На заре зарождения римской философской терминологии Лукреций в своём основном труде, посвящённом претору 58 года до н. э. Гаю Меммию Гемеллу, — философской поэме «О природе вещей» (лат. De rerum natura) — облёк своё учение в стройную поэтическую форму. Следуя теории эпикуреизма, Лукреций Кар постулировал свободу воли человека, отсутствие влияния богов на жизнь людей (не отвергая, однако, само существование богов). Он считал, что целью жизни человека должна быть атараксия, аргументированно отвергал боязнь смерти, саму смерть и потустороннюю жизнь: по его мнению, материя вечна и бесконечна, а после смерти человека его тело обретает иные формы существования.
Для философов-материалистов более позднего времени именно Тит Лукреций Кар является главным пропагандистом и доксографом учения Эпикура. Его философия дала мощнейший толчок развитию материализма в античности и в XVII—XVIII веках. Среди ярких последователей Эпикура и Лукреция — Пьер Гассенди. В 1563 году французский филолог Ламбин издал первое комментированное издание поэмы Лукреция. В 1884 году философ Анри Бергсон перевёл и издал фрагменты поэмы в качестве пособия по курсу риторики и философии.
---------------------------------------------------------------------------- Перевод Ф.А. Петровского Хрестоматия по античной литературе. В 2 томах. Для высших учебных заведений. Том 2. Н.Ф. Дератани, Н.А. Тимофеева. Римская литература. М., "Просвещение", 1965 OCR Бычков М.Н. mailto:bmn@lib.ru ----------------------------------------------------------------------------
ЛУКРЕЦИЙ
(Около 94-55 гг. до н. э.) Лукреций (Lucretius) - римский поэт-философ эпохи гражданских войн I в. до н. э. Биографические сведения о нем малодостоверны. Рост индивидуализма в связи с распадом римской общины, стремление по-новому поставить и решить проблемы этики, морали и религии, осознать основы мироздания - все это вызвало в Риме интерес к греческим философским системам. Большой популярностью стала пользоваться материалистическая философия греческого философа Эпикура (IV-III вв. до н.э.). По словам К. Маркса {К. Маркс, передовица в Э 179 "Кельнской газеты" (1842). Сочинения, т. I, стр. 180.}, "философии Эпикура, стоиков или скептиков были религиями образованных римлян к тому моменту, когда Рим достиг вершины своего могущества". В дидактической поэме "О природе вещей" ("De rerum natura") Лукреций пламенно пропагандирует идеи Эпикура. В первых трех книгах излагается физика Эпикура - его учение об атомах, в котором он развивал учение философа Демокрита; в четвертой - каноника (теория познания); в пятой - астрономия, геология и история человеческой культуры; в шестой объясняются различные явления природы; поэма завершается пространным картинным описанием эпидемии в Афинах в V в. до н. э. В основе концепции Лукреция лежит этический принцип: объяснением явлений природы Лукреций хочет избавить своих современников от всяких суеверий и страха перед смертью. В отличие от Эпикура, физика и материалистическое объяснение всего мироздания у Лукреция играют более самостоятельную роль, поэтому он особенно заостряет антирелигиозный момент философии Эпикура. Не случайно он приводит в третьей книге до тридцати доказательств смертности души. Поражает любовь Лукреция к реальной действительности, живое ощущение природы, вера в человека, в его разум, в прогресс человечества. Пусть многие объяснения Лукреция наивны; у него античный механический материализм; но он признает объективную реальность мира, и в основе всей его концепции лежит научный принцип сохранения материи при ее вечной трансформации. Лукреций - не изолирующий себя от общества эпикуреец (принцип Эпикура - "живи незаметно"), а политический борец-просветитель. Недаром Ломоносов говорил, что "Лукреций в натуре дерзновенен" {В статье "О качествах стихотворца рассуждение".}, а Маркс в своих ранних работах называл Лукреция "свежим, смелым поэтическим властителем мира" {Сочинения, т. I, ИМЭЛ, стр. 462.