===
ГЛАВА VIII (Продолжение)
Ценности были сверены по описи и уложены в ларец. Дьяк не поленился – сам спустился в подвал и запер ларец в хранилище. Вернулся довольный, глаза сияли. Хлопнул меня по плечу:
– Молодец, боярин! Я уж было духом пал, да видно – Господь ко мне Кучецкого послал. Он и вспомнил про тебя. Нет, каков умелец! Я бы сроду в нужник не полез, не подумал бы даже! Откуда будешь?
– Вологодский я, Георгий Михайлов.
Дьяк удивился:
– С такой головой – и в какой-то Вологде прозябаешь? Боярин, иди ко мне в приказ. Сразу должность хорошую дам и жалованье положу.
– Прости боярин – в Вологде семья, поместье. А государю я и так служу – воеводою.
– Воеводою!? – еще более изумился дьяк. – И в дерьмо не испугался, не побрезговал полезть. Федор-то ничего про воеводство не сказывал.
– Не в чине дело – в пользе государю.
– Правильно сказал! О, а про лихоимца мы и забыли-то. Надо гниду найти и раздавить! – сжал он кулак. – Нельзя в приказе изменщика подлого держать!
– Согласен. Распорядись – пусть люди твои по одному из приказа выходят. Я тебе и укажу шпыня.
– Э, погоди – я охрану позову. Его же схватить надо.
– Ну, схватишь – потом что?
Дьяк осекся. В тюрьму да в суд нельзя – дело огласку получит. При всех убить без суда – невозможно: по «Правде» виновный должен быть казнен.
Выход подсказал управляющий.
– Веревку с петлей в нужнике повесить – пусть сам и сведет счеты с жизнью.
– А не схочет если?
– Тогда на суде присягну, что он у меня калиту украл. За то кнутом бьют и ноздри рвут. И уж в приказе ему тогда не служить.
– Иди, ищи веревку.
Люди из Посольского приказа пошли на выход. Я и не думал, что здесь занято так много служивого люда. Конечно, выглядят они не в пример Разбойному приказу. Все одеты чисто, бороды подстрижены, лица приятные. А в Разбойном у половины не лица, а хари – почти как у их подопечных.
Лица сменялись перед моими глазами, и вдруг я увидел его – так же четко, как в видении.
– Он! – ткнул я пальцем.
– Не может быть! – ахнул дьяк. – Это же секретарь мой! Семью языками владеет, мой первый помощник!
– Истинно говорю, а там сам решай!
Дьяк сокрушенно покачал головой. Управляющий показал глазами, и стражники заломили мужику руки.
– Ну-ка ко мне его, – дьяк показал стражникам головой в сторону кабинета.
Секретарь сник. Зашли в кабинет. Дьяк гневно глядел на Онуфрия. Тот затравленно озирался.
– За что, отец родной?!
– Неуж не знаешь?
– Духом не ведаю.
– А ларец?
– Что «ларец»? – Но глазенки забегали.
– Иди в нужник. Коли виновен, поймешь, что делать надо.
Мужик неожиданно упал на колени.
– Помилуй, отец родной! Бес попутал.
– Какой я тебе отец! Ты меня предал, поживиться хотел. Думал ли ты обо мне, когда худое замышлял? А о чести приказа помнил?
Стражники за руки подняли вора на ноги.
– Ведите!
Стражники повели лихоимца к нужнику. Мы с дьяком прошли в его комнату.
– Расскажи, боярин, любопытство снедает. Почему ты смог найти, а я – нет?
– У тебя голова не так работает.
Я выдал ему наскоро продуманную версию, в которой, естественно, не было порошка и видений – одна логика.
– И это ты сам все? Посидел, подумал и все понял? – изумился дьяк.
– Как видишь – да.
Дьяк поглядел на меня с уважением.
– В первый раз такого вижу. Пошли в нужник.
Вор понял все правильно. Он висел на веревке с посиневшим лицом и высунутым языком.
Дьяк сплюнул, вышел в коридор и демонстративно развел руками.
– Беда-то у нас какая – секретарь мой, Онуфрий, руки на себя наложил. Пойдите, снимите тело и отвезите домой.
Мы прошли в кабинет, дьяк достал стеклянный штоф с вином, и мы выпили за удачное завершение дела.
Вдруг дверь распахнулась и энергично вошел Кучецкой.
– Я, похоже, вовремя! Наливайте!
Мы все дружно выпили.
– Мыслю – за удачу пьете?
– За нее. Ценный у тебя побратим, Федор. И редчайшего ума, скажу тебе! – показал вверх пальцем хмелеющий от удачи и вина дьяк.
– Других не держим! – выдохнул польщенный государев стряпчий.
***
===
ГЛАВА IX
В Англии, я слышал, псы такие есть, по следу идут. Раб сбежит или еще что, так их хозяева по следу пускают. И что ты думаешь? Находят!
Кучецкой, дьяк и я сидели в Посольском приказе и пили вино. Закуски, как водится, не было, а поскольку выпито уже было много, в голове шумело и координация движений была нарушена.
Кучецкой продолжил:
– Вот не обижайся – ты лучше ихнего пса. Пес – он что? Скотина безмозглая, носом берет. А чтобы вот так найти, как ты – и ценности, и вора, большой ум нужен. То не всякому дано. Уважаю!
Он потянулся ко мне:
– Дай пожму твою руку!
Федор перегнулся через стол и с чувством пожал мне руку.
Дьяк икнул. Держался он бодро, только лицо покраснело. Он поднялся из-за стола, подошел ко мне, обнял и поцеловал в щеку слюнявыми губами. В щеку – это потому, что я увернуться успел.
– И я тоже ув… ва… жаю. Кабы не он, я бы уже сегодня к вечеру в темнице сидел. Нет, ну ты скажи – как можно людям верить? Этот лиходей у меня столько лет служил! Языки знает, грамоте учен! Так подвел! Своровал и ценности в нужнике спрятал. И сдох там же!
Дьяка повело, и он ухватился за стол.
– Боярин, я тебе обязан до смерти!
– Не надо про смерть!
