Я, ты, он, она
Все – заразная семья.
Одеваем маски,
Избегаем ласки.
---
Зреют злые гепатиты,
Коль прилипнут – будем биты.
А на коже, знай о том,
Точек много, с лишаём.
Они могут разрастаться,
А здоровье – осложняться!
Коль у друга есть лишай,
Друга лучше избегай…
Персональная палатка:
- Вот решенье и отрадка.
С нею в горы смело лезь
Ты, турист, прикинь и взвесь.
И в лодочке двухместной,
С лишаём не место.
---
К парикмахеру – нельзя!
Там – микробная стезя.
Дезинфекции там – ноль.
Заразишься – будет боль.
Персональный инструмент,
Дома… даст ангажемент.
Сам себе ты волос правь,
И здоровью будет явь.
----
Несть числа инфекциям!
Провели инспекцию…
Вредных палочек кишечных
Ряд почтенный, бесконечный…
Ох...есть болезни от Венеры...
Мило, злобно, треплют нервы.
Без любви весьма, натужно,
Но здоровье важно, нужно.
Телом к телу ты не жмись
И закона… ты, дождись…
Справка, впрочем, учрежденья,
Может снять и напряженье.
И закон… не пострадает,
Если тайна… всё скрывает.
---
Докторам болезни,
Впрочем, и полезны…
Есть нам денежный доход…
Но не в этом дело, вот!
---
И скажу, но это лично,
Жить – вообще,…проблематично.
---
Вирус, злой и проклятущий,
Наседает, очень злющий.
Друг от дружки – метра два,
Ты держись – пойдут дела.
Со здоровьем нужно жить,
В интернете - там дружить.
А контактики с телами
Пахнут грязными делами.
Руки жать и обниматься,
Лишь на вирус натыкаться.
Жить стерильно нужно,
Вместе нам, и дружно.
---
---
Нет важней здоровья!
- Вам для послесловья.
---
И ещё добавлю:
- Я войну не славлю,
Там контакты тоже,
Вирус кажет рожи.
Три странника, у каждого дорога,
Своя, ведёт в Небытие…
Они присели вместе у порога,
Избушки древней, что была в селе…
Совместный путь им радужным казался,
Котомки на плечо, и дальше, через лес.
А маятник безжалостно качался.
И молодости жар, пропал, как дым исчез…
Три старика, в пути, свирепый воздух,
Мнёт души, ломит кости в теле.
Шипит вопрос – «Кто овцы, кто пастух?»
Известны дедушки друг другу на пределе.
Изучены изъяны тел и душ.
Поднадоели старички ворчанием изрядно,
Но взялся, коль идти – молчи и дюж!
Да выглядеть, всё ж, надобно, парадно…
Пусть лысина, морщины, предательство зубов…
А путь совместный, это радость, как бы…
Согреться надобно, под ветром, у костров.
Но огонёчек слаб…, он гаснет у тропы.
Ругнули страннички друг дружку
Помучились… Костёрчик развели.
И котелок подвесили за дужку.
Под небом хмурым, на краю земли.
Общались дедушки… болтая о своём.
Соседа речи смутно понимая.
Гнал листья ветер, недовольство в нём.
«А было в юности…» - вздыхали, вспоминая.
«А нынче что…». Да вот и поругались.
Вновь прокрутилось мерзкое кино…
И тут… Хозяева краёв тех взялись,
Рекли – «Костёр развесть – запрещено!»
Жил-был Король,
На шахматной доске.
Познал потери боль,
В ударах по судьбе…
*** *** Трудно живётся одинокому белому королю, особенно если ты изношенный пенсионер 63 лет, тем более, если именуют тебя Белая Ворона.
Дружба – это хорошо. Но с кем дружить? Дружить можно только с королём, и только с чёрным. С его свитой дружбы нет. Общение белых королей на реальной доске жизни невозможно – нонсенс, сюрреализм.
