Главная » » Повесть "Молох", Википедия

11:31

Повесть "Молох", Википедия

***

Молох (повесть)

Материал из Википедии — свободной энциклопедии

Молох
Жанр	повесть
Автор	Александр Иванович Куприн
Язык оригинала	русский
Дата первой публикации	1896
Текст произведения в Викитеке

«Молох» — повесть Александра Куприна, опубликованная в 1896 году.

***

История создания и публикации

Повесть «Молох» была опубликована в 1896 году в журнале «Русское богатство», в 12-м номере за 1896 год.

В основу повести легли личные впечатления и наблюдения писателя, сделанные им во время работы корреспондентом от киевских газет на Донбассе, где он изучал деятельность железоделательных и лесопрокатных заводов, на одном из которых даже несколько месяцев проработал заведующим учётом кузницы и столярной мастерской. По итогам этой командировки в газете «Киевлянин» вышли его очерки «Рельсопрокатный завод» и «Юзовский завод». При написании повести «Молох» Куприн использовал свои прежние записи, вставляя их туда иногда целиком. Так, часть очерка «Юзовский завод» вошла в состав пятой главы в качестве описания завода. Кроме того, писатель при работе значительно отклонился от первоначального замысла, и последняя глава повести изначально была куда более острой. Куприн переписал её, согласовывая изменения по переписке с писателем и критиком Николаем Михайловским. По замыслу Куприна, последняя глава должна была содержать описание бунта рабочих, а также взрыв котлов, который должен был произвести Бобров, но из-за цензурных соображений изъял эти описания из «Молоха».

Даже после того, как повесть была опубликована, Куприн продолжил работать над ней. В 1903 году она с существенными изменениями была напечатана в сборнике «Рассказы» (Книгоиздательское товарищество «Знание»), также её неполный вариант был опубликован в том же году в ростовском издательстве «Донская речь». По сравнению с первой публикацией в тексте из «Рассказов» появилась сцена, в которой Квашнин утверждает, что пустыми обещаниями рабочим можно погасить любое их возмущение, а также было убрано эмоциональное обращение Боброва к котлам. Видимо, последняя сцена предваряла изъятый ранее из последней главы эпизод со взрывом котлов. Куприн заменил её небольшим отрывком с описанием бунта рабочих. Также исчез отрывок, рассказывающий о матери Боброва.

Куприн не вносил существенных изменений в повесть, ограничившись лишь мелкими стилистическими исправлениями, при подготовке собрания собственных сочинений в «Издательстве товарищества А. Ф. Маркс».

Сюжет

Андрей Ильич Бобров, невысокий, худой человек с неприметной внешностью, страдает бессонницей из-за недавно появившегося пристрастия к морфию. В семь часов утра он отправляется на завод, где работает инженером. К своей работе Бобров испытывает отвращение, заняться изучением инженерного дела его заставила мать. Он также сострадает рабочим на заводе, которые губят свою жизнь ради небольшого шага в прогрессе человечества.

На заводе он пересекается с коллегой Станиславом Ксаверьевичем Свежевским, которого недолюбливает. Тот сообщает ему о скором прибытии на предприятие одного из его владельцев — миллионера Василия Терентьевича Квашнина. После работы Бобров гостит у семьи Зиненока, заведующего заводским складом. К ним он ходит, так как испытывает влечение к Нине, одной из пяти дочерей в семье и единственной привлекательной среди них. Боброва вместе с тем раздражает ограниченность членов семьи, шаблонность их разговоров и суждений, что он отчасти находит и в Нине. Он размышляет о том, любит ли её нет, обретёт ли семейное счастье с ней. Затем заходит разговор о приезде Квашнина, Анна Афанасьевна, мать семейства, упоминает о его трёхстах тысячах ежегодного дохода, что впечатляет всех членов семьи, в том числе и Нину. Мать мечтает пригласить миллионера в гости, и чтобы тот заприметил кого-нибудь из её дочерей в качестве невесты. Все так взволнованы, что не замечают ухода рассерженного Боброва.