– И то верно!
Дьяк истово перекрестился.
– Чем могу отблагодарить?
Вмешался Кучецкой.
– О благодарности завтра, на трезвую голову поговорим. А сейчас – по домам. Время уже позднее, а поутру всем голова свежая нужна будет.
Мы с Федором откланялись хозяину, чуть не упав, и вышли из приказа.
– Садись, довезу! – предложил Федор, устраиваясь в возке.
– Премного благодарствую, но я лучше пешком пройдусь. Воздухом подышу, протрезвею маленько.
– Прощай! Спасибо, что дьяка выручил, он мой старый знакомец и зело полезен бывает. И от меня спасибо, что не подвел Федора Кучецкого. Пусть все на Москве знают, какие люди у меня есть! Мы государю опора и…
Федор уронил голову и захрапел.
– Трогай уже, видишь – боярин устал, – сказал я кучеру.
Возок тронулся, только полозья саней заскрипели по снегу.
Я же нагнулся, захватил ладонью снег и обтер лицо. Немного «штормило». Закусывать надо было, да нечем. Если бы Федор не пришел, выпили бы мы с дьяком по чарочке-другой, да и разбежались.
Я добрел до постоялого двора и, едва раздевшись да стянув сапоги, рухнул в постель.
Утром голова раскалывалась. Я лежал в постели, делать ничего не хотелось, да и нечего было делать – не было у меня в Москве никаких дел. Бумаги Федору я отдал, когда ответ будет – неизвестно, да и будет ли он вообще? Прочтут писари мое послание, да и положат в архив. Тогда чего я торчу в Москве, дурью маюсь? Я, боярин и воевода, чищу нужники, раскрывая кражу. Да ну их всех, надо домой ехать. Соскучился я по семье. Но для начала надо встать, одеться. Солнце уже высоко стоит.
Однако только я поднялся и начал одеваться, как услышал в коридоре шум. Дверь резко распахнулась и на пороге появился Кучецкой.
– Ай-яй-яй! Уж полдень скоро, а ты, я вижу, даже не умывался. Едем, дьяк ждет!
– Сегодня-то я зачем ему понадобился? – едва не простонал я.
– Голову поправлять поедем!
– Нет, не хочу.
– Собирайся, я сказал! – рявкнул Федор.
Сам он был свеж и выглядел бодро, хотя вчера его увезли в возке «уставшим». Если бы сам не видел – не поверил бы. Крепкий мужик!
Деваться было некуда. Я умылся и уселся в возок рядом с Федором. Всю дорогу он похохатывал, намекая на мое слабое здоровье.
И дьяк выглядел как новый пятак. Благоухая заморскими благовониями, он был розовощек и улыбчив. Выскочил из-за стола, обнял и усадил в кресло. Умеют они тут в Москве пить! И самое главное – как им утром удается так хорошо выглядеть?
Дьяк не погнушался сам поставить на стол чарки и штоф с вином. От одного вида вина меня замутило. «Потерять лицо» дьяк не боялся – и я, и Федор, и он сам были боярского сословия.
Мы выпили – меня аж передернуло. Дьяк убрал в шкаф чарки и вино.
– Будя, поправились; пора и к делам приступать. Ты, боярин, чего за радения свои хочешь?
Я замялся. Чего мне желать от дьяка Посольского приказа? Не просить же назначить меня послом куда-нибудь в Европу? Так даже если и попрошу – не получится. Послов сам государь указом назначает. К тому же языков я не знаю – плохие у меня способности к языкам. В институте английский на троечку сдал.
Я пожал плечами:
– Да ничего!
Федор рассмеялся:
– Я же тебе говорил, что он ничего не попросит.
Дьяк хмыкнул:
– В Вологде что, все такие?
В разговор вмешался Федор:
– Не наглый он и гордый к тому же. На поле брани – герой, да и как воевода в двух походах – супротив татар да с литовцами под Опочкой – себя проявил. Князья, что главными воеводами были, о нем хорошо отзываются. А самое главное – голова у него работает, сталкивался я с ним в деле не раз – умен. А то, что одет без роскоши и не нагл без меры – то достоинство его боярское, кровь в нем говорит!
Вот уж не ожидал я от Федора такой речи в свою защиту. Дьяк смешался:
– Да я что? Так сказал, не подумавши.
Но Федор не отставал:
– Вот и отблагодари человека, мужа славного за деяния добрые, думаю – не оскудеешь.
Дьяк уселся за стол, размашисто подписался на какой-то бумажке, песочком мелким присыпал, сдул.
– Бери!
Я взял бумагу, прочитал. Подорожная, с моим именем. Имею право без досмотра и податей с нужными мне людьми пересекать границы безвозбранно. Неплохая бумага, в мое время цены бы ей не было – а в это? Я за рубеж ни разу не выезжал, да как-то пока и не собираюсь. Однако же свернул аккуратно подорожную и сунул за пазуху. Встал, отвесил легкий поклон.
– Э, погоди, это не все.
Дьяк полез в шкаф, вытащил небольшую золотую шкатулку искусной работы с самоцветами на крышке.
– Дарю. Вещица иноземная, французская.
Я вновь поклонился.
– Ну что, пора и честь знать, дела государевы ждут. – Федор шагнул к двери.
Я последовал за ним. Дьяк, провожая меня к двери, на прощание пожал руку:
– Ты вот что, боярин, зла на меня не держи, коли обидел нечаянно словом неловким. Коли нужда в чем будет – приходи. Ежели по моему ведомству что – помогу.
Федор, уже усевшийся в возок, высунул руку в окошко:
– Дай посмотреть.
Я протянул шкатулку. Федор покрутил ее, открыл крышку. Заиграл мелодию скрытый механизм.
– Занятная штуковина. Ты куда сейчас?
– Домой думаю, в Вологду. Бумаги через тебя передал, чего мне в Москве проедаться?
Федор не возражал. И что ему сказать-то было? Он лучше многих знал, сколь медлительна и неповоротлива государственная машина.
Мы обнялись на прощание, и я пошел на постоялый двор.
