Главная » 2021»Январь»20 » Машина различий. Уильям Гибсон, Брюс Стерлинг. 009
19:01
Машина различий. Уильям Гибсон, Брюс Стерлинг. 009
***
***
*** Огромное, псевдоегипетское по орнаменту здание Центрального
статистического бюро грузно расселось в правительственном сердце
Вестминстера; его пирамидальная верхняя часть круто сходилась к острому
известняковому навершию. Чтобы компенсировать потерю объема наверху, нижняя
часть этого уродливого сооружения была раздута, как гигантская каменная
брюква.
Истыканные дымовыми трубами стены поросли беспорядочным лесом
вентиляторов, чьи беспрестанно машущие лопасти были, конечно же, выполнены в
форме ястребиных крыльев. И всю эту бесформенную громаду пронизывали толстые
черные телеграфные кабели, сводившие сюда информацию из всех уголков
империи. Бесчисленные провода, спускавшиеся по стенам к столь же
бесчисленным телеграфным столбам, напоминали такелаж какого-то невозможного,
фантастического парусника.
Опасливо поглядывая на облепивших провода голубей, Мэллори пересек
плавящийся от жары асфальт Хосферри-роуд.
Крепостные ворота Бюро, обрамленные колоннами с лотосовидными
капителями и англизированными бронзовыми сфинксами, имели высоту футов в
двадцать. По их углам были прорезаны обычные обиходные двери; Мэллори хмуро
шагнул в прохладные сумерки, в неистребимый запах щелока и льняного масла.
Убийственный зной раскаленных лондонских улиц остался позади, а заодно и
дневной свет -- в этом треклятом месте совсем не было окон, только газовые
рожки в неизбежно египетском стиле, пламя которых зыбко колыхалось в
веерообразных рефлекторах из полированной жести.
Не ожидая приглашения, Мэллори предъявил стоявшему за конторкой клерку
свое удостоверение личности. Клерк или, может, какой-нибудь там полицейский,
поскольку одет он был в новомодную милитаризированную форму Бюро, прилежно
записал, куда направляется посетитель, а затем достал поэтажный план здания
и красными чернилами нанес на него извилистый маршрут.
Мэллори, еще не совсем опомнившийся после утренней встречи с
номинационным комитетом Географического общества, не стал особо рассыпаться
в благодарностях. Каким-то там образом -- кто его знает, за какую из
закулисных ниточек дернули на этот раз, но смысл дела был достаточно ясен:
Фоук просочился в номинационный комитет Географического. Фоук, чья
акватическая теория бронтозавруса была отвергнута Музеем Гексли, воспринял
древоядную гипотезу Мэллори как личное оскорбление; в результате то, что
было обычно приятной формальностью, превратилось в очередное публичное
судилище над радикальным катастрофизмом. В конечном итоге Мэллори получил
необходимое количество голосов -- Олифант слишком уж хорошо подготовил
почву, чтобы наспех организованная Фоуком засада могла иметь серьезный
успех, -- и тем не менее от всего случившегося остался неприятный осадок.
Его репутации был нанесен урон. Доктора Эдварда Мэллори -- "левиафанного
Мэллори", как предпочитали называть его грошовые газеты -- выставили
каким-то фанатиком, если не занудой. И это -- в присутствии таких великих
географов, как исследователь Конго Эллиот и Бертон*, сумевший проникнуть в
таинственную Мекку.
Стараясь не сбиться с предначертанного (красными чернилами) пути,
Мэллори пробирался хитросплетением коридоров Бюро -- и недовольно бурчал
себе под нос. В академических войнах он никогда не был любимчиком Фортуны --
не то что Томас Гексли. Бессчисленные схватки с сильными мира сего создали
Томасу репутацию кудесника дебатов, в то время как он, Мэллори, дошел до
того, что тащится сейчас по этому освещенному газом мавзолею, чтобы опознать
какого-то ипподромного сутенера.
