03:50 Солярис. 009. Станислав Лем. Чудовища 02 | |
*** *** *** Чудовища 02 *** Самой простой была, естественно, мысль, что перед нами какая-то «математическая машина» живого океана, созданная в соответствующих масштабах модель расчетов, необходимых ему для неизвестных нам целей. Но эту гипотезу Фермонта сегодня уже никто не поддерживает. Не было недостатка и в попытках создания какой-нибудь более доступной, более наглядной модели симметриады. Но все это ничего не дало. Симметриады неповторимы, как неповторимы любые происходящие в них явления. Иногда воздух перестает проводить звук. Иногда увеличивается или уменьшается коэффициент рефракции. Локально появляются пульсирующие ритмичные изменения тяготения — словно у симметриады есть бьющееся гравитационное сердце. Время от времени гирокомпасы исследователя начинают вести себя как сумасшедшие, возникают и исчезают слои повышенной ионизации… Это перечисление можно было бы продолжить. Впрочем, если когда-нибудь тайна симметриад будет разгадана, останутся еще асимметриады… Экспедиции отмерили сотни километров в глубинах симметриад, расставили регистрирующие аппараты, автоматические кинокамеры; телевизионные глаза искусственных спутников регистрировали возникновение мимоидов и длиннушей, их созревание и гибель. Библиотеки наполнялись, разрастались архивы; цена, которую за это приходилось платить, порой была очень высокой. Семьсот восемнадцать человек погибло во время катаклизмов, не успев выбраться из уже приговоренных к гибели колоссов, из них сто шесть только в одной катастрофе, известной потому, что в ней нашел смерть и сам Гезе, в то время семидесятилетний старик. Семьдесят девять человек, одетых в панцирные скафандры, вместе с машинами и приборами поглотил в несколько секунд взрыв грязной жижи, сбивший своими брызгами остальных двадцать семь, которые пилотировали самолеты и вертолеты, кружившие над местом исследований. Эта точка на пересечении сорок второй параллели с восемьдесят девятым меридианом обозначена на картах как «Кладбище ста шести». Но она существует лишь на картах, поверхность океана ничем не отличается там от любого другого пункта. Тогда впервые в истории соляристических исследований раздались голоса, требующие нанесения термоядерных ударов. Это было хуже, чем месть, речь шла об уничтожении того, чего мы не можем понять. В тот момент, когда обсуждалось это предложение, Тсанкен, случайно уцелевший начальник резервной группы Гезе, пригрозил, что взорвет станцию вместе с собой и восемнадцатью оставшимися людьми. И хотя официально никогда не признавалось, что его самоубийственный ультиматум повлиял на результат голосования, можно допустить, что это было именно так. Но времена, когда многолюдные экспедиции посещали планету, прошли. Сама станция — инженерное сооружение такого масштаба, что Земля могла бы им гордиться, если бы не способность океана в течение секунды создавать конструкции в миллионы раз большие, — была сделана в виде диска диаметром двести метров с четырьмя ярусами в центре и с двумя по краю. Она висела на высоте от пятисот до полутора тысяч метров над океаном благодаря гравиторам, приводившимся в движение энергией аннигиляции, и кроме обычной аппаратуры, которой оборудуются все станции и спутники других планет, имела специальные радарные установки, готовые при малейших изменениях состояния поверхности океана включить дополнительную мощность, — как только появлялись первые признаки рождения нового чудовища, стальной диск поднимался в стратосферу. Теперь станция совершенно обезлюдела. С тех пор как автоматы были заперты — по неизвестной мне до сих пор причине — в нижних складах, можно было бродить по коридорам, не встречая никого, как на бесцельно дрейфующем судне, машины которого пережили гибель команды. Когда я поставил на полку девятый том монографии Гезе, мне показалось, что сталь, скрытая слоем пушистого пенопласта, задрожала у меня под ногами. Я замер, но дрожь не повторилась. Библиотека была тщательно изолирована от корпуса, и вибрация могла возникнуть только по одной причине: стартовала какая-то ракета. Эта мысль вернула меня к действительности. Я еще не решил окончательно, выполнить ли мне желание Сарториуса. Если я буду вести себя так, будто полностью одобряю его планы, то в лучшем случае смогу лишь оттянуть кризис; я был почти уверен, что дело дойдет до столкновения, так как решил сделать все