Федька-заноза обедал в трапезной. Я заказал обед поплотнее и присоединился к нему.
– Чего это ты, боярин, так наедаешься, как будто после поста?
– Домой выезжаем, Федор.
– Когда?
– А вот доем…
– Что-то уж больно поспешно.
– Никак – понравилось в Москве?
– Все лучше, чем в Вологде. Там каждый переулок знаешь, и тебя каждая собака знает.
Мы доели, я расплатился. Прислуга вывела наших коней – уже оседланных, отдохнувших и застоявшихся в конюшне.
Федор быстро сгреб наши вещи в переметные сумы, и мы не спеша выехали со двора. Впереди еще полдня – далеко отъехать успеем.
Выбрались за город. В Москве снег был серым от золы и пепла множества печей, а за городом снежная белизна глаза резала, и дышалось вольготно.
– Э-ге-гей! – заорал Федор во все горло.
– Ты чего?
– Так, боярин, от радости жизни.
– Ну-ну.
Мы пустили лошадей в галоп – только снежная пыль сзади завихрилась.
Гнали до сумерек, остановившись на ночевку на постоялом дворе. Обстоятельно – не спеша и сытно – поужинали да и улеглись спать. После гонки по морозу в комнате уютно – тепло и чисто.
Мы с Федором отрубились сразу. Однако же Далеко за полночь были разбужены криками в коридоре. Оба сразу проснулись, по привычке мгновенно оделись, обулись, опоясались саблями, и лишь после этого вышли в коридор. Из дверей выглядывали испуганные постояльцы, большая часть которых была в исподнем.
Снизу, из трапезной раздавались крики:
– Ратуйте, люди добрые, убивают!
Мы с Федором ринулись туда.
За стойкой стоял бледный от испуга хозяин, зажимая рукой разбитый, окровавленный нос. Посредине трапезной здоровенный детина в синем кафтане стрельца, изрядно в подпитии, держал за косу женщину, стоявшую перед ним на коленях. Правой рукой он яростно размахивал бердышом и орал:
– Не подходи, всех порешу!
Кричала и плакала женщина, причитал хозяин, плакали в голос сбившиеся в угол служанки.
– Чего тут происходит?
– Постоялец напился. Показалось ему, что один из гостей на жену его заглядывается. Вот он и приложил гостя секирой своей.
– Бердышом, – механически поправил я. – А чего он хочет?
– Да кто же его знает?
Я подвинулся вперед, выглянул из-за стойки. Постоялец, которого ударил бердышом стрелец, лежал неподвижно, но крови видно не было. Это уже хороший знак. Может, он его не лезвием, а обухом ударил и оглушил?
Я сделал еще шаг в направлении стрельца. Федор меня понял без слов и начал пробираться вдоль стены, обходя стрельца слева.
– Стоять! – заорал стрелец. – А то я сейчас ей башку снесу, а потом и вас на куски порублю!
Глаза его были красны от выпитого и возбуждения. В таком состоянии с ним говорить бесполезно, он даже не помнит, как его зовут. Черт, что делать? Убить его можно – Федор сделает отвлекающий маневр или шумнет, и стрелец переключит свое внимание на него. Достать его саблей за один прыжок можно, но убивать своего – не бандита, мне не хотелось. Обезоружить, в подвал холодный бросить, чтобы протрезвел – и все дела. Но сейчас он – как разъяренный бык, да и могуч.
Я сделал Федору знак подождать, отошел к лестнице, зашел за штору, достал из мешочка белый порошок и высыпал несколько крупинок в огонь светильника. Так, теперь надо зеркало найти. Себя-то я вижу, а вот окружающие?
Зеркало висело аккурат рядом с хозяином, у стойки.
Стараясь не стучать каблуками сапог, я подошел к зеркалу, но, уже выйдя из-за занавеса, понял, что невидим: на мое появление никто не среагировал – даже головы не повернул. Тогда пора.
Я смело пошел на стрельца. Устав размахивать бердышом, он уперся им в пол. То, что надо.
Подойдя ближе, я подпрыгнул и с размаху, изо всей силы ударил стрельца ногой в грудь. От неожиданного удара тот уронил бердыш, отпустил волосы женщины, отлетел назад и сильно приложился спиной о стену – так, что у него дыхание перехватило. Не в силах сделать вдох, он лишь беззвучно разевал рот.
Федор бросился к нему и заломил руку за спину. Я же расстегнул пряжку ремня на кафтане стрельца, затянул ремень на руке и, подтянув вторую руку, туго их стянул. Мы с Федором действовали так согласованно, как будто он меня видел.
Федор тихо прошептал:
– Боярин, ты здесь?
– Тихо, здесь! Тащи его с хозяином в подвал, пусть на холодке полежит, очухается.
Я отошел от стрельца, ударом ноги отправил бердыш подальше – к стойке и увидел, как от удивления у хозяина округлились глаза и отвисла челюсть.
– Свят, свят, свят, – забормотал он и стал креститься, – не иначе – нечистая сила помогла.
Ага, жди – как же.
Я подошел к лежащему неподвижно постояльцу, осмотрел, перевернул. Крови нет, но на голове – здоровенная шишка. Повезло мужику, удар древком бердыша получил. И еще – сотрясение мозга. Не смертельно. Больно и неприятно, но главное – жив. А ведь запросто мог лежать сейчас с разрубленной надвое головой.
Ну и все, представление окончено, больше мне тут делать нечего.
– Эй, хозяин, – это Федор подал голос. – Давай буяна в подвал оттащим, пусть там протрезвеет.
Хозяин утер кровь с лица замызганным полотенцем и нехотя побрел к Федору. Вдвоем они подхватили уже очухавшегося стрельца под руки и поволокли во двор. Я же, тихо ступая, пошел по лестнице наверх – в свою комнату.
А вдруг стрелец не один? И в комнатах спят или играют в кости его сослуживцы? Неожиданных неприятностей я не любил, и потому решил пройтись инкогнито по жилым комнатам. Все равно ведь пока не виден.