За первым же поворотом Мэллори обнаружил мраморный барельеф,
изображавший нашествие жаб*, которое он всегда числил среди любимых своих
библейских сюжетов,-- и тут же чуть не угодил под стальную тележку, до краев
нагруженную колодами перфокарт.
-- Поберегись! -- крикнул возчик в грубошерстной куртке с медными
пуговицами и в кепке с длинным козырьком.
К немалому своему изумлению, Мэллори увидел, что и сам возчик не бежит,
а едет. На его ногах были крепкие ботинки со шнуровкой, снабженные
маленькими резиновыми колесиками*. Он промчался по коридору, ловко управляя
тяжелой тележкой, и исчез за поворотом.
Один из поперечных коридоров был перекрыт полосатыми козлами; там, в
тусклом свете газовых рожков, ползали на четвереньках два человека, судя по
всему -- психи. Мэллори присмотрелся. Да нет, вроде не психи. Просто
пухловатые, среднего возраста женщины в безупречно белых балахонах, с
волосами, забранными в тугие, эластичные тюрбаны. Издалека их одежда
жутковатым образом напоминала саваны. Одна из живых покойниц поднялась на
ноги, раздвинула телескопическую ручку швабры и начала аккуратно обметать
потолок.
Понятно, уборщицы.
Справляясь по карте, Мэллори нашел лифт; одетый в форменную куртку
служитель доставил его на один из верхних этажей. Воздух здесь был сухой и
неподвижный, а людей в коридорах больше. На фоне все тех же странноватых
полицейских резко выделялись солидные джентльмены, скорее всего -- адвокаты,
или нотариусы, или парламентские агенты крупных капиталистов, люди, для
которых информация о состоянии и настроениях общества была хлебом насущным.
Политики, то есть коммерсанты, чей товар не ощутимее воздуха. Да, конечно
же, где-то там, в другой жизни, у них есть и жены, и дети, и каменные
особняки, но сейчас эти люди напоминали то ли жрецов какой-то странной
религии, то ли призраков.
Заметив очередного рассыльного на колесиках, Мэллори отскочил в
сторону, схватился за чугунную колонну -- и обжег руку. За причудливым
орнаментом из цветов лотоса -- самый обыкновенный дымоход. И даже не самый
обыкновенный, а скверно отрегулированный -- если судить по глухому рокоту,
доносящемуся сквозь толстые литые стенки.
Свернув после тщательного изучения карты направо, Мэллори оказался в
коридоре, чьи стены чуть не полностью состояли из дверей. Между кабинетами
беспрестанно шныряли клерки в белых халатах; они с привычной ловкостью
уворачивались от юных колесников, толкавших перед собой все те же тележки с
перфокартами. Здесь газовые светильники горели ярче, пламя в них дрожало и
стелилось от постоянного сквозняка. Мэллори оглянулся через плечо. В конце
коридора помещался гигантский вентилятор забранный стальной сеткой. Негромко
поскрипывала приводная цепь,уходившая куда-то вниз, к скрытому в недрах
пирамиды двигателю.
Мэллори начал испытывать некоторое головокружение. Зря он сюда пришел,
совершенно зря. Разобраться в странном происшествии на скачках необходимо,
но можно же придумать для этого что-нибудь получше, а не устраивать охоту на
бумажную тень ипподромного сутенеришки с дружком Олифанта в качестве егеря.
Его подавляло здесь все: и стерильный, безжизненный, мылом пропахший воздух,
и сверкающий пол, и безукоризненно чистые стены. Здание, где нет ни крупицы
мусора, -- это нечто фантастическое, ирреальное. Эти кабинеты напомнили ему
другую прогулку по лабиринтам...
Лорд Дарвин.
Мэллори и великий естествоиспытатель бродили по зеленым, сплошь
изрезанным заборами и живыми изгородями лугам Кента, Дарвин тыкал во влажную
черную почву тростью и говорил -- со всегдашней своей методичностью, с
ошеломляющим количеством подробностей -- о земляных червях. О земляных
червях, которые невидимо и вечно трудятся под ногами человечества, в
результате чего огромные валуны медленно погружаются в суглинок. Дарвин
замерял подобный процесс в Стоунхендже, пытаясь определить возраст этого
загадочного сооружения.
