разговорами промелькнула
целая ночь.
- Прости меня, Стил, - сказал он. - Я продержал тебя всю ночь.
- Прободрствовать целую ночь значит прибавить день к своей жизни, -
ответил Стилгар, принимал переданный из-за двери поднос с кофе. Он
пододвинул к Айдахо низенькую скамеечку, поставил на нее поднос и уселся
напротив гостя.
На обоих были желтые одеяния траура, но Айдахо носил одолженную
одежду, потому что его зеленый официального цвета мундир Атридесов вызвал
резкую неприязнь обитателей Табра.
Стилгар разлил горячую темную жидкость из пузатого медного кувшинчика
и, пригубив первым, поднял свою чашку, делая знак Айдахо. Старинный обычай
свободных: "Это безопасно - я это отведал".
Кофе готовила Харах, и приготовлен он был как раз так, как Стилгар
больше всего любил: зерна прожарены до розовато-коричневого, еще горячими
растерты в тончайший порошок в каменной ступке и сразу же сварены - и
добавить щепотку меланжа.
Айдахо, вдыхая густой аромат спайса, прихлебывал осторожно, но шумно.
Он так и не знал, удалось ли ему убедить Стилгара. Его способности ментата
застопорились к началу утра, любые его выкладки заходили в тупик, не
увязываясь с неопровержимыми данными, содержавшимися в сообщении Гурни
Хэллека.
Алия знала про Лито! Знала!
И Джавид не мог не быть здесь замешан.
- Я должен быть освобожден от наложенных тобой ограничений, - сказал
наконец Айдахо, еще раз изложив все доводы.
Но Стилгар стоял на своем:
- Соглашение о нейтралитете требует от меня вынесения тяжких
приговоров. Ганима здесь в безопасности. Ты и Ирулэн здесь в безопасности.
Но тебе нельзя отправлять посланий. Получать послания - пожалуйста, но не
отправлять их. Я дал свое слово.
- Это вообще-то не обращение, подобающее для гостя и старого друга,
пережившего вместе с тобой немало опасностей, - сказал Айдахо, отлично
помня, что он уже прибегал к этому доводу.
Стилгар поставил чашку, аккуратно установив ее на ее место на подносе
и не отводя от нее взгляда, заговорил.
- Мы, Свободные, не чувствуем вины за те вещи, которые обычно
возбуждают подобное чувство в других, - сказал он. И поднял взгляд на лицо
Айдахо.
"Его нужно заставлять забрать Ганиму и бежать отсюда", - думая
Айдахо. Вслух он сказал:
- Совсем не в моих намерениях раздувать в тебе бурю вины.
- Понимаю, - ответил Стилгар. - Я поднял этот вопрос лишь для того,
чтобы подчеркнуть подход к этому нас, Свободных - поскольку именно с этим
мы и имеем дело: со Свободными. Даже Алия мыслит как Свободная.
- А жрецы?
- Они - другое дело, - сказал Стилгар. Они хотят, чтобы люди
проглатывали серый ветер греха, и чтобы он безысходно пребывал внутри них.
Они хотят, чтобы на фоне грязных пятен была лучше различима их набожность,
- говорил ровным голосом, но Айдахо уловил оттенок горечи и подивился,
почему эта горечь не может поколебать Стилгара.
- Есть старый-престарый трюк автократического правления, - сказал
Айдахо. Алии он отлично известен. Хорошие должны чувствовать вину. С вины
начинается ощущение неудачи. Хороший автократ создает много возможностей,
чтобы население чувствовало себя неудачниками.
- Я это заметил, - сухо проговорил Стилгар. - Но ты должен простить
меня, если я еще раз тебе напомню, что та, о которой ты говоришь - твоя
жена, и сестра Муад Диба.
- Она одержима, говорю тебе!
- Многие это говорят. Однажды она должна будет подвергнуться
испытанию. Тем временем, есть другие соображения, более важные.