Дома он застаёт своего друга — еврейского доктора Гольдберга, с которым частенько любит поспорить. На этот раз они дискутируют о смысле работы Боброва — тот считает свой труд бессмысленным и бесполезным. Он также на основе статистики делает вывод, что завод на котором он работает, пожирает за двое суток одного человека, проводя параллель с легендой о древнем боге Молохе:

Давно известно, что работа в рудниках, шахтах, на металлических заводах и на больших фабриках сокращает жизнь рабочего приблизительно на целую четверть. Я не говорю уже о несчастных случаях или непосильном труде. Вам, как врачу, гораздо лучше моего известно, какой процент приходится на долю сифилиса, пьянства и чудовищных условий прозябания в этих проклятых бараках и землянках… Постойте, доктор, прежде чем возражать, вспомните, много ли вы видели на фабриках рабочих старее сорока — сорока пяти лет? Я положительно не встречал. Иными словами, это значит, что рабочий отдаёт предпринимателю три месяца своей жизни в год, неделю — в месяц или, короче, шесть часов в день… Теперь слушайте дальше… У нас, при шести домнах, будет занято до тридцати тысяч человек, — царю Борису, верно, и не снились такие цифры! Тридцать тысяч человек, которые все вместе, так сказать, сжигают в сутки сто восемьдесят тысяч часов своей собственной жизни, то есть семь с половиной тысяч дней, то есть, наконец, сколько же это будет лет? ... Двое суток работы пожирают целого человека. Чёрт возьми! Вы помните из Библии, что какие-то там ассирияне или моавитяне приносили своим богам человеческие жертвы? Но ведь эти медные господа, Молох и Дагон, покраснели бы от стыда и от обиды перед теми цифрами, что я сейчас привёл…

Гольдбергу удаётся всё-таки успокоить своего друга и уложить его спать. На следующее утро на заводе происходит торжественная встреча прибывшего для открытия новой доменной печи Квашнина. Там Бобров к свою неудовольствию замечает прибывшую в полном составе семью Зиненок. Он остаётся наедине с Ниной, но вновь не осмеливается признаться в любви. Он упрекает её в двойственности, когда зачастую из тонкой и чувствительной девушки, она превращается в провинциальную даму с шаблонными фразами и поведением. Нина в ответ кокетничает с ним, говорит неискренне то, что хочет услышать собеседник. Квашнин же по приезде замечает Нину, которая глядит на него, как и большинство присутствующих, с неким подобострастием.

Через несколько дней происходит торжественная закладка новой доменной печи. Все удаляются на торжественный обед, а Бобров остаётся среди котлов и наблюдает за кочегарами, которые, как ему кажется, кормят огромное ненасытное чудовище. В шутку, но с серьёзным голосом и мрачным взглядом, он говорит Гольдбергу, что для того, чтобы погубить этого Молоха достаточно пустить в раскалённый котёл воды, от чего тот взорвётся.

Квашнин же начинает охаживать семейство Зиненок, осыпая их подарками. К ним в дом также начинает наведываться и карьерист Свежевский, которого Квашнин тем не менее терпит. Бобров узнаёт об ухаживаниях за Ниной Квашнина. Она продолжает чувствовать влечение к ней, но его смущает присутствие Квашнина. Несмотря на это Бобров принимает приглашение Нины поехать на роскошный пикник, организованный для неё Квашниным. У украшенного поезда, который должен доставить гостей от вокзала к месту пикника, собирается множество семей рабочих, пришедших попросить у большого начальника помощи в утеплении их жилищ. Квашнин отделывается повелением привезти к их жилищам груды кирпичей.

Бобров понимает, что мать Нины не приветствует их отношения, так как та начинает игнорировать его. Он хочет выяснить с ней отношения, для чего и едет на этот пикник, который напоминает скорее роскошный бал со специально выстроенным для него павильоном. Бобров остаётся наедине с Ниной, но её вскоре уводит мать, повелевая дочери пригласить Квашнина на танец. Он же пьёт с Гольдбергом и Андреа, иностранным инженером на их заводе. Квашнин произносит торжественную речь, объявляя о помолвке Нины и Свежевского, которому в качестве свадебного подарка он выделил высокий пост в управлении в Петербурге. Андреа, заметив бледность Боброва, произносит ироничный тост в честь назначения Свежевского.

Но тут внезапно сообщают о бунте на заводе. Бобров спешит туда, где теряет сознание от кинутого в него камня. Очнувшись он бродит по пустому заводу и не может вспомнить, что он должен сделать. Бобров начинает закидывать уголь в две топки, но от непривычного труда вскоре утомляется. Он не делает последнего движения, которое могло бы взорвать котлы.

