***

===

Глава II

Дарья растолкала меня, когда было ещё темно. Быстро вскочил, умылся, позавтракал вчерашними пирожками, запив сытом, засунул за пояс топор, забросил за плечи арбалет с колчаном. Прощание с Дарьей было коротким – крепко поцеловал и, не оглядываясь, вышел со двора.
Где находятся Покровские ворота, я уже знал. Полчаса быстрого хода по спящему ещё городу – и вот я на месте. Изя был уже тут. Он сидел на повозке, на дне которой лежал прикрытый рогожей груз. На второй подводе сидели двое парней. Изя подвёл меня к ним:
– Мои люди, тоже охрана – Кузьма и Соломон, мой племянник. Садись ко мне на подводу, поехали. Надо сегодня успеть вёрст тридцать проехать. Пока вёдро, не дай Бог дожди зарядят – не поспеть.
Мы уселись на подводу; солнце ещё не встало, но темнота уходила, уступая место наступавшему дню. Вокруг уже серо, но видно было метров на десять – пятнадцать. Охранники благосклонно приняв от Изи монету в руки, распахнули одну половину ворот, и мы выехали.
Долго тянулись посады и пригороды; движения не было, пыли тоже. Воздух был чист и свеж. Не прошло и пары часов, как навстречу стали попадаться крестьянские телеги, верховые всадники, пешие путники, идущие в Москву. Над дорогой стоял туман из пыли, щедро садившийся на одежду, подводы, лошадей.
В обед, когда уже захотелось кушать, а от тряски на подводе ныли внутренности, мы свернули с наезженного тракта и через несколько минут добрались до небольшой деревушки. Видимо, Изя дорогу знал, так как подъехали к третьей избе с краю и въехали во двор. Оба охранника соскочили с телеги, привязали лошадей, разнуздали и стали их кормить. Изя откинул рогожу, мы оба взяли по тяжёлой сумке и вошли в дом.
Здесь, в большой и чистой комнате стоял длинный стол, на который хозяйка скоро стала ставить еду – щи в глиняных мисках, исходящие мясным духом и паром, запеченную курицу с грудой гречневой каши вокруг на большом оловянном блюде, отварную рыбу, ломти хлеба и кружки с пенистым пивом. Похоже, Изю здесь уже ждали, и бывал он в этой избе не раз.
Ополоснув руки, все четверо уселись за стол. Охранники пробормотали молитву и перекрестились, я, дабы не привлекать внимания, последовал их примеру. Дружно налегли на еду, на свежем воздухе, да от тряской подводы у молодых мужиков аппетит был отменный. Схарчили всё быстро, поблагодарили хозяйку. Изя расплатился и, подхватив тяжёлые сумки, мы снова погрузились и продолжили путь.
К вечеру, когда уже начало темнеть, съехали с тракта и переночевали в деревушке. Похоже, у Изи на всём пути были купленные места, где он мог столоваться и ночевать. Шустрый малый. Спали все в одной комнате, не раздеваясь, с оружием под рукой, сам Изя – на полатях с сумками под подушкой, а мы, трое охранников, на полу, на набитых сеном матрасах.
К концу второго дня миновали Покров, в ночь третьего – ночевали в Костерево. Погода благоприятствовала; укладываясь спать, Изя мечтательно произнёс:
– Хорошо бы завтра до Собинки добраться, а там – Юрьевец, да Владимир.
Четвёртый день был похож на предыдущие, только тракт стал уже, телег и людей, по мере удаления от Москвы, – значительно меньше.
Тут всё и произошло. Мы проезжали маленький хуторок в три избы, когда из?за поворота выскочили всадники. Со второй телеги закричали:
– Татары, арбан! Тикайте!
Я столкнул с телеги замешкавшегося Изю, бросил ему сумы с грузом. Тот их подхватил и бросился в ближайшую избу, причём так быстро, что я, зная вес сумок, просто подивился.
Я сунул за пояс боевой топор, «козьей ножкой» стал натягивать тетиву. Рядом со мной со стуком вонзились в телегу две стрелы. Я упал на пыльную землю, наложил болт на готовый арбалет, прицелился и выстрелил. Конного как ураганом сорвало с лошади. По другую сторону дороги щёлкал луком Кузьма, лук был у него одного. Ещё два татарина упали с лошадей. Но и татары успели налететь, зарубить Кузьму и Соломона. Меня от татар удачно прикрывали телеги.
Я успел ещё раз взвести тетиву и наложить болт. Вовремя! Из?за второй телеги появился верховой татарин. На нём был короткий кафтан с нашитыми металлическими бляхами, правой рукой он размахивал саблей, в левой держал небольшой круглый щит. Я вскинул арбалет и выстрелил. Татарин, заметив моё движение, попытался поднять щит и прикрыться. Куда там! Болт пробил деревянный щит вместе с татарином, тело завалилось назад, сабля выпала из руки.
С той стороны дороги прямо с лошади соскочил на телегу татарин и кинулся на меня, дико визжа. Отбросив арбалет, я рывком выдернул из?за пояса топор и успел подставить его под удар сабли. Бам! Удар, хруст, и лезвие сабли переломилось у рукояти. Ну да, это вам, басурмане – топор, а не сабелька.
Перехватив топор поудобнее, я хэкнул от напряжения и всадил татарину в грудь. Лезвие вошло по самое топорище, и враг стал заваливаться назад. Чёрт, лезвие вошло настолько глубоко, что татарин падал вместе с топором. Лишь когда он свалился, я смог вытащить топор из тела, да и то, упершись ногой.
За подводой что?то визгливо кричали на татарском, из?за телеги и лошади выбежали трое пеших татар. На лошади здесь было просто не повернуться.
Против троих с неповоротливым топором и без щита и кольчуги было не устоять. Даже не имея здешнего боевого опыта, это было понятно.
Чтобы не получить саблю в спину, я бросился к избе. Дверь была заперта, я прижался спиной к стене. Всё равно они не смогут все трое напасть спереди, только мешать друг другу будут, а против двоих шанс ещё есть, рукоять боевого топора длинная, значительно длиннее сабельного лезвия. Продержаться бы. А до чего продержаться, кто знает, что татары здесь и кто придёт на помощь? Да и что это за татары? То ли передовой разъезд более крупной группы, то ли весь десяток, что первоначально въезжал в деревню, был с Дикого поля: пограбить да рабов новых захватить, пройдя лесными тропами. От десятка пяток остался, но для одного меня много, ещё бы хоть одного бойца.
Татары обступили меня полукругом. Потные, усатые, узкоглазые азиатские лица. В глазах – ярость и бешенство. Я понял, что биться придётся насмерть. Гибели своих сотоварищей мне не простят.
За спинами татар раздался повелительный окрик, татары расступились. Шагах в десяти от меня стоял ещё один татарин, похоже, их командир, в богатом халате, в железном шлеме?мисюрке, но самое отвратительное – в руке он держал лук. Конечно, чего жизнями сородичей рисковать, когда меня, как жука, можно пришпилить стрелой к стене.