Прошел сквозь ближайшую дверь. На столе горела свеча, а на постели в одном исподнем сидел купец и пересчитывал деньги.
«Не то», – я прошел сквозь стену. Двое девиц лежали в одной постели в ночных рубашках, прижавшись друг к другу.
– Ужас какой – ты слышала крики?
– Тихо, Катерина, – конечно, слышала. Не дай бог, это животное с топором к нам в дверь ломиться будет! Я со страху умру.
Я улыбнулся – теперь уже никто ломиться не будет.
Прошел еще сквозь стену – следующую. Думал, будет моя комната, оказалось – не дошел, просчитался.
На постели сидели двое мужиков. Без одежды, в исподнем. А потому определить – кто они, было невозможно. Мужики обстоятельно беседовали. Я бы прошел к себе, но разговор заинтересовал, и я решил задержаться.
– Верно тебе говорю, Серафим! Охрана небольшая будет – всего два десятка стрельцов, а золота – два сундука. Набери шпыней непотребных, коих никто искать не будет, побольше. Погибнут в схватке – так и не жалко.
– Так ведь не все погибнут!
– А мы на что? Добьем сами, а золото поделим.
– Опасно! Это тебе не купцов грабить. Золото-то государево.
– На нем не написано, чье оно! Возьмем – наше будет!
Ого, да тут, похоже, решили казну государеву ограбить, вернее – не саму казну, а «золотой обоз». Самое уязвимое место – перевозка. Сама казна – под укрытием мощных стен, пушек и многих стражей. Вот только где и когда они грабить станут? Черт, где зеркало? Надо посмотреть на себя, не дай бог – действие порошка закончится, и я стану виден.
Я увидел в углу небольшое зеркало и двинулся к нему. Видимо, пошел неосторожно – каблуком стукнул или еще чего зацепил, потому что оба мужика сразу насторожились и замолчали.
– Иване, у стен уши тоже бывают. У меня ощущение, что мы в комнате не одни.
– У меня, Серафим, тоже. Вроде как ветерком обдало, да и запах чужой.
Вот! Запах их насторожил. Всяк человек по своему пахнет, и я этого совсем не учел. Пора мне убираться отсюда, а за мужиками проследить. Злодейство задумали.
Я прошел сквозь стену в свою комнату – и вовремя. Сразу подойдя к зеркалу, увидел, как в нем на глазах стало проявляться мое изображение. Сначала – призрачные очертания, потом оно стало более четким, приобрело краски.
В двери заскрежетал ключ, и вошел Федор.
– Боярин, ты здесь уже – что-то я тебя просмотрел.
– Бывает.
– Ты голову кому другому дури, а я с тобой уже не один год. То с руки огонь пускаешь – думаешь, сеча была, так я не увидел? То, как сегодня – это другие поверили, что нечистая сила была. Я-то почуял, как меня ровно ветерком обдало, а потом стрелец в стену влип. Понял я сразу – твоих рук дело!
– И что теперь? В церковь пойдешь или серой окуриваться станешь?
– Как ты, боярин, подумать такое мог? Ты мне жизнь спас, и я тебе до смерти своей должен. А то, что бывают у тебя… – Федька подбирал слово, – … странности, так мы все не без них.
– Вот что, Федор. За стеной два мужика договариваются, как обоз с государевым золотом ограбить. Что думаешь?
– А чего думать – порешить их обоих, и все дела.
– Порешить несложно, только, похоже – за ними люди из их банды есть. Один вроде – главарь, второй – наводчик. Плохо, что не знаю – где, в каком месте и когда злодеяние замышляют исполнить.
Федор ответ выдал сразу:
– Тоже мне загвоздка. Проследить за ними, вот и все.
Я задумался, а Федор запер дверь, разделся и лег в постель.
– Боярин, давай спать, до утра уже немного осталось. А утро вечера мудренее, завтра чего-нибудь и решим.
Так я и сделал.
Едва проснувшись, мы оделись и спустились вниз.
Хозяин стоял за стойкой с распухшим носом и отекшей верхней губой. В трапезной было пусто. Довольно необычно: в это время народ завтракает поплотнее – и в путь.
– Чего у тебя так тихо, постояльцев не видно?
– Съехали все спозаранку, даже откушать не изволили.
– Что случилось?
– Так ночью стрелец бузил.
– Видели, знаем.
Хозяин оглянулся по сторонам, вроде боясь, что его кто-то подслушает.
– Так нечистая сила, не иначе, помогла. Стрелец-то об стену как шарахнулся, чуть дух не испустил. Все то диво видели. Вот и решили – нечистая сила, да и разъехались чуть свет, испугавшись ее.
– И стрелец?
– Да выпустил я его, – махнул рукой хозяин. – Он в подвале холодном посидел – живо очухался, еле назад по ступенькам выбрался, аж посинел. У меня в подвале лед чуть ли не до осени не тает.
– Что, и мужики из соседней с нами комнаты съехали?
– И они, – подтвердил хозяин.
– Твою мать! – огорчился я. – Называется – проследили. Ладно, хозяин. Давай-нито поесть, да поплотнее. Может, следующий раз покушать только вечером удастся.
– Сейчас, сейчас! – засуетился хозяин. – Глашка, ты чего телишься, гости есть хотят!
Глашка заполошенно заметалась, выставляя на стол горшочки с кашей, обильно заправленной мясом и луком, пряженцы на блюде, пиво.
– Э нет, пиво не надо, вина дай. От пива на морозе только замерзаешь, а вином немного согреешься.
– Хозяин, а ты не видел, в которую сторону соседи наши направились?
Хозяин огорченно развел руками:
– Нет, не видал. Как-то все сразу разъехались. Да и не мое дело смотреть, куда кто поехал.
– Верно, – вздохнул я.
Почему-то мне подумалось, что один из гостей – Иван – отправился в Москву. Иначе откуда бы он знал о «золотом обозе»? Наверняка он не из простых, скорее всего, в Казенном приказе кружится, возможно даже – мелкой сошкой, вроде писаря. Это только на первый взгляд кажется, что слуги да мелкие служилые люди мало знают. Умеющий слушать да наблюдательный может знать много. Наверняка идея – его. Узнав об обозе, он план захвата разработал, да друзей старых нашел, чтобы разбой осуществить. Не зря же он этого Серафима уговаривал.
