ВОВЕНАРГ Люк де Клапье ВОВЕНАРГ (1715— 1747) — французский писатель.
Высокая должность избавляет иногда от необходимости иметь еще и дарования.
Великие люди бывают подчас велики даже в малом.
Великие короли, полководцы, политики, замечательные писатели — все они люди; пышные эпитеты, которыми мы себя оглушаем, ничего не могут прибавить к этому определению.
Для того чтобы творить великие дела, нужно жить так, будто и умирать не придется. Прежде чем ополчиться на зло, взвесьте, способны ли вы устранить причины, его породившие?
Иные живут счастливо, сами того не зная.
Мало бывает несчастий безысходных; отчаяние более обманчиво, чем надежда.
Надежда — единственное благо, которым нельзя пресытиться.
Искусство нравиться — это искусство обманывать.
Все люди рождаются искренними, а умирают лжецами.
---
Глупо ласкать себя надеждой, будто мы способны убедить других в том, чему и сами не верим.
Страх и надежда могут убедить человека в чем угодно.
Истина — солнце разума.
Ясность украшает глубокие мысли.
Где темен стиль, там царствует заблуждение.
Мы многому верим без доказательств, и это естественно! Лжецы угодливы и кичливы. Нельзя быть справедливым, не будучи человечным.
Милосердие предпочтительнее справедливости.
Несправедливость всегда оскорбляет наши чувства — разве что она приносит нам прямую выгоду.
Праздность более утомляет, чем труд. Сознание плодотворности труда есть одно из самых лучших удовольствий.
Ленивые всегда собираются что-то сделать.
Самые полезные советы те, которые легче всего использовать.
Когда нововведение слишком трудно установить, это служит доказательством, что в нем нет необходимости.
Стр.370
Стр.371
Мало кому удавалось совершить великое деяние по чужой подсказке.
У нас нет ни сил, ни случая сотворить все добро и зло, которое мы собирались сотворить.
Кто не способен к великим свершениям, тот презирает великие замыслы. Ловкачи никого не отталкивают от себя.
Лицо человека выражает и его характер, и темперамент.
Глупое лицо выражает лишь физические свойства, — например, крепкое здоровье и т.д. И все-таки нельзя судить о человеке по его лицу, ибо физиономии людей, равно как манера держать себя, отличаются переплетением столь различных черт, что тут очень легко впасть в заблуждение, не говоря уже о несчастных обстоятельствах, которые обезображивают природные черты и не позволяют душе отразиться в них, — например, оспины, болезненная худоба и пр.
Чрезмерная осмотрительность не менее пагубна,
чем ее противоположность: мало проку от людей тому,
кто вечно боится, как бы его не надули.
Нет ничего полезнее доброго имени, и ничто не создает его так прочно, как достоинство.
Неученость не есть недостаток ума, а знание не есть признак гения. Тот, кто требует платы за свою честность, чаще всего продает свою честь.
---
Стр.372
Сознание своих сил увеличивает их.
Нам легче приобрести лоск всезнания, чем основательно овладеть небольшим числом знаний. Невозможно отучить людей изучать самые ненужные предметы. Торг честью не обогащает.
Мы знаем больше бесполезных вещей, чем не знаем полезных.
Дух подвластен тому же закону, что и тело, — невозможности существования без постоянного питания.
Нет человека настолько остроумного, чтобы никогда не быть скучным.
Ум человеческий более проницателен, чем последователен, и охватывает более того, что он может связать.
Ум должен не ограничивать, а дополнять добродетель.
Ум достигает великого только порывами.
Небольшое преимущество — иметь живой ум,
если не имеешь верности суждения: совершенство часов не в быстром ходе, а в верном ходе.
Ум — око души, но не сила ее; сила души — в сердце.
Разуму не постичь надобностей сердца.
Мы не любим, когда нас жалеют за совершенные нами ошибки.
Ум большинства ученых правильнее всего, пожалуй, уподобить человеку прожорливому, но с дурным пищеварением.
Не следует робеть из опасения наделать ошибок, самая большая ошибка — это лишать себя опытности.
Пусть люди совершают любые ошибки себе во вред, лишь бы им избегнуть худшей напасти — подчинения чужой воле.
Великие люди, научив слабодушных размышлять, наставили их на путь заблуждений.
Глупец, у которого большая память, исполнен мыслей
и фактов; но он не умеет делать выводов и заключений —
а в этом вся суть.
Великий человек берется за великие дела потому,
что сознает их величие, глупец — потому,
что не понимает, как они трудны.
Говорят мало основательного, когда стремятся сказать необычное.
Мало говорят вещей основательных, когда стараются сказать что-нибудь необыкновенное.
Несколько примеров, приведенных в немногих словах и на
своем месте, придают мыслям больше блеску, больше весу и
авторитетности; но излишнее обилие примеров и излишек
подробностей всегда ослабляют речь.
