***

***

***

***

С теми деньгами, что уже получилось заработать, Братство становится одной из богатейших организаций этого мира. Сколько там нынче в казне тамплиеров, или ассасинов, я не знаю, но предполагаю, что основные заработки у храмовников должны начаться позже. У меня же только награбленного в Венецианском квартале больше, чем весь бюджет какого-нибудь Переславльского княжества, с Туровским в придачу.
Есть иные перспективные способы заработать деньги и пропитание. Развитое сельское хозяйство, производства — всего хватает, можно даже думать о том, чтобы создавать собственное государство. Но это не мой путь. Нельзя усложнять и без того непростую обстановку на Руси.
— Зачем тебе это? Я же понимаю, знаю, что твое Братство будет существовать и в империи. Тут найдется много желающих в него вступить на тех условиях, что ты только что озвучил. Так зачем? — спрашивал Лазарь.
Вид мужчины был серьезный, он даже отставил кубок с вином в сторону.
— Я не хочу засилья ромеев в Братстве. Сам я буду находится далеко, не знаю когда и приеду вновь в Византию. Может, через два года, или три. Не хочу, чтобы тут находились за мой счет не мои люди. Если в Братстве будет много сербов, еще немного болгар, русичи, то ромеям сложно приручить Братство. Да, будут ротации, это когда я стану менять воинов живущих здесь на иных, а здешних забирать на Русь, но лучше перестраховываться во всем и всегда. Так что скажешь? — выдал я монолог.
— Я не вижу причин отказываться. Бери на семь лет хоть бы и тысячу воинов, которые не могут купить себе добрые брони, одевай их, используй всяко, но только поцелуй крест, что никогда не станешь направлять против меня свой меч, — последние слова Лазарь произнес жестко, бескомпромиссно.
Но для меня всегда есть компромисс. Я могу просто не брать сербов, да и все.
— Ты не станешь с меня что-то требовать! Есть цели у Братства, если на пути их достижения встанет хоть бы кто, то я буду драться и с тем, кого называл своим другом. Пусть слезы будут течь из моих глаз от горечи, но я буду драться, — с пафосом отвечал я.
Наступила пауза. Лазарю вновь потребовалось время, чтобы осмыслить то, что только что прозвучало.
— Но воины вернуться ко мне? Уже одетые и с конями? — уточнял Лазарь.
— У тебя останутся их семьи, ты можешь каждого убедить вернуться. Но не начинай войну с империей, она мне нужна сильной. После… Не при твоей жизни и не при моей, мои потомки, я оставлю им завещание помочь твоему народу обрести независимость, — сказал я.
— Вот что ты за человек такой? Я уже соглашаюсь, а тут опять условия, — сетовал серб.
Можно было наобещать в три короба, а после найти отговорки, почему все вышло не так, а этак. Но я не хочу без меры лгать. Так можно полностью потерять доверие. Но и не лгать не могу, ибо такой важный инструмент достижения цели нельзя игнорировать. Я придерживаюсь философии еще нерожденного Фридниха Ницше: достижение цели любой ценой. Но я бы чуть изменил слова философа и подставил одно слово «почти» любой ценой.
— Хорошо, — согласился все же Лазарь.
По сути, куда ему деться? Воины, которых собрал местный князек по требованию василевса, никудышние. Я не про их боевые качества. Это мы проверим чуть позже, устроив, в некотором роде, турнир. Я про снаряжение. Копья? Серьезно? Нет, это отличное оружие, но когда в войске лишь разрозненные отряды пехотинцев-копейщиков в стеганках?.. Мда. Или я, так сказать, зажрался?
Выпили, подрались, женщин только не было. А так, словно на Руси оказался. И даже не в этой, что нынче, а в том, собранном у меня в голове, образе, где питие — есть великая забава на Руси. Сейчас почти что и нет такой забавы. Но подраться русские люди любят, нет в них ни грамма рабского, покорного.
Три дня пробыли еще на месте, немного потренировались, после Лазарь передал мне сразу же восемь сотен воинов. Спешил князек избавится от части своих бойцов, не так у него хорошо с продовольствием, а крестоносцы еще раньше распугали в округе всего зверя, да выловили рыбу. Так что отряды охотников приходили чаще всего ни с чем. Даже Ярл, мой сокол тут с голоду помер бы, ну или каких мышей грыз. Вот этих гадов полно.
На четвертый день я увидел, как передовые отряды легкой конницы из половцев, начали разведку. Меня разведывали мои же отряды.
— Я рад видеть вас, братья, — сказал я и обнял Никифора с Алексеем. — Как там моя жена? Небось живот уже огроменный?
— Все живы и здоровы были, когда мы уходили. Но мне есть в чем перед тобой повиниться и за что принять наказание, — сказал Алексей, понурив голову.

