Главная » 2020 » Ноябрь » 24 » ... помните Полиграфа Полиграфовича в исполнении Владимира Толоконникова?
15:24
... помните Полиграфа Полиграфовича в исполнении Владимира Толоконникова?
***
***
***
В одном из своих интервью Владимир Толоконников признался, что никогда не верил в то, что человек с такой специфической внешностью, как у него, сможет стать актером, и более того прославиться на всю страну. Но все-таки это случилось. Роль Шарикова в картине «Собачье сердце» принесла Толоконникову оглушительный успех. В тот момент ему было уже за сорок. Так уж вышло, что и профессиональное и личное счастье пришло к Владимиру Алексеевичу в зрелом возрасте, но это ничуть не умаляет его заслуг.
Будущий актер появился на свет в Алма-Ате в самый разгар войны. Своего отца Толоконников никогда не видел. Артистические способности стали проявляться в Володе с ранних лет. Уже тогда никто из его родных не сомневался: «Артист растет». В школьные годы он играл в драмкружке, а чуть позже напористого юношу с самобытной внешностью позвали в местный драматический театр. Очевидно, что Толоконников мечтал о профильном образовании. Он трижды штурмовал театральные вузы, но каждая из этих попыток прорваться в мир актерства заканчивалась провалом. Педагоги не верили в то, что актер с такой внешностью сможет найти свою нишу, и будет востребован в профессии. Несмотря на это, актерское образование Владимир Алексеевич все же получил. После того, как двери столичных вузов оказались для него закрыты, Толоконников поступил в Ярославское театральное училище.
Сразу после окончания вуза Владимира Алексеевича пригласили в труппу крупнейшего театра Казахстана, которому он посвятил сорок лет своей жизни. Любопытно, что представительниц прекрасного пола специфическая внешность Толоконникова никогда не смущала. Он умел покорять девушек своей харизмой и обаянием. Все избранницы Толоконникова, как на подбор были высокими статными красавицами. Его первая супруга была гримером. У пары должен был родиться ребенок, но малыш скончался при родах. Вместо того, чтобы поддержать друг друга в этом горе, супруги отдалились. Вскоре они развелись.
Спустя некоторое время к проблемам в семейной жизни прибавились профессиональные неудачи. Это привело к тому, что Владимир Алексеевич начал выпивать. Все изменилось в тот момент, когда на его горизонте появилась учительница Надежда Березовская. Она поставила Толоконникову ультиматум: или она, или водка. Он пообещал ей никогда больше не пить, и сдержал свое слово. Владимиру Алексеевичу было уже сорок лет, когда у него родился первенец. Спустя восемь лет у пары родился второй сын. Примерно в это же время Толоконников начал сниматься в кино, и только к сорока пяти годам его имя прогремело на всю страну. Снявшись в ленте «Собачье сердце», актер неожиданно для себя прославился.
Успех киноленты был феноменальным. Роль Полиграфа Полиграфовича Шарикова принесла Владимиру Алексеевичу массу престижных наград и зрительское признание. Однако у этой роли была обратная сторона медали. Режиссеры стали воспринимать Толоконникова исключительно в образе хама и грубияна. При этом, актер был настолько органичен в образе Шарикова, что прервать порочный круг схожих ролей ему удалось с большим трудом.
Меж тем, в личной жизни Владимир Алексеевич был очень интеллигентным и начитанным человеком, интересным собеседником и тонким ценителем искусства. До конца своих дней Толоконников боролся со стереотипами. Он пытался продемонстрировать иную грань своего таланта. В 2013 году Владимир Алексеевич овдовел. Он очень тяжело переживал уход супруги из жизни. Единственной отдушиной для него были сыновья и розы, которые актер выращивал в своем саду. 16 июля 2017 года Толоконникова не стало. Владимир Алексеевич скончался от внезапной остановки сердца. Актер похоронен на Троекуровском кладбище.
... помните Полиграфа Полиграфовича в исполнении Владимира Толоконникова?