Красноречие, вероятно, наиболее редкий, равно как и самый изящный из всех талантов.
Стр.373
---
Красноречие следует предпочесть знанию. Кто не способен выдумывать небылицы, у того один выход — рассказывать были.
Легче сказать новое слово, чем примирить меж собой слова уже сказанные.
Красноречив тот, кто даже непроизвольно заражает своей верой или страстью ум и сердце ближнего.
Тратить красноречие на соболезнования, когда заведомо известно, что горе притворно, — значит бесстыдно ломать комедию.
Если мысль нельзя выразить простыми словами, значит, она ничтожна и надо ее отбросить.
Непринужденная беседа — лучшая школа для ума. Вырази ложную мысль ясно, и она сама себя опровергнет. Чужое остроумие быстро прискучивает.
Кто красноречив от природы, тот иной раз говорит великие истины с такой ясностью и краткостью, что большинство людей не думает, что в них была глубокая основательность.
Если афоризм нуждается в пояснениях, значит, он неудачен.
Насмешка — хорошее испытание для самолюбия.
Шутка у философов столь умеренна, что ее не отличишь от серьезного рассуждения.
Стр.375
Чашечка кофе после обеда — и наше самоуважение возрастает; точно так же достаточно порою небольшой шутки, чтобы сбить большую спесь.
Пьяный отпускает иногда более забавные шутки, чем записные остроумы.
Тщеславные люди — плохие дипломаты: они не умеют молчать.
Равно слабодушны и те, что окружают свои дела непроницаемым покровом тайны, и те, что все о них выбалтывают.
Если хотите высказывать серьезные мысли, отучитесь сперва болтать вздор.
Даже лучшие писатели говорят слишком много.
Люди не в силах устоять перед лестью, и, даже понимая, что им льстят, все равно попадаются на эту удочку.
Есть люди, которые читают лишь для того, чтобы находить у писателя ошибки.
Самая новая и самая самобытная книга та, которая заставляет любить старые истины.
Кто более строг, чем законы, тот — тиран.
Страх перед людьми — вот источник любви к законам.
Рабство унижает человека до того, что он начинает любить свои оковы.
---
Иной раз проще создать новую партию, чем постепенно добиться главенства в уже созданной.
Легче всего уничтожить ту партию, в чьей основе лежат доводы благоразумия.
Есть люди, которые относятся к нравственности,
как некоторые архитекторы к домам:
на первый план ставится удобство.
Польза добродетели столь очевидна, что даже дрянные людипоступают добродетельно ради выгоды.
Достоинства человека есть драгоценные камни, которые красивее играют в оправе скромности.
Мы восприимчивы к дружбе, справедливости, человечности.
состраданию и разуму. Не это ли и есть добродетель,
друзья мои?
Нет покровителей надежнее, чем наши собственные способности.
Не жалко, что человек родился или умер, что он лишился своих денег, дома, имения, — все это не принадлежит человеку. А то жалко, когда человек теряет свою истинную собственность — свое человеческое достоинство.
Нет правил более изменчивых, нежели правила, внушенные совестью.
Мужество, сочетаемое с умом, помогает более, нежели один ум без мужества.
Стр.376
Лучшая опора в несчастье не разум, а мужество.
Все жизненные правила следует черпать только в мужестве.
Попробуйте в разговоре с человеком непреклонно суровым сказать доброе слово о милосердии, и вы услышите в ответ: «Если закон не будет безжалостен, нас удавят в собственной постели». О кровавая трусость!
Кто уважает себя — внушает почтение другим.
Не полагайтесь на уважение и доверие человека, который, входя во все ваши интересы, не говорит вам о своих.
Не надо осмеивать общеуважаемые мнения, вы этим только оскорбляете людей, но не убеждаете их.
Окажись я единственным обитателем земли, владение ею не доставило бы мне радости: у меня не было бы ни забот,
ни наслаждений, ни желаний, даже богатство и слава
превратились бы в пустые слова, ибо не станем обманывать
себя — всеми своими удовольствиями мы обязаны людям,
прочее в счет не идет.
Только общение излечивает от самонадеянности, робости,
глупой заносчивости, только свободный и непринужденный
обмен мнений позволяет изучать людей, прощупывать,
распознавать и сравнивать себя с ними.
Управлять одним человеком иной раз труднее, чем целым народом.
Люди глупые никогда не поймут умных.
---
Стр.378
Судя по всему, человек от природы не способен к независимому существованию.
Одиночество так же необходимо разуму,
как воздержание в еде — телу, и точно так же гибельно,
если оно слишком долго длится.
Нет искуса тяжелее для целомудрия, нежели одиночество.
Легко критиковать автора, но труднее — оценить его.