Мэллори подергал себя за бороду, и думать позабыв о карте. У него в
глазах копошились черви, копошились все лихорадочнее и лихорадочнее, пока
земля не начала вскипать, не пошла пузырями, как ведьмовское варево*. За
какие-то годы, а может, и за месяцы все памятники более медлительных эпох
утонут, как останки кораблекрушений, лягут на дно подстилающих скальных
пород...
-- Сэр, вам помочь?
Мэллори вздрогнул и очнулся. Видение растаяло, божественное откровение
не состоялось, обернулось чем-то жалким и неприятным, вроде незавершенного
чиха. Несвоевременный помощник, пожилой клерк в белом халате и круглых
очках, смотрел с почти нескрываемым подозрением.
Но что еще хуже -- и Мэллори это прекрасно сознавал, -- он снова
бормотал вслух. О земляных червях, скорее всего.
Он неохотно протянул клерку план.
-- Я ищу КК-пятьдесят, по пятому уровню.
-- Это значит"Количественная криминология", сэр. А здесь у нас
"Сдерживание и устрашение".
Клерк указал на табличку над дверью ближайшего кабинета. Мэллори тупо
кивнул.
-- КК -- сразу за "Нелинейным анализом", первый поворот направо.
Мэллори зашагал дальше, спиною чувствуя скептический взгляд клерка.
Отдел КК оказался большим залом, разгороженным на крохотные клетушки.
Вдоль невысоких, примерно по плечо, внутренних стенок сплошными рядами
тянулись картотечные стеллажи, разделенные на множество выложенных асбестом
ячеек. Облаченные в фартуки и нитяные перчатки клерки сидели за наклонными
столами, изучая и обрабатывая перфокарты с помощью всевозможных клакерских
приспособлений: здесь были механические сортировщики, держалки, желатиновые
цветокодировочные нашлепки, часовые лупы, промасленная бумага и тонкие, с
обтянутыми резиной кончиками пинцеты. Знакомая обстановка приободрила
Мэллори, вывела его из недавнего мрачного настроения.
Клетушка, именовавшаяся КК-50, была кабинетом заместителя директора
Бюро по количественной криминологии, которого, по словам Олифанта, звали
Уэйкфилд.
Мистер Уэйкфилд не имел своего стола, иначе говоря, его столом являлось
все пространство кабинета. Пюпитры для письма, выпрыгивавшие из стен под
действием хитроумных шарниров, были лишь малой частью наисовременнейшей
конторской системы, включавшей в себя стойки для газет, зажимы для писем,
огромные картотечные шкафы, каталоги, шифровальные книги, клакерские
руководства, хитроумный, со многими циферблатами хронометр, три телеграфных
аппарата, чьи позолоченные иглы выщелкивали букву за буквой, и перфораторы,
деловито пробивающие ленту.
Повелитель всей этой таинственной техники оказался белесым шотландцем с
чахлыми, песочного цвета волосами. Глаза у него были какие-то слишком уж
подвижные, чтобы не сказать бегающие. Не исправленный в детстве неправильный
прикус наградил его отчетливой вмятиной на нижней губе.
Выглядел Уэйкфилд лет на сорок -- возраст необычайно юный, если принять
во внимание занимаемый им пост. Как и большинство хороших клакеров, он вырос
вместе со своей профессией. Первому вычислителю лорда Бэббиджа, всеми
почитаемому реликту, не исполнилось еще и тридцати лет, но ошеломительный
прогресс вычислительной техники определил уже судьбы целого поколения.
-- Прошу простить меня за задержку, -- сказал Мэллори. -- Я слегка
запутался в ваших коридорах. Для Уэйкфилда в этом не было ничего нового.
-- Не хотите чаю? У нас замечательные бисквиты. Мэллори покачал головой
и открыл серебряный портсигар.
-- Курите?
Бледный Уэйкфилд побледнел еще больше.