Утром Бобров появляется в заводской больнице в ужасном виде, он уговаривает Гольдберга дать ему морфия, после чего засыпает на диване.

Критика

«Молох» получил достаточное количество отзывов от критиков. Рецензент из газеты «Жизнь и искусство» обнаружил в повести протест против всего направления современной цивилизации и поклонения золотому тельцу, а в образе Квашнина — того самого Молоха, пожирающего всё на своём пути. Критик Александр Скабичевский отмечал ум и гуманизм главного героя повести вмести с его нервозным бессилием и трусливостью, способного лишь проклинать новую действительность и отрицать прогресс вообще. Он причислял Боброва к типичным главным героям русской литературы и беллетристики своего времени:

Куда бы вы ни взглянули в современной нам беллетристике писатели самых разнородных школ и направлений, старые и молодые, все подряд рисуют нам один и тот же тип бесхарактерного неврастеника и безвольного психопата. А порою и совсем мономана, как главного героя нашего прекрасного времени.

Критик Юрий Веселовский выделял проявившийся талант Куприна не только в описании душевных страданий и мук Боброва, но и в достоверном описании заводской жизни и происходящих вокруг неё событий, что, по мнению автора, свидетельствует о том, что Куприн лично наблюдал все описанные в «Молохе» реалии. Он причислил эту повесть наряду с рассказами «Дознание» и «В цирке» к лучшим произведениям писателя.

Примечания

↑ Перейти обратно:¹ ² ³ ⁴ А. И. Куприн Собрание сочинений в 6 тт., Т. 2, Примечания. — С.561—568.
↑ «Русское богатство», 1896, № 12, стр. 167
↑ «Киевлянин», № 147
↑ «Киевлянин», № 265—266
↑ А. И. Куприн Собрание сочинений в 6 тт., Т. 2, стр. 5-87.
↑ «Жизнь и искусство», 1897, № 26, 26 января
↑ Скабичевский А. Н. «Литература в жизни и жизнь в литературе (Критические письма). Письмо седьмое». Журнал «Новое слово», 1897, кн. 4, январь, стр. 167
↑ «Вестник знания», 1903, № 8, стр. 140

***

Источник: Википедия

***

МОЛОХ. Александр Иванович Куприн. 001

МОЛОХ. Александр Иванович Куприн. 002

МОЛОХ. Александр Иванович Куприн. 003

МОЛОХ. Александр Иванович Куприн. 004

МОЛОХ. Александр Иванович Куприн. 005

МОЛОХ. Александр Иванович Куприн. 006

Писатель Куприн, Александр Иванович. Википедия

***

Последний дебют. Куприн, Александр Иванович

Посвящ. Н. О. С--ой.

Я, раненный насмерть, играл,

Гладьяторов бой представляя...

Гейне.

Антракт между третьим и четвертым действиями кончался. Капельмейстер Геккендольф только что добрался до самого интересного места, изображавшей очень наглядно плач иудеев в пленении вавилонском.
Иван Иванович ужасно любил такие пьесы, где все время шла отчаяннейшая фуга,-- где жалобное рыдание флейт смешивалось с патетическими восклицаниями кларнета, где гудел самым безжалостным образом тромбон и все покрывалось глухим рокотанием турецкого барабана, где музыканты, приведенные в ужас этим хаосом звуков и готовые положить инструменты, кидали на капельмейстера взоры, полные самого мрачного, безнадежного отчаяния...
Тогда Иван Иванович производил чудеса: он бросался из стороны в сторону, делал самые трудные телодвижения, удивляя публику своею гибкостью, и, наконец, красный от усталости и волнения, обводил зрителей торжествующим взором, когда инструменты сливались в общем хоре.

... Читать дальше »

***

Олеся. Александр Куприн ...

Невозможно описать того состояния, в котором я находился в продолжение моей бешеной скачки. Минутами я совсем забывал, куда и зачем еду; оставалось только смутное сознание, что совершилось что-то непоправимое, нелепое и ужасное, - сознание, похожее на тяжелую беспричинную тревогу, овладевающую иногда в лихорадочном кошмаре человеком. И в то же время как это странно! - у меня в голове не переставал дрожать, в такт с лошадиным топотом, гнусавый, разбитый голос слепого лирника:

Ой вышло вийско турецкое,

Як та черная хмара...