Глава 15

Нужно было уходить, но… Не успел. Необходимость заставила меня заехать в Константинополь, чтобы отдать последние распоряжения, проследить за тем, чтобы Братство получило свои помещения, как жилые, так и складские, нанять строительные артели, чтобы строить военный городок для Братства Андрея Первозванного. Место базирования я выбрал в сербских землях.
Лучше все же держаться чуть подальше от столичных интриг. Мало того, была надежда, что скоро Братство начнет все больше использовать порох. И не столько важно, чтобы видели само оружие, сколько потенциальные противники были готовы к нашему применению тех же пушек на поле боя.
Создать пушку, самую примитивную, из бронзы ли, или из чугуна, если станем его производить, вполне под силу. Колокольных дел мастеров я везу на Русь. Не с первого раза, с десятого, но сделаем. Если изобретатель знает, как в конечном итоге будет выглядеть его изделие, он, можно сказать, уже изобрел. Если только в производстве не задействованы технологии, которых еще не существует. У нас существует все, что нужно для первой пушки, есть понимание, как она должна выглядеть. Так почему бы не сделать?
Вопрос другой: когда начинать демонстрировать такое оружие? Но и тут вполне себе современность позволяет почти сразу показывать изделие. Годы пройдут, пока скопируют, а мы уже, с Божьей помощью, придумаем иное. Мало того, я же имею представление о тактиках применения огнестрельного оружия, исторические знания мне в пику. Ну и еще один довод в пользу того, чтобы не скрывать оружие долго. Греческий огонь много кто скопировал в мире? Я не знаю таких, европейцы точно не используют даже в своих морских баталиях. Так почему они скопируют пушки, да еще быстро научатся создавать порох? И это со сложностями с селитрой?
По возвращении в Константинополь я с некоторой досадой увидел, что значительная часть крестоносного войска все еще находилась на европейской части Византийской империи. Воинов с крестами почти непрерывно переправляли на другой берег, но этот процесс был плохо организован и осуществлялся без задействования трофейных венецианских кораблей.
Ранее я отдал приказ отвести весь флот Братства, а сейчас это три огромных венецианских судна, десять поменьше, в том числе два из них выкуплены у варягов, ну и семь ладей. Все корабли были опасно груженными, даже венецианские гиганты погрузились под тяжестью в воду до критических отметок. Однако, в Византии нельзя ничего оставлять из того, что нужно на Руси, особенно людей.
В итоге без всех трофеев и товаров, которые пусть и подсчитаны, но еще я не могу осознать их ценность, на Русь плыло пятьсот семь человек, не считая тех, кто пойдет пешим путем. Очень много, если учитывать тот факт, что плыли лишь ремесленники, пусть и с семьями, да ученые, без семей, так как слишком молоды. Ни одного именитого ученого переманить не удалось, несмотря на то, что я сделал фурор в университете. Да, мне удобнее именно так называть высшее учебное заведение Византии. Пусть локти кусают, а мы учится станем.
Кстати, чтобы меньше было пересудов с церковью, я везу патриаршее, письменное, благословление на создание двух Затворов-университетов. Один в Ростове для подготовки священников, другой в Воеводино, или еще где, не решил окончательно, для подготовки научных кадров. Везу я и благословленный трактат, мной написанный, между прочим, пусть и с привлечением патриарха, в научном труде обосновывается познание природы, как непротиворечащее христианству. Насколько это позволит мирно сосуществовать науке и религии, посмотрим, но митрополит Руси Климент должен не чинить препятствий, тем более когда на горизонте замаячила перспектива Русского Патриаршего стола. Ну а мне за все плюшки нужно будет отгружать в Константинополь «пожертвование» в виде тысячи свечей ежегодно.
Счастливые те начальники, которые могут отдать свое мудрое, или не очень, повеление, а подчиненные все выполнят. И горе тем руководителям, которым приходится или же тщательным образом контролировать своих исполнителей, или исполнять собственные поручения самостоятельно.
Есть, ну или будет, на Руси такая поговорка: «хочешь что-то сделать хорошо, сделай сам!» Жаль, но это верно. Уже должные отправиться домой, два каравана, сформированные, не могут никак выдвинуться. При этом василевс гарантирует охрану и отправляет три сотни своих воинов, а так же тысячу варягов, срок службы которых заканчивается. Люди Мануила едут в Киев, в качестве ответного визита. Пять сотен русичей прибыли недавно от великого князя Изяслава Мстиславовича, вот император отправляет в Киев своих воинов. Что-то вроде того, как в будущем представители разных союзных стран устраивали совместные учения.
Логично, что задержка могла быть не из-за Братства, но, как раз мои люди не сработали. Все банально, от того и злюсь, так как проблема не шибко и сложная, когда есть деньги. Нам не хватает телег, ощущается так же недостаток лошадей, которых можно в эти телеги запрячь, при этом на Русь перегоняется с обозами порядком трехтысяч коней. Это без тех, что будут заводными у воинов. Это ремесленников, да ученых, я собирался везти на кораблях, но были и переселенцы на Русь, где им обещана защита и земля. Вот их планировалось отправлять в сухопутных караванах. С ними же и возникали проблемы, так как голы, босы, без телег и хоть какой провизии.
И вот появляюсь я! И все начинает работать, все спешат решить свои вопросы, поспособствовать решению общих задач. Не хочу… Отказываюсь думать, что люди не могут оставаться организованными без пастуха. Но… Разве не так в будущем? Если руководитель собирается проверить какой-то отдел, сотрудники узнают об этом. Начинают ли они работать? Как никогда ранее! Мне стоило только распространить слухи, что я во гневе и собираюсь искать виновных, почему до сих пор не отправлены обозы, как на следующий же день была назначена дата отхода караванов, а телеги и упряжные кони чудесным образом стали появляться. Это я потом узнал, кто так нам помог. При этом два каравана сливались в один, не было смысла идти раздельно.
Две тысячи сто сорок три телеги, большая охрана, купленный в Византии скот, — все это растянулось на двадцать верст, или больше. Великое переселение народов, да и только. Долго караван будет идти на Русь, но когда дойдет, то это даст импульс к развитию не только Братства, но и всего русского государства от которого я себя не отделяю.
Сложности в покупке телег и коней были связаны в том числе и вполне объективными причинами. Резко взлетели цены на такие товары, как и на самые захудалые шатры, без которых долгие переходы осуществить сложно. Людовик, французский король, Конрад, король Германии, ну и как же без любителя европейской моды на рыцарство, василевса Мануила, решили устроить турнир.
Как я понял, споров и по поводу венецианцев, и по отказу Византии участвовать в Крестовом походе, было много. Но сыграла связка Конрад-Мануил, которые смогли договориться и выступить единым фронтом, примеряя Людовика VII и его вассалов. Французы, прознав, что случилось в Константинополе пылали «праведным» гневом.
Как я понял, василевс договорился с дедом императрицы Евдокии о каких-то совместных действиях в будущем. Может ту же Венецию решили пощипать. Конкретики никто не знал, мой осведомитель, евнух Андроник, попавший во дворец, разводил руками, мол, не в курсе. Врал, скотина, очевидно, что договоренности были. И этот фактор повлиял на то, чтобы французы не оказались в меньшинстве и вообще не расстроился крестоносный союз.
Вероятно, что было еще что-то. Мы, мужчины, действительно, считаем, что владеем миром. Но многие из нас не замечают, как нами, через похоть, страсть, владеют женщины. Алианора владела умом французского монарха, держала его за причинное место. Она хотела уже быстрее попасть в Иерусалим, вот и напирала на мужа.
Может быть на то, что получилось избежать серьезного конфликта Византии и французской части крестоносного движения повлияла и предложенная мной политика, назвать которую можно «отдай добровольно малое, чтобы не защищать с оружием многое».
На протяжении пути крестоносцев, они встречали обозы с едой и кормом для лошадей. Там было и вино, были и… женщины. В империи дело проституции поставлено на высокий уровень. Так что скоро французов, чуть меньше немцев, пристрастили к таким подаркам от василевса и войско с крестами более-менее спокойно шло к своей цели. Естественно, если встречалась деревушка, она подвергалась грабежу и сжигалась, но многие населенные пункты, после нескольких инцидентов, оставлялись жителями, чтобы позже вернуться, когда угроза минет. Ну и недалеко находилось мое войско, как сдерживающий фактор.
Но не были бы мужчины-воины таковыми, если бы не желали померяться… «харизами», назовем это так. То есть, выяснить кто круче и унизить потенциального противника. Для таких целей более чем подходил турнир. Тем более, что Мануил обожал подобные мероприятия, а тут, считай что цвет европейского рыцарства прибыл. На самом деле, нет, те, кто специализировался на турнирах, оставались в Европе.
Я уже одной ногой стоял на корабле, чтобы отправиться домой, где вот-вот начнутся события, участие в которых обязательно, когда пришли сведения о решении организовать турнир. Так что отъезд сочли бы за бегство. А я не бегают от драки.
Сперва мне казалось, что это ловушка. Вот выманят императора из-за стен Константинополя, да нападут на него. Но погрузка воинов-крестоносцев на корабли и переправа их на азиатский берег продолжалась, войско крестоносное располагалось сразу в нескольких местах и не приходило в движение, не объединялось, не было никаких признаков, что будет не турнир, а покушение на василевса.
Мало того, все мое войско стояло недалеко от места, где собирался народ для турнира. Пусть катафрактарии ушли от меня, но суммарно воинство насчитывало более восьми тысяч ратных, это с голодранцами-сербами. Василевс так же подвел под Константинополь более тридцати тысяч воинов без учета гарнизона. Не сто тысяч, которыми я пугал французов, но все равно больше, чем сейчас на европейской части империи, имели крестоносцы.
Так что я наблюдал, как из Константинополя шли вереницы телег, брели люди, обыватели и торговцы прибывали на турнир не только из столицы, но и других городов. Уже скоро не менее чем шестьдесят квадратных километров было заполнено шатрами, лавками торговцев, площадками, где жонглеры и театралы развлекали толпы людей.
Понятно, почему церковь была против таких мероприятий, хотя и смирилась с гонками на ипподроме. Все творящееся напоминало массовое празднование какого-нибудь языческого праздника. В то время, как сами поединки можно сравнивать с тризной, или гладиаторскими боями, и то и другое — язычество.