А Серафим, скорее всего, в провинции живет, на пути следования обоза или просто недалеко. А где государева казна хранится? В Вологде или Белозере. И оба хранилища – на одной дороге, на торговом пути к Соловкам. Аккурат из первопрестольной через Дмитров, Ростов, Ярославль на Вологду, а далее – и Белозеро. Так что если они и направятся куда, то непременно в ту сторону. Только больной на голову засаду устроит рядом с Москвой. Нет, если и задумают они обоз перехватить, так подальше от первопрестольной, и, вероятнее всего – между Ярославлем и Вологдой. Там и городков-то нет, изредка деревни да постоялые дворы. Помощи обозу, в случае чего, ждать неоткуда, а в лесах местных армию укрыть можно, не то что разбойников. Единственное, что мешать будет – зима. В лесу без костра долго не усидишь, замерзнешь. Костры же разводить побоятся. Так что перед появлением обоза сообщник их предупредит.
Что делать? В Москву вернуться, к Федору Кучецкому? А если его на месте не окажется? К другому кому? Могут и не поверить. В Вологду ехать? Плещеев точно поверит и ополчение соберет. Да ратью мы разбойников только напугаем, разбегутся по лесам – ищи-свищи их. Знать бы место засады и самим ударить по банде.
Мои размышления прервал Федька.
– Боярин, ты чего сиднем сидишь, не кушаешь? Если ехать надо, то ешь, не на голодный ведь желудок по морозу скакать.
– Верно, Федор. Задумался.
– Я даже догадываюсь, о чем.
– Скажи, какой умный! И о чем же?
– Где и как разбойников перехватить.
– Тихо! Хозяину это слышать совсем ни к чему.
Федор наклонился ко мне.
– Мыслю – между Ярославлем и Вологдой нападут. Леса там глухие, да и стрельцы устанут – самое место!
– И я так же думаю. Тогда давай есть – и в дорогу.
Есть пришлось в одиночку. Пока я раздумывал, Федька уже успел покончить с завтраком – просто мне мешать не хотел.
Вещей у нас почти не было, так что мы собрались быстро, а слуги вывели уже оседланных коней.
И погнали мы направо, по торговому пути. Считай, с разбойником Серафимом нам было пока по дороге. Хорошо бы за ним проследить, если, конечно, удастся догнать.
Ехали мы до вечера, так никого и не нагнав. Тракт был оживленный, саней и всадников много, но, как я не вглядывался, знакомого лица не увидел.
Периодически мы давали лошадям возможность отдохнуть, переходя с галопа на шаг или рысь.
За день удалось проехать не меньше пятидесяти верст. Вконец вымотанные зимней гонкой, мы остановились на ночевку на постоялом дворе, что так зазывно светил огоньком в ночи.
Мы плотно поужинали – ведь ели-то еще утром, часов десять назад.
Я подступил к хозяину с расспросами, описав Серафима.
– Ага, есть такой. Часом ранее появился. Как откушал, так из комнаты и не выходил.
Я сунул ему полушку – за молчание. Медная монета мгновенно исчезла в широкой ладони трактирщика. Уф, догнали! Теперь не упустить бы.
Я отсыпал Федору немного медных монет:
– Пойди на конюшню, дай прислуге. Как запрягать Серафим станет, так пусть они нас немедля известят.
– Сделаю, боярин.
Я прошел в отведенную нам комнату, разделся. Как только Федор вернулся и запер дверь, меня сморил сон.
Утром проснулись рано, не дождавшись известия от слуг. Умылись, плотно перекусили. Черт, чего Серафим не выходит? Долго ли нам в трапезной болтаться? Или он поджидает кого- то? Не подойдешь же, не спросишь. А может – взять его в плен да допросить с пристрастием? Сам ведь, по доброй воле, не скажет. А у нас, кроме подслушанного мною разговора, и улик никаких нет. Мало того что отопрется – скажет, что разговора не было, напраслину боярин возводит, так еще и в суд меня призовет за навет. Нет, задержание и допрос не годятся. Придется выжидать, хотя мне эта пассивность никогда не нравилась.
Появился в трапезной все-таки Серафим – заспанный, зевает. Не торопясь поел и исчез в своей комнате. Вышел одетый и не спеша пошел в конюшню. Эдак мы полмесяца ехать будем.
Серафим все-таки выехал. Мы отпустили его подальше, но в пределах видимости, и пустились за ним. Так и ехали – день, второй… Уж и Ростов проехали, Ярославль скоро…
А за Ярославлем Серафим нам загадку подкинул – повернул с тракта направо и направился по льду замерзшей Волги. Там, в паре дней пути, Кострома. Неужели он костромской? Плохо. Если он местный, то город знает, сообщники у него там, и если от нас оторваться захочет, сделает это запросто.
После Ярославля Серафим как-то насторожился. До этого он спокойно ехал, не оглядываясь. Спиной наши взгляды почуял или всегда при приближении к дому подстраховывался?
Ближе к вечеру наш подопечный свернул с наезженной дороги по льду Волги на ее левый берег и по узкой санной колее поехал к небольшому селу на взгорке. Интересно, живет он там или к сообщникам направился?
Пока мы не спеша продвигались по дороге, Серафим исчез. Близко подъезжать было нельзя – он бы нас сразу засек, отпустили подальше – и вот итог. Теперь гадай – в какой он избе, как долго пробудет?
Уже темнеть начало. Если в селе есть постоялый двор, то нам, считай, повезло, все не на улице ночевать придется. Вечером селяне крепко закрывают ворота и чужаков не пустят. Да и не в каждой избе место свободное найдется – детей-то у крестьян много, сами вповалку спят.
Глазастый Федор узрел огонек на единственной улице.
– Боярин, давай подъедем.
Тут и впрямь оказался небольшой постоялый двор.