Можно, от всего сердца любя человека, все-таки понимать, как велики его недостатки. Было бы глупой дерзостью мнить, будто нашего расположения достойно лишь одно совершенство. Порою наши слабости привязывают нас друг к другу ничуть не меньше, чем самые высокие добродетели.
Бывают весьма порядочные люди, которые умеют веселиться лишь на один манер — зло потешаясь над собеседниками.
Насмешка — детище удовлетворенного презрения.
Хотите подчинить себе других — начинайте с себя.
Стоит нам почувствовать, что человеку не за что нас уважать, — и мы начинаем почти ненавидеть его.
Говорить только хорошее обо всех и вся — плохая и мелкая политика.
Мы не особенно довольны бываем своими друзьями,
если они, ценя наши хорошие качества, позволяют себе
замечать также и наши недостатки.
Стр.379
Люди обычно мучают своих ближних под предлогом, что желают им добра.
Человек разумный не станет придираться к прямому смыслу слов, если ему понятно, что хотел ими сказать автор.
Нет обиды, которой мы не простили бы, отомстив за нее.
Люди редко примиряются с постигшим их унижением: они попросту забывают о нем.
Мы укоряем обездоленных, дабы не обременять себя состраданием.
Если человек рожден с высокой и мужественной душой,
если он работящ, горд, честолюбив, чужд низкопоклонства,
а ум его глубок и скрытен, я могу смело сказать, что у него
есть все необходимое, чтобы его не замечали вельможи:
они больше, чем остальные, боятся тех,
кем не могут помыкать.
Успех создает мало друзей.
Люди с пылким характером редко бывают постоянны в дружбе.
Разве кто не имеет права любить самого себя?
Разве поступок будет менее хорош только потому,
что мы делаем его с удовольствием?
По ложному пути идут женщины, избравшие своим оружием кокетство. Они мало в ком способны зажечь великую страсть, и не потому, что они, как принято считать, легкомысленны, а потому, что никто не хочет остаться в дураках.
---
Стр.380
Лишь мелкие люди вечно взвешивают, что следует уважать, а что — любить. Человек истинно большой души, не задумываясь, любит все, что достойно уважения.
У женщин обычно больше тщеславия, чем темперамента и больше темперамента, чем добродетели.
Женщины и молодые люди умеют ценить лишь тех, к кому питают склонность.
Соблюдение целомудрия вменяется в закон женщинам,
меж тем в мужчинах они превыше всего ценят
развращенность. Не забавно ли?
Постоянство — это всегдашняя мечта любви.
Любовный порыв — первый творец рода человеческого. Любовь сильнее самолюбия: женщину можно любить, даже когда она презирает вас. В сострадании меньше нежности, чем в любви.
Привычка — все, даже в любви.
Неблагодарность самая гнусная, но вместе с тем и самая обыкновенная, и самая исконная — это неблагодарность детей к родителям.
Ясность — вот лучшее упражнение глубокой мысли. Самый увлекательный разговор — и тот утомляет слух человека, поглощенного страстью.
Стр.381
Твердый характер должен сочетаться с гибкостью разума.
Отчаяние есть величайшее из наших заблуждений.
Страстям мы обязаны, быть может, наибольшими победами ума.
Если советы страсти более смелы, чем советы рассудка, то и силы для исполнения их страсть дает больше, чем рассудок.
Самые высокие мысли подсказывает нам сердце. Любая страсть, владеющая человеком, как бы открывает прямой доступ к нему.
Молодые люди плохо знают, что такое красота: им знакома только страсть.
Пылкое честолюбие с самой юности изгоняет из нашей жизни всякую радость: оно хочет править единовластно.
Кто нечестен там, где речь идет о наслаждении, тот и в делах лишь прикидывается честным. Если даже наслаждение не делает вас человечнее, значит, вы по натуре жестоки, как зверь.
Жестче всех тот, кто мягок из корысти.
Мыслить человека научили страсти.
Зависть обвиняет и судит без доказательств, она преумножает недостатки, дает малейшим ошибкам громкие названия; язык ее исполнен желчи, преувеличения и несправедливости.
Стр.382
В сущности, почти все, что люди считают зазорным, совершенно невинно. Мы краснеем от того, что не богаты, не знатны, что у нас горб или хромая нога, и еще по множеству поводов, о которых не стоит даже упоминать.
Кто-то заводит разговоры так же панибратски и бесцеремонно, как мы оперлись бы в церкви на соседа, если бы нам стало худо.
Самые кислые люди — это те, которые слащавы из интереса.
Гордость — утешительница слабых.
Тщеславие есть самое естественное свойство людей, и вместе с тем оно-то и лишает людей естественности.
Ничто не может успокоить завистника.
Пустое дело — пытаться угодить завистникам.
Редко случается высказать здравую мысль тому, кто всегда тщится быть оригинальным.
