Хроники Дюны. Ф. Херберт. Дюна. КНИГА ПЕРВАЯ. ДЮНА. 001 - 5 Апреля 2023

Главная » » Хроники Дюны. Ф. Херберт. Дюна. КНИГА ПЕРВАЯ. ДЮНА. 001

16:31

Хроники Дюны. Ф. Херберт. Дюна. КНИГА ПЕРВАЯ. ДЮНА. 001

***

Фрэнк Херберт. Дюна

* КНИГА ПЕРВАЯ. ДЮНА *

x x x

С самого начала надо определить свое место в жизни, чтобы
не уподобиться маятнику. Это известно каждой сестре Бене
Гессерит. И Муаддибу, подданному падишаха Шаддама Четвертого.
Особое внимание надо обратить на то, что он жил на планете
Арраки. Пусть не введет вас в заблуждение, что родился он на
Каладане и там провел первые пятнадцать лет своей жизни.
Настоящая его родина -- Арраки, планета, более известная под
названием Дюна.
Обо всем, что вы здесь прочтете, поведала принцесса
Ирулэн.

За неделю до отъезда на Арраки, когда предотьездная суета достигла апогея, к матери Пола пришла старуха.
Ночь в замке Каладан была жаркой, но груда камней, служившая домом уже двадцати шести поколениям семьи Атридесов, дышала той приятной прохладой, которую она всегда излучала к перемене погоды.
Старуха открыла боковую дверь, прошла под сводом коридора к комнате Пола и, заглянув в нее, стала рассматривать лежащего в постели мальчика.
При затененном свете лампы, висящей под самым потолком, разбуженный мальчик различил маячившую у двери грузную женскую фигуру, за спиной которой виднелась его мать.
Старуха более всего походила на ведьму: волосы -- как спутанная паутина, темное лицо, глаза сверкающие, словно драгоценные камни...
-- Не мал ли он для своего возраста? -- спросила старуха. Ее голос был хриплым и гнусавым.
-- Вы ведь знаете, что в нашей семье взрослеют поздно. Ваше преподобие, -- ответила мать Пола своим мягким контральто.
-- Как же, слышала, -- прохрипела старуха. -- Но ему уже пятнадцать лет.
-- Да, Ваше преподобие.
-- Он проснулся и слушает нас, маленький хитрец, -- хихикнула старуха. -- Но хитрость как раз и нужна нашему королевству. И если он действительно Квизатц Хедерах, тогда...
Пол приоткрыл глаза. Два по-птичьи ярких овала -- глаза старухи, -- казалось, росли и увеличивались, проникая ему в душу.
-- Спи спокойно, -- сказала старуха, -- завтра тебе понадобятся все твои силы и способности для встречи с моим Гомом Джаббаром.
И она ушла, оттолкнув мать Пола и с шумом захлопнув за собой дверь. Разбуженный мальчик лежал и думал о том, кто это такой -- Гом Джаббар.
Из всего того, свидетелем чего он случайно стал, самым
странным для него было поведение старухи: она обращалась с его
матерью, как со служанкой, а не как с леди Бене Гессерит --
матерью наследника герцога Лето. "Может, Гом Джаббар имеет
какое-то отношение к Арраки?" -- размышлял Пол.
Ему еще так много предстояло узнать...
Зуфир Хават, ведающий убийствами при дворе герцога Лето,
как-то объяснил мальчику: Харконнены с планеты Арраки -- их
смертельные враги. Раньше планета была владением Харконненов, с
которого они получали доход по контракту с СНОАМ. Теперь их
вытеснили Атридесы -- герцог Лето взял верх над ними. Он
пользуется влиянием в ландсраате и потому очень опасен для
врагов. Так говорил Зуфир Хават.
Пол вновь задремал. Ему снилась пещера на планете Арраки,
молчаливые люди, движущиеся вокруг него в тусклом свете
осветительных шаров. В пещере было сумрачно, как в церкви, и
слышался слабый шум воды. Даже во сне мальчик помнил, что
услышит его и наяву. Его сны всегда сбывались -- он это хорошо
знал.
Сон растаял. Пол проснулся в теплой постели и думал,
думал... Предстоящее расставание с миром Каладана, где не было
ни игр, ни друзей, не огорчало его. Доктор, его учитель,
намекал на то, что на Арраки ему будет вольготнее. Люди,
нашедшие приют в этом пустынном краю песков, называли себя
Свободными, они не были зарегистрированы в Империал Регент.
Ощутив сковавшее его напряжение. Пол решил воспользоваться
одним из приемов, которым обучила его мать. При быстрых вдохах,
сопровождающихся концентрацией воли, он впадает в состояние
прострации... направленное сознание сосредоточивается... кровь,
обогащенная кислородом, устремляется в самые отдаленные области
тела... в такие минуты животное сознание утрачивает власть над
мыслью, над телом... животные побуждения исчезают из сознания и
человек получает возможность увидеть самого себя, концентрируя
сознание по своему выбору.
Когда заря желтым светом тронула окна комнаты. Пол ощутил
лучи солнца веками. Он открыл глаза и услышал звуки суматохи и
беготни в замке.