}. Лукреций не только философ, но и поэт. Продолжая линию дидактических философских поэм Эмпедокла и Парменида, а также отчасти унаследовав доказательства путем художественных аналогий от Демокрита, Лукреций довел поэтизацию философского материала до совершенства; он искусно сумел раскрыть философские положения в конкретных образах и аналогиях, которые развертываются у него в яркие, цельные поэтические картины. В своих доказательствах, желая убедить читателя, Лукреций обнаруживает тонкое ораторское мастерство и в этом отношении является предшественником Вергилия. Язык его поэмы, написанной дактилическим гекзаметром, изобилует неологизмами и архаизмами, стилистическая функция которых еще мало изучена. Поэма Лукреция заняла видное место в борьбе античного материализма и идеализма в Риме. Цицерон, будучи противником учения Эпикура, тем не менее, по-видимому, содействовал изданию поэмы Лукреция. Эпикурейски настроенный поэт Овидий (см. ниже) писал: "Стихотворения возвышенного Лукреция погибнут тогда, когда вся земля погибнет в один день" ("Песни любви", I, 15, 23). Лукреций был популярен в эпоху Возрождения и в эпоху французской буржуазной революции, особенно у французских материалистов XVIII в. (например, у Гельвеция и др.), которые черпали из его поэмы аргументы против религии. Даже романтик Ф. Шлегель, осуждая материализм Лукреция, тем не менее писал: "По вдохновению и возвышенности он занимает первое место среди римлян; как певец и живописатель природы - первое место среди всех уцелевших поэтов древности". В Советском Союзе поэт, философ-материалист Лукреций стал особенно популярен. Переводы - И. Рачинского (М, 1904 и 1913; Гос. антирелигиозное изд., 1933) и Ф. А. Петровского (изд. 1936 и изд. Академии наук СССР, 1945 и 1946). Из поэмы "О ПРИРОДЕ ВЕЩЕЙ" [ХВАЛА ЭПИКУРУ]
I
В те времена, как у всех на глазах безобразно влачилась Жизнь людей на земле под религии тягостным гнетом, С областей неба главу являвшей, взирая оттуда 65 Ликом ужасным своим на смертных, поверженных долу, Эллин впервые один осмелился смертные взоры Против нее обратить и отважился выступить против. И не молва о богах, ни молньи, ни рокотом грозным Небо его запугать не могли, но, напротив, сильнее 70 Духа решимость его побуждали к тому, чтобы крепкий Врат природы затвор он первый сломить устремился {*}, {* Лукреций, преклоняясь перед Эпикуром, здесь забывает о великом материалисте Греции Демокрите (V-IV вв. до н. э.), атомистическую теорию которого заимствовал и развил Эпикур (см.: Маркс, Различие между натурфилософией Демокрита и Эпикура (Докторская диссертация), Сочинения, т. I, ИМЭЛ). Следует еще иметь в виду, что Эпикур не вполне отрицал существование богов, но учил, что они не касаются мира, пребывая где-то в "междомирии".} Силою духа живой одержал он победу и вышел Он далеко за предел ограды огненной мира, По безграничным пройдя своей мыслью и духом пространствам. Как победитель он нам сообщает оттуда, что может Происходить, что не может, какая конечная сила Каждой вещи дана и какой ей предел установлен. Так в свою очередь ныне религия нашей пятою Попрана, нас же самих победа возносит до неба {*}. {* Маркс цитирует этот отрывок и замечает: "Эпикур поэтому есть величайший греческий просветитель, и ему подобает похвала Лукреция" ("Из подготовительных работ к диссертации", Сочинения, т. I, ИМЭЛ, стр. 53).} [ГРОМОВАЯ ПЕСНЯ ЛУКРЕЦИЯ] {*} {* Слова Маркса, который цитирует стихи 922-934 ("Работы по истории эпикурейской, стоической и скептической философии", Сочинения, т. I, ИМЭЛ, стр. 462). Лукреций в библиотеке Максима Мошкова (фрагменты)
Президент Академии Наук СССР академик С. И. Вавилов ФИЗИКА ЛУКРЕЦИЯ*
1. Лукреций и современность
Едва ли другое поэтическое и научное произведение древности, если говорить даже о творениях Гомера, Эврипида, Эвклида, Архимеда, Вергилия и Овидия, донесло до наших дней через тысячелетия такую же свежесть и злободневность, как неувядаемая поэма Лукреция. Ею восхищались Цицерон и Вергилий, на нее раздраженно обрушивались отцы церкви, справедливо прозревая в Лукреции страшную для себя опасность. Эта поэма определила многие черты мировоззрения Ньютона и Ломоносова, приводила в восторг Герцена, глубоко интересовала молодого Маркса и служила знаменем механического материализма для Л. Бюхнера. Немецкий перевод поэмы Лукреция Дильса вышел с предисловием Эйнштейна. Лукреция, вероятно, читал тургеневский Базаров, а герои А. Франса не расставались с заветной книжкой в самые критические моменты жизни.