Нельзя было не участвовать в турнире. Конечно, отговориться вполне возможно, прикрыться религиозностью Братства, или еще чем. Но подобное сочтут за трусость и даже обиду, так как католики-крестоносцы участвуют в деле, а православные братья, нет. Что они хуже нас — русичей? Я считаю, что да, но это мое субъективное мнение, которое явно не совпадает с мнением европейских рыцарей.
Вот мы и решали, кому отправляться защищать честь Братства. Троих человек, не больше, следовало отобрать. Дело не в том, что нечем платить вступительный взнос, который, к слову, пятьдесят марок серебром, просто не нужна массовость, нужно точечно показать себя, не проиграв в первой же схватке. Ну и мы будем участвовать в групповых соревнованиях, когда соревнуются отряды.
— Воевода, ну куда мне? Ладно, что уже не молод, но никогда я не тренировался к конным поединкам. Возьми Алексея! — отказывался участвовать Никифор.
— Могу ли я ему доверять? Что стало с Улитой? Она жива? После того, что жена Алексея покушалась на мою суженную? — взъярился я.
На самом деле, я злился в большей степени на себя. Знал же, что за птица эта Улита. Хотел избавиться от нее, отдал замуж за своего дядю в надежде что тот ее обрюхатит боярышню, и она успокоится. Нет, не вышло. И беременная Улита остается желчной тварью.
— Поговори с ним, — попросил младший воевода Никифор.
— Что-то много в последнее время вокруг меня много Никифоров и ни одного не могу вразумить, — бросил в сердцах я.
Нобилиссим Никифор, мой враг, стал… нет не другом, но он столько сделал для меня, как по мелочи, так и в серьезных делах, что вызвал внутреннюю ломку. Я хотел его убить, но уже не мог. Убивать того, кто помог отстоять для Братства венецианские корабли, на которые претендовала империя? Или того, кто за незначительную плату смог обеспечить почти полтысячи телег для моих обозов, кто… владеет нашей с Евдокией тайной? За последнее можно было бы убить, но Никифор становится тем, на кого может опереться императрица, а ей я желаю только лучшего.
И другой Никифор — младший воевода, который прекрасно понимал, что дела, творящиеся дома важнее, чем те, какие могут быть в империи, но привел людей. Знал бы я про мокшу и эрзя, это два основных племени мордвы, про булгар, так отменил бы приказ идти войску в Византию. Но они здесь, а еще и выгадали добычу в того конфликта на Рязанско-Муромской земле.
Оба этих человека полезны, вот только хочется их нахрен послать, да нельзя, не за что.
Я согласился поговорить с Алексеем. И сделал это. Все то, что предполагалось, дядя озвучил. Понятно, что Алексей смерти Улите не хочет. Однако, на Руси не так, чтобы давно, после 988 года появилась замечательная возможность «праведным» способом избавляться от людей, не прибегая к их убийству. Монастырь — вот выход из положения. Там мозги вправят, заставят отречься от желания убивать.
— Дядя, и ты меня прости! — повинился я. — Змеюку тебе подложил.
— Не говори так! — взбеленился Алексей.
— Мы построим монастырь и она там может стать игуменьей. Это все спишет и грехи и обиды. А дите, что родит Улита, воспитаем должно. Так что? Победим в турнире? — сказал я, усмехаясь.
— Повинны, — усмехнулся Алексей.
В нем вины не было, но Улита… Или монастырь, или смерть. Если монастырь, то только с постригом, чтобы не сбежала. А, если и сбежит, то станет вне закона, не найдет себе приюта нигде.
В каждом турнире должен быть зачинщик, тот, кто делает вызов. Этот поединок должен быть центральным, с него может турнир начаться, или же этим закончится все мероприятие. Вызвали меня! Гийом Шато Моран маркиз де Жюси, оправившийся от своих травм, униженный и оскорбленный решил вернуть свою, поруганную пленом и поражением, честь.
Такое стечение обстоятельств не сильно устроило толпу, которая жаждала увидеть главный поединок, где участниками были бы венценосные особы. Как известно, Мануил был воином, считался очень опытным и умелым, несмотря на свой не такой уж и зрелый возраст. А вот я… Да, слава о Братстве уже прошлась по всем ушам, заняла свое место в головах ромеев и иных жителей империи, но все же… Какой-то маркиз, не знакомый византийской публике и юнец, коим я все еще являлся. Двадцать лет для воина еще нормальный возраст, а до двадцати не воин, скорее, новик.
Тут же возник вопрос с моей знатностью. Негласное правило, пока еще негласное, провозглашало, что втурнире может принять участие только рыцарь, который сумеет доказать свое благородное родство в пятом колене. Не знаю, как маркиз доказывал это, не верится, что он возит с собой какие-то документы, но мне доказывать нечем.
Не прав я оказался. Есть чем доказывать. Короткое расследование о том, кто я такой по происхождению закончилось тем, что нобилиссим Никифор… опять он… рассказал, что видел меня, сидящем за одним столом с великим князем, титул которого равен, в понимании европейцев, знатному герцогу. Ну и то, что имею землю, свой лен, сыграло роль. Доказательством было и слово уже императрицы. Так что я получаюсь не менее знатным, чем Гийом Шато Моран маркиз де Жюси. Можно было послать всех к Ящеру и утверждать, что я целый воевода, руководитель, мощной организации, но все вопросы с выяснением моей знатности, как-то прошли без моего участия.
Прозвучало и то, что я потомок польских королей Пястов. Последнее было опасным. Не много рыцарей прибыло из Польши, но и такие отряды были, может до полутысячи воинов. Как бы не получилось, что они посчитают меня угрозой для своего правителя. Но слово сказано, Алексей и я поклялись на Книге и на Кресте, что не врем. Этого достаточно.
— Потомок польских князей, Владислав, магистр Ордена Андрея Первозванного, принявший вызов доблестного Гийома Шато Морана маркиз де Жюси, готов к поединку! — кричал горластый…
Хотелось бы назвать разодетого арлекина герольдом. Почему-то я раньше думал, что именно они «ведущие шоу» и призваны развлекать толпу и знать. Нет! Геральды — это судьи, секунданты, они не кричали, а выносили решение, горло надрывали другие. И я двоих судей должен был выбрать под себя, чтобы честность поединка соблюсти. Мой противник был в таком же положении. Что ж, выбрал: это нобилиссим Никифор и князь Лазарь Милоч, так же прибывший на турнир.
Мощный конь фыркал и бил копытом. Воспитанное животное. Не в том отношении, что говорит при встрече «здрасте», а в том, что не реагирует на внешние раздражители. Немало коней, что были в поле моего зрения, волновались, нервничали, брыкались. Все потому, что толпа орала, можно сказать, что неистовствовала. А я настраивался на поединок, прокручивая его сценарий у себя в голове.
Удивительно быстро построенная арена была метров в сто в длину, по ее центру были что-то вроде перил, разграничивающие полосы для разбегов противников. По две стороны от ристалищ, а их было два: одно для конных, другое для поединков на мечах и групповых поединков, возвышались трибуны в четыре ряда. Центральная ложа была занята монаршими особами, по бокам от них располагали еще две ложи, в каждой по отдельности восседали европейцы и византийцы.
И вот я должен теперь не ударить в грязь лицом. Этот бой нужно выигрывать.
Отмашка от распорядителя и я пришпориваю коня, тот становится на дыбы, но уже через пару секунд начинает разгон. Противник так же спешит на встречу. Наши копья без наконечников, но от этого не так уж и спокойнее. Травма, а то и смерть, весьма вероятны, потому сердце отстукивает дробь не меньше, чем в реальном бою, а даже больше. Внимание сотен глаз, особенно монарших персон, нагнетало волнение, подавить которое было крайне сложно.
Перехожу в каскад, в своей манере держу копье дальше от того места, где должен быть наконечник. Еще и пристаю, сгибаюсь и максимально подаюсь вперед увеличивая в общем не менее, чем на метр копье. Это, как сказали бы игроманы из будущего, — читерство. Конь умница, несет меня плавно, словно летим, сзади чуть свистят крылья, впрямь ангелом можно себя возомнить. Но вот остается десять шагов, пять…
Удар!!! Копье ломается, чуть выворачивается кисть, но не критично. Важнее — результат, а боль в кисти можно пережить.
— Уа-а-а! — орет толпа.
Гийом Шато Моран маркиз де Жюси остается в седле, но покачивается из стороны в сторону, того и гляди, что упадет. Победа. Если бы противник был в нормальном состоянии, при этом удержался в седле, то можно продолжать. Вместе с тем, я имею право подскакать и толкнуть копьем противника, увеличивая шансы на то, что он все-таки свалится. Но у меня поломанное копье, через перегородку оно не достанет до маркиза. Слезать с коня и бежать к сопернику считаю не правильным.
Так что нужно быстрее скакать за вторым копьем и заканчивать этот бой. Быстро добравшись до Ефрема, который выполнял функции моего оруженосца, я взял второе копье, но…
— Дамскую милость дарует дама рыцарю Гийому Шато Морану маркизу де Жюси, — прокричал распорядитель, а к моему противнику уже устремлялся всадник, на конце копья которого был то ли шарф, то ли платок с вышитой лилией.
Алианора спасает моего противника. Теперь я не имею права его добить. Казалось, что это бесчестие — прятаться за юбку женщины, но на турнире такое норма.
И тут вверх взвился Андреевский Стяг, нет их было много, на турнире присутствовали все сотники Братства, у части их них были стяги. Прямо сердце защемило. Не посрамил, выиграл главный поединок, официальный вызов — это очень ответственно. По ходу турнира можно поражение списать на усталость, что господь «устал видеть победы одного и того же рыцаря», еще на что-нибудь. Когда много схваток, считается, что нельзя постоянно выигрывать, что поединок конных рыцарей это часто даже лотерея. А вот главный бой — это и мастерство и Божья воля, Суд Господа. Так что важно было показать, что Господь с Братством.
Улыбаясь от радости, причем не стесняясь, во все свои тридцать зубов, к сожалению, два зуба выбили раньше, я ехал к стойлу, где разденусь, сниму шлем с забралом, благодаря которому, то, что меня не видят, имею возможность выплеснуть эмоции. Там же ополоснусь от конского и своего пота, и пойду смотреть с трибуны за тем, как мужики друг-друга мутузят. Мои бои на сегодня закончились. Начинался что-то вроде квалификационный предтурнир.
Сейчас толпу развлекали жонглеры, танцоры, но уже готовились рыцари для поединков. Что ж, развлечемся, а после домой. Если получится, даст Бог уже не будет неожиданностей. Нужно выбить еще венецианцев из Херсонеса, чтобы запустить проект «Из варяг в греки 2.0», а тоска по дому все больше захватывает. Я не успеваю к рождению своего первенца, а это неправильно. Нет, все же нужно успеть, да и роды самому принять. Может и не пойду воевать Херсонес.