Айдахо печально покачал головой:
- Все, что я рассказал тебе, можно доказать. Связь с Джакуруту всегда
проходила через Храм Алии. Там были сообщники для заговора против
близнецов. Деньги за межпланетную торговлю червями поступают туда. Все
ниточки ведут в палаты Алии, к Регентству.
Стилгар покачал головой, глубоко вдохнул:
- Это нейтральная территория. Я дал слово.
- Так просто не может идти дальше! - запротестовал Айдахо.
- Согласен, - Стилгар кивнул. - Алия поймана внутрь круга, и каждый
день круг сужается. Это как наш старый обычай иметь много жен. Сразу
говорит о мужском бесплодии, - он кивнул на Айдахо вопросительный взгляд.
- Ты говоришь, она обманывала тебя с другими мужчинами - "использовала
свой секс как оружие", как ты, по-моему, выразился. Тогда тебе открыта
совершенно законная и прямая дорога. Джавид здесь, в Табре, с посланиями
от Алии. Тебе надо только...
- На твоей нейтральной территории?
- Нет, вне ее, и пустыне.
- А если я воспользуюсь этим как возможностью для побега?
- Тебе не предоставится такой возможности.
- Стил, я клянусь тебе, Алия одержима. Что мне сделать, чтобы убедить
тебя в...
- Трудненько такое доказать, - сказал Стилгар. Этим доводом он уже
неоднократно пользовался в течение ночи.
Айдахо, припомнив слова Джессики, сказал:
- Но у тебя есть способы доказать это.
- Способ, да, - Стилгар опять покачал головой. - Болезненный, но
обратимый. Вот почему я напомнил тебе о нашем отношении к вине. Мы можем
освободиться от любой войны, которая могла бы нас погубить - от любой,
кроме Суда Одержимости. В этом случае, трибунал, целиком состоящий из
наших людей, принимает полную ответственность.
- Вы делали это раньше, верно?
- Уверен, Достопочтенная Мать не избегала в своих повествованиях
историю Свободных, - сказал Стилгар. - Ты хорошо знаешь, что мы делали это
раньше.
- Я не стараюсь запутать тебя ложью, - откликнулся Айдахо, заметив
раздражение в голосе Стилгара. - Это просто...
- Ночь была долгой, и вопросы остались без ответов, - сказал Стилгар.
- А теперь утро.
- Мне должно быть дозволено послать весточку Джессике, - сказал
Айдахо.
- Это было бы весточкой на Салузу, - ответил Стилгар. - Я не даю
вечерних обещаний. Если я даю слово - то буду его держать, вот почему Табр
- нейтральная территория. Я не дам тебе заговорить отсюда.
Я поклялся в этом всей своей родней.
- Алия должна предстать перед вашим Трибуналом!
- Возможно. Во-первых, мы должны выяснить, нет ли извиняющих
обстоятельство. Неудачи власти, может быть. Или просто невезения. Это
может быть делом естественных дурных склонностей, которым подвержены все
люди, и даже не одержимые.
- Ты хочешь быть уверен, что я не просто оскорбленный муж, ищущий в
других исполнителей своей мести, - сказал Айдахо.
- Такая мысль приходит в голову другим, но не мне, - ответил Стилгар,
улыбнувшись, чтобы убрать заключенное в этих словах жало.
- У нас, Свободных, есть своя наука традиции, наш Хадит. Когда мы
боимся ментата или Достопочтенную мать, мы обращаемся к хадит. Сказано,
что единственный непоправимый страх - эго страх перед своими ошибками.
- Леди Джессика должна быть извещена, - сказал Айдахо. - Гурни
говорит...
- Может, послание пришло и не от Гурни Хэллека.
- Ни от кого другого оно не пришло. У нас, Атридесов, есть свои
способы проверки достоверности посланий. Стил, не исследуешь ли ты по
крайней мере некоторые из...
- Джакуруту больше нет, - сказал Стилгар. - Оно было разрушено много
веков назад, - он коснулся рукава Айдахо. Да и в любом случае я не могу
выделить вооруженных бойцов. Неспокойные времена, угроза кванату...