Дверь, ведущая в зал, отворилась, и в нее неслышно
проскользнула мать. Ее волосы цвета бронзы поддерживала на
затылке черная лента, лицо было бесстрастно, зеленого цвета
глаза -- серьезны.
-- Проснулся? -- спросила она Пола. -- Хорошо ли ты спал?
-- Да.
Вынув из шкафа форменную куртку, над нагрудным карманом
которой был вышит красный ястребиный клюв -- герб Атридесов,
мать повернулась к сыну.
-- Вставай! -- сказала она, -- Преподобная мать ждет.
-- Я как-то видел ее во сне. Кто она?
-- Она была моей учительницей в школе Бене Гессерит. Сейчас
она состоит при императоре и носит сан Прорицательницы. Ты...
-- она поколебалась одно мгновение, -- ты должен рассказать ей
о своих снах.
-- Ладно. Это из-за нее мы едем на Арраки?
-- Мы еще не получили Арраки. -- Она встряхнула брюки и
повесила их рядом с курткой. -- Поторопись, не заставляй
Преподобную мать ждать.
Пол сел, потирая колени.
-- Расскажи мне о Гоме Джаббаре.
И снова он уловил ее чуть заметное колебание, нервное
напряжение, в котором он различил страх.
Джессика подошла к окну, отдернула шторы и посмотрела в сад.
-- Ты сам скоро о нем узнаешь.
Он уловил страх в ее голосе и удивился Джессика, не
оборачиваясь, проговорила:
-- Преподобная мать ждет.
Преподобная мать, Гайус Хэлен Моахим, сидела в ковровом
кресле, наблюдая за тем, как к ней подходят мать с сыном.
Кресло стояло в простенке между окнами, которые выходили на
южный берег реки, на зеленые луга семьи Атридесов. Но
живописный пейзаж нисколько не интересовал Преподобную мать
этим утром она чувствовала себя значительно хуже обычного. Вину
за это она возлагала на космическое путешествие Необходимо было
выполнить поручение, требующее ее личного участия Даже она не
могла избежать личной ответственности, когда этого требовал
долг.
"Черт бы побрал эту Джессику", -- подумала Преподобная мать.
Насколько все было бы проще, если бы она родила девчонку!
Джессика остановилась в трех шагах от кресла и сделала
реверанс. Пол отвесил короткий поклон. Манера приветствия Пола
не ускользнула от внимания Преподобной:
-- А он вежлив, Джессика.
Рука матери легла на плечо сына. Даже ее ладонь, как
показалось Полу, излучала страх. Она сделала над собой усилие:
-- Так его учили. Ваше преподобие.
"Чего она боится?" -- удивился Пол.
Старуха смотрела на Пола немигающим взглядом, отметив про
себя удивительное сходство мальчика с его родителями.
-- Ну что ж, -- сказала Преподобная мать, -- посмотрим, как
его учили. -- Старческие глаза метнули суровый взгляд на
Джессику: "Оставь нас одних. Займись своими делами".
Джессика сняла руку с плеча Пола.
-- Ваше преподобие, я...
-- Джессика, ты же знаешь, что иначе нельзя.
Пол озадаченно взглянул на мать. Джессика выпрямилась.
-- Да, конечно...
Пол перевел взгляд на носительницу высокого сана. Страх,
который испытывала его мать, заставил мальчика нахмуриться.
-- Пол...
Джессика глубоко вздохнула.
-- Это испытание... оно важно для меня.
-- Испытание?
-- Помни, что ты сын герцога.
И она направилась к выходу Только сухой шелест складок ее
платья нарушал вдруг установившуюся тишину Когда дверь за
матерью плотно закрылась. Пол, сдерживая гнев, повернулся к
Преподобной Почему она обращается с леди Джессикой, как с
простой служанкой?
В углах морщинистого рта старухи мелькнула усмешка.
-- Леди Джессика в течение четырнадцати лет была моей
служанкой в школе, мальчуган -- Она зевнула. -- И хорошей
служанкой. А теперь иди сюда.
Пол безропотно повиновался этой команде, прозвучавшей,
словно удар хлыста, повиновался раньше, чем успел осмыслить ее.
"Использует воздействие голоса", -- подумал он Когда Пол
подошел к креслу. Преподобная мать жестом остановила его.
-- Видишь вот это? -- спросила она, доставая из складок
своей зеленой юбки полый металлический куб без одной стенки.
Она повернула его открытой стороной к мальчику, и тот увидел,
что внутренность куба абсолютно черная. Казалось, ни один луч
света не проникает в него, хотя куб и был открыт.
-- Вложи сюда свою правую руку! -- приказала старуха.
Страх шевельнулся в душе мальчика. Он отпрянул было назад,
но грозный оклик старухи настиг его:
-- Так вот как ты слушаешься свою мать!
Он взглянул в ее яркие птичьи глаза. Не имея сил противиться
их власти, он неуверенно вложил руку в куб. Когда чернота
сомкнулась вокруг его кисти, первое, что он ощутил, был холод.
Потом его пальцы коснулись металла, и он почувствовал легкое
покалывание, как если бы перед этим его рука была перетянута
жгутом.