... 

===

Глава 16

Я стоял на флагмане моего флота и впервые терялся. Я сухопутный! Вот так я оправдывался перед самим собой. Напротив моего флота выстроились корабли венецианцев и вместе с ними византийские. И без оптических приборов было отчетливо видно, что бойцы условного противника готовятся к сражению. Готовились и мы. И не то, чтобы я опасался этого боя. По численности, так сказать, вымпелов, нас больше, как и по числу воинов, но, как именно нужно командовать боем в море, я понятия не имел.
Рядом были люди, которые понятие о таких баталиях иметь обязаны. Но, тогда я лишний? А вот это не нравилось. Да и опыта ведения морских сражений почти никто из членов команд не имел, кроме тех греческих и армянских матросов, которых пришлось нанять.
— Воевода, отчего кручинишься? Али не веришь, что одолеем? — вечный оптимист заряжал и меня своим позитивом, но все равно мыслей дурных хватало.
— Победим, это да. Огнем жечь будем, гранаты кинем. Но потеряем свои корабли и людей, — отвечал я. — Но ты прав, бегать не станем, это точно.
— Воевода, они и сами понимают, что не выдюжат. Может, поговоришь с ними? Пусть пропустят! — предложил адмирал Братства.
— Говорить можно, наверное, нужно, — с сожалением сказал я. — Сперва я рассчитывал, что они пропустят такой большой флот, а оно воно как. Готовятся в бою!
Да уж! Неприятно, когда обстоятельства складываются, что лучше договориться, чем прорываться.
— Без потерь не выйдет? Кучно стоят, почти один к одному. Можно лодку с порохом на скопление направить, выйдет? — спрашивал я у Вторуши, но, на самом деле, и сам видел, что не получится.
Вторуша все то время, что мы находились в Византии, учился. Я оплатил его обучение на одном из военных кораблей ромеев. При этом заплатил так, чтобы этот византийский корабль почти постоянно находился в море и маневрировал, как в бою. Уже в пути я вновь рассказывал адмиралу-дуке о том, что сам видел в иной жизни. Понятно, что в художественных фильмах не особо наберешься понимания о тактиках морских сражений, но все же кое-что в теории знал и я. К примеру против ветра на парусах можно ходить не только зигзагами, но и петлять.
Основными причинами, почему я не хотел сражения, были люди, сами корабли, более чем ценные для Руси и для Братства, ну и огромное количество ресурсов, которые погружены на суда. Мы перегружены, маломаневренные, а на каждом корабле есть немало гражданских. Они станут только своим присутствием мешать воинам, кроме того, терять даже десяток ценных ремесленников никак нельзя. А узнают те же венецианцы, что у нас практически в рабстве их соплеменники, так вовсе озвереют, будут биться до последнего. Мотивированного противника мне не нужно.
Ну и ресурсы. На кораблях мы перевозим самое ценное. Да тут золота только десять с половиной талантов, а это больше двухсот семидесяти килограмм. Серебра везу восемь тысяч марок — более тысячи шестьсот килограммов в металле. Я собираюсь начать чеканку монеты для улучшения товаро-денежного оборота на Руси, и не хочу, чтобы необязательное сражение перечеркнуло всю ту работу, что была проведена и обесценило те жизни, которые были отданы во время решения «венецианского» вопроса и дуэли с маркизом — двух наиболее прибыльных мероприятия, если не считать весьма выгодную торговлю.
— Давай, Вторуша, делай, что там у вас, морских, нужно, чтобы вызвать на переговоры, — я окончательно решил использовать Слово, то есть дипломатию.
Огонь будет, но позже. Жаль, с этим придется повременить. Используя более ранние и не конкретные сведения, я планировал сходу взять Херсонес. Войска Братства должно было хватить для решения этой задачи. Но… не учел я один фактор — половцев, те Орды, которые перешли за Крымский перешеек и тут, по меркам степи, набились, как шпроты в банке. Оказывается, что часть непримиримых борцов с Русью переправилась сюда. Я думал, что все к хану Башкорду проследовали, но, нет, в Крым ушли, паразиты.
Сковырнуть, по самым малым подсчетам, до двадцати тысяч половцев-воинов — не такая тривиальная задача и уж точно потерь будет очень много, да и самапобеда призрачна. Тут бы заявиться с русским воинством, да всех подчинить себе в двух-трех сражениях. Только южная Русь способна уже выставить до тридцати тысяч бойцов без союзных половцев, а с ними, так и больше. И захват бывшего Тмутараканского княжества — дело не только Братства, тем более, что я здесь хотел бы иметь лишь базу и немного землицы, но не владеть Крымом. Пусть Изяслав «закругляет» государство.
— Согласны на переговоры, будут скоро сами, — обрадовано сообщил мне Вторуша. — Они предлагали к ним тебе, воевода, отправится, но нас больше, мы же все равно победим, так что согласились прибыть.
— Сюда? Или на другой корабль? — уточнил я.
— Да, сюда! — несколько недоуменно отвечал морской «волчонок», мол, «а где еще?»
— Это хорошо, у нас тут венецианцев нет, только ромеи, — вслух размышлял я.
Как только стало понятно, что переговоры состоятся, весь психологический ком, так и норовящий материализоваться и подкатить к горлу, бесследно исчез. Если переговоры будут, то они закончатся успешно. Максимум — денег дам. А еще, когда переговоры стали уже реальностью, я подумал, что и в случае принятия решения об атаке, нужно было обязательно поговорить с противником. Можно же попытаться рассорить херсонесских византийцев и венецианцев. Шепнуть вторым, что в Константинополе побили соплеменников первых. Пусть после решают, кто за кого.
Я улыбнулся. В более спокойной обстановке вновь нахлынули такие яркие воспоминания.
Вот я, занявший второе место на турнире весь такой красивый, купающийся в овациях. Вернее, не так. Занял-то я первое место, всех победил, кроме василевса Мануила. Император решил сразиться с победителем, а я не имел шансов отказаться. По политическим причинам, признаться, так и не только из-за них, я с честью проиграл.
Три раза мы сходились, и счет по успешным ударам копьем был один-один. Мануил был высок, что несколько нивелировало мое читерство. Но, что определило исход поединка так то, что василевс оказался опытнее, а я в достаточной степени оставался сообразительным, чтобы не пробовать схитрить и победить императора.
Третья сшибка также окончательно не выяснила победителя. Тогда мы сошлись на мечах. Василевс был более мастеровитым, но я и в этой схватке держался. И…проиграл.
Обидно было проигрывать, пусть даже в поединке с самим императором. Но нельзя строить свою мощнейшую организацию, помогать сплотиться Руси, а при этом не использовать хитрую дипломатию. Если поражение ведет к более значимой победе, то это гамбит: пожертвовать своим самолюбием ради того, чтобы получить намного больше и материальных выгод, и политических, и торгово-экономических преференций.
Как же радовался василевс! Таким, откровенно юношей с пылающим сердцем и яркой улыбкой на темнокожем лице, правителя, пока еще мощнейшего европейского государства, я не видел. В подобном состоянии чаще всего победитель особенно уязвим, так как готов еще больше подчеркнуть величие своей победы. Когда монарх столь вдохновлен, возвышен, счастлив, опытный вельможа всегда стребует себе очень многое.