В это мгновение из?за угла избы вылетел здоровенный мужик с вилами в руках и с воплем всадил их ближайшему татарину в спину; татарин не видел мужика, стоял лицом ко мне, за что и поплатился, завалившись телом вперёд. Но и мужик недолго прожил. Татарский начальник пустил стрелу, и мужик, выронив вилы, упал со стрелой в груди. Татарин мгновенно выхватил из колчана еще одну стрелу и положил на лук.
Сейчас моя очередь умирать, понял я. Вжался спиной в стену, неожиданно почувствовал, что стена упруго поддаётся, как густой холодец; ещё чуть нажал и, внезапно для себя, упал на спину, но уже в избе. В это же мгновение услышал стук стрелы в брёвна стены, крик татар:
– Урус! Шайтан!
Чудо какое-то. Я поднялся, ощупал стену – брёвна как брёвна, никакого изъяна.
Размышлять о происшедшем было некогда. Надо спасать жизнь. На печке сидела испуганная крестьянка, прижимая к себе белобрысого сопливого мальчугана, под полати забился Изя, торчали лишь ноги, подрагивавшие от испуга.
Я огляделся – оконца маленькие, взрослому не пролезть, единственно, могут сорвать с оконца бычий пузырь и перестрелять из лука. Я встал сбоку от окна, от греха подальше. В голове что-то перемкнуло, и я неожиданно спросил:
– Изя, а что такое арбан?
Из-под полатей раздался приглушённый матрасом Изин голос:
– Десяток татарский.
Что же делать? В голову лезли разные мысли, но ничего путного. Снаружи раздался голос одного из татар на плохом русском:
– Выходи, чичаза изба жечь будима, кто выходит – плен, убиват нэ будим.
Все в избе притихли. Но вскоре запахло дымом, затрещала от огня соломенная крыша.
Баба с мальчуганом шустро спрыгнула с печи, подбежала к двери и вытащила деревянный запор. Через проём было видно, как её быстро связали и подтолкнули к нашим телегам. Изя тоже не стал искушать судьбу: быстро перебирая руками, выбрался из?под полатей и засеменил к выходу. Двое татар тут же верёвкой стянули сзади руки.
Что делать? Идти сдаваться? Но я уже наслышался о тяжкой судьбе попавших в плен. У Изи полно сородичей, его могут выкупить, что часто и происходило, но кто выкупит меня? Родственников нет, у Дарьи денег нет, да и будет ли она беспокоиться обо мне? Кто я ей? Так, переспали несколько раз, но ведь не родня, не жена. Женщина приятная, помог я ей немного встать на ноги с мелким, но доходным делом, но! Даже в более благоприятных обстоятельствах меня предавали близкие люди, та же жена, например. Поэтому я не обольщался чужой помощью.
Так, решать надо быстро, изба наполняется дымом, времени немного. В голове засвербила мысль – я прошёл сюда сквозь стену, пока не разобрался, как; а нельзя ли таким же образом выйти? Окна и дверь только спереди, их стерегут татары, может быть, попробовать через заднюю глухую стену?
Я засунул свой топор-клевец за пояс, подхватил в обе руки Изины сумы, не оставлять же их татарам? – и подошёл к стене. На мгновение остановился в нерешительности. Сумасшедший дом просто, скажи кому – не поверят.
Я решился, двинулся на стену, наткнулся на брёвна, поднажал. Тело стало погружаться, как в густой кисель. Голова прошла наружу, я покрутил ею, оглядываясь. Никого – ни татар, ни селян. Да и откуда взяться селянам? Отважные убиты, шустрые уже в лесу, а нерасторопные пленены татарами и связаны. Татары же, наверняка, успели осмотреть дом, убедились, что окон и дверей нет, чего же здесь стоять?
С некоторым усилием я прошёл через стену, пригнувшись, бросился в близкие кусты малинника. Чёрт, как царапает! Найдя небольшую ямку, сложил туда обе сумы – не бегать же с ними, очень уж тяжелые; ладонями нагрёб земли и присыпал. Не забыть бы теперь место. У дороги раздавались крики, женский и детский плач.
Через какое-то время, обшарив все три избы, татары погрузили узлы с добычей на обе Изины телеги и тронулись в обратную дорогу. Связанные пленники понуро брели за телегами, женщины оглядывались – удастся ли им вернуться в отчие дома?
Татары гарцевали на низких лохматых лошадёнках. Я пересчитал – их оставалось четверо. Всего четверо уродов, да как их взять? У всех за спинами луки, коими пользуются басурманы неплохо. А у меня из оружия – только топор. Арбалет теперь, вместе с колчаном, уезжал на передней телеге.
Ага, вот и Изя бредёт связанным, бросая исподтишка взгляды на горящую избу. Гадает небось – сгорел я или выбрался, прихватив его сумы?
Пока ничего не придумав, я пробирался вдоль дороги по лесу, стараясь не терять из виду обоз. Встанут же они на обед? Утомились, небось, воюя с бабами и детишками. Нет, татары гнали обоз дальше и дальше, забирая к югу. Дорога становилась совсем уж узкой, малоезженой. Двое татар ехало впереди, двое замыкали колонну. Дети, устав плакать, замолчали.
Наступал вечер, это было плохо. Лес густой, не видно, куда наступаешь: попадёт сучок под ногу, треснет, насторожатся татары. К тому же непонятно, куда идут, хуже, если на встречу с более крупной бандой, тогда мне их не одолеть. Вот проклятые, шастают по Руси, как у себя дома. Князья платят дань, так им ещё мало – рабы нужны. Хрен вам! Смерть татарская на Руси живёт, это все басурмане на носу зарубить должны и детям наказать.
Хотелось пить, устали ноги, но обоз двигался, и я шёл тоже. Не хватало ещё отстать или заблудиться. Наконец стемнело. Татары остановили обоз на берегу небольшой реки. Пленные кинулись пить. Татары с ленцой слезли с лошадей, пустив их щипать траву. Сами стали рыться в узлах, достали сыр, хлеб, куски вареного мяса, сели ужинать. Дети издали смотрели, как татары весело ужинают их продуктами. Я наблюдал, чуть не скрежеща зубами.
Поев и обтерев руки о халаты, татары стали осматривать пленных. Найдя понравившуюся им молодую женщину, тут же, на глазах у всех, стали её насиловать. Действительно, что стесняться, вокруг одни рабы, бесправные твари, а хозяева жизни – они. Захотят – убьют, захотят – помилуют. Когда они вдоволь натешили свою плоть, улеглись на конских потниках спать, завернувшись в свои халаты. Тихо плакала изнасилованная женщина. Оставшийся на охране татарин подошёл к ней и хлестанул камчой. Женщина замолчала.
Татарин прохаживался по берегу, посматривая по сторонам, трое его подельников уже вовсю храпели. Лука на татарине в свете луны я не увидел, да и зачем он ему ночью, всё равно не видно, куда стрелять. Вот сабля на боку была, это я рассмотрел.