-- Нет! Нет, спасибо. Здесь курение строжайше запрещено.
-- Понимаю... -- Мэллори убрал портсигар. -- Только я не очень понимаю,
что может быть плохого от хорошей сигары.
-- Пепел! -- отрезал Уэйкфилд. -- И частицы дыма! Они плавают в
воздухе, попадают в смазку, загрязняют аналитические устройства. А
прочистить все машины нашего Бюро... Вы и сами понимаете, какой это адский
труд.
-- Конечно, конечно, -- согласился Мэллори и поспешно сменил тему. --
Как вам, вероятно, известно, я палеонтолог, но все же имею какое-то
представление о клакерстве. Сколько у вас тут ярдов зацепления?
-- Ярдов? Мы считаем шестеренки милями, доктор Мэллори.
-- Правда? У вас столько мощностей?
-- Скажите лучше, столько возни, -- отмахнулся Уэйкфилд; его руки были
затянуты в ослепительно белые перчатки. -- Шестеренки при вращении трутся,
нагреваются, расширяются, зацепление становится слишком плотным, на зубцах
появляются выбоины. В сырую погоду портится смазка, а в сухую -- работающая
машина создает небольшой лейденский заряд, притягивающий всякую пыль и
грязь. Сцепления заедает, перфокарты липнут к загрузчикам. -- Он вздохнул.
-- Мы давно уже поняли, что никакие предосторожности, касающиеся чистоты,
температуры и влажности не могут быть чрезмерными. Даже наши бисквиты к чаю
пекут особо, чтобы снизить риск крошек!
Выражение "риск крошек" показалось Мэллори довольно комичным, но
серьезное лицо Уэйкфилда не допускало и мысли о каких-либо шутках.
-- А вы не пробовали уксусный очиститель Колгейта? -- спросил
Мэллори.-- В Кембридже на него не нахвалятся.
-- О да, -- протянул Уэйкфилд, -- старый добрый Институт машинного
анализа. Нам бы их заботы! Они там в Кембридже трясутся над своей медью,
сдувают с нее каждую пылинку -- а почему бы и нет, если спешить некуда, если
вся их работа -- академические игрушки? А мы служим народу, вот и гоняем по
сто раз самые громоздкие программы, гоняем, пока установочные рычажки не
начинают гнуться!
Мэллори побывал недавно в Институте, кое-чего там поднахватался и решил
теперь щегольнуть своими знаниями.
-- Вы слышали о новых кембриджских трансляторах? Они более равномерно
распределяют износ зацеплений...
Уэйкфилд его не слушал.
-- Для парламента и полиции наше Бюро -- просто ресурс. Мы всем и
всегда нужны, но при этом нас держат на коротком поводке. Субсидии! Они
просто не способны представить себе наши потребности, сэр! Давняя печальная
история, да вы и сами прекрасно это знаете, вы же ученый. Не хотелось бы
говорить грубо, но Палата общин не в состоянии отличить вычислительную
машину от кухонного автомата.
Мэллори подергал себя за бороду.
-- Какая жалость. Мили зацеплений! На таких мощностях можно сделать
все, что угодно, просто дух захватывает.
-- Ну, вы скоро умерите свои восторги, доктор Мэллори, -- сказал
Уэйкфилд.-- В клакерстве потребности пользователя всегда превышают мощность
доступной машины. Это -- почти закон природы!
-- Возможно, это и закон, -- согласился Мэллори. -- Закон какого-то
уголка природы, нам еще не известного...
Уэйкфилд вежливо улыбнулся и взглянул на часы.
-- Очень жаль, что высокие устремления сплошь и рядом разбиваются о
будничные заботы. Мне не часто случается обсудить философию машины. Ну разве
что с моим самозваным коллегой, мистером Олифантом. Он не рассказывал вам о
своих глобальных проектах?
-- Очень кратко, -- покачал головой Мэллори. -- Думается, его планы
э-э... социальных исследований потребуют больше вычислительных мощностей,
чем имеется у нас в Великобритании. Чтобы отслеживать каждую сделку на
Пикадилли и так далее. Честно говоря, все это показалось мне утопией.