Я же «немного» попросил, на самом деле, так, размером в добрую дружину среднего на Руси княжества — три сотни катафрактариев, и то в аренду на годик. А еще троих архитекторов стребовал и две артели строителей. На самом деле, многое просил, понимал это, поэтому в разговоре поспешил добавить денежный аргумент, что заплачу услуги и самих мастеров в обиду не дам.
Конечно же, Мануил подумал, что я собираюсь начать массовое церковное строительство, так что отрядил специалистов-строителей храмов. Культовое строительство и без архитекторов из Византии уже идет, и после моего отъезда, прекращаться не должно. Храм в Воеводино и участие Братства в строительстве монастыря в Суздале, имеют место быть. Но мне нужно иное — я хочу создать типовую крепость быстрого возведения, при этом не острог, а цитадель на прочном фундаменте, с минимальным использованием дерева.
Мне Степь покорять, там лучше кирпич, да цемент с бетоном использовать. Мало победить половцев, нужно еще удержать победу. Тем более, что мы разбили лишь часть этого большого народа. На юге Урала, Сибири — там еще хватает степняков, которые готовы рвануть, по их мнению, на свободные кочевья. Не одно десятилетие еще придется отбиваться от Степи, что осуществить без крепостей просто невозможно. Безусловно, нужна Засечная черта. И ее возводить будем, но, чтобы эта черта стала серьезным укреплением, нужно лет десять. Это же пока повалить деревья, насадить кусты, образовать заросли, выстроить сотни верст рвов, частоколов и всего прочего. А начинать все это нужно с создания сети крепостей.
А если говорить о катафракатриях, то их я просил в качестве инструкторов. Почему именно их? Так система обучения тяжелого конного в Византии очень даже эффективна. Они же «с нуля» готовят воина, который на равных может противостоять европейскому рыцарю, которого воинскому искусству учат с рождения.
Мы так же сейчас учим почти «с нуля», и я уверен, что имеется немало чего ценного в программе подготовки, основанной на моем видении проблемы. Но у меня не хватает мощных наставников. Очень много в Братстве молодых воинов, и тут проблема не в том даже, чтомолодой не может учить зрелого мужа. Хотя и такое довлеет на наставников. Но проблема в опыте преподавания. Хороший наставник не всегда может быть отличным бойцом, но он будет знать, как преподать науку таким образом, чтобы его ученики стали лучше своего учителя.
Поэтому обучать новых рекрутов будут армянские конные. Тем более, что впереди не только сражения с европейцами, но и с мусульманами. Те же булгары во-многом в своих тактиках и поведении похожи на турков-сельджуков, ну, а кто более византийцев знает своих противников? С русскими сведениями, с византийскими знаниями, можно говорить о правильной подготовке к войне с Булгарией. А она будет, после последних событий, иных вариантов нет.
Интересно, но судьи турнира разрешили и мне выбрать даму-королеву турнира. Получалось, что поединок с василевсом был вне турнира, который, по сути, я выиграл. Ну и василевс, когда отойдет от празднования победы поймет, что немало кто из присутствующих определил абсолютным победителем меня, предполагая, что я специально проиграл василевсу.
Наверное, было бы весело, если бы императрица Евдокия, выглядящая величественно и своим поистине императорским поведением удивляющая подданных, получила сразу два признания: от меня и от своего мужа, Мануила Комнина. Подставлять ту, с которой мне было хорошо, я не хотел, поэтому отдал «свое сердце» той, с кем мне было менее хорошо, но, в целом, неплохо. Своей дамой сердца я выбрал Алианору Аквитанскую.
Эта стерва того и ждала, причем, как я понял, не только от меня хотела признания, но и от императора Византии. Ну, да пусть живет теперь с этим, а я — ни-ни, больше не хотел стращать судьбу. Рыжая прислала свою служанку, вновь одну из ряженых амазонок. Королева хотела видеть меня в своей постели, а я… Короче, служанка ушла от меня без ответа, но с туманной улыбкой. Наверняка, Алианора распознает причины глупых улыбок своей служанки, а мне плевать… После боя отчего-то сильно хочется какую-нибудь нимфу осчастливить.
— Я, Федор Палеолог, племянник Михаила Палеолога. Знаешь ли дядю моего? — не успев поздороваться, не удосужившись даже переместиться на мой флагман, кричал из лодки мужик в богатых одеяниях.
Это прибыли переговорщики. Уже то, что они прибыли, а не я отправился разговаривать на их территорию, говорило о том, кому больше нужно мирное решение проблемы.
А что касается Михаила Палеолога, то я, конечно же был с ним знаком, несмотря на то, что по военным делам больше держал связь через Арсака, командующего катафрактариями. Никакого негатива не могу вспомнить о Михаиле Палеологе, ничего величественного, даже памятного, о чем можно было бы говорить и что бы привлекало бы внимание, также не было.
Все это говорит о Михаиле, как о посредственном человеке и служащим. Военный не может быть «не рыба, не мясо», особенно в этом времени, когда военачальник впереди своих воинов. Военачальник — это яркая личность, иначе у меня не укладывается в голове, зачем он нужен, как вести людей в бой, если ты серая мышь? То, что должность командующего всеми войсками все еще остается у Палеологов, говорит за то, что они имеют серьезный политический вес.
— Твоего дядю я знаю, — отвечал я и обратился ко второму переговорщику на итальянском языке.
— Сеньор, кто я, вы знаете, кто вы? — выдал я немудренную фразу.
Смотрящий с презрением, словно он и был главным человеком на моем флагмане, головном корабле, не сразу ответил. Низкорослый, даже со скидкой на эпоху, в которой средний рост был метр шестьдесят, взирал на «меря» с низу вверх, как может смотреть муравей на большого шмеля. Вот она — добыча муравьиная, можно съесть и только некоторое недоразумение не позволяет это сделать. Шмель, то есть я, — живой, и может позволить себе не замечать такую мелочь, как муравей.
— Я Витале Конторини, мой род один из знатнейших в Венеции, — горделиво заявил венецианец на греческом языке.
— Садитесь, сеньоры! — сказал я так же на греческом, указывая на небольшой столик в центре большой палубы одного из венецианского гиганта, ставшего моим флагманом.
На столике лежало аккуратно нарезанное мясо, в будущем имевшее название «пршут», а пока просто «мясо», вино, финики, белый хлеб. Для морского путешествия, в котором и самые знатные аристократы лишают себя роскоши богато питаться, — вполне нормальное кушание.
Но не есть же я собираюсь. Так, дань вежливости. Я собираюсь вести переговоры, наверное, сложные. Нельзя было не заметить того, с какой чуть сдерживаемой злостью, венецианец рассматривал корабль, на котором сейчас находился.
— Мы знаем, какое вероломство произошло в Константинополе. Ты, юный командор Ордена смеешь принимать меня на корабле, хозяина которого я знал лично? — взбеленился Виталька.
— Достопочтенный Федор семьи Палеологов, — предельно учтиво, пока не обращая внимания на оскал венецианца, обратился я к подданному василевса. — Правильно ли я понимаю, что ты предаешь своего императора?