Взгляд старухи сделался хищным, она протянула руку к шее
Пола. Он увидел в ней блеск металла и хотел повернуть голову.
-- Стой! -- рявкнула старуха.
Пол снова ощутил на себе власть ее голоса.
-- Я держу у твоей шеи Гом Джаббар. Это игла с каплей яда на
конце. А-а-а! Не отворачивайся, не то почувствуешь действие
этого яда на себе.
Пол попытался сглотнуть вдруг появившийся в горле комок, но
возникшая сухость во рту помешала ему сделать это. Взгляд
мальчика был словно прикован к морщинистому лицу старухи, к ее
бледным деснам над серебряными зубами, вспыхивающими, когда она
говорила:
-- Сын герцога должен все знать о ядах. Есть яды быстрые,
есть медленные. Этот же убивает только животных.
-- Уж не хочешь ли ты сказать, что я животное? -- надменно
спросил он.
-- Скажем так: я надеюсь, что ты человек. Предупреждаю тебя:
не дергайся. Я стара, но моя рука успеет воткнуть иглу тебе в
шею, прежде чем ты убежишь.
-- Кто вы? -- прошептал Пол. -- Каким образом вам удалось
уговорить мою мать оставить меня с вами один на один? Вы из
Харконненов?
-- Слава Богу нет! А теперь молчи!
Сухой палец тронул его шею. Пол подавил в себе желание
отодвинуться.
-- Молодец! -- сказала старуха. -- Первое испытание ты
выдержал. Теперь осталось последнее -- если не выдернешь руку
-- будешь жив, выдернешь -- умрешь!
Пол глубоко вздохнул, унимая дрожь.
-- Если я закричу, слуги будут здесь через секунду, и умрешь
ты, старуха!
-- Слуги не пройдут мимо твоей матери, она стоит на страже.
Подумай! Твоя мать выдержала это испытание, теперь твоя
очередь. Будь же тверд! Мы редко предлагаем это испытание
мужчинам!
Любопытство одержало верх над страхом. Пол почувствовал по
голосу старухи, что она говорит правду. И занялся
самовнушением: я не должен бояться. Страх угнетает разум. Страх
-- это смерть. Я буду смотреть ему в лицо. Я не позволю страху
овладеть мною.
Он почувствовал, как самообладание возвращается к нему, и
сказал:
-- Начинай, старуха!
-- Старуха? -- повторила она. -- Ты смел, этого у тебя не
отнять, мой милый. -- Она наклонилась к нему, понизив голос
почти до шепота. -- Ты чувствуешь боль в своей руке? Выдерни
руку, и мой Гом Джаббар коснется тебя. Смерть будет мгновенной,
как удар кнута.
Почувствовав, как усиливается покалывание в руке. Пол крепче
сжал губы. Только и всего? В чем же заключается испытание?
Покалывание перешло в зуд. Старуха сказала:
-- Ты слышал о том, что животные перегрызают себе лапы,
чтобы освободиться из ловушки? Это веление инстинкта. Человек
же остается в ловушке, выдерживая боль. Им движет надежда. Эта
надежда не оставляет человека до самой его смерти.
Зуд перешел в жжение.
-- Зачем вы это делаете? -- спросил Пол.
-- Чтобы убедиться, что ты человек. Молчи!
Пол сжал левую руку в кулак, потому что жжение перешло и на
нее. Оно медленно росло... Становилось все сильнее и сильнее...
Он чувствовал, как глубоко впились ногти в ладонь, и попытался
разжать кулак, но не мог шевельнуть пальцами.
-- Горит, -- прошептал он.
-- Молчи!
Рука Пола задрожала, на лбу выступил пот. Казалось, каждая
клеточка тела кричала: выдерни руку, но... Гом Джаббар! Не
поворачивая головы. Пол попытался, скосив глаза, посмотреть, в
каком положении находится игла. Услышав свое шумное дыхание,
мальчик попытался унять его, но не смог.
-- Пол!
Весь мир для него сосредоточился на неподвижном старческом
лице, обращенном к нему.
-- Горячо! Горячо!
Ему казалось, что он чувствует, как кожа на его руке
обугливается, как расплывается и исчезает плоть и остаются одни
кости. И вдруг боль разом утихла, словно ее кто-то отключил.
Обильный пот выступил на теле мальчика.
-- Довольно! -- пробормотала старуха. -- Кулл вахад! Еще ни
один ребенок, рожденный женщиной, не выдерживал такого
испытания. Я не должна была желать твоего поражения. -- Она
отодвинулась. -- Молодой человек, вы можете посмотреть на свою
руку.
Усмирив болезненную дрожь. Пол вглядывался в лишенную света
черноту. Казалось, боль еще жила. Жила, пропитав собою каждое
ушедшее мгновение.
-- Ну же! -- крикнула она.
Пол рывком выдернул руку и с удивлением уставился на нее.
Никаких следов ожога на ней не было. Он поднял кисть, повертел
ее, пошевелил пальцами.
-- Это только возбуждение нервов, -- проскрипела старуха. --
Зачем калечить тех, кто может оказаться полезен?! И все же
кое-кто отдал бы многое за тайну этого кубика.