Я медленно, на четвереньках стал подбираться к часовому, ощупывая землю впереди себя руками. Не дай Бог какой шум или треск, татарин поднимет тревогу.
Удалось подобраться к опушке, татарин проходил буквально в трёх шагах. Когда же он подустанет и остановится? Убить его надо тихо, чтоб остальных не разбудить. Невольники, утомлённые переходом и голодом, тоже спали. В конце концов татарин остановился, периодически поворачивая голову в разные стороны; даже не присел, видно, службу знает, и порядки у них строгие.
Медленно, мелкими шажками я приближался сзади, сжимая в руках топор. Занёс руку с топором для удара, и в это время татарин, как почувствовал что, стал разворачиваться. Но топор уже летел к нему. Раздался тупой стук, топор просто снёс татарину голову. Я еле успел подхватить тело, чтобы не было шума. Тихо положил на землю, снял с татарина пояс с саблей и ножом, нацепил на себя. Медленно потянул из ножен саблю, выходила она легко и бесшумно. По песку пробежал туда, где спали остальные трое, прислушался – спят. Лишь храп, да почёсывание слышны – блох да вшей нахватались, мыться чаще надо, уроды. Раньше, чем я их услышал, я их учуял. Пахло от них конским и своим потом, прогорклым жиром, дымом и ещё чёрт знает чем. Скунсы!
На мгновение я замер: чем воспользоваться – топором или саблей? От топора при ударе звук сильный, зато наверняка. Саблей можно просто заколоть, тихо, но неизвестно – остра ли чужая сабля, и ещё вопрос: а если под халатами кольчуги? Не пробьёт сабля, но все проснутся. Стало быть – топор!
Я подкрался со стороны голов, прислонил топор к ноге, вытащил свой нож из ножен и резко чиркнул по шее ближнего ко мне. Раздался булькающий звук, татарин затих. Неся в левой руке топор, медленно и бесшумно подобрался ко второму. Он лежал на боку, спиной ко мне и громко пукал. Я вонзил ему под левую лопатку нож и для верности ещё провернул в ране. Татарин задергался, засучил ногами. Уже не таясь, схватив топор обеими руками, я прыгнул вперёд и с размаху ударил лезвием в грудь третьему, это был их начальник. Топор с хрустом проломил грудную клетку и до ручки вошёл в грудь.
Я с трудом выдернул топор из раны, обмыл в реке, собрал оружие у убитых, я помнил, сколько оно стоит на торгу.
Подошёл к спящим невольникам, покашлял, чтобы не испугать детей. Ночью звуки далеко разносятся. Растолкал Изю, тот с испуга прикрыл голову руками.
– Тихо, Изя, это я, Юра. Сейчас я перережу верёвки – и всё, плену конец.
Глаза Изи забегали:
– А татары? Ну, как проснутся?
Я усмехнулся:
– Эти уже не проснутся.
– Так ты в избе не сгорел?
– Как видишь.
Я прошёл вдоль невольников. Мало того, что у каждого были связаны руки, так они ещё были повязаны одной общей верёвкой, один конец которой был привязан к телеге. Тихо будил людей, разрезал верёвки. Попросил вести себя тихо, детей уложить на подводы. Надо идти обратно. Да, я понимал, что люди устали, ночью плохо видно дорогу, но я не знал, где мы и далеко ли могут быть другие отряды, если они есть.
Трупы с помощью Изи побросали в воду, ни к чему оставлять следы. Перед выступлением я предупредил женщин, что разговаривать громко не надо, в стороны не отходить. При появлении татар – всем бежать в разные стороны, в лес. В лесу конному сложнее догнать пешего.
Двинулись в путь, шли долго, пока женщины от усталости не стали падать.
– Привал, – объявил я.
Подойдя к сумам и узлам на подводах, порылся, нашёл съестное, раздал его измождённым и голодным людям. Дети и женщины с жадностью набросились на еду. Надо дать им подкрепиться и немного передохнуть. Изя, чавкая, уселся рядом с набитым ртом, что-то пытаясь сказать.
– Изя, ты прожуй, не понять, что молвить хочешь?
Изя прожевал, откашлялся, всё-таки в сухомятку, и спросил:
– Как ты нас нашёл ночью?
– А я за вами с самого хутора шёл, чтобы не потерять.
– Где Соломон? Почему его не видно?
– Убит Соломон, вместе с Кузьмой.
– Вай, что я его матери скажу?
Я пожал плечами. Не повезло парню, а как такие вещи, как нападение татар, предусмотреть? Мужчина не может всё время сидеть дома. Поев, Изя начал раскачиваться и причитать.
– Изя, племянника уже не вернёшь, перестань убиваться, надо к людям выходить.
– Ай, я, бедный еврей, все деньги потерял.
– Изя, не от том плачешь. Племянника не вернёшь, сам из плена освободился, радуйся!
– Чего радоваться, я теперь беден, как церковная мышь!
– Изя, целы твои сумы, вынес я их из горящей избы. Если никто не нашёл, всё будет в целости.
Последующей реакции еврея я не ожидал. Он бросился передо мной на колени, пытаясь поцеловать руки. Я отодвинулся:
– Изя, ты что, перестань!
– Я тебе и свободой обязан и ценностями, век тебя помнить буду и детям накажу – пусть помнят Юрия.
– Всё, Изя, встань, впереди ещё дорога, дойти живыми до хутора надо.
Я встал с пенька, хлопнул в ладоши, привлекая внимание:
– Кто знает хорошо дорогу, подойдите ко мне, привал окончен, в дорогу!
Ко мне подошла женщина, которую насиловали татары.
– Я знаю дорогу, родилась в этих местах.
– Показывай, впереди со мной пойдёшь.
Мы двинулись в путь. Детвора сидела на подводах, лошадей женщины вели под уздцы. Сначала я хотел сбросить узлы и усадить на подводы всех, но женщины запротестовали:
– Это наша рухлядь, годами наживали, как без неё.
Я плюнул: не хотите – не надо.
К исходу дня добрались до хутора. У дороги лежали убитые Соломон и Кузьма, недалеко от сгоревшей избы – мужик со стрелой в груди, у другой хаты – зарубленный старик. Я попросил женщин взять лопаты и по-людски похоронить павших. Все молча принялись за дело.
Пока обряжали убитых, я сходил в малинник, нашёл сумы и принёс Изе. Тот обрадовался, как ребёнок подарку от Деда Мороза. Тьфу на тебя, племянник ещё не упокоился в земле, а у него руки от радости дрожат.
Покойных обернули мешковинами и опустили в могилы. Да и где взять сразу четыре гроба в хуторке из трёх изб, одна из которых сгорела? Убитых похоронили. Я неумело распряг лошадей, дал им воды и насыпал в торбы зерна.
На постой остановились в переполненной избе. Изя прижимал к себе сумки, боясь с ними расстаться. Утром подхарчились кашей, что успели приготовить женщины.
Я запряг в телегу одну лошадь.
– Изя, зачем нам вторая лошадь и подвода? Мешать только будут.
Изя вынужден был согласиться, и мы оставили лошадь и подводу на хуторе.