— Да как ты смеешь? — выкрикнул Федор, резко встал и выхватил свой меч, тоже самое сделал венецианец и еще пять воинов, сопровождающих их.
Я не дернулся, проявил максимальную сдержанность, мало того, так с внешне невозмутимым видом, еще и отпил вина. А вот моя команда… дюжина арбалетов в миг была направлена в сторону гостей, десяток Ефрема, заточенный на охрану, встал по бокам от меня.
— Опустите оружие! — обратился я к своим воинам. — Мои гости не такие глупцы, чтобы дать нам возможность убить их или взять в заложники. Они успокоятся и вложат клинки в ножны. Если же взять в плен, — это же так же может сработать? Я пообещаю освободить вас после бояили после того, как зайду в Борисфен, хотя мне более близко название реки Днепр.
— Но ты убийца! — выкрикнул дерзкий венецианский малыш.
В смелости ему не откажешь. Даже в невыгодной ситуации гнет свою линию. Но гибче нужно быть. Мне ли, русичу такие прописные истины дипломатии озвучивать для венецианца и византийца, представителей народа, о вероломстве которого легенды ходили и в будущем.
— И все же, присядьте! — с металлом в голосе, сказал я. — Еще одного предложения о благоразумии не будет. Сами понимаете, что мы разобьем вас, а вы без чести умрете.
— Но при этом и вы потеряете самое малое — три-четыре корабля. Да и у нас есть шансы на победу, — более спокойно, чем его венецианский приятель, говорил Палеолог.
— И византийский флот атакует нобилиссимаВизантии? — выкрикнул я.
Думал, что на переговорщиков озвучивание моего титула возымеет шокирующий эффект, но, нет, они выглядели чуть недоуменно и крутили по сторонам головами. Не сразу я понял, что они ищут того самого нобилиссима.
— Ах, да! Я не уточнил, а вы и не поняли. Перед отбытием из Константинополя, василевс Мануил Комнин даровал мне этот титул. Вот пергамент с дарованием мне права именоваться родственником императора, — я занес правую руку себе за плечо, и в ладонь сразу же вложили увесистую грамоту о даровании мне титула нобилиссима.
Я передал документ в руки Федора Палеолога. Если бы только в единичном варианте была грамота, то, конечно, ничего не давал бы марать пальцами, но у меня оставалась еще одна копия.
На самом деле, это весьма хитрый ход Мануила, и не только его, но и целой группы придворных. Они подобным образом вроде бы как делали меня подданным императора. И такое положение дел было обязательным, если я хотел бы иметь филиал Братства на территории Византии.
Вот она изуверская хитрость! Я уже нанял артели строителей и проплатил их услуги. На сербской земле строилась большая база Братства. Были наняты крестьяне-арендаторы, которые должны были обрабатывать землю вокруг базы, не для того, чтобы прокормиться полностью, а чтобы хоть немного снизить зависимость от нестабильных поставок продовольствия. Были собраны воины, произошла ротация, когда я оставлял полторы сотни русичей, нанимал пятьдесят катафрактариев для обучения, а с собой забирал часть сербов, греков, армян.
То есть, все было налажено, сделано, эти формирующиеся отряды уже становились частью моего планирования, как… «Последняя мелочь, воевода, мы не можем допустить, чтобы кто-то, кроме подданного василевса, стал иметь свое войско на территории империи, » — сказали мне, за день до отбытия из империи.
Можно было психануть и забрать всех своих людей, разрушить уже построенное, продать материалы для строительства и все такое, чтобы ничего от Братства не оставалось в империи, но я не порол горячку. Я предложил сделать меня нобилиссимом. В шутку, подразумевая, что этого не произойдет. Но, нет, пожалуйста, не жалко, будь им! С такой логикой отнеслись к моей дерзости.
Я знал, что при Комнинах сильно обесцениваются одни титулы, возникают другие, но, чтобы так… Византийство было проявлено в особых условиях ношения мной титула. Нобилиссимом я могу быть везде, кроме… вуаля… Византийской империи. А на территории Византии я — примикирий — глава императорского военного сопровождения. Этот титул позволяет мне иметь свой стяг, то есть флаг и иную символику Братства, земли и резиденцию в Константинополе. То есть, Братство получает юридическое обоснование владеть тем, чем уже владеет на территории Византии.
— Ты, выходит, что старше меня титулом, воевода… нобилиссим, — растерянно говорил Федор Палеолог.
— Получается. И я имею право отдать тебе приказ сопровождать меня и охранять. Так что, приказ выполнишь? — говорил я, усмехаясь.
— Я… я не знаю, — мямлил Федор.
Вот на такую реакцию я и надеялся, вопреки тому, что обстановка не предполагала верности представителя империи в Херсонесе своему императору. То, что произошло в Константинополе, тут уже известно. Но все равно венецианцы стоят бок-о-бок с византийцами и не пропускают именно византийцев, целого нобилиссима в моем лице.
— Хвьедар, ты клялся в дружбе со мной! — с нотками испуга напоминал о себе Витале Конторини.
— Решай, Палеолог. Уверен, что предательство не будет одобрено главой твоего рода Михаилом, — напирал я на византийца.
— Я не могу… я… жениться… я, — мямлил византиец, а после, так и вообще, расплакался.
Палеолог, предок, вероятного в будущем императора Византии, если история окончательно не свернет в другую сторону, он плакал, как может только женщина. Нет ничего более брезгливого для меня, как слезы мужчины, который опоясан мечом. Слабый характером? Паши землю, работай приказчиком у купца, да много чего можно делать, но нельзя опоясываться мечом.
— С тобой говорю, Витале, просто пропусти нас. Отведите корабли. Я делаю последнее предложение — четыре сотни марок серебром. Так вы сохраните честь и даже больше, сообщите о своей победе, — сказал я, борясь с внутренним протестом. — Я даю вам право заявить о своей победе при этом не жечь мосты, а пробовать договариваться с императором.
— В чем подвох? Все, что я знаю о тебе, говорит, что ты не идешь на попятную. Половцы рассказывали о боях на Холме, где все пылало, замерзало, камни сами летали, боги языческие спускались, чтобы помочь тебе. Так почему ты не атакуешь? — уже присев, с не меньшей брезгливостью посмотрев на своего компаньона, спрашивал меня венецианец.
— Я не хочу и не могу потерять хотя бы корабль, — признался я. — Но я предлагаю тебе взглянуть на то, как буду топить твои корабли.
Я махнул рукой и лодку с бочонком пороха спустили на воду. Два гребца отбуксировали ее подальше от корабля, другая лодка, следовавшая следом, подобрала воинов. Через полторы минуты прогремел взрыв.
— Убирай, Витале Конторини, корабли! — сказал я жестко.
— Уберу! — сказал венецианец, впечатленный представлением.
А я подумал, что уже через два месяца, не позже, нужно подготовить флот и все-таки дать бой венецианцам, или византийцам-бунтовщикам. Но, кроме того, что нужна морская победа, в планах было воссоздать город Ольвию, чтобы была у нас база на выходе из Буга и Днепра. Вот уж не понимаю, почему после того, как город был разрушен гуннами, его не восстановили. Важнейшее же место! Ничего, недоработку исправим.
И эта была одной из причин, почему я не ввязываюсь в сражение. Все ресурсы, что имею, все должно быть употреблено на развитие. И в Ольвию отдельный караван будет готов ровно тогда, как будут разбиты крымские половцы.