-- Но боль...
-- Боль? -- усмехнулась она. -- Человек может вызвать и
подавить любые ощущения в своем теле.
-- С моей матерью вы проделывали нечто подобное?
-- Ты когда-нибудь просеивал песок?
Пол кивнул утвердительно.
-- А мы, Гессерит, просеиваем людей, чтобы найти человека.
Пол поднял руку, подавляя воспоминание о пережитой боли.
-- Это все, что нужно, -- суметь перенести боль?
-- Я наблюдала за тобой в критическую минуту. И мне
открылась твоя внутренняя суть.
Пол уловил искренность ее тона и кивнул:
-- Это правда!
Старуха пристально посмотрела на него. Он уже чувствует
правду! Может, она нашла то, что искала? Она подавила волнение
и сказала себе правило Бене Гессерит: "Надейся и наблюдай".
-- Ты знаешь, когда люди сами верят в то, о чем говорят?
-- Знаю!
Голос Пола был мелодичен, и старуха уловила эту особенность.
-- Возможно, ты Квизатц Хедерах. Присядь у моих ног, дружок.
-- Я предпочитаю стоять.
-- Твоя мать сидела когда-то у моих ног.
-- Я -- не она!
-- Похоже, ты нас не жалуешь? -- Старуха повернулась к двери
и позвала: -- Джессика!
Дверь мгновенно распахнулась, и мать встала на пороге,
тревожно оглядывая комнату. Но вот она увидела Пола, и тревога
сошла с ее лица.
-- Джессика, ты перестанешь когда-нибудь меня ненавидеть? --
спросила старуха.
-- Я и люблю, и ненавижу вас одновременно. Моя ненависть
происходит от боли, которую я, должно быть, никогда не забуду.
Моя любовь...
-- Просто любовь, -- закончила за нее старуха, и голос ее
прозвучал неожиданно мягко. -- Теперь ты можешь войти, только
веди себя тихо.
Джессика вошла в комнату, закрыла дверь и прислонилась к ней
спиной.
"Мой сын жив, -- думала она, -- и он -- человек. Я всегда
знала это... Он живет. Теперь и я могу жить дальше".
Пол смотрел на мать. Он знал, что она сказала правду. Ему
захотелось уйти и обдумать все, что произошло, но он знал, что
не может это сделать, пока старуха ему не разрешит. Она
приобрела над ним власть. Она говорила правду: его мать тоже
прошла через это -- ради какой-то таинственной и ужасной цели.
Его собственная жизнь отныне тоже была подчинена этой цели,
хотя он и не знал пока, в чем она состоит.
-- Когда-нибудь тебе тоже придется стоять на страже у этой
двери, и это будет высшая мера доверия, -- сказала старуха.
Пол посмотрел на руку, перенесшую боль, перевел взгляд на
Преподобную мать. Голос ее стал не похож на все другие,
слышанные им когда-либо прежде. И он понял, что теперь он может
получить ответ на любой вопрос и что тому миру безмятежности, в
котором он жил до сих пор, пришел конец.
-- Для чего проводится это испытание на человеке? -- спросил
он.
-- Чтобы высвободить его личность!
-- Как это?
-- Когда-то человек слишком полагался на машины, но это лишь
позволило поработить его другим людям, имеющим более
совершенные механизмы.
"Не заменяй машиной человеческий разум", -- процитировал
Пол.
-- Это лозунг Бутлерианского джихада, записанный в Оранжевой
Католической Библии, -- подхватила старуха. -- Ты что, учился
на ментата?
-- Я лишь приступил к этому под руководством Зуфира Хавата.
-- Великое восстание смело все эти костыли и подпорки к
человеческому созданию. Оно побудило человеческий разум к
совершенствованию. Чтобы развивать заключенные в человеке
возможности, были открыты специальные школы.
-- Такие, как школа Бене Гессерит?
Старуха утвердительно кивнула:
-- Бене Гессерит, как и Космический Союз, продолжает
традиции школ древности. Но этот последний придает решающее
значение математике, в то время как для Бене Гессерит
главное...
-- Политика, -- закончил за нее Пол.
-- Кулл вахад! -- воскликнула старуха и сердито посмотрела
на Джессику.
-- Я ничего ему не рассказывала, -- возразила та.
Преподобная мать обратилась к Полу:
-- Ты высказал замечательную догадку. Действительно,
политика. Именно в ней нуждается человеческий род, чтобы не
прервалась его нить. Однако при этом надо все время иметь в
виду, что между высшими интересами общества и животными
инстинктами существует неразрывная связь. Нельзя нарушать ее,
если ты заботишься о будущих поколениях.
Слова старухи внезапно потеряли для Пола специфическую
остроту. Он почувствовал наступление того, что его мать
называла инстинктом правды. Не то чтобы Преподобная лгала,
просто она верила в то, что говорила. Пол ощутил в себе ту же
таинственную цель.
-- Но мать говорила мне, что последователи школы Бене
Гессерит не знают своих родителей, -- вставил он.
-- Генетические линии сохранены в наших записях, --
возразила старуха.
-- Тогда почему моя мать не знает своей?