Когда сели в телегу, собираясь в дорогу, вышло всё небольшое население хуторка, поклонились в пояс, пожелали лёгкого пути и удачи.
Снова впереди дорога. Я завалился на подводу, решил вздремнуть. События последних двух дней меня здорово утомили. Изе наказал смотреть в оба, в случае опасности толкнуть меня в бок. Телегу потряхивало, позвякивали рядом трофейные сабли, на сене было мягко, и я провалился в сон.
Проснулся от толчка, сразу схватился за топор. Изя меня успокоил – привал, кушать пора. Я огляделся – солнце стояло уже высоко, мы были в небольшой деревушке, стояли во дворе. Ага, очередное Изино прикормленное место. Я спрыгнул с телеги, потянулся, подойдя к колодцу, ополоснул лицо. Изя с обеими сумами уже вошёл в избу. Я прикрыл трофейные сабли и луки рогожкой от чужих взглядов и тоже вошёл. Изя с блеском в глазах рассказывал хозяевам, как он счастливо избавился от плена. Про сумы Изя благоразумно умолчал. Сытно покушали, в этот раз Изя не экономил, накормил от пуза. Вышли во двор, я снова улёгся, а Изя взялся за вожжи.
Как я успел заметить, Изя изменил своё отношение ко мне. Нет, оно не стало отношением равного к равному, Изя оставался хозяином, а я – нанятым работником. Но в отношении Изи ко мне прорывались нотки угодничества, подобострастия.
После ночёвки на постоялом дворе к исходу второго дня прибыли во Владимир. Изя по известным ему улицам проехал к своему соплеменнику, пыхтя, затащил сумы. Испросив разрешения, я уселся на подводу и, узнав у прохожих дорогу, поехал к ближайшему оружейнику. Надо было продать трофейные сабли и луки. Зачем они мне, если владеть не умею, да ещё и целый десяток. Татары-то с убитых своих оружие сняли и уложили в телеги, железо стоило дорого.
Нашёл оружейника, оптом продал ему свои трофеи, тут же купив арбалет. Понравилось мне это оружие, тихое при выстреле, мощное. Свой я так и не нашёл – ни в телеге, ни на хуторе. Может, сгорел? Со злости забросили татары в горящую избу. Решили, что урус-шайтан сгорел, ну и отправили его оружие туда же. На вырученные деньги подобрал себе и кольчугу. Теперь я знал цену и необходимость воинского железа, знал, что мне надо купить.
Вернулся к дому, где остановился Изя. У дворни взял торбу, покормил коня. Через час, когда я уже стал придрёмывать, из дома вышел Изя.
– Едем назад, в Москву.
– Изя, да ты что, покушать надо, переночевать, куда же ехать, на ночь глядя!
– И то верно!
Мы нашли постоялый двор, я распряг лошадь, попросил парнишку в конюшне напоить и накормить её, и вошел в дом. Изя сидел за столом, уставленным заказанными блюдами. На еде Изя не экономил, это уж точно.
Ополоснув руки, я сел напротив. Не спеша поели, поднялись на второй этаж, в отведённую комнату. Изя рухнул на постель, я – на пол, постелив матрас. Изя долго лежал молча, я уже думал, что он уснул. Однако он повернулся ко мне.
– Спишь, Юрий?
– Если мешать не будешь, усну.
– Я думаю, тебе можно верить, ты человек надёжный, хотя и не благородного звания. Смотри!
Изя вытащил из поясной калиты небольшой кожаный мешочек, развязал и вытряхнул на ладонь несколько камешков. Огонь светильника, попадая на камни, отражался ослепительным голубоватым блеском.
– Бриллианты? – спросил я.
И в прежней, и в нынешней жизни я не сталкивался с бриллиантами, денег просто у меня таких не было.
– Тихо, не дай Бог кто услышит. Да, это бриллианты. Помнишь две сумы? Там золото было, а погляди – всё в маленьком мешочке уместилось.
– И что ты с ними дальше делать будешь? – сонно спросил я.
– Как же, сделаю красивую оправу, жуковинья тогда заиграют, когда им оправу соответствующую подберут. И цена им удвоится.
Но я уже не слышал, я спал. И снилась мне Юлька, наш пикник на даче, и так мне стало хорошо во сне.
Обратная дорога домой была хоть и длинной, но без приключений. Расставаясь, ювелир, на радостях от избавления из плена и сбережения ценностей, вручил мне сверх оговоренного двадцать серебряных рублей, подробно расспросил мой адрес. Вот незадача, улицы в то время не имели наименований, на домах не было номеров. Я начертил прутиком на пыльной дороге, где мой, вернее, Дарьин дом.
Расстались мы тепло, Изя обещал не забывать и, при нужде, обязательно зайти.
Быстрым шагом я направился к моему временному пристанищу. На мой стук в калитку вышла женщина в переднике.
– Мне бы хозяйку.
– Ныне хозяйка не подаёт.
Чертовщина!
Я плечом оттёр в сторону женщину и прошёл в дом. Увидев меня на пороге, Дарья бросилась на шею, засыпая поцелуями. Я отстранился.
– Дарья, это кто? – Я указал на женщину, стоящую недалеко.
– Я прислугу наняла, не успеваю за всем одна уследить. Переваром (так здесь назывался самогон, а еще – хлебным вином) двое нанятых по твоему совету занимаются, а ещё я леденцы сахарные варить начала, вот она и делает.
– Молодец, Даша, не клади яйца в одну корзину.
Дарья всплеснула руками:
– Да что это мы стоим? Проходи в трапезную, сейчас покушаем, баньку натопим. Устал с дороги, небось?
– Устал, и кушать хочу.
Я помыл руки, уселся за стол. Дарья носила из кухни пирожки, копчёную рыбу, кашу с зайчатиной, пиво. Всё со стола быстро мною сметалось. Наевшись, пошёл в баню. Воду натаскали нанятые на самогон работники, они же и затопили печь.
Я улёгся на полку, ополоснулся тёплой водой. Хорошо-то как! Ведь две с лишним недели не мылся, а уж пропылился! Вошла Дарья, похлестала веничком, потёрла мочалкой спину и вышла. Ну конечно, во дворе нанятые люди.
Выйдя, оделся в чистое, прошёл в дом. Зайдя в комнату, повалился на мягкую постель. Даже у собаки должна быть своя конура. Я понимал, что дом не мой, и сладится ли в дальнейшем с Дарьей, ещё неизвестно. Но сейчас я чувствовал себя на своём месте, дома, можно сказать. Пришла Дарья, разделась и нырнула ко мне в постель.
– А работники?
– Ушли уже, я калитку заперла.
Мы предались бурным ласкам, всё-таки две недели воздержания для молодого мужика – это много. Утолив первый голод, мы лежали, обнявшись. Дарья рассказывала о том, как занималась хозяйством. Видно, ей это нравилось, да с моей лёгкой руки и получалось. Теперь ей не приходилось считать каждую полушку.
– Тебя мне сам Господь послал за моё терпение, я в церкви всё время свечку ставила Николаю-угоднику, вот Бог меня и услышал. Расскажи, как ты съездил?
Я подробно рассказал о моей с Изей поездке, единственно умолчав, что дважды прошёл через стену. Где-то подсознанием я понимал, что говорить этого не следовало.