Очень жаль,что п нематограф не смог по достоинству оценить талант этого актера Да,стереотипа работают иногда против актеров.Иногда человека с плакатной внешностью приглашают только на роли героев-любовников,в свое время даже наш знаменитый Николай Рыбников пытался уже во второй половине своей жизни,после множества схожих ролей,ломать эти стереотипы.Я видела Толоконникова других фильмах, но очень мало,к сожалению.Только тонкий и талантливый человек может сыграть не себя,а полную свою противоположность,что и произошло в Собачьем сердце.Очень жаль,земля ему пухом,царствие небесное .. ..
Замечательный актер. Когда смотрю фильмы ,,Облако рай" и ,,Коля - перекатиполе", то впечатление ,что вернулся в прошлое на машине времени ! А таких персонажей , как Филумеев в каждом дворе хватало.,,Собачье сердце " , вообще шедевр. ,,Старик Хоттабыч" , второй фильм ,осовремененный ,тоже мне понравился, а кто помнит ещё фильмы и роли Владимира Толоконникова. Сейчас идёт фильм ,,Обратной дороги нет", старый фильм с Николаем Олялиным ,Январевым , Г. Польских. А как вам второй фильм по этому сюжету?
Судьба Полиграфа Полиграфовича Шарикова: как жил и как умирал актер Владимир Толоконников?
***
***
***
Толоконников, Владимир Алексеевич
***
***
На съёмках фильма «Хоттабыч» в 2004 году
Материал из Википедии — свободной энциклопедии
Влади́мир Алексе́евич Толоко́нников (25 июня 1943, Алма-Ата — 16 июля 2017, Москва) — советский, казахстанский и российский актёр театра и кино. Лауреат Государственной премии РСФСР имени братьев Васильевых (1990), Заслуженный артист Казахской ССР. Получил широкую известность как исполнитель роли Полиграфа Полиграфовича Шарикова в советском фильме «Собачье сердце» (1988).
***
Родился в Алма-Ате. Армейскую службу проходил три года в ракетных войсках, в числе прочего — в Германии.
В 1973 году окончил актёрский факультет Ярославского театрального училища. Был занят в Республиканском Академическом театре русской драмы имени Лермонтова в Алма-Ате с момента окончания театрального училища.
*** Широкую известность получил в 1988 году после телефильма Владимира Бортко «Собачье сердце» по одноимённой повести М. Булгакова, в котором снялся в роли Шарикова.
В 2001—2004 гг. в паре с Геннадием Балаевым был исполнителем главных ролей в казахстанском скетчкоме «Толобайки».
Сыграл главную роль в фильме П. Точилина «Хоттабыч» (в титрах — «}{0ТТ@БЬ)Ч») (2006), воплотив на экране образ древнего джинна, столкнувшегося с современной интернет-культурой; за роль Хоттабыча получил Кинонаграду MTV-2007 в номинации «Лучшая комедийная роль».
Скончался в ночь с 15 на 16 июля 2017 года в Москве от остановки сердца, на 75-м году жизни во время съёмок продолжения комедии «СуперБобровы». Прощальная церемония состоялась 20 июля в московском доме кино. Похоронен в тот же день на Троекуровском кладбище (25 участок).
*** Был женат (жена Надежда умерла в 2013 году), вырастил двух сыновей, Иннокентия и Родиона, младший из которых по профессии тоже актёр театра и кино.
У-у-у-у-у-у-гу-гугу-уу! О, гляньте, гляньте на меня, я погибаю! Вьюга в подворотне ревет мне отходную, и я вою с нею. Пропал я, пропал! Негодяй в грязном колпаке – повар столовой нормального питания служащих Центрального Совета Народного Хозяйства – плеснул в меня кипятком и обварил мне левый бок. Какая гадина, а еще пролетарий! Господи, боже мой, как больно! До костей проело кипяточком. Я теперь вою, вою, вою, да разве воем поможешь?
Чем я ему помешал? Чем? Неужели я обожру Совет Народного Хозяйства, если в помойке пороюсь? Жадная тварь. Вы гляньте когда-нибудь на его рожу: ведь он поперек себя шире. Вор с медной мордой. Ах, люди, люди!