-- В принципе, сэр, -- возразил Уэйкфилд, -- это полностью осуществимо.
Мы и сейчас дружески присматриваем за телеграфными сообщениями,
предоставлением кредитов и тому подобным. Человеческий элемент -- вот здесь
возникают настоящие трудности, поскольку лишь квалифицированный аналитик
способен обратить сырые машинные данные в пригодную для использования
информацию. А амбициозный размах этого проекта, если сопоставить его с более
чем скромными размерами фонда зарплаты, выделяемого нашему Бюро...
-- Мне никак не хотелось бы взваливать на ваши плечи дополнительный
груз, -- тактично перебил его Мэллори, -- но мистер Олифант сказал, что вы
могли бы помочь мне опознать разгуливающего на свободе преступника и его
сообщницу. Я заполнил в трех экземплярах две ваши анкеты на обоих
подозреваемых и отослал со специальным курьером...
-- Да-да, -- кивнул Уэйкфилд, -- на прошлой неделе. И мы сделали все,
что было в наших силах. Мы всегда рады оказать услугу столь выдающимся
джентльменам, как мистер Олифант и вы. Нападение,угроза жизни прославленного
ученого, все это, конечно же, серьезное дело. -- Он взял остро заточенный
карандаш и разлинованный блокнот. -- Хотя, я бы сказал, как-то слишком уж
заурядное, чтобы попасть в поле весьма специфических интересов мистера
Олифанта, не так ли?
Мэллори промолчал.
-- Не бойтесь говорить откровенно, сэр, -- заверил его Уэйкфилд. --
Мистер Олифант и его руководство обращаются к нашим услугам не в первый раз.
И, разумеется, как офицер, принесший присягу короне, я могу гарантировать
вам строжайшую конфиденциальность. Ничто сказанное вами не выйдет из этих
стен. -- Он подался вперед. -- Итак, сэр, что вы можете мне рассказать?
Мэллори на секунду задумался. Какую бы ошибку ни совершила леди Ада,
какой опрометчивый поступок ни привел бы ее в сети ипподромного жучка и его
сообщницы, ситуация вряд ли улучшится от того, что имя "Ада Байрон" попадет
в этот блокнот. И Олифант, естественно, был бы против.
А потому он разыграл неохотное признание.
-- Я нахожусь в неудобном положении, мистер Уэйкфилд, поскольку не вижу
в этой истории ничего серьезного, ничего достойного вашего внимания. Как я
уже указал в моей записке, на дерби я столкнулся с пьяным игроком, и тот
стал размахивать ножом. Я не воспринял этого всерьез, -- но мистер Олифант
предположил, что мне и вправду может грозить некая опасность. Он напомнил
мне, что недавно один из моих коллег был убит при весьма подозрительных
обстоятельствах. И убийство до сих пор не раскрыто.
-- Профессор Фенвик, специалист по динозаврам.
-- Радвик, -- поправил Мэллори. -- Вы знакомы с этим делом?
-- Заколот насмерть. На крысиных боях. -- Уэйкфилд постучал по зубам
резинкой карандаша. -- Попало во все газеты, бросило довольно неприятную
тень на ученое сообщество. По сути дела, Радвик подвел всех своих коллег.
-- Я тоже так думаю, -- кивнул Мэллори. -- Но мистер Олифант полагает,
что эти случаи могут быть связаны.
-- Азартные игроки, подстерегающие ученых? Нет, -- покачал головой
Уэйкфилд, -- я не вижу мотива. Разве что, простите мне подобное
предположение, здесь замешан крупный игорный долг. Вы и Радвик были близкими
друзьями? Делали вместе ставки?
-- Нет. Я почти что и не был с ним знаком. И могу вас заверить, что у
меня нет подобных долгов.