-- Некоторым дано узнать, чей род они продолжают, но только
очень немногим. Мы бы могли, например, захотеть брака твоей
матери с ее близким родственником, чтобы усилить генетическое
влияние на потомков. Ведь для этого может существовать масса
причин...
И снова Пол почувствовал в ее словах полуправду. Он сказал:
-- Вы много на себя берете!
Преподобная мать удивленно посмотрела на мальчика:
-- Мы несем на себе бремя большой ответственности!..
-- Вы сказали, что я могу стать... как это? Квизатцем
Хедерахом? Это нечто вроде Гома Джаббара в образе человека?
-- Пол, -- с укоризной произнесла Джессика, -- ты не должен
говорить таким тоном с...
-- Я справлюсь сама, -- остановила ее старуха. -- Скажи мне,
мальчуган, что тебе известно о предсказательном веществе?
-- Его принимают, чтобы отличить ложь от правды, так
говорила мне мать.
-- Ты когда-нибудь видел транс правды?
-- Нет!
-- Это вещество опасно, -- сказала старуха. -- Оно дает
внутреннее видение Оно усиливает не только твою память, но и
память предков, благодаря чему можно заглянуть в далекое
прошлое Однако это доступно только женщинам. -- Голос старухи
стал печальным. -- Но и мы в этом ограниченны: мы можем видеть
только прошлое женщины. Правда, в старинных книгах сказано, что
однажды мужчина получит этот дар и сможет увидеть не только
женское прошлое, но и мужское.
-- Это будет Квизатц Хедерах? -- спросил Пол.
-- Да Многие испытывали на себе предсказательное вещество,
но безуспешно.
-- Их попытки заканчивались неудачей?
-- Если бы! -- она покачала головой. -- Их попытки
заканчивались гибелью.

x x x

Попытка понять Муаддиба, не поняв его смертельных врагов,
-- это попытка увидеть правду без знания лжи. Это попытка
понять, что такое свет, не зная, что такое тьма. Это просто
невозможно.
Принцесса Ирулэн.
Руководство Муаддиба.

Большой круглый шар -- выпуклое изображение Вселенной --
вращался под нетерпеливой рукой, унизанной драгоценными
перстнями. Глобус был надет на стержень, укрепленный в одной из
стен комнаты, не имеющей окон; три другие стены были увешаны
полками, заполненными книгами, папками, магнитными записями и
фильмами Освещалась комната золочеными шарами ламп.
В центре комнаты стоял эллиптический стол желто-розового
цвета. Его окружали кресла. В одном из них сидел круглолицый
темноволосый юнец лет шестнадцати с мрачным взглядом. В другом
расположился стройный, небольшого роста мужчина с женственными
чертами лица. И юнец и мужчина смотрели на глобус и на
человека, вертевшего его.
Из-за глобуса послышалось хмыканье, и басистый голос
произнес:
-- Вот она, Питер, величайшая ловушка в мире. И герцог
непременно угодит в нее! Где ему тягаться со мной!
-- Разумеется, барон, -- прозвучал в ответ мелодичный тенор.
Полная рука отпустила глобус, и его вращение прекратилось.
Теперь глаза всех находящихся в комнате могли созерцать его
неподвижную поверхность Этот глобус был из числа тех, что
делаются для богатых коллекционеров или для правителей планет
империи Он был отмечен характерным мастерством, которым
славились ремесленники соответствующей планеты.
Полная рука снова опустилась на глобус.
-- Я пригласил вас сюда для того, чтобы вы, Питер, и вы,
Фейд-Раус, посмотрели вот на эту область между шестьюдесятью и
семьюдесятью градусами. Лакомый кусочек, не правда ли? Здесь
есть и моря, и озера, и даже реки. Ее не спутаешь ни с чем --
это Арена единственная и неповторимая! Превосходное место для
единственной в своем роде победы!
Улыбка тронула губы Питера.
-- Только подумать, барон, падишах империи верит в то, что
отдает герцогу вашу часть планеты!
-- Подобные слова не имеют смысла, -- загремел барон. -- Ты
сказал это, чтобы смутить юного Фейд-Рауса, моего племянника.
Но в этом нет никакой необходимости.
Угрюмый юнец завозился в своем кресле, разглаживая на себе
черное трико. В этот момент в дверь за его спиной постучали, и
он резко выпрямился.
Питер поднялся, подошел к двери и открыл ее ровно настолько,
чтобы можно было принять записку, скатанную в трубочку. Закрыв
дверь, он развернул листок и рассмеялся.
-- Ну? -- повелительно спросил барон.
-- Этот глупец прислал нам ответ, барон.
-- Атридесы никогда не могли себе отказать в благородном
жесте. Что он там пишет?
-- Он очень неучтив, барон. Обращается к вам просто, как к
Харконнену. Никаких титулов!
-- Это достаточно славное имя само по себе, -- проворчал
барон. Голос выдавал его нетерпение -- Так что же пишет дорогой
Лето?
-- Он пишет: "Ваше предложение о встрече неприемлемо Я, имея
достаточно много случаев убедиться в Вашем вероломстве, отвечаю
Вам отказом".
-- И?
-- "Жаль, что это качество все еще процветает в империи". И
подпись: "Граф Лето Арраки".