Глава 17

* * *
Арон чувствовал себя не то что не в своей тарелке, а будто в некоем мифе, легенде, где рассказывается о славных, не сильно умных воинах. Сын народа Израиля, пусть внешне и предавший свое родство, ценил в людях более остального ум, хитрость. А сила — она, в понимании торговца, ставшего еще и дипломатом, последний аргумент, когда не сработали все остальные.
А вот мужчины, которые сидели напротив него, думали иначе. Они сами восхваляли лишь силу, а все поражения, которые прослеживаются в преданиях народа, связаны с тем, что героя обдурили, или боги отвернулись. Герой всегда молодец, а вот те, кто обманул его, те плохие.
И теперь Арон говорит, а они не верят. Он убеждает, а они убеждаться не хотят.
Прибыв на земли бодричей еще три недели назад, Арон никак не мог встретится со славянскими вождями. Наиболее сильные и знатные из них, Ратибор, Яромир и Никлот, были заняты как раз войной, которая началась еще до прихода Арона. Так что приходилось ждать и несколько терпеть неудобства. И то, Ратибор не смог прибыть на переговоры.
Полоцко-братскую миссию не впускали на славянские городища, или города… Что-то среднее между этими понятиями видел Арон и представитель Полоцкого княжества Вячеслав Святославович. Именно он, представитель полоцкой княжеской ветви представлял интересы не столько Полоцка, сколько всей Руси, так как лидерство Изяслава Киевского «Рогволодовыми внуками», или Изявлавовичами, так называлась полоцкая династия признано и клятвы произнесены.
Ожидание переговоров потребовало серьезных трат, прежде всего денег Братства. Бодричи задирали цены на продукты до безумия. За три недели ожидания Арону пришлось, чуть ли не со слезами на глазах, выделить двести семь полноценных серебряных гривен и не только для того, чтобы прокормить все три сотни человек, состоящих в миссии, а лишь на мелкие расходы, коня подковать, или досок прикупить. Продукты старались экономить и употреблять свои, иначе и серебра не хватит.
Славяне-бодричи оказались менее гостеприимны, чем даже балтские племена ливов и латгалов, через чьи земли Арону пришлось пройти. Торговец был уверен, что без двух с половиной сотен ратников, русскую миссию убили бы и разграбили еще при входе в земли вождя бодричей Никлота. Чужаков тут неохотно принимали
— Ну, все, хватит молчать. Я дозволяю тебе говорить, русич… Или ты не русич, но говорящий за них, — пробасил почти что полностью седовласый, с широченными плечами и грозным взглядом из-под нахмуренных бровей, вождь бодричей Никлот.
— Говори, Арон, я уже понял, чего ты хочешь, нужно, чтобы Никлот это осознал, — сказал Яромир, вождь руян.
— Это ты меня так слабоумным назвал, червь морской? — взбеленился Никлот и выхватил свою секиру.