-- Мистер Олифант сомневается, чтобы это была случайность, -- заметил
Уэйкфилд. Судя по всему, он поверил Мэллори и почти утратил интерес к
разговору.-- Хорошо, что вы решили не оставлять это дело без последствий и
опознать негодяя. Если это все, что вам от нас нужно, мы постараемся помочь.
Я поручу одному из сотрудников отвести вас в библиотеку и к машинам. Узнав
номер напавшего на вас человека, мы окажемся на более твердой почве.
Он откинул резиновую заслонку и крикнул в переговорную трубу. Вскоре
появился юный кокни в фартуке и нитяных перчатках.
-- Это наш мистер Тобиас, -- сказал Уэйкфилд. -- Предоставляю его в
ваше распоряжение. -- Беседа закончилась; взгляд Уэйкфилда потух, его ждали
другие дела. -- Рад был с вами познакомиться, сэр. Пожалуйста, дайте мне
знать, если вам потребуется что-либо еще.
-- Огромное вам спасибо, -- ответил Мэллори.
Мистер Тобиас подбрил волосы надо лбом на добрый дюйм, дабы придать
себе модный интеллектуальный вид, но это было когда-то, сейчас же его голову
украшал венец из колючей щетины. Мэллори последовал за мальчиком из
канцелярского лабиринта в коридор, заметив дорогой его странную, вразвалочку
походку. Каблуки грубых башмаков были настолько стоптаны, что виднелись
гвозди, а дешевые бумажные брюки вздувались на коленях пузырями.
-- Куда мы направляемся, мистер Тобиас?
-- К машинам, сэр. Вниз.
У лифта они задержались -- хитроумный индикатор показывал, что кабина
находится на каком-то другом этаже. Мэллори вытащил из кармана золотую
гинею.
-- Вот.
-- А это еще что? -- спросил Тобиас, принимая деньги.
-- Это то, что называется чаевыми, мой мальчик, -- с деланой игривостью
ответил Мэллори. -- В обеспечение скорой и качественной работы. "Дабы
гарантировать быстроту".
Тобиас осмотрел монету с таким вниманием, словно видел профиль Альберта
первый раз в жизни, затем он сунул ее в карман и хмуро покосился на Мэллори.
Наконец двери лифта раскрылись; Тобиас с Мэллори втиснулись в
переполненную кабину, и служитель тут же послал ее вниз, в чрево Бюро.
Тобиас провел своего подопечного мимо целой батареи выходов
пневматической почты, через две двери, обитые по краю толстым фетром, и
остановился. Рядом никого не было.
-- Вам бы не следовало предлагать деньги государственному служащему.
-- Но ведь для вас они совсем не лишние, -- заметил Мэллори.
-- Мои доходы за десять дней? Уж, конечно, нелишние. Но только если я
буду уверен, что вы в полном порядке.
-- У меня нет никаких злых умыслов, -- терпеливо объяснил Мэллори. -- Я
на незнакомой территории, а в таких случаях всегда полезно иметь местного
проводника.
-- А босс-то наш чем не годится?
-- Я надеялся, что это мне скажете вы, мистер Тобиас.
Похоже, эти слова завоевали мальчишку больше, чем монета.
-- Уэйки, он, в общем-то, ничего, -- пожал плечами мистер Тобиас. -- На
его месте я вел бы себя точно так же. Но он прогнал сегодня ваш номер,
начальник, и получил стопку распечаток дюймов этак в девять. У вас
разговорчивые друзья, мистер Мэллори.
-- Вот как? -- натянуто улыбнулся Мэллори. -- Любопытное, должно быть,
чтение. И я бы не прочь взглянуть...
-- Пожалуй, эти сведения и впрямь могут попасть в неположенные руки, --
согласился мальчик. -- Но кто-нибудь может вылететь за это с работы, если
его застукают.
-- А вам нравится ваша работа, мистер Тобиас?
-- Маловато платят. А газовый свет портит глаза. Но есть тут и свои
преимущества. -- Он пожал плечами, толкнул дверь и прошел в комнату, три
стены которой сплошь состояли из стеллажей картотечных шкафов, а четвертой
не было вовсе, ее заменяла перегородка из рифленого стекла.