Рассказ был долгий, часто прерываемый Дарьиными вопросами, оханьем и аханьем.
– Ты молодец, Юра, настоящий воин!
Дарья наградила меня жарким поцелуем, и мы занялись любовью. Бедная девочка – телевизоров и газет нет, серая жизнь – а тут такой интересный рассказ, в котором я – почти герой.
Утром мы проснулись от стука в калитку, то пришли нанятые работники. Дарья подхватилась, накинула платок, побежала открывать. Я же решил ещё поваляться: имею право, две недели без отдыха, да ещё и бурная ночь. В лёгкой дремоте провёл время до обеда, когда меня вытащила из постели раскрасневшаяся Дарья.
– Вставай, лежебока, обед готов!
И когда я отказывался от обеда? Вскочив, оделся, по-армейски быстро умылся и – в трапезную. Ба! Расстаралась Дарья, вот уж молодец! Стол был царский – жареные куски белорыбицы, молочный поросёнок, заяц, тушёный в сметане, расстегаи, тушёные овощи.
– Дарья, да мы столько и не съедим. Откуда всё? Это ж денег стоит!
– Должна же я после похода накормить, как положено, своего мужчину, – лукаво улыбалась Дарья.
Ну что ж, есть в этом своя сермяжная, она же посконная, правда. Нельзя пускать мужика за такой стол, вышел я объевшимся, хотелось попробовать всего, а, попробовав – добавить.
Я поблагодарил Дашу и поцеловал – вкусно готовишь, молодец! Женщина расцвела от похвалы. Я достал из поясной калиты деньги, отсчитал половину – четырнадцать рублей, вручил Дарье.
– Вот что, хозяюшка. Не дело самогон в предбаннике варить. Найми плотников, пусть привезут леса, места во дворе много – пусть ставят вроде небольшой избёнки, там и будут перевар делать; дело пора расширять, вижу – на лад идёт.
Дарья поцеловала меня на радостях и умчалась по делам. После сытного обеда снова потянуло в сон, противиться я не стал и завалился в постель. К вечеру проснулся бодрым, но вставать не спешил. В мозгу, как заноза, сидела мысль – как же я смог пройти через стену? Не замечал раньше за собой таких чудес. Но сколько я ни думал, придумать ничего вразумительного не смог. Видимо, когда меня закинуло на пятьсот лет назад, тело приобрело и другие, новые для меня свойства. Нужно будет еще попробовать на досуге, но так, чтобы никто не видел: сочтут за порождение дьявола, сожгут живьём на костре, и все дела.
Ведь Изя был под полатями, когда я ввалился в избу, пройдя сквозь стену, и не видел моего появления; потом он вышел к татарам и не видел повторного перехода. Так что, если молчать, никто и не узнает.
Ночь опять прошла в любовных битвах, Дарья была ненасытной. Вот женщина – как у неё на всё хватает сил?
Утром снова в калитку забарабанили, Дарья пошла открывать и сразу вернулась.
– Это к тебе!
Я удивился, быстро оделся и вышел во двор. На улице, у калитки, стоял Изя и с ним пожилой господин, похоже, тоже иудей. Вроде я свои обязательства перед Изей выполнил, совесть моя была чиста. Я пригласил гостей в дом, разговаривать на улице – верх неприличия по местным правилам. Дарья поднесла гостям по ковшику кваса.
Мы уселись в трапезной. Я молчал, ожидая, что скажут гости. Первым начал Изя, он принялся расхваливать меня – мою храбрость, честность, верность данному слову. Я быстро прервал поток красноречия.
– Изя, ты ведь не хвалить меня пришёл. Ты – деловой человек, давай беречь время, переходи к делу, ради которого ты пришёл.
– Вот, познакомься, Юра, мой соплеменник – Абрам. Он тоже ювелир, у него нужда возникла в охраннике, ему надо в Торжок. Как только я услышал о его поездке, сразу вспомнил о тебе и сказал: – Абрам! Человека лучше ты не найдёшь, послушай старого и больного Изю, этот человек сделает для твоей охраны больше, чем родственники. Разве я не прав?
– Когда, на сколько идём, и сколько денег?
– Абрам, – воскликнул Изя, – я же говорил – он почти как еврей, сразу о деле.
– Надо выходить послезавтра, груз невелик, но очень ценен; у меня есть трое своих людей, но Изя так расписывал тебя, Юрий!
Мы договорились об оплате и месте встречи, гости ушли. В комнату тут же вошла Дарья.
– Что они хотели?
– Да вот снова работа подвернулась, послезавтра ухожу, недели на две.
Дарья ответила просто:
– Ты мужчина, тебе решать.
Не скрою, мне были приятны такие слова. В моём мире, моём времени, женщина бы повисла на шее, распустила слёзы и сопли, уговаривая не ехать и не рисковать.
Пройдя в свою комнату, я подошёл к зеркалу, всмотрелся. Неужели я похож на иудея? Второе деловое предложение, и снова от еврея. Я что, охранник ЧОПа?
Этот день и следующий пролетели в хозяйственных хлопотах. На утро, провожаемый Дарьей, я вышел на улицу. За спиной так же висел арбалет с колчаном болтов, за поясом – верный боевой топор; попробовав его в деле, я мысленно благодарил оружейника, мне его присоветовавшего. Мощное оружие, да только два недостатка – тяжёл и лишь для ближнего боя.
Обоз из трёх подвод был уже на условленном месте. Двое из охраны сидели на передней телеге, двое – на задней. Абрам, в одиночестве на средней. Я поздоровался и уселся к нему. Тронулись в путь.
Не заладилось сразу – к концу первого дня заморосил мелкий дождик. Дорогу не развезло, только пыль прибило, но мы все промокли и к вечеру мечтали об одном – обсушиться и согреться.
Впереди смутно серели в наступающих сумерках дома.
– Кобылятьево – деревня такая, – вздохнул Абрам. – Будем ночёвку делать, здесь постоялый двор есть.
Мы въехали во двор. Судя по подводам, постояльцев было много. Слуги бросились распрягать лошадей и заводить под навес, мы же направились в дом. Трапезная оглушила людским гомоном. В воздухе густо стоял запах влажной одежды, готовящейся еды, пролитого на пол пива, немытых тел. Бр?р!
Выбора не было, потирая руки, уселись за освободившийся стол. Абрам сам заказал еду – отварных кур, лапши, вина, пряженцев. Все быстро поели, что?то дождливая погода утомила, и поднялись на второй этаж, в отведённую нам комнату. Абрам сначала для себя хотел снять отдельную комнату, но свободных комнат не оказалось. По праву хозяина он занял полати. Мы же довольствовались местами на полу.
Утомившись, все быстро уснули. В средине ночи я проснулся по нужде, улёгся затем с краю, ближе к стене. В соседней комнате бубнили какие-то голоса, и, уже засыпая, я услышал – «ювелир». Не очень отчётливо, но всё же. Сон как рукой сняло. Я встал, приложил ухо к стене, но лучше слышать не стал. Оглянулся – все спят, лишь в углу слабо мерцает масляный светильник, бросая скудный свет. Надо решаться. Приложив усилие, головой прошёл сквозь стену. Удачно! Голова находилась в неосвещённом закоулке, и я никого не всполошил.