Бывают люди, чьи таланты никогда бы не обнаружились не будь у них еще и недостатков.
Мы подмечаем в людях много пороков, но признаем мало добродетелей.
Люк де Клапье, маркиз де Вовенарг (фр. Luc de Clapiers, marquis de Vauvenargues, 6 августа 1715 года, Экс-ан-Прованс — 28 мая 1747 года) — французский философ, моралист и писатель.
Участвовал в Итальянской и Богемской кампаниях 1735 и 1742 годов; заболел оспой, навсегда обезобразившей его, и вышел в отставку; болезнь помешала ему также идти по дипломатическому пути, и Вовенарг всецело предался литературным занятиям. Ещё будучи лейтенантом, во время Богемской кампании, Вовенарг послал Вольтеру написанный им сравнительный этюд о Корнеле и Расине, где сильно превозносил второго за счет первого. Вольтер сразу отгадал в молодом офицере задатки недюжинного ума. Оставив службу, Вовенарг поселился в Париже, где вращался в кругу Вольтера и Мармонтеля. Молодой моралист своей детски чистой душой и нравственной силой оказал глубокое влияние на Вольтера.
В 1746 году он издал небольшой томик, в состав которого вошли: «Introduction à la connaissance de l’esprit humain», «Réflexions sur divers sujets», «Conseils à un jeune homme», «Réflexions critiques sur divers poètes», «Fragments sur les orateurs et sur La Bruyère», «Méditation sur la foi» и «Paradoxes mêlés de Réflexions et de Maximes». А год спустя он умер, по словам Мармонтеля, «христианином-философом».
Эмиль Золя характеризовал мыслителя следующим образом: «Вовенарг написал мало, но всё, созданное им, отмечено печатью его личности; он противоборствовал не истине, а скорее — судьбе, его читаешь без душевной тревоги, испытывая сочувствие и нежную симпатию к этому человеку, прожившему благородную и печальную жизнь».
Идеи
Слава Вовенарга основана главным образом на «Réflexions et Maximes» и отчасти на «Introduction à la connaissance de l’esprit humain». В этих сочинениях отразились его этические и политические взгляды, и ими он занял выдающееся место во французской литературе наряду с Монтенем, Лабрюйером и Паскалем. Вовенарг как мыслитель не примыкает к предыдущему веку, несмотря на своё преклонение перед Паскалем и Фенелоном и на то, что в литературном отношении он их ученик и последователь. С другой стороны, его вдумчивость, любовь к размышлению о вопросах душевной жизни и сильное чувство уважения к религии резко отделяют его от скептических мыслителей XVIII века. Прежде чем дать в «Réflexions et Maximes» сжатое изложение своих взглядов, Вовенарг в «Introduction etc.» разбирает главные философские вопросы, волновавшие его современников. В вопросе о свободе воли Вовенарг — сторонник того же принципа, на который опираются детерминисты. Наши поступки, по его теории, вполне обусловливаются влиянием рассудка или чувства, а иллюзия воли получается оттого, что мысль или чувство исчезают, как только получается их действие, то есть побуждение совершить тот или другой поступок. Переходя к вопросу о добре и зле, Вовенарг считает добром все то, что ведет к благу всего общества, а не отдельного лица; все то, что полезно отдельному человеку и может быть вредно обществу, есть зло. Добродетель, таким образом, имеет для него социальное значение. Те же взгляды Вовенарг высказывает в «Maximes», причем для него источником добродетели является чувство, сердце, а не разум. Вовенаргу принадлежит в этом отношении к сентиментальной, или инстинктивной, школе, которая не отрицает разума, но приписывает ему второстепенное значение в поступках людей. Вовенарг задается целью восстановить достоинство человеческой природы, униженной Паскалем и оклеветанной Ларошфуко. Он оправдывает благородные страсти и противопоставляет суровой морали Паскаля свою активную, гуманную и естественную мораль. Основное правило жизни, в глазах Вовенарга, — широкая деятельность всех душевных сил (employer toute l’activité de son âme dans une carrière sans bornes). В изречениях, направленных против Ларошфуко, Вовенарг отрицает, что все качества сводятся к самолюбию. Он превозносит храбрость и стойкость в отдельных людях и гуманность в отношениях людей между собой. Он не допускает существования ни безусловных добродетелей, ни безусловных пороков, и потому полагает, что люди прежде всего должны быть снисходительны: «все обязанности людей, — говорит он, — основаны на их взаимной слабости». Привлекательность книжки Вовенарга заключается главным образом в том, что в ней отражается опыт чистой и чуткой души, прошедшей через чистилище страдания. Вовенарг отстаивает против своего скептического века лучшие чувства человеческой души; он проникнут стремлением к высшей правде, которую скорее чувствует, чем постигает сознанием. Лучшее издание Вовенарга принадлежит Жильберу (1857).