Мы остановились у ворот; Федор сбегал на конюшню, переговорил с конюхом. Вернулся слегка озадаченный:
– Нет, боярин, конюх говорит – не приезжал никто.
Мы завели лошадей во двор – хоть сами переночуем в тепле и лошади отдохнут. Как бы узнать, живет Серафим здесь или в гости приехал?
Слуга повел лошадей в конюшню, мы же прошли в трапезную.
Постоялый двор был пуст – мы были его единственными гостями.
Обрадованный хозяин усадил нас на лучшие места и любезно осведомился, что милостивые судари откушать соизволят?
– А все, что с пылу с жару тащи на стол, – распорядился я. Мы здорово продрогли, хотелось поесть и согреться.
Хозяин сам принес жареного поросенка, соленых огурцов, капусты, куриного супчика, вина стоялого, пирогов рыбных. Да тут еды хватило бы и на пятерых.
Когда первый голод был утолен, и мы немного согрелись, я завел разговор.
– А скажи, хозяин, как село называется?
– Кривой Лог, барин.
– Много ли в нем дворов?
– Много – пять десятков будет.
– Жителей всех знаешь?
– А то!
– Не подскажешь – есть ли такой Серафим?
Я подробно описал мужика. Хозяин поскреб затылок:
– Да вроде не припомню такого.
Я достал из поясного кошеля серебряную монету и бросил ее на стол. Хозяин цапнул серебро, но я припечатал его руку своей.
– Сначала расскажи!
– Не живет у нас такой, но заезжает. Третий дом отсюда – Самоха. Серафим – скользкий тип, да и Самоха не лучше. На что живет – непонятно. Огород в запустении, из живности во дворе только птица да свинья. А бабе своей меж тем одно обновки меняет. Наши бабы уж обзавидовались.
– Ты – к Серафиму поближе.
– А что Серафим? На постоялый двор заходит редко – только забежит иногда твореного вина выпить. Но вот приметил я – как Серафим в селе появляется, так Самоха на несколько дней куда-то пропадает. Не иначе – оба одним делом промышляют.
– Каким же?
– То мне неведомо.
– Все сказал?
– Что знал.
Я убрал свою руку. Хозяин попробовал серебро на зуб, удовлетворенно кивнул и сунул монету в калиту на поясе.
Мы доели поросенка, допили вино. Потянуло в сон.
– Веди, хозяин, в комнату.
Поднялись на второй этаж. Хозяин открыл дверь жарко натопленной комнаты.
– Отдыхайте, гости дорогие.
– Ты вот что, хозяин. Разбуди с первыми петухами.
– Как изволишь, барин.
Мы сняли тулупы и уселись на постели.
– Что думаешь, Федор?
– Мыслю, Серафим – главарь, а Самоха этот – подручный. Как Серафим приезжает, Самоха собирает людей своих по деревням – и на злодейство едут.
– А что, пожалуй – верно думаешь! Я такого же мнения. Давай спать, я хозяину сказал – разбудить нас с первыми петухами. Коли первый встанешь, проследи со двора – не проедет ли по дороге Серафим.
– Сделаю, боярин.
– Тогда спать.
Через минуту мы уже спали. Мне показалось, что голова только подушки коснулась, а в дверь уже стучат.
– Кто? – спросонья хрипло спросил я.
– Петухи пропели, ты же, барин, сам разбудить велел, – послышался голос хозяина двора.
– Федор, встань, поди проследи за дорогой, я еще сосну чуток, а то будто и не спал.
Федор оделся и, зевая, вышел.
Я опять уснул, но и сейчас выспаться не удалось. Федор тряс меня за плечо. Я с трудом приоткрыл глаза и увидел раскрасневшееся лицо Федора. От него дохнуло свежим утренним морозцем.
– Вставай, боярин. Только что Серафим проехал, едва его признал при луне. Я к тебе уж было бежать собрался, да следом – сани, и в них – трое мужиков.
– Надо догонять, – всполошился я.
Я стал быстро одеваться.
– Боярин, я думаю – не надо торопиться.
– Это почему? – от удивления я даже одеваться перестал.
– Кабы засаду на нас не сделали. Сам подумай – почему затемно выехали? Чтобы не увидели.
– Может – торопятся?
– Помнишь, что хозяин сказывал? Как Серафим приедет, после этого Самоха исчезает. А тут они, почитай, вместе уехали. Ой, чует мое сердце, засаду нам приготовили.
Я уселся на постель и задумался. В словах Федора правда была, как-то об этом не подумал спросонья. И если они засаду на нас делают, то участок, где это может произойти, невелик – между селом и Волгой. Дорога узкая – двум саням не разъехаться, лес по обе стороны. На льду Волги засаду не устроишь – издалека видать.
– Пошли со мной.
Мы спустились вниз.
– Хозяин, у тебя лошадь и сани найдутся?
– А как же!
– Дай на время.
– Деньги вперед.
– Вот тебе деньги за постой, еду и лошадь с санями. И одежду старенькую найди – на двоих.
– Этого добра хватает.
Хозяин вышел.
– Ты чего удумал, боярин?
– Надо их с толку сбить. Если засада на нас, то будут ждать двух верховых. Мы же с тобой в санях поедем, а на наших лошадей чучела посадим.
– Где их взять-то? – присвистнул Федор.
– Сейчас хозяин старье принесет, на конюшне соломой набьем. В темноте и не разглядишь сразу – живой кто едет или чучело это, – обмануть их надо.
Хозяин принес ворох старой одежды: дырявые штаны, ветхие рубахи – даже кожушок драный, сильно битый молью. Все это он брезгливо бросил у порога.
– Лошадь с санями где?
– Слуги запрягают. Лошадь-то опосля верните.
– В лучшем виде! Не боись, не тати мы.
Взяв в конюшне соломы, приготовленной для денников, мы набили потуже старую одежду, усадили чучела в седла своих лошадей и привязали. В предрассветной темноте да с расстояния в несколько шагов все выглядело натурально.
– Пистолет проверь, – сказал я Федору.
– Уже.
Уздечки наших лошадей мы привязали к задку саней.