Чёрный Король Коля звонил ему иногда, и они отправлялись на Природу, бродили в лесах и полях, на берегах рек и морей, разводили костры. Если вдвоём, ... Читать дальше »
***
***
***
***
***
***
***
ПОДЕЛИТЬСЯ
***
***
*** Источник : https://ok.ru/dk?cmd=PopLayerNewPhotoWrapper&st.layer.cmd=PopLayerNewPhotoOuter&st.layer.plc=photoAlbum&st.layer.photoId=904158999676&st.layer.src.p.userId=115858443388&st.layer.type=FRIEND&st.layer.src.type=USER_ALBUM&st.cmd=friendPersonalPhotos&st.friendId=115858443388&st._aid=UserPersonalPhotos_Photos_OverPhoto
К картинеЛеонидаБаранова У пруда.
***
***
Промчались годы, ну и пусть
Не омрачит нас злая грусть.
Рука в руке – мы у воды…
Кто? Старцы? Нет! Мы молоды!
Есть отраженье, мы живём
Душа с душою, песнь поём.
Морщин-седин ведь просто нет!
…Звучит для Вечности сонет…
05.10.2021 (Фото найдено в интернете...)
Куда только не занесет нас, друзья мои, Муза Дальних Странствий. Казалось бы, всё мы знаем уже про старушку Землю, всё читали, смотрели по телевизору. Ан нет! Так и норов ... Читать дальше »
*** ...Сфотографировав необходимое в книге, он её закрыл, и протянул ей.
Она поместила свою драгоценность в сумку, где лежали какие-то свеже-зелёные листики для кролика, которого ей подарили за услугу, оказанную людям. Эта пара, что встретилась ей у вокзала – Маша и Саша, потеряла некие документы. Она сумела их найти, и вручить удручённым владельцам. Те не знали, как благодарить, и, в конце концов, преподнесли маленького крольчонка. Она не смогла отказаться от подарка.
Мысли о кролике усилили её добродушное настроение, она ласково, тоном светской дамы спросила:
- Как твои шахматы? Победил? Чем ещё занимался?
Он ответил, что третье место получил, но последнюю партию проиграл, и настроение его… нехорошее. Он сказал, что занят своим шахматным рейтингом в интернете, что проигрыши и своё несовершенство его раздражают. Но, тем не менее, говорил он, - больше всего ему нравиться быть среди этих волков-шахматистов, где каждый сам за себя. Там, в этом шахматном мире, все жизненные ситуации, все столкновения интересов, разыгрываются на двухцветной доске! А в мире, где те же шахматные партии, происходят на улицах и в домах, среди людей, во всей кровавой неприглядности, грубости и вульгарности, ему совсем не хочется быть. Не хочется участвовать в тех скрытых и явных боях за реальные места под реальным Солнцем.
- Многое у тебя определяется шахматами, ты как ходячая шахматная программа, - сказала она улыбчиво, с оттенком легкой кокетливости тембра голоса.
- Браво! Ты угадала! – воскликнул он.
- И что же? - бодро задала она вопрос.
- Я, действительно, шахматная программа. Даже людям так отрекомендовываюсь.
- Каким людям?