возможное, чтобы спасти Хари. Весь вопрос в том, имел ли Сарториус шансы на успех. Его преимущество передо мной было огромным — как физик он знал проблему в десять раз лучше меня, и я мог рассчитывать, как это ни парадоксально, только на сложность задач, которые ставил перед нами океан. В течение следующего часа я корпел над микрофильмами, пытаясь выловить хоть что-нибудь доступное моему пониманию из моря сумасшедшей математики, языком которой разговаривала физика нейтринных процессов. Сначала мне это показалось безнадежным, тем более что дьявольски сложных теорий нейтринного поля было целых пять — верный признак того, что ни одна из них не верна. Однако в конце концов мне удалось найти нечто обнадеживающее. Я переписал некоторые формулы и в этот момент услышал стук. Я быстро подошел к двери и открыл ее, загородив собой щель. В ней показалось блестящее от пота лицо Снаута. Коридор за ним был пуст. — А, это ты, — сказал я, приоткрывая дверь. — Заходи. — Да, это я. Голос его звучал хрипло, под воспаленными глазами висели мешки. На нем был блестящий резиновый антирадиационный фартук на эластичных помочах, из-под фартука выглядывали все те же перепачканные брюки. Его глаза обежали круглый, равномерно освещенный зал и остановились, когда он заметил стоящую около кресла Хари. Мы обменялись быстрым взглядом, я опустил веки; тогда он слегка поклонился, а я, впадая в светский тон, сказал: — Это доктор Снаут, Хари. Снаут, это… моя жена. — Я… малозаметный член экипажа и поэтому… — пауза становилась опасной, — не имел случая познакомиться… Хари усмехнулась и подала ему руку, которую он пожал, как мне показалось, немного обалдело, несколько раз моргнул и застыл, глядя на нее, пока я не взял его за плечи. — Извините, — произнес он тогда, обращаясь к ней. — Я хотел поговорить с тобой, Кельвин… — Разумеется, — ответил я с какой-то великосветской непринужденностью. Все это звучало как низкопробная комедия. Выхода, однако, не было. — Хари, дорогая, не обращай на нас внимания. Мы должны поговорить о наших скучных делах. Я взял Снаута за локоть и провел его к маленьким креслицам в противоположной стороне зала. Хари уселась в кресло, в котором до этого сидел я, но подвинула его так, чтобы, поднимая голову от книжки, видеть нас. — Ну что? — спросил я тихо. — Развелся, — ответил он свистящим шепотом. Возможно, я бы рассмеялся, если бы мне когда-нибудь передали эту историю и такое начало разговора, но на станции чувство юмора у меня было ампутировано. — Со вчерашнего дня я прожил пару лет, Кельвин, — добавил он. — Пару неплохих лет. А ты? — Ничего… — ответил я через мгновение, так как не знал, что говорить. Я любил его, но чувствовал, что сейчас должен его опасаться — вернее, того, с чем он ко мне пришел. — Ничего… — повторил Снаут тем же тоном, что и я. — Даже так?.. — О чем ты? — Я сделал вид, что не понимаю. Он прищурил налитые кровью глаза и, наклонившись ко мне так, что я почувствовал на лице тепло его дыхания, зашептал: — Мы увязаем, Кельвин. С Сарториусом я уже не могу связаться, знаю только то, что написал тебе. Он сказал мне это после нашей маленькой конференции… — Он выключил видеофон? — Нет. У него там короткое замыкание. Кажется, он сделал это нарочно или… — Снаут резко опустил кулак, будто разбивал что-то. Я смотрел на него молча. — Кельвин, я пришел, потому что… — Он не закончил фразу. — Что ты собираешься делать? — Ты об этом письме? — ответил я медленно. — Я могу это сделать, не вижу повода для отказа, собственно, для того здесь и сижу, хотел разобраться… — Нет, — прервал он. — Не об этом… — Нет? — переспросил я, изображая удивление. — Слушаю. — Сарториус, — буркнул он после недолгого молчания. — Ему кажется, что он нашел путь… вот…
— Во-первых, та история с рентгеном. То, что делал с ним Гибарян, помнишь? Возможна некоторая модификация… — Какая? — Мы посылали просто пучок лучей в океан и модулировали только их напряжение по разным законам. — Да, я знаю об этом. Нилин уже ставил подобные опыты. И огромное количество других. — Верно. Но они применяли мягкое излучение. А у нас было жесткое, мы всаживали в океан все, что имели, всю мощность. — Это может привести к неприятным последствиям, — заметил я. — Нарушение Конвенции Четырех и ООН. — Кельвин… не прикидывайся. Ведь теперь это не имеет никакого значения. Гибаряна нет в живых. — Ага, Сарториус все хочет свалить на него? — Не знаю. Я не говорил