Федор сел на облучок, я же лег на дно саней и прикрылся мешковиной. Пистолеты держал за пазухой, чтобы теплые были, не подвели на морозе. Тронулись.
– Федор, как заметишь что подозрительное – шумни, а то мне не видно ничего за бортами. И… это… по возможности – Серафима или Самоху в живых оставить надо.
– Ну ты сказал, боярин. Я же их в глаза не видел. И перед тем, как выстрелить, я что – имя спросить должон?
– Да это я так. Уж очень побеседовать с кем- то из них хочется.
– Оно понятно.
– Все, едем молча.
Тишину теперь нарушал лишь скрип полозьев по снегу да легкий стук копыт лошадей. Мы, по моим подсчетам, должны были уже на лесную дорогу выехать. Наверняка засада – если мы не ошибались, конечно, – подальше будет. У самого села не станут пакостить.
Напряжение нарастало. Как бы от волнения не нажать раньше времени курки взведенных пистолетов.
– Твою мать! – закричал во весь голос Федор.
И тут же громыхнул выстрел, второй… Стрелял не Федор, но где-то близко.
Я отбросил мешковину и сел в санях. В предрассветном сером уже сумраке к саням бежали две фигуры. Я вскинул пистолеты, нажал на курок одного и следом – другого. За моим дуплетом почти сразу громыхнул пистолет Федора. Я успел увидеть, как фигуры справа, по которым я стрелял, падают, и резко обернулся влево. И с этой стороны к саням бежали двое, размахивая чем-то железным. Чем именно – было плохо видно из-за темноты.
Я бросил бесполезные уже пистолеты в сани, перевалился через борт и оказался на коленях в снегу. Почти тут же в сани ударило лезвие топора.
Рывком вскочив на ноги, я рванул саблю из ножен и без замаха полоснул по разбойнику. Негодяй успел отскочить, но концом лезвия я его все же достал. Полушубок на нападавшем расползся на животе, обнажив белеющее исподнее.
Рядом с лошадьми слышался звон ударов. Там сражался Федор. Прыжком я вскочил в сани и сверху атаковал врага, нанеся ему серию ударов. Разбойник не уклонялся, но успевал прикрываться топором. Попадая по железу, сабля высекала искры. Что-то мой противник больно ловок для простого крестьянина!
Разбойник отбил очередной удар и неожиданно кинул в меня топор. Каким чудом я успел уклониться, и сам не пойму – лезвие только слегка задело рукав, распоров его на плече.
Оставшись безоружным, разбойник кинулся бежать в лес, я – за ним. Подвела его крестьянская привычка носить зимой валенки. По снегу в них не побежишь так быстро, как в сапогах.
Через десяток метров мне удалось догнать его и ударить тупой стороной клинка по голове. Разбойник ничком рухнул в снег. Воткнув рядом с ним саблю, я расстегнул его пояс и связал ему обе руки. Пусть полежит, надо Федору помочь.
Я схватил саблю и кинулся к дороге. Но Федька-заноза справился и сам. Его противник лежал на снегу с отрубленной кистью, а Федька, матерясь сквозь зубы, перетягивал предплечье снятым с татя поясом, пытаясь остановить кровь.
– Вот, боярин, – тяжело дыша, проговорил он, – как ты и просил – живой.
– Я своего тоже спеленал. Пойдем, других посмотрим.
Бросив пленника на дороге, мы сошли к лесу.
Оба разбойника, в которых стрелял я, были мертвы. Пошарив но деревьям, что росли близ дороги, мы нашли две брошенные пищали. Так вот откуда эти два выстрела!
– Куда же они стреляли?
Мы вернулись к лошадям.
– Боярин, посмотри-ка!
Я подошел поближе. Оба чучела были просто изорваны в клочья картечью. Представляю, что было бы, если бы в седлах сидели мы! Мертвяки без права на реанимацию.
Федька сбросил чучела на землю и зашвырнул в лес.
Мы подошли к моему пленнику. Он уже очухался и зубами пытался развязать узел на ремне. Увидев нас, завыл, заревел, как медведь раненый.
– Заткнись! – бросил ему Федор. – А то я тебе сам рот заткну.
Мы подхватили его под руки и поволокли к саням. Темень уже сменилась сероватой мглой и, присмотревшись, я узнал Серафима.
– А-а-а, старый знакомый!
– Я тебя не знаю, в глаза допрежь не видел.
– Зато я тебя с Иваном, подельником твоим, видел.
При упоминании об Иване Серафим дернулся.
– Ну, рассказывай!
– Что говорить? – срывающимся голосом спросил Серафим, искоса поглядывая на саблю.
– Почему на нас напал, разбойник!
– Я не разбойник. С Москвы еду, да преследовать меня стали двое верхами. Думал – ограбить хотят да порешить, вот и решил упредить.
– Ловко сочиняешь байки. А с Иваном чего замышлял?
– Ничего, по торговле мы.
– А как насчет казенного обоза с золотом?
Серафим снова дернулся.
– Вот сука, Иван, – сдал! – чертыхнулся тать.
– Ты говори – где засаду намечали, да сколько человек будет.
– Ничего не скажу, пропадите вы пропадом!
Я засмеялся.
– Ты еще меня не знаешь. Сейчас все расскажешь – даже запоешь, ежели попросим.
Серафим только сплюнул.
– Как знаешь. Федор, тащи сюда второго.
Федор подтащил раненого. Тот был бледен и
стонал.
– Как звать-то тебя?
– Самохой кличут.
– И кто же тебя надоумил на нас напасть?
– Вот он! – Глаза Самохи злобно уставились на Серафима.
– Ты же не дите малое, неразумное – взрослый мужик, а на пакость согласился.
– В первый раз – он денег обещал, истинный крест, – брызгал слюной Самоха.
– Про крест не надо. Ежели в доме твоем, скажем – в подвале – поискать хорошо, там много чего интересного найти можно.
Неожиданно Самоха дернулся и ногой ударил Серафима.
– Жизнь свою спасаешь? Меня продал? Почто про схорон сказал?!
Видно, с награбленными да запрятанными ценностями я попал в точку.