- В Летнем парке Восточного сектора я выгуливал себя и своего коня. Там, на скамейке, внимание привлекла собачка, у ног женщины, довольно пожилой. Собачка смотрела снизу вверх на меня так внимательно, что казалось, будто она смотрит сверху вниз. Я остановился, глядя на собачку. Та заворчала. Женщина сказала, - Защитник. Я добавил, - Охранник. – Мне этот охранник друг, не то, что люди, - сказала хозяйка…. - О, да, сейчас много охранников, куда не пойди, везде они, смотрят внимательно, подозрительно, вопросы задают – куда идёшь, зачем, к кому.… Чувствуешь себя потенциальным преступником. Женщина засмеялась, - Увы! - Вот случай яркий был, - я отвечал, - Хожу я в НЭСК, за электричество платить, и каждый месяц, хожу себе, хожу, и рюкзачишко мелкий на плечах. Однажды, вижу - появился, и сидит у входа охранник, толстый мужичок. Иду себе, он останавливает, - Куда идёте? – За свет платить. – Что в рюкзаке? … … Тут я не утерпел, - Да я хожу сюда, за свет платить, уж тысчу лет, вас вижу здесь впервые, зачем вам мой рюкзак. Меня вы оскорбили. … И дальше я прошел, платить. На следующий месяц гляжу, нет охранника, чисто место. Слава Богу! А ведь они немалых денег стоят, нагрузка предприятию, обуза. Преступник – важная фигура, оправдывает всех силовиков. Мне дама усмехнулась, - Копаете вы глубоко. – Да ладно, - ей я отвечал, - Хотите, сказку расскажу? И рассказал, что Ангелы на небе, службу исполняют у Бога под рукой, но иногда им хочется учиться, Господь их направляет в Школу, для Ангелов, та школа на планетке, на нашей Матушке Земле. Он говорит желающим учиться, что тело будет Ангелу дано, и надобно его беречь, другого там не будет. Коль Ангел к обучению готов, с небес летит, … и, слышим крик младенца – то человек родился. – Да вовсе это и не сказка, - мне дама отвечала, - А правда. Я удивился…
- Когда ж программа шахматная будет, - спросила собеседница на кухне, где на верёвочках, на кафеле стены висели, в беспорядке, фото-пейзажи гор – эхо прошлых лет.
Ещё смотрели, слушали беседу двое – молодожёны с фото, которое почти под самым потолком.
Жених, при галстуке, и с чёрной шевелюрой, невеста, с прелестными лица чертами, вся светлая, в фате, как снег. Смотрели ясно, умно и спокойно, и ждали, что будущее им преподнесёт.
- Всё будет, доберусь и до программы, - ей он отвечал. – Тот разговор, как песня. Про смерть и возвращенье мы говорили, что в чёрную дыру, когда умрёшь – душа летит, там, в мирах иных , блуждает, когда найдётся ею, белая дыра, опять на Землю, в тело , попадает. Конечно, мы вспомнили Пилата, Мастера, а также Иешуа Га-Ноцри, из города Гамалы. … Тут появилась и другая дама, с велосипедиком, подруга той, собачкиной хозяйки. В беседе она тоже, сказала, пару важных слов…. Но, мне на реку хотелось, искупаться,… место я нашёл, от зноя охладился. Вернулся в парк, они ещё сидели. Их имена спросил я, на всякий случай. – Татьяна, - сказала худощавая хозяйка пса, добавила, - «Итак, она звалась Татьяна». Я понял – Пушкин, «Евгений Онегин». Другая дама Валей назвалась, моё спросила имя. Я его сказал, добавив, что имён моих много может быть, Василий, Ваня, Боря, Николай. Сказал, что можно просто, программой шахматной назвать, каким-нибудь SAS-6591. Это я шутил, так надо понимать.
- Вот, значит, твоё имя - SAS-6591. Программа шахматная, компьютерная, с глазами и ушами.
- Вот именно, на биологическом носителе…
- А что же я, программа тоже?
- Обязательно. Но не шахматная, а… разговорно-экономическая, имя твоё… ZNA-1691.
- Рассмешил.
- Смейся.
- Ха, ха, ха.