Сквозь стекло смутно проглядывал необъятных размеров зал, уставленный
вычислительными машинами; на какое-то мгновение Мэллори показалось, что
стены здесь покрыты зеркалами, как в модном дансинге. Это походило на
какую-то ярмарочную иллюзию, на обман зрения -- исполинские, совершенно
одинаковые механизмы из тысяч тускло поблескивающих латунных шестеренок,
нечто вроде хронометров, но только размером с поставленный на попа
железнодорожный вагон, каждый -- на отдельном амортизирующем фундаменте.
Высота помещения была футов тридцать; по выбеленному потолку бежали десятки
и десятки приводных ремней. Машины поменьше приводились в действие
массивными маховиками, укрепленными на толстых чугунных стойках. Одетые в
белое клакеры, расхаживавшие по безупречно чистым проходам, казались рядом
со своими машинами карликами; белые шапочки, полностью скрывавшие волосы, и
белые марлевые повязки на лице придавали им сходство с хирургами.
-- Весь день напролет таращиться в маленькие дырочки. -- Тобиас глядел
на все эти чудеса техники с полным безразличием. -- И чтобы никаких ошибок!
Влупи не по той клавише, вот тебе и превратишь священника в поджигателя.
Скольким несчастным сукиным детям исковеркали жизнь таким вот образом...
Его слова почти терялись за ровным пощелкиванием, доносившимся из
машинного зала.
Двое посетителей библиотеки, серьезные, респектабельного вида мужчины,
склонились над большим квадратным альбомом, раскрытым на цветной литографии.
-- Садитесь, пожалуйста, -- сказал Тобиас.
Мэллори сел к столу во вращающееся кресло на резиновых колесиках, а тем
временем Тобиас отправился на поиски нужного файла. Буквально через
несколько секунд он расположился напротив Мэллори и начал перебирать
карточки, время от времени прерываясь, чтобы ткнуть указательным пальцем в
небольшую коробочку с воском. В конечном итоге на стол легли две перфокарты.
-- Это ваши запросы, сэр?
-- Я заполнял обычные анкеты. Но вы ведь храните все в машинном
формате, так ведь?
-- Ну так что, КК принял запросы. -- Тобиас вглядывался в карты. -- Но
нам пришлось переправить их в "Криминальную антропометрию". Эта карта уже
была в работе -- они провели предварительный отбор. Подождите, я сейчас. --
Он принес чистый, со сменными листами клакерский справочник и сравнил одну
из перфокарт с какими-то образцами. -- А вы уверены, сэр, что заполнили все
пункты анкеты?
-- Вроде да, -- ушел от прямого ответа Мэллори.
-- Рост подозреваемого... -- бормотал мальчишка, -- размеры... Длина и
ширина левого уха... левая ступня... левое предплечье... левый
указательный...
-- Я написал, как помню, -- сказал Мэллори. -- А почему тут все про
левую сторону?
-- Менее подвержена воздействию физического труда, -- рассеянно ответил
Тобиас. -- Возраст, цвет кожи, волос, глаз. Шрамы, родимые пятна... ага,
вот. Уродства.
-- У него была шишка на лбу, ближе к виску, -- сказал Мэллори.
-- Фронтальная плагиоцефалия, -- объяснил мальчик, сверившись по своему
справочнику. -- Редкость, вот почему я так удивился. Но это должно
пригодиться.
В "Криминальной антропометрии" они там все сдвинулись на черепах. -- Он
закинул перфокарты в прорезь и дернул шнурок; послышался отдельный звон
колокольчика. Через пару секунд за перфокартами пришел один из клакеров.
-- А что теперь? -- поинтересовался Мэллори.
-- Будем ждать, пока их прогонят.
-- И долго это?
-- Как правило, раза в два дольше, чем ожидаешь. -- Тобиас откинулся на
спинку стула. -- Даже если ты удвоишь свою оценку. Что-то вроде закона
природы.
Мэллори кивнул. Если задержки нельзя избежать, ее можно использовать.