– Так ты расскажи, куда и на что он тебя подбивал?
Я наклонился к Самохе поближе. Глаза его с ненавистью и злобой смотрели на меня.
– Ты глазенками-то не сверкай, а то вмиг их лишишься!
– Да пошел ты! – отвернулся Самоха.
– И говорить не будешь?
В ответ – молчание. Ничего, я и не таких говорить заставлял.
Я сорвал с Серафима шапку, вытащил нож и отсек ему ухо. От боли и неожиданности Серафим вскрикнул.
– Я скажу, все скажу!
Не обращая внимания на крики, я отрезал второе ухо.
– Это чтобы ты понял – я шутить не буду. Начал бы говорить сразу, остался бы при ушах.
– Скажу, все скажу!
– Ну – смотри, иначе всего остругаю. Кто такой Иван?
– Писарь в Казенном приказе.
Я так и предполагал.
– Он навел на обоз с золотом?
– Он, иуда!
– Где, в каком месте напасть думали?
– За Ярославлем, на вологодском тракте; там место удобное есть – дорога в гору идет, обоз ход сбавит.
– Когда обоз?
– Через седмицу ровно.
– А чего Иван сам обоз грабить не хочет?
– Людей у него мало, десяток только.
– Где встречаться должны?
– Как обоз в гору подниматься будет, мы напасть должны, а Иван со своими людьми на обоз сзади нападет. Он за обозом из самой Москвы ехать должен. Мало ли – вдруг планы изменятся у стрельцов.
В основном план прост и понятен.
– Твои люди где?
– Самоха и эти двое.
Я резанул его ножом но подбородку, брызнула кровь.
– Я же просил правду говорить. С этими тремя обоз с охраной не взять. У тебя еще два десятка быть должно. Где они?
Сзади раздался щелчок. Я слишком хорошо знал этот звук и мгновенно упал на бок. Громыхнул выстрел.
– Ах ты, сука! – Федор выбил пистолет из руки Самохи.
Когда мы отвлеклись на Серафима, Самоха вытащил из-за пазухи пистолет и выстрелил мне в спину. Только щелчок взводимого курка смог меня упредить. Руку-то искалеченную ему Федька перетянул ремнем, но не связал, вот он и решил воспользоваться моментом, пока на него никто не смотрит.
Обозленный Федор стал пинать сапогами Самоху.
– Тать паршивый! В спину! Убью!
– Остановись, Федор, допросить его надо!
Я хотел продолжить допрос Серафима, повернулся и обомлел – тот лежал на дороге навзничь, а вместо лица у него была кровавая мешанина из костей. Вместо меня Самоха угодил в лицо Серафиму. Со столь близкого расстояния свинцовая пуля просто разворотила кости.
Наука мне и Федору – не поворачивайся к живому врагу спиной. Мы сочли, что он ранен и слаб, и лишь случайность или чудо спасли меня от неминуемой смерти.
– Хозяин твой уже много рассказать успел.
– Сука он! Сволочь продажная! Ничего не скажу!
– Это мы сейчас посмотрим.
Я приказал Федору:
– Разведи костер.
Федор подобрал топор, с которым на меня бросался Серафим, срубил несколько веток и сложил их шалашиком. Наколол ножом лучину, поджег.
Сначала нехотя, а потом все живее огонь стал лизать ветки.
Я сунул нож в огонь.
– Эй, барин, ты чего удумал? – спросил Самоха севшим голосом.
– А вот как докрасна лезвие накалю, так глаза тебе им и достану.
– Нет, не надо, не хочу! – завыл Самоха.
– Тогда говори.
– Все скажу. Черт с ним, с Серафимом, все равно сдох.
– Где остальные люди?
– В разных местах проживают. В моем селе их больше нет, – Самоха мотнул головой в сторону убитых пищальников.
– Где еще и кто?
– Всех не знаю. За Ярославлем деревенька Ясенево есть, там Гаврила лысый, под ним – пять человек. От Ясенево на Вологду верст десять – сельцо Красный Яр, Горбун там. Звать как, не знаю, у него – тоже пяток мужиков. Все жестокие, злые, ребенка не пощадят. В Ярославле самом, возле церкви Святого Дамиана…
Голос Самохи стал тише, неразборчивее, он закатил глаза и смолк.
– Эй, Самоха, очнись! – я тряхнул его за плечо.
Куда там! Я взял его за руку – пульса нет. И этот мертвяк!
– Давай-ка, Федя, сбросим их с дороги да снежком присыплем. Хоронить – много чести.
Мы забросили трупы подальше от дороги и слегка присыпали снегом.
– Что делать будем?
– Для начала лошадь и сани на постоялый двор вернем.
– Ага, и лошадей этих разбойников туда же, они им уже не нужны.
По следам на снегу мы отыскали лошадь Серафима и с санями – лошадь Самохи, вывели их на дорогу. Чего животине в лесу мерзнуть да от голода мучиться?
Потом развернули сани и двинулись в село.
– Эй, хозяин, принимай! Лошадь твою с санями возвертаем в целости и сохранности – с прибытком даже.
Мы загнали во двор Самохинскую лошадь и сани. Увидев их, хозяин сразу понял, кому они принадлежали, и слегка побледнел.
– А Самоха где?
– С архангелом Петром беседует, наверное.
Хозяин осуждающе покачал головой.
– За что ж вы его так?
– Из кустов он по боярину стрелял, – пояснил Федор, – вот и поплатился.
Мы поехали по дороге назад, захватив с собой лошадь Серафима. Лошадь верховая, не тягловая, самим сгодится. Пока от самой Москвы за ним гнались, поняли – лошадь хоть и не арабских кровей, но ходкая и выносливая.
– Куда теперь? – спросил Федор.
– Пока к Ярославлю, а там думать будем.
Читать дальше ...
***
***
***
***
***
***
Источник : https://moreknig.org/fantastika/alternativnaya-istoriya/42970-ataman-geksalogiya.html ===
***
***
---
---
---
ПОДЕЛИТЬСЯ
---
---
---
---
***
***
***
|