В полдень угостил меня колпак кипятком, а сейчас стемнело, часа четыре приблизительно пополудни, судя по тому, как луком пахнет из пожарной Пречистенской команды. Пожарные ужинают кашей, как вам известно. Но это последнее дело, вроде грибов. Знакомые псы с Пречистенки, впрочем, рассказывали, будто бы на Неглинной в ресторане «Бар» едят дежурное блюдо – грибы, соус пикан, по три рубля семьдесят пять копеек порция. Это дело на любителя – все равно, что калошу лизать... У-у-у-у-у!..
Бок болит нестерпимо, и даль моей карьеры видна мне совершенно отчетливо: завтра появятся язвы, и, спрашивается, чем я их буду лечить? Летом можно смотаться в Сокольники, там есть особенная, очень хорошая трава, и кроме того, наешься бесплатно колбасных головок, бумаги жирной набросают граждане, налижешься. А теперь, зимой, куда же пойдешь? Не били Вас сапогом? Били. Кирпичом по ребрам получали? Кушано достаточно. Все испытал, с судьбою своею мирюсь и плачу сейчас не только от физической боли и холода, а потому что и дух мой уже угасает. Угасает собачий дух!
Вот тело мое, изломанное, битое! Надругались над ним люди достаточно. Ведь главное что – как врезал он кипяточком, под шерсть проело, и защиты, стало быть, для левого бока нет никакой. Я весьма легко могу получить воспаление легких, а получивши его, я, граждане, подохну с голоду. С воспалением легких полагается лежать на парадном ходе под лестницей, а кто же вместо меня, лежащего холостого пса, будет бегать по сорным ящикам в поисках питания? Прохватит легкое, и поползу я на животе, ослабею, и любой спец пришибет меня палкой насмерть. И дворники с бляхами ухватят меня за ноги и выкинут на телегу...
Дворники из всех пролетариев – наигнуснейшая мразь. Человечьи очистки, низшая категория. Повар и тот попадается разный. Например, покойный Влас с Пречистенки. Скольким он жизнь спас! Потому что самое главное во время болезни перехватить кус. И вот, бывало, говорили псы-старожилы, махнет Влас кость, а на ней с осьмушку мяса. Царство ему небесное за то, что был настоящая личность, барский повар графов Толстых, а не из Совета нормального питания. Что они там вытворяют в нормальном питании, ведь уму собачьему непостижимо! Они же, мерзавцы, из вонючей солонины щи варят, а те, бедняги, ничего и не знают. Берут, жрут, лакают.
Иная машинисточка получает по девятому разряду четыре с половиной червонца, ну, правда, любовник ей фильдеперсовые чулочки подарит. Да ведь сколько за этот фильдеперс ей издевательств надо вынести! Ведь он ее не каким-нибудь обыкновенным способом, а подвергает французской любви. С… эти французы, между нами говоря. Хоть и лопают богато, и все с красным вином. Да… Прибежит машинисточка, ведь за четыре с половиной червонца в «Бар» не пойдешь. Ей и на кинематограф не хватает, а кинематограф у женщин единственное утешение в жизни.
Дрожит, морщится, а лопает. Подумать только: сорок копеек из двух блюд, а они оба эти блюда, и пятиалтынного не стоят, потому что остальные двадцать пять копеек заведующий хозяйством уворовал. А ей разве такой стол нужен? У нее и верхушка правого легкого не в порядке, и женская болезнь на французской почве, на службе с нее вычли, тухлятинкой в столовой накормили, вон она, вон она!! Бежит в подворотню в любовниковых чулках. Ноги холодные, в живот дует, потому что шерсти на ней нет, а штаны она носит холодные, так, кружевная видимость. Рвань для любовника. Надень-ка она фланелевые, попробуй. Он и заорет: «До чего ты не изящна! Надоела мне моя Матрена, намучился я с фланелевыми штанами, теперь пришло мое времечко. Я теперь председатель, и сколько ни накраду – все, все на женское тело, на раковые шейки, на Абрау-Дюрсо. Потому что наголодался в молодости достаточно, будет с меня, а загробной жизни не существует».