Добравшись до узкой тропинки, ведшей прямо к хате Мануйлихи, я слез с Таранчика, на котором по краям потника и в тех местах, где его кожа соприкасалась со сбруей, белыми комьями выступила густая пена, и повел его в поводу. От сильного дневного жара и от быстрой езды кровь шумела у меня в голове, точно нагнетаемая каким-то огромным, безостановочным насосом.

Привязав лошадь к плетню, я вошел в хату. Сначала мне показалось, что Олеси нет дома, и у меня даже в груди и во рту похолодело от страха, но спустя минуту я ее увидел, лежащую на постели, лицом к стене, с головой, спрятанной в подушки. Она даже не обернулась на шум отворяемой двери.

***

Отец Иакинф. В. Н. Кривцов.

Стоит в некрополе Александро-Невской лавры в Ленинграде невысокий черный обелиск. На посеревшем от времени и непогод камне выбито:
ИАКИНФ БИЧУРИН

А пониже столбик китайских иероглифов и даты -- 1777--1853.

Могила Бичурина в Александро-Невской лавре в Санкт-Петербурге. Фото 2008 года

Редкий прохожий не остановится тут и не задастся вопросом: чей прах покоится под этим камнем, откуда на русской могиле, лишенной привычного православного креста, загадочное иероглифическое надгробие, что оно означает?
Еще до войны, в студенческие годы, прочел я эту таинственную эпитафию: "У ши цинь лао чуй гуан ши цэ" -- "Труженик ревностный и неудачник, свет он пролил на анналы истории". А потом долгие часы проводил я в архивах и книгохранилищах Москвы и Ленинграда, Казани и Кяхты и, чем дальше листал пожелтевшие страницы редких изданий, перевертывал запыленные листы толстых архивных дел, тем больший интерес вызывал во мне этот долго живший и давно умерший человек.
То был знаменитый в свое время отец Иакинф, в миру -- Никита Яковлевич Бичурин. Сын безвестного приходского священника из приволжского чувашского села, четырнадцать лет возглавлял он в Пекине русскую духовную миссию -- единственное тогда представительство Российской империи в Китае. Но свое пребывание там он использует не для проповеди христианства, к чему обязывал его пост начальника духовной миссии, а для глубокого и всестороннего изучения этой загадочной в то время восточной страны. Преодолевая неимоверные трудности, при полном отсутствии какой-нибудь преемственности, учебных пособий, словарей, грамматик, Иакинф в короткий срок овладевает сложнейшим языком и письменностью. В этом он видел единственный способ ознакомления с богатейшими китайскими источниками по истории, географии, социальному устройству и культуре не только Китая, но и других стран Центральной и Восточной Азии. В Пекине им были подготовлены материалы для многочисленных переводов и исследований, которые увидели свет уже на родине и принесли отцу Иакинфу европейскую славу.
В библиотеках Ленинграда хранится свыше семидесяти трудов Иакинфа, в том числе два десятка книг и множество статей и переводов, которые в тридцатые и сороковые годы прошлого века регулярно появлялись на страницах почти всех издававшихся тогда в Петербурге и Москве журналов.
Еще больше ученых трудов Иакинфа не увидело света и осталось в рукописях, и среди них многотомные фундаментальные исследования, словари и переводы. В трудах Бичурина, не утративших значения и до сих пор, содержатся подлинные россыпи ценнейших сведений об истории, быте, материальной и духовной культуре монголов, китайцев, тибетцев и других народов Азиатского Востока.
Под влиянием Иакинфа и его трудов, основанных на глубоком изучении китайских источников и проникнутых искренней симпатией к китайскому народу, сложилась школа выдающихся русских синологов и монголистов, которая, по общему признанию, опередила европейскую ориенталистику XIX столетия и получила отличное от нее направление. В сознании многих поколений русских людей отец Иакинф был как бы олицетворением исконно дружеского отношения нашего народа к своему великому восточному соседу, его своеобычной культуре, художественным и научным достижениям.
Убежденный атеист и вольнодумец, по печальной иронии судьбы всю жизнь связанный с церковью и самой мрачной ее ветвью -- монашеством, Иакинф был не только оригинальным ученым, но и примечательной личностью, без которой характеристика его эпохи была бы неполной.
След, оставленный Бичуриным не только в отечественном востоковедении, но и в истории нашей культуры, так значителен, что давно пора воскресить из мертвых этого большого ученого и интереснейшего человека, попытаться воссоздать не только внешние события, но и внутренний мир его жизни, увлекательной и трагической.
Мне захотелось внести посильный вклад в решение этой задачи. Я поехал на родину Иакинфа, в Чувашию -- в Чебоксары и село Бичурино, где прошли его детские годы; перерыл библиотеку и архив Казанской духовной академии, где он четырнадцать лет учился; побывал и в Иркутске, где он служил ректором духовной семинарии и настоятелем монастыря, и в пограничной Кяхте, где он подолгу жил во время своих поездок в Забайкалье; поколесил я и по степям Монголии, которые за полтораста лет до того пересек на пути в Китай Иакинф; посетил я и древний Пекин и суровый Валаам; читал многочисленные труды Иакинфа, разбирал его рукописи, вчитывался в торопливые записи, которые он делал в дошедшей до нас "памятной книжке"; собирал разрозненные свидетельства современников, размышлял над его трудами и поступками...