Питер рассмеялся.
-- Граф Арраки! Господи! До чего же смешно!
-- Замолчи, Питер, -- сказал Барон. Тот сразу умолк. -- Так,
значит, вражда? И он использует это старое милое слово
"вероломство", такое богатое традициями, будучи уверенным, что
я пойму намек?
-- Вы сделали шаг к миру, -- сказал Питер.
-- Для ментата ты чересчур разговорчив, Питер, -- заметил
барон, а про себя подумал: "Я должен от него поскорее
избавиться. Теперь в нем нет надобности".
Барон посмотрел на своего наемного убийцу и только сейчас
заметил в нем то, что сразу бросалось в глаза посторонним:
блеклые глаза ментата были лишены какого бы то ни было
выражения.
Усмешка скользнула по лицу Питера.
-- Но, барон! Я никогда не видел более утонченной мести.
Заставить Лето обменять Каладан на Дюну, и безо всяких условий,
только потому, что так приказал император! До чего же остроумно
с вашей стороны!
Барон холодно произнес:
-- У тебя недержание речи, Питер!
-- О, я счастлив, мой барон. Вы же... вас точит ревность.
-- Питер?
-- Но, барон! Разве не достойно сожаления то, что вы не
можете сами привести в исполнение этот замечательный план?
-- Когда-нибудь я задушу тебя, Питер!
-- Ну конечно, барон! Но с добрым поступком никогда не
следует спешить, не правда ли?
-- На что ты рассчитываешь, Питер?
-- Мое бесстрашие удивляет барона? -- спросил Питер. Его
лицо превратилось в хитрую маску. -- Ага! Но я заранее
предчувствую тот момент, когда ко мне подошлют палача. Вы
будете сдерживаться, пока я буду вам полезен. Преждевременное
убийство будет расточительно, я еще могу принести вам пользу. Я
знаю, что Дюна -- прекрасная планета. Мы не будем в убытке, не
так ли, барон?
Фейд-Раус дернулся в своем кресле. "Вот вздорные дураки, --
думал он. -- Мой дядя не может беседовать со своим ментатом без
ссор. Неужели они думают, что мне больше нечем заняться, кроме
как слушать их галиматью!"
-- Фейд, -- сказал наконец барон, -- я велел тебе слушать и
учиться, когда разговаривают старшие.
-- Да, дядя.
-- Иногда Питер удивляет меня. Я не считаю боль необходимой,
но он... он находит в ней какое-то удовольствие. Что касается
меня, то я чувствую жалость к бедному герцогу. Доктор вскоре
займется им, и это будет конец всех Атридесов. Но Лето,
конечно, узнает, кто направлял руку сговорчивого доктора, и
это... это, наверное, будет выглядеть ужасно.
-- Тогда почему бы вам не приказать доктору просто воткнуть
ему кинжал меж ребер? -- спросил Питер. -- Вы говорите о
жалости, но...
-- Герцог должен узнать, что это я стал его роком, -- сказал
барон. -- И другие тоже должны узнать об этом. Это приведет их
в замешательство, и я выиграю время для маневрирования.
-- Маневрирования... -- задумчиво повторил Питер. --
Внимание императора и так приковано к вам, барон. Вы слишком
смелы. В один прекрасный день император пошлет сюда
легион-другой сардукаров, и это будет концом барона Владимира
Харконнена.
-- Ты бы с удовольствием посмотрел на это со стороны, да,
Питер? -- съязвил барон. -- Ты бы с радостью наблюдал, как они
разрушают мои города и берут приступом этот замок. Тебя слишком
интересует кровь. Возможно, я поспешил с распределением трофеев
Арраки.
Питер сделал несколько мелких шажков и остановился за спиной
ФейдРауса. Напряжение в комнате, казалось, сгустилось. Юнец
обеспокоенно и хмуро посмотрел на Питера.
-- Не играйте со мной в прятки, барон, -- сказал тот. -- Вы
обещали мне леди Джессику!
-- Зачем она тебе? -- спросил барон.
Питер ничего не ответил. Фейд-Раус шевельнулся в своем
кресле.
-- Дядя, может, я пойду?
-- Ты слишком нетерпелив, мой милый.
-- Да, как с маленьким Полом? -- спросил барон у Питера.
-- Он угодят в ловушку и будет наш, -- пробормотал тот.
-- Я не об этом, -- сказал барон. -- Ты утверждал, что
служанка Бене Гессерит родит герцогу дочь. Стало быть, ты
ошибся, а, ментат?
-- Нечасто я ошибаюсь, барон, -- ответил Питер, и впервые в
его голосе послышался страх. -- Поверьте мне, что служанки Бене
рождают в основном дочерей.
-- Дядя, -- вмешался Фейд-Раус, -- вы мне обещали, что я
здесь услышу нечто важное для себя...
-- Не торопись, -- барон повернулся к племяннику, не отходя
от глобуса. -- Я позвал тебя сюда, Фейд, чтобы поучить
мудрости. Ты ведь наблюдал за нашим добрым ментатом. Тебе бы
следовало кое-что у него перенять.
-- Но, дядя...