Понимаешь? - он откинулся назад. - Нет, когда Алия...
- Алии больше нет, - сказал Айдахо.
- Ты так говоришь, - Стилгар отпил еще глоточек кофе, поставил чашку
на место. - Оставим это в покое, друг Айдахо. Частенько не бывает нужды
отрывать руку, чтобы удалить занозу.
"Нельзя ему быть таким наивным", - подумал Айдахо.
Но Стилгар вставал на ноги, показывая, что беседа закончена.
Айдахо встал на ноги, почувствовал, как у него затекли колени. И
ляжки онемели. Когда Айдахо встал, вошел слуга и остановился сбоку. В
комнату вслед за ним вошел Джавид. Айдахо одним быстрым движением выхватил
свой нож и вонзил его в грудь ничего не ожидающего Джавида. Тот покачнулся
назад, лезвие вышло у него из груди. Он повернулся и рухнул ничком. Ноги
его взбрыкнули - и он был мертв.
- Это чтобы унять сплетни, - сказал Айдахо.
Слуга стоял с обнаженным ножом, не зная, как реагировать. Айдахо уже
убрал в ножны свой нож, оставив кровавый след на краю своей желтой робы.
- Ты опозорил мою честь! - вскричал Стилгар. - Это нейтральная...
- Заткнись! - Айдахо бросил разъяренный взгляд на потрясенного наиба.
- Ты носишь ошейник, Стилгар!
Для Свободного это было одним из трех самых смертельных оскорблений.
Стил побледнел.
- Ты слуга, - сказал Айдахо. - Ты продаешь Свободных за воду.
Это было второе смертное оскорбление, то самое, что разрушило
первоначальный Джакуруту.
Стилгар заскрежетал зубами, положил руку на криснож. Слуга отшагнул
назад от лежащего в дверях тела.
Повернувшись спиной к наибу, Айдахо шагнул в дверь, в узкий проход
рядом с телом Джавида, и, не оборачиваясь, изверг третье смертное
оскорбление:
- У тебя нет бессмертия, Стилгар. Ни в одном из твоих потомков нет
твоей крови.
- Куда ты теперь идешь, ментат? - окликнул Стилгар, когда Айдахо
снова двинулся из комнаты. Голос Стилгара был холоден, как ветер с
полюсов.
- Искать Джакуруту, - все так же, не оборачиваясь, ответил Айдахо.
Стилгар выхватил свой нож:
- Может быть, я тебе помогу!
Айдахо был теперь на выходе из коридора. Не оборачиваясь, он сказал:
- Если ты хочешь помочь мне своим ножом, водяной вор, то бей мне
пожалуйста в спину. Только так и подобает носящему ошейник демона.
Двумя прыжками Стилгар пересек комнату, перемахнул через тело Джавида
и настиг Айдахо во внешнем коридоре. Жилистая рука рывком повернула и
остановила Айдахо. Стилгар стоял перед ним с обнаженными зубами и с ножом
наготове. Его ярость была такова, что он даже не заметил защитную улыбку
на лице Айдахо.
- Вытаскивай свой нож, погань ментатская! - взревел Стилгар.
Айдахо рассмеялся, и резко отвесил Стилгару - сначала левой рукой,
потом правой - две жгучие пощечины.
С бессвязным скрежетом, Стилгар ударил Айдахо ножом в живот, и
направленный внизу вверх нож проник сквозь диафрагму в сердце.
Айдахо осел на лезвие и улыбнулся Стилгару, ярость которого растаяла
во внезапном шоке.
- Две смерти за Атридесов, - просипел Айдахо. - И причина второй не
лучше, чем у первой.
Он скривился набок, и рухнул лицом на каменный пол. Из его раны
растекалась кровь.