Жаль мне ее, жаль! Но самого себя мне еще больше жаль. Не из эгоизма говорю, о нет, а потому что действительно мы в неравных условиях. Ей-то хоть дома тепло, ну а мне, а мне? Куда пойду? Битый, обваренный, оплеванный, куда же я пойду? У-у-у-у...
– Куть, куть, куть! Шарик, а Шарик? Чего ты скулишь бедняжка? А? Кто тебя обидел?.. Ух...
Ведьма сухая метель загремела воротами и помелом съездила по уху барышню. Юбчонку взбила до колен, обнажила кремовые чулочки и узкую полосочку плохо стиранного кружевного бельишка, задушила слова и замела пса.
– Боже мой!.. Какая погода... Ух... И живот болит. Это солонина, это солонина! И когда все это кончится?
Наклонив голову, бросилась барышня в атаку, прорвалась в ворота, и на улице начало ее вертеть, рвать, раскидывать, потом завинтило снежным винтом, и она пропала.
А пес остался в подворотне и, страдая от изуродованного бока, прижался к холодной массивной стене, задохся и твердо решил, что больше отсюда никуда не пойдет, тут и сдохнет в подворотне. Отчаяние повалило его. На душе у него было до того больно и горько, до того одиноко и страшно, что мелкие собачьи слезы, как пупырышки, вылезали из глаз и тут же засыхали. Испорченный бок торчал свалявшимися промерзшими комьями, а между ними глядели красные зловещие пятна от вара. До чего бессмысленны, тупы и жестоки повара. «Шарик» – она назвала его! Какой он к черту Шарик! Шарик – это значит круглый, упитанный, глупый, овсянку жрет, сын счастливых родителей, а он лохматый, долговязый и рваный, шляйка поджарая, бездомный пес... Впрочем, спасибо ей на добром слове...
Дверь через улицу в ярко освещенном магазине хлопнула, и из нее показался гражданин. Именно гражданин, а не товарищ, и даже вернее всего – господин. Ближе – яснее – господин. Вы думаете, я сужу по пальто? Вздор. Пальто теперь очень многие и из пролетариев носят. Правда, воротники не такие, об этом и говорить нечего, но все же издали можно спутать. А вот по глазам – тут уж и вблизи и издали не спутаешь. О, глаза – значительная вещь. Вроде барометра. Все видно – у кого великая сушь в душе, кто ни за что ни про что может ткнуть носком сапога в ребра, а кто сам всякого боится. Вот последнего холуя именно и приятно бывает тяпнуть за лодыжку. Боишься – получай. Раз боишься – значит стоишь... Р-р-р... гау-гау...
Господин уверенно пересек в столбе метели улицу и двинулся в подворотню. Да, да, у этого все видно. Этот тухлой солонины лопать не станет, а если где-нибудь ему ее и подадут, поднимет такой скандал, в газеты напишет: Меня, Филиппа Филипповича, обкормили!
Вот он, все ближе, ближе. Этот ест обильно и не ворует: этот не станет пинать ногой, но и сам никого не боится, а не боится потому, что вечно сыт. Он умственного труда господин, с культурной остроконечной бородкой и усами седыми, пушистыми и лихими, как у французских рыцарей, но запах по метели от него летит скверный, больницей.
То тут, то там простолюдины, сидевшие на скамьях, извлекали запасы захваченной из дома провизии. Ели с большим аппетитом — кто ветчину, кто холодное вареное мясо или кровяную колбасу, а кто пироги с творогом и медом или сухари. Еда сопровождалась всяческими шутками и прибаутками, не очень пристойными остротами, беззаботной болтовней, громким хохотом и возлияниями вин: велитернского, массикского, тускульского.
