***

***   

***  

Есть в России заслуженный профессор Николай Степанович такой-то, тайный
советник и кавалер; у него так много русских и иностранных орденов, что
когда ему приходится надевать их, то студенты величают его иконостасом.
Знакомство у него самое аристократическое, по крайней мере за последние
25-30 лет в России нет и не было такого знаменитого ученого, с которым он не
был бы коротко знаком. Теперь дружить ему не с кем, но если говорить о
прошлом, то длинный список его славных друзей заканчивается такими именами,
как Пирогов, Кавелин и поэт Некрасов, дарившие его самой искренней и теплой
дружбой. Он состоит членом всех русских и трех заграничных университетов. И
прочее, и прочее. Все это и многое, что еще можно было бы сказать,
составляет то, что называется моим именем.
 Это мое имя популярно. В России оно известно каждому грамотному
человеку, а за границею оно упоминается с кафедр с прибавкою известный и
почтенный. Принадлежит оно к числу тех немногих счастливых имен, бранить
которые или упоминать их всуе, в публике и в печати считается признаком
дурного тона. Так это и должно быть. Ведь с моим именем тесно связано
понятие о человеке знаменитом, богато одаренном и несомненно полезном. Я
трудолюбив и вынослив, как верблюд, а это важно, и талантлив, а это еще
важнее. К тому же, к слову сказать, я воспитанный, скромный и честный малый.
Никогда я не совал своего носа в литературу и в политику, не искал
популярности в полемике с невеждами, не читал речей ни на обедах, ни на
могилах своих товарищей... Вообще на моем ученом имени нет ни одного пятна и
пожаловаться ему не на что. Оно счастливо.
 Носящий это имя, то есть я, изображаю из себя человека 62 лет, с лысой
головой, с вставными зубами и с неизлечимым tic'ом. Насколько блестяще и
красиво мое имя, настолько тускл и безобразен я сам. Голова и руки у меня
трясутся от слабости; шея, как у одной тургеневской героини, похожа на ручку
контрабаса, грудь впалая, спина узкая. Когда я говорю или читаю, рот у меня
кривится в сторону; когда улыбаюсь -- все лицо покрывается старчески
мертвенными морщинами. Ничего нет внушительного в моей жалкой фигуре; только
разве когда бываю я болен tic ом, у меня появляется какое-то особенное
выражение, которое у всякого, при взгляде на меня, должно быть, вызывает
суровую внушительную мысль: "По-видимому, этот человек скоро умрет".
 Читаю я по-прежнему не худо; как и прежде, я могу удерживать внимание
слушателей в продолжение двух часов. Моя страстность, литературность
изложения и юмор делают почти незаметными недостатки моего голоса, а он у
меня сух, резок и певуч, как у ханжи. Пишу же я дурно. Тот кусочек моего
мозга, который заведует писательскою способностью, отказался служить. Память
моя ослабела, в мыслях недостаточно последовательности, и, когда я излагаю
их на бумаге, мне всякий раз кажется, что я утерял чутье к их органической
связи, конструкция однообразна, фраза скудна и робка. Часто пишу я не то,
что хочу; когда пишу конец, не помню начала. Часто я забываю обыкновенные
слова, и всегда мне приходится тратить много энергии, чтобы избегать в
письме лишних фраз и ненужных вводных предложений -- то и другое ясно
свидетельствует об упадке умственной деятельности. И замечательно, чем проще
письмо, тем мучительнее мое напряжение. За научной статьей я чувствую себя
гораздо свободнее и умнее, чем за поздравительным письмом или докладной
запиской. Еще одно: писать по-немецки или английски для меня легче, чем
по-русски.  Читать дальше, полностью... 

          ***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

*** ***

***

***

***

***

***

***

***

***

***           

***

***       

***   

Чехов Антон Павлович. О любви

... Читать дальше »               ***             

Человек в футляре А.П.Чехов

... Читать дальше »                   ***     

***

***

***

***    

***

ПОДЕЛИТЬСЯ

***

***

***

***

***