Стилгар поглядел на свой капающий кровью нож, на тело Айдахо и
глубоко и с дрожью вздохнул. Джавид лежал мертвый рядом с ним. И супруг
Алии, Чрева Небесного, пал от собственной руки Стилгара. Можно было
доказывать, что наиб лишь защищал свою честь, отомстив за поругание своего
нейтралитета. Но этим мертвецом был Данкан Айдахо. Ни любые доступные
доводы, ни "извиняющие обстоятельства", ничто не могло стереть такого
поступка. Даже если в душе Алия это и одобрит, публично она должна будет
ответить местью. В конце концов, она - Свободная. Для того, чтобы править
Свободными, она должна была ни на йоту от них не отличаться.
Только тогда Стилгару пришло в голову, что своей "второй смертью"
Айдахо добился именно той ситуации, которой хотел.
Стилгар поднял взгляд, увидел потрясенное лицо Харахи, своей второй
жены, смотрящей на него из сгрудившейся вокруг толпы. Куда Стилгар ни
бросал взгляд - везде налицо было одно и то же выражение: шок и понимание
последствий.
Стилгар медленно выпрямился, вытер нож о рукав и убрал его в ножны.
Обратился к этим лицам, небрежным тоном, сказав:
- Идущие со мной должны немедленно укладываться. Поищите людей
пригнать червей.
- Куда ты уходишь, Стилгар? - спросила Харах.
- В пустыню.
- Я пойду с тобой.
- Конечно, ты пойдешь со мной. И все мои жены пойдут со мной. И
Ганима. Достать ее, Харах. Немедля.
- Да, Стилгар... немедля, - она заколебалась. - А Ирулэн?
- Если пожелает.
- Да, мой муж, - она все еще колебалась. - Ты берешь Гани в
заложницы?
- В заложницы? - он был неподдельно удивлен этой мыслью. - Женщина...
- он мягко коснулся носком ноги тела Айдахо. - Если этот ментат прав, я -
единственная надежда Гани, - и припомнил затем предостережение Лито:
"Остерегайся Алии. Ты должен взять Ганиму и бежать".

Вслед за Свободными, все планетологи видят жизнь
выражением энергии и ищут основополагающие взаимосвязи. В
маленьких кусочках, крохах и частичках, врастающих в общее
понимание, расовая мудрость Свободных переводится в новую
несомненность. То, что есть у Свободных как народа, может
быть у любого народа. Нужно лишь развить чувство энергии
взаимосвязей. Нужно лишь наблюдать, как эта энергия
пропитывает структуру вещей и строит из этих структур.
Харк ал-Ада. Катастрофа Дюны.

Это был съетч Тьюка на внутренней губе Ложной Стены. Хэллек стоял в
тени каменного столпа, защищавшего высокий вход съетча, дожидаясь, пока
находящиеся в съетче решат, дать ли ему убежище. Он поглядел вдаль, на
северную пустыню, а затем вверх, на серо-голубое утреннее небо. Здешние
контрабандисты были изумлены, узнав, что он, рожденный другой планетой,
поймал червя и приехал на нем. Но и Хэллека их реакция изумила не меньше.
Так это просто для проворного мужчины, несколько раз видевшего, как это
делается.
Хэллек опять поглядел на пустыню, серебряную пустыню со сверкающими
складами и серо-зелеными полями, где вершила свое чудо вода. Все это
внезапно представилось ему необычайно хрупким вместилищем энергии, жизни -
всего, чему угрожает резкая перетасовка извечных перемен.
Он понял, откуда такая реакция. Контейнеры с мертвой песчаной форелью
тащили в съетч для перегонки и извлечения ее воды. Их были тысячи, этих
созданий. Они пришли на вытекавшую воду. Вот эта утечка и дала
первоначальный толчок мыслям Хэллека.
Хэллек поглядел вниз, на поля съетча и границу кваната, более не
наполненного драгоценной водой. Он видел дыры в каменных стенах кваната,
ободранную каменную облицовку, откуда вода выплеснулась в песок. Кто же
проделал эти дыры? Некоторые тянулись метров на тридцать вдоль самых
уязвимых секций кваната, в местах, где мягкий песок нисходил к поглощающим
воду углубленьицам. В этих-то углубленьицах и кишела форель. Дети съетча
убивали ее и собирали.