В соседней комнате сидел на скамье солидного вида мужчина, по одежде судя – купец. На скамье напротив – трое молодых, здоровых парней, одетых неплохо, но как?то неряшливо. Речь держал купец.
– Я давно его знаю, имел дело с ним в Новгороде, жук ещё тот. Не зря сейчас едет с охраной, стало быть, не пустой. Надо отъехать подале, вёрст за пять, место там есть удобное, дорога в распадке проходит, там всё и сделать.
– Ага, сделать! – подал голос один из парней. – Их шесть человек, а нас трое!
– Дурень. Охраны – только пять, ювелир не в счёт, от страха в штаны наделает. Вы трое впереди путь закроете, я со своими людьми сзади, мышеловка?то и захлопнется. Куда им деваться? Соглашайтесь, половина ваша будет. Быстро и легко, не надо в Москве на дворян али бояр спины гнуть, домой, в деревню, богатыми возвратитесь. Любая девка ваша будет.
Парни переглянулись, зашушукались. Купчина сидел молча, ожидая ответ.
– Да мы бы и согласились, только оружия, окромя ножей, у нас нет.
– Не вопрос, утром я дам, потом вернёте. Только пусть выедут, я путь короткий знаю, на подводе там не проехать, а по тропке мы их обгоним. Ну?
Парни закивали головами. Я не стал искушать судьбу, убрал голову в свою комнату. Так, неплохо придумал купчина. Нас в распадке порешить, затем, наверняка, и этих дурней, а ценности достанутся ему. Всё подозрение потом на этих крестьян падёт. Ловок!
Я стоял в нерешительности. Разбудить Абрама и рассказать? А ну как запаникует? Хорошо, что мне повезло, разговор услышал, но Абрам может в страхе сделать неверный ход, разбойники сразу поймут, могут засаду и в другом месте сделать, когда мы и ожидать не будем. Нет, выедем со двора, где не будет посторонних ушей, там и скажу. Если сейчас разбудить, спросят, как услышал, что мне, рассказывать, что голову в соседнюю комнату просунул?
Я улёгся спать, и, к своему удивлению, быстро уснул.
Растолкали меня мои товарищи, посмеиваясь надо мной – всё проспишь, так и Абрама украдут, а ты не услышишь! Абрам, собираясь, недовольно сопел отвислым носом. Быстро позавтракали гречневой кашей с мясом, запили сытом, запрягли коней и выехали.
Когда отъехали около версты, я попросил остановиться.
– В чём дело, – недовольно пробурчал Абрам, – время теряем, вдруг снова дождь пойдёт?
Я призывно махнул рукой, охранники лениво подошли.
– Так, слушайте, ребята. На нас готовится нападение. Утром, когда я в нужник ходил, разговор интересный подслушал. Сейчас не время всё обговаривать, сделайте, как я скажу. Версты через три?четыре распадок будет.
Абрам кивнул:
– Знаю такой, не первый раз здесь езжу.
Я огрызнулся:
– Не перебивай! Спереди нас остановят трое парней – не думаю, что они хорошие воины, да и, скорее всего, луков у них не будет, сабельки да копья. Сзади в ловушку нас запрут ещё несколько человек, сколько – не знаю, не сказали. План такой: у кого есть кольчуги – надеть, оружие держать наготове, но не на виду, в телеге под рукой. Едем в том же порядке; как только пойдут деревья, я с телеги спрыгну, буду бежать по лесу, вроде как в дозоре, тыл прикрывать. Задним смотреть в оба: основной удар, думаю, сзади будет. – Луки есть ли? – Один из охранников с задней телеги кивнул. – Бей сразу на поражение, не случайные прохожие это будут, время не упусти. Всё, нельзя стоять больше, заподозрят, в другом месте нападут. Лучше их мы здесь сами кончим, чем потом ждать, когда в спину ударят.
Абрам попытался начать разговор:
– Надо назад повернуть, переждать на постоялом дворе, – но я цыкнул на него:
– Начнётся заваруха, падай на дно телеги, как бы стрелой не задело, и лежи тихо – будешь цел!
Абрам втянул голову в плечи и кивнул. Столь командирского тона от меня никто не ожидал, для охранников хозяином был Абрам, они подчинялись ему. Но и Абрам понял опасность ситуации.
Тронулись прежним порядком. Охранники сбросили сонное оцепенение и зыркали по сторонам, руки лежали на оружии. Мы въехали в плавный поворот, ни спереди, ни сзади никого не было видно. Всё, мне пора.
Я спрыгнул с телеги и метнулся в кусты. Забежав за ракитник, «козьей ногой» натянул тетиву, наложил в жёлоб болт. Топор немного мешал, оттягивая пояс, но что делать – своя ноша не тянет, так в поговорке.
Обоз медленно удалялся; держа его в виду, я трусцой побежал параллельно дороге.
Поворот закончился, и вот – здравствуйте, я ваша тётя. Поперёк дороги лежало дерево. Если бы я не знал о засаде, подумал – случайно упало, бывает.
Из?за дерева вышли три вчерашних парубка, стали приближаться к первой подводе. Охранники резво соскочили, бросились навстречу. Зазвенела сталь. Я повернулся назад. Чёрт! Из?за поворота выехало шестеро конных, но купчины среди них я не заметил. Или под конец разборки пожалует, или в кустах прячется, выжидает.
Охранники с задней телеги открыли стрельбу из лука. Удачно. Один конный упал, лошади второго стрела попала в шею, конь встал на дыбы, и всадник, не удержавшись, грохнулся на землю. Зато остальная четвёрка пришпорила коней и выхватила сабли. Пора и мне вмешаться. Я прицелился в заднего, спустил тетиву. Болт с шелестом ушёл в цель. Всадник взмахнул руками, выпустил саблю и кулем упал на шею лошади. Передние не заметили потери, чего я и добивался. Я, как мог быстро, перезарядил арбалет, выбрал цель и уже вдогон выстрелил в спину разбойнику. Отлично! Тать завалился на бок, застряв ногой в стремени, бился головой о дорогу, а лошадь скакала вперёд.
Да, сюрприза с конными я не ждал, купчина об этом не обмолвился. Охранники с передней подводы добивали парней, Абрам кулем лежал в телеге, а вот дела у задней подводы были не так хороши. Одного из охраны конный убил копьём сразу, второй, по?моему, его звали Пантелеем, – отбивался от сабельных ударов обоих конных, прыгая то на телегу, то ныряя под неё. Надо помочь.
Я взвёл тетиву арбалета, но не успел наложить болт, как почувствовал спиной опасность. Мгновенно обернулся и присел. Вовремя. Надо мной, буквально задев волосы, просвистел нож и воткнулся в дерево. Впереди, недобро ухмыляясь, стоял купчина. Вот он где объявился, вражина, тоже решил подстраховаться. Умён!