- Все люди – компьютерная, оцифрованная в двоичной системе программа. Пусть они и близко не видели интернет и компьютер, но, есть в каждом главная, доминирующая программа, например – программа слесаря, или танцора. Вокруг главной вертятся все остальные программки, которыми индивид напичкан весьма изрядно... Призрак тёмной королевы 8. Пробуждение
Источник : https://ok.ru/dk?cmd=PopLayerNewPhotoWrapper&st.layer.cmd=PopLayerNewPhotoOuter&st.layer.plc=photoAlbum&st.layer.src.p.albumId=297930398412&st.layer.photoId=866707834572&st.layer.src.p.userId=228017695692&st.layer.type=FRIEND&st.layer.src.type=USER_ALBUM&st.cmd=friendAlbumPhotos&st.friendId=228017695692&st.albumId=297930398412&st._aid=UserAlbumPhotos_Photos_OverPhoto
За полчаса до бала явился ко мне Грушницкий полном сиянии армейского
пехотного мундира. К третьей пуговице пристегнута была бронзовая цепочка, на
которой висел двойной лорнет; эполеты неимоверной величины были загнуты
кверху в виде крылышек амура; сапоги его скрипели; в левой руке держал он коричневые лайковые перчатки и фуражку, а правою взбивал ежеминутно в мелкие
кудри завитой хохол. Самодовольствие и вместе некоторая неуверенность
изображались на его лице; его праздничная наружность, его гордая походка
заставили бы меня расхохотаться, если б это было согласно с моими намерениями.
Он бросил фуражку с перчатками на стол и начал обтягивать фалды и поправляться перед зеркалом; черный огромный платок, навернутый на высочайший подгалстушник, которого щетина поддерживала его подбородок, высовывался на полвершка из-за воротника; ему показалось мало: он вытащил его кверху до ушей; от этой трудной работы, ибо воротник мундира был очень узок и беспокоен, лицо его налилось кровью.
- Ты, говорят, эти дни ужасно волочился за моей княжной? - сказал он довольно небрежно и не глядя на меня.
- Где нам, дуракам, чай пить! - отвечал я ему, повторяя любимую поговорку одного из самых ловких повес прошлого времени, воспетого некогда Пушкиным.
- Скажи-ка, хорошо на мне сидит мундир?.. Ох, проклятый жид!.. как под
мышками? режет!.. Нет ли у тебя духов?
- Помилуй, чего тебе еще? от тебя и так уж несет розовой помадой...
- Ничего. Дай-ка сюда...
Он налил себе полсклянки за галстук, в носовой платок, на рукава.
- Ты будешь танцевать? - спросил он.
- Не думаю.
- Я боюсь, что мне с княжной придется начинать мазурку, - я не знаю
почти ни одной фигуры...
- А ты звал ее на мазурку?
- Нет еще...
- Смотри, чтоб тебя не предупредили...
- В самом деле? - сказал он, ударив себя по лбу. - Прощай... пойду
дожидаться ее у подъезда. - Он схватил фуражку и побежал.
Через полчаса и я отправился. На улице было темно и пусто; вокруг собрания или трактира, как угодно, теснился народ; окна его светились; звуки полковой музыки доносил ко мне вечерний ветер. Я шел медленно; мне было грустно... Неужели, думал я, мое единственное назначение на земле - разрушать чужие надежды? С тех пор как я живу и действую, судьба как-то всегда приводила меня к развязке чужих драм, как будто без меня никто не мог бы ни умереть, ни прийти в отчаяние! Я был необходимое лицо пятого акта; невольно я разыгрывал жалкую роль палача или предателя. Какую цель имела на это судьба?.. Уж не назначен ли я ею в сочинители мещанских трагедий и семейных романов - или в сотрудники поставщику повестей, например, для "Библиотеки для чтения"?.. Почему знать?.. Мало ли людей, начиная жизнь, думают кончить ее, как Александр Великий или лорд Байрон, а между тем целый век остаются титулярными советниками?..
Войдя в залу, я спрятался в толпе мужчин и начал делать свои
наблюдения. Грушницкий стоял возле княжны и что-то говорил с большим жаром;
она его рассеянно слушала, смотрела по сторонам, приложив веер к губкам; на
лице ее изображалось нетерпение, глаза ее искали кругом кого-то; я тихонько
подошел сзади, чтоб подслушать их разговор.
- Вы меня мучите, княжна! - говорил Грушницкий, - вы ужасно
переменились с тех пор, как я вас не видал...
- Вы также переменились, - отвечала она, бросив на него быстрый взгляд,
в котором он не умел разобрать тайной насмешки.