Ремонтные бригады трудились над разбитыми стенами кваната. Другие
поливали самые нужные растения минимальным количество оросительной воды.
Водный источник гигантского резервуара под ветроловушкой был наглухо
закрыт, чтобы вода не текла в разоренный кванат. Работающие на солнечной
энергии насосы были отключены. Оросительную воду брали из тающих луж на
дне кваната и усердно носили из резервуара съетча.
Металлическая рама непроницаемой двери позади Хэллека щелкнула в
возрастающей дневной жаре. Словно этот звук направил его глаза, Хэллек
посмотрел на самый дальний извив кваната, туда, где бессовестней всего
вода источалась в пустыню. Полные надежд на сад, планировщики съетча
посадили там особое дерево, которое обречено, если только водный поток не
удастся быстро восстановить. Хэллек поглядел на глупый свешивающийся
плюмаж ивы, обдираемой песком и ветром. Для него это дерево
символизировало новую реальность и его самого, и Арракиса в целом.
"Мы оба здесь чужаки".
Они уже совещаются в съетче, какое решение им принять, но им могут
пригодиться хорошие бойцы. Хорошие мужчины контрабандистам всегда нужны.
Хотя Хэллек не питал особых иллюзий. Контрабандисты этого века совсем не
те, что приютили его много лет назад, когда он бежал из павших владений
своего Герцога. Нет, это была новая поросль, быстро соображающая, как
нажиться.
Он опять сосредоточил свой взгляд на глупой иве. И подумалось ему,
что бури новой реальности могут снести этих контрабандистов и всех их
друзей. Могут снести Стилгара с его хрупким нейтралитетом, а вместе с ним
и все племена, сохраняющие верность Алии. Все они стали колониалистами.
Хэллек видел, как это происходило раньше, отведал горький вкус этого в
своем родном мире. Он видел это ясно, припоминая манерность городских
Свободных, структуру пригородов, и то, насколько даже в этом закутке
контрабандистов стираются безошибочно узнававшиеся черты деревенских
съетчей. Деревенские съетчи становились колониями крупных городов. Они
научились носить ярмо с мягкой прокладкой, загнанные в него своей
жадностью, если не своими суевериями. Даже здесь, особенно здесь, в людях
узнавались повадки покоренного населения, а не действительно Свободных.
Они были насторожены, скрытны, уклончивы. Любая демонстрация власти
становилась предметом ненависти - любая власть: Регентства, Стилгара, их
Собственного Совета...
"Мне нельзя им доверять", - подумал Хэллек. Печально. Ушли прежние
взаимные уступки свободных людей. Старые обычаи свелись к ритуальным
словам, их истоки утрачены памятью.
Алия хорошо сделала свою работу, карая оппозицию и награждая за
помощь, наугад тасуя силы Империи, скрывая главные элементы ее имперской
власти. Шпионы! Великие боги, у нее наверняка есть шпионы!
"Если Свободные останутся в спячке, она победит", - подумал он.
Дверь позади него скрипнула и открылась. Вышел служитель съетча, по
имени Мелидес: коротышка, с телом, похожим на тыкву и переходившим в
тоненькие ножки, уродство которых лишь подчеркивал стилсьют.
- Ты пришли, - сообщил ему Мелидес.
И что-то хитрое и лицемерное послышалось Хэллеку в интонациях этого
голоса - вполне достаточно, что Хэллек понял: убежище ему здесь - только
на короткий срок.
"Только до тех пор, пока я не угоню один из их топтеров", - подумал
он.
- Моя благодарность Совету, - произнес он. И подумал о Эзмаре Тьюке,
в честь которого был назван этот съетч. Эзмар, давно павший в результате
предательства, перерезал бы горло этому Мелидесу, едва взглянув на него.