Такая двухтысячелетняя действенность — редчайший случай в истории культуры, заслуживающий особого внимания. В чем сила Лукреция? В его поэзии — прекрасной, но, по мнению и знатоков, и профанов, значительно уступающей Вергилию, Овидию и многим другим? В его мировоззрении и науке, в которых он в основном верно следует своему, обожествляемому им, учителю Эпикуру? Притягательность Лукреция ни в том, ни в другом в отдельности. Она кроется, несомненно, в изумительном, единственном по эффективности слиянии вечного, по правильности и широте, философского содержания поэмы с отвечающей ему поэтической формой. Лукреций с полным основанием неоднократно повторяет о себе ':
«По бездорожным полям Пиэ'рид я иду, по которым Раньше ничья не ступала нога...»
Дидактическая поэма, осуждавшаяся как род поэзии и в древние, и в новые времена, у Лукреция стала могучей, перекликающейся живым голосом через века и тысячелетия с современностью. Нет никакого сомнения, что великая идея атомизма проникала до Галилея, Ньютона и Ломоносова не посредством разбросанных фрагментов Демокрита и Эпикура, а через гексаметры поэмы Лукреция.
Подобное не удавалось никому ни .до, ни после Лукреция, хотя многие стремились пойти по его стопам, подражая ему или пытаясь противопоставить его влиянию различные неудачные «Анти-Лукреции».
В строках Лукреция вечная материалистическая доктрина, правда, еще в ее начальной . форме, высказана с невиданной убедительностью и поэтическим пафосом. Культурный человек нашего времени,
* Доклад на объединенном заседании Отделений физико-математических наук, истории и философии и литературы и языка 18 января с. г.
1 Начало IV песни. Цитаты из Лукреция приводятся по переводу Ф. А. Петровского.
Введение (1-145)
Ничто не возникает из ничего (146-214)
Ничто не обращается в ничто (215-264)
Существование атомов (265-328)
Существование пустоты (329-417)
Всё состоит из атомов и пустоты (418-482)
Атомы плотны, вечны и неизменны (483-634)
Критика Гераклита (635-704)
Критика Эмпедокла (705-829)
Критика Анаксагора (830-920)
Задачи поэмы (921-950)
Бесконечность пространства (951-1007)
Бесконечность материи (1008-1051)
Опровержение иных представлений (1052-1113)
Заключение (1114-1117)
[Введение: Стихи 1-145]
Рода Энеева мать, людей и бессмертных услада,
О благая Венера! Под небом скользящих созвездий
Жизнью ты наполняешь и всё судоносное море,
И плодородные земли; тобою все сущие твари
Жить начинают и свет, родившися, солнечный видят.
Ветры, богиня, бегут пред тобою; с твоим приближеньем
Тучи уходят с небес, земля-искусница пышный
Стелет цветочный ковёр, улыбаются волны морские,
И небосвода лазурь сияет разлившимся светом.
Ибо весеннего дня лишь только откроется облик,
И, встрепенувшись от пут, Фавоний живительный дунет,
Первыми весть о тебе и твоём появлении, богиня,
Птицы небес подают, пронзённые в сердце тобою.
Следом и скот, одичав, по пастбищам носится тучным
И через реки плывёт, обаяньем твоим упоённый,
Страстно стремясь за тобой, куда ты его увлекаешь,
И, наконец, по морям, по горам и по бурным потокам,
По густолиственным птиц обиталищам, долам зелёным,
Всюду внедряя любовь упоительно-сладкую в сердце,
Ты возбуждаешь у всех к продолжению рода желанье.
Ибо одна ты в руках своих держишь кормило природы,
И ничего без тебя на божественный свет не родится,
Радости нет без тебя никакой и прелести в мире.
Будь же пособницей мне при создании этой поэмы,
Что о природе вещей я теперь написать собираюсь
Меммия милому сыну, которого ты пожелала
Всеми дарами почтить и достоинством щедро украсить;
Даруй поэтому ты словам моим вечную прелесть,
Сделав тем временем так, чтоб жестокие распри и войны
И на земле, и в морях повсюду замолкли и стихли.