Арон в отчаянии качал головой. Уже третья ссора между вождями. И не понять чего тут больше: реальной или наигранной. Торговец понимал, что воевода Владислав Богоярович несколько ошибся со своими выводами. Эти люди пока просто не понимают, какая опасность над ними нависла. И дело даже не столько в вероисповедании, разница в нем лишь позволяет оправдывать истинные цели. Датчане, саксонцы, другие германцы — все они стремятся заполучить более лучшие экономические выгоды.
Датчанам, к примеру, руяне, как кость в горле, не нужны они и германским торговым городам, которые уже готовы более тесно организовываться в торговый союз. Но руяне — это очень даже умелые и смелые корабелы, они не уступают ни в технологиях кораблестроения, ни в выучке и решительности в бою. Руянское пиратство — это бич Балтийского моря, многими все еще зовущееся Варяжским. Вот если убрать руян, взять их корабли, освоить их базы, так и Дания станет еще сильнее.
А для саксонского пфальцграфа важнее были земли, как, впрочем, и для остальных игроков. Это для церкви более нужнее новая паства, новые доходы, расширение влияния.
По сути, набирающая обороты война — это за то, чтобы контролировать Балтику и иметь возможность двигаться дальше, уже на земли балтов и восточных славян. Не закончится столетие, как авантюрист, называвшийся епископом Альбертом, создаст миссию в устье Двины, а уже в первый год следующего столетия на этом месте, как бы вдруг, появится мощнейшая крепость Рига.
Так придут крестоносцы, которые после сильно много крови попьют из Руси, и без того ослабленной усобицами.
Арон выждал минут десять, пока два драчливых воина не потолкаются, оскорбят друг друга и не обнимутся, вновь присаживаясь за стол. Такая вот у них манера общения, не понятная для торговца.
— Продолжай! — потребовал Никлот.
— Я представляю христианское православное Братство Андрея Первозванного, — начал было Арон, но его перебили.
— Если такие задохлики представляют рыцарский Орден, то какие же там рыцари? — сказал Никлот и все присутствующие рассмеялись.
В большом шатре, где Арон принимал вождей, находилось двенадцать гостей, сам торговец-дипломат, князь Вячеслав Святославович и двенадцать братьев, возглавляемых сотником Лисом, зятем Арона. Торговец инструктировал мужа своей дочери, чтобы он ни к коем случае не вмешивался в переговоры, но прозвучало оскорбление в сторону Братства. Такое смолчать было нельзя. Просто закончатся переговоры и суровые славянские воины с насмешками покинут шатер и потребуют убираться вон.
— Ты ли вождь, или кто иной, хочет спытать силу воинов нашего братства? — спросил Лис.
Сотник посмотрел на своего тестя, но тот только с огорчением вздохнул. Арон понял, что без того, чтобы побряцать оружием, не обойдется. Перед ним те мужи, которые не ценят переговоры, но уважают силу. И хорошо, что такой поворот был предусмотрен.
— А ты ли можешь встать против моего воина? — с усмешкой спросил Никлот.
— Могу я, может и мой воин, — спокойно отвечал Лис.
Никлот задумался, посмотрел на вождя племени руян, Яромир, более пристально посмотрел на Лиса.
Дело в том, что Никлот только что вернулся с богатейшей добычей, бодричам удалось взять приступом город Любек и эта победа вселила в головы славян веру, что их боги намного сильнее какого-то там распятого бога. И теперь, если проиграть даже в поединке христианину, то может несколько подорваться идеологическая основа безоговорочного превосходства язычества над христианством.
— Лютобор! — выкрикнул Никлот.
Его зов дублировали снаружи шатра и только через минут десять пришел тот самый Лютобор. И это не был гигант, пусть мужик и обладал ростом выше среднего, но весь вид поджарого, тренированного, с решительным злым взглядом, воина, говорил, что прибыл сильный ратник.
— Справишься? — спросил Лис Первака.
Опытнейший инок-брат Братства, а до того монах-воин, оценил противника и не сразу ответил. Первак видел, что не с грубой силой ему предстоит столкнуться, а с воином, для которого совершенствование мастерства владения мечом — это вся жизнь. Первак, взятый в посольство именно для вот таких случаев, как один из лучших воинов-поединщиков Братства, почуял собрата, единомышленника, фаната холодного оружия.
Что-то спрашивал у своего бойца и Никлот, но Первак с Лютобором сцепились оценивающими взглядами и больше не обращали внимание на внешние раздражители. Воины вышли из шатра и моментально образовался круг, в центре которого расположились два бойца, готовые к схватке.
Началась магия. Два воина, не уступающие друг другу двигались резко, каждое движение выверено, ничего лишнего, они так и продолжали смотреть друг другу в глаза, будто не обращая внимание, как звенят из мечи. Пока оба бойца проводили поочередно атаки, прощупывая противника.
В это время все вокруг кричали, что-то там советовали, если перед началом схватки слышались возгласы в сторону Братства, что они и не воины вовсе, то теперь таких криков не было. До всех дошло то, что христиане выставили очень сильного бойца, а еще, что языческие боги не такие всемогущие, если русич отбил уже три атаки бодрича и мало того, так переходит в наступление.
Первак приучал своего соперника в определенной последовательности движения, постепенно чуточку приподнимая вверх направление атак. Теперь сталь звенела уже над головами поединщиков. Русич видел, что его противник ждет, когда из стандартного поведения, Первак станет действовать не шаблонно. Лютобор не хотел усыплять свою бдительность.
Схватка длилась уже более двух минут, а это для таких поединков очень долго. И вот Первак, намерено совершив небольшую ошибку, позволил противнику захватить инициативу. Лютобор наступал, совершал удары, которые Первак не все парировал, русич отступал, ожидая удобного момента. Какой бы противник не был профессионалом, чуточку, но он провалится в одном из своих выпадов.
Так и произошло, стремясь сократить дистанцию, бодрич подался телом вперед, совершая не глубокий, но выпад.

...

 Читать  дальше   ...    

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

Источники : 

Слушать - https://q1.afantastic.org/16523-valeriy-gurov-griden-4-vzlet.html

https://author.today/work/395478

https://open-lib.ru/popadantsy/griden-4-vzlet/

https://mybook.ru/author/denis-staryj/griden-4-vzlet/read/

https://bookask.ru/priklyucheniya/griden-4-vzlet/

https://rbook.club/book/56952819/

https://fanfics.me/ftf_serie40681

https://knigia.info/roman/2879-griden-4-vzlet.html

https://free.chitaem-knigi.online/books/griden-4-vzlet

***

***

***

***

=== 

***

***

***

***

***