с ним об этом. Это не важно. Сарториус считает, что коль скоро «гость» появляется всегда лишь в момент пробуждения, то, очевидно, океан извлекает из нас рецепт производства во время сна: видимо, полагает, что самое важное наше состояние — именно сон. Поэтому так поступает. А Сарториус хочет передать ему нашу явь — мысли во время бодрствования, понимаешь? — Каким способом? Почтой? — Шутить будешь потом. Этот пучок излучения мы промодулируем токами мозга кого-нибудь из нас. У меня вдруг прояснилось в голове. — Ага. И этот кто-то — я. Так? — Да. Он думал о тебе. — Сердечно благодарю. — Что ты на это скажешь? Я молчал. Ничего не говоря, он медленно посмотрел на погруженную в чтение Хари и опять перевел взгляд на мое лицо. Я почувствовал, что бледнею, и не мог с этим справиться. — Ну как?.. — спросил он. Я пожал плечами. — Эти рентгеновские проповеди о великолепии человека я считаю шутовством. И ты тоже. Может быть, нет? — Да? — Да. — Это очень хорошо, — сказал он и улыбнулся, как будто я исполнил его желание. — Значит, ты против всей этой истории? Я не понимал еще, как это произошло, но в его взгляде прочитал, что он загнал меня туда, куда хотел. Я молчал. Что теперь было говорить? — Отлично, — произнес он. — Потому что есть еще один проект. Перемонтировать аппарат Роше. — Аннигилятор?.. — Да. Сарториус уже сделал предварительные расчеты. Это реально. И даже не потребует большой мощности. Аппарат будет действовать неограниченное время, создавая антиполе. — По… подожди! Как ты себе это представляешь? — Очень просто. Это будет нейтринное антиполе. Обычная материя остается без изменений. Уничтожению подвергаются только… нейтринные системы. Понимаешь? Он удовлетворенно улыбнулся. Я сидел приоткрыв рот. Постепенно он перестал улыбаться, испытующе посмотрел на меня, нахмурился и, подождав немного, продолжал: — Итак, первый проект — «Мысль» — отбрасываем. А второй? Сарториус уже сидит над этим. Назовем его «Свобода». Я на мгновение закрыл глаза. Стал быстро соображать: Снаут не физик. Сарториус выключил или уничтожил видеофон. Очень хорошо. — Я бы назвал его точнее — «Бойня»… — сказал я медленно. — Ты сам был мясником. Может, нет? А теперь это будет что-то совершенно иное. Никаких «гостей», никаких существ Ф — ничего. Уже в момент начала материализации начнется распад. — Это недоразумение, — ответил я, с сомнением покачал головой и усмехнулся. Я надеялся, что выгляжу достаточно естественно. — Это не щепетильность, а инстинкт самосохранения. Я не хочу умирать, Снаут. — Что?.. Он был удивлен и смотрел на меня подозрительно. Я вытянул из кармана измятый лист с формулами. — Я тоже думал об этом. Тебя это удивляет? А ведь я первый выдвинул нейтринную гипотезу. Не правда ли? Смотри. Антиполе можно возбудить. Для обычной материи оно безопасно. Это верно. Но в момент дестабилизации, когда нейтринная структура распадается, высвобождается излишек энергии. Принимая на один килограмм массы покоя десять в восьмой эргов, получаем для одного существа Ф пять — семь на десять в девятой. Знаешь, что это означает? Это эквивалентно небольшому заряду урана, который взорвется внутри станции. — Что ты говоришь? Но… ведь Сарториус должен был принять во внимание… — Не обязательно, — ответил я со злой усмешкой. — Дело в том, что Сарториус принадлежит к школе Фрезера и Кайоли. По их мнению, вся энергия в момент распада освобождается в виде светового излучения. Это была бы попросту сильная вспышка, не совсем, возможно, безопасная, но не уничтожающая. Существуют, однако, другие гипотезы, другие теории нейтринного поля. По Кайе, по Авалову, по Сиону, спектр излучения значительно шире, а максимум падает на жесткое гамма-излучение. Хорошо, что Сарториус верит своим учителям и их теории, но есть и другие. И знаешь, что я тебе скажу? — протянул я, видя, что мои слова произвели на него впечатление: — Нужно принять во внимание и океан. Если уж он сделал то, что сделал, то наверняка применил оптимальный метод. Другими словами: его действия кажутся мне аргументом в пользу той, другой школы — противников Сарториуса. — Покажи мне эту бумагу, Кельвин… Я подал ему лист. Он наклонил голову, пытаясь разобраться в моих каракулях. — Что это? — ткнул он пальцем. Я взял у него расчеты. — Это? Тензор трансмутации поля. — Дай мне все… — Зачем тебе? — Я знал, что он ответит. — Нужно показать Сарториусу. — Как хочешь, — ответил я равнодушно. — Можешь