– Ты что думаешь, я настолько глуп, что не пересчитал людей в телегах и не вычислил, где ты будешь? Хитёр, да я похитрее буду. Бросай стрелялку.
Я бросил арбалет – в руке купчина держал саблю, а расстояние между нами было очень мало, не успею достать топор или нож.
– Теперь пояс расстегни!
Я подчинился. Пояс упал к ногам, а с ним нож и топор. Надо выбрать момент и кинуться вниз, к обозу. Наверное, я себя как-то выдал.
– И не думай, – ощерился купчина, – сейчас мои охранников добьют, а я – тебя.
Он сделал шаг навстречу, рука его с саблей пошла влево, видно, поперёк туловища решил рубануть. Я смотрел на его ноги, ожидая нападения, надо было попробовать успеть отклониться назад и влево. Купчина уставился на меня, ожидая увидеть страх на лице, наслаждаясь властью над жизнью противника. Неожиданно нога его попала на арбалет, который я бросил, тетива сорвалась со спуска и с силой ударила купчину по ноге. Тот ойкнул и посмотрел вниз. Я бросился вперёд, на купца. Он успел направить лезвие сабли на меня, но оно лишь рассекло рубашку и скрежетнуло по кольчуге. Знать, не зря купил, такие деньги потратил. Купчина отбросил саблю, теперь она ему мешала.
Мы схватились в рукопашной, мужчина был силён и хотел меня одолеть, да куда ему против самбиста, даже бывшего. Я захватил его руку, швырнул через бедро, не отпуская руки, и заломил её назад, пока купчина не заорал от боли. На ковре я тут же отпустил бы руку – приём судьи засчитали, но здесь не борцовский ковёр, ставка в схватке – жизнь. Я завёл руку дальше и повернул. Раздался треск, рука неестественно вывернулась в суставе. Купчина орал, как резаный. Я метнулся к своему поясу, сдёрнул с него ножны с ножом, поясом крепко связал купчине ноги и притянул назад здоровую руку, примотав её к ногам. Теперь купчина лежал на боку, сильно прогнувшись назад, и матерился сквозь зубы.
Я бросился к арбалету и сам выматерился. Тетива оказалась порванной. Кинул взгляд на схватку внизу. Двое охранников с попеременным успехом сдерживали натиск единственного оставшегося в живых конного. Я подхватил топор и кинулся по склону вниз. В пылу схватки меня никто и не заметил. Подбежав, размахнулся и топором ударил конного по бедру, практически его перерубив. Выше я не доставал – конь был высок. Тать посерел лицом, из перерубленного бедра мощной струёй хлестнула кровь. Я обежал его с другой стороны, и обратной стороной топора, где был клевец, ударил в бок. Раздался металлический скрежет и хруст ломаемых костей. Разбойник бездыханным упал в дорожную пыль.
Я оглядел поле боя. Двое наших тяжело дышат, но целы. Абрам, не слыша звуков боя, поднял голову из телеги и оглядывался, пытаясь узнать, чья взяла. Увидев, заулыбался, сполз с телеги и направился к нам.
– Ой, как нам повезло, от татей отбились.
– Не всем повезло, – я показал на наших убитых.
– Да, да, да, не всем, но на то – Божья воля. И так от девятерых отбились, удачно у тебя, Юрий, получилось разговор подслушать.
– Не девятерых, Абрам. Десять их было, один наверху лежит, помял я его немного в схватке, но живой, поговорить с ним надо – кто таков, что замышлял.
– Да, да, да, – заулыбался Абрам.
Я с охранниками поднялся наверх. Пока они развязывали главарю ноги, забросил за плечо арбалет – в ближайшей оружейной мастерской только тетиву заменить, надел свой пояс, нацепил ножны. Охранники уже тащили вниз, к дороге упирающегося купчину.
– О! Старый знакомый! – закричал Абрам. – Что ты тут делаешь?
В это время подоспел и я.
– Абрам, это человек, организовавший нападение; он хотел меня убить в роще, но я его пленил.
– Ай, ай, ай, как нехорошо, Григорий, ты же был честным человеком, а сейчас достойных людей грабить вышел, как же это?
Купчина молчал. Абрам обратился к охранникам:
– Что по Правде с таким делать положено, коли на месте преступления схвачен?
– Казнить!
– Вот и повесьте его, да чтобы с дороги видно было, в назидание другим. Наших в телегу сложите, церковь встретим на пути – похороним. А эти ублюдки тут пусть валяются.
Купец упал Абраму в ноги.
– Пощади, Абрам, ты же меня давно знаешь, не раз за одним столом сидели.
Абрам проявил неожиданную твёрдость.
– Ты по мою жизнь пришёл, людей моих положил, а у них – дети. Почему раньше не подумал? Вешайте его, ребята.
Охранники потащили купчину к одинокому дереву у дороги, а я стал собирать оружие у убитых. Самим может пригодиться, да и продать с выгодой можно. Охранники тем временем перекинули через сук верёвку и без затей вздёрнули упирающегося купчину. Все вместе мы собрали тела наших погибших товарищей, уложили их на телегу. Молодые же все ребята были, светлая им память, всем троим.
Лошадей разбойников связали верёвкой и привязали к задней телеге. На ближайшем торгу продадим, только деньги на них переводить, кормить же животину надо. Абрам на наши трофеи – лошадей и оружие, не посягал, по Правде. Хоть и иудей, а Правду чтил, всё же на Руси жил. Так же дружно оттащили в сторону сваленное дерево и направились дальше.
К вечеру прибыли на постоялый двор, где удачно продали лошадей хозяину. Через пару дней, уже в Твери, я починил в мастерской свой арбалет; по?братски, поделили трофейное оружие между охранниками, продали его. Телеги заметно полегчали.
Ещё через пару дней были уже в Торжке. Абрам, к нашей радости, буквально за пару часов выгодно решил свои дела, и мы сразу поехали обратно. Абрам весь вечер напевал тихонько весёлые еврейские мотивчики, видимо, был доволен сделкой.
Путь до Москвы оказался на день короче, и уже к исходу второй недели я обнимал радостную Дарью. Прощаясь, Абрам щедро отсыпал серебра, коим я поделился с Дарьей.
На следующий день я с удивлением осматривал почти готовый бревенчатый сруб рядом с баней. Быстро Дарья обернулась, сегодня плотники обещали закончить стены, а через неделю и всю избёнку. От моей похвалы Дарья покраснела. В хозяйственных хлопотах время летело незаметно. После неспешной трапезы я прошёл в свою комнату и лёг.
Мне всегда хорошо думалось в постели, чтобы никто не беспокоил. После второго похода с Абрамом в голове крутилась мысль: не организовать ли что?то вроде охранного предприятия? Стоит хорошо себе зарекомендовать – заказы и клиенты будут, уж больно жизнь на дорогах беспокойная, в этом я уже убедился.