Повсюду шла бойкая торговля: продавцы жареных бобов, лепешек и пирожков сбывали свой товар плебеям, раскупавшим эти дешевые лакомства, чтобы побаловать своих жен и детей. А затем благодушно настроенным покупателям приходилось, разумеется, подзывать и продавцов вина, чтобы утолить жажду, вызванную жареными бобами. Они пили налитую в стаканчики кислятину, которую разносчики без зазрения совести выдавали за тускульское.
Семьи богачей, всадников и патрициев, держась отдельно от плебса, вели веселую, оживленную беседу, выказывая подчеркнутое достоинство в манерах.
Разодетые в пух и прах щеголи расстилали циновки и ковры на жестких каменных сиденьях, держали раскрытые зонты над головами прекрасных матрон и очаровательных девушек, оберегая их от жгучих лучей солнца.
В третьем ряду, почти у самых Триумфальных ворот, между двумя патрициями сидела матрона блистательной красоты. Гибкий стан, стройная фигура, прекрасные плечи свидетельствовали о том, что это была истинная дочь Рима.
Правильные черты лица, высокий лоб, тонкий красивый нос, маленький рот, губы, на которых, казалось, горело желание страстных поцелуев, и большие черные живые глаза — все в этой женщине дышало неизъяснимым очарованием. Черные, как вороново крыло, густые и мягкие кудри падали ей на плечи и были скреплены надо лбом диадемой, осыпанной драгоценными камнями. Туника из белой тончайшей шерсти, обшитая внизу золотой полосой, обрисовывала ее прелестную фигуру. Поверх туники, ниспадавшей красивыми складками, был накинут белый паллий с пурпурной каймой.
Этой роскошно одетой красавице не было, вероятно, еще и тридцати лет; то была Валерия — дочь Луция Валерия Мессалы, единоутробная сестра Квинта Гортензия
...неубитые гладиаторы оставались собственностью ланиста, исключая тех случаев, когда жизнь даровалась им народом, Ациан стоял бледный и озабоченный, прислонившись к дверям карцера, весь поглощенный последними эпизодами борьбы, и не трудно было заметить, с каким напряженным вниманием следил он за каждым ударом, за каждым движением Спартака.
– Смелее, смелее, самниты! – кричали тысячи голосов из тех, кто держал пари за эту сторону.
– Бейте, колите этих трех варваров, – поощряли другие.
– Не щади его, Небульян! Коли, Крикс! Напирай, напирай, Порфирий! – кричали те, у кого были в руках таблички с именами гладиаторов.
Но против этих голосов слышались не менее громкие голоса противной партии, хотя уже обескураженной, но продолжавшей еще держаться за последнюю нить надежды: за Спартака, который был еще в шлеме и сохранил свой щит. Как раз в эту минуту он проколол насквозь одного из семи окружавших его самнитов.
Гром рукоплесканий огласил цирк при этом ударе, и тысячи голосов закричали:
– Браво, Спартак! Браво! Да здравствует Спартак!
Двое фракийцев, поддерживавших бывшего легионера в этой отчаянной борьбе, были тяжело ранены и, обессиленные, вяло наносили удары.
– Охраняйте мою спину! – крикнул им Спартак громовым голосом, отражая с быстротой молнии своим коротким мечом натиск самнитов, все удары которых были теперь направлены против него.
– Охраняйте мою спину! Еще минута… и мы победим!
Голос его прервался – у него захватывало дух. По бледному лицу его струились крупные капли пота, глаза сверкали, в них была написана отчаянная, твердая решимость победить.
Вскоре под мечом его упал с распоротым животом еще один самнит, обливая арену кровью и волоча по ней выпавшие внутренности; он дико ревел, изрыгая проклятия среди ужасной агонии. Но в то же время упал мертвым, с рассеченным черепом, и один из фракийцев, оберегавших спину Спартака.
Цирк гудел от криков, рукоплесканий, поощрений; глаза всех зрителей были прикованы к кучке сражающихся и следили за их малейшими движениями. Луций Катилина, сидевший возле Суллы, вскочил на ноги и, сдерживая дыхание, казалось, не видел ничего, кроме этой кровавой борьбы. Глаза его были прикованы к мечу Спартака, словно от движений этого меча зависела его жизнь. Он держал пари за фракийцев.