Ты ведь одна, только ты можешь радовать мирным покоем
Смертных людей, ибо всем военным делом жестоким
Ведает Марс всеоружный, который так часто, сражённый
Вечною раной любви, на твоё склоняется лоно;
Снизу глядя на тебя, запрокинувши стройную шею,
Жадные взоры свои насыщает любовью, богиня,
И, приоткрывши уста, твоё он впивает дыханье.
Тут, всеблагая, его, лежащего так, наклонившись
Телом священным своим, обоими и, отрадные речи
С уст изливая, проси, достославная, мира для римлян,
Ибо ни мы продолжать работу не можем спокойно
В трудные родины дни, ни Меммия отпрыск не смеет
Этой тяжёлой порой уклониться от общего дела. ***
***
Ты же теперь напряги свой слух и свой ум прозорливый
Освободи от забот, достоверному внемля ученью,
Чтобы дары, приносимые мной с беспристрастным усердьем,
Прежде чем их оценить, с презрением прочь не отринул.
Ибо о сущности высшей небес и богов собираюсь
Я рассуждать для тебя и вещей объясняю начала,
Всё из которых творит, умножает, питает природа
И на которые всё после гибели вновь разлагает,
Их, объясняя их суть, материей мы называем
И для вещей родовыми телами обычно, а также
Их семенами вещей мы зовем и считаем телами
Мы изначальными, ибо началом всего они служат.
В те времена, как у всех на глазах безобразно влачилась
Жизнь людей на земле под религии тягостным гнётом,
С областей неба главу являвшей, взирая оттуда
Ликом ужасным своим на смертных, поверженных долу,
Эллин впервые один осмелился смертные взоры
Против неё обратить и отважился выступить против.
И ни молва о богах, ни молньи, ни рокотом грозным
Небо его запугать не могли, но, напротив, сильнее
Духа решимость его побуждали к тому, чтобы крепкий
Врат природы затвор он первый сломить устремился.
Силою духа живой одержал он победу, и вышел
Он далеко за предел ограды огненной мира,
По безграничным пройдя своей мыслью и духом пространствам.
Как победитель, он нам сообщает оттуда, что может
Происходить, что не может, какая конечная сила
Каждой вещи дана и какой ей предел установлен.
Так, в свою очередь, днесь религия нашей пятою
Попрана, нас же самих победа возносит до неба.
Тут одного я боюсь: чтобы как-нибудь ты не подумал,
Что приобщаешься мной к нечестивым ученьям, вступая
На преступлений стезю. Но, напротив, религия больше
И нечестивых сама и преступных деяний рождала.
Было в Авлиде ведь так, где жертвенник Тривии Девы
Ифианассиной был осквернен неповинною кровью,
Пролитой греков вождями — героями лучшими войска.
Только лишь девы власы повязкой обвили священной
И по обеим щекам равномерно концы опустили,
Только узрела она, что подавленный горем родитель
Пред алтарем предстоит, а прислужники нож укрывают,
Что проливают, глядя на неё, сограждане слёзы,
В страхе немея, она к земле преклонила колени.
И не могло ей тогда, несчастной, помочь, что впервые
Имя отца даровала она, родившись, Атриду.
На руки мужи её, дрожащую телом, подъяли
И к алтарю понесли. Но не с тем, чтобы после обряда
При песнопеньях идти громогласных во славу Гимена,
Но чтобы ей, непорочной, у самого брака порога
Гнусно рукою отца быть убитой, как жертве печальной,
Для ниспосланья судам счастливого выхода в море.
Вот к злодеяньям каким побуждала религия смертных.
Ты, ужасающим сам поддаваясь вещаньям пророков,
Будешь стремиться отпасть от меня ежечасно, пожалуй,
Сколько ведь, право, они способны придумать нелепых
Бредней, могущих смутить и нарушить все жизни устои
И безмятежность твою отравить окончательно страхом!
Да и понятно вполне: если б знали наверное люди,
Что существует конец их мытарствам, они хоть какой-то
Дать бы отпор суеверьям могли и угрозам пророков.