Что для этого надо – набрать и обучить людей, вооружить серьёзно. Решив так, я с утра отправился на торг. Торг – это не только место для торговли, здесь решаются многие вопросы, узнаются городские новости; на торгу есть пятачок, где можно нанять рабочую силу – плотников, каменщиков, рыбаков, охотников, кожевенников и прочий люд. Кому нужна была рабочая сила, шли сюда.
Вот на этот пятачок я и пришел. Начал разговаривать с людьми, желающих оказалось для первого дня много – двенадцать человек, но одиннадцать я отсеял сразу. Многие сабли в руках не держали, физиономия других выдавала любовь к Бахусу, у третьих плутовато бегали глазки. Почти за неделю ежедневных посещений торга удалось отобрать четырёх человек, да и те нуждались в проверке и обучении.
Удалось найти старого воина, который взялся обучать моих людей и меня владению саблей. Меч, как оружие охранника, я отмёл сразу – тяжёл, хорош в массовой битве, но уступает сабле, им можно только рубить. Оружие охранника должно быть, по возможности, скрытого ношения, но эффективное в бою. Решил для своих молодцов остановиться на сабле, ноже и арбалете. Ежели владеет кто другим видом оружия – не возбраняется, вдруг в деле пригодится.
Тренироваться начали за городскими стенами, для начала – на палках. Старый вояка Терентий гонял нас до седьмого пота, руки были в синяках и ссадинах, но появилось понимание сабельного боя. Один из кандидатов отсеялся после первой недели тренировок.
Когда вояка не мог заниматься, я сам тренировал своих людей. Учил маскироваться на местности, незаметно подбираться к врагу, оказывать первую помощь раненому. Мы усиленно занимались физическими упражнениями, таскали камни, бегали кроссы. Поначалу было тяжело, хотелось бросить, но постепенно втянулись. Здоровье у всех было хорошее, лёгкие не испорчены табаком. Команда потихоньку сплачивалась, люди притирались друг к другу. Я старался внушить им мысль, что нужно при стычке с любым противником заботиться в бою о товарище, стараться прикрыть его спину, тогда и товарищ поможет тебе.
Постепенно наша выучка росла, пора было обзаводиться оружием. Деньги, пусть и небольшие, у меня были, и в один из дней мы направились на торг. Каждый выбрал себе саблю по руке; арбалеты с изрядным запасом болтов выбирал я сам. Ножи у всех были свои, какой же мужчина здесь ходит без ножа? В голове вдруг мелькнула весёлая мысль – нашу бы милицию на этот рынок, да в оружейный ряд! Вот потеха была бы…
Неделю отрабатывали стрельбу из арбалета, угробили кучу болтов, но научились сносно попадать в чурбачок со ста шагов.
Теперь я был относительно спокоен, все могли работать саблями, из арбалета поразить цель а один из моих молодцов, Сергей, неплохо кидал нож. Неизвестно, правда, как они поведут себя в реальном столкновении; но тут уж не угадаешь, время всё расставит по своим местам.
Был конец октября, становилось прохладно, листья пожелтели и облетели. Лес стоял унылый. Поздно вечером, когда по крыше стучал дождь, в ворота постучали. Взяв в левую руку нож и памятуя, что бережёного Бог бережёт, а небережёного караул стережёт, пошёл открывать.
На улице стояли две фигуры в промокших плащах. В темноте мне удалось узнать Изю. Я пригласил их в дом, помог снять промокшие плащи и повесил их у печки на кухне.
Провёл нежданных гостей в трапезную. Дарья подсуетилась и преподнесла каждому по ковшу горячего сбитня. Не угостить зашедшего гостя – проявить неуважение, это я уже уяснил. Гости степенно расположились за столом. Лицо второго мне было незнакомо. Волосы светлые, глаза голубые, рыжеватая борода. Похож на русича.
Посетовав на ненастную погоду, Изя представил незнакомца.
– Вот, моя родня – Моше, он издалека, помощь твоя нужна. Мы решили обратиться снова к тебе, поскольку уже вся иудейская община знает, что тебе, Юрий, можно доверить жизнь и деньги. В наше время найти порядочного и надёжного человека – удача, а ты еще и хитёр, как еврей. У тебя не было в роду иудеев?
– Нет, Изя.
– Жаль. Хорошо, ближе к делу. Моше прибыл издалека, надо проводить его до Киева с большим грузом.
– Что за груз?
Моше замялся с ответом. Изя его подбодрил:
– Говори как есть, это очень надёжный молодой человек.
– Меха, много, целая ладья. Ладью с людьми я нашёл, а охраны нет. Мои люди ждут меня в Киеве, надо торопиться: скоро морозы, реки встанут. На подводах, сам понимаешь, не дойти, везде дожди, дороги непроезжие. Не выберусь сейчас – все шкуры погниют.
– Что же, я согласен, только для ладьи меня одного мало будет.
Купцы огорчённо переглянулись.
– У меня есть люди, мои люди; коли сговоримся о цене, об охране можно будет не беспокоиться.
Моше начал торговаться, выгадывая каждый рубль, Изя скромно сидел в стороне. Наконец ударили по рукам. Моше объяснил, где стоит ладья, я же пообещал с утра собрать людей и сразу явиться к кораблю. Тянуть не следовало, это я и сам понимал. Покроет реки льдом – до весны на корабле сидеть придется. Тем более, обратно уже налегке, сподручнее – не пойдёт попутное судно, так по снегу на санях. Всё равно обозы пройдут. Для торговцев сейчас самое неудобное время.
Рано утром я обежал сам всех своих людей, приказал явиться с оружием на пристань; уходим надолго, месяца на два. Снова примчался домой, прихватил узелок с вещами, оружие, распрощался с Дарьей. Когда пришёл на пристань, мои люди были уже там – Сергей, Кирилл и Алексей. Моше в нетерпении прохаживался по палубе, и, не успели мы взойти по сходням, как матросы отдали концы, вытянули сходни на палубу судна и отчалили.
Дул холодный северный ветер, паруса надулись, судно вышло на стремнину.
Москва медленно уходила назад. Удастся ли всем нам вернуться целыми домой? Мы расположились на носу, где матросы натянули полог из холстины, вроде небольшого шатра. Моше расположился в небольшой палатке на корме. Судно сидело высоко, со стороны и не скажешь, что гружёное, да и то – меха-то мягкие, что в них весу? Это неплохо, маленькая осадка – по отмелям пройти легче, да и недоброму глазу не подсказка. Гружёное судно – лакомая добыча для разбойников всех мастей. Я выставил одного человека на охрану, пусть ребята не расслабляются, наблюдают за обстановкой, поглядывают на берега, на проплывающие мимо суда. Мне бы не хотелось, чтобы нападение, ежели таковое случится, застало нас врасплох.

  Читать   дальше   ...   

***

***

***

***

***

***

***

Источник :   https://moreknig.org/fantastika/alternativnaya-istoriya/42970-ataman-geksalogiya.html   ===

***

---

---

---

***

---

***