-- Он очень умен, не так ли, Фейд?
-- Да, но...
-- Вот именно -- "но"... Всмотрись в его глаза. Питер умен,
но эмоционален и склонен к взрывам страсти. Как ни умен Питер,
но и он может заблуждаться.
В голосе Питера зазвучала угроза:
-- Вы вызвали меня сюда, барон, чтобы поиздеваться надо
мной?
-- Тебе пора бы знать меня получше, Питер. Я просто хочу
показать своему племяннику, что и возможности ментата могут
быть ограниченными.
-- Вы уже нашли мне замену?
-- Замену тебе? Что ты, Питер! Где же это я мог бы найти
замену твоей хитрости и уму?
-- Там же, где вы нашли меня, барон.
-- Возможно, стоит попытаться, -- задумчиво произнес барон.
-- Последнее время ты действительно кажешься мне
неуравновешенным. И еще эти снадобья...
-- Разве мои увлечения слишком дороги? Вы возражаете против
них?
-- Дорогой мой Питер, твои увлечения -- это то, что тебя ко
мне привязывает. Как я могу против них возражать? Я просто
хочу, чтобы мой племянник знал о тебе все.
-- Если он должен знать все, может, я ему станцую?
-- Как-нибудь в другой раз, -- сказал барон, -- а сейчас
сиди и молчи. -- Он посмотрел на Фейда. -- Это наш ментат,
Фейд. Он был обучен выполнять определенные обязанности. Тот
факт, что он находится в живом человеческом теле, не должен
тебя смущать. Правда, это серьезная помеха. Иногда я думаю, что
древним с их мыслящими машинами было куда легче.
Губы племянника барона, как и у всех Харконненов, были
несколько искривлены, что придавало его лицу изумленное
выражение.
-- Это сравнение уж слишком нелепо, -- сказал Питер. -- Вы
сами, барон, могли бы создать нечто лучшее, чем те машины.
-- Возможно, -- оживился барон и сделал долгий выдох. --
Итак, Питер, опиши моему племяннику основные перипетии нашей
борьбы с домом Атридесов.
-- Барон, я ведь предупреждал вас, чтобы вы не посвящали в
ее подробности никого. Мои наблюдения над...
-- Я сам могу судить об этом. Я отдал тебе приказ, ментат.
Предстань перед нами в одном из твоих многочисленных состояний.
-- Пусть будет так, -- сказал Питер. Он выпрямился, и в нем
появилось какое-то величие, как будто это была еще одна его
маска, но на сей раз покрывавшая не лицо, а тело. -- Через
несколько дней весь клан герцога Лето вступит на борт лайнера
Космического Союза для следования на Арраки Они прибудут скорее
всего туда, а не в наш город Картаг, потому что ментат герцога,
Зуфир Хават, совершенно справедливо решит, что Арраки легче
защитить, чем Картаг.
-- Слушай внимательно, Фейд, -- сказал барон, -- следи, как
план врага становится твоим планом.
Фейд кивнул: "Это уже кое-что, старое чудовище! Наконец-то
ты допустил меня к своей тайне. Должно быть, он действительно
хочет сделать меня своим наследником".
-- Есть несколько вариантов, -- продолжал Питер. -- Я указал
наиболее вероятный. Тем не менее мы не должны забывать о том,
что герцог заключил с Союзом контракт, чтобы тот перенес его в
более безопасное место внутри системы. Другие бы при подобных
обстоятельствах с помощью защитных экранов просто скрылись бы
за пределы империи.
-- Герцог слишком горд для этого, -- сказал барон.
-- Это просто одна из возможностей, -- сказал Питер. --
Конечный результат все равно был бы для нас тем же самым.
-- Нет, не был бы, -- проворчал барон. -- Я должен пресечь
его род.
-- Это возможно, -- продолжал излагать свои соображения
Питер. -- Некоторые приготовления указывают на то, что клан
герцога собирается бежать, но сам он не сделал ни одного шага к
этому.
-- Так, -- вздохнул барон, -- продолжай, Питер.
-- На Арраки герцог с семьей займет дом графа и леди Фен
ринг.
-- Посол и одновременно контрабандист, -- хихикнул баром.
-- Чей посол? -- спросил Фейд-Раус.
-- Ваш дядя шутит, -- сказал Питер. -- Он называет его
послом и контрабандистом, считая, что интересы империи в Арраки
-- это контрабанда.
-- Почему? -- Фейд повернул непонимающее лицо к дяде.
-- Не будь таким тупым, Фейд, -- рявкнул барон. -- Пока Союз
остается вне контроля империи, как это может быть иначе? Как
еще могли бы действовать шпионы и убийцы?
-- Рот Фейда открылся в беззвучном "О-о!".
-- Из этой резиденции мы подготавливаем нужные нам операции,
-- сказал Питер. -- Теперь нами задумано покушение на жизнь
наследника Атридесов, и оно может закончиться успехом...
-- Питер, -- прошипел барон, -- ты ведь говорил...
-- Я говорил, что может произойти несчастный случай, --
сказал Питер, -- и тогда покушение не понадобится.