Ныне ж ни способов нет, ни возможности с ними бороться,
Так как по смерти должны все вечной кары страшиться,
Если природа души неизвестна: рождается ль вместе
С телом она или в тех, кто родился, внедряется после,
Вместе ли с нами она погибает, расторгнута смертью,
Или же к Орку во тьму и к пустынным озерам нисходит,
Или в животных иных воплощается вышнею волей,
Как это Энний вещал, с живописных высот Геликона
Первый принесший венок, сплетённый из зелени вечной,
Средь италийских племён стяжавший блестящую славу.
Впрочем, помимо того, в бессмертных стихах как оракул
Энний вещает, что есть Ахерузии некая область,
Место, куда не тела и не души являются наши,
Но только призраки их удивительно бледного вида.
Он говорит, что ему появился оттуда Гомера
Вечно цветущего лик, начавший горькие слёзы
Лить и природу вещей открывать в своих изреченьях.
Вот почему мы должны не только в небесных явленьях
Дать себе полный отчёт: в движениях солнца с луною
Как происходят они и какой совершается силой
Всё на земле, но и то со вниманием разумом чутким
Выяснить, в чем состоит души природа и духа;
Так же, как то, что порой пугает во время болезни
Нас наяву иль когда мы покоимся сном непробудным,
Так что как будто бы мы иль воочию видим, иль слышим
Тех, кого смерть унесла и чьи кости объяты землёю.
Не сомневаюсь я в том, что учения тёмные греков
Ясно в латинских стихах изложить затруднительно будет:
Главное, к новым словам прибегать мне нередко придётся
При нищете языка и наличии новых понятий.
Доблесть, однако, твоя и надежда с тобой насладиться
Милою дружбой меня побуждает к тому, чтобы всякий
Труд одолеть и без сна проводить за ним ясные ночи
В поисках слов и стихов, которыми мне удалось бы
Ум твой таким озарить блистающим светом, который
Взорам твоим бы открыл глубоко сокровенные вещи. *** ***
[Ничто не возникает из ничего: Стихи 146-264]
Значит, изгнать этот страх из души и потёмки рассеять
Должны не солнца лучи и не света сиянье дневного,
Но природа сама своим видом и внутренним строем.
За основание тут мы берём положенье такое:
Из ничего не творится ничто по божественной воле.
И оттого только страх всех смертных объемлет, что много
Видят явлении они на земле и на небе нередко,
Коих причины никак усмотреть и понять не умеют,
И полагают, что всё это божьим веленьем творится.
Если же будем мы знать, что ничто не способно возникнуть
Из ничего, то тогда мы гораздо яснее увидим
Наших заданий предмет: и откуда являются вещи,
И каким образом всё происходит без помощи свыше.
Если бы из ничего в самом деле являлися вещи,
Всяких пород существа безо всяких семян бы рождались;
Так, например, из морей возникали бы люди, из суши –
Рыб чешуйчатых род и пернатые, с неба срывался б
Крупный и мелкий скот и породы бы диких животных
Разных, неведомо как, появлялись в полях и пустынях.
И на деревьях плоды не имели бы стойкого вида,
Но изменялись бы всё произвольно на дереве каждом.
Ведь, коль бы тел родовых у отдельных вещей не имелось,
Определённую мать эти вещи имели бы разве?
Но, так как всё из семян созидается определённых
И возникают на свет и родятся все вещи оттуда,
Где и материя есть и тела изначальные каждой,
То потому и нельзя, чтобы всё из всего нарождалось,
Ибо отдельным вещам особые силы присущи.
Кроме того, почему распускается роза весною,
Летом же зреют хлеба, виноградные осенью гроздья,
Иначе, как потому, что, когда в своё время сольются
Определённых вещей семена, возникают созданья
Благоприятной порой, когда безопасно выводит
Нежные вещи на свет земли животворная сила?
Иначе, из ничего возникая, внезапно бы вещи
Неподходящей порой в неизвестные сроки являлись,
Ибо тогда б никаких не имелось начал первородных,
Что от стеченья могли б удержаться в ненужное время,
Да и развитье вещей для соития семени в сроке
(Если бы из ничего возникали они) не нуждалось.
В юношей сразу тогда б превращались грудные младенцы,
Из-под земли бы внезапно деревья выскакивать стали,
Но очевидно, что так никогда не бывает, и вещи
Все постепенно растут из известных семян, как и должно,
Род свой при этом всегда сохраняя. Ты видишь отсюда,
Что из материи всё вырастает своей и живёт ей.