- Я? я переменился?.. О, никогда! Вы знаете, что это невозможно! Кто
видел вас однажды, тот навеки унесет с собою ваш божественный образ.
- Перестаньте...
- Отчего же вы теперь не хотите слушать того, чему еще недавно, и так
часто, внимали благосклонно?..
- Потому что я не люблю повторений, - отвечала она, смеясь...
- О, я горько ошибся!.. Я думал, безумный, что по крайней мере эти
эполеты дадут мне право надеяться... Нет, лучше бы мне век остаться в этой
презренной солдатской шинели, которой, может быть, я обязан вашим
вниманием...
- В самом деле, вам шинель гораздо более к лицу...
В это время я подошел и поклонился княжне; она немножко покраснела и
быстро проговорила:
- Не правда ли, мсье Печорин, что серая шинель гораздо больше идет к
мсье Грушницкому?..
- Я с вами не согласен, - отвечал я, - в мундире он еще моложавее.
Грушницкий не вынес этого удара; как все мальчики, он имеет претензию
быть стариком; он думает, что на его лице глубокие следы страстей заменяют
отпечаток лет. Он на меня бросил бешеный взгляд, топнул ногою и отошел
прочь.
- А признайтесь, - сказал я княжне, - что хотя он всегда был очень
смешон, но еще недавно он вам казался интересен... в серой шинели?..
Она потупила глаза и не отвечала.
Грушницкий целый вечер преследовал княжну, танцевал или с нею, или
вис-Е-вис; он пожирал ее глазами, вздыхал и надоедал ей мольбами и упреками.
После третьей кадрили она его уж ненавидела.
- Я этого не ожидал от тебя, - сказал он, подойдя ко мне и взяв меня за
руку.
- Чего?
- Ты с нею танцуешь мазурку? - спросил он торжественным голосом. - Она
мне призналась...
- Ну, так что ж? А разве это секрет?
- Разумеется... Я должен был этого ожидать от девчонки... от кокетки...
Уж я отомщу!
- Пеняй на свою шинель или на свои эполеты, а зачем же обвинять ее? Чем
она виновата, что ты ей больше не нравишься?..
- Зачем же подавать надежды?
- Зачем же ты надеялся? Желать и добиваться чего-нибудь - понимаю, а
кто ж надеется?
- Ты выиграл пари - только не совсем, - сказал он, злобно улыбаясь.
Мазурка началась. Грушницкий выбирал одну только княжну, другие
кавалеры поминутно ее выбирали; это явно был заговор против меня; тем лучше:
ей хочется говорить со мной, ей мешают, - ей захочется вдвое более.
Я раза два пожал ее руку; во второй раз она ее выдернула, не говоря ни
слова.
- Я дурно буду спать эту ночь, - сказала она мне, когда мазурка
кончилась.
- Этому виноват Грушницкий.
- О нет! - И лицо ее стало так задумчиво, так грустно, что я дал себе
слово в этот вечер непременно поцеловать ее руку.
Стали разъезжаться. Сажая княжну в карету, я быстро прижал ее маленькую
ручку к губам своим. Было темно, и никто не мог этого видеть.
Я возвратился в залу очень доволен собой.
За большим столом ужинала молодежь, и между ними Грушницкий. Когда я
вошел, все замолчали: видно, говорили обо мне. Многие с прошедшего бала на
меня дуются, особенно драгунский капитан, а теперь, кажется, решительно
составляется против меня враждебная шайка под командой Грушницкого. У него
такой гордый и храбрый вид... Очень рад; я люблю врагов, хотя не
по-христиански. Они меня забавляют, волнуют мне кровь. Быть всегда
настороже, ловить каждый взгляд, значение каждого слова, угадывать
намерения, разрушать заговоры, притворяться обманутым, и вдруг одним толчком
опрокинуть все огромное и многотрудное здание их хитростей и замыслов, - вот
что я называю жизнью.
В продолжение ужина Грушницкий шептался и перемигивался с драгунским
капитаном.
... 
. 
. . ... 
.jpg)
Оригинал взят у в 