-- Он молод, -- сказал барон, -- и потенциально более
опасен, чем его отец... К тому же он обладает знаниями,
которыми снабдила его мать... Проклятая колдунья! Ладно,
продолжай!
-- Хават сумел раскрыть подосланного к нему нашего агента,
-- продолжал Питер, -- подозрение пало на доктора Уйе, что
очень скверно, так как он действительно наш агент. Но Хават,
проведя расследование, обнаружил, что доктор -- выпускник школы
Сак, а это является достаточным основанием для признания
неприкосновенности любого, будь он даже слугой. Считается, что
с выпускником этой школы ничего нельзя сделать, не убив сам
объект внимания. Тем не менее (и в этом мы не раз убеждались)
стоит лишь найти соответствующие точки соприкосновения, и Уйе
окажется в руках Хавата. Раз мы смогли их найти, то и он может.
-- Интересно, каким же образом? -- задал вопрос Фейд. Он
нашел эту тему чрезвычайно занимательной.
-- Об этом в другой раз, -- сказал барон. -- Продолжай,
Питер!
-- Через Уйе мы внушили Хавату некоторые подозрения. Мы даже
заставили его сомневаться в ней самой.
-- В ком это? -- переспросил Фейд.
-- В леди Джессике, -- пояснил барон.
-- Каково, а? -- воскликнул Питер в расчете на восхищение
Фейда. -- Хават ухватился за эту возможность, считая, что она
могла бы упрочить его репутацию ментата. Пожалуй, он даже
сделает попытку устранить ее физически, -- при этих словах
Питер нахмурился. -- Впрочем, не думаю, чтобы он смог довести
это дело до конца.
-- Ты и сам не хочешь этого, -- сказал барон.
-- Не будем отвлекаться от темы, -- возразил Питер. -- Пока
Хават занимается леди Джессикой, мы организуем восстания
гарнизонов в ряде городов, чтобы еще больше отвлечь внимание
Хавата. Восстания будут подавлены, и герцог уже начнет думать,
что опасность миновала. А мы, улучив момент, дадим сигнал
доктору и выступим вместе с...
Питер запнулся и вопросительно взглянул на барона.
-- Чего там, давай уж рассказывай все, -- разрешил тот.
-- Мы выступим с двумя ментатами-сардукарами, переодетыми в
нашу форму.
-- Сардукарами! -- испуганно выдохнул Фейд, наслышанный о
жестокости этих немилосердных убийц из войск императора.
-- Ты должен оценить мое доверие к тебе, Фейд, -- строго
сказал барон. -- Если слухи об этом достигнут другого Великого
дома, то ландсраат может выступить против империи, и начнется
полный хаос.
-- А теперь самое главное, -- продолжал Питер, -- Хотя
империя и использует дом Харконненов для выполнения грязной
работы, мы, однако, окажемся в преимущественном положении, и
если поведем дело с умом, то добьемся огромных богатств и
такого влияния, какого никогда еще не имел ни один из домов
империи.
-- Ты, Фейд, понятия не имеешь, что поставлено на карту. У
тебя не хватит воображения представить себе степень возможного
возвышения дома Харконеннов. Скажу лишь об одном: мы будем
иметь постоянное представительство в СНОАМ.
Фейд энергично закивал в знак согласия: богатство -- это
великая сила. Все благородные дома черпают при случае из казны
СНОАМ -- разумеется, с санкции правления директоров. А Совет
СНОАМ -- своеобразный слепок с политических институтов империи,
с ландсраата, созданного законным путем, в результате выборов,
и служащего противовесом власти монарха и его сторонников.
Однако приходилось признать, что власть Совета СНОАМ превыше
ландсраата.
-- Герцог Лето, -- продолжал Питер, -- может попытаться
бежать к Свободным, живущим на краю пустыни. К ним же,
возможно, он постарается отослать и свою семью. Но все пути
блокированы агентами Его величества. Один из них -- Кайнз,
может, помните его?
-- Фейд его помнит, -- вставил барон. -- Продолжай!
-- Не слишком-то вы любезны, барон.
-- Здесь приказываю я! -- прикрикнул барон.
Питер пожал плечами:
-- Если дело пойдет так, как планируется, то дом Харконненов
получит поместья на Арраки и ставленник вашего дяди будет
управлять ими от имени барона Владимира Харконнена.
-- Значит, у нас увеличатся доходы, -- резюмировал Фейд.
-- Конечно, -- согласился барон.
-- И Великие дома будут знать, что только барон смог
уничтожить Атридесов, -- добавил Питер.
-- Да, они будут это знать, -- выдохнул барон.
-- Самое интересное, что все это знает и герцог, -- сказал
Питер. -- Он уже сейчас чувствует ловушку.
-- Это правда, -- в голосе барона неожиданно прозвучали
нотки печали. -- Но он ничего не может поделать. Даже жалко
его.
Барон отошел, наконец, от глобуса и, выйдя на середину
комнаты, показался во всем своем великолепии -- огромная,
непомерно полная фигура на странно тонких для такого тяжелого
тела ногах.
-- Однако я проголодался, -- пробормотал он, сверля
племянника маленькими глазками, под которыми отвисли большие
мешки. -- Пойдем перекусим на дорогу.