взять… Только, видишь ли, этого никто не исследовал экспериментально, такие структуры нам еще неизвестны. Он верит во Фрезера, я считал по Сиону. Он скажет, что я не физик и Сион тоже. По крайней мере в его понимании. Но это тема для дискуссии. Меня не устраивает дискуссия, в результате которой я могу испариться, к вящей славе Сарториуса. Тебя я могу убедить, его — нет. И пробовать не стану. — Он работает над этим. И что же ты хочешь сделать?.. — бесцветным голосом спросил Снаут. Он сгорбился, все его оживление пропало. Я не знал, верит ли он мне, но мне было уже все равно. — То, что делает человек, которого хотят убить, — ответил я тихо. — Попробую с ним связаться. Может быть, он думает о каких-нибудь мерах предосторожности, — буркнул Снаут и поднял на меня глаза. — Слушай, а если бы все-таки?.. Тот, первый проект. А? Сарториус согласится. Наверняка. Это… во всяком случае… какой-то шанс. — Ты в это веришь? — Нет, — ответил он тотчас. — Но… чему это повредит? Я не хотел соглашаться слишком быстро, мне ведь это и было нужно. Он становился моим союзником в игре на проволочку. — Подумаю, — проговорил я. — Ну, я пошел, — сказал Снаут, вставая. Когда он поднимался, у него затрещали все кости. — Хоть энцефалограмму-то дашь себе сделать? — спросил он, потирая пальцами фартук, будто пытаясь стереть с него невидимые пятна. — Хорошо. Не обращая внимания на Хари (она сидела с книгой на коленях и молча смотрела на эту сцену), он пошел к двери. Когда она закрылась за ним, я встал. Расправил лист, который держал в руке. Формулы были подлинные. Я не подделал их. Не знаю, правда, согласился ли бы Сион с тем, как я их развил. Пожалуй, нет. Я вздрогнул. Хари подошла сзади и прикоснулась к моей руке. — Крис! — Что, дорогая? — Кто это был? — Я говорил тебе. Доктор Снаут. — Что это за человек? — Я мало его знаю. Почему ты спрашиваешь? — Он так на меня смотрел… — Наверное, ты ему понравилась… — Нет. — Она покачала головой. — Это был не такой взгляд. Смотрел на меня так… как будто… Она поежилась, подняла глаза и сразу же их опустила. — Пойдем отсюда… *** *** Солярис. 001. Станислав Лем. Прибытие *** Солярис. 002. Станислав Лем. Соляристы *** Солярис. 003. Станислав Лем. Сарториус *** Солярис. 004. Станислав Лем. Хари *** Солярис. 005. Станислав Лем. «Малый Апокриф» *** Солярис. 006. Станислав Лем. «Малый Апокриф» 2 *** Солярис. 007. Станислав Лем. Совещание *** Солярис. 008. Станислав Лем. Чудовища 01 *** Солярис. 009. Станислав Лем. Чудовища 02 *** Солярис. 010. Станислав Лем. Жидкий кислород *** Солярис. 011. Станислав Лем. Разговор *** Солярис. 012. Станислав Лем. Эксперимент *** Солярис. 013 . Станислав Лем. Сны *** Солярис. 014 . Станислав Лем. Успех *** Солярис. 015 . Станислав Лем. Старый мимоид *** *** *** ***
Станислав Лем, Краков, 30.10.2005
*** *** *** ПОДЕЛИТЬСЯ
*** *** ***
*** Мастер и Маргарита. Булгаков. 002 *** *** *** *** *** М.Е. Салтыков-Щедрин. ПОШЕХОНСКАЯ СТАРИНА ЖИТИЕ НИКАНОРА ЗАТРАПЕЗНОГО, ПОШЕХОНСКОГО ДВОРЯНИНА. 011 *** *** В довершение Савельцев был сластолюбив и содержал у себя целый гарем, во главе которого состояла дебелая, кровь с молоком, лет под тридцать, экономка Улита, мужняя жена, которую старик оттягал у собственного мужика. Улита домовничала в Щучьей-Заводи и имела на барина огромное влияние. Носились слухи, что и стариковы деньги, в вид ... Читать дальше » *** *** *** *** *** *** *** *** ***
Существует старая трагикомическая история о проповеднике из маленького городка на американском Западе, который, не зная того, купил лошадь, перед тем много лет принадлежавшую пьянице. Этот Россинант заставлял своего преподобного хозяина останавливаться перед каждым кабаком и заходить туда хотя бы на минуту. В результате он приобрел в своем приходе дурную славу и в конце концов на самом деле спился от отчаяния. Эта история всегда рассказывается лишь в качестве шутки, но она может быть вполне правдива, по крайней мере в том, что касается поведения лошади. ... Читать дальше » *** *** ОВСЯННИКОВСКИЙ ОВРАГ, Рассказ, Вячеслав Кондратьев 02 *** *** — Лявина что, обратно в роту? — спрашиваю я. — Да. Дознание проведено, и пусть пока будет здесь. Идите, Лявин. — Есть идти! — козыряет Лявин и, посвистывая, уходит. — Не будут его судить? ... Читать дальше » *** *** *** *** *** *** *** *** *** *** *** *** *** *** *** *** *** *** *** *** *** ***
| |
|
| |
| Всего комментариев: 0 | |