Также заметь: без дождей ежегодных в известную пору
Радостных почва плодов приносить никогда не могла бы,
Да и порода живых созданий, корму лишившись,
Род умножать свой и жизнь обеспечить была бы не в силах,
Можно скорее признать, что имеется множество общих
Тел у различных вещей, – как в словах одинаковых знаков, –
Чем, что возможно вещам без первичных начал зарождаться,
И, наконец, почему не была в состоянья природа
Сделать такими людей, чтобы вброд проходили по морю
Или руками могли расторгнуть великие горы
И поколенья людей превзойти продолжительной жизнью,
Иначе, как потому, что всему, что способно родиться,
При зарожденьи дана материи точная доля?
Из ничего, словом, должно признать, ничто не родится,
Ибо все вещи должны иметь семена, из которых
Выйти могли бы они и пробиться на воздух прозрачный,
И, в заключенье, раз почва полей обработанных лучше
Дикой земли и даёт она пахарю лучшие всходы,
То, очевидно, начала вещей обретаются в почве;
Мы же, ворочая в ней сошником плодородные глыбы
И разрыхляя земельный покров, побуждаем их к жизни.
Если же не было б их, ты бы видел, что всё без работы
Нашей само по себе возникало бы лучше гораздо.
[Ничто не обращается в ничто: Стихи 215-204]
Надо добавить ещё: на тела основные природа
Всё разлагает опять и в ничто ничего не приводит.
Ибо, коль вещи во всех частях своих были бы смертны,
То и внезапно из глаз исчезали б они, погибая;
Не было б вовсе нужды и в какой-нибудь силе, могущей
Их по частям разорвать и все связи меж ними расторгнуть!
Но, так как все состоят из вечного семени вещи,
То до тех пор, пока им не встретится внешняя сила
Или такая, что их изнутри чрез пустоты разрушит,
Гибели полной вещей никогда не допустит природа.
Кроме того, коль всему, что от старости в ветхость приходит,
Время приносит конец, материю всю истребляя,
Как и откуда тогда возрождает Венера животных
Из роду в род иль откуда земля-искусница может
Из роду в род их кормить и растить, доставляя им пищу?
Как и откуда ключи и текущие издали реки
Полнят моря? И откуда эфир питает созвездья?
Должно ведь было бы всё, чему смертное тело присуще,
Быть истреблённым давно бесконечного времени днями.
Если ж в теченье всего миновавшего ранее века
Были тела, из каких состоит этот мир, обновляясь,
То, несомненно, они обладают бессмертной природой
И потому ничему невозможно в ничто обратиться,
И, наконец, от одной и той же причины и силы
Гибла бы каждая вещь, не будь материя вечной
И не скрепляй она всё своим большим иль меньшим сцепленьем:
Прикосновенье одно всему причиняло бы гибель,
Ибо, ведь, если ничто не имело бы вечного тела,
Всякая сила могла б сплетенье любое расторгнуть.
Но, раз на деле начал сцепления между собою
Многоразличны и вся существует материя вечно,
Тело вещей до тех пор нерушимо, пока не столкнется
С силой, которая их сочетанье способна разрушить.
Так что, мы видим, отнюдь не в ничто превращаются вещи,
Но разлагаются все на тела основные обратно.
И в заключенье: дожди исчезают, когда их низвергнет
Сверху родитель-эфир на земли материнское лоно.
Но наливаются злаки взамен, зеленеют листвою
Ветви дерев, и растут, отягчаясь плодами, деревья.
Весь человеческий род и звери питаются ими,
И расцветают кругом города поколением юным,
И оглашается лес густолиственный пением птичьим;
Жирное стадо овец, отдыхая на пастбище тучном,
В неге ленивой лежит, и, белея, молочная влага
Каплет из полных сосцов, а там уже и юное племя
На неокрепших ногах по мягкому прыгает лугу,
Соком хмельным молока опьяняя мозги молодые.
Словом, не гибнет ничто, как будто совсем погибая,
Так как природа всегда возрождает одно из другого
И ничему не даёт без смерти другого родиться.
[Существование атомов: Стихи 265-328]
Так как теперь доказал я уже, что вещам невозможно
Из ничего возникать и, родившись, в ничто обращаться,
То, чтоб к словам моим ты с недоверием всё ж не отнёсся
Из-за того, что начала вещей недоступны для глаза,
Выслушай то, что скажу, и ты сам, несомненно, признаешь,
Что существуют тела, которых мы видеть не можем.
Ветер, во-первых, морей неистово волны бичует,
Рушит громады судов и небесные тучи разносит
Или же, мчась по полям, стремительным кружится вихрем,
Мощные валит стволы, неприступные горные выси,
Лес низвергая, трясет порывисто: так, налетая,
Ветер, беснуясь, ревет и проносится с рокотом грозным.
Стало быть, ветры – тела, но только незримые нами.
Море и земли они вздымают, небесные тучи
Бурно крутят и влекут внезапно поднявшимся вихрем;
И не иначе текут они, всё пред собой повергая,
Как и вода, по природе своей хоть и мягкая, мчится
Мощной внезапно рекой, которую, вздувшись от ливней,
Полнят, с высоких вершин низвергаясь в неё, водопады,
Леса обломки неся и стволы увлекая деревьев.
Крепкие даже мосты устоять под внезапным напором
Вод неспособны: с такой необузданной силой несётся
Ливнем взмущённый поток, ударяя в устои и сваи,
Опустошает он всё, грохоча; под водою уносит
Камней громады и все преграды сметает волнами.
Так совершенно должны устремляться и ветра порывы,
Словно могучий поток, когда, отклоняясь в любую
Сторону, гонят они всё то, что встречают, и рушат,
Вновь налетая и вновь; а то и крутящимся смерчем
Всё, захвативши, влекут и в стремительном вихре уносят.
Стало быть, ветры – тела, повторяю, незримые нами,
Раз и по свойствам они, и по действиям могут сравниться
С водами мощными рек, обладающих видимым телом.
Далее, запахи мы обоняем различного рода,
Хоть и не видим совсем, как в ноздри они проникают.
Также палящей жары или холода нам не приметить
Зреньем своим никогда, да и звук увидать невозможно.
Но это всё обладает, однако, телесной природой,
Если способно оно приводить наши чувства в движенье:
Ведь осязать, как и быть осязаемым, тело лишь может.
И, наконец, на морском берегу, разбивающем волны,
Платье сыреет всегда, а на солнце вися, оно сохнет;
Видеть, однако, нельзя, как влага на нём оседает,
Да и не видно того, как она исчезает от зноя.
Значит, дробится вода на такие мельчайшие части,
Что недоступны они совершенно для нашего глаза.
Так и кольцо изнутри, что долгое время на пальце
Носится, из году в год становится тоньше и тоньше;
Капля за каплей долбит, упадая, скалу; искривлённый
Плуга железный сошник незаметно стирается в почве;
И мостовую дорог, мощённую камнями, видим
Стёртой ногами толпы; и правые руки у статуй
Бронзовых возле ворот городских постепенно худеют
От припадания к ним проходящего мимо народа.
Нам очевидно, что вещь от стиранья становится меньше,
Но отделение тел, из неё каждый миг уходящих,
Нашим глазам усмотреть запретила природа ревниво.
И в заключенье: того, что и дни придают, и природа
Мало-помалу к вещам, заставляя расти постепенно,
Нам не увидеть никак и при всей изощрённости зренья.
Также в вещах, что хиреть начинают от старости дряхлой,
Как и в приморских камнях, изъеденных едкою солью,
Ты не усмотришь того, что из них каждый миг убывает.
Так при посредстве невидимых тел управляет природа.
Предложение: Вакансии курьера и курьера доставки еды в вашем городе. Чтобы начать процесс отбора, пожалуйста, заполните следующую форму обратной связи:
1. Имя и фамилия:
2. Контактный номер телефона:
3. Адрес электронной почты:
4. Город проживания:
5. Возраст:
6. Образование:
7. Опыт работы (если есть):
8. Уровень владения английским языком (если есть):
9. Наличие водительского удостоверения и автомобиля (если есть):
10. Готовность к работе в выходные и праздничные дни:
11. Готовность к работе в вечернее время:
12. Готовность к работе в любую погоду:
13. Готовность к физическим нагрузкам:
14. Дополнительная информация (если есть).
Пожалуйста, заполните все поля и отправьте форму. Мы свяжемся с вами в ближайшее время для дальнейшего обсуждения.
/lucretius-51246738-5a4d7fd04e4f7d003a182458.jpg)