-- Давно вы здесь работаете, мистер Тобиас?
-- Не настолько, чтобы крыша съехала. Мэллори улыбнулся.
-- Думаете, я шучу? -- хмуро бросил Тобиас.
-- Почему же вы работаете в этой организации, если так ее ненавидите?
-- Ее все ненавидят, у кого есть хоть капля здравого смысла, -- ответил
Тобиас. -- Ну да, тут все прекрасно, если работать на верхних этажах, быть
большой шишкой. -- Он ткнул пальцем в потолок. -- А кто такой я? В основном
здесь такие и работают, маленькие люди. Мы нужны им десятками, сотнями. Мы
приходим и уходим. Два, ну три года такой работы -- и привет. Глаза
испорчены, нервы сорваны. А что? Точно. Таращиться целый день на эти
дырочки, так это у кого хочешь крыша съедет, вместе с карнизом. -- Тобиас
сунул руки в карманы фартука. -- А ведь наверняка, сэр, вы тут глядите на
нас, на всякую мелочь в этих вот белых балахонах, и думаете про себя, что мы
и внутри все одинаковые. Но это не так, сэр, совсем не так. Понимаете, в
Британии совсем мало людей,умеющих прилично читать, писать и считать, здесь
же без этого никак. А большинство тех, кто это умеет, находят гораздо лучшую
работу, если не лень поискать. Так что Бюро достаются самые... ну...
неуравновешенные. -- Томас саркастически улыбнулся. -- Иногда сюда берут
даже женщин. Вязальщиц, потерявших работу из-за этих новых машин. Их
нанимают считывать и пробивать карточки. Они же аккуратные, привыкли к
мелкой работе, так что им в самый раз.
-- Весьма странная политика, -- заметил Мэллори.
-- Давление обстоятельств, -- пояснил Тобиас. -- В нашем деле всегда
так. Вы когда-нибудь работали на правительство Ее Величества, мистер
Мэллори?
-- В некотором роде, -- пожал плечами Мэллори.
Он работал на Комиссию по свободной торговле Королевского общества. Он
поверил их патриотической болтовне, их обещаниям закулисного влияния, а они
высосали из него все, что можно, и отпустили на все четыре стороны --
выкручивайся как умеешь. Личная встреча с главой комиссии лордом Гальюном*,
теплое рукопожатие, "глубочайшее сожаление", что не может быть и речи об
"открытом признании его доблестной службы..." Вот и все. И ни клочка
подписанной бумаги.
-- А какая это была работа? -- заинтересовался Тобиас.
-- Вы видели когда-нибудь так называемого сухопутного левиафана?
-- В музее, -- кивнул Тобиас. -- Его еще называли бронтозаврусом, такой
слон-рептилия. У него зубы на конце хобота. Деревья ел.
-- Смышленый вы парень, Тобиас.
-- Так, значит, вы -- левиафанный Мэллори! -- восхищенно выдохнул
Тобиас. -- Знаменитый ученый!
Зазвонил колокольчик. Тобиас сорвался с места и подхватил с лотка
широкую, сложенную гармошкой бумажную ленту.
-- Отлично, сэр. Уже разобрались. Я же сразу сказал, что эта история с
черепом поможет. -- Тобиас развернул перед Мэллори ленту.
Это была подборка машинных портретов. Темноволосые англичане с
внешностью висельников. Машинная печать, выполненная маленькими черными
квадратиками, слегка искажала лица; казалось, что у всех этих людей темная
пена на губах и грязь в уголках глаз. Выглядели они родными братьями --
некий странный подвид рода человеческого, подвид ушлых и ни во что не
верящих. Портреты были безымянными, под ними стояли только гражданские
индексы.
-- Вот уж не думал, что их будет так много, -- поразился Мэллори.
-- Было бы меньше, имей мы более точные антропометрические параметры,
-- сказал Тобиас. -- Но вы не торопитесь, сэр, посмотрите внимательнее. Или
ваш жулик здесь, или его вообще нет в архиве.
***