Писатель Кривцов, Владимир Николаевич

***

Дмитрий Панов. Русские на снегу.

Михайлов подошел ко мне, еще не вылезшему из кабины на стоянке, еще издалека показывая два поднятых пальца, что означало необходимость снова подниматься в воздух. Подойдя ближе, Михайлов став на ступеньку возле крыла самолета, поднялся ближе к кабине и сдержанно похвалил меня: полет прошел нормально, но нужно повторить его для закрепления навыков. Я успешно повторил пройденное, и через несколько дней купил в магазинчике школы серебряного орла, которого старательно пришил на левый рукав гимнастерки. Наступило время, когда между курсантами, жизнь будто проводит разграничительную черту: уже поднимавшие машину в воздух самостоятельно ходили совсем по-другому: кое-кто с высоко поднятой головой и важностью в движениях, а

кое-кто и просто задрав нос. Так, постепенно, примерно через полгода после начала занятий, большинство из семидесяти курсантов нашей эскадрильи вылетели самостоятельно. Нашему инструктору Ивану Ивановичу Михайлову стало легче: в основном ходил по старту, жевал траву, да давал указания. «Аврушки», будто сами собой, сновали вверх-вниз в небе аэродрома.
Мы перезнакомились, и у людей начали очень заметно проявляться характеры, придавленные сначала нулевой стрижкой и общим положением курсантов-новичков. Трунин, например, оказался воздушным хулиганом. Он летал еще дома в аэроклубе города Батайска и, оказавшись снова в воздухе, начал показывать себя. Выполнив обязательные фигуры, в которые входило выполнение мелких и глубоких виражей, боевых разворотов, петель Нестерова, штопора, Трунин вдруг исчезал из зоны пилотажа в неизвестном направлении. Позже выяснилось, что он опускался на высоту бреющего полета и гонялся за татарами, которые работали на виноградных плантациях, чуть не садясь им на головы. Свое отсутствие он объяснял неисправностью мотора. Стали пробовать мотор — работает исправно. А здесь как раз поступили жалобы из села Тарханлары, что в долине речки Альма. Трунин вскоре признался в своих художествах. Да и вообще, парень он был очень агрессивный. Порой из-за всяких мелочей бросался в драку с товарищами. Видимо, учитывая все это, незадолго до выпуска его решили отчислить из школы за воздушное хулиганство. Зачитали приказ, вручили Трунину сухой паек, состоящий из буханки хлеба и банки консервированной капусты, да и отпустили с Богом.

Подобной же была судьба и кубанца Гвоздева, тоже прошедшего Батайский, что под Ростовом, аэроклуб. Гвоздев был неплохой парень в личном общении, но терпеть не мог всякого насилия над свой личностью и постоянно огрызался на замечания наших начальников, которые никак не могли сломить его. Думаю, что летная подготовка, полученная этими ребятами еще до Качинской школы, сыграла с ними плохую шутку, заразив некоторой амбицией бывалых летунов... Читать дальше »

***

Дмитрий Панов. Русские на снегу. ... В небе Китая. ...

Надо сказать, что китайцы и русские вскоре изучили друг друга до тонкостей. Например, один из наших переводчиков, желая подчеркнуть всю глубину падения одного из китайских генералов, переметнувшегося к японцам, брызгая от ненависти слюной назвал его «троцкистом». Это слово давалось ему плохо, но он его упорно употреблял, зная какой стереотип вызовет у нас наибольшее отвращение.

***

Новости

Из свежих новостей - АРХИВ...

11 мая 2010