Третий самнит повалился возле своего товарища с перерезанной сонной артерией. Но в то же время и третий фракиец, последняя опора Спартака, упал, даже не вскрикнув, сраженный несколькими ударами.
Все зрители содрогнулись, и по рядам пробежал ропот, похожий на рев, но вслед за тем воцарилась глубокая, торжественная тишина, позволявшая слышать хрипящее дыхание борцов. Напряженное состояние нервов толпы не могло бы быть сильнее, даже если бы от результата этой борьбы зависела судьба Рима.
В продолжение этой полуторачасовой бойни Спартак благодаря своей необычайной ловкости и искусству в фехтовании получил всего три легкие раны, вернее, царапины. Но теперь он очутился один против четырех сильных противников, хотя и истекавших кровью от ран, но все же страшных своим численным превосходством.
Как ни был силен и храбр Спартак, однако при виде падения своего последнего товарища он счел себя погибшим.
Но вдруг глаза его заблестели: его посетила счастливая мысль повторить известный маневр Горация в борьбе с Куриациями. Он пустился бежать; самниты преследовали его. В толпе зрителей послышался грозный ропот.
Но Спартак, не пробежав и полсотни шагов, вдруг обернулся и всадил свой нож в грудь ближайшего из преследовавших его врагов. Раненый зашатался, вытянул руки, как бы ища, за что ухватиться, и упал, а Спартак кинулся на второго противника, уже занесшего над ним меч, и, отразив щитом удар, положил на месте этого самнита среди восторженного рева публики, которая почти вся была теперь за фракийца.
Когда упал второй самнит, к Спартаку приблизился третий, который был уже весь изранен. Фракиец, считая излишним употреблять против него меч и, видимо, не желая убивать его, только ударил его по голове своим щитом. Самнит, оглушенный ударом, завертелся на месте и упал, в то время как последний из его товарищей подоспел к нему на помощь. Но этот уже совсем изнемог от потери крови. Спартак набросился на него и, не желая убивать, только вышиб у него из руки меч, потом охватил его своими сильными руками и повалил на землю, шепча ему на ухо:
– Не страшись, Крикс! Быть может, мне удастся спасти тебя.
Говоря это, он поставил одну ногу на грудь Крикса, уперся коленом другой ноги на грудь того самнита, которого он оглушил ударом щита, и ждал народного решения.
Долгие единодушные оглушительные рукоплескания прокатились по всему цирку, словно подземный грохот, и почти все зрители подняли вверх указательный и средний пальцы в знак того, что двум самнитам даруется жизнь.
– Какой храбрец! – обратился Сулла к Катилине, с лица которого ручьями тек пот. – Такому храбрецу надлежало бы родиться римлянином.
В тот момент, когда Эвтибида, поплатившись за свои преступления,
умирала на глазах Мирцы у дороги, ведущей от Темесы к храму Геркулеса
Оливария, в порт прибыло судно, с которым Граник послал Спартаку вести о
себе. Фракиец, узнав о высадке Граника на берегах Бруттия, долго
обдумывал ... Читать дальше »
Невозможно передать словами, что чувствовал бедный гладиатор, читая это
письмо. Он плакал, и обильные слезы струились на папирус, смешиваясь с
слезами, пролитыми Валерией и оставившими свой след. Прочтя письмо, он
поднес его к губам и стал целовать страстно, неистово, безумно; рыдая, он
покрывал его бессчетными поцелуями и, уронив руки, замер, крепко сжимая
письмо, потом сложил руки на груди и долго стоял неподвижно ... Читать дальше »
Еще сильнее и ожесточеннее разгорелся бой в центре, и в это время
остальные пять тысяч римских конников, растянувшись вдоль правого фланга
тех десяти тысяч, которые бились против восьми тысяч конников Мамилия,
обошли его с левого фланга и напали с тыла на конницу доблестно
сражавшихся гладиаторов.
За короткое время правый фланг конницы гладиаторов